Текст книги "Пепел родного очага"

А вот и знакомая палатка. Но Салауди провел их мимо нее, мимо разгорающихся костров, мимо галдящих вооруженных людей куда-то в лес. У Ханкарпаши тревожно забилось сердце. Неужели?.. Он видел, как Асланбек тоже в тревоге стал оглядываться на своих стражников, зыркая глазами по сторонам. Но Салауди со смешком остановил их между двух больших валунов и с кривой улыбкой сказал:

– Вот вам клозет со всеми удобствами: чистый воздух, птички поют, тишина. Даю вам пять минут. Если не успеете, поведу вас к начальству с засраными задницами. А начальство ой как не любит, когда от пленников говном воняет!

Хункарпаша спросил:

– А закурить можно?

– Валяй, травись, – милостиво разрешил Салауди, – все равно тебе недолго жить осталось.

Неизвестно, какой смысл вкладывал их мучитель в эти слова, но Хункарпаша понял, что это тоже маленькая, гаденькая месть за ту стычку на поляне. Он быстро набил табаком трубку, раскурил ее и, сняв штаны, сел рядом с Асланбеком лицом на Восток. Охранники сели поодаль, внимательно наблюдая за кряхтящими пленниками, а Хункарпаша, покуривая трубку, мстительно думал, глядя на них: «Нюхайте, нюхайте чужое дерьмо, вояки хреновы! Видно, только и умеете, что заложников в сортиры водить!»

И снова их повели не туда, куда они думали. Салауди подвел пленников к большому шалашу, сложенному из срубленного молодого кустарника и вынес из него полбуханки хлеба, две банки рыбных консервов, кусок полувысохшего сыра, воды в пластиковой бутылке и молча отошел к своему товарищу. «Ага, – со злорадным торжеством подумал Хункарпаша, – если кормят, значит, не убьют! Во всяком случае – не сегодня. – Поразмыслив, добавил он. – Зачем кормить, тратить на нас еду, если хотят расстрелять?» Хункарпаша посмотрел на напарника по несчастью, который уписывал сыр с хлебом, запивая водой, потом спросил Салауди, показывая на банки:

– Открыть бы чем?

Салауди замешкался. Он вытащил из кармана складной нож и не знал, что с ним делать: если отдать пленникам, то шайтан их знает, что на уме у этих людей, если же самому открывать банки, то это значило унизить себя. Подумав, Салауди бросил нож Хункарпаше.

– На, открывай сам, тут у тебя ни жены, ни нянек нет.

Хункарпаша молча подобрал с земли нож и стал вспарывать банки. Потом также молча сложил его и бросил Салауди. Салауди усмехнулся и отвернулся от пленников, доверив наблюдение за ними своему товарищу, а сам стал наблюдать, как из-за гор выползало солнце.

Поев и выбросив банки в кусты, пленники встали с травы. Асланбек сыто улыбался, пожевывая ртом, а Хункарпаша вытащил изо рта вставную верхнюю челюсть и стал промывать ее под струей воды. Подняв голову, невдалеке он увидел человека в камуфляжной форме, с зеленой повязкой на лбу, подпоясанного ремнем, с пистолетом на боку и от неожиданности вздрогнул. Он узнал это узкое длинное лицо с черной бородой и изуродованным левым глазом. Это был его старый знакомый, Кривой, которого он однажды подвозил из Махачкалы до окрестностей Кизилюрта.

6

Разбудил всех ранний телефонный звонок. Первым к аппарату подошел Казбек, поднял трубку, спросил:

– Да?

– Привет, брат, – ответил бас Гусейн-Али. – Ну, что там случилось с отцом?

– Ты откуда знаешь?

– Ко мне Азамат приезжал, сказал, что отец пропал. Что скажешь?

Казбек коротко объяснил, в чем дело. Гусейн-Али после долгого молчания спросил:

– Что делать будешь?

Казбек сказал, что ждет машину и Азамата, поедут искать.

– Хочешь, я сейчас всю дагестанскую милицию подключу! Если надо, то и войска. Если надо, целую военную операцию проведем! – как всегда, глобально мыслил брат-начальник.

– Вот этого не надо, Гусейн-Али, – умолял Казбек. – С твоими размахами мы весь Кавказ взбудоражим, люди подумают, что началась война с Америкой. Кроме того, мы спугнем тех, кто, может быть, украл отца.

– Ты думаешь, его украли, да?! – заорал Гусейн-Али.

– Я же сказал «может быть»! – во спасение солгал брат. – А может быть, ему просто плохо стало, и он лежит где-нибудь… Хорошо, что с ним Асланбек, – прервал Казбек Гусейн-Али, когда тот стал предлагать подключить к поиску отца Министерство внутренних дел России. – Ну, все, нам пора ехать, машина пришла.

– Если что, ты обязательно звони! – успел крикнуть в трубку Гусейн-Али.

– Хорошо, хорошо, обязательно…

Услышав сигнал машины, к Казбеку подошла мать с узлом в руке.

– Вот, возьмите на дорогу, день длинный. Тут и отцу хватит.

Надия приложила подол фартука к глазам. Казбек, приобняв ее, ответил:

– Хорошо, мама. Ты не беспокойся, мы обязательно найдем отца.

Казбек пошел к выходу и прямо в дверном проеме увидел сына, который загораживал выход и исподлобья смотрел на отца, упрямо сжав губы. Отец остановился перед ним, покачал головой.

– Ладно, собирайся и ты. Только…

– Нет, папа, вы не беспокойтесь, я буду делать все, что вы скажете! – горячо закричал Ахмеднаби, обуваясь и накидывая на плечи куртку. – Я не подведу, папа, вот увидите!

Уже в предгорьях их ждал сюрприз: у въезда в ущелье путь им преградил передвижной блок-пост из двух машин, в которых сидело с десяток военных, и боевая машина пехоты. Еще издали завидев приближающуюся машину, на дорогу вышли двое вооруженных солдат и офицер, который поднял руку, требуя остановиться.

– Кажется, влипли, Казбек, – проворчал шофер, тормозя.

– Это точно, – отозвался Азамат. – Как говориться, готовь документы. Да еще оружие при нас. Шайтан бы их побрал, откуда они тут появились!

Они увидели, как солдаты направили на них стволы автоматов и взяли машину «в клещи». Казбек вышел из машины, подошел к офицеру, который оказался совсем молоденьким лейтенантом.

– Салям алейкум, – поприветствовал Казбек. – Какие проблемы, командир?

– Здравствуйте. У меня проблем нет, – неожиданным баском, так не подходившим к его мальчишеской внешности, ответил лейтенант. – Но они могут быть у вас. Куда направляемся?

– В горы, на охоту, – коротко ответил Казбек.

– На кого охотимся? – с подтекстом спросил офицер-губошлёп.

– А что попадется.

– Та-а-ак, – протянул лейтенант. – Документы на оружие, паспорта имеются?

– Обижаете, начальник, – ответил Казбек. – Мы знаем, что творится сейчас в горах, и порядки соблюдаем.

– Скажите, чтобы все вышли из машины и предъявили документы.

Ахмеднаби, Азамат и шофер по знаку Казбека вышли из машины и направились к офицеру. Тот долго рассматривал документы, разрешение на оружие, потом стал разглядывать каждого, и Казбек понял, что тот смотрит на их лица. Ваххабиты, которые бежали с гор под натиском федеральных войск, сбривали свои бороды и убегали в нижние селения, чтобы укрыться от преследования властей. После сбривания вся нижняя часть лица у них оставалась белой, по этим приметам федералы и определяли укрывающихся от правосудия приверженцев нового течения радикального ислама. Открыв удостоверение начальника егерской службы района, офицер улыбнулся и спросил:

– А ты Махмуда Магометова знаешь?

Казбек покачал головой, поцокал языком.

– Зачем ловишь, начальник? Нет у нас такого. Вот Азамат, Асланбек есть, а никакого Махмуда Магометова нет.

Офицер рассмеялся, вернул документы, крикнул солдатам:

– Пропустите их! – Потом повернулся снова к Казбеку. – Ладно, езжайте. Если подстрелите молодую козочку, поделитесь с подневольными людьми.

– Как повезет, начальник, – ответил Казбек, усаживаясь вместе со всеми в уазик. – Счастливой службы!

– Вы осторожнее там! – крикнул вслед лейтенант. – Сейчас по горам шляются бандиты, подстрелить или украсть могут! Если заметите кого подозрительного, сообщите нам!

Казбек вместо ответа помахал рукой и захлопнул дверцу.

Вот и место, до которого они дошли накануне, именно здесь терялись следы отца и Асланбека. Но ведь человек не иголка и не птица, чтобы улетать в неизвестном направлении, не оставив никакого следа. Замаскировав машину ветками от недоброго воровского глаза, егеря, шофер и Ахмеднаби двинулись по склону вверх, разделившись на две группы. Казбек с сыном пошли правее, чтобы обследовать козью тропу, вьющуюся по каменистому склону и петляющую из стороны в сторону. Через полчаса они поняли, что человек вряд ли стал бы подниматься на такую высоту – зачем, если есть гораздо более легкие и удобные тропы.

Спускаясь вниз, Казбек глядел в ту сторону, где начиналась Чечня, и в какое-то мгновение ему показалось, что на склоне далекой горы произошло какое-то еле заметное, даже для его острого охотничьего взгляда, движение. Он предложил:

– Давай отдохнем, сынок.

Ахмеднаби послушно сел на камень, а Казбек снял винтовку с шеи и, приладив ее в седло между двух камней, стал регулировать прицел. Сквозь мощную оптику он обшаривал взглядом каждый изгиб горы, каждую трещину, каждую проплешину, не заросшую кустарником, но ничего так и не заметил – склоны были дики и безлюдны. «Видно, показалось», – подумал Казбек, и в этот момент увидел, как две точки оторвались от поросшей мхом темно-зеленой скалы и двинулись вниз. Егерь напряг все свое зрение, чтобы разглядеть, кто это был, и, скорее, по движениям, чем по очертаниям понял, что это были люди. Они двигались вниз, к блестевшему на солнце ручью и что-то несли между собой. Оптика не позволяла рассмотреть детали, но Казбек уже не сомневался, что это были люди и они шли к ручью, стекающему с верховьев в долину, чтобы набрать воды. Это могли быть только боевики, ведь не пойдет же местный житель набирать воду в безлюдной местности.

Казбек быстро встал, повесил винтовку на шею и сказал Ахмеднаби:

– Пойдем, сынок, кажется, здесь никого нет.

– Может, мы не здесь ищем, – недовольно сказал Ахмеднаби и стал спускаться вслед за отцом.

– Здесь-не здесь, – передразнил его недовольный отец. – Много ты понимаешь! Где надо, там и ищем.

Когда они вернулись к машине, шофер с Азаматом их уже ждали. Казбек отозвал в сторону егеря и тихо сказал:

– Кажется, я нашел их. Но к ним просто так не подойдешь, они, видно, сидят на перевале или за перевалом, а оттуда во все стороны – как на ладони. Сразу видно – грамотные, место с толком выбрали. Ахмеднаби брать опасно, мало ли что… Ты со мной пойдешь?

– Обижаешь, командир. Надо, значит надо.

– Хорошо. Только надо как-то сплавить отсюда моего недоросля, да и шоферу тут нечего делать. Сделаешь?

– Хе, – усмехнулся Азамат и кивнул на Ахмеднаби, – разве он меня послушает. Он такой же упрямый, как и ты.

– Эх, зря я его взял! – Казбек хлопнул ладонью об ладонь. – Теперь его точно отсюда не спровадишь. Что бы придумать.

– А чего тут думать, командир, – усмехнулся Азамат, – скажи, что мы сходим на разведку и вернемся. А если нас часа через три не будет, то пусть уезжают домой и ждут там. Водилу я предупрежу.

– Хорошо. Только скажи ты сам, а то мне он не поверит.

– Есть, командир.

– А в тебе так и осталась военная закваска, Азамат!

– Куда же ее денешь, я все-таки двадцать лет горбатил на Министерство обороны. Сам, наверно, знаешь: если с горбатым поведешься – сам горбатым станешь. Ну, ты жди.

Казбек краем глаза наблюдал, как Азамат с улыбкой что-то говорил шоферу и Ахмеднаби, а когда те уселись в тени и стали выкладывать съестные припасы, облегченно вздохнул: одной обузой будет меньше. Конечно, родное дитя – не обуза, своя ноша, как говорится, вниз не тянет, но все-таки намного легче, когда тебя не отягощает забота о своем ближнем.

– Ну что, пошли? – спросил он Азамата.

– А мы что, собрались тут сидеть, командир? – ответил егерь и первым двинулся в сторону Чечни.

7

Кривой словно почувствовал взгляд Хункарпаши и медленно повернулся в его сторону. Он долго смотрел на боевиков и на двух пленных и вдруг улыбнулся. Хункарпаша понял, что тот тоже узнал его и выругался про себя: «Шайтан! Тебя мне только не хватало. И откуда ты здесь появился!»

А Кривой уже подходил к ним, щеря свой рот с ровными гребенками острых и длинных зубов.

– А-а-а, старый знакомый! Какими судьбами? Я рад встрече с дорогим гостем! – приветствовал он Хункарпашу. Но, не увидев в глазах старика энтузиазма и огонька радости, участливо спросил: – Или не рады? Зря!

Хункарпаша при виде Кривого осмелел, поняв, что тот здесь не просто рядовой боец:

– И это вы называете гостеприимством? – Он показал на охранников. – С каких пор на Кавказе пленников стали называть гостями? А где же угощение, где стол, где барашек, где вино, а?!

Кривой засмеялся и подошел вплотную к Хункарпаше. При этом его единственный глаз весело блестел, а розовые губы напоминали два облетевших лепестка розы.

– Вы не обижайтесь, аксакал, сейчас такое время. А стол… Стол обязательно будет, и барашек будет, и вино. Только немного надо подождать.

Асланбек ошарашенно смотрел на Хункарпашу и Кривого, ничего не понимая, открыв рот, отчего он был похож на только что оперившегося птенца, который просит пищу. Показав на него, Кривой спросил:

– А это кто?

– Это друг моего сына, – ответил Хункарпаша. – Мы с ним вместе охотились. Ты лучше скажи, святой человек, зачем нас здесь держат, что от нас надо? Мы простые люди и не вмешиваемся ни в какую политику. Нам все равно, какие орлы над нами летают, лишь бы не было крови и слез, и всегда был покой.

Кривой сделал незаметный знак пальцами Салауди, и тот приотстал, приобнял старика и повел его в сторону.

– А вот тут вы не правы, аксакал. Когда орлы дерутся за свое гнездо, разве они обходятся без крови, разве у них не трепещут сердца в груди и не брызжет из глаз ненависть? Что поделаешь, уж так устроен этот несовершенный мир. Не мы его создали, не нам его и менять. На то есть только воля одного Всевышнего. Разве не так?

– Может быть, и так, – ответил Хункарпаша. – Но зачем орлу драться за чужое гнездо, когда он может построить свое? Разве мало на земле гор. Их так много, что каждый мог бы найти свое место и не мешать другим.

– Но тогда остановилась бы жизнь! – воскликнул Кривой.

– Почему, почему?! – горячо спросил Хункарпаша. – Я этого не понимаю.

– Вы, мудрый человек, проживший трудную и длинную жизнь, – и не понимаете? – недоумевал Кривой. – Я этому не верю! Конечно, в старости уже и кровь не греет, и ноги не бегут, и глаза не видят. Но разве вы забыли молодость, войну, любовь? Ведь вы, наверное, воевали? – спросил Кривой, присаживаясь на поваленное дерево и приглашая старика сесть рядом.

– Я закурю, – сказал Хункарпаша, сев рядом и прислонив палку. Он долго набивал трубку, потом прикуривал, испортив несколько спичек. Потом погремел коробком в руке, с сожалением произнеся:

– Эх, жалко спички кончаются.

– Спички? – удивился Кривой. – Мы дадим вам зажигалку, если надо, десять дадим.

Хункарпаша усмехнулся.

– Я думал, что вы все знаете, на все у вас есть ответ, а самого простого не усекли, как говорит мой внук. Трубку нельзя разжечь зажигалкой: или все пальцы обожжешь, или она взорвется. Для этого лучше всего подходит только спичка или лучинка.

Но Кривой не смутился.

– Я действительно этого не знал, потому что не курю. Так вы воевали? – напомнил он свой последний вопрос.

– Пришлось, – просто ответил Хункарпаша.

– Почему «пришлось»? Ведь это была необходимость, потому что враг напал на вас и вашу землю. Если бы никто не защищался, то погибли бы ваши родственники, ваши друзья, да и вы сами, – вещал Кривой. – Вам тоже пришлось проливать кровь врага, хоть вы этого и не хотели. А если вы встречали врага, то вы его убивали, потому что он мог бы убить вас, в схватке вы готовы были перегрызть ему глотку, иначе он перегрыз бы глотку вам. Разве это не так?

– Да, конечно, – легко согласился старик, попыхивая дымком. – Но ведь то был враг. А разве народы Дагестана вам враги? Разве они не принимали у себя семьи чеченцев, когда они убегали от федералов? Разве не помогали всем, чем могли? Почему же вы идете на нашу землю? Разве вам своей мало?

– И опять ты не понимаешь, старик, – с яростью ответил Кривой, не замечая, как перешел от уважительного и почитаемого на Кавказе «вы» к непочтительному «ты». – Мы идем не против дагестанцев, не против лакцев и аварцев, мы хотим очистить священную землю от иноверцев и их жополизов. Разве не с русскими почти четыреста лет воевали наши предки и великий Шамиль, разве не русские испоганили нашу старую веру и наши обычаи, разве не русские разделили наши народы, как шакалы делят свою добычу?! Разве это не так, старик? Разве не русские сгоняли со своих исконных земель народы Кавказа? Зачем же ты их защищаешь, старик?

– Мне мало дела до того, что было до моего рождения, – отвечал осторожно Хункарпаша. – Мне понятно одно, что на крови других людей своего счастья не построить. Аллах вам судья.

После долгого раздумья Кривой почему-то потрогал свой мертвый глаз, поправил на голове шапочку и сказал:

– Когда Аллах приказал Ибрахиму принести в жертву своего сына, он тоже не понимал, зачем это нужно. А сын Исмаил ответил: «Отец, делай, что тебе приказано Всевышним». Сын не испугался смерти, он знал, что ему Богом ниспослан вечный рай на небесах. Видно, с тех пор отцы не понимают своих сыновей. Но скажи, старик, разве мы не можем жить так, как хотим: по своей вере, по своим обычаям, без подсказки и управления неверных? – И сам же ответил: – Можем. Разве мы настолько глупы, что сами не сможем прокормить свои семьи? Почему русские распоряжаются нами и нашей землей, как захотят? Вот для того мы, верные сыны Ислама, и хотим создать единое государство, от Каспия до Черного моря. Это будет единый халифат, где все наши единоверцы будут жить одной семьей по законам шариата, а не по придуманным неверными правилам и законам. И если мы это сделаем, к нам присоединяться и башкиры, и татары, и казахи, и вся Средняя Азия. А потом и весь мир!

Хункарпаша смотрел на фанатичное лицо Кривого, единственный глаз которого излучал столько веры и божественного огня, что их хватило бы на тысячи других людей, что тут же усомнился, а здоров ли этот человек. Он понимал, что возражать и выкладывать свою правду ему бесполезно, и решил потихоньку увести разговор в сторону, примирительно сказав:

– Может, ты и прав: старики не могут видеть того, что видят молодые, потому что у них не так зорок и остер глаз. И все же скажи, зачем же вам понадобился такой старик, как я?

Кривой остывал после разговора, но его лицо еще было облито бледностью, а глаза горели, как у волка, завидевшего свою жертву. Наконец он справился с собой, и кривая ухмылка улиткой наползла на его губы, спрятанные между бородой и усами.

– Вот это другое дело, старик, – все еще с рыком сказал он, и Хункарпаша понял, что не хотел бы попасть в зубы этого бешенного борза. – Сейчас пойдем, поговорим, у нас с тобой есть общее дело. Давай, вставай, старик, хоть ты и хром на ногу, но голова у тебя светлая, как у младенца. Пойдем, пойдем, старик, нас не надо бояться, мы не звери какие-нибудь.

– А где Асланбек? – спросил Хункарпаша, тяжело вставая.

– Не бойся, старик, с ним ничего плохого не случится, – ответил Кривой, шагая впереди пленника, словно показывая этим, что он ему полностью доверяет и не боится подставить спину. – С ним тоже говорят о наших общих делах.

Кривой уже собрался уходить, снова сделав незаметный знак шагавшему неподалеку Салауди, когда Хункарпаша неожиданно спросил:

– А как ты воюешь с одним глазом?

– Левый глаз, старик, для войны не нужен, – жестко ответил Кривой. – Для того, чтобы убить врага, достаточно одного глаза. С одним глазом даже удобнее – другой закрывать не надо.

Кривой свернул в сторону от лагеря и пошел вниз. Хункарпаша пошел за ним и скоро увидел совсем другой мир. У роскошной теплой палатки, которая стояла под развесистыми ветвями векового дуба, расшитой красно-белыми и черно-зелеными узорами, похожей на средневековой шатер какого-нибудь великого хана, стояли несколько иностранных автомашин, вокруг них расхаживали с десяток охранников-часовых и стояла полевая кухня армейского образца. Недалеко от шатра сидели несколько человек в гражданской яркой одежде и что-то бросали в рот из разноцветных целлофановых упаковок. Около них аккуратно была сложена куча мешков, мягких сумок и свертков. Лишь подойдя поближе и услышав незнакомую речь, Хункарпаша понял, что это были белые иностранцы из Европы или Америки. Они говорили громко, со смехом и прибаутками, никого не стесняясь и ни на кого не обращая внимания. Казалось, они не заметили, как мимо них прошли Хункарпаша и Кривой, который услужливо распахнул перед стариком полог и подтолкнул его внутрь.

Здесь, в ярком дневном свете, проникающем из трех больших окон, он увидел те же атрибуты власти – зелено-красно-белое знамя Ичкерии, скрещенные сабли на дорогих коврах, по бокам от них стояло четверо вооруженных до зубов рослых автоматчиков. Правда, здесь же висели большие вышитые портреты генерала Дудаева и великого имама Шамиля. За столом сидело двое бородачей, которые уписывали большой арбуз, а корки бросали прямо на ковер, устилающий земляной пол. За их трапезой следил мальчишка лет четырнадцати, он молодым коршуном бросался на корки, тут же подбирал их и складывал в ведро.

Хункарпаша сразу узнал известных террористов, лица которых часто мелькали на всех телевизионных экранах планеты. Сейчас их руки и лица были багрово-красными от арбузного сока, словно они умывались кровью тысяч своих жертв, невинно им убиенных. Они, как и иностранцы, будто не видели ни вошедших в палатку, ни своих телохранителей, ни мальчишку, похожего на голодную собачонку, они просто наслаждались, употребляя сладкую пищу.

Вот, наконец, они закончили трапезу, мальчишка тут же подскочил к ним с полотенцем и тазиком с водой. Они степенно сполоснули и вытерли руки и только сейчас соизволили обратить свое внимание на гостей. Один из них, невысокого роста, коренастый и вальяжный, обратился на чисто русском языке к Кривому без какого-либо обращения:

– Ну, кого привел?

– Вот, нового проводника. – Кривой подтолкнул Хункарпашу поближе к столу, за которым сидели руководители боевиков.

– А где же старый проводник? – спросил второй.

– Он хотел сбежать…

– И?

– Мы не смогли его остановить.

Командир спросил Хункарпашу:

– Старик, ты хорошо знаешь эти места?

– Конечно, ведь я здесь родился, здесь и состарился.

– Это хорошо, ты ценный для нас человек! А где живут твои родственники, где ты сам живешь?

Тут Хункарпаша почувствовал, что в вопросе таится какой-то подвох, и соврал:

– У меня много родственников, везде живут: и в Кизляре, и в Буйнакске, и Дербенте. Сам я со своей старухой живу в Махачкале.

– Это хорошо, старик, что у тебя много родственников. Без родственников в старости тяжело живется. А в картах ты разбираешься?

– Ну, человек я мирный, частенько смотрю атлас, когда кроссворды разгадываю, – ответил Хункарпаша, поняв вдруг, что его загоняют в ловушку. Он только сейчас вспомнил об Асланбеке, которого могли спросить и об их месте жительства и обо всем другом. И если обнаружится, что он соврал, то Аллах знает, что ему за это будет.

А террорист уже раскладывал на столе карту и спрашивал:

– А на этой карте показать можешь?

– Попробую, – ответил Хункарпаша и подошел к столу, на котором была развернута карта-километровка. – Что вас интересует?

– Нам надо знать, как незаметно подойти к Кизил-юрту и Хасавюрту, конечно, помимо дорог?

У старика чуть не сорвалось с языка «Зачем?», но он вовремя сдержался и ответил:

– Таких дорог много. На Кизил-юрт можно пройти через лес между Дылымом и Чиркеем, а к Хасавюрту лучше подходить с запада, по Аксаю, а потом вдоль железной дороги.

– Хорошо, старик, – подбодрил Хункарпашу второй боевик. – А блок-постов там много?

– Много, очень много, – ответил старик, – но на этой карте я их указать не могу, здесь мне непонятно.

– А ты так расскажи, мы все поймем.

Хункарпаши долго и бестолково рассказывал, где и какие блок-посты стоят, привирая так, что у него у самого волосы шевелились от этого вранья. Но он резонно думал, что боевики сильно спешат, а за сутки-двое они вряд ли успеют все разведать и проверить. «А там как Аллах даст», – подумал обреченно старик.

8

Казбек и Азамат спешили, они понимали, что до заката солнца они должны не упустить тех двоих, которые спускались с гор за водой, и проследить за ними если не до самого лагеря, то хоть до того места, где он мог располагаться. Уже в пути Казбек сожалел, что он не сообщил о пропаже отца в милицию или военным. Ну что могут сделать они вдвоем, с двумя винтовками против большого отряда ваххабитов! Нет ничего! Но другое, неведомое чувство подсказывало, что он делает все правильно. Зачем торопиться? Ведь первое, что сделают милиция или военные – это устроят облаву с барабанным боем и вселенским шумом, или начнут бомбить место, где находятся боевики из всех артиллерийских орудий, «Градов», «Ураганов», вертолетов и самолетов. Боевикам так и надо, но что останется от отца и их товарища, если они находятся сейчас в плену?!

Этими же мыслями он поделился и с Азаматом, на что тот ответил откровенно и по-военному прямо:

– Конечно, милицию и войска втягивать сюда опасно. Я знаю, как это делается: чтобы убить одного цыпленка, военные побьют весь курятник. Но и помощь нам не помешала бы. Сам понимаешь, прикрытие никогда нелишне: двое шли бы впереди, а двое-трое страховали бы. Но что сейчас сетовать: паровоз, как говорится, уже ушел. Ну, вот, кажется, приплыли куда надо, – остановил Азамат Казбека. – Давай оглядимся.

Они приникли к окулярам прицелов и сразу же увидели, что не опоздали: те двое еще взбирались на перевал, часто делая остановки. Тащили они, по-видимому, флягу или сорокалитровую пластмассовую канистру. Вот один из них отошел и присел, приставив автомат к камню.

– Обосрался, воин Аллаха хренов, – прокомментировал Азамат. – Гляди, гляди, а второй-то что делает!

Казбек отозвался:

– Не пойму что-то: не то руку перевязывает, не то…

– Да он же колется, сука – наркоман, видно. Видишь, руку перетягивает. Во, во, гляди – иглу в себя вгоняет. Срань ваххабитская, а еще к правоверным себя причисляют, – выругался Азамат. – А впрочем, хрен с ним, пусть колется, Аллах быстрее его к себе приберет, говнюка подзаборного.

– Он, наверно, думает, что Всевышний его к себе в рай возьмет, – отозвался Казбек.

– Как же! Да такие отбросы не то что в рай, но и в ад не пустят, они там развратят всех грешников земли. Ну, кажется, тронулись, – сказал Азамат. – Давай-ка вот как сделаем: ты иди вон по тому косогору, за леском прячься, а я буду корректировать, если что – свистну. Да не бойся, они не услышат, далеко. Ну, давай.

Казбек стал спускаться, а потом скрылся в зарослях. Он продирался сквозь чащу, низко пригнувшись и стараясь не шуметь, хотя понимал, что на таком расстоянии невозможно заметить и услышать не только его, но и слона. Но дикий первобытный страх заставлял прижиматься к земле, к камням, прятаться в зарослях и за толстыми стволами редких сосен. Он несколько раз останавливался и прислушивался – нет ли свиста, но все пока было спокойно.

Казбек добрался до места, где условились встретиться с Азаматом, и несколько раз помахал ему рукой. Азамат присоединился к нему минут через двадцать, тяжело дыша. Он плюхнулся на землю и пожаловался:

– Совсем я отяжелел на вашей гражданской службе, командир. А ведь когда-то кроссы с полной выкладкой на пять, а то и десять, километров выдавал, а после еще и сплясать «лезгинку» хотелось. А теперь… Я закурю, – словно спросил он Казбека.

– Травись, – отмахнулся от него Казбек. – У меня отец такой же – не может и полчаса вытерпеть без своей люльки. Он рассказывал, что курить начал на фронте. Бывало, придут с задания и целый час смолят свои самокрутки, и еды никакой не надо. Он ведь не курил, а тут вроде как за компанию…

– А ты сам не пробовал?

– Когда пацаном был. Не понравилось, и больше не стал. Я привык с детства к чистому горному воздуху.

– Да-а, – протянул Азамат, выпуская изо рта дым. – В последнее время в наших горах стало сильно пованивать, и все больше бандитским сраньем и порохом. Ну что, командир, пойдем дальше? За той горой уже начинается Чечня, а там свои законы, законы шариата, и свое государство. Мать иху, этих сраных правителей! – снова заругался Азамат. – И что натворили, гады! По своей земле боимся ходить. Ну ладно, проехали. Давай, командир, решать, что дальше делать будем. Предупреждаю, что если нарвемся на заслон или охрану, время для раздумий не будет.

– Это я понимаю… – Казбек покрутил головой. – Слышишь?

– Слышу, – отозвался Азамат. – Вертушки идут.

– Куда их шайтан несет! – подосадовал Казбек. – Только распугают и насторожат наших боевиков.

Пара боевых вертолетов со свистящим шелестом прошли над их головами, заворачивая по дуге влево, и снова скрылись за горбами гор.

– Чего им тут надо? – спросил Казбек.

– Вернее всего – разведка, – отозвался Азамат. – А может, начальство куда полетело, генералы любят с шиком приземляться в месте боевых действий, чтобы показать, вот, мол, какой я храбрый, пора мне еще пару звездочек вешать: одну на погоны, другую на грудь. Ну, хватить травить, давай решать, что дальше делать.

– А ты что предлагаешь? Ты все же военный.

– Мое мнение такое: будем пробираться вон на тот горб, с тыла. Если лагерь там, то вряд ли они станут охранять свою спину, там Чечня. А мы понаблюдаем, а там решим, как плясать.

Но уже через два километра перед ними возникло неожиданное препятствие: в долине паслась отара. Старый чабан с подпаском сидели у ручья и обедали. Как и все чабаны, они были вооружены, к камню был прислонен старый кавалерийский короткий карабин. Егеря не знали, с какой стороны пригнали отару, с чеченской или дагестанской, и потому опасались, не сообщат ли чабаны о них кому не следует, не наняли ли их боевики, чтобы сообщать о всех подозрительных людях. Боевики часто использовали пастухов для своих целей. Но не так страшны были сами чабаны, как две кавказских овчарки, которые крутились около своих хозяев, выпрашивая у них кости или другой лакомый кусок.

– Шайтан бы их побрал, откуда они здесь взялись! – проворчал Казбек.

– Да, на глаза показываться им опасно, заложить могут, – выдал резюме Азамат. – Придется крюка давать, а это еще километров пять.

– Что делать, придется, – поддержал Казбек товарища, досадуя на неожиданную помеху на их пути.

Когда они добрались до подножия горы, к которой стремились, усталость сама свалила их с ног. Азамат на сей раз решил не закуривать, полагая, что запах табачного дыма могут учуять собаки или боевики. Он просто раскрошил сигарету и пожевал табак, как часто это делал в Афганистане, когда их стрелковый взвод выходил на задание. Успокоив нервы, с отвращением выплюнул горький комок, сказал:

– Давно знаю, что гадость, а бросить никак не могу. Поедим что ли, а то у меня брюхо к спине прилипает.