Текст книги "Рассказы"

Зачем нужна стерва?

Алексей Юрьевич выглядел как человек, добившийся успеха. Он приезжал на внедорожнике БМВ, писал сценарии для сериалов, знакомился подряд со всеми девушками, независимо от возраста, и раз в месяц появлялся с новой подругой. С ней он держался так, как будто они близкие люди, и у них серьёзные планы. У него была приличная внешность благородного отца с аккуратными усиками. Он говорил – надо уметь себя подать.

Официантки в кафе «Американо» относились к нему с большим уважением. Они приносили ему кофе без кофеина и лимонад, который делали для него по особому рецепту.

– Белла, – говорил он официантке, чуть картавя, со светской интонацией, – принесите мне, пожалуйста, мой лимонад.

– Конечно, Алексей Юрьевич. Сейчас я вам принесу.

Алексей Юрьевич приезжал в кафе каждый день и разыгрывал этот спектакль. Борис и Тимур хотели у него этому научиться, и тоже приезжали каждый день. Иногда к ним ещё присоединялся Миша, но Миша приезжал не так уж часто.

Борис хотел делать всё, как Алексей Юрьевич, только ещё лучше, и тоже стал просить официанток принести ему кофе без кофеина и особый лимонад. Потом он ещё придумал особенный фруктовый салат, чтобы в нём был только ананас, без других фруктов. Но у Бориса всё равно получалось не так, как у Алексея Юрьевича. Он давил на официантку, говорил с ней намеренно медленно, с тяжёлым нажимом. Это было не то. Ему не хватало уверенности. Из-за этого Борис злился и стискивал зубы. Глаза у него от напряжения выпучивались и становились белыми.

Тимур тоже стал заказывать кофе без кофеина, особый лимонад и фруктовый салат только из ананаса. Но он, наоборот, слишком улыбался, прогибался и двигал плечами. А иногда пел. Это тоже было не то. У него тоже не получалось.

В субботу Борис и Тимур приехали раньше, чем Алексей Юрьевич.

Горел жёлтый свет. Потолок в «Американо» был выкрашен красным, а стены до верху закрыты зеркалами. Столики стояли вплотную друг к другу. Официантки едва пробирались между ними. Народу было полно.

Борис и Тимур рассматривали ляжки девицы в коротком платье. Ляжки были мясистыми и сочными. Девица тоже была сочной, мясистой, с большими руками, уже немолодой, с усталым потрёпанным лицом. Ляжки, гладкие, чувствительные, излучавшие притяжение, казались моложе, чем всё остальное. Это был последний шанс в её войне. Девица вертелась на стуле, так чтобы выставить их напоказ, поворачивала голову, смотрела на Бориса и Тимура, а потом улыбалась худой подруге.

Борис с Тимуром, не отрываясь, рассматривали их.

Девица допивала с подругой вино. Она высоко поднимала бутылку и сильно наклоняла её над бокалом.

– Что они такое едят, – намеренно громко сказал Тимур. Он смотрел под стол на ляжку.

– Они едят что-то непонятное, – сказал Борис.

– Мы едим салаты, – сказала девица, не поворачивая к ним голову.

– Не может быть, – сказал Тимур. – По-моему, это что-то совсем другое.

– Это пища для здоровья, – сказал Борис. – Людям нужно здоровье. – Он выпучил глаза и стиснул зубы.

Девица улыбнулась подруге. Она закинула ногу на ногу. Платье поднялось ещё выше. Ляжка расплющились на стуле.

– А чем занимаетесь вы?– Спросила она.

– Мы? – Сказал Борис. – Пропагандой здорового образа жизни.

Девица посмотрела на подругу. Она опустила одну ногу с другой. Потом поставила ногу на соседний стул. Ляжка вытянулась.

Тимур поднял узкий подбородок, развернул плечи, надулся и запел:

 
У любви как у пташки крылья
Её никак нельзя поймать!
 

Девица опустила ногу. Ляжка утолщилась и стала более круглой и короткой. Девица налила вина, и чокнулась с худой подругой. Она повернулась к Тимуру с Борисом.

– Ну чем вы всё-таки занимаетесь?

– Мы? – Сказал Борис. – Мы? Консультированием мелкого бизнеса. Средний класс – условие стабильности. Хотите, мы вас проконсультируем?

Девица наклонилась над тарелкой. На ляжке обозначилась ямка.

Борис приподнялся и наклонился вперёд:

 
Вы говорите розы?
А я насрал!
 

Он выпучил глаза.

 
Стране нужны паровозы!
Стране нужен металл!
 

Девица переглянулись с подругой.

В этот момент в кафе вошёл Алексей Юрьевич и начал целоваться. Первой он подошёл к сидевшей в большой компании хорошо сложенной брюнетке. Он шёл через зал с поцелуйным выражением лица, которое становилось всё более очевидным, пока он приближался. По мере того как он подходил ближе, брюнетка поворачивалась к нему. Борис и Тимур смотрели, затаив дыхание. Алексей Юрьевич подошёл вплотную, брюнетка встала. Алексей Юрьевич сделал движение руками и выпятил губы. Брюнетка сделала встречное движение, и они длинно поцеловались. Борис и Тимур за своим столиком прижались друг к другу. После поцелуя брюнетка сразу села за стол к своим друзьям. Алексей Юрьевич выдохнул, осмотрелся, и двинулся дальше. Он подошёл к сидевшей у барной стойки блондинке с причёской, поднятой со всех сторон наверх.

– Привет, Маша!

– Здравствуйте, Алексей Юрьевич!

Маша наклонила голову набок, и они длинно поцеловались. Потом Алексей Юрьевич двинулся в сторону Бориса и Тимура, но по дороге заметил двух студенток, он подсел за их столик и начал с ними болтать. Студентка, сидевшая ближе, смеялась, вторая хмурилась. Алексей Юрьевич познакомился с той, что сидела ближе, записал в мобильный номер телефона, ещё минуту поболтал, поднялся и сел к Тимуру с Борисом.

– Как ваши сценарии? – Спросил Тимур.

– Да для чего, ты думаешь, я их пишу? Чтобы знать, что я это могу. Мне важно, что я в состоянии это устроить. Пробить по своим связям. Вот что мне важно! А больше ничего! Мне неинтересно, что дурачьё там смотрит. Вот деньжат заработать – это да.

– А как поживает ваша Катя?

– Прекрасно. Как только она приходит, я ей сразу говорю – раздевайся и в душ!

– А вы говорили, что собираетесь на ней жениться.

– Ага. В сослагательном наклонении, – Алексей Юрьевич помахал четырьмя пальцами.

– Вы же ездили с ней в Париж.

– Ну и что?

В воскресенье Борис и Тимур пришли позже, чем Алексей Юрьевич. Народу в кафе было меньше, оставалось много свободных мест. Алексей Юрьевич сидел за угловым столиком с Катей. Борис и Тимур подошли и сели к ним.

– Что там у тебя в Исландии с вулканом Барбрадунга получилось? Что это ещё за извержения? – Алексей Юрьевич в упор смотрел на Бориса.

– У меня? У меня всё отлично получилось, – глядя на него и выпучивая глаза ответил Борис. – У меня всё получилось нормально. Нормальное извержение.

– А по-моему, это твоя недоработка. В Европе из-за него самолёты не летают.

– Что нам заказали, то мы и сделали. – Борис крепко сжал зубы.

– Нет, ну а пыли столько зачем пустили?

– У меня всё получилось хорошо. Как нам заказали, так мы и сделали.

– А я думал, это у тебя получился какой-то сбой.

– Ничего подобного.

– Мне кажется, здесь твоя недоработка, так я думаю.

Катя сидела молча с испуганно-тревожным лицом. Ей было под сорок. Она надела большие серьги с камнями.

Вошёл Миша.

– Подсаживайся, Миша, – замахал ему Алексей Юрьевич. – Давай, садись!

Миша подсел.

– Это Катя, – сказал Алексей Юрьевич.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – сказала Катя.

Миша посмотрел на неё.

– У меня акустическая система лучше, чем в любом кинотеатре Москвы. Я не знаю, в каком московском кинотеатре есть такое качество акустики, какое я поставил у себя в домашнем кинотеатре, – вдруг сказал Миша. У него было лицо с широкой, как будто искусственно расширенной, нижней челюстью. – Всё!! Я скачок курса доллара предсказал за три дня, когда никто ещё не дёргался. Я смотрел по числам Фибоначчи. – Его что-то зацепило, он завёлся, и говорил один без остановки. – Я своим говорю – немедленно покупаем доллар. Один мне сказал, я ещё подожду, Он потом локти кусал. Полмиллиона долларов у него вылетело, только свистнуло. Это минимум. Потом была головная боль, как их вернуть. По документам они же у него на счетах остались. Всё!! – Он ткнул толстым пальцем в воздух перед собой. – Я в казино выиграл в рулетку сто тысяч. У них доход примерно миллион долларов за вечер. Тогда ещё были казино. То есть убыток я им причинил ощутимый. Менеджеры сразу дёрнулись. Встали вокруг. Как гончие. Сейчас от них деньги уйдут. Вынесли мне «поляну». Выпивка-закуска. Ну, сделали всё красиво. Всё!! Менеджер говорит, выпейте-закусите и сыграйте ещё. Чтобы я проиграл, и деньги у них остались. А я говорю – нет, подождите. Будет не так. Я выпью, закушу, но играть я не буду. А я сейчас заберу деньги, – он ткнул пальцем, – и пойду домой.

В понедельник в кафе было пусто. Алексей Юрьевич читал детектив. Борис и Тимур приехали позже него. Было уже двенадцать. Официантки скучали у стойки.

– Что вы читаете? – Сказал Борис.

Алексей Юрьевич показал яркую обложку детектива. На ней была нарисована грудастая красотка в жёлтом платье.

– Вы купили эту книжку, потому что тут нарисована она, – Сказал Борис.

– Конечно. Я вообще читаю просто так, чтобы знать, кто как пишет. Что ещё нового кто придумал. Больше мне ничего не нужно.

– А где же Катя? – Спросил Тимур.

– Не знаю, – раздельно сказал Алексей Юрьевич и закрыл книгу. – Я закончил эту историю. Всё, конец.

В кафе вошёл Миша. Под руку он вёл девицу, загорелую, высокую, с подкрашенным ровным тоном детским лицом. В свободной руке, отставленной в сторону, она держала розовый айфон, который каждые две минуты играл музыку из «Ну погоди!». Алексея Юрьевича прямо перекосило. Девушка была красивая.

Миша подвёл её к столу.

– Вот это – Лена.

– Здравствуйте! – Сказала девица.

– Подсаживайтесь! – Сказал Алексей Юрьевич.– Давайте! Алексей Юрьевич заказал лимонад. Борис – фруктовый салат из ананаса. Тимур попросил кофе без кофеина.

Розовый айфон сыграл музыку из «Ну погоди!» в очередной раз. Девица посмотрела на него, но не ответила. Она всё время держала его наготове.

– Тебе взять что-нибудь поесть? – спросил Миша.

– Я хочу, чтобы ты на мне женился, – сказала девица.

– Я подумаю, – сказал Миша.

– Кто-нибудь тут может написать за меня сочинение? – Спросила девица, обращаясь ко всем.

– Я, – тут же сказал Тимур. – Я хорошо писал сочинения.

– Заранее спасибо, – улыбалась девица.

– Вы дайте мне ваш электронный адрес, и я вам пришлю, – сказал Тимур.

– Я тебя просила мне написать, – обернулась девица к Мише.

– Я вам напишу, – сказал Тимур.

Миша продолжал улыбаться, но рот у него двигался сам собой, как будто он боролся с улыбкой.

– А какое вам написать сочинение? – Спросил Тимур.

– Нам задают в институте. Я учусь на актрису.

– Да, ну, вам нужно написать интересно, – сказал Тимур.

– Тебе скоро надо будет платить за второй семестр, – сказала девица Мише.

– Вы прямо просите всё сразу, – сказал, разводя руками, Борис, – замуж, сочинение и оплатить семестр.

– Пошли, – сказал Миша, вставая.

– Если он мужчина, то он заплатит, – сказала девица, поднимаясь вслед за ним.

Айфон в её вытянутой руке заиграл «Ну погоди!». Девица поднесла руку к уху и остановилась. Разогнавшийся Миша повернулся и встал.

– Нет, – сказала девица в мобильный, – сегодня я не могу с вами встретиться. Я занята. Завтра – я пока ещё не знаю.

Они ушли. Девица по-прежнему держала айфон в стороне на вытянутой руке.

– Белла, принесите, пожалуйста, кофе без кофеина, – сказал Алексей Юревич.

– И мне, – сказал Борис.

– И мне, – сказал Тимур. – Белла, как вы думаете, любовь существует?

– Ой, я не знаю. Вас рассчитать?

Официантка намекала, что пора по домам. «Американо» работало до последнего посетителя. Кроме них в кафе никого не было. Они сидели в середине и отражались во всех зеркалах.

– Как ты думаешь, любовь существует? – спросил Тимур.

– Я думаю, да.

– И я думаю, да.

– Да я не могу этого! – Отчаянно сказал Борис.

– Чего? – Спросил Алексей Юрьевич.

– Любить! Лучше мы будем как вы! Научите нас! Как вы делаете? Как нужно жить?

– Хорошо. Я потом научу, – сказал Алексей Юрьевич.

– Мы стремимся быть друг друга главнее. – Сказал Тимур. – Залезть друг на друга. Всех опережать. Быть самыми лучшими, самыми первыми, самыми главными. А любовь – это на равных. А вдруг она на голову залезет?

– Не знаю. Не могу сказать. Вполне возможно, – сказал Алексей Юрьевич.

– Это доказано, – сказал Тимур. – Человек боится. Я проходил психотерапию.

– Психотерапию? – Сказал Алексей Юрьевич. – Не поможет.

– А чего он боится? – Спросил Борис.

– Другого человека. Что будет, если он окажется лучше? Что он сможет с тобой сделать? Он не хочет испытывать страх. Пока вот так.

– А.

– Ну вот.

– Я понял. Хреново.

– Не знаю, – сказал Алексей Юрьевич. – Это не ко мне. Не по моей части. Не знаю. Не берусь судить.

– А Миша привёл жуткую стерву! – Сказал Борис.

– Ну и зачем нужна стерва!? – Сказал Алексей Юрьевич. – Ради бога! Никому она не нужна!

– Да ёлки-палки, кому она нужна! – Сказал Борис.

– Кому она нужна! Не буду писать ей сочинение!

– Да.

– Да.

– Вот так вот.

– Ну и что?

– Что?

– Нет, я просто так.

– Мысли какие-то.

– Забудь.

– Что-то хреново. Даже не знаю, отчего.

– Да ну ладно!

– Правда.

– Да что ты!

– Нет, правда.

– Да ты что!

– Крепись!

– Ладно, всё. Всё. Уже всё.

– Ну что?

– Эмм.

– Ээ.

– Мм.

– Что сейчас будем делать?

– Может ещё по кофе?

– Давайте её позовём.

– Белла, принесите, пожалуйста, кофе без кофеина!

– И мне, пожалуйста.

– А мне, пожалуйста, фруктовый салат.

Ресурс

Ригин ждал в центре зала на Чистых. Это было место и время молодых. Прислонившись к серым мраморным стенам, сев на корточки, стоя у входа на эскалаторы, с рюкзачками за спиной, в офисных костюмах с галстуками, в камуфляжных брюках, в майках с надписями ждали назначенных встреч люди, которым на вид не было двадцати пяти лет. По трое патрулировали взад-вперёд такие же молодые милиционеры-курсанты в серых куртках не по размеру, с резиновыми дубинкам, в высоких шнурованных ботинках-берцах, с фляжками и сумками с подвешенными деревянными бирками, на которых химическим карандашом были написаны их фамилии. Их стриженные под машинку затылки выглядели по-сиротски. Из прибывающих поездов метро выталкивались на перрон компании, которых там встречали другие компании, и периодически раздавался общий крик «Вау!», наилучшим образом выражающий сегодня счастье. Молодые милиционеры оборачивались и посматривали на кричавших, но не подходили и патрулировали дальше.

Сын никогда не приезжал во время. В лучшем случае он опаздывал ненадолго. Нельзя было, чтобы это испортило встречу, стало её фоном, они виделись не так часто, чтобы допустить ссору, нужно было обсудить гораздо более важные вещи. Это было затруднение в их отношениях, которое никак нельзя было устранить, и можно было только стерпеть и сделать так, чтобы оно не портило всего остального. Всего, что сложилось, точнее, было с усилиями построено, между пятидесятитрёхлетним отцом и двадцатитрёхлетним сыном, который обсуждал с ним свои проблемы, отношения с девушками и жизненные планы. Сыну нужно было всякий раз опоздать, может быть, чтобы показать, что теперь он нужен отцу, а не отец ему.

– Вы случайно не меня ждёте? – Сын незаметно подкрался сзади.

– Да тебя, тебя. – Они поцеловались.

Женька постригся, и Ригин потрепал густые чёрные короткие волосы на затылке.

– Как дела?

– Да нормально.

– Ну отлично.

– Прогуляемся? – Предстоял серьёзный разговор.

– Пошли.

Они двинулись к эскалатору.

– Привет! – Женька увидел в стороне знакомых, парня и девушку, и кинулся к ним.

– О! Как дела?

– Нормально! Это мой отец, – показал Женька. Знакомые посмотрели. Им тоже было лет по двадцать – двадцать три. – Ну, мы пошли, – сказал Женька. – Пока! Они двинулись к эскалатору.

– Пока! – Сказали знакомые.

Они поднялись из метро, и пошли по узким, сворачивающим то дугой, то под прямым углом переулкам, где Ригин когда-то учил Женьку отличать конструктивизм от модерна. Они до сих пор любили эту игру.

– Это что? – Показал Ригин дом с керамическим панно.

– Модерн Иваныч.

Женька жил теперь в собственной квартире, которую отдала ему его мать, с которой Ригин развёлся, когда Женьке было двенадцать. Она отдала Женьке и свою старую машину, на которой он, как он сам выражался, «рассекал».

– Так что с работой?

Женька заканчивал факультет двигателей. Надо было определяться с работой. Начиная с третьего курса, он подрабатывал программистом. Два года назад его сокурсник Валера, отец которого служил в КГБ, позвал его работать в некую «промоутерскую компанию». Компания оказалась рейдерской фирмой, захватывающей чужие предприятия. Работа состояла в запугивании. Нужно было звонить хозяину аптечной сети, пугать и требовать, чтобы он отдал свой бизнес. Крепкий, образованный Женька, с восьмого класса занимавшийся дзю-до, их конечно, очень устраивал. Женька ушёл от них, проработав две недели, как только разобрался, чем они занимается на самом деле. Его отпустили, потому что он не успел много узнать. Ригин вздохнул с облегчением, когда узнал об этом, потому что могли просто так и не отпустить. Но теперь, через два года, перед защитой диплома, тот же Валера, постоянный участник их общих вечеринок, предложил Женьке пойти работать в банк, где его отец был членом совета директоров. Это было по сути тоже самое. Это была не просто коррупция, а непосредственно один из её руководящих центров. Почти разбой. Вопрос, который теперь предстояло обсуждать, состоял в том, пойдёт туда Женька, или нет.

– Я не хочу быть инженером. Я вот не хочу всю жизнь чертить. Платон писал, что это – рабское занятие. В конце концов, мы рабы или свободные люди? Свободные занимаются политикой, собственным бизнесом и боевыми искусствами. Свободный преодолевает сопротивление людей, а раб – сопротивление вещей. Даже если он – специалист.

Женька читал философские книжки, и любил рассказывать о них Ригину. Платон делил профессии на рабские и господские, но Ригин не хотел верить, что опять настали рабовладельческие времена, и, следовательно, люди опять разделяются на от природы свободных и от природы – рабов. В промежутке между ними и Платоном была иудейско-христианская культура и гуманизм, утверждавшие равенство всех людей перед богом и, следовательно, в правах. И достоинство специалистов, обладающих знаниями, нужными всем людям. В прошлый раз Женька рассказал ему, что читал Макиавелли. Он любил докладывать ему, что он прочитал.

– Я ходил на собеседование в НИИ энергомашиностроения. Там дядька, такой спокойный, приличный, сказал, мы можем вас взять, но у нас ставка – шестьсот долларов в месяц. Я говорю, это, конечно, мало. Он отвечает, – да, я вас понимаю. Ну и всё.

– Ты не знаешь себе цену. Инженеры нужны везде. Всюду проблема энергоресурсов! Твой диплом ценится во всём мире! Нужно только добраться до тех мест, где его ценят! Ты в Америке будешь зарабатывать в десять раз больше, чем у них в этом банке!

– Ну ты знаешь, что я в Америку поехать не могу. Я не могу оставить маму. Она никуда не хочет.

– Никакого большого бизнеса ты тут не сделаешь, если не будешь участвовать в коррупции.

– Да мне всё равно, как это называется. Сейчас идёт перераспределение собственности. Каждая семья стремится защитить свои интересы. Есть такие семьи, у которых влияние и вооружённая защита, нужно идти работать к ним. Иначе так и будешь никем и ничем.

– Там самая настоящая преступность.

– У тебя устаревшие взгляды. Совсем не обязательно бить кого-то бейсбольной битой по голове. Всё делается гораздо умнее, чем ты думаешь. Не так как с таксистами, которые стоят на улице, а к ним подходят и говорят, если вы хотите здесь стоять, платите деньги. Всё, я тебе скажу, происходит гораздо тоньше.

Женька шёл взъерошенный, с торчащими волосами, глядя прямо перед собой, с упрямым выражением лица, говорившем о решимости и недоступности. Он был похож на свою мать.

Ригину было за него страшно. Он был против этого бандитизма с самого начала, он не хотел, чтобы Женька продавал душу за чечевичную похлёбку, но самое страшное он понял сейчас. Женька не годился для этих дел. У него не было способностей. Попав в эту историю, он мог не вернуться обратно. Он был из тех, кого используют, а потом первыми подставляют под удар. Он мог быть кем угодно, он мог быть, кем хотел, инженером или нет, но не бандитом. Это было для него гибельно. Ригин понял, что у него отнимают сына. Нужно было его удержать. Нужно было придумать, как сказать, чтобы он поверил.

– Ты говорил мне, что на тебя сильно влияет мнение других людей.

– Да, говорил.

– Так может быть, важно понять, чем являешься именно ты?

– А почему нужно стоять в стороне от общего потока? Почему не пойти в нём? Почему всегда надо против течения?

– Ты не обязан оставаться инженером. Ты можешь себя искать. Выбери, что хочешь. Профессия не должна становится судьбой, которую навязали, Мне было трудно преодолеть влияние деда. Это он хотел, чтобы я был инженером. Я рвался, мучился, искал себя, это сказалось на тебе и на ссоре с твоей матерью. Ты можешь всё поменять, и я тебя поддержу. Ты можешь пойти учиться.

Они шли по узкому тротуару. Навстречу приближались две девушки лет двадцати семи, брюнетка и рыжая. Рыжая была очень красива. По виду они работали где-то здесь в офисе.

– Как вы уже поняли, мы – отец и сын, – сказал Женька, когда они подошли ближе.

Девушки посмотрели и прошли мимо.

– Ты, бабушка, дед, три поколения моих предков теряли позиции. А они у нас когда-то были. Я хочу остановить эту линию. Я хочу подняться и получить назад то, что у нас было, – сказал Женька.

Они проходили мимо гламурного ресторана «Ибица». У входа была запаркована шеренга «Мерседесов».

– Вот ответь, почему мы не ходим сюда?

Они отправились в недорогой ресторанчик, где Ригин обычно угощал Женьку чаем с пирогом.

За соседним столиком сидела симпатичная девушка с тонким лицом. На столике перед ней лежал фотоаппарат с большим объективом. Она занималась тем, что рассматривала и крутила кольца на насадке. Девушка повернулась к ним.

– Это – мой отец, – сказал ей Женька.

Ригин заказал чай и яблочный пирог, который он всегда ему брал.

– Я тебе сейчас расскажу то, что мне рассказывал дед. Он в тридцатые годы был молодым инженером на военном заводе. Его вызывают, и говорят, примите дела у начальника цеха. Тогда шли политические суды. Процесс «Промпартии». Старых инженеров сажали. Уничтожали весь слой. Дед пошёл принимать дела. Пришёл в кабинет к начальнику цеха. Перед ним старый инженер, отличный специалист. Дед его уважает. Они смотрят чертежи, бумаги, и оба знают, как только они закончат – того сразу посадят. И дед старается всё делать очень медленно. Его вызывают, торопят, давай, давай быстрее, он отвечает, нет, если я буду начальником цеха, я должен во всём разобраться. Вот так они сидят вдвоём, разбираются и знают, что потом будет. Сидят месяц. Осталось всего несколько папок. Мой дед говорит – это сложный вопрос, у нас ещё много работы. Не меньше недели. А тот отвечает, знаете что, хватит. Давайте заканчивать. Чего время тянуть. Я вам всё уже рассказал. И вы всё понимаете.

Мне вы очень симпатичны, только я вам напоследок скажу – вы пойдёте вслед за нами. Так и случилось. Деда через два года посадили.

– Сфотографируйте нас, – попросил девушку Женька.

Ригин понял, что всё бесполезно. Ситуацию нельзя было изменить, и старая вина не прощалась. Он не мог ничего сделать. Всё было глухо и намертво определено.

У него прыгнуло лицо и задрожали руки. Дёрнулось сердце. Ригин остановил его рукой.

– Папа! Да что ты, пап? Да не пойду я к ним, что ты?