Текст книги "Кощеевы земли"

– Окстись, начальник, это ж не люди. – У Борейшы на лбу выступил пот, голос задрожал. – Демоны это! Какой же нормальный бомж будет добро такое губить? Смотри, что творят, вот гады-то! – Шумно сглотнув, он опять закрестился.

Существа не обращали внимания на остановившуюся машину. Они продолжали свой ритуал до тех пор, пока уставший ждать участковый не нажал на сигнал. Как по команде взмахи прекратились, и стоявшее к машине ближе всех существо медленно обернулось. Беззубый рот распахнулся, ввалившиеся незрячие глаза налились яркой синью, лобовое стекло «нивы», покрывшись мелкими трещинами, с шелестом осыпалось на торпеду.

Испуганно взвизгнул Борейша. Не раздумывая, Стас ударил по газам. И вовремя: остальные молчуны начали медленно поворачиваться в их сторону, но было поздно: буквально протаранив край дымящейся кучи, сминая неуклюжие тела, машина проскочила препятствие и вылетела на асфальтированную дорогу. На повороте их внесло, заднее стекло беззвучно разлетелось осколками по салону, но частокол деревьев уже закрыл опасный участок.

«Пронесло», – подумал Стас, но вонючая рука бомжа вдруг ухватила участкового за плечо, и бесстрастный, лишенный всяких эмоций, голос прошелестел в ухо:

– Мы еще увидимся. Очень скоро. Жди.

Ударив по тормозам, Стас резко обернулся. Бледный бомж, закатив глаза, мешком сползал между сиденьями, где и застыл в оцепенении.

Разборок и начальничьих разносов участковому удалось избежать. Майор Галушко и Аким Афанасьевич стояли на крыльце у входа в отделение, когда, заскрипев тормозами, «нива» застыла напротив них. Исцарапанный осколками Стас выволок из машины скорчившегося Борейшу и вручил его дежурившему на улице постовому. Увидев эту сцену, Галушко встрепенулся и уже было направился к ним, но деревенский старейшина удержал майора за рукав:

– Не торопись, сейчас сам доложит.

Майор нервно тряхнул одним плечом и, стараясь не ронять авторитета в окружении подчиненных, с апломбом вмешался в знакомый до боли процесс:

– Задержанного – в камеру, а вам, товарищ лейтенант, представить подробнейший рапорт по всем этим безобразиям, – радостно скомандовал он и, чуть подумав, добавил: – Машину загони во двор: нечего народ пугать. Да, кстати, сейчас займитесь отчетом по своему участку. Мне ваш председатель много чего о безобразиях рассказал, а в пятницу нас ждут в прокуратуре. Чтоб документы были готовы, иначе уволю!

Увольнением Галушко стращал всех и всегда, эта Фраза среди подчиненных давно рассматривалась как простой дежурный нагоняй. Поэтому все реагировали на брошенную вскользь угрозу скептически.

Информация, которую представил Стас Акиму, оказалась во много раз подробнее и значительней, чем версия задержания пьяного бомжа, данная в отделении. Старейшина внимательно отнесся к словам лешака, презрительно отмахнулся от ожившего дерева, но рассказ о случае с «бомжами» в белых накидках его сильно обеспокоил. Он несколько раз переспросил, уточняя детали. Затем задумался. Глядя на озабоченное лицо старика, участковый понял, что встреча с леведомыми тварями на дороге явилась для того неприятной новостью.

– Давай собирай всех наших, и через час встречаемся на Подворье, – проговорил Аким, приняв какое-то решение.

– Но...

– Собирай всех, кого сможешь. Времени в обрез.

Подворьем сельчане называли купленный много лет назад одним из предков Басановых большой дом на окраине города. Обнесенный высоким глухим забором, он на протяжении долгого времени служил местом проживания сельчан, решивших попытать счастья за пределами родной деревни. Здесь же под присмотром нескольких женщин жили дети, учившиеся в местной школе и единственном на район ПТУ. Фактической хозяйкой Подворья являлась младшая сестра Акима Афанасьевича Елена. Именно ею решались все вопросы городской жизни ламбушан. Большой двухэтажный дом старой постройки мог бы вместить всех выходцев из деревни, проживавших в райцентре, но почти половина помещений пустовала. Если кто-нибудь имел возможность купить квартиру или дом в городе, то никто этому не мешал. Постепенно многие семьи уехали отсюда и появлялись на Подворье лишь по праздникам или по необходимости. Местные власти в дела возникшей в маленьком городе общины не вмешивались, контролируя лишь налоговые и правовые вопросы.

Когда Стас прошел через распахнутые ворота, на Подворье стояла относительная тишина. Дети с учебы еще не вернулись, и лишь несколько взрослых мужчин, пыхая сигаретками, вели неторопливый разговор перед входом в дом. Все они представляли род Александра Бастрова – главную военную силу ламбушанских родов. По разномастной одежде и озабоченным лицам Стас сделал вывод, что они спешно прибыли по призыву Басанова и не представляли причин внезапного сбора.

Честь рода, безопасность семьи, ответственность за выполнение своего предназначения перед людьми, повиновение Слову – все это для ламбушан составляло истинную потребность существования, независимо от того, где они жили. Из поколения в поколение, от деда к отцу, от отца к сыну, от сына к внуку вырабатывались качества неустрашимых воинов, готовых в любой момент выйти на бой с врагом. В обычной жизни крестьяне, рабочие, учителя – простые труженики, они ничем не выделялись среди других людей. Но стоило им услышать Слово, как в них просыпалась генная память, превращая скромных обывателей в умелых, свирепых и бесстрашных воинов.

В поисках старейшины Стас обошел все Подворье. Часы показывали определенное для сбора время, когда один из постоянно находившихся в доме охранников показал участковому на вход в подвал.

В просторном полутемном помещении, сидя на корточках, старейшина рисовал мелом на бетонном полу руны. Увидев участкового, он, не отрываясь от своего занятия, попросил найти Елену и собрать всех прибывших здесь, в подвале, для перехода в деревню.

Искусством перехода владели все мужчины и женщины рода Басановых. Они при желании могли попасть всего в несколько мгновений в любое место, отмеченное Рунным рисунком. Из Ламбушки переходы вели на Подворье, в Петрозаводск и ряд других мест, где возникала необходимость в появлении Басановых или их воинства. Одной из особенностей перехода была невозможность воспользоваться им в одиночку, всегда требовалось не менее двух человек, в чьих жилах текла кровь рода. Что собой представлял этот переход, никто не знал, и пользовались им очень редко, только в случае острой Необходимости, но действовал такой способ перемещения безотказно. Всякий раз после использования перехода Аким замечал, что седины в волосах прибавляется, как будто за это неестественное для обычных людей действие приходилось платить годами своей жизни, но цель стремительных передвижений оправдывала потраченное здоровье и утерянные годы.

Елену Афанасьевну на Подворье уважали даже больше, чем Акима. В ее сухоньких, но крепких руках сосредоточилась немалая власть, позволяющая ей управлять жизнью общины. Даже самостоятельные мужики, вкусившие славы и успехов на вольных хлебах, добившиеся высот в местном обществе, бросали все свои дела и старались выполнить любые просьбы, как называли ее, боярыни. Несмотря на возраст, она всегда считалась важной помощницей брату во всех его делах, при этом никогда не выпячивалась. Многие сельчане, осевшие в городе, боготворили эту властную, но мудрую и справедливую женщину. Ведь именно она помогала устроиться им в такой непростой, отличной от деревенской, жизни. При всей жесткости характера Елена Афанасьевна оказалась увлекающимся человеком. О ее хобби знали немногие, но собранная за несколько десятилетий коллекция местных колдовских раритетов стала предметом зависти и восхищения всех карельских колдунов, знахарей и прочих представителей нетрадиционных направлений.

В кабинете боярыни находился посетитель. Человек из карельской столицы специально приехал для разговора с известной любительницей настоящих древних магических вещей.

Елена Афанасьевна бережно протерла ожерелье из деревянных фигурок и вопросительно взглянула на собеседника. Настоящий шаманский знак стоил на черном рынке много, но очень мало людей смогли бы правильно им пользоваться. Тайными знаниями никто не любил делиться. Сидевший напротив хозяйки Подворья известный петрозаводский антиквар Сема Либерзон недовольно морщился:

– Ну что вы, в самом деле, Елена Афанасьевна! Это не подделка. Эту вещь мне привезли из Калевалы родственники местного шамана. Сам он умер, а им очень нужны деньги. Даже я, старый еврей, чувствую силу наложенных чар. Вот только мне такое ни к чему, а первому встречному отдавать это почему-то совершенно не хочется. Зная о вашей коллекции, я специально приехал в эту глушь, чтобы предложить вещь вам. При всей моей занятости потратил целый день на то, чтобы встретиться и совершить обоюдовыгодную сделку.

Боярыня молча взяла в руки раритет и стала пристально рассматривать детали фигурок. Ей очень хотелось приобрести редкое ожерелье, но цена, запрашиваемая антикваром, зашкаливала за все допустимые пределы.

Сема вновь стал распинаться о трудной жизни и неблагодарных клиентах, когда Елена приняла окончательное решение. Назвав свою цену, она, как ей показалось, поразила старого пройдоху в самое сердце. Либерзон поперхнулся и выпучил глаза.

– Побойтесь Бога, – завопил он, потеряв на мгновение респектабельный вид. – Это предложение либо дилетанта, либо человека, абсолютно не желающего вести какие-либо сделки.

– Десять, – повторила Елена Афанасьевна, – если не согласны, то я вас не задерживаю.

Сема, шумно засопев, попытался что-то возразить, но дверь в комнату приоткрылась и в образовавшийся проем просунулась голова в милицейской фуражке. Либерзон ойкнул и, выхватив из рук боярыни ожерелье, быстро засунул его в карман.

– Извините, Елена Афанасьевна, вас Аким Афанасьевич к себе зовет, – скороговоркой промолвил милиционер и скрылся.

Елена поднялась из-за стола и предложила антиквару либо соглашаться, либо покинуть Подворье, так как у нее на данный момент времени на глупую игру в торговлю нет.

– Уважаемая, – засуетился Сема, – пятнадцать, и я буду вашим представителем и посредником во всех сделках с другими, менее покладистыми, коллегами по нашему цеху.

– Десять, и я сама решаю, с кем и как мне проводить сделки.

– Хорошо, – неожиданно для себя согласился Либерзон, – но надеюсь, что в конце мая вы примете участие в небольшом частном аукционе, который я провожу для узкого круга своих клиентов. Будет много необычного. Список лотов я пришлю на ваш сайт.

Аким провел костяным жезлом по вспыхивающим от прикосновений рунам и передал атрибут сестре. От середины подвала к дальней стене пролегла светлая полоса, и старейшина ступил на нее. Сделав несколько шагов, он исчез с глаз стоявших у противоположной стены людей. Воины, подчиняясь приказам боярыни, по одному выходили на полосу, и их силуэты растворялись в призрачном свете. Через несколько минут шагнул в световую дорожку замыкавший перемещение Стас. Убедившись, что все люди ушли в переход, Елена коротким заклинанием погасила светившиеся по краям полосы руны. Теперь даже если б кто захотел вернуться назад, этот путь был заказан. Заперев за собой дверь, боярыня поднялась наверх. Два охотника, оставленные Дкимом для охраны, вопросительно посмотрели на нее. – Все нормально, – беззаботным голосом произнесла Басанова и оглядела своих помощников, – а теперь, ребята, займемся нашими делами, их у нас осталось не так уж и мало.

Сам переход длился мгновения. Стас сделал по дорожке всего два шага, а под ногами уже заскрипел песок, устилающий пол обширного подвала под домом Акима в Ламбушке. Хозяин дома стоял рядом и, подхватив милиционера за руку, выдернул его из начерченного прямо на песке круга. Мотнув головой в сторону поднимающихся к выходу ступенек, старейшина присел на корточки и тщательно разгладил песок.

Все участники предстоящих действий собрались в деревенском клубе. Маленький кинозал оказался наполнен людьми почти под завязку, и Стасу пришлось примоститься около дверей. Старейшины родов собирали сородичей возле себя, и вскоре в зале установился относительный порядок. Самым многочисленным, как и следовало ожидать, оказался род воинов, они занимали почти половину мест. Сгруппировавшись возле бородатого гиганта Александра Бастрова и Никиты, который к удивлению милиционера быстро стал правой рукой Акима, молчаливые воины спокойно сидели на длинных деревянных скамейках. В отсутствие раненого Палыча во главе охотников встал Силантий. Лесничий в обычной ернической манере ехидно отчитывал одного из своих помощников под хихиканье окружающих молодых парней. В углу, возле задвинутого к стене бюста вождя, молча сидели сородичи Петра. Ведуны и травознаи, они, единственные из всех родов, не делили свою работу на мужскую и женскую. Одетые в темные плащи, с брезентовыми сумками на поясе, мужчины и женщины спокойно смотрели на своих односельчан. Род Семена Кяхра, объединявший потомков местных народностей, представляли всего пять человек. Остальные, разъехавшиеся по своим делам еще за несколько дней до случившихся событий, находились слишком далеко от Ламбушки. Алексей, или как его называли – Око Господне, за умение отличать всякую нечисть от всего другого и невосприимчивость к многим видам магии, раздавал обереги своим сородичам. Около них сидел бледный священник Михаил и внимательно слушал старейшину рода.

Только дважды на памяти Стаса случалось такое, когда почти все боеспособное население деревни собиралось вместе. Последний раз это было три года назад, когда вслед за Зверем из района Черных Камней вырвались на свободу полтора десятка бесов-навья. Они успели разорить Шилов хутор, но около деревни их заманил в ловушку Петр и усилиями колдунов и ведьм всех родов сжег нечисть на берегу озера. Но тогда остальные непосредственно в бой не вступали и ограничились несением охранной службы в деревне и на хуторах.

Эту нежить Стас видел. Они напоминали прямоходящих собакоголовых обезьян, вроде тех, что иногда показывают в телепрограммах про животных. На этом сходство заканчивалось. Неизвестно кем оживленные, повадками отличаясь от обычных мертвяков, твари умели разговаривать и могли даже творить небольшую магию. Всю деятельность они направили на разбой и мелкое пакостничество, как и положено бесам, но в те дни выходцы принесли с собой и смерть. Да и сами навьи повадками отличались от привычных нелюдей. Когда Петр окружил их огненным кольцом, всем стало понятно, что гибель стаи неминуема, бесы имущество, награбленное на хуторе, не побросали и горели заживо, прижимая к себе мешки с добром. Странным оказалось и то, что у всех, кто имел дело с ними, создалось стойкое впечатление, что именно Шилов хутор и являлся главной целью нежити. Но почему? На этот вопрос ни у кого ответа не нашлось.

В зал вошел Аким, шум и голоса быстро смолкли. Поздоровавшись и оглядев пришедших, он вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию и с ходу предложил план действий.

Воины мобильными группами сосредотачивались в деревне и ждали команды на выдвижение к выявленным опасным местам. Людям Семена и Петра предстояло заняться хуторами, в которых проживали отделившиеся для самостоятельной жизни семьи. Защита и обеспечение безопасной эвакуации хуторских семей ложились на плечи обоих родов. Охотники и сородичи Алексея смешанными небольшими группами выдвигались вдоль дорог, ведущих из деревни, и, поддерживая постоянную радиосвязь, вели наблюдение и разведку. В общем-то обычная для подобной ситуации схема.

– Слышишь, Афанасьич, – поднялся со своего места ведун Алексей, – я разумею, что наш участковый зомби-помоечников узрел. Поганые твари. Питаются всяческими отходами, но не брезгуют и живым телом. В город они не пойдут, хоть свалок там на каждом углу по куче. Ращупов первым перед ними засветился и машиной переехал кого-то из них именно в то время, когда эти твари силу набирали. Он нарушил ритуал. Значит, они сюда и придут. За ним. От прадеда я слышал, что эти твари издали чуют свою жертву и будут ее преследовать, пока не заберут душу и не сожрут тело. И еще, они – не порождение Камней, это, так сказать, местный продукт, искусственные создания. Появление Зверя два Дня назад как раз и стало следствием некромантического колдовства, а не наоборот. Думается мне, что не так уж Далеко от наших мест колдунишка-некромант гнусный завелся и экспериментирует. Возможно, и силу добавочную от наших Камней черпает. С материалом тоже нет проблем. Слышал я, что возле Онеги старое кладбище размыло. Не там ли этот гад тел набрал? Надо будет этого «любителя экологии» за цирлы попридержать после того, как с его созданиями разберемся. Сейчас, я думаю, самое лучшее – на старой усадьбе участкового нашего посадить. Не одного, конечно. Лучшего места для встречи не найти. Открытое, все подходы просматриваются, а мы там их и встретим. – Ведун повернулся к ошеломленному Стасу. – К тебе они все равно придут, и лучше этому случиться тогда, когда мы сможем тебя защитить.

Притихший весенний лес неподвижно застыл черной бесконечной колоннадой на грязно-сером фоне. На ночном небе ярко высветились звезды. И вот чавкающий звук шагов нарушил ночную тишину. Напрямую, через подмерзшие за ночь сугробы, густые кустарники и заполненные талой водой ямы, брело девять закутанных в белые балахоны фигур. Они шли молча, одновременно ступая, как солдаты в походе – след в след, и оставляя за собой только одну цепочку утоптанных следов. Впереди, указывая дорогу, неспешно брел огромный, размером с теленка, черный пес. Иногда он останавливался и, подняв вверх оскаленную морду, принюхивался. Белые силуэты в такие моменты замирали, но, когда животное с шипеньем выпускало из пасти воздух и начинало двигаться, они послушно трогались следом.

На небольшом экране, установленном на подоконнике уцелевшей стены хуторского дома, просматривались все подробности продвижения помоечников. Никита еще раз удивился уровню технической оснащенности деревенской общины. Сидящий рядом щуплый, похожий на подростка ведун ругнулся и защелкал по кнопкам на пульте. Выдаваемая картинка подернулась рябью, и изображение отдалилось. Экран пошел черными полосами и погас.

– Через полчаса они выйдут к озеру, а там мы их разглядим визуально. – Молодой ведун начал неторопливо укладывать аппаратуру в чемодан, поясняя Басанову увиденное. – Ночная птица свое дело сделала, пора ей кормиться. Других животных эти к себе не подпустят. Так что будем ждать и готовиться к встрече.

Отряд затаился в развалинах старой усадьбы еще засветло. Трое воинов, прибывших с дедом из города, Стас, щуплый ведун и Никита. Один из воинов, не выпуская из рук переносной радиостанции, периодически выходил на связь с бородатым Александром, остальные, расположившись у стены, просто убивали время, вполголоса рассказывая друг другу анекдоты. Лишь Стас беспокойно вглядывался в сторону озера и курил одну сигарету за другой.

Получилось так, что после собрания в клубе Никита сам вызвался пойти в засаду, на что дед Аким с удовлетворением согласился. Остальные, за исключением Стаса, также вызвались добровольно. Даже тщедушный на вид ведун, которого все звали Пашкой, предложил себя сам. Небольшие отряды почти сразу разошлись по своим местам, и когда заинструктированные до умопомрачения участники засады в сопровождении старейшин вышли к старой усадьбе, на деревню начала опускаться ночь.

Молчаливая и без единого огонька Ламбушка, унылые развалины старой усадьбы, легкий морозец и ощущение какой-то нереальности происходящего. Где я? Что я здесь делаю? Все казалось Никите сумбурным сном. Хотелось встряхнуться, открыть глаза и проснуться в шумной студенческой общаге. События, наслоившиеся за каких-то три суматошных дня, при всей своей динамичности и напряженности выбивали из привычной колеи. Питер остался где-то в другой жизни. Родная деревня, казалось бы известная до последнего камешка, предстала неожиданной сказкой. На фоне обычной реальной жизни выявилось сказочно-мистическое действо, которого не должно было быть только потому, что этого не должно быть вообще. Монстры, колдуны и всякая нечисть, о которой спокойно, со знанием дела рассуждали вполне осязаемые, знакомые с детства люди. Родовые знаки, цветными татуировками лежащие на плечах. Непонятные ритуалы и странное для нынешнего времени единение казалось бы таких разных людей. От всего этого у молодого Басанова голова шла не то что кругом – пропеллером.

На фоне этой, часто непонятной, жизни он ощущал себя больше зрителем, чем участником происходившего. Гостем, попавшим на чужой праздник. Все заняты каким-то делом. Ему же оставалось лишь бросаться в эти дела наобум, не представляя до конца того, в чем он принимает участие.

Такое «лирическое» настроение у Никиты возникло под стать окружающей обстановке. Луна испуганно скрылась за черным лесом, и небо давило бездонной темнотой. Тишина окутала все вокруг. Даже деревенские собаки молчали, забившись в тесные будки.

Ожидание, каким бы оно ни было, располагает к разговорам. И Пашка оказался интересным собеседником. Выпускник престижного московского вуза, вернувшийся в родную деревню, для студента-четверокурсника стал еще одной непонятностью в новой жизни Ламбушки. Басанов поинтересовался причинами столь резкого превращения статуса перспективного специалиста в деревенского обывателя. Бестактный вопрос не вызвал у ведуна неприязни или отторжения.

– Все очень просто, – спокойно объяснил он. – Ты ведь и сам сейчас учишься в институте. Закончишь – сразу почувствуешь разницу между студентом и выпускником. Тем более в крупном городе. Я успел немного поработать в столице, но, когда Афанасьевич переманивал меня обратно в Ламбушку, не раздумывая, согласился. Москва – это другой мир. Каждый год тысячи провинциалов приезжают туда за лучшей жизнью, но они там по большому счету не нужны. Город ломает почти всех. Столичный житель изначально поставлен в привилегированное положение. Суди сам. У них есть нормальное образование, связи, деньги, и они не допустят чужака к личной кормушке. Есть, конечно, и те, кто выживают и остаются в Москве, навечно пополняя ряды местных снобов. Но какой ценой! Приходится поступаться совестью, унижаться, подвергаться насмешкам и выживать. Разве у нормального человека существует такой запас прочности, неуязвимая толстокожесть и полное отсутствие личного достоинства? Есть и счастливчики. Хорошо устраиваются в жизни, занимаются любимым делом и живут припеваючи. Их единицы, они обычно известны всей стране, о них слагают мифы. Такая удачная биография – редкость. Все равно что в лотерею миллион выиграть. Обычно о них все слышали, но никто не видел. Можно быть упертым и самонадеянным, считать себя избранным и верить в свое предназначение, но человек – это такая тварь, которая сама себе ставит планку личных достижений. Да только планка или завышена, или занижена. Те, кто намечает маленькие рубежи, – вообще никуда не стремятся и никуда не годятся. А с теми, у кого амбиций выше головы, дел лучше не иметь, они хуже самых поганых чудовищ. Я, к примеру, покрутился в первопрестольной пару лет и понял, что там делать нечего. Как специалист я и здесь котируюсь. У меня в Ламбушке есть все, даже там, в столице, возможности были на порядок ниже, чем здесь. Ты не подумай, что я себе планку принизил и не захотел бороться за место под солнцем. Здесь другое – впервые за последние годы я чувствую себя хорошо. Я ощущаю себя человеком, нужным человеком на своем месте, неодержимым надуманными проблемами. Вернувшись домой, я ничего не потерял, а вот что приобрел, так это уверенность в завтрашнем дне.

Никита слушал спокойный монолог Пашки Седова и старался понять ведуна. Кое-что в его мнении он считал спорным, а кое-что заставляло призадуматься. Проблема приехавших в город за лучшей жизнью была ему знакома до боли. Он сам укатил в Питер за славой и считал, что делает шаги вперед, но, слушая ведуна почему-то засомневался в своем поступательном движении.

Пашка неслышно подошел к разломанной стене и неподвижно застыл, пытаясь что-то разглядеть на чернеющей у берега озера опушке. Воины, насторожившись, подобрались и, взяв снаряженные арбалеты, бесшумно подошли к ведуну.

– Идут, – прошептал побледневший Стас, – я чувствую, как они идут ко мне.

Он прикрыл глаза и, словно прислушиваясь к чему-то, вытянул шею. Ведун озабоченно взглянул на него, затем вытащил из кармана цветные бусы и, прошептав короткое заклинание, надел их на неподвижного милиционера. Стас открыл глаза, недоуменно посмотрел на стоявшего рядом Пашку. Только что бывшие матово-белыми, его щеки начали розоветь, во взгляде появилась осмысленность.

– А оберег то помогает, – заметив недоуменное выражение лица Басанова, усмехнулся он.

В глазах ведуна заиграли смешливые искорки, и Никита вдруг понял, что по возрасту он всего на два-три года постарше его самого.

– Пока эти камни на нем, ни одна нечисть не сможет коснуться его сознания, – со знанием дела объяснил Седов. – Таких ожерелий насчитывается всего несколько штук. Я их привез из Лапландии. Там у местных шаманов всяких прибамбасов много, но только договориться с ними трудно. Не любят они своими атрибутами делиться, – ведун на мгновение замер и, обращаясь ко всем, добавил: – А теперь пора встречать гостей, они сейчас по озеру пойдут. Бить будем с берега. Самое главное – не смотреть им в глаза, а то заворожат и никакой оберег не поможет. Эти твари смертны, и если правильно попасть, они обездвижутся, а дальше – дело техники. Стрелять надо в их поганую пасть. Остальные места ему по барабану. Кстати, собачку я возьму на себя.

Серые силуэты, медленно бредущие по серому льду, казались почти неразличимыми. Они двигались к мыску, на котором бесформенной грудой чернели обвалившиеся стены усадьбы. Затаившись среди прибрежных камней, засада приготовилась к встрече. Пока все шло по намеченному плану. Как-то слишком легко, с неожиданным раздражением подумал Никита, не могут твари действовать так тупо и однообразно, неправильно все это. Не дойдя до них шагов тридцать, помоечники остановились, лишь огромная собака продолжала неспешно двигаться в сторону старой усадьбы.

Ведун, привстав, навскидку разрядил арбалет в приблизившуюся к берегу и оторвавшуюся от остальной нежити собаку. Зверь громко взвыл и прыгнул вперед. В два длинных прыжка черный пес достиг берега, заскрежетал когтями по камням, но стрелы вонзились точно. Огромное тело застыло черным бугром среди серых валунов.

Помоечники со сноровкой опытных солдат развернулись в цепь. Их глаза налились синим огнем. Сухими щелчками заработали арбалеты, справа и слева из замаскированных укрытий поднялись спрятавшиеся в засаде воины Александра. Не уворачиваясь от бьющих в упор стрел, стоя во весь рост, твари метали сине-фиолетовыми молниями в стреляющих. Воины, не прячась от пахнущих озоном разрядов, били с колена по малоподвижным фигурам. Через некоторое время утыканные короткими металлическими стрелами зомби попадали на лед. Здесь же в неестественных позах остались лежать четыре воина, а из засадной команды пострадал ведун. Он, скорчившись, баюкал опухшую руку и тихо читал заклинание.

Напряжения или какого-нибудь азарта ни перед схваткой, ни во время нее Никита не чувствовал. Скорее, все казалось объемным фильмом, который можно увидеть на большом экране. Лишь потом, когда тела тварей сложили на берегу и Петр коротким заклинанием буквально разорвал их в клочья, к нему вернулось ощущение реальности.

Куски разорванной плоти еще медленно догорали синими огоньками, а Стас, оглядев мерцающие останки быстро развернулся к стоявшим рядом старейшинам и взволнованно сказал:

– Это не все, здесь только восемь, а было-то девять.

Словно в подтверждение его слов лед у берега разлетелся колючими брызгами и из образовавшейся полыньи поднялась белая фигура еще одного зомби-помоечника. Все отпрянули в стороны. Нежить, проявляя несвойственную этим тварям подвижность, мелко семеня, бросилась к Стасу, который в это время упал на землю, сбитый попавшим в лицо куском льда. Пробежав мимо замерших в оцепенении людей, тварь нависла над участковым и начала поднимать над ним высунувшиеся из балахона руки. Рефлексы Басанова сработали быстрее сознания. Все получилось как бы само собой, взметнувшись в отчаянном прыжке, он ногой впечатался в голову чудища. Болью отдалось от пятки до ягодицы. Парню показалось, что удар пришелся по туго набитому мокрым песком мешку. Зомби развернуло, и, неловко поскользнувшись на мокром льду, нежить с шумным всплеском упала в полынью. Черная вода забурлила, смешивая придонный ил и мелкие ледяные осколки в отвратительный коктейль, но пропавшая в холодной глубине тварь показываться на глаза не торопилась.

– Всем уйти со льда. Быстро на берег! – скомандовал очнувшийся от ступора Аким.

Люди, осторожно смотря под ноги, перебрались на прибрежные камни. Растянувшись вдоль береговой черты, воины, подгоняемые старейшинами, замерли в ожидании появления помоечника, но тот не спешил. Так прошло около часа, пока не стало ясно, что на берегу ждать эту тварь можно до скончания веков.

– Афанасьич, – не выдержал первым Александр, – а может, он к другому берегу ушел? Ему-то что, воздух для дыхания не нужен. Мы здесь стоим, а гад этот в деревню полезет.

Среди воинов прокатился легкий шум. Скованные родовой клятвой, они беспрекословно выполняли все приказы Басанова, но возможное появление монстра в родном доме пошатнуло боевой дух.

Аким посмотрел на возбужденных людей и принял решение:

– Хорошо. Собирайтесь на дворе у Ращуповых. Раз не получилось здесь, значит, Стаса дома навестят. Там и подождем. – Посмотрев на старейшину воинов добавил: – И еще, Александр Николаевич, надо как минимум по два человека поставить в каждом дворе. Мало ли что. И без самодеятельности одиночных героев.

Торжественного возвращения в деревню не получилось. Настороженные воины, хмуро посматривая на заледеневшее озеро, прошли вдоль берега и, разделившись на пары, разошлись по назначенным для охраны дворам.

У дома Стаса собрались старейшины и с ними всего несколько человек. Никита, присоединившийся к деду, поинтересовался:

– Слышь, дед, может быть, я не понимаю, но не мало ли осталось людей для защиты участкового? Чего-то слишком шустрым гаденыш оказался.

– Для одного хватит, – кратко ответил Аким, – справимся.

Повинуясь старейшине, воины рассредоточились во дворе и спрятались среди хозяйственных построек. Стаса увели в дом, наказав остальным ждать появления нечисти.