Текст книги "Рассказы"

Регулятор

– Игорь, привет, это я. Мы едем встречать Новый год у нового русского, – сказала Ирина, жена моего знакомого и моя давняя знакомая. Я знал её ещё до замужества. Нас можно назвать друзьями детства. – Его зовут Паша. Он нас пригласил к себе на дачу. Это мой старый школьный приятель. Если хочешь, поедем с нами. У него какой-то там огромный дом, сауна, будет ёлка, и всё такое. Он теперь миллионер, или даже больше. В общем, смотри сам. Мы едем на три дня. Но ты сам смотри.

– А это удобно?

– Я думаю, да.

– Но он знает, что вы кого-то позовёте?

– Он сказал, что можно. У него там четыре жилых этажа, так что все поместятся. В общем, он не специально о тебе, а вообще сказал, что если хотите, позовите друзей. Так что вот, я подумала, если ты хочешь. Но ты решай сам.

Потом мы некоторое время обсуждали с ней, что нужно привезти с собой. Было непонятно, что кому нужно брать. Она говорила то одно, то другое. Я тоже не знал, что нужно брать в гости к миллионерам. В конце концов, трубку у неё выхватил Боря, её муж, философ-экономист.

– Игорь, это я.

– А, привет.

– Возьми три бутылки водки «Флагман», и всё!

– Нет, дай я сама скажу! – Схватила у него трубку Ирина. – Ну да, вообще-то правильно. Возьми три бутылки водки «Флагман». А вообще-то, как хочешь. Только если ты хочешь. – Она говорила так, как будто не была уверена, что мне стоит ехать.

Мы сошли с электрички в Толстопальцево.

– А что это? Почему же нас никто не встречает? – Спросила Ирина. Она смотрела на площадь перед станцией. – Паша сказал, что приедет нас встречать на машине.

Возле станции стояли обычные небольшие дома. Серое небо сливалось со снегом, лежавшим на крышах. На площади ждали пригородные автобусы, в которые залезали с сумками празднично принаряженные весёлые пассажиры. Падал редкий крупный снег. Сзади на новом неоштукатуренном кирпичном зале игровых автоматов прыгали разноцветные лампочки.

– Надо звонить, – сказала Ирина, доставая мобильный. Боря топтался в снегу. – Что-то не отвечают. – Она снова стала набирать номер, озабоченно глядя на телефон.

– Ритуалы власти, – сказал Боря. – Власть должна демонстрировать преобладание. То же самое происходило у примитивных народов. И в средние века. В Индии к радже можно было приближаться только медленно. Для этого существовала особая походка. Это нормально. Такие люди необходимы. Постепенно они цивилизуются. Их дети примут нормальные ценности ответственности и уважения к закону.

– Почему-то никто не берёт трубку. – Сказала Ирина. – Нужно идти самим. Почему же они не отвечают?

– Если ты считаешь так, давай пойдём. – Сказал Боря. – Но я думаю, лучше стоять и звонить.

– Да, нужно идти, – сказала Ирина, как будто разговаривала сама с собой. – По-моему, он сказал, в глубину и от школы направо.

– Может, раз нас не встречают, лучше будет вернуться домой? – Сказал Боря. – Если он обещал встретить, а не встречает.

– Да ну тебя, – отмахнулась Ирина, – я тут смотрю, куда нужно идти. А ты бормочешь под руку.

– Если ты считаешь, что нужно идти, то давай пойдём. Но куда, я просто не знаю. – Сказал Боря, снимая и протирая очки. Потом он поднял капюшон куртки.

– Да, Паша говорил сюда, – сказала Ирина, показывая на улицу, ведущую в глубину посёлка. Она не смотрела на Борю. – Да, нужно сюда. Он так непонятно объяснял. Я думала, он нас встретит.

Она побежала к появившемуся за отъехавшим автобусом такси, и стала разговаривать с шофёром. Она что-то долго ему объясняла.

– Едем! – Махнула она издалека. – Всё в порядке! Водитель знает! Мы сели в машину.

– Вам на «Поле чудес», – сказал таксист. – Там дома с башнями. На пустом месте за два года новый город понастроили.

– Улица Тенистая, – сказала Ирина.

– Тенистая, – сказал таксист. – Найдём. До Нового года ещё шесть часов.

Проехав Толстопальцево, мы пересекли поле и увидели посёлок роскошных многоэтажных вилл. Он казался частью какого-то иного, нового мира. Покрутив и погоняв по посёлку, таксист подъехал к высокой стене из светлого кирпича. За ней стоял четырёхэтажный дом с двумя подъездами, башней и эркерами. На другом конце участка в отдалении поднимались стены второго. Он был ещё незакончен. Дома на соседних участках выглядели примерно также. Мы въехали в ворота.

На утоптанной снежной площадке стояли несколько человек.

– Здравствуйте, – сказала Ирина, вылезая из машины. – А вот и мы.

– Здравствуйте, здравствуйте.

– Это Паша. – Представила мне его Ирина.

– Это Игорь, – представляя меня, сказал Боря.

– Это Люба, моя жена, – сказал Паша, – а вот её сестра Ольга. Таджик в камуфляже в снегу лепил снежную бабу. Двое других под навесом готовили что-то в котле на тандыре.

– Пойдёмте в дом, – сказал Паша. – Они варят свой плов. Посреди вестибюля, контролируя проходы в разные стороны и лестницу наверх, лежала длинная низкая собака с кривой спиной, на которой гребнем выступали позвонки.

– Какая это порода? – Спросил я.

– Бордоский дог. – Собака встала, и потёрлась мордой о мою ногу.

– В сумке продукты? – Спросил Паша. – Можно положить в холодильник.

По вестибюлю, улыбаясь, прошли четыре молодых таджика.

– Они идут в свою комнату, – сказал Паша. – Раньше я их нанимал на строительство, а потом решил, что лучше, чтобы они постоянно тут жили. Отвёл им внизу две комнаты. Чтобы была своя охрана.

Мы положили водку в холодильник, и вернулись в вестибюль. – Вот, – сказал Паша. – На первом этаже кухня, гостиная, вестибюль и комнаты таджиков. На втором – наши спальни, кабинет, зимний сад и ванные комнаты. В башне – мой кабинет. На третьем комнаты для гостей. На четвёртом – сын со своей девушкой, её мать, тётка и двоюродная сестра. Они сейчас там, пока не построят второй дом. Тут ещё два подземных этажа. На первом – спортзал, бассейн и сауна, а второй – технический, где подключены все системы. Идите пока отдохнуть. Потом будут игры у снеговика.

Паша был небольшого роста, крепкий, с блестящей загорелой лысиной, тёмными волосами по бокам и на затылке и тёмными расширенными зрачками.

Мы разошлись по комнатам. Моя была на третьем этаже. Боря с Ириной вошли в соседнюю. Я попробовал рукой кровать, полежал на ней, и стал раскладывать вещи. Потом я вышел в коридор. По обеим сторонам шли одинаковые двери. В конце была ванная комната с джакузи, отделанная чёрным кафелем. Я принял душ. Потом быстро вытерся, оделся, и посмотрел на себя в зеркало, занимавшее всю стену. Рубашка вылезла из брюк и торчала сзади. Я заправил её. Потом я пошёл к себе.

За окном было уже совсем темно. На небе светили звёзды. Снеговик внизу стоял готовый. На голове у него было ведро, вместо носа-морковка, а в руке, как полагается, метла. Блестел красивый снег.

В ворота въехала чёрная «Тойота». Она резко выделялась на белом снегу. Тут же зажглись большие прожектора на всей ограде. Железные ворота закрылись. Со всех сторон машину окружили таджики с автоматами в камуфляже. Через громкоговоритель раздался голос: «Вы взяты в заложники. Выходите с поднятыми руками». Какое-то время стояла тишина. Потом открылись все четыре дверцы машины сразу. Из неё вышли четверо японцев, подняв руки. Они молчали. Таджики направили на них автоматы. Потом я увидел, что по дорожке к ним идёт Паша.

– Здравствуй, Танимото! – Сказал он.

– Можно опустить руки? – Спросил японец.

– Шутка, – сказал Паша, засмеялся, опустил японцу руки и похлопал по плечу. – Я пошутил!

Таджики тут же радостно засмеялись, и кинулись обнимать остальных японцев. Японцы вертели головами.

Я спустился вниз. Паша стоял с японцами и показывал дом.

– Деловые партнёры, – сказал Паша. – Будут с нами встречать Новый год.

Ирина стояла у тандыра с Пашиной женой Любой и её й незаметной сестрой Ольгой и помогала раскладывать плов.

– Шутка как при крепостном праве. – Сказал Боря. – Помнишь Троекурова в «Дубровском», который спускал на гостей медведя? Но такие люди необходимы. Кто-то должен двигаться в новые области деятельности, и создавать рабочие места. Потом постепенно появляется культура.

– А вы – что? – Крикнула Ирина. – Давайте! Здесь надо есть плов!

Мы взяли по тарелке.

Таджики разносили плов и водку. Это было угощение от них. Потом все стали водить хоровод вокруг снеговика. Японцы старательно выполняли всё, что нужно, ходили в хороводе и пели «В лесу родилась ёлочка». По их лицам невозможно было понять, обижены они, или нет. Таджики веселились вовсю. Они дурачились, прыгали и возились в снегу. Потом устроили соревнование на меткость и кидали снежки, целясь в ведро на голове снеговика.

– Давайте петь частушки! – Сказала Пашина жена.

– О, давайте! – Сказала её сестра Ольга.

Кто-то спел пару не самых забористых, но это не пошло.

– Надо отдохнуть перед столом, – сказал Паша.

Все разошлись по комнатам. Я лежал, глядя в потолок, и подумал, как быстро мы собрались и поехали, даже не зная толком дороги. Потом встал, переоделся, и спустился вниз.

На первом этаже собирались гости. Первым появился мужчина лет тридцати восьми с молчаливой женой и двумя испуганными одетыми во всё белое детьми. Он тут же начал подходить ко всем знакомиться сам и пытался познакомить всех между собой.

– Это председатель правления общины первой христианской церкви Подмосковья, – сказал Паша.

Потом пришёл человек лет тридцати с круглой головой, круглым животом и плечами и круглыми детскими глазами. За плечом у него висел карабин «Сайгак». Он поздоровался, достал из кармана пистолет, повозился с ним, так чтобы мы видели, что он у него есть, и положил обратно в карман. Он принёс пятилитровую бутылку молдавского вина «Изабелла», поставил её на стол, поглаживал и улыбался детской улыбкой. Он был явно настроен на радости новогоднего застолья.

– Это начальник таможенного поста Подмосковья, – сказал Паша. – Его дом прямо напротив.

– Конечно, прежние жители недовольны, – сказал Боря. – Они чувствуют своё униженное положение. Их реакция понятна. Вдруг появились люди, у которых совершенно несопоставимые деньги. Но иначе сделать было нельзя. Зато Толстопальцево получит такие возможности развития, каких у него никогда не было.

Потом со второго этажа спустился высокий, небритый, отёчный, человек с несчастными измученными глазами. Он вяло пожал мне руку, как будто хотел сказать: что не предпринимай, а положение всё равно безвыходное.

– Это Саша, брат жены. – Сказал Паша. – Он полковник отдела по борьбе с организованной преступностью, но его отправили на пенсию.

С четвёртого этажа спустился Пашин сын со своей девушкой, её мать, тётя и двоюродная сестра. Сын Паши, невысокий, тихий с виду парень лет двадцати четырёх, вежливо поздоровался со всеми. Его девушка тоже поздоровалась со мной, глядя странным понимающим взглядом заговорщика. Её родные отводили глаза в сторону, и держались отдельно.

Потом спустился тщательно одетый Пашин родственник из Кисловодска. С ним была также тщательно одетая весёлая молодая подруга. Она явно намеревалась пококетничать, и он смотрел на всех мужчин зверскими глазами.

Подошли ещё двое соседей, один из «Росэнерго», другой из «Росвооружений», как сказал Паша.

В гостиной все сели за длинный стол, уставленный едой. В центре лежали два огромных куска запеченной свинины. С нами сели восемь таджиков. За столом было больше тридцати человек. Подруга родственника из Кисловодска перемахнула через скамейку, и показала полную ногу в тугом чёрном чулке и аккуратной туфле с высоким каблуком, выбрав место поближе к нам. Это явно предназначалось для меня. Ёлка стояла в углу у камина.

Я встал, и сказал тост.

– В одной маленькой деревне был сильный снегопад. Все дома занесло снегом до самых крыш. Люди с утра взяли лопаты, стали откапываться. И только к одному дому вела хорошая утоптанная дорожка. Все удивились, но ничего не сказали. На следующий год, – я говорил с грузинским акцентом, – снова был сильный снегопад. Все дома занесло снегом. Люди снова вышли на улицы и стали откапываться, чтобы пройти, и увидели, что к этому дом опять ведёт удобная дорожка. Все удивились, но снова промолчали. В третий раз снова был сильный снегопад, и опять к этому дому оставалась удобная дорожка. Тогда все люди пошли к хозяину этого дома, и сказали, объясни нам, почему это так? Почему к твоему дому остаётся утоптанная дорожка? Он ответил: ко мне ходили друзья. Так выпьем за хозяина нашего дома! Чтобы к нему всегда ходили друзья!

Все выпили.

– Налей мне «Изабеллы», – сказала Ирина. – Оказывается, ты умеешь говорить тосты.

– Да вот, как видишь.

– А я и не знала.

Включили телевизор.

После речи президента председатель правления религиозной общины встал, улыбнулся, махнул рукой, приглашая следовать за собой, и запел Гимн Советского Союза. Мы подхватили гимн со старыми словами. Таджики, улыбаясь, пели вместе нами. Они знали текст. Японцы вежливо подпевали без слов.

Наступил Новый год.

Мы принялись за свинину, и стали есть под водку с тостами за Пашин дом, за его семью, и за будущее.

Пашин родственник из Кисловодска, взглянув зверскими глазами, встал и увёл из-за стола свою подругу. Сын Паши со своей девушкой тоже поднялись, и вышли.

– Они поехали в Москву, – сказал Паша. – Пойдут в клуб.

Родственницы девушки сына Паши тоже встали, и ушли к себе наверх.

Постепенно все поднялись из-за стола, и разошлись. Паша пошёл играть в пинг-понг с председателем церковной общины. Пашина жена и её сестра повели японцев смотреть фильм о своей поездке по городам Золотого кольца. Ирина пошла с ними.

Я вышел на улицу. На соседних участках пускали фейерверки. Таможенник с детскими глазами, стоя на крыльце, стрелял в воздух из карабина «Сайгак». Он стрелял с расстановкой, и наслаждался каждым выстрелом.

– Стреляете, – сказал я.

– Чтобы в Толстопальцево слышали! Они тут шалят. Вчера у меня взорвали машину. Местные! Если наш, то к ним не пойдёшь. Пусть послушают! – Он азартно выстрелил.

На кухне, за столом, куда унесли вино и закуски, сидел брат Пашиной жены, отправленный в отставку полковник отдела по борьбе с организованной преступностью. Ему было лет пятьдесят. Он без остановки что-то рассказывал, перескакивая и путаясь, так что нельзя было понять, где началось одно и кончилось другое. Он говорил нехорошим, отчаянным голосом. Слушать было тяжело. У него была какая-то красная нить, которой он придерживался, но понять её сразу было невозможно.

– Я прихожу к генералу прямо так, в тренировочном костюме и кроссовках. Он спрашивает: почему являетесь в таком варианте? А ему отвечаю: я эти кроссовки купил на рынке. Их каждая блядь в Грозном носит. Они по международной помощи отправлены в вашу дивизию. Вас как зовут? – Спросил он неожиданно меня.

– Игорь.

– Ага. Очень приятно. А я Саша. Ну так вот. Он приходит ко мне в кабинет, такой важный, весь такой из себя, внизу его охрана. Я ему говорю: вы сейчас будете у меня в ногах валяться, просить, чтобы я вас отпустил.

Он не мог остановиться, и рассказывал плачущим голосом истории о власти и могуществе, которые он имел.

– Предыдущая машина предъявляет права. Гаишник рвёт их пополам, и бросает в пропасть. Потом я предъявляю своё удостоверение. Гаишник говорит: вы два дня мои гости. И говорит предыдущему водителю: поезжай в село, привези барашка.

– Всё сводится к социальному статусу, – сказал мне Боря. – В культуре такого рода других ценностей не существует. Личности как таковой не существует. Всё сводится к социальному статусу, и связанной с ним властью. Утрата социального статуса переживается как утрата жизни. Так было во многих сообществах.

– Мы сидим в машине, – рассказывал свои эпизоды дальше Саша. – Один сотрудник мне говорит: товарищ командир, скучно ж так ехать. Разрешите по одной. Я говорю, по одной разрешаю. Ну, а где одна, там и две.

Ирина пришла сюда, и внимательно его слушала. Слушатель Саше был необходим. Он смотрел на Ирину преданными глазами.

Я ещё посидел, и пошёл спать.

Утром я спустился на кухню. Было ещё рано. Паша в полосатом халате что-то делал у плиты.

– Выпьем по рюмке, чтобы всё стало на свои места, – предложил он.

Мы опохмелились.

– Поднимемся ко мне.

Мы пошли к нему в башню.

– Я учился в инженерно-физическом. Отец меня заставлял. А когда начались эти изменения, я это всё бросил. То, что было хобби, стало профессией. У меня империя автосервиса. А вы чем занимаетесь?

– Я – преподаватель в университете.

– А что вы преподаёте?

– Теорию права, – сказал я.

– Каждый получает, то, что он на самом деле хочет. Внутренние изменения вызывают внешние.

Мы обменялись ещё несколькими несущественными словами. Может ему хотелось с кем-то откровенно поговорить и рассказать о себе?

Я спустился вниз. На кухне за столом в той же позе сидел бывший милицейский полковник Саша, и рассказывал свои истории дальше.

– Я говорю, ты сейчас будешь на полу передо мной валяться, просить, чтобы я тебя выпустил. – Все его истории казались одинаковыми и переходили одна в другую.

Ирина также как вчера сидела перед ним и внимательно слушала.

Я вышел из «Поля чудес» пройтись в рощу. «Поле» заняло теперь половину её территории. Берёзы начинались прямо у ограды. Жители Толстопальцево вышли с детишками покататься на лыжах. День был солнечный, с хорошей лыжнёй. За берёзками были видны советские панельные дома. Меня никто не знал. Они не могли догадаться, что я с «Поля чудес». Я мог быть и оттуда, и не оттуда. Они просто катались по лыжне. Я себе просто гулял. Я подумал, что каждый, кто попал в «Поле чудес», в какой-то момент с чего-то начал, сделал какой-то шаг. Сейчас был, наверное, последний случай, когда простой человек вроде меня ещё мог попасть в такой дом, в каком сегодня были мы. Мог оказаться рядом с таким богатством. Сидеть за одним столом с такими людьми. Ещё через десять лет это будет уже совершенно невозможно. Различия станут такими, что их нельзя будет преодолеть. Каждый будет там, где он есть. Кто-то в «Поле чудес», а кто-то в Толстопальцево. И это останется на всю череду поколений. И это решается прямо сейчас.

Когда я вернулся, мы стали готовиться к сауне.

В подвальном этаже стояли стол для пинг-понга, тренажёры и была расчерчена площадка с сеткой для бадминтона.

Когда я спустился, Паша играл в пинг-понг с председателем религиозной общины. Я сел на скамейку и стал смотреть на игру.

– Может, хотите сыграть? – Спросил председатель религиозной общины. – Я уже наигрался. – Он как будто втягивал меня во что-то.

Я взял ракетку.

Паша играл с серьёзным выражением лица, прыгал, подскакивал, и изо всех сил стремился победить.

Я проиграл.

– Воля к власти, – сказал Боря. – Нужно во всём первенствовать. Жизнь строится на конкуренции. Нужно оказываться первым. Но такие люди необходимы. Они всегда оказываются во главе. Они создают системы и определяют жизнь остальных. Зато другие люди могут пользоваться преимуществами порядка.

Мы пошли в бассейн. В нём были два уровня – мелкий, тёплый, где можно было лежать, и глубокий.

Японцы лежали в плавках на мелком уровне, и размокали. Они были похожи на лягушат. Мы расслабились и растворились. Я лежал, и ни о чём не думал.

– Ох, это этаж! – Сказал начальник таможенного поста. – Одни удовольствия! – Он буквально упивался. Детские глаза блестели.

Паша прыгнул в бассейн, держа массажную гидропушку с сильной струёй. От напора воды наконечник пушки рвался у Паши из рук. Он вертелся и прыгал, сжимая его в двух руках. Постреляв в разные стороны, он направил струю Боре в голову. Пушка стреляла как брандспойт. Паша бил Борю по голове. Тот даже не пытался увернуться.

Раздался сильный хлопок, и из регулятора температуры на деревянной кабине сауны повалил зелёный едкий дым. Очевидно, Паша повредил сильной струёй его металлический корпус. Загорелась проводка.

Мы стали вылезать из бассейна.

Боря в дыму потерял ориентацию. Он пошёл в направлении, противоположном от выхода и держался за голову. Я позвал его. Он повернулся на месте на триста шестьдесят градусов, и опять пошёл не туда, в глубину дыма. Я позвал его ещё раз: «Боря, сюда!» Он, шатаясь, повернул в нужную сторону. Я схватил его за руку, и мы стали вместе выходить.

Пламя погасили. Таджики пошли менять регулятор. Мы вытерлись в спортзале.

Я переоделся у себя, и спустился вниз.

Отставной полковник отдела по борьбе с организованной преступностью с отчаянным лицом играл с компьютером в преферанс.

Мать, тётка и двоюродная сестра девушки Пашиного сына прошли куда-то, отводя глаза в сторону. У них было такое выражение, как будто мы вместе знали тайну, о которой нельзя говорить.

Боря сидел на кухне как оглушённый, держась двумя руками за голову.

Я смотрел на него из коридора. Подошла Ирина. Мы посмотрели на Борю вместе.

– Он слишком много болтал. Ничего, придёт в себя, поправится. А ты где? Тебя хочет видеть Люба, Пашина жена. Она в столовой. Давай, иди быстро.

Я быстро пошёл в столовую, почти побежал.

– Я хочу вас поближе познакомить с моей сестрой Ольгой, – сказала Люба, Пашина жена. – Она говорит, что вы ей понравились. Она, конечно, девушка избалованная мужским вниманием, но вам же не обязательно на ней жениться. Вы можете просто с ней свободное время проводить.

Так решилась моя судьба.