Текст книги "Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты"

Карта белорусской части канала, напечатанная в путеводителе «Августовский канал» (2006 г.)

В белорусском путеводителе был напечатан фрагмент советской предвоенной карты, о чем свидетельствуют вертикальная надпись слева: «Область государственных интересов Германии» и обозначенная государственная граница. Эта граница начинается от устья реки Игорка (в правом углу карты), идет вдоль нее вверх, вновь появляется у населенного пункта Ржондовы, далее – по изгибу реки Черная Ганьча, затем четырьмя прямолинейными отрезками выходит к населенному пункту Кужинец, поворачивает вправо, вновь идет по реке Черная Ганьча и уходит вниз от населенного пункта Волкушки по реке Волкушанка. По обозначению госграницы на этой карте видно, что после населенного пункта Кужинец Августовский канал держит путь на северо-запад уже по немецкой территории. Значит, 22 км канала, проходящие по территории Сувалкского выступа, с прилегающей с каждого берега зоной СССР еще не переданы, то есть это карта 1940 г. А граница по реке Игорка та же самая, что была между Польшей и Литвой до 1938 г. Я вырезал кусочек этой территории из карты Польши и привожу для сравнения рядом фрагменты трех карт: слева – карты Польши 1938 г., справа – карты Белорусской ССР от 10-IV-40 года и внизу – карта Третьего рейха на 22.6.41 г. (хотя на карте надпись «Stand vom 1.10.1941», что, скорее всего, означает – карта должна была действовать до этого срока, а потом ее ожидали серьезные изменения. Поражает отсутствие на немецкой карте даже намека на существование Августовского канала – видимо, он сливается с линией границы. Из этого можно сделать вывод, что Германия уступила СССР лишь часть территории Сувалкского выступа, расположенную южнее канала, но оставила за собой один его берег, как это было на многих пограничных реках.

Поэтому форсирование канала 22 июня 1941 г. не представляло бы для немцев трудности (так как ширина его 12 м, а ширина шлюзов даже 6 м), если бы не построенные вдоль него к началу войны мощные оборонительные сооружения. В упомянутом белорусском путеводителе «Августовский канал» об этом сказано так:

«Вдоль государственной границы и Августовского канала предприняты широкомасштабная реконструкция и фортификационное строительство Гродненского укрепрайона под контролем генерала Д. Карбышева. На участке протяженностью 80 км сооружено 57 дотов и около 100 пушечных капониров и колпаков.

Вооруженных из них было всего 42, но полное оснащение ни одного из дотов не было завершено. 22 июня 1941 года фашистская Германия напала на СССР. Мужественно сражались с врагами воины частей 3-й Армии и пограничники 86-го Августовского пограничного отряда. Фашисты рассчитывали на быстрый успех, но ни одна застава не сдалась без боя. Проявив стойкость и героизм, пограничники сражались до последнего патрона и почти все погибли. 22 июня насмерть стояла 3-я пограничная застава под командованием лейтенанта В. Усова. Более 10 часов пограничники отбивали атаки намного превосходящих сил противника, идущих вдоль Августовского канала. Их драматическую судьбу повторили и воины 2-й заставы под командованием младшего лейтенанта К. Васильева.

Вместе с пограничниками на Августовском канале на запад и на север от Сопоцкино 2–3 суток вели бои воины 213-го стрелкового полка и другие подразделения 56-й стрелковой дивизии и подразделения 68-го Гродненского укрепленного района. Используя недостроенные доты, вели огонь по врагу воины 9-го пулеметного батальона. Гарнизоны некоторых дотов сражались до 26–27 июня во вражеском окружении. В деревне Святск Гурских жители организовали отряд самообороны численностью 40 человек и вместе с воинами отбивали вражеские атаки».

Вверху: слева – польская карта 1938 г., справа – советская карта, подписанная в печать 10.IV-40 г. Внизу: немецкая карта по состоянию на 22.VI-41 г.

«Без вести пропавший» генерал

Мне попался в Интернете крайне интересный документ, из которого следует, что после начала войны в течение целого года о судьбе генерал-лейтенанта Д. М. Карбышева не было никаких сведений, в том числе о том, что он попал в плен к немцам.

Это сейчас каждому в нашей стране известно имя генерала Карбышева, принявшего мученическую смерть в фашистском концлагере 18 февраля 1945 г., но сохранившего верность Родине и присяге. Дмитрий Михайлович Карбышев, генерал-лейтенант инженерных войск, профессор Академии Генштаба, выдающийся ученый и военный инженер, посмертно ставший Героем Советского Союза, судя по некоторым сообщениям, был главным конструктором укрепрайонов линий Сталина и Молотова. А по моему мнению, именно он предложил использовать для переброски советских войск к Ла-Маншу и Северному морю Августовский канал, обеспечивающий проход барж с техникой и личным составом из бассейна реки Неман в бассейн реки Висла, и в июне 1941 г. руководил приемкой работ по подготовке этого водного пути из СССР в Германию (см. [63. Фотоприложение. С. 65–66], а также с. 663–676 настоящей книги). Поэтому вполне возможно, что 20 июня 1941 г. Карбышев отправился с караваном барж с войсками и техникой на борту, чтобы лично проверить предложенный им водный путь до Дортмунда. Но это всего лишь мое предположение, а вот общепринятая точка зрения.

«В начале июня 1941 года Д. М. Карбышев был командирован в Западный Особый военный округ. Великая Отечественная война застала его в штабе 3-й армии в Гродно. Через 2 дня он перебрался в штаб 10-й армии. 27 июня штаб армии оказался в окружении. В августе 1941 года при попытке выйти из окружения генерал Карбышев был тяжело контужен в бою в районе Днепра, у деревни Добрейка Могилёвской области Белоруссии. В бессознательном состоянии был захвачен в плен». Так написано в Википедии в статье «Карбышев Дмитрий Михайлович» о его пленении. Примерно то же самое написано в огромном количестве книг, газетных и журнальных публикаций и прозвучало во множестве теле– и радиопередач о Герое Советского Союза Д. М. Карбышеве. «Эта версия событий была подробно изложена доцентом, кандидатом военных наук Евгением Григорьевичем Решиным в документальной повести “Генерал Карбышев” [72]. По данным Е. Г. Решина, генерал Карбышев и начальник инженерного отдела 10-й армии полковник П. Ф. Сухаревич, пытаясь выйти из окружения, пробирались к Могилеву. По дороге они встретились с выходившим из окружения саперным батальоном, который двигался на восток. Карбышев и Сухаревич присоединились к этому батальону. В начале августа они вышли к Днепру севернее Могилева» (http://www.smi.ru/05/03/22/3400292.html).

Письмо из штаба инженерных войск Красной Армии № 759612с об исчезновении Д. М. Карбышева (ЦАМО. Ф. 58. Оп. 818883. Д. 652. Л. 30.http://vif2ne.ru/nvk/forum/arhprint/1476951)

Однако в опубликованном в Интернете официальном документе Штаба инженерных войск Красной Армии – письме № 759612с об исчезновении генерал-лейтенанта инженерных войск Карбышева – сообщается совсем иное: «В середине июля, одетый в гражданское платье, за неделю до выхода отряда Голубева из окружения ушел из отряда в направлении на Смоленск. О дальнейшей судьбе Карбышева Голубеву ничего не известно».

Из текста письма, подписанного руководством штаба 30 июня 1942 г., следует, что непосредственное командование Карбышева, которое обязано было собрать сведения о нем из всех источников, не указывает, когда, при каких обстоятельствах и с какой целью выдающийся ученый и преподаватель Академии Генштаба оказался на границе и как он очутился в отряде Голубева[203]203
  Генерал-лейтенант К. Д. Голубев с марта по июль 1941 г. командующий 10А, затем 13А, с октября 1941 г. – 43А. С октября 1944 г. и до конца войны К. Д. Голубев 1-й заместитель уполномоченного СНК СССР по делам репатриации.


[Закрыть]. Штаб также не знает, где, начиная с середины июля 1941 г., Карбышев находился. (Откуда же тогда взялся «август», когда он якобы попал в плен?) Почему он (кстати, как и Яков Джугашвили) попал в плен в гражданской одежде, что на него абсолютно не похоже[204]204
  В начале войны достойным для командира считался выход из окружения в полной форме со всеми знаками отличия и наградами, со всеми документами. Мой отец Н. И. Осокин, капитан-артиллерист в начале войны, именно так дважды (в июне и августе 1941 г.) выходил из окружения вместе с личным составом своего дивизиона.


[Закрыть]? С кем он ушел из отряда Голубева? Если с полковником Сухаревичем, почему это имя не упоминает Голубев? Если с кем-то другим, почему Голубев не называет его? Если один, то как могли отпустить пожилого человека одного, к тому же далеко не рядового и притом носителя важнейшей секретной информации? Получил ли он разрешение Голубева на уход? Почему целый год вопрос об исчезновении Карбышева не поднимался? Почему этот вопрос возник в июне 1942 г.? На каком основании было решено, что он пропал без вести? Если этот факт был зафиксирован лишь 30 июня 1942 г., почему в «Личном деле» Карбышева еще в 1941 г. была сделана официальная отметка: «Пропал без вести» (о чем пишет ряд авторов)?

О расставании Карбышева с «отрядом» Голубева в книге Решина рассказывается не совсем так, как в приведенном выше официальном документе. Решин изложил воспоминания полковника пограничных войск Г. К. Здорного, который отступал с большой группой (500 пограничников) 86-го Августовского погранотряда, командиром которого он был. Встретившись с «отрядом» Голубева, Здорный предложил ему как старшему по чину принять командование, но тот «категорически отказался» [72. Глава «Война»]. «Примерно между 5 и 10 июля 1941 года в одном из хуторов, неподалеку от местечка Узда, генерал Голубев неожиданно встретил генерала Карбышева и полковника Сухаревича. Я познакомился с Карбышевым и Сухаревичем – они тоже пошли с нами… Примерно через неделю после встречи с генералом (16 или 17 июля) Карбышев в моем присутствии заявил Голубеву, что не согласен с маршрутом. По его мнению, необходимо двигаться не к Гомелю, а на Могилев. Все наши доводы о преимуществе выбранного маршрута его не убедили. Вместе с полковником Сухаревичем они самостоятельно повернули на Слуцк и далее на Могилев. Перед тем, как расстаться, я предложил Карбышеву для прикрытия и связи с нашей группой взять несколько человек, но он решительно отказался» [Там же].

Но вернемся к опубликованному в Интернете документу и методично рассмотрим все резолюции и пометки на нем.

Он адресован заместителю начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной Армии. В июне 1941 г. эту должность занимал генерал-майор Г. Я. Беляков. Поэтому первой, скорее всего, стоит его резолюция: «т. Шов… (неразборчиво) Как у нас числится Карбышев? 1.7.42 г.».

Ответ т. Шов… дал через два дня: «по 1 и 5. 3.7. Подпись». Это означает, что Карбышев числится по двум категориям потерь – по 1-й и 5-й. Не очень понятно – если он проходит по категории «пропал без вести», то какая тут может быть другая категория? Оказывается, может быть, если, например, он не в плен попал, а оказался на территории врага, выполняя задание советского командования (находясь там в служебной командировке, с разведзаданием, в рейде и т. п.). Представить другую причину, по которой исчезновение Карбышева могло числиться одновременно по двум категориям, я просто не могу.

В тот же день после доклада Белякову появляется следующая резолюция: «На учет. Дать 5 отд. на приказ. 3.7.». Поскольку никаких указаний о том, как следует числить Карбышева, в этой резолюции не дано, понятно, что Беляков согласен с предложением, изложенным в письме, – оформить его пропавшим без вести.

Есть еще две пометки: «Материал в приказ включен. 7.7.42» и «Снята копия и направлена при № 175099 от 26.2.43 6 отд. ГУК НКО». Из последней следует, что через восемь месяцев вопрос о судьбе Карбышева почему-то еще раз рассматривался Главным управлением кадров Наркомата обороны.

Есть еще одна версия обстоятельств пленения Д. М. Карбышева. Ее предложила своим читателям питерская газета «Невское время» (04.03.2000). Из нее следует, что Карбышев был первым пленным советским генералом в первый день войны! На мой взгляд, это гораздо вероятнее, чем его пленение в августе, учитывая, что в последние дни перед войной генерал посещал населенные пункты, расположенные у самой границы – Алитус (60 км), Осовец (35 км), Замбров (24 км), Августово (10 км), Гродно (25 км), Ломжа (20 км). На столь малом расстоянии от границы шанс быть захваченным немцами именно в первые дни войны был гораздо выше, чем в августе. Тот факт, что практически не нашлось свидетелей действий генерала в начале войны, скорее всего, говорит о том, что пленение произошло в первые же дни вблизи границы и большинство из людей, видевших его, тоже оказались в плену и погибли в концлагерях.

О том, что в годы войны советское командование не только решило зачислить генерала Карбышева в списки без вести пропавших, но и по какой-то причине старалось предать его имя забвению, свидетельствует факт, о котором мне рассказал автор многих исторических публикаций о Великой Отечественной войне и авиации Валентин Белоконь.

Его отец Анатолий Прокофьевич Белоконь, военинженер 2-го ранга (майор), окончил в 1938 г. Военно-инженерную академию им. Куйбышева. Он считал себя учеником Карбышева, хотя Карбышев не был преподавателем этой академии, но учились в ней по его учебникам, запоминали основы фортификации и саперного дела по его прибауткам, о которых мгновенно узнавали командиры-саперы по всей стране. Кроме того, Карбышев был руководителем дипломного проекта слушателя Белоконя и председателем экзаменационной комиссии, и его подпись стояла в дипломе. Войну А. П. Белоконь встретил командиром саперного батальона в Молодечно, отступал с боями, строил укрепления под Москвой, затем ДЗОТы на подступах к Грозному, после чего был переведен на должность доцента в Военно-инженерную академию им. Куйбышева, где преподавал минное дело. Эвакуированная в ноябре 1941 г. академия разместилась в поселке Ала-Арча под г. Фрунзе. В 1942 г. всем выпускникам академии, работавшим в ней, было предложено сдать дипломы, подписанные Карбышевым, и получить аналогичные с подписью другого председателя комиссии. Однако А. П. Белоконь свой диплом не сдал, сославшись на то, что получил приказ о переводе в академию, находясь на строительстве укреплений под Грозным, а его диплом остался в Москве. Так ли это было или он слукавил, не желая расставаться с дорогим для него документом, сейчас сказать трудно. Но когда Карбышев стал легендарным героем, А. П. Белоконь очень гордился своим дипломом и часто его показывал.

Непонятно, почему до настоящего времени не опубликовано ни одного документа о пребывании Карбышева в плену, начиная c учетной карточки военнопленного, которая составлялась даже на каждого рядового. Я полагаю, что причина может быть только одна – сохранялась в тайне дата его пленения, потому что, скорее всего, генерал оказался в плену не в августе, а в июне 1941 г., так как пересек границу 20–21 июня 1941-го по Августовскому каналу вместе с караваном советских барж. О гибели Карбышева стало известно через год после окончания войны. 13 февраля 1946 г. майор канадской армии Седдон де Сент-Клер, находившийся на излечении в госпитале под Лондоном, пригласил к себе представителя Советской миссии по делам репатриации в Англии, чтобы сообщить «важные подробности». Об этом пишет В. А. Миркискин, автор диссертации «Военная и научная деятельность Дмитрия Михайловича Карбышева» (2004). «Мне осталось жить недолго, – сказал, по версии Миркискина, майор советскому офицеру, – поэтому меня беспокоит мысль о том, чтобы вместе со мной не ушли в могилу известные мне факты героической гибели советского генерала, благородная память о котором должна жить в сердцах людей. Я говорю о генерал-лейтенанте Карбышеве, вместе с которым мне пришлось побывать в немецких лагерях».

Этот факт подтвердил бывший военнопленный советский подполковник Сорокин. Он попал в концлагерь Маутхаузен три дня спустя после расправы с Карбышевым, о которой ему рассказали солагерники.

На основании этих двух заявлений и свидетельств находившихся вместе с Карбышевым в разных немецких концлагерях генералов Бикжанова, Потапова, Корнилова, Носкова, Музыченко, Борисова, Павлова, Михайлова о его достойном поведении и патриотической работе в плену 29 июня 1946 г. была составлена «Справка о поведении и гибели в плену генерал-лейтенанта инженерных войск Карбышева Дмитрия Михайловича», подписанная заместителем уполномоченного Совета Министров Союза ССР по репатриации генерал-лейтенантом Голубевым (тем самым, на основании сообщения которого в 1942 г. Карбышев был объявлен пропавшим без вести). (http://vif2ne.ru/nvk/forum/archive/1134/1134201.htm). Содержание этой справки доложили Сталину, и 16 августа 1946 г. был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении генерал-лейтенанту Карбышеву Д. М. звания Героя Советского Союза.

Не могу, однако, не отметить, что решение Политбюро об этом присвоении в РГАСПИ я не нашел. В Каталоге повесток дня Политбюро за 1940–1952 гг. Карбышев упомянут лишь однажды [69. С. 111] – в решении П. 21/361 от 26.Х.40 г. «О награждении генерал-лейтенанта инженерных войск Карбышева Д. М.». Он был награжден тогда орденом Красного Знамени, скорее всего в связи с 60-летием. Отсутствие решения Политбюро о присвоении Карбышеву звания Героя свидетельствует об особом порядке этого присвоения. Возможно – в противопоставление казни военачальников-предателей: генерал-лейтенанта Власова и одиннадцати его соратников (шести генералов, четырех полковников и одного подполковника) по возглавляемой им Русской освободительной армии. Их казнили 1 августа 1946 г. по приговору закрытого суда от 31 июля. Похоже, не будь этой казни, имя генерала-героя Карбышева еще много лет оставалось бы в безвестности.

Полагаю, что все странности вокруг Карбышева были следствием того, что всячески скрывался как характер его работы в июне 1941 г., так и обстоятельства его попадания в плен, связанные с подготовкой Великой транспортной операции.

Капитан Карбышев (1914 г.)

Генерал-лейтенант Карбышев (после ноября 1940 г.)

Вместо послесловия

Авторитарная форма правления на протяжении всей истории нашей страны всегда приводила к тому, что информация, спускаемая «сверху», а зачастую ее полное отсутствие неизбежно порождали в народе слухи и сплетни, а на них строились различного рода версии и гипотезы.

То же происходило и с рассказами простых людей – очевидцев невероятных событий – о войне. Например, кто-то вспоминает, что за три дня до начала войны артполк, стоящий в 30 км от границы в ПрибОВО, проверяет генерал из округа и вдруг отдает приказ: снять с орудий прицелы-панорамы и отправить за 300 км в окружную артмастерскую для юстировки. Или такой случай: за полтора часа до начала войны в летнем лагере «политрука разбудил дежурный с наганом в руке и приказал снять портреты вождей и сжечь…» Или такой: в первый налет немецкой авиации 22 июня 1941 г. на советском аэродроме не взлетел ни один истребитель. Стали разбираться, в чем дело, оказалось, что в бензобаках вместо бензина вода![205]205
  О панорамах – бесспорный факт, это рассказ моего отца Н. И. Осокина (а также, независимо, он приведен в мемуарах его однополчанина И. П. Зекова) о том, как встретил начало войны их полк – 270-й кап 16 ск 11А ПрибОВО; о ликвидации портретов вождей – воспоминание участника войны Н. Халилова в сборнике «Я это видел» (М: Время, 2005. С. 20); о заливке в бензобаки самолетов воды – рассказ моего бывшего коллеги Ю. М. Лысякова – жителя авиагородка Жуковский, подтвержденный А. Мартиросяном в книге «Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? Правда Сталина» (с. 222–227).


[Закрыть] Что это – мифы или факты? Отличить одно от другого крайне трудно.

Тем более что новая российская история, называвшаяся в 1917–1991 гг. историей СССР, имела одну особенность: поскольку в 1917-м была установлена диктатура пролетариата, то созданное на ее основе государство монополизировало не только заводы и фабрики, внешнюю торговлю и т. п., но и средства массовой информации. Поэтому события в них всегда подавались в трактовке, наиболее выгодной не столько для самого пролетариата, сколько для руководящей им партии, а еще точнее – для ее вождя. Скудность и однобокость трактовок событий заставляли додумывать то, что оставалось тайной. И тогда рождались слухи и сплетни[206]206
  У Владимира Высоцкого есть строчка: «Я ненавижу сплетни в виде версий!». Один отечественный историк распространил ее на свою науку: дескать, вот так относился к версиям наш любимый народом бард, потому такое же чувство должны вызывать и версии относительно истории Великой Отечественной войны. Так ведь Высоцкий не об истории, не о политической или экономической жизни это говорил, а о своей личной: «Я не люблю, когда мне лезут в душу!» И ненависть к сплетням в виде версий вполне понятна, когда речь идет о личной жизни человека, но она не имеет ни малейшего отношения к жизни государства и его истории.


[Закрыть].

И в нашей стране они всегда оказывались очень важным источником информации о реальных событиях. Печально признавать, что со временем подтвердились почти все яростно отрицавшиеся советской пропагандой «версии и сплетни»: о «немецком золоте» большевиков; о расстрелах в 1920 г. в Крыму зарегистрировавшихся белых офицеров, которым Советская власть гарантировала прощение; о том, что якобы стрелявшая в Ленина эсерка Каплан была полуслепой; о том, что жена Сталина Надежда Аллилуева умерла не от аппендицита, а от пулевого ранения; о том, что Кирова застрелил не зиновьевец, а якобы ревнивец; а жизнь Серго Орджоникидзе оборвал не сердечный приступ, а выстрел… Этот список можно продолжать до бесконечности. Значительное место в нем занимают события Второй мировой войны, и особенно Великой Отечественной. И все меркнет перед масштабами пережитой в ней трагедии нашего народа и цифрами потерь человеческих жизней.

О степени напряженности на информационно-пропагандистских полях сражений этой войны может, наверное, свидетельствовать такой факт. 10 мая 1945 г., сразу после Дня Победы, умер главный пропагандист и идеолог страны периода Великой Отечественной А. C. Щербаков (в 44 года), который одновременно был секретарем ЦК ВКП(б) по пропаганде (с 4 мая 1941 г.), начальником Совинформбюро (с 24 июня 1941-го), замнаркома обороны и начальником Политуправления Красной Армии (с июня 1942 г.). При этом он был еще первым секретарем Московского городского и Московского областного комитетов партии (с декабря 1938 г.). Человек просто надорвался от неимоверного напряжения. Ведь совершенно очевидно, что без колоссальной работы в этом направлении, в том числе без подачи фактов и событий в определенном ракурсе, порою даже без создания мифов, победить в той жесточайшей войне было невозможно. Поэтому в годы войны ее историю писали пропагандисты, а не ученые, и это было правильно, другого просто быть не могло.

Но, к сожалению, и после окончания войны воссоздание ее истории не пошло по принципу «теперь об этом можно рассказать», а продолжилось в русле пропаганды военного периода. И главной задачей ученых пропагандистов стало сохранение сложившихся канонов и сокрытие истинных причин и виновников катастрофы, произошедшей 22 июня 1941 г., и многих других трагических эпизодов войны. А основной способ для достижения этой цели был один – акцентировать внимание на удачных операциях и победах второй половины войны. И это понятно – у власти находился тот же вождь и его ближайшее окружение, были живы и руководители Красной Армии, допустившие трагедию 1941 г. Были также живы и продолжали свою работу многие пропагандисты, писатели и журналисты, создавшие ряд мифов о Великой Отечественной, в том числе те, кто сильно занижал людские потери в войне и даже обосновывал неизбежность громадных потерь 41-го. Этому весьма способствовала и начавшаяся вскоре после 1945 г. «холодная война», грозившая в любой момент превратиться в «горячую» и готовая использовать для этого любой повод.

Но появился и другой фактор серьезного воздействия на воссоздание истории Великой Отечественной войны. Развенчание новым лидером страны Н. С. Хрущевым на ХХ съезде партии в 1956 г. культа личности Сталина открыло возможность для публикаций, содержавших негативную информацию о роли вождя в войне и странном его поведении в самые первые ее дни. Было опубликовано большое количество ранее скрывавшихся фактов, дающих представление о деталях и обстоятельствах начала войны, а также предвоенных лет, начиная с неожиданно вспыхнувшей 23 августа 1939 г. дружбы с фашистской Германией. Именно «дружбы», ведь после первого договора СССР и Германии о ненападении был подписан второй, который так и назывался – «О дружбе и границе». Но, естественно, в угоду новому лидеру одновременно были смягчены ошибки Хрущева в годы войны и всячески возвышена его роль в Сталинградской битве и освобождении Украины.

Следующий этап в «воссоздании» истории войны начался после смещения Хрущева в октябре 1964 г. Брежневым и последовавшим за этим развенчанием «субъективизма» и «волюнтаризма». Теперь историки Великой Отечественной сосредоточили свое внимание на тех ее сражениях, в которых принимал участие новый лидер партии и страны, – Новороссийск, Малая Земля. Ярким примером этому служит вставленный в воспоминания маршала Жукова «эпизод» о том, как он заехал посоветоваться с полковником Брежневым, но, к сожалению, его не застал. Или анекдот тех лет, когда ветерану задают вопрос: «Что вы делали в годы войны – сражались на Малой Земле или отсиживались в окопах Сталинграда?»

Кардинальные перемены, начавшиеся в нашей стране с приходом к власти М. С. Горбачева, способствовали опубликованию огромного нового исторического материала о Великой Отечественной, и особенно о ее подготовке и начальном периоде. Пожилые ветераны торопились успеть рассказать и о своей военной судьбе, и о трагических и героических судьбах своих боевых товарищей. Стали переиздаваться без сокращений и исправлений мемуары советских военачальников и государственных деятелей, в книжных магазинах появились немецкие мемуары и книги о войне. В сочетании с отсутствием цензуры и открытием архивов это привело к обнародованию колоссального количества ранее неизвестных фактов, деталей, подробностей о начале войны и предвоенном периоде. Мы впервые увидели своими глазами множество советских и зарубежных документов того времени.

Военно-исторические журналы стали пользоваться большим спросом и резко увеличили свои тиражи. Обилие печатных изданий, их конкуренция, сделавшие сенсационность чуть ли не главным требованием к публикуемым материалам, даже при определенных издержках, способствовали увеличению массива новой, порой невероятной информации о войне, не укладывающейся в рамки исторической науки. Появился целый ряд интереснейших исторических работ по отдельным темам.

Однако главные устои в объяснении причин катастрофы 22 июня и начального периода войны оставались незыблемыми – вероломно и неожиданно, нарушив договоры, без объявления войны, имея полное превосходство в численности и боевой технике, Германия напала на СССР. Плюс сталинская формулировка о государствах агрессивных, которые всегда поэтому готовы к войне, и миролюбивых, всегда неготовых.

А ведь после обрушившегося на наше общество цунами новой информации о начале войны стало очевидно, что почти все, что в течение многих лет считалось каноном, не соответствует истине и причины катастрофы 22 июня совсем в другом. Отечественная историческая наука должна была принять этот вызов времени и честно объяснить, почему Красная Армия – самая большая и самая мощная в мире, непрерывно наращивавшая свою мощь более 20 лет – была почти полностью разгромлена в считаные дни армией страны, которой 16 лет вообще было запрещено иметь вооруженные силы[207]207
  Созданный в 1919 г. рейхсвер имел численность лишь 115 тысяч человек, которые вербовались в него по найму на 12 лет. Германии запрещено было иметь Генеральный штаб, военную авиацию, подводные лодки, крупные боевые корабли, зенитную и тяжелую артиллерию, а также химическое оружие.


[Закрыть] и которая существовала после своего воссоздания в 1935 г. в виде вермахта всего лишь 6 лет. Страны, с которой в течение 13 лет (с 1922 по 1933 и с 1939 по 1941 г.) Советский Союз осуществлял самое тесное тайное военно-техническое сотрудничество, способствовал развитию ее оборонной промышленности, обеспечивал сырьем и продуктами питания, то есть вскармливал ее армию во всех смыслах. В результате чего ей удалось уже через 4 года после воссоздания начать Вторую мировую войну, в кратчайшие сроки захватить всю Западную Европу и установить блокаду Англии. Но нельзя забывать, что это же сотрудничество позволило совершить поистине скачок и советской оборонной промышленности, поскольку во время него одновременно «ковались и германский и советский мечи».

В том, что гитлеровский блицкриг против СССР удался, нет никаких сомнений – только в 1941 г. в немецком плену оказалось 3,8 миллиона советских бойцов и командиров. Непонятно, как 4 846 немецких самолетов (а по другим данным 3 500 и даже 2 600) уничтожили в короткое время большую часть 10 743 (а по другим данным – до 28 000) советских, а 4 171 немецкий танк сокрушил армаду из 15 687 (по другим сведениям – 24 000) советских танков, из которых 1 800 были тяжелыми (КВ) и средними (Т-34), подобных которым у немцев не было ни одного. И хотя все мы знаем, что блицкриг не закончился для немцев блицзигом[208]208
  Блицкриг – молниеносная война, блицзиг – молниеносная победа.


[Закрыть], необходимо все-таки ответить на вопрос: почему мы понесли такие потери в первые дни и месяцы войны?

Никакого внятного ответа наша историческая наука на эти вопросы пока не дала.

Позиция современной исторической науки ярко выражена профессором, доктором исторических наук Александром Даниловым в материале Светланы Кирилловой в газете «Первое сентября» (№ 32, 2004 г.): поскольку главное об этой войне до сих пор засекречено (причем безосновательно) или уничтожено, оно недоступно для исследователей (так что они не по своей вине ничего нового сказать не могут). Поэтому ждать открытий о войне не приходится, и вряд ли мы в ближайшие полвека узнаем всю правду о ней. Правда эта взрывоопасна, поэтому англичане в нарушение своих законов продлили срок секретности документов о пребывании Гесса в Англии.

По-моему, именно из-за подобной позиции отечественной исторической науки на нашу страну сыплются обвинения, в том числе далеко не всегда справедливые, связанные с началом Второй мировой и Великой Отечественной войны. Мне кажется, пора потребовать от англичан сказать правду о миссии Гесса, которая, возможно, совершенно по-новому объяснит нападение Германии на СССР.

Привожу отрывок из статьи С. Кирилловой:

«Александр Данилов: “Великую Отечественную нельзя изучать как серию военных операций”

Как за последнее десятилетие менялось описание событий Второй мировой войны в школьных учебниках, изданных в России и европейских странах? Действительно ли остались белые пятна в истории Великой Отечественной войны? Почему в России до сих пор закрыты архивы со многими документами, относящимися к войне? И могут ли секретные документы, к которым до сих пор не допускают российских, а тем более зарубежных историков, пролить новый свет на события времен 1939–1945 годов? Обо всем этом рассказывает профессор Александр Данилов, доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории в Московском государственном педагогическом университете, автор учебников новейшей истории России и множества научных статей на эту тему, опубликованных в США, Германии, Италии, Японии.

<…>

– Какие секреты может сегодня хранить карта военных действий более чем полувековой давности?

– Думаю, что никакие. Но по закону об архивной службе фондообразователь может сам продлить срок засекречивания документов, которые касаются, например, обороны страны. Поэтому, скажем, бумаги Государственного комитета обороны (кроме небольшой части, которая и так была известна) закрыты до сих пор. Другая группа архивных документов времен войны, которые недоступны исследователям, – документы оперативного характера. Часть из них была уничтожена во время войны или сразу после войны, но часть до сих пор находится в руках у военных. Это дает им возможность попридержать кое-какую информацию.

– Но какой в этом смысл?

– Считается, что в засекреченных документах содержатся важные оборонные данные – например, о мобилизационных возможностях предприятий, существующих и действующих до сих пор. Хотя в основном эти документы содержат информацию, которая не может быть секретной.

– Но возможно ли другое – что документы, которые так старательно засекречиваются российскими военными, могут содержать ключ к какой-то тайне времен Великой Отечественной?

– Никаких судьбоносных открытий я бы от этих документов ждать не стал. Но их рассекречивание могло бы прояснить ту или иную важную деталь. Например, историки смогли бы узнать, действительно ли разрабатывался превентивный удар, который Советский Союз – как утверждали публицисты 90-х годов – планировал нанести по Германии.

– Можно ли предположить, что в архивах хранятся явные и несомненные подтверждения факта: на самом деле Советский Союз готовился напасть на Германию…

– Пока я могу сказать лишь одно: это возможно.

– Были ли за последнее десятилетие совершены какие-либо “неудобные” открытия в зарубежных архивах, касающиеся Великой Отечественной войны?

– Пожалуй, не было. Хотя в зарубежных архивах действительно хранятся документы, которые могли бы внести серьезные коррективы в частные вопросы времен Второй мировой войны. Они и по сей день политически взрывоопасны. Например, это бумаги из английских архивов, связанные с перелетом Гесса в Англию. Они закрыты до сих пор, хотя по британскому законодательству давно должны быть рассекречены. Но тогда встанет вопрос: как политическое руководство Англии вело себя накануне войны?

– Из этого понятно, что в ближайшие полвека мы вряд ли получим объективное изложение Второй мировой войны. И это касается не только российских и британских, но и европейских школьных учебников…

– Я тоже так думаю. В 1985 году меня поразила фраза, сказанная участником войны, видным советским военачальником, главнокомандующим сухопутными войсками СССР генералом армии И. Г. Павловским. В устах другого человека, не фронтовика, она звучала бы кощунственно. Павловский заметил, что правду, без политических примесей, о Великой Отечественной войне можно будет сказать лишь тогда, когда никого из ее участников уже не будет в живых…» (http://ps.1september.ru/article.php).

По поводу упомянутого Даниловым горького сетования генерала армии Павловского, что всю правду о Великой Отечественной можно будет сказать лишь тогда, когда ее участников уже не будет в живых, хочу отметить, что, на мой взгляд, это был отнюдь не призыв запретить до этого печального момента докапываться до истины. Это – крик души всех фронтовиков, считающих, что по всяким идеологическим причинам им эту правду узнать при жизни не позволяют! Но ведь уже нет государства, в котором по политическим мотивам этого было сделать нельзя, а многие участники войны еще, к счастью, живы (дай им Бог здоровья!). Так давайте же расскажем всю правду, раз политико-идеологических причин для ее сокрытия сегодня нет. И архивы полны интереснейших и доступных документов о предвоенном периоде и войне, в чем лично мне удалось убедиться, работая над этой книгой. Хотя, разумеется, рассекречивание следует активно продолжать, но надо использовать и уже доступные документы для новых открытий и ликвидации белых пятен, чтобы перекрыть кислород многочисленным старым и новым фальсификациям о войне.