Текст книги "Пепел родного очага"

– А где хотите, хоть украдите. Боеприпасы на мне числятся, и если я выдал вам девяносто патронов, то девяносто и верните.

Доехав до своего дома, Амир зашел на почту, попросил работниц:

– Девчонки, разрешите позвонить с рабочего телефона, у меня с собой жетона нет.

– Такой представительный, такой красивый джигит – и денег нет! – подколола одна из них.

Вторая, которая хорошо знала Амира, пропела:

– Амирчик, у тебя же дом рядом. Почему оттуда не звонишь?

– Слушай, Света, не лезь в чужие дела, нос оторвут, – огрызнулся парень. – Скажи, дашь позвонить или нет, а то я побегу в училище.

– Да звони, звони, мне жалко, что ли, – равнодушно ответила Света и обиженно отвернулась.

Амир набрал номер своего домашнего телефона. Трубку тут же схватил его младший братишка, которому было тринадцать лет:

– Алло! Ильяс у аппарата, – важно проворковал он.

– Ильяс, это я. Не визжи! Скажи сразу – мама дома?

– Амирчик! – заорал братишка. – Я так по тебе соскучился! Как твоя рана? Скоро тебя выпустят?

– Скоро, скоро. Перестань орать, как утренний петух! Я тебя спрашиваю – дома есть кто?

– Нет, нет никого дома. Мама уехала в больницу, а папа еще в Москве, обещал послезавтра приехать, – докладывал Ильяс.

– Тогда слушай меня, – сказал Амир. – Сейчас к тебе придут, ты открой дверь. Понял?

– Ага. А зачем?

– За надом! Делай, что тебе говорят, а то больше не дам играть с пистолетом, – прикрикнул на брата Амир и положил трубку.

Амир, оглядываясь и прячась за кустами акаций, чтобы его не видели соседи, подошел к воротам дома, нажал на кнопку звонка, и дверь, щелкнув электрическим замком, растворилась. Юноша юркнул во двор, пробежал по садовой дорожке, посыпанной разноцветным стеклом, мимо цветников, кустов шиповника и подбежал к виляющей хвостом собаке. Потрепал ее по загривку, зашептал:

– Молчи, Терек! Вижу, вижу, что соскучился, но мне сейчас с тобой играть некогда. Понял? Иди в свою будку, ложись, отдохни от тяжелых трудов.

Амир услышал, как повернулась штора глазка, дверь распахнулась, и из нее выбежал Ильяс. Он повис на шее брата и закричал:

– Амирчик, дорогой! А почему ты не сказал, что сам придешь? Тебя выпустили, да?

– Перестань визжать, как девчонка! – ласково проворчал Амир, отстраняя от себя Ильяса и входя в дом. – Выпускают только из тюрьмы, а меня выписали. Понял?

– Понял, понял, – не слушаясь брата, визжал и плясал Ильяс. Потом остановился, посмотрел на брата. – А что это за одежда на тебе? И рука перевязана. Ты сбежал, да?

– Сбежал, сбежал, только угомонись, – говорил Амир, снимая чужую одежду и переодеваясь в свою. – Только об этом никто не должен знать. Ты меня понял?

– И мама тоже?

– Мама с папой в первую очередь. Ты не говори, что я домой приходил, что… Вобщем, меня здесь не было, и все.

– А ты куда, на войну, да? – не отставал младший брат.

– Откуда ты это взял? – насторожился Амир. – Выбрось из головы эти глупости и никому их не показывай, а то другие подберут. Понял?

Ильяс заржал, схватившись за живот, и упал ничком на мягкий диван.

Амир зашел в свою комнату, плотно притворил за собой дверь и, постоянно на нее оглядываясь, открыл свой тайник, который он оборудовал в стене за кроватью. Достал шкатулку и вынул из нее деньги. Он знал, что здесь было девятьсот двадцать долларов. Амир уже несколько лет копил эти деньги на осуществление своей мечты – он хотел купить машину, иномарку. И хотя у них была собственная «семерка», которая большей частью пылилась в гараже, потому что мать на ней не ездила, а отец всегда пользовался служебной машиной, Амир не брал ее из принципа.

Однажды, когда они с друзьями и девчонками выезжали на пикник к Каспию, один из его друзей усмехнулся и сказал:

– Все на папиной катаешься? А у меня своя – сам заработал.

Тогда Амира очень задело это замечание, и он дал себе слово, что обязательно заработает и скопит денег на машину сам. Семья их никогда не испытывала недостатка в деньгах, потому что отец, директор крупного предприятия, зарабатывал хорошо и никогда не ущемлял своих детей: давал деньги и на одежду, и на прихоти, и на сладости, но он терпеть не мог, когда дети просили денег на приобретение дорогих вещей и говорил:

– Хочешь машину? Пожалуйста! Зарабатывай, покупай. Только тогда ты поймешь, сколько она стоит на самом деле. Деньги, заработанные чужими руками, всегда кажутся легкими.

Амир вздохнул и положил деньги в карман штанов. «Прощай, мечта! – думал Амир. – Шайтан с ними, с деньгами, заработаем еще! Кто-то говорил, что не деньги делают нас, а мы – деньги!»

5

Часа через полтора у мечети собрались мужчины села, принеся с собой оружие, какое у кого было, еду в узелках и теплую одежду. Когда подсчитали оружие, то на сорок пять человек оказалось десять ружей, два автомата, шесть винтовок, две из которых были снайперскими. На ружья и винтовки приходилось по семь патронов, а на автоматы и вовсе по два рожка, которых даже в опытных руках не хватило бы на полчаса боя. Кто-то пришел, подпоясанный старыми кинжалами, хранившимися в семьях со времен имама Шамиля, а один дед принес кремневое ружье. Председатель сельсовета взял его у старика, взвесил в руке и уважительно произнес:

– Ого, вот это ружьишко! Это же настоящий раритет! В нем с полпуда веса! Откуда взяли, отец?

Старик хитро прищурил подслеповатые глаза, ответил:

– Прадеда моего ружье, хорошее ружье, с одного выстрела можно пятерых уложить. Он с этим ружьем еще при ауле Ахульго воевал с русскими.

– И живой остался? – подшутил кто-то из толпы.

– Кхе, – снова прищурился старик, – он прожил век без пальцев одной руки. Дай Аллах и тебе столько прожить.

– И оно стреляет?

– Сам пробовал, – с гордостью ответил старик, выпячивая впалую грудь. – Тут и кремень, и кресало еще исправное. Набивай порох, пулю, взводи курок – и стреляй.

– «Забил заряд я в дуло туго и думал: «Угощу я друга!» – продекламировал молодой парень лет двадцати. Все засмеялись. Ружье взял Казбек, повертел в руках, покачал головой.

– На эту пушку надо целое подразделение, чтобы один заряжал, второй – подавал, а третий – стрелял.

– А четвертый по башке лупил, – добавил кто-то, и все снова рассмеялись.

– Ну, ладно, – остановил смех председатель. – Шутки шутками, а надо думать, что делать дальше. Говорите.

– Охрану надо сразу выставить, чтобы не застали нас врасплох, – предложил один.

– Это дельно, – похвалил председатель, – это правильно. Вот ты и пойдешь. С собой подбери еще двоих. Залезьте на скалу у дороги и наблюдайте. Если что…

– А сигнал как подавать? Там телефонов нет.

– А телефоны уже не работают, – грустно сказал председатель.

– Как? Почему? Что случилось? – закидали вопросами председателя, словно телефон был необходим там, в горах, как воздух.

– Не знаю ничего! – пытался перекричать всех Хаджи-Мурад. – Может, просто столб повалился, может, воры провода срезали, может, еще что…

– Да кому нужны эти провода, они же стальные!

– Все думали, что стальные, – ответил председатель сельсовета, – а на самом деле они медные. Эту линию прокладывали еще при царе горохе, и вместо проводов старую трансформаторную обмотку использовали.

– Вот это да, а я и не знал! – воскликнул молодой парень.

– Так как же сигналы-то подавать? – с возмущением напомнил тот же инициативный парень, предложивший выставить охрану.

Ответил Казбек:

– Ракетницу я принесу, у отца в сарае где-то валяется. Правда, я забыл, какой расцветки патроны. Да, думаю, разницы нет. Но сейчас, наверно, командира надо выбрать. Без командира никак нельзя.

– Вот тебя и назначим!

– Нет, я для этого дела не гожусь, – сразу отрекся от предложения Казбек. – Эх, если бы здесь друг мой был, Азамат! Он в армии служил, в Афгане воевал, Он понимает в военном деле, а я…

В этот момент из-за поворота выскочил уазик и помчался к ним. Казбек долго вглядывался в машину, потом сказал:

– Не может быть… Нет, так бывает только в сказках или в романах. Легок на помине. Да это же Азамат!

Казбек бросился к вылезавшему из машины другу, растопырив руки.

– Азамат! Ну, шайтан! Ну, див! Веришь-нет, а я только что про тебя вспоминал. Думал… Э-е-е! Ну, здорово!

– Это хорошо, что ты обо мне думал, – сказал с улыбкой Азамат, освобождаясь от объятий Казбека. – Но, видно, плохо думал: не позвонил, не позвал. Разве так поступают настоящие друзья, командир?!

– Ну, извини, не хотел обижать, – оправдывался Казбек. – Ты надолго к нам?

– На сколько надо, Казбек. – На недоуменный взгляд друга добавил: – Я все знаю.

– Откуда?

– Ну, у меня все военные – друзья, – уклонился от прямого ответа Азамат.

– Так они все знают?! – закричал Казбек.

– Знать-то знают, но вот прибыть быстро на помощь, как я, не могут. Армия – это такая неповоротливая машина! Пока проверят, разведают, согласуют, утрясут, пол – Дагестана завоевать можно.

– Здесь утром пролетали два вертолета, – сказал Казбек. – Один чуть не сбили. Наверно, разведка.

– Может быть, – неопределенно ответил Азамат и весело спросил, обращаясь сразу ко всем: – Ну и что тут у вас за сборище?

– Это наше ополчение, – ответил за всех председатель.

Азамат оглядел хмурых людей, одетых в старые одежды, вооруженных дробовиками, саблями, старым кремневым ружьем и спросил:

– Командир у вас кто?

– Да мы вот тут… Вобщем, Казбек сказал, что ты воевал, что… – мямлил председатель.

– Так, ясно. Против есть кто? Нет. Тогда так: я буду командовать, а вы выполнять. Кто служил в армии – отходи направо. – Вся толпа двинулась вправо, но Азамат закричал: – Нет, нет, я имею в виду не тех, кто воевал за царя – батюшку или в Великую Отечественную, а тех, кому не больше сорока!

– А почему? – заартачился старик с кремневкой. – Я хоть и стар, но рука у меня крепкая и глаз зоркий!

– Хорошо, хорошо, отец, – не стал спорить Азамат, – вам мы дадим особое задание. А пока отойдите в сторону.

Старик снова выпятил впалую грудь и, обиженно косясь на командира, отошел в сторону, волоча по песку свое ружье. А Азамат, оглядев оставшихся в строю мужчин, снова спросил:

– Кто из вас воевал в Афгане или в горячих точках, подойдите ко мне.

Таких оказалось только трое.

– Вот они и будут командирами подразделений, – тоном, не терпящим возражений, объявил Азамат. – Кто служил в армии, отойти направо. Вот и хорошо, считайте, три отделения наберется. Остальным разойтись по домам, отправить женщин и детей в город, в район, в другие села, к родственникам, куда хотите. Оружие все оставьте здесь, – сказал Азамат, увидев, что некоторые, не годные к строевой службе, мужчины, потащили свое оружие назад. Скоро все они разбрелись по домам, кроме тех, кого отобрали, председателя сельсовета и Хункарпаши. Заметив отца своего друга, Азамат подошел к старику, обнял его и спросил:

– Как ваше здоровье, отец?

– Здоровья, как всегда, не хватает, сынок, оружия – тоже, – опустив кусты бровей на глаза, ответил Хункарпаша, который «заныкал» свою оптичку и принес на сборы только старое ружье, с которым он тоже расставался с болью в сердце и думал: «Эх, старый дурак, надо было сказать, что у ружья боек сбит. А теперь остался совсем безоружным». Свою припрятанную винтовку он в расчет почему-то уже не брал, видно, она уже ни для кого не существовала, в том числе и для него самого. Так рачительный хозяин припрятывает хлеб на черный день, а потом словно бы забывает о нем, доставая только в самом крайнем случае.

– Да, оружия, действительно, маловато, – вздохнул Азамат, глядя на оставшихся «орлов». – Ну, ничего, сейчас мы пополним свой арсенал.

Азамат подошел к машине, что-то сказал шоферу, и тот открыл заднюю дверцу уазика.

– Что стоите, помогайте выгрузить! – крикнул Азамат мужчинам. Несколько человек, в том числе и Казбек, бросились на помощь. Они вытащили из машины большой брезентовый сверток, несколько ящиков и ведро, накрытое тряпкой.

– Что тут у тебя? – спросил Казбек.

– Сейчас узнаешь, – весело откликнулся Азамат.

Когда открыли ящики и развернули брезент, все ахнули. Перед ними лежало шесть завернутых в промасленную бумагу автоматов, пулемет с двумя коробками боезапаса и десятка три гранат. Запалы для них Азамат осторожно вытащил из-под сидения.

– Да тут целый арсенал! – воскликнул Казбек. – Откуда?

– Э-е-е, – отмахнулся Азамат. – Ты же знаешь пословицу: хочешь мира – готовься к войне. Помнишь, мы с тобой весной поймали двух джигитов в горах?

– Помню. Ну и что? – недоумевал Казбек.

– Мы у них тогда двух косуль отобрали и два ружья.

– Ну и что? – все еще ничего не понимал Казбек.

– А то, что эти косульки были убиты из автомата, вот что. Когда разделывали мясо, пулю нашли, – интриговал Азамат. – Вот я и подумал: у них ружья, а дичь убита из автомата. Что-то тут не так. Решил на всякий случай проверить, уж больно они нервничали, когда мы на них протоколы составляли, уж больно они большие деньги предлагали и просили их отпустить. На другой день пошел я в горы и нашел вот это. – Азамат показал на оружие. – Перевезли все это в охотинспекцию, на склад, и спрятали на всякий случай. Вот и пригодилось.

– Интересно, как оно в горах оказалось? – спросил Хункарпаша.

– Оружие, по всей видимости, со склада. Видите, в смазке, – предположил Азамат. – Военные, сволочи, торгуют. Видно, привезли в назначенное место, деньги получили и укатили. Эти двое или охраняли, или ждали кого. А тут мы… – Азамат засуетился. – Ну, вот что, орлы, оружие надо почистить, промыть в бензине и протереть насухо. Вот вы, – он показал на двоих отобранных им командиров, – проследите, чтоб все было как надо. Проверьте, нет ли патронов в казенниках. А вы трое, – он показал на добровольцев, которые предложили организовать охрану села, – пойдете в секрет на въездную дорогу. Найдите укромное место, чтобы все могли видеть, и сидите как мышки, не высовывайтесь. Вот ты, – Азамат показал на самого молодого из троих, – будешь связным. Чуть что заметите – беги ко мне.

– А ракетницу? – напомнил он.

– Какую ракетницу? – удивился Азамат.

В разговор вмешался Казбек:

– Я обещал ракетницу принести, чтобы, в случае чего, подать сигнал об опасности.

– Вы что, самоубийцы? Никаких ракетниц! Бандиты сразу определят, где вы сидите, перещелкают вас, как орешки. А вам еще жить и жить надо. – Азамат на минуту задумался, почесывая потную голову. – Стрелять тоже запрещаю! Стрелять только в крайнем случае, если вас заметят. Как только увидите что-то подозрительное – сразу ко мне. Все делать тихонько, с толком, с расстановкой, но быстро. Пусть бандиты думают, что мы ничего не подозреваем. Я буду в доме Хункарпаши. Понятно? Все, приступайте. На пост, чистить оружие, бдить, бдить и бдить!

6

Ахмеднаби, пока ехали домой, все ерзал на сидении автобуса, как отравленная блоха. Хадиша его постоянно осаживала:

– Да что ты вертишься! Ты мне все бока своими локтями исколол, шалопут!

А Ахмеднаби постоянно не давали покоя мысли. Он представлял себе, как пойдет к своим друзьям и расскажет им о том, как задержал опасного бандита, как он мертвой хваткой вцепился в его руку с пистолетом, как хвалили его в милиции за это, как… Да разве мало мог порассказать мальчишка в хвастливом раже! А в голове Ахмеднаби уже вставали сцены будущих сражений, когда он с автоматом в руках дерется один против полчищ врагов. Они бегут врассыпную от его кинжального огня и кричат: «Спасите, помогите!» А он нагоняет орущего бандита и вгоняет в его тело штык-нож, так что тот утопает во враге по самую рукоятку…

И тут Ахмеднаби снова подпрыгивает от резкого удара острого локотка своей сестры и слышит ее крик:

– Да перестанешь ты или нет! Вот я скажу отцу, как ты издеваешься над своей сестрой! Он снимет с тебя штаны и выпорет!

На Кавказе нет постыднее наказания для мужчины, чем порка. Ахмеднаби украдкой смотрит на соседей – не слышали ли они, какой карой ему грозят, и успокаивается, когда видит, что до него никому нет никакого дела и вся заняты своими дорожными делами: кто-то дремлет, раскрыв рот и вздрагивая при каждой встряске; кто-то смотрит в окно, в душе проклиная дорогу и духоту, кто-то разговаривает с соседом. Разговаривают о разном, в основном, ни о чем, во всяком случае, ни о чем интересном для Ахмеднаби: о своих болячках, о растущих ценах, о шалопае-сыне, который прогуливает уроки и никак не хочет учиться; об открытой новой мечети, о плохой путине на Каспии, потому что рыбаков гоняют рыбнадзоры, как воробьев со сливы. Но один разговор особенно привлек его внимание. Разговаривали мужчина и женщина, сидящие позади них. Она не то чтобы плакала, а словно жаловалась как бы сквозь сухие слезы:

– Все, в Грозный больше не поеду торговать. Там одни жулики и бандиты. Один подойдет – дай, второй подойдет – тоже дай. А у меня что – склады, что ли? Выручки никакой нет, одни слезы. Там сестра моя живет, говорит, что всех мужиков превратили в лентяев, никто не хочет работать, только воруют да самовары нефтяные топят. Ребятишки совсем от рук отбились, не учатся, не работают, а только и смотрят, где бы что стащить, курят, наркотики колют, дерутся, пистолетами играют. Им ни старики уже не указ, ни Аллах, ни родители. А на границе что творится! Там одни вооруженные бандиты стоят. Их там столько, словно все отары со всей Чечни в одно место согнали! Вот сейчас ехала с одной женщиной, так она говорит, что эти бандиты все село разгромили, мужчин поубивали. Неужели власти ничего не видят, как слепые котята?!

Мужчина спросил:

– Я что-то не слыхал. В каком селе-то бандиты?

Услышав название селения, Ахмеднаби аж вздрогнул – ведь это совсем рядом с дедушкой! Но ведь он только что там был! Почему же не слыхал? Или от него скрывали? Ахмеднаби покосился на сестру, которая от усталости прикорнула, подложив под голову свернутую кофточку. «Интересно, а она знала, – подумал юноша. – Может быть, в селе никто вообще не знал, что твориться у соседей? Нет, тут что-то не так». Ахмеднаби вспомнил сегодняшнее утро, как бабушка отправила их на огород за капустой для пирожков, как пришел отец и стал отчитывать их за баловство, как он приказал им ехать домой, как провожал их до самого автобуса, что раньше никогда с ним не случалось, и стоял, пока автобус не скрылся за поворотом. И тут в голове Ахмеднаби словно что-то щелкнуло: «Значит, отец все знал и специально отправил их в город! Значит, там действительно что-то происходит, а он, как лопух, едет сейчас домой, чтобы торговать на рынке овощами и фруктами! Ну, нет, не бывать этому! Он, в конце концов, мужчина, он герой, он лично сегодня помог задержать преступников. Он должен быть сейчас там, с отцом, с дедушкой, с бабушкой! Во что бы то ни стало! Сейчас, немедленно!»

Ахмеднаби посмотрел в окно и увидел, что автобус уже въезжает в пригороды Махачкалы, как вокруг к самой дороге подступают частные дома и сады, производственные здания, как заполняется салон городскими шумами и запахами. До автовокзала было еще далеко, а Ахмеднаби уже встал со своего места и метался около выхода. Как только автобус остановился у здания автовокзала, парень выскочил из автобуса и побежал, крича ничего не понимающей сестре:

– Хадиша, ты иди домой, я поеду к Абдурахману!

– Ах ты, негодник! – кричала в ответ сестра, потрясая ему из окна кулачком. – Что я маме скажу!

– Скажи, что я переночую у него! Завтра утром приеду на базар!..

«Негодник» и не думал уезжать ни к какому другу, за углом дома он переждал, когда сестра уедет, а сам вернулся назад. Долго томился в очереди у кассы, пока не достал билет на ближайший автобус до Новолакска. Через три часа он был уже в Новолакске, и снова стоял в очереди. До нужного ему места автобусы сегодня уже не ходили, и он совсем, было, упал духом. Но тут ему подсказали, что за углом стоят частники, и они за плату увезут хоть самого шайтана даже до Австралии. И хотя Ахмеднаби плохо представлял себе, где находится эта Австралия, он понял, что она очень далеко.

Парень нашел площадку за автовокзалом, где стояли несколько микроавтобусов, в одном из которых сидели шофера и играли в нарды. Он посмотрел на расписание, вывешенное на столбе и написанное корявыми буквами, но там пункт его назначения не значился. С досады он плюнул на бумажку, и вдруг услышал за спиной:

– Эй, молокосос, это что тебе, урна что ли! Сейчас уши надеру!

Ахмеднаби стер рукой свой плевок и ответил, повернувшись к водителю лет пятидесяти, плотному и приземистому, похожему на старый замховевший пень, с почти черным от загара лицом.

– Извините, дядя, это я со злости. Ехать надо, а как добраться – не знаю.

– Куда тебе надо? – спросил водитель и, выслушав ответ, сказал: – Э-е-е, это тебе до завтра надо ждать. Вот если бы в Кизляр, Хасавюрт, Махачкалу или Кизилюрт, тогда другое дело. А в эту глухомань кто тебе поедет! Да туда и пассажиров нет. Вот если за всех заплатишь или попутчиков наберешь, тогда можно и слетать. А так…

– А сколько туда стоит? – спросил парень и, услышав ответ, с присвистом протянул: – Ого-о-о, за эти деньги мне надо два ящика винограда продать!

– Так, продай, – насмешливо ответил водитель. – Тогда и приходи. А в убыток себе никто не поедет. Ты ведь не продаешь свое турды-мухры за бесценок!

Отметив про себя справедливость слов шофера, Ахмеднаби пошел в здание вокзала, встал у кассы и стал прислушиваться к разговорам в очереди. Наконец минут через пятнадцать он услышал желанное:

– А билет до Ножай-Юрта есть, дорогая?

– Сегодня автобуса уже нет, приходите завтра, – ответила кассирша.

Ахмеднаби обрадовался, ведь это было как раз по пути – значит, один попутчик уже есть.

– Ай, жалко, – ответил незнакомец и отвернулся от окошечка. Ахмеднаби чуть не вскрикнул, потому что у мужчины вместо левого глаза было заросшее изуродованное веко, прикрывающее глазницу. Незнакомец заметил удивление парня, внимательно взглянул на него своим единственным глазом и сказал:

– Аллах не всегда дает человеку путь, который он хочет.

Одноглазый хотел уже уйти, но Ахмеднаби набрался смелости и сказал:

– Дядя, я слышал, что вам надо ехать в Ножай-Юрт. Мне тоже надо в ту сторону, но шофера запрашивают слишком большую цену. Если мы поедем вдвоем, нам это обойдется в два раза дешевле.

Кривой остановился, заинтересованный предложением, спросил о цене и прищелкнул языком:

– Дороговато, но ехать сильно надо. Ладно, показывай своего обдиралу.

Они вдвоем подошли к шоферу, поторговались, немного сбили цену и довольные уселись в уазик-буханку. Когда машина вырвалась из тесных улиц селения, внутрь через открытые форточки хлынул свистливый ветерок, и в салоне посвежело. Ахмеднаби сидел по левую сторону от своего попутчика и видел только его закрытый глаз, и ему странным казалось, что слепой человек напряженно вглядывается в дорогу, все видит и даже примечает:

– Скоро холода скатятся в долины, на вершинах по ночам уже снег ложится. Трава совсем желтая, отары гонять некуда. И воды совсем мало.

Ахмеднаби в упор смотрел на Кривого, думая, что тот не видит его прямого взгляда, но тот вдруг повернулся к нему, посмотрел, словно проткнул взглядом черных глаз, и спросил:

– Ты, юноша, наверно, думаешь, что видеть дано только зрячим? Но это не так. Аллах дал человеку несколько зрений: одно, чтобы видеть глазами, второе – чтобы он чувствовал сердцем, третье – чтобы впитывать душой и четвертое – чтобы понимать этот мир умом. Первое дано только младенцам, первое и второе – горячей юности, первое, второе и третье – зрелым людям, а все вместе – старикам и людям Аллаха. Ты это понял?

– Н-нет, – неуверенно ответил Ахмеднаби.

– Это верно, – засмеялся вдруг Кривой. – Тебе пока не дано это понять, потому что ты слишком молод. Но ничего, у тебя все впереди! А многим людям этого не удается понять никогда, – добавил почему-то Кривой.

Несколько минут они сидели молча. Потом Кривой спросил:

– Ты едешь домой?

– Нет, в гости, – ответил Ахмеднаби. – В селе живут моя бабушка и дедушка.

– Почему же ты не вернулся домой, ведь Аллах предупреждал тебя и преграждал тебе путь? – снова спросил Кривой.

– Почему преграждал? – спросил юноша, не понимая витиеватого вопроса незнакомца.

– Автобуса не было, а ты все равно поехал, – объяснил Кривой.

– Но ведь вы тоже поехали, – возразил Ахмеднаби.

Попутчик снова рассмеялся и ответил:

– Я поехал, потому что это мой, а не твой путь, и его мне указал Всевышний.

Эти странные мистические и туманные намеки отбили у юноши охоту заводить новые разговоры, и он замолчал, отвернувшись к окну. Попутчик тоже его не донимал, он словно чего-то ждал, пристально вглядываясь в пейзаж за окном. Вот машина доехала до развилки, и Кривой неожиданно сказал шоферу:

– Остановись здесь, дорогой.

Шофер полуобернулся, чтобы не терять из виду дорогу, и с улыбкой спросил: – Что, сделаем отливную станцию, да?

– Нет, мне здесь надо выходить, – ответил Кривой.

– Но вы же… – начал, было, шофер.

– Ты не беспокойся, дорогой, я тебя не обижу, – ответил с кривой улыбкой одноглазый. – Заплачу все сполна, как договорились, и еще этому юному джигиту помогу. А то у него совсем, наверно, денег мало. А, так я говорю? – спросил он у Ахмеднаби.

Юноша оцепенел от устремленного на него жесткого взгляда и неожиданно вздрогнул – ему показалось, что его ужалила в самое сердце змея. Столько в этом взгляде было яда, силы и властности.

– Нет, нет, я заплачу сам, – залепетал Ахмеднаби.

– А ты, джигит, не так уж молод и глуп, – язвительно сказал попутчик, сверкая черным глазом. – У тебя оживает уже и третье зрение – ты начинаешь смотреть сердцем. Ты далеко пойдешь. Ну что ж, до встречи, – сказал, выходя из уазика, Кривой и протянул шоферу пятидесятидолларовую купюру. От последних слов Ахмеднаби вздрогнул, словно случайный незнакомец обещал ему не приятное свидание, а встречу с самой смертью. А шофер еще долго с открытым ртом смотрел вслед удаляющейся в лесок фигуре, держа в протянутой руке так неожиданно свалившееся на него богатство. Наконец шофер отошел от оцепенения, повертел в руке деньги, засунул их в нагрудный карман клетчатой рубашки и, покрутив головой, изрек:

– Чудной человек! И, видно, богатый и щедрый. Дай Аллах ему здоровья и радости. – Шофер обернулся к Ахмеднаби. – Ну что, поехали?! Сейчас домчу тебя с ветерком до твоего деда. Тем более, за тебя уже уплачено. Повезло же тебе, джигит!

Сам Ахмеднаби так почему-то не думал, его знобило до самого села, пока он не увидел знакомую околицу с зеленым прилужьем у горы, дубовую рощу и пока не блеснула на солнце голубая крыша дедушкиного дома. Уже у автобусной остановки юноша понял, что в селе что-то неладное: здесь и на прилегающих улицах, у домов толпились люди с детьми и узлами. Шофер, не веря своим глазам, довольно потирал руки и бормотал:

– Откуда здесь столько народу? Наверно, ты счастливый, – обернулся он к единственному пассажиру. – Дай Аллах тебе здоровья.

Но Ахмеднаби уже не слушал его. Выскочив из автобуса, он что есть духу помчался к родному дому, где прошла почти половина его короткой жизни: когда с ним нянчилась бабушка, когда он все каникулы проводил в селе, когда он болел, и родители привозили его сюда на «медовое» лечение, к свежему, горному воздуху. Сейчас он почему-то думал, что самое страшное в его жизни уже позади, и не боялся ни строгого отца и ни чьей-либо ругани и укоров. Он спешил сейчас туда, где, как он думал, ему нужнее всего быть.

7.

Амир почувствовал, как зазудела раненая рука, когда его кто-то толкнул, протискиваясь по проходу автобуса. Он поморщился, но ничего не сказал – не виноваты же люди, что он с больной рукой мотается по городу, а в автобусах теснота и давка. Он ехал сейчас к Гамиду, с которым расстался только сегодня утром в больнице. Амир уже побывал по двум адресам, где ему могли помочь. Но не помогли. Он знал, что у двух его сослуживцев должно быть оружие – автоматы, которые они прихватили с собой после короткой стычки с ваххабитами в горах.

Нашли они их совершенно случайно, когда вчетвером пошли на блок-пост, чтобы сменить своих товарищей. Решив сократить путь, пошли не обычной дорогой, по пролеску, где была натоптана тропа, а чуть выше, чтобы не огибать подножие горы. И здесь, среди развороченных авиационной бомбой камней, они увидели несколько человеческих скелетов, обглоданных зверями и птицами. Два скелета были вполне целыми и пригодными для анатомического театра, и еще несколько скелетов лежали без черепа и многих костей – их или разметало взрывом, или растащили звери. Но главное: здесь валялись несколько автоматов, пулемет, два ящика с патронами и несколько вещмешков. Судя по всему, попадание было случайным, иначе летчики не стали бы метать бомбу по такой мелкой цели, да и останки захоронили бы. В шалаше, стоящем неподалеку, тоже были останки человека, судя по одежде – женщины.

Милиционеры припрятали несколько автоматов с боеприпасами, а потом тайно от начальства увезли их домой. Гамид все примерял пулемет – он был ему подходящим по стати, а потом, в конце концов, отказался от своей затеи: уж больно грозным было оружие, а за его сокрытие могли и осудить. Все остальное оружие сдали в трофейную комиссию.

Сначала Амир побывал у Заура, застав его на огороде за копкой картофеля. Увидев Амира, жена сослуживца замахала руками и закричала на него:

– Нечего от дела отвлекать! Вечером приходи. У него и так времени нет, днями и ночами на дежурстве. Выпал выходной, и то покоя не дают: привези, Заур, помоги, Заур. А нам кто помогать будет?!

Муж еле успокоил жену, сказав, что он только перекурит, поговорит с товарищем. Они ушли на веранду попить холодного соку. Амир спросил про оружие, но Заур только развел руками:

– Негодный оказался, пружина возврата лопнула. Если хочешь, можешь сам посмотреть. А тебе зачем? – спросил подозрительно Заур.

Амир вдаваться в подробности не стал, сказал, что в горах сейчас неспокойно и он хотел отвезти автомат деду – мало ли что может там случиться.

– Я и заплатить бы смог, – добавил он на всякий случай.

Заур вздохнул, обреченно посмотрел на товарища, полез в кладовку, достал завернутый в старый мешок автомат и сказал:

– На, сам смотри, если не веришь.

Автомат и на самом деле годился лишь в качестве дубины, и Амир примирительно сказал, прижав руку к сердцу:

– Ты извини, Заур, сейчас оружие в моде, не каждый хочет с ним расставаться. Я и подумал… А мне сильно надо. Понимаешь?

– Чего не понять, – ответил Заур, вытирая полотенцем вспотевшую волосатую грудь. – Сходи к Гасану или Гамиду, может, у них есть.

– К Гамиду? – удивился Амир. – А у него откуда? Он ведь тогда не брал автомат, он пулемет хотел взять.

– Не знаю, так говорят, – уклончиво ответил Заур. – Только я тебе ничего не говорил, сам понимаешь.

– Вот темнила! – воскликнул Амир. – А ведь Гасан только сегодня утром у меня в больнице был.