Текст книги "Местное время 20:10"

Архитектура «склада-21» весьма примечательна. Ряды арочных окон на фасаде так близко друг к другу расположены, что поневоле встаёт вопрос: какая же там высота потолков? Для этого делаем вид, что нам надо что-то купить, и проникаем в здание со стороны Моспроспекта. Да, нечего сказать! Высоты в метр девяносто даже в советских складах не бывало! Здесь какая-то своя жизнь, чудные надписи по стенам и дверям, множество фирм и фирмочек активно жужжат, изготовляя услуги и продавая товары. Мелкий и средний предприниматель живёт в этом Янус-здании с этажами в метр девяносто, кто ж ещё здесь будет жить…

Ну да ладно, выходим снова на ул. Коперника. 9-этажка, прилепленная к нашему складу, частично запечатала своим телом послание потомкам, начертанное на глухом фасаде «Облобувьторга»: «Калининградцы! Превратим наш город в образцовый по благоустройству и общественному порядку!» – забытая модальность заклинаний советских времён…

Так вот, на чётной стороне Коперника встретится нам ничем не примечательный двухэтажный домик. Простой, как наша с вами жизнь: один подъезд, два этажа, крыша, никаких изысков. Такие рисуют дети. Так вот, это он самый, средневековый типовой жилой дом в его неприкрашенном аскетизме.

Обычно нам известны 300-летние торжественные краснокирпичные здания, церковные или государственные. Через них мы видим парадную часть истории. А этот коперниковский есть обыденность средневековой частной небогатой жизни. Когда дом строится и проектируется не архитектором, а прорабом, а мусор выбрасывается на улицу… или выбрасывался до последней чумы, но привычка вывалить ведро за окно осталась. Интересно, что в нашем домике окна цокольного этажа заложены кирпичом. В немецкие времена в этом этаже (в Европе он до сих пор считается первым; а по-русски «цокольным», как бы и не этаж вовсе) наверняка была какая-то небольшая лавчонка, пекаренка или «колониальные товары». В советские времена заложили и замазали, а в сегодняшние – не распечатали: зачем, если пространство мелкой торговли сжимается под натиском гигантских торговых центров?…

Древние газетчики печатают Гансу «Вестник подземелий».

Там, в полуподвале, как говорят работницы редакции «Российской газеты», что располагается в средневековых стенах, – в этом полуподвале «живёт какой-то Ганс. Он ночами и вечерами там шуршит, поэтому мы по одной стараемся в здании не находиться. И вечером сильно не задерживаемся. Сами понимаете, Ролльберг рядом…». В этом же здании находился в советское время ещё один призрак, чей адрес даже можно встретить в адресных книгах 80-х годов: «Городское управление фонтанами». Чудесная химера-синекура советской хозяйственной системы…

Но вот уже виден финал прогулки, то есть – самое начало Коперника. Выходя к Ролльбергу торцом, здесь стоит многоподъездный дом югендстиля. Конец XIX века, что видно по характерным элементам фасада. Зрелище, больше интересное отсутствующими фрагментами, чем наличными деталями. Но всё равно интересное: войдём и поднимемся по скрипучей лестнице, чтобы глянуть на ветшание прежнего декора, чтобы перенестись в суету Калининградского дома охотников или нотариальной конторы.

В подвале среднего подъезда расположилась независимая галерея «Альтернатива», крошечная, как напёрсток Золушки. Открыта она была, наверное, какими-нибудь гномами или троллями, решившими таким образом организовать себе социальный лифт. Легитимировать каналы выхода в свет, так сказать. Но потом они связались с местной художественной тусовкой, и все их планы рухнули. Гномов вытеснили ниже, к Гансу и Фрицу, а в подвальчике поселилась развесёлая тусня музыкантов-художников-поэтов.

С недавних пор здесь проходят выставки, концерты и художественные сборища, которые выплёскиваются на улицу в виде живописной публики, а в местную прессу – статьями и аннотациями. …Прямо напротив выплеснувшейся публики, за заборчиком, мы замечаем редкий строительный казус: железные балки, которыми соседняя многоэтажка опирается на склон Ролльберга, подпорную стенку улицы Коперника. Так в деревнях бабки подпирают покосившуюся избёнку…

…Ну, вот и конец! То есть – начало нумерации. На пересечении с ул. Житомирской наша средневековая улица начинает нумерацию самым известным городским двором-колодцем, обнажившимся из-за утраты углового дома. Пока смесь разрухи с евроремонтом не правили бал в городской черте, было приятно, возвращаясь ранним утром с фестиваля, глядеть на остатки немецких решёточек на балконах да на экспозицию приватного гардероба, вывешенного для просушки.

Эти остатки прошлых жизней давали понять: Кёнигсберг – вот! Вглядитесь! Или, наоборот, закройте глаза…

Просто часть нашего города переехала в прошлое.

Там мы его и найдём.

Времена уходят, вместе с ними уходят места города, которые раньше казались нам незыблемыми. Они были как ось вращения Земли: всё вокруг крутится, а она – нет. Всё вокруг менялось, а они не должны. В сумме они образуют городской скелет, по которому археолог городских мест восстанавливает фрагменты прошедших времён.

Угловые магазины стоят в первом ряду якорей нашей памяти. Например, все помнят, что такое «Холодный угол»… Как, не помните? Ну, это ж общеизвестно! Всевозможные углы, в которых обязательно ютился магазин или магазинчик, в Кёнигсберге были на каждой площади, на каждом бойком перекрёстке. Часть из них досталась в наследство Калининграду, и почти все они были оприходованы советской торговлей. Торгуют в любой стране в любую эпоху, и потому угловой магазин всегда будет у дел.

Помню, как меня поразил рассказ про питерскую аптеку, действующую ажно с тысяча восемьсот бородатого года7272
  Самая старая аптека у нас располагается на ул. Радищева-82 в доме постройки 20-х годов района Ратсхоф. У немцев там тоже аптека была.


[Закрыть]. Таких долгожителей в Калининграде нет, но свои чемпионы имеются. Первое место принадлежит, безусловно, м-а-а-аленькому магазинчику с большим именем «Главтабак». Расположенный почти напротив «Спутника», этот угол жёлтокирпичного немецкого дома, сколько я себя помню, всегда торговал табаком и торгует им года эдак с 1906-го. Так и казалось, что вот из него выйдет кёнигсбержец с трубкой, не обращая внимания на привнесённые обстоятельства, медленно пойдёт по натоптанной годами невидимой тропинке и скроется в подъезде особняка Амалинау…

«Главтабак» и в советские времена был уютным магазинчиком, в котором пахло покоем, неспешностью и трубочным табаком. Золотились на полках кубинские сигары, стояли «Лигерос», «Партагас» и «Монте-Кристо». В 80-е, когда во всём городе болгарские сигареты «Опал» и «Родопи» считались изыском, он торговал и «Явой», и «Космосом» (отечественная разработка к Олимпиаде-80). И хотя «Главтабак» отдавал дань массовке, существовал он исключительно для публики избранной, сигарно-трубочной7373
  «Коня, трубку и жену не отдам никому». В довесок к официальному имени магазин имел народную кличку «Главбычок».


[Закрыть].

Слева у входа стояли напольные немецкие часы. Такие в 70-е были только у коллекционеров, в приёмных обкомов-горкомов и у директоров крупных предприятий. Они медленно тикали, били полчаса/час, и покупатели сигарет с фильтром чувствовали: здесь табачный храм. Сигарет-то надо купить, но следует прицениться и к трубкам, понюхать «Чибо», послушать, чем шкиперская сопелка отличается от носогрейки, а та – от думки.

Прошло лет 15 с тех пор, как я посещал «Главтабак» в последний раз. Перестройку он пережил продовольственным круглосуточным чипком, неотличимым от многих других судорожных попыток выжить. В те времена мой знакомый интеллектуал по имени Роберт дежурил в том чипке ночным сторожем, отчего я выяснил, что к магазинчику примыкает огромный подвал на полдома. (Роберт стал интеллектуалом по детскому недоразумению. В 7-м классе он решил купить по-настоящему ВЗРОСЛУЮ книгу и её прочитать. На беду, ею оказался первый том академического издания Аристотеля. Ничего более взрослого в провинциальном магазине не нашлось…) Затем лихие сквозняки межвременья стихли, и вот «Главтабак» снова – почти табачный магазин, правда, с анемичной надписью «эксклюзивные напитки – сигареты». Половину его занимают вина; другую половину – выставка-продажа трубок и специальная табачная витринка с влагометром. Хорошо, что они не стали лепить «Главтабак» на вывеску! Ранжир уже не тот…

…В инспекции угловых магазинчиков мы движемся от окраины к площади. Сначала – «Спутник», который был и остаётся угловым универмагом, самым презентабельным во всей угловатой семье. Минуем «Бастилию» с «Белой лошадью» (ныне «Есения») и по левой стороне улицы подходим к остановке автобуса, что напротив Космонавта. В этом девятиэтажном, советской постройки доме в цоколе располагалось популярное в советское время кафе «Космос».

– А почему – «Космос»? – спросит запыхавшийся пешеход. И правильно сделает.

Улица Леонова и сопряжённые с нею пространства есть редкий случай концептуального подхода к городской среде в советское время. Все ближние окрестности так или иначе воспевали космос, и одним из авторов этой идеи был тогдашний мэр Виктор Денисов. Во-первых, улицу переименовали в честь нашего земляка – космонавта Леонова. Во-вторых, в корне её возвели монумент памяти землякам-космонавтам7474
  Земляков-космонавтов у нас уже пятеро: Алексей Леонов, Виктор Пацаев, Юрий Романенко, Александр Викторенко и Роман Романенко-младший.


[Закрыть] (в просторечии – «Привет из Девятки»). В новой девятиэтажке открылось кафе «Космос», и там же планировался музей космонавтики. Последний не задался, и на его площадях разместился филиал городской библиотеки. Вверх по Леонова цоколь другой девятиэтажки украсили штукатурным панно на космическую тему, сейчас там кафебар «Бюргер» на месте советского гастрономчика. А ещё дальше – пожалте покушать в ресторане «Орбита» на улице Пацаева. Вот такая космическая одиссея в городском пространстве.

Кстати сказать, всем известно, что Бронзовый Космонавт в полнолуние в 12 часов ночи меняет руки: верхнюю, затёкшую, опускает, а другую поднимает. Я как-то рассказал про это группе прогрессивных менеджеров, которые поселились в гостинице неподалёку, и они чрезвычайно воодушевились сходить ночью посмотреть «на смену регистра». Как раз было полнолуние. На беду, самая продвинутая из них в интернете обнаружила, что полнолуние заканчивается в 23 часа 37 минут и что в 24 часа уже, дескать, не полнолуние. Так они после этого и не пошли! Вот что отличает продвинутых менеджеров от нас, простых людей!

Но вернёмся к угловой девятиэтажке, что явилась ядром космической темы: здание несколько раз было замешано в публичных казусах. Да и жители в нём живут… особенные. Вот хорошее слово: и не обидное, и примечательность выказывает. Так вот, однажды с этим домом случился попугай.

Надо отметить, что дом имеет шикарные балконы, на которых селилась всякая живность, в том числе и нелегально. И вот в недоступной для человека части балкона поселился попугай, который сбежал из какой-то частной клетки. Всё бы ничего, но попугай оказался, во-первых, скандалистом, а во-вторых, превеликим матерщинником. Что ни заря, окрестности оглашались связной хриплой бранью, в которой он поминал по матушке неведомых нам хозяев. Все попытки его оттуда достать ничем не заканчивались: он брал подносимую еду, а когда добровольные спасатели, растопырив руки, пытались его заграбастать, перелетал на другой балкон и оттуда ругался на спасателей. Легко и с удовольствием он вступал в беседу с толпой зевак, которая перетекала с соседней остановки.

– Эй, пёстренький! – обычно заводил кто-нибудь из мужиков. – Скажи: «Попка дурак»!

– Да пошёл ты ….! – обычно отвечал Кеша женским голосом. – Ещё не побрился, а уже туда же.

Непобрившийся краснел и пытался спорить, но попадал на такое птичье гостеприимство, что вскоре сдавался окончательно. У «пёстренького» было полное крыло краплёных тузов. Несколько месяцев попугай служил бесплатным развлечением публики. Про него был снят сюжет на местном телевидении, написано несколько заметок в газетах. Слава его ширилась, и аудитория под балконом расходилась только на ночь… Но наступила осень, попугай смилостивился, его поймали и определили в какую-то частную квартиру тут же, в «Космическом доме»…

– Не проходите мимо!.. а вот теперь проходите, проходите!..

Теперь пройдёмте дальше, товарищи, по дуге бывшей Хуфен-аллеи, в актуальном времени – пр. Мира. Через квартал мы натыкаемся на бывший угловой магазин «Дары моря», в котором в 70-е годы стоял единственный в городе аппарат по продаже пирожков с рыбою, сиречь «тошнотиков». Похожие на коричневые колбаски, они имели на боках явственные следы болтов: оригинальная находка советского кулинарного дизайна. Вкусив воспоминаний, перейдём по переходу, на котором все машины уступают нам брусчатую дорогу, и заглянем на полчасика в угловое кафе «Желатиссимо». В этом доме эпохи «ар нуво» ни одно высокое арочное окно не заменили на пластик; в нём с любовью оставили затейливую лепку по углам, и весь антресольный этаж «Желатинки» состоит из комнатушек и уголков, в которых так хорошо укрыться любителям приватного кофе и местного десерта – яблочного штруделя.

Уфффф! Насыщенный маршрут, весьма. Потому что нам надо вернуться по пешеходному переходу, пройти мимо «Кишки» (круглосуточный гастроном со столетним генезисом), скользнуть глазами по соблазнительным картинкам углового «Круассана» (мы ему изменили с «Желатинкой») и обозреть издалека пропилеи зоопарка, увенчанные скульптурами зверей.

Ну, зоопарк – это отдельная история, стоящая отдельной книжки. В ней обязательно будут строки, сочинённые Готфридом и Владом во время прогулки среди местного животного мира: «Это лев. Он умер, сам себя съев. А это хорёк. Он сам себе невдомёк». Нас же больше интересуют угловые феномены, поэтому идём к двум углам, обрамляющим выход улицы Носова на проспект Мира. Справа – бывшие «Шинели», также сменившие множество личин («Белорусская обувь», кафе, теперь «АХЕ»); а слева…

Слева задержимся. Магазин «Марки»! Кто не знал в детстве и в юности этого магазина! Всякий знал, ибо всякий в 10—13 лет подвержен эпидемии коллекционирования. Продавались здесь марки, монеты и даже упоительно бесполезные спичечные этикетки. Здесь мы покупали первые «кляйстеры» (как! Это слово пишется «кляссеры»?! ) – здесь знакомились со шнырыми личностями и узнавали о существовании «чёрного рынка».

– Серия «Космос» у тебя есть? Даю за неё три марки Гвинеи-Биссау с попугаями и две «Монгол Шуудан».

Мальчишеский бюджет в рубль двадцать от таких предложений трещал по швам. Но с этих пор ты точно знал, что есть в жизни витрина, и есть то, что на витрине не лежит и что ценнее в сотни раз… Их уж нет. Где эти марки? Их нет. Они там, где у 12-летнего мальчишки лежат в кармане сэкономленные три обеда (по 20 копеек каждый – суп, котлета из несуществующего зверя, пюре и компот из сухофруктов), – они остались там, а мы пребываем здесь.

Здесь сейчас магазинчик по продаже янтаря, салон в два этажа. На первом разложены золото-брильянты, и среди них неплохой янтарь. Вдоль лестницы на стене развешены наборные картины-инкрустации, не из янтарной крошки городские виды, а настоящие, с хорошим камнем и наборными фигурами. Но мы здесь не задерживаемся и идём дальше, поглядываем на фасад.

Наблюдательный прохожий, если всё-таки оторвёт взгляд свой от плинтуса, заметит над одним из подъездов (№11) овальное окно подъездной фрамуги, какие устраивались в домах года рождения до первой мировой войны. По всем признакам это модерн, югендстиль, лишённый своего декора во время реанимации пр. Мира в 50-х годах ХХ века.

Дом сей примечателен во многих смыслах. Например, в редком сбое адресной нумерации. Как мы знаем, у нас в городе – ну, кроме разве что микрорайонов советской застройки – нумерация домов осталась европейской. С одной стороны чётные, с другой стороны улицы – нечётные номера; а каждый подъезд считается за самостоятельный номер, наследие частной собственности и подъездных кондоминиумов. А в данном доме два соседних подъезда имеют №11 и №12. Бедные таксисты сходят с ума, пытаясь найти номер 12 во дворе бывшего магазина «Аккорд», замучивая расспросами дворовых старушек…

…

Ну, вот и площадь, пора закругляться. «Как – закругляться, а „Холодный угол“?» – спросите вы. «Нам нужно узнать поподробнее, нам обязательно следует знать – так ли там холодно? И угол – меж чем и чем? Кто там был и что торговал? Какие страсти кипели, как звали брюнетку в чёрном платье с красными маками? И приходят ли сюда по воскресеньям молодые люди с романом Милорада Павича „Хазарский словарь“, ибо там указано, что именно здесь они должны встретиться?»

Объясняю, не забыл! «Холодный угол» – это не нашедшее себя до сих пор местечко, угол Черняховского и начала Ленинского проспекта. Чего там только не было! Был гастрономчик-«кишка» с двумя транзитными входами, была кафешка, окнами выходящая и на площадь, и на омелу тополей у нынешнего «Европа-центра». Огромные две витрины, стоишь в мороз у стойки в холодном перестроечном пальто, пьёшь кофе на сквозняке встречных глаз – вот и побывал на холодном углу… Потом что там было? Всего не упомнишь. Мельканье хозяйских попыток сливается в пёстрый ряд. Сейчас ещё что-то. Единственное, что пережило все формы торговли, – двухдверная планировка, угловая транзитность магазинчика, частая в европейских городах и редкая в городах постсоветских.

А кафешкой, в которую по воскресеньям полагается приходить молодым людям с томиком «Хазарского словаря. Женская версия», стало «Ла плас кафе», выросшее вместо ресторана «Валенсия» также на углу.

Нынче их всё меньше, угловых магазинчиков. Крупные формы притягивают кошельки, но в торговых центрах так легко потеряться! Нам комфортнее вспоминать былое и нынешнее, расположенное вдоль малых торговых точек, потому как громадьё само себя рекламно опишет.

– Куда пойдём, капитан?

– Берём прогноз ветра и смотрим.

Городские прогулочные кораблики швартуются чаще всего на месте бывшего Кузнечного моста, где остался шрам от соединения моста с Кнайпхофом. На спуске к воде сидят обычно рыбаки; прижимаются друг к другу влюблённые парочки, да вот ещё обосновались прогулочные кораблики.

Ими заведует Александр-кэп, большой зычноголосый капитан-директор небольшой прогулочной флотилии. Несколько его судов («Антарес», «Кузьмич», «Кореш», «Серафим» и др.) кружат вокруг острова Канта и шастают вверх-вниз по реке, загружают пассажиров голодных и взыскующих, а выгружают сытых и полных впечатлений. Ещё бы, ведь отсюда видны призраки водного фасада города, причальные кольца и сухопутные путники, забывшие, что есть водные маршруты! Чуть выше ватерлинии город виден только с воды, вот по ней и пройдёмся на курсирующем «Кореше».

Нырнув под Медовый мост, – дорогие товарищи, обратите внимание на зубчатые колёса подъёмного механизма, который поднимал мост с использованием давления городского водопровода! – кораблик доходит до Высокого моста с домиком Мюнхгаузена «на углу». Когда здание не занимал барон, в домике располагался разводной механизм старого моста. Главной его деталью был гидравлический цилиндр высотой в несколько метров. Именно для него была выстроена живописная кукольно-андерсеновская башенка, в ней и проживал господин Цилиндр. Потом построили новый Высокий мост, а домик-с-башенкой остался жить в городском пейзаже самостоятельной жизнью.

Сделав у моста разворот, кораблик мимо «Рыбной деревни» возвращается вниз по течению Новой Преголи. Перед Эстакадным мостом нас ожидает редкое блюдо: кусочек Венеции. Биржа, которую мы всегда видели с суши, с водного горизонта вдруг преображается в настоящую, всамделишную красавицу! Древнюю, породистую, спокойную в своём наследовании уместности и гармонии… В 2006 году я был свидетелем чудесного высвобождения Биржи из оков ненужных красок. Когда струёй воды стали смывать с её фасада яркую бирюзу (!), вдруг обнажился настоящий цвет Биржи – светло-коричневый благородный песчаник. Появление из-под яркой корочки настоящего материала было чрезвычайно красиво, как извлечение забытой истины из-под слоёв забвения, недоразумений и лжи…

…Но недолго нам на неё любоваться; река и приводная сила влекут нас под Эстакадный мост. Снизу мосты выглядят более честными, не правда ли? Насколько с воды любопытен Медовый мост со своими шестернями, настолько Эстакадный окончательно превращается в скучную бетонную конструкцию! Но вот проходим над Ямой, в Которую Когда-нибудь Ухнет Пол-города7575
  см. главу «Пересечённая местность».


[Закрыть]. Сюда бросим монетку (а куда ещё? уж лучше сюда), после чего в задумчивости о бренной тверди идём корабельной походкой до Двухъярусного моста.

В одном немецком фильме со старинными съёмками есть кадры разведения моста тем способом, который был изначально задуман немецкими инженерами: не подъёмом, а поворотом среднего пролёта. Опираясь на центральную опору-бык, как на пятку, он горизонтально поворачивался из положения «через» в положение «вдоль», из перпендикулярного положения к реке – в параллельное. Для этих манёвров использовалась сила течения реки. В 1945 году старый механизм был взорван, и советские инженеры применили другой способ разведения, когда центральный пролёт поднимается вверх с помощью двух противовесов, расположенных в фермах-башнях.

Я как-то летней ночью слышал, как поднимали центральную часть «Двух-яростного» моста для прохождения очередного корабля к музею Мирового океана. Слышал я эти звуки издалека, можно сказать – из сильного далека, и вот что я вам скажу: это нельзя назвать скрипом и нельзя – воплем. Это как хэви-металл, который играется с помощью 100 тонн клёпаного железа и из которого вычли последние остатки музыкальности. Никакое человеческое звукоизвлечение не идёт в гипертрофированное сравнение со смесью тех звуков, в которых Большое Электричество раз в два года поднимает Большое Железо почти на 10 метров7676
  Так, наверное, будет звучать Подземный Робот-трансформер (чью голову мы до сих пор по незнанию называем Домом Советов), когда он наконец-то решит подняться из недр Королевской горы!


[Закрыть].

Может, это и есть Главная Дверь Города? Для входа особенных гостей, с мачтами?

Не всякое бревно, из воды торчащее – кнехт.

Очнувшись от мрачноватых видений, под вторым ярусом неразведённого моста мы замечаем самый экзотичный причал нашего города. В лучших традициях парижских клошаров на нём частенько ночуют бомжи. «Немеблированные комнаты» – так это место зовёт один из них, окончивший иняз местного университета. В солнечный тёплый денёк, когда сидишь здесь и видишь над собой тонны железа цвета морского волка, с орнаментом клёпок, начинаешь понимать людей, которые пытались создать непотопляемые «Титаники» и несгораемые «Цеппелины»…

Вот она, инженерная мощь человеческого разума! нашедшего свои пределы в себе самом же. Отсюда виден порт, стоящие у причальной стенки корабли и красное здание бывшего коксогазового завода. Говорят, где-то здесь фирма «Парус» настаивает на маленьких деревянных мальчиках напиток «Буратино».

Развернувшись у моста, кораблик пыхтит назад, к острову Канта.

У старого Железнодорожного моста, окончательно разведённого, по правому берегу видна большая воронка от авиационной бомбы. Она единственное сохранившееся свидетельство того, как была перепахана центральная часть города после апреля 1945 года. Слева по ходу движения остаются белоснежные борта «Космонавта Пацаева» и «Витязя» – двух музейных судов, и дизельная подлодка на пенсии с помятой рубкой и прицельным окуляром, направленным на собор7777
  Апдейт: подлодца «переехала» ближе в Двухъярусному мосту.


[Закрыть]. Капитан, ведущий наше судёнышко опытной рукой, как и полагается, обветрен и хриплоголос от хронического нарратива. Иногда сквозь привычный облик его проглядывает не столь добродушный пират, волею обстоятельств сменивший род деятельности. Сменить-то сменил, но остался верным двум вещам: острову и кораблю. Или же на острове зарыт клад?..

Во время водной прогулки капитан расскажет историю Кёнигсберга, какой она видится с воды человеку со штормовой походкой. Многие факты искажены запотевшей оптикой, а некоторых персонажей просто не узнать. Король Фридрих, его аверс Вильгельм и последующие за ним Фридрихи-Вильгельмы, головная боль всех школяров, изучающих историю Германии XVIII – XIX веков, предстают многоголовым монархом. Его номер вычисляется по псевдоисторической формуле Фридрих n-ый (I, II, III), делённый на Вильгельма n-¹. И почему-то эта когорта Фридрихов и Вильгельмов, в капитановой версии, постоянно что-то делала с Кёнигсбергом. Они его основывают, разрушают, восстанавливают, в нём коронуются и своей суетой полностью заполоняют историческую карту города. Так, что почти не остаётся места никому, кто носит иные имена…

К таким метаморфозам следует отнестись с пониманием. Мы сами, пройдя по реке не более часа, возвращаемся на берег слегка очумелые и сами не свои. Чего только не происходит с человеком, если оторвать его от твёрдой почвы даже на короткое время! В том числе от обязательств исторической достоверности.