Текст книги "Местное время 20:10"

Истинные и правдивые истории
рассказанные в Тыквенной беседке

Тыквенная беседка существовала в старинные времена на острове Ломзе в палисаднике одного из домов. В ней собирались поэты, музыканты и прочая просвещённая публика, которая занималась здесь тем, чем такая публика занимается из века в век: чтением стихов, рассказов, пением песен, травлением баек и употреблением поэтической влаги в должных количествах. Они называли себя «Ревнители бренности» – хорошее название для такой компании.

Прошло несколько веков. Беседку смыло осенним наводнением, дом канул в Лету, равно как и сам город. Но затем Тыквенный клуб непостижимым образом возродился на острове Кнайпхоф, мимикрировав сообразно времени в жёлтый строительный вагончик. Здесь по-прежнему собираются поэты, музыканты, амбер-тролли, милые дамы и прочая публика, никогда не переводившаяся на белом свете и так любящая поэтическую влагу на фоне искусства.

Иногда собрания выплёскиваются на набережную, и в свете заходящего солнца таких историй можно наслушаться, что просто диву даёшься: как такое могло быть? И было ли?

Гришмановский, про которого даже начальство говорило, что он «просто гений», высунулся однажды в окно своего кабинета, свесился с помощью Готфрида вниз головой и молотком прибил почтовый ящик на стену. Кабинет располагался на 5 этаже бывшей палестры Альбертины, поэтому без Готфрида было не обойтись. На вопрос изумлённых сослуживцев, что он, собственно, делает, Гришмановский медленно ответил (он отвечал всегда медленно):

– Так мне в письме посоветовала сделать тётя Зося. Из Одессы. «Такой ящик надо повесить на стене рядом со своей работой, причём собственноручно», – написала мне она. – А что не так?

Если бы среди сослуживцев находилась тётя Зося, она сказала бы, что – не так. Почтовый ящик на такой высоте смотрелся как-то… одиноковато, сказала бы тётя Зося. Готфрид, который помогал товарищу в данном мероприятии (держал за ботинки, пока тот размахивал молотком), закурил и мрачно повторил за Гришмановским: «Заметьте: „Причём собственноручно“».

– Ага, – сказали сослуживцы. – Всё понятно. Причём собственноручно… – и решили более ничему не удивляться.

Через неделю ситуация повторилась. Готфрид держал Гришмановского за ботинки, и, пока тот проверял корреспонденцию, в голове Готфрида рождались мысль и понимание.

– Как просто! – думал он. – Как гениально просто! Гришмановский действительно гений!..

На следующий день Готфрид принёс с собой почтовый ящик, судя по дизайну, переделанный из скворечника, и попросил Гришмановского подержать его за ботинки. Прибивал он свой ящик без малого час. Весь этот час все редакции (в здании располагались 20 редакций всевозможных газет и журналов) не работали, оживлённо обмениваясь мнениями, а потом согласились, что два почтовых ящика на полуглухой стене на уровне пятого этажа – неизмеримо лучше, чем один.

– Только зачем они… – начала было вопрошать молоденькая корреспондентша, но тут все редакции синхронно сделали ТАКИЕ глаза, что она заткнулась.

– Это же Гришмановский! – сообща сказали 20 редакций, и только Рыжая Настя сказала: – Это же Готфрид! – Но её голос потонул в общем хоре.

…Кто не знает – скажу, но, может, я не прав. Для журналиста нет более важного явления в буквенном мире, чем Письмо Читателя. Вот если, по примеру древних греков, послать журналиста на рынок с заданием принести самое для него любимое и важное, то он принесёт Письмо Читателя. И опять же, если его послать за самым ничтожным и ненужным в его профессии, он также принесёт – письмо читателя. Нет ничего хуже для журналиста и нет ничего лучше этого клочка бумаги с неразборчивыми словами. Ну да. Не все читатели, пишущие письма, безумны и доставучи, но Боже мой, как много этих последних!.. И есть те письма, которых ждут и которые всё не приходят, а если и приходят, то не тебе… Может, для них нужен специальный ящик? Специально собственноручно повешенный? И специально открываемый, положим, в полнолуние? Либо натощак? В общем, не обыденно, а сообразно горению ожидания?

…Ну так вот, Влад, которого перестали брать на рыбалку (потому что в его присутствии не клюёт рыба), на следующий день с утра тоже притащил под мышкой почтовый ящик. Ящик был отыскан им на чердаке знакомой бабушки с Понарта. И когда он вырулил на улицу Рокоссовского, то увидел, как Рыжая Настя прибивает третий ящик, вися головой вниз на кёнигсбергской стене. А за брючины её держат просто гений Гришмановский и суровый, как чеканный профиль на старинном дублоне, Готфрид с цигаркой в зубах.

– Опоздали мы… – сказал кто-то сзади. Обернувшись, Влад увидел Человека Со Шрамом, что заведовал в 20-ти редакциях распространением и которого никто никогда не видел улыбающимся. Под мышкой тот держал почтовый ящик тёмно-красного цвета. Круглые дырочки в корпусе ящика были тщательно заделаны замазкой и закрашены.

– Ничего подобного, – ответил Влад, глядя в небеса, в которых

Гришмановский рассказывал Готфриду утренний анекдот. – Там для всех места хватит. Я подсчитал.

Вскорости вся полуглухая стена усеялась почтовыми ящиками всех времён и дизайнов. И тот самый долгожданный читатель, склонный писать настоящие Письма Читателя, время от времени может наблюдать, как акулы пера бросают строчить; как они висят вниз головой, поддерживаемые руками товарищей, добираясь до своего заветного ящичка; как они его открывают и радуются, радуются, радуются его письмам. Некоторые делают это в день своего рождения, другие, кто верит в Деда Мороза, – под Новый год. Но каждый из них хранит тайну, что именно он находит в тех ящиках и как зовут благодарных читателей журналистских ежедневных трудов.

– Да, сударь, погодка сегодня не ахти какая, не для прогулок. Хотя есть любители, согласен… Ну, я-то человек привыкший, от дождя не растаю. Я люблю дождь с грозою: если бы не он, не стоять мне перед вами, клянусь небом… Хотите верьте, хотите – нет, но дело касается любви. Всяк про неё знает, но не всякий пил из её чаши. Ну, это длинная история, хотя не длиннее разговора с хорошим собеседником… Нет, спасибо, я не пью, не думайте чего худого. Ну, разве что немножко… Прозит! Так вот, в стародавние времена и реки текли быстрее, и нравы были строже, и люди казались другими. А вот любовь в них поселялась та же, что и нынче! Любовь – во все времена одна, и обыкновенно разлита на два сосуда.

Жил в стародавние времена юноша по имени Юрген, Юра по-нынешнему. И случилось с ним то, что сплошь да рядом случается с молодыми людьми: он влюбился. Его возлюбленная, Мария, жила на другом берегу реки. Всё бы ничего, если бы не мост: по вечерам его разводили, давая ход кораблям и не давая влюблённым коротать вечера под изменчивой луною. Вечерами юноша проклинал мост, а утром и днём благодарил его: по мосту в две минуты можно было дойти до дома любимой и бросить камушек в её окошко.

Иногда разводной механизм ломался, и тогда приходилось юноше пускаться в неблизкий путь. Сначала – вверх по течению, потом по Коровьему Броду или на лодке рыбака, если сжалится. А если непогода? а если… хотя какое «если» останавливает любящее сердце? На заре мост створками своими опускал влюблённых в объятия друг друга, а на закате разъединял их тела – но не взгляды, пока сумерки не скрывали фигуру на противоположной стороне реки. И вот однажды…

Да, забыл сказать: отец девушки был против их свиданий. Юрген был беден, хотя и славился своими золотыми руками. А отец Марии владел несколькими судами и торговал грузы в дальние страны. Обычная история, во все времена молодые люди своевольничают! И вот однажды Мария сказала юноше, что уезжает. Её отец решил переехать в далёкий город, как того требовали торговые дела. И что послезавтра утром на рассвете, пока мост будет разведён, вместе со всей семьёй она уплывает из нашего города. Уплывает навсегда, да простит меня небо за такое страшное слово…

Спасибо, этот глоток помог мне, как и небо тогда помогло юноше.

Как? А вам – что, ни разу не помогало небо? Ну да ладно, потом расскажете, а то моя история никогда не кончится. Ну и вот, когда настал последний вечер – хмурый, я вам скажу, настал тогда вечер, с дождём и громом, – Юрген перед последним поцелуем с Марией взмолился небесам, и когда мост начал разводиться, как это бывало сотни и тысячи раз, в него ударила молния, аккурат в то самое место, где находится разводной механизм. Створки моста застыли неразведёнными, как и сейчас, когда мы с вами на них стоим… Да, спасибо. Вроде дождь прекратился. Хотя сами знаете здешнюю погоду, надолго нельзя загадывать…

Что было дальше? На башне домика возле моста установили громоотвод, и с тех пор молния не могла причинить вреда механизму… Ах, что было дальше с Юргеном и Марией? Извините, больно забористая у вас фляга. Они поженились. Корабль отца девушки, как и все остальные корабли, из-за сломанного моста не смог пройти вниз по течению. Отплытие отложили, а позже отец девушки придумал себе новый бизнес, который не требовал никаких переездов. Он стал разводить на острове Ломзе, на котором мы с вами сейчас стоим, тутовый шелкопряд и вложил в гусениц все свои сбережения! Почему – безумец?

Мой прадед всё просчитал, кроме одного. Через зиму, когда вот-вот должен был появиться на свет мой отец, ударили такие небывалые морозы, что весь шелкопряд, завезённый из тёплых краёв, вымерз поголовно, и мои родственники вместе с ним чуть было не вымерзли, такая стужа была. Хорошо, что мой дед Юрген не верил в шелкопряда и все свои сбережения сохранил в неприкосновенности. Ах, я не сказал, откуда у него сбережения? Из-за сломанного моста остановилось судоходство, казна терпела большие убытки, и город пообещал тому, кто срочно починит мост, серебряных монет столько, сколько весит сам мастер. Конечно, выгодно выдать замуж дочь за человека, который по весу равен своей коллекции серебра!

…Вот вы говорите – сам сломал, а потом починил… Кто ж его знает: я ведь говорю, что времена были давние, а мой дед был на все руки горазд, царство ему небесное, сегодня круглая дата, как нет его на этом свете… Спасибо, больше не надо. Я не пьяница, просто люблю здесь гулять, да и поговорить с вами, сударь, захотелось – лицо у вас светлое… и вам того же. Прощайте, и да хранит вас небо. Может, и свидимся, я тут часто гуляю. Прощайте.

Как ты яхту назовёшь, так она и поплывёт. Истина сколь неоспоримая, столь и быстрозабываемая. Иногда имя яхты достаётся, например, колхозу, и тогда любопытно видеть, как живёт колхоз с яхтенным именем и какие в результате получаются плоды…

От года своего рождения в 1938 году этот кинотеатр назывался «Скала». Югендстиль окраинного района Хуфен в 50-е советские годы был подвергнут обновлению в стиле сталинского неоклассицизма – колонны, пилястры, – отчего «Скала» стала «Зарёю». Неплохое имя для кинотеатра, и таким мы его любим. А имя «Скала» потелепалось в вакансиях и в середине нулевых вернулось на бывшую Хуфен-аллею (пр. Мира), но не в синематику, а напротив. Какой-то магазин разнокалиберных товаров на другой стороне улицы взял и назвался «Ла Скала»! Действительно, почему нет? Валяется хорошее название (по-итальянски «ступени»), отчего не подобрать? Подобрал, и теперь ступенчатый кубический магазин, уделанный чёрным гранитом, местные острословы называют не иначе как «мавзолеем». А дух «Скала» остался в кинотеатре. Чаще всего он принимает облик старого учителя в плаще и шляпе из фильма середины 30-х режиссёра Джозефа фон Штернберга «Голубой ангел». Учитель по-прежнему влюблён в полуобнажённую Марлен Дитрих и живёт в подвалах кинотеатра, поднимаясь наверх только по особым случаям.

Один такой случай произошёл недавно.

Если подходить формально, то в новейшие времена городским пионером эстет-формата была «Заря». В ней остался дух старого «театра волшебного фонаря» с кафешкой и редким сплавом иронии и буржуазности. То есть и роскошь, и ирония. Следствием найденной формы стала индивидуальность «Зари» в ряду других мест развлечения. Лёгкий дендизм, кроме прочего, был прописан во внутренних правилах, в которых значились: а) категорическая сдача верхней одежды и пакетов в гардероб, и б) запрет на посещение кафе и кинотеатра в униформе (рабочей одежде). А также в шортах, сандалиях, сланцах и пр. Несколько раз Конраду Карловичу было в этой связи отказано в доступе, что вызывало его гнев и поливание окрестных полей эпитетами, но шло время, эпитеты растворялись, и он приходил сюда вновь…

Именно дресс-код стал причиной истории, которая вошла в городские анналы как «Спор Формы и Униформы». По понятным причинам описание мы сделаем в форме классического диалога, слегка декорированного элементами кинематографической традиции (см. «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Матрица»).

Случилось так, что зашёл в «Зарю» по джентльменской надобности, сиречь с дамою, офицер камуфляжных войск. А ему:

– Сударь! Вы при исполнении?

– Нет, вы что, не видите – я с дамой!

– Сударь! Всецело доверяясь Вашему вкусу по части напитков и выбора нашего кафе…

– Грммм!… Что такое?

– …вынуждены сообщить Вам, что в нашем заведении существует правило, запрещающее посещение оного господами в спецодежде…

– Господами – что?..

– …и посему мы будем чрезвычайно рады Вам, когда Вы придёте в цивильном платье…

– …платье?..

– … а сейчас извольте удалиться.

– Что? Меня? Да ты хоть знаешь, кто перед тобой? Я – полковник!

– В униформе никак-с. Вы ведь в камуфляже? Значит, никак-с.

– Форменное безобразие!

Униформа достаёт из кармана камуфляжного цвета платок, вытирает лицо, прячет, затем достаёт из рукава баночку с тушью, рисовую бумагу, кисть и несколькими ударами ея пишет:

Ярость вызвал во мне случай,

Но я всегда готов унять её

Веткой цветущей сливы.

Трёхстишие она подаёт охраннику. У того кисть наготове. Не присаживаясь, он одним взмахом начертывает на обороте:

Ветка цветущей сливы —

Единственное счастье,

Недоступное хмелеону5151
  Не опечатка. Поэты во всех языцех подсекали слова.


[Закрыть].

Осознав накал и неизбежность провала, Униформа вскакивает, в прыжке пробегает по стене заведения и исчезает, растворившись, как хмелеон, среди медной патины обойного золота. Однако охранник настороже. Он свистит в ультразвуковой свисток, и две порочные красотки на фотографиях времён декаданса оживают. Выпрыгнув из рам, они отдирают ниндзя от обоев и, читая нараспев главы «Правил поведения в кафе», полуголые, прекрасные, чёрно-белые, препровождают его на улицу.

Дама сбежала раньше. Униформа во гневе молнией испепеляет двух случайных голубей и рисует в воздухе магический круг, перечёркнутый крестом. Сотворив заклятие, она бьётся оземь, оборачивается волком и исчезает за ближайшим поворотом. Вечер алеет в стёклах домов, история явно получит продолжение.

На следующее утро возле «Зари» на проезжей части материализовался дорожный знак «Остановка запрещена», а рядом с ним, помахивая сахарной полосатой палочкой, вырос гаичник. Всем паркующимся он указывал на знак и отсылал парковаться за два квартала.

Так была развязана война между Формой и Униформой, правилами частной жизни и силами служебного положения. Битва их чуть не достигла оглушительного космического звучания, и лишь случай спас город от всеобщих разрушений.

Осада кинотеатра продолжалась около месяца. «Заря» терпит убытки, клиент ни подъехать, ни отъехать не может. «Заря» похудела, затянула пояс, но сдаваться не желает. В пустом зале с овальным шатром в потолке билетёрши сквозь зубы поют: «В бою не сдаётся наш гордый «Варяг!». История дошла до газетчиков; она дошла даже до тех, кто ни разу не был в кино со времён детства. До тех, кто ни разу не был в «Заре» и кто вообще никогда нигде не бывает. Забытый во время древней премьеры призрачный старик с белыми пальцами вылез из дальнего подвала и на почерневшую серебряную монету купил билет на сеанс. Он сидел под голубым фирменным куполом «Скала», как когда-то в 1938 году, смотрел чёрно-белый фильм про графа Дракулу, и сияние золотой пыли в луче проектора наполняло зал светом и жизнью.

Оперативно возникший гаичник со знаком поначалу чувствовал себя орудием праведного гнева. Он стоял приосанившись, улыбался с достоинством и палочкой чуть ли не жонглировал. Но после месяца «санкций» и высокий чин, и гаичник вдруг осознали, что вместо удовлетворения оскорблённого достоинства их ведомство стало предметом городских анекдотов. Народ увидел за чиновным действием использование служебного положения в личных целях и встал на сторону «Зари».

…Через полтора месяца гаичный пост у «Зари» был снят, и для очистки совести («надо всё же порядок навести, а то паркуются, как хотят!») был установлен знак «Парковка вдоль тротуара». А милицейское ведомство постаралось тот инцидент забыть как… как… ну, в общем, как фамилию того самого фице-губернатора…

В жаркий солнечный день в главном нашем городе-курорте, возле керамической карты Светлогорска с надписью «Маршруты Терренкура» располагается Макс, Продавец Волшебных Рыбок. Он расставляет свой лоток на том самом месте, которое «натоптал» как Художественную Свободную Точку стеклодув Леньшин. «Натоптал» – значит отбился и от братков, и от двух директоров местного рынка по кличке Вертолётное Железо (они были из посёлка Донское), и от всех, кто хотел поиметь от художника что-либо, кроме творчества.

И вот в такой жаркий солнечный день Макс раскладывает у карты свою армию, выполненную по секретной художественной технологии. На лотке взвод за взводом выстраивается сегодняшний ассортимент. На левом фланге разместились «волшебные рыбки Балтийского моря». Они исполняют три Заветных желания, как значится в аннотации. На правом – сисястые жирные русалки под официальным Ником «любимая русалка Нептуна». «Помогает искать сокровища подводные и надводные» – как следует всё из той же аннотации. Ниже расположились «Коты Мурры кёнигсбергские». Возглавляет художественно-магическую гвардию Бравый Капитан: он смотрит за персоналом, не продаётся. Утро начинается с недостачи: Большая Рыба-Кит отсутствует на перекличке – вышла на прогулку вчера вечером и не вернулась. Самоволка!

Макс вздыхает, перемещает Бравого Капитана на середину лотка и оглядывает людскую реку, протекающую мимо. Рядом, возле книжного магазина, расположилась с мольбертом Саламба Ктулху, местная художница. В Светлогорске для публики рисуют Светлогорск, а для себя – публику.

Любой человек, хотя бы день продававший свой товар на рынке, скажет вам: если вы не в состоянии за 20 секунд определить, сколько у клиента денег в кошельке, и если у вас плохо подвешен язык, то для серьёзной торговли вы не подходите. Идите торговать семечками. Макс дело знает, отчего получил от друзей прозвище Рыботорговец На Промысле. Торговля волшебными атрибутами имеет свою специфику и следует правилу, заимствованному из местной школы дзена: «Масло всегда падает бутербродом». Через пару колов времени людская река выбрасывает на берег клиента. Это всегда молодая неместная женщина с быстрой речью и недоверчивыми глазами.

– Почём Волшебные рыбки? – спрашивает она, изучив репертуар.

– Пятьдесят, – отвечает Макс. – Но я вам их не советую.

– Почему это? – неместная женщина настораживается.

– Вам лучше Кот Мурр подойдёт. Кёнигсбергский. Прекрасное средство.

Макс подаёт Инструкцию. Женщина читает: «Кот Мурр Кёнигсбергский, лучшее средство от бессонницы. Инструкция. Взять Кота в правую руку, поднести к правому уху, послушать муррчание. Положить под подушку и закрыть глаза. Если не помогло, взять Кота в правую руку, поднести к правому уху, послушать сказку. Положить под подушку и закрыть глаза».

– А гарантия где? – быстро спрашивает неместная женщина.

– Переверните.

На обратной стороне нарисована от руки огромная печать и текст: «ГАРАНТИЯ. Я, царь морской Нептун, гарантирую, что данный Кот Мурр – настоящий и способствует быстрому засыпанию». Подпись.

…Следующая клиентка, тоже неместная дамочка с быстрой речью, но блондинка, в первую очередь заинтересовалась русалками. Она перебирает их, пробуя, как лежат в руке, какие они гладкие на ощупь, рассматривая, как нарисован купальник, и они ей явно нравятся. Все.

– Очень помогают при поисках Янтарной комнаты, – говорит ей Макс. – Но ещё лучше выручают при срочном поиске нужной вещи. Ключей. Сдохшего мобильника. Записной книжки…

Дамочка читает Инструкцию, потом Гарантию на обороте и покупает три русалки: себе и подругам. Следующая неместная женщина, оглядывая лоток, говорит Максу:

– Котировки у вас невысокие. Что так дёшево?

– Это не заработок, а удовольствие, – отвечает ей тот. – Я вам рыбку рекомендую. Исполняет три желания. Надо только, чтобы желания были действительно Заветные. Вон, Дмитрий Медведев полгода назад купил, а теперь – Президент.

Женщина читает Инструкцию: «Взять Волшебную рыбку в правую руку, поднести ко рту и шёпотом произнести первое Заветное желание. Затем взять рыбку в левую руку, поднести ко рту и шёпотом произнести второе Заветное желание…». Лапидарность инструкции поражает её в самое сердце.

– Берите голубую, – говорит ей Макс. – На прошлой неделе трейдеры взяли три штуки, так «голубые фишки» резко вверх пошли.

…Через пять минут покупательница голубой рыбки притаскивает кучку соратниц:

– Вы послушайте его, послушайте! «Комеди Клаб» курит!.. – и вслух читает Инструкцию: «…При правильном обращении чинит разбитые сердца и треснувшие корыта».

– А холодильники чинит? – спрашивает одна из соратниц.

– В сердечных делах она эффективнее…

…Ближе к вечеру Макс сворачивает лоток. Выложив остатки магической армии на асфальт, он складывает пожитки, а затем аккуратно заворачивает каждую русалку и Бравого Капитана в бумагу. Остальные солдаты его армии разошлись по рукам.

– Сколько? – спрашивает Саламба Ктулху, рисовавшая весь день по соседству. Она тоже складывает мольберт.

– На неделю хватит, – отвечает Макс и застёгивает сумку.

Это Саламба Ктулху придумала технологию выведения котоврусалок-рыбок и разводит их будними днями в своей мастерской. Однажды сын-старшеклассник взялся ей помогать продавать, и вот уже второй год помогает… Они уходят вместе. На земле, за бордюром, возле стены спряталась сбежавшая Волшебная рыбка. Поблёскивая глазом, она ждёт, пока спустится на приморский город летняя ночь. В темноте воздушно-капельным путём доберётся она до моря и вновь очутится на родине, в нептуновом царстве, откуда намедни была извлечена рукою художницы, просидевшей весь день рядом с Продавцом Волшебных рыбок.