Текст книги "Созерцатель"

Земляничные поляны

– Отведи меня в храм, – попросил я Володю на следующий день. – Хочу исповедаться. Мне уже пора.

Пылинка за пылинкой, капля грязи за каплей, грешок за грешком – накопилось мерзости в душе, хоть святых выноси! Будто тёмная туча сгустилась надо мной, вокруг и внутри – и скрылись Небеса. Говорят: «Вот здесь только что Господь прошел!» Бегу, трогаю следы Его, но нет, всё унесло ветром, тем самым испепеляющим ветром пустыни, от которого лишь песок да пыль и ничего живого. Вот здесь, в этом месте часто видят Господа нашего, бегу туда заплетающимися тяжелыми ногами, сижу, стою, жду – ничего. И в это место принёс я свою черную тучу с горячим ветром, и здесь для меня ничего живого, лишь пыль да песок. Куда бежать? Бессмысленно. Всюду со мной душа, а внутри – мерзость запустения.

Остановись и прижги ростки отчаяния хотя бы на время. На какое время? Оно словно замерло, как самоубийца перед падением в пропасть. На время твоего покаяния. Чтобы взять в руки карандаш и будто пинцетом вытащить из души занозы грехов и записать на бумаге, прикрепить их к хартии и бежать в храм, бежать, не оглядываясь, как от убийцы к стражу порядка: защити! И там, на позорной страшной исповеди безжалостно испепелить этих пришпиленных уродцев огнём благодати и выйти из храма очищенным, с возрожденной надеждой в сердце. И тогда вернутся и аромат следов, только что прошедшего здесь, в этом месте Спасителя и свет, оставшийся в пространстве от дозорного обхода владений Света светов, Света истины и надежды на прекрасное будущее.

На рассвете мы облились холодной водой и бодро зашагали по лесу. Володя тащил в руках два больших пакета. Он переложил в них половину содержимого холодильника.

– Надеюсь, ты не против поделиться с малоимущими? – спросил он, когда я застал его за этим занятием.

– Конечно, – кивнул я, – от недоедания мы с тобой точно не страдаем.

Мне досталось вслух по памяти читать утреннее правило. При этом не уставал любоваться стройным просторным лесом, голубым небом над нами. На разные голоса пели птицы, звенела мошкара. Тут и там выглядывали бурые шляпки грибов, будто посмеиваясь: врешь, не возьмёшь! Да уж, сейчас нам не до вас, ребятки, но вы не обольщайтесь, на обратном пути у вас шансов не будет. А вот это вообще нечто вызывающее! Вы только взгляните на это бесстыдство! Огромная поляна – и вся ярко-красная от земляники. Она тут просто ковром под ногами стелется, а сорвать и бросить в рот хоть пяток ягодок нельзя. А запах-то какой! Ну просто голова кружится! Томный густой железистый аромат проникал в ноздри и заполнял собой и легкие, и голову, и всего тебя от макушки до пяток; а полость рта – обильной слюной. Но и это искушение мы преодолели и вошли в сумеречный густой ельник. Тут дышалось легко и безопасно. Но вот за соснами, да березами высветило золото осиянного солнцем поля, и мы вышли из лесу.

Между поселком и лесом, на покатом холме, стоял небольшой храм. Мы вошли под его уютную сень – и сразу окунулись в атмосферу покоя и тишины. Кроме нас стояли всего-то с десяток бабушек, две сестрички лет от четырех до десяти и двое мужчин, один из которых был старостой, другой – алтарником. Я как-то быстро оказался рядом с аналоем, чуть ни в упор взглянул священнику в глаза и… осёкся. Батюшка смотрел так, будто знал меня с рождения, он видел во мне то, чего я и не подозревал. Ну, думаю, то что нужно, опять мне крупно повезло – и стал рассказывать о событиях последних месяцев. Как я и думал, священник мягко оборвал меня и сказал нечто очень важное:

– Ты задаешь вопросы, ответы на которые и так знаешь. Ну хорошо, для твоего утешения повторюсь. Да, существует опасность прелести. Да, враг непрестанно обольщает христиан всеми возможными способами, в том числе, видениями и снами. Но при этом из Библии не вычеркнешь пророчеств Авраама, Иакова, Лавана, Гедеона, Соломона и Даниила, Иосифа-обручника, апостола Петра – все они были во сне. Никто не вправе оспаривать Божии слова, сказанные пророку Иоилю: «Излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения» (Иоил. 2: 28).»

Рядом с нами уже минут пять стояла бабушка и трясла книжкой акафиста, привлекая к себе внимание и шепча на весь храм: «А меня благословили!» Батюшка смотрел на неё и, видимо, ожидал, когда же она сама догадается, что мешает и уйдет. Но нет, не догадалась, он прервался, взял из рук старушки книжку акафиста, благодарно кивнул и с улыбкой продолжил:

– Помнишь, как куратор ЦК по Союзу Писателей Поликарпов пожаловался Сталину, что его подопечные ведут себя нехорошо: пьют, романы заводят, лишнее болтают? Что ответил «отец всех народов»? А Сталин сказал: «Других писателей у меня нет». Примерно так у Спасителя и с нами, грешными: нет других! Ты думаешь, нынче молитвенников много? Нет. В лучшем случае, один-два процента от верующих. А сколько созерцателей, учитывая непрестанные окрики фарисеев: прелесть, прелесть! На порядок меньше, чем молитвенников. Вот такая арифметика…

– Но я не пустынник и даже не монах! – просипел я взволнованно. – Обычный мирянин, подверженный страстям. Я просто элементарно боюсь всех этих видений и снов.

– Вот и хорошо, что боишься, – протянул батюшка, почесав подбородок, – значит, не считаешь себя достойным. И об аскетическом сокрытии ты знаешь, и о путях прелести осведомлён. А слова ученика старца Силуана иеромонаха Софрония не забыл? Напомню. Аскетическое правило гласит: при встрече с духовным явлением «не принимать и не отвергать». Не принимая, мы ограждаем себя от обольщения. Не отвергая, избегаем божественное действие приписывать падшим ангелам. Причем, вторая опасность страшнее первой, потому что возникает привычка отвергать благодать и возненавидеть её. По сути это есть богопротивление и хула на Духа Святого, которые не прощаются не в сем веке, ни в будущем. Книга «Преподобный Силуан Афонский», глава «О познании воли Божией».

– Не дай Бог, – прошептал я со страхом. – И за что мне это?..

– А ни за что, – строго сказал священник. – Это дар Божий. Даром, понимаешь? Господь так пожелал, и не наше дело анализировать Его волю и подвергать сомнению. Так что идите с Володей вместе, и помогайте друг другу, раз уж Господь одарил вас.

После отпуста мы стояли на паперти. На щебеночную стоянку со стороны поселка приехал внедорожник «Лексус», из него выскочил мужчина в фривольной одежде.

– Мужики, где тут молебен можно заказать? – спросил он.

– Зайдите в храм и увидите справа прилавок. Там вам помогут, – объяснил Володя.

– А вы тут постоянно тусуетесь? – спросил мужчина. Он явно не очень-то спешил в храм.

– Да, мы прихожане этого храма, – невозмутимо ответил Володя.

В это время на паперти появилась ветхая старушка, которой помогала идти десятилетняя девочка, следом, держась за юбку старшей сестры, вприпрыжку бежала малышка. Володя отдал сумки бабушке и девочке.

– Простите, вам не трудно будет подвести бабушку с девочками до поселка.

– За сколько? – автоматически спросил автовладелец. Потом посмотрел на потенциальных пассажиров и вздохнул. – Ладно, довезу. Вот только молебен закажу. Жена просила. Слушайте, мужики, а можно с вами общнуться? Вопросы есть.

– Пожалуйста, – сказал Володя. – В любое время. Мы живем в лесу, в километре отсюда. Поезжайте по этой дороге, – махнул он рукой, – мимо нас не проедете.

– Так что ждите. Кстати, меня Вадимом зовут.

«Стремись к тому, чтобы расстояние между возмущением и успокоением было как можно короче. Страсть – это область зла, и нечего там делать христианину», – сказал на прощание священник во время отпуста.

О, если бы это было так просто, тогда Блаженный Августин в «Исповеди» не просил: «Избавь меня от страстей, но только не сейчас!» Если бы не эта сладость страсти, привлекающая нас, как огонь мотылька, как эйфория пьяницу, как дурной кайф наркомана, как наслаждение – развратника и обжору, как опьянение успехом и властью – честолюбца. Кажется, ну что лично мне все эти фальшивые стекляшки, когда нам, христианам, доступны бриллианты чистой воды. Только оказывается, подделки приобрести легче: фальшивый бриллиант стоит намного дешевле, махнуть стакан водки и сразу опьянеть гораздо легче, чем часами стоять на молитве, чем в тысячный раз отказываться от навязчивого соблазна. Конечно, и результат несравним и последствия не разрушительны, но как часто мы забываем прежние уроки, чтобы начать всё снова: соблазн – тяжкое похмелье – отчаяние – трудное восхождение из пропасти в гору.

Только нет у нас другого пути в Царство Небесное, только покаянием восходим в гору, только после горячих слёз раскаяния приходит великая радость спасения, когда в душе непрестанно звучат сладкой песней из детства, от земляничных полян, навсегда залитых солнцем и ароматом, когда в душе сияют радужными буквами – слова, желаннее которых нет ничего: «прощён!»

Конечно, мы вернулись в дом, запаслись корзинами, ведрами, чтобы вернуться на солнечные лесные поляны и собрать грибы с ягодой-земляникой. Грибы мы дома пожарили с картошкой и луком, а землянику – часть съели, часть сварили, а остальное оставили сушиться на столе под марлей, отчего вся изба буквально пропахла душистым земляничным ароматом.

После трапезы чуток отдохнули, а ближе к вечеру собрались прогуляться по лесу. Володя показал мне уединенное место, сокрытое от досужих взглядов. Он убеждал меня, что именно здесь когда-то стояла келья монаха-отшельника и даже назвал его имя: Спиридон. Это третье место, после храма и домашней келии, где он упражняется в Иисусовой молитве. А инок Спиридон по любви своей помогает ему. Мы, конечно, не упустили такой возможности, и вместе присели на травянистые холмики и стали перебирать четки. Уж не знаю, как у Володи, а мне на той поляне очень хорошо и молилось, и дышалось.

В ладонях пенилось земляничное мыло. Остро пахло детской несвободой, быть может потому, что этот сорт мыла всегда оказывался в рукомойниках детсадов, пионерлагерей, где детей закабаляют не меньше, чем взрослых в тюрьме. Этот пронзительный запах земляничного мыла в общих детских уборных перемешивался с запахом мочи и хлорки, с брызгами противной ледяной воды в грохочущую раковину с мутной водой и зелеными сгустками в ней, с матерной руганью малолетних хулиганов и мечтательными планами на завтра: футбол, костер, печеная картошка, бессонный «тихий час» с зубной пастой в ушах и в носу, воровство зеленых яблок из соседнего колхозного сада и традиционная драка с местными мальчишками.

Ладони механически перекатывали скользкий розовый брусок, взбивая белую пену. В ноздри проникал безжалостный запах, оседая где-то глубоко в груди прохладной тоской. А мысли уносились рекой времени, разливая во всем теле, душе, памяти – всюду, внутри и снаружи, чувство обреченности нашего земного путешествия. В груди клубились тоска по умирающему свету и мимолетному счастью, которое мы пережили – но и мудрое удовлетворение неминуемой конечности того мрачного и мерзкого, что так отравляет нашу жизнь.

В такие минуты прозрения прошлое представляется выпуклым, как шишка от удара дубинкой по лбу, без обычной ностальгической лакировки с непременным забвением всего подлого и страшного, что случилось с нами. Нет, в такие минуты истина вторгается в твои воспоминания жестокой правдой о твоих преступлениях, чтобы следом накатила волна горячего раскаяния, успокоившись в послештормовой тишине покоя, где остаётся лишь безбрежная тишина благодарности – высшего состояния человеческой души.

Каждый раз, когда судьба отрывала меня от обжитого комфорта и переносила в дебри неизвестности, когда терял друзей и родичей и попадал в общество чужих людей, когда на новом месте погружался в пучину одиночества – тогда заползали в душу и страх, и жалость к себе, и ропот, но именно в такие дни душа росла и крепла, да в боли, в тесноте и безлюдье – мужала и готовилась к подвигу, к чему-то большему, что не может произойти в комфортном состоянии. Должно быть ангел-хранитель выдергивал меня из трясины и поднимал на более высокую орбиту. И только приходило привыкание к новым условиям, появлялись новые друзья, свежие идеи, неизведанный вкус жизни – вот тут и наступал «момент истины», обычно под утро, на рассвете нового дня – и сердце наполнялось нечаянным счастьем и благодарностью моему таинственному, незримому путеводителю, который конечно же гораздо лучше меня знал, где, как и с кем лучше мне жить и почему.

Давно уже завершен вечерний туалет, я лежу на левом боку лицом к стене и, рассматривая аляповатый рисунок на коврике, Бог весть каким образом созерцаю величественную картину тишайшего океана абсолютного покоя, в зеркальной глади которого отражаются мириады звезд и большая круглая луна. Уже погружаясь в уютный омут сна, затухающим сознанием отмечаю про себя до сих пор витающий в избе аромат земляники и еще нечто: в центре сердца затихают завершающие слова благодарственной молитвы.

Если ты умный, почему бедный?

– Именно поэтому, – ответил Володя.

– А поконкретней, – предложил я.

– Именно потому, что не только слушаю, но и слышу, – и показал пальцем на окошко.

– И что ты слышишь?

– Шум двигателя «Лексус» и шорох протекторов по щебеночному полотну.

Только что он встал, зажег старинный примус и высказал предположение, что к нам едет давешний знакомец Вадим. Я ничего не понял и задал первый вопрос, который возник в моей голове, занятой анализом последних событий. Вопрос: «Почему ты так думаешь?» Честно сказать, мне было весьма комфортно с Володей, накопилась тьма вопросов, и гости лично мне представлялись помехой. Но мой друг, который и сам очень ценил тишину, проявил вдруг энтузиазм и, как мне показалось, ожидал от гостя чего-то необычного.

Прежде чем войти в дом, Вадим с ироничной улыбкой обошел его вокруг. Когда он постучал и появился в горнице, на примусе во всю шкворчала жареная картошка с грибами. Гость, не снимая ироничной маски с гладкого лица, рассмотрел примус, поскрипел половицей и осторожно присел на табурет.

– Вас устраивает то, как вы живете?

– Конечно, – сказали мы хором.

– Вроде трезвые мужики, а живете в такой нищете.

– Обедать с нами будешь? – спросил Володя, раскладывая по тарелкам жаркое, салат из огурцов с помидорами и соленые грузди.

– Давай, – кивнул тот. – Пахнет аппетитно.

– А с чего ты взял, что мы живем в нищете? – спросил я.

– Вижу.

– Я, например, вижу, что ты сейчас одет в такую же примерно одежду из хлопка, как и мы. С аппетитом ешь то же, что и мы. Над нами не капает, ветер не продувает. Тебе что, плохо сейчас?

– Да нет, хорошо, – сказал Вадим. – Хоть насчет одежды я бы, конечно, поспорил. Разные марки, разные цены.

– Ну это ты барби своим рассказывай. Мужчинам это как-то до лампочки. Но мы не видим другого – того, что у тебя на счетах в банке.

– Это точно, – расцвел гость. – Думаю, в этом мы с вами не ровня.

– С радостью соглашусь, – сказал Володя. – Под какой процент кладешь деньги? Двадцать? Пятьдесят? Сто?

– Ну, если на круг, вместе с прибылью от бизнеса, то все сто пятьдесят, – важно пробасил богатый гость.

– Вот! – сказал Володя. – Продешевил ты, брат. Надули тебя, как матёрые жулики – наивного первоклашку.

– Че-е-его-о-о? – протянул Вадим с издёвкой. – Чтобы меня надули? Ха!

– Скажи, сколько ты потерял на дефолтах, черных вторниках и деноминации?

– Ну да, – с печалью на глазу согласился Вадим, – ну потерял. Процентов семьдесят.

– А наши с Андреем активы находятся в таком месте, где проценты исчисляются в тысячах, и никто никогда ничего не теряет.

– Это где такой банк? – загорелся бизнесмен.

– В Царствии Небесном.

– Шутишь?..

– Наоборот. Предельно серьёзен. Вот вчера мы с Андреем дали милостыню в церковную казну и бедствующим прихожанкам. Для иного человека это может послужить путевкой в рай, где ему обеспечены и прекрасное жилье, и пропитание, и блаженство. Мы с моим другом, – он кивнул в мою сторону, – строим на Небесах такой дворец, что если бы ты увидел его, всё бы отдал за махонькую комнатку в нём. Всё!

– Да брось ты, – махнул рукой Вадим. – Кто его видел? Сказки всё это для наивных простаков.

– Кто видел? Да вот мы с ним и видели. Но это другая тема, о которой с тобой говорить рановато.

– Это почему? – обиделся спорщик. – Что же я дурней вас?

– Да нет, скорей всего во многом умней и энергичней. Только на пути в рай есть множество ступеней, и их надо преодолевать постепенно. Первая ступень – это вера.

– Но я верю! Был же я в церкви вместе с вами.

– Был. Но ты заскочил, заказал молебен и выскочил. А там, в храме Божием, люди готовятся к переходу в рай. А для этого надо пройти несколько ступеней и при этом победить в войне. Потому что тот господин, который взял тебя в плен и до поры до времени подбрасывает тебе объедки со своего стола, он очень не любит отпускать пленников на свободу. Как только ты начнешь делать первые шаги к побегу, он таких бандитов на тебя натравит, что мало не покажется. А самое страшное, ты их даже увидеть не сможешь. Они – духи бесплотные.

– Ой, бросьте вы, – опять махнул он рукой.

– А говоришь «верю»! – улыбнулся Володя. – Ты веришь, что если купишь товар, продашь, то получишь миллион?

– Да. Верю. Потому что много раз делал это.

– А представь, тебе сказали: есть товар и покупатель на миллион! А ты говоришь: верю, и ничего делать не станешь. Просто веришь и всё. Заработаешь ты этот миллион?

– Нет, конечно. Надо побегать, попотеть…

– Так и в любом деле. Если веришь в Бога, значит, должен что-то делать, чтобы добиться Его расположения. Нужно узнать Его волю, раскаяться в грехах, молить о помощи, получать эту помощь в Церкви – и только тогда получишь необходимое – рай после смерти. Ты хоть раз исповедовался в церкви?

– Нет. А зачем? Я не считаю себя таким уж грешником. Живу как все.

– Людей убивал?

– Ну было, конечно. Так кто не убивал в девяностые?

– С женой в церкви венчался?

– Нет. Жена просила, а мне всё как-то недосуг.

– Десятую часть от прибыли в храм отдавал?

– Да ваши попы и так на «мерседесах» и «ауди» ездят. Хватит им!

– Я знаю не меньше пятидесяти священников, и никто из них не ездит на дорогих иномарках. И где вы таких находите? В «Московском комсомольце» что ли? Ну вот наш батюшка из того храма, где мы встретились, – на чем он ездит?

– Тоже, поди, на «мерсе»!

– На старенькой «ниве», а живет в обычной избе, а детей у него пятеро. Но не в батюшках дело! Если ты Господу Богу не отдашь хотя бы часть того, что Он тебе дал, то ты неблагодарный раб, которого бьют. Ведь Богу эта десятина не нужна. Она тебе нужна!

– Да я как-то обходился до сих пор, – саркастически хмыхнул Вадим.

– Ну так до сих пор ты жил, как самоубийца. А раз пришел к нам, значит, пришло время менять жизнь. Ты пойми, Вадим, если не дай Бог, ты в таком состоянии умрешь – это геенна огненная! И когда ты будешь извиваться в страшных мучениях в огне, ты каждый день своей безбожной жизни проклинать будешь. Да только поздно будет. Там – исправить ничего нельзя, только здесь, на земле.

– Да с чего ты взял, что я буду гореть в геенне? Что вы всё народ пугаете?

– Пугают малышей бабаем, а мы предупреждаем. Предупреждён, значит наполовину спасён. Сделал смертный грех – геенна! Всё просто. А ты убийца, блудник, сребролюбец – мало тебе? Впрочем, Бог дал тебе свободу, и ты можешь сказать, как герои триллеров: до встречи в аду, у меня там будет хорошая компания! Голливуд выполняет некий инфернальный заказ, они там зрителей готовят к падению в бездну. Их рогатый хозяин хорошо оплачивает услуги своим рабам.

– И что вы мне предлагаете? – по-прежнему иронично спросил Вадим.

– Пойти в церковь к батюшке и сказать: не хочу в ад, хочу в рай. Что мне делать? Он скажет, а ты делай. Всё. Ты же водитель. Знаешь, что такое колея в бездорожье. Вот по этой колее миллионы людей в рай попали. Ну и ты давай!

– А что, без вашей церкви туда попасть нельзя?

– Ну, во-первых, Церковь не наша только, а вселенская. Бог воплотился на земле, чтобы создать Церковь. А во-вторых, не зря же церкви строят по типу кораблей. Помнишь, был в истории человечества всемирный потоп? Ной по повелению Бога построил корабль под названием Ноев Ковчег. Кто вошел в этот корабль, тот остался жив, а остальные погибли в потопе. Так что всё в этой жизни очень просто: или ты в Церковном ковчеге и спасаешь свою душу – или гибнешь вне Церкви в волнах всемирного потопа. А то, что народ гибнет миллионами – это и доказывать не нужно, просто оглянись, и увидишь горы трупов.

– И вы предлагаете мне переселиться в такую халупу и прозябать в нищете?

– Нет, рановато для тебя. Для этого нужно много ступеней преодолеть. Живи как живешь, только начни ходить в храм и выполняй, что скажет батюшка. А там, Бог даст, и сам созреешь до «халупы» и вольной нищеты. Но для этого нужно сделать переоценку ценностей. Потребности вечной души поставить на первый план, а смертного тела – в самый конец. А лучше вообще свести их к минимуму.

– Значит это всё, – Вадим обвел руками интерьер горницы, – принципиальное? Тогда если вы такие умные, скажите, что я сделал неправильно, когда убил свою первую жену. Пока мы жили как все советские люди, она меня любила. Потом пришла перестройка, мой Научно-исследовательский институт прикрыли, и я вынужден был открыть свой кооператив. Появились деньги. Она почувствовала, какой это кайф покупать красивые вещи, ездить заграницу, кататься в хорошей машине. И у жены будто крышу сорвало: требовала деньги постоянно, а когда я отказывал, она писала на меня в прокуратуру заявления одно за другим. Помните, спектакль «Энергичные люди»? Я его смотрел дважды. Там есть такой момент. Бизнесмен со страшного похмелья узнает, что жена написала телегу в прокуратуру. Он звонит друзьям-подельникам и предлагает уговорить её не относить заявку в органы. Давайте, говорит, на колени перед ней станем и попросим прощения. Так вот в восьмидесятых в этом месте стояла гробовая тишина. А в девяностых – гомерический смех. Почему? А потому что такого рода проблемы стали решать просто и эффективно – заказываешь, платишь деньги и – нет человека. А нет человека – нет и проблемы, как учил великий Сталин. А уж он-то знал суть вопроса. Так, что я сделал, когда узнал о заявлении в прокуратуру? Правильно! Заплатил прокурору и тому суровому бойцу невидимого фронта, который убирает проблемы в комплекте с проблемными людьми. Итак, что я сделал неправильно?

– Ты нарушил заповедь Божию «Не убий». Знаешь, можно купить прокурора, можно обойти закон уголовный, но от кары Божией никому еще уйти не удавалось. Или здесь на земле ты раскаиваешься в Церкви, несешь скорби с болезнями, или после смерти на Суде Божием получаешь путёвку в геенну огненную. Так что, сам решай: с Богом в рай или с гордостью в преисподнюю.

– Ладно, хорошо, – закивал Вадим, – считайте, уговорили, речистые. Только всё никак не пойму, почему нищета – это хорошо? Мне приходилось общаться с немцами, итальянцами и французами – все христиане. Они говорят: «Если ты такой умный, почему такой бедный?» Они считают бедность – наказанием Божиим за лень и пьянство.

– А почему Иисус Христос был нищим и бездомным? Разве не мог Он – Бог всемогущий – воплотиться на земле богатым царем с огромной свитой? Разве не мог Он жить в роскошном дворце? Да разве Он не мог, наконец, немедленно наказать тех, кто Его схватил в Гефсиманском саду, тех, кто плевал Ему в лицо, бил его палкой по голове, избил бичами до полусмерти, распял на кресте? Мог! Да Бог вселенную одним повелением Своим может уничтожить так, что и пылинки не останется. Но Сын Божий и сам Бог-Слово явился нищим и смиренным. Именно смирением Он победил врага человеческого. Именно, смиренно приняв все мучения на кресте, Он искупил грехи всего человечества. Благодаря чему у людей появилась возможность после смерти не в адскую бездну падать, а в рай восходить. А нищета – это лучший способ смирения. Богатство подобно камню на шее тянет душу человеческую на дно, а нищета даёт невыразимую легкость! Не зря же Спаситель сказал: «Трудно богатому войти в Царство Небесное» (Мф. 19: 23). Был такой учитель Церкви – Иоанн Златоуст, он жил в богатой Антиохии в то время, когда Православие было государственной религией. Так он о сребролюбии написал самые страшные слова, потому что видел вокруг себя расцвет этого смертного греха. Святитель Иоанн называл сребролюбие началом всех зол, грехом Иуды. Сребролюбцев называл самоубийцами, безумцами, завистниками, идолослужителями.

Володя встал, прошелся по горнице, взял с полки книгу Иоанна Златоуста и отдал Вадиму:

– Почитай. А теперь вернемся к пословице католиков и протестантов, которых христианами можно называть с очень большой осторожностью. А лучше вообще не стоит. Я где-то читал, что эти – прости Господи – братья во Христе огнем и мечом уничтожили больше православных, чем Наполеон, Гитлер, Сталин и Чингисхан вместе взятые. И сейчас они спят и видят, как бы им нас со света белого изжить. Но это так, к слову. В Библии есть такие слова: «Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога»» (Пс. 52, 2). То есть, иными словами, если человек не верит в Бога, он безумец, разум его смертельно болен. И если Господь сказал: «Нельзя служить Богу и маммоне» (Мф. 6: 24), а ты продолжаешь грешить сребролюбием, значит в Бога ты не веришь, значит ты – безумен. Так что пословица предателей Христа и служителей маммоны – ложь. А как известно, отец лжи – сатана. Отсюда единственно правильный ответ на вопрос «Если ты такой умный, почему такой бедный?» звучит так: «Именно потому что умный!» Потому что верю в Бога и Его словам. По этой причине имею разум и исполняю заветы Бога, один из которых: раздай своё имение нищим и следуй за Мной. Что сделал тот богач, который услышал эти слова Иисуса? Он сбежал. Тогда Господь и сказал, что легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, чем богатому попасть в Царствие Небесное.

– Снова уговорил, речистый! – восхищенно пробасил Вадим. Но тут по его лицу пробежала усмешка. – Только, мужики, зуб даю: если вам сейчас на этот стол положить миллион долларов, вы ведь не откажетесь?

– Откажемся, – кивнули мы одновременно. – Уже отказались.

Мне вспомнился клад, что лежал в подвале, под скрипучими половицами – и я улыбнулся. Так же таинственно улыбался Володя, и несколько обескуражено – Вадим.