Текст книги "Жгугр. Будем жить!"

О разных аспектах путешествия в ночной электричке

Поскорее выбежать из этого ада, поймать такси до вокзала, срывающимся голосом объяснять билетерше, что надо уехать в Тихвин, очень надо, как можно скорее, разочарованно узнать, что поезд ушел ровно 5 минут назад, а следующий только утром, но затем обрести надежду, потому что есть еще электричка! Стоять на перроне, куря одну за одной, чтобы унять дрожь в ногах. Залезть в облеванный миллионами пассажиров вагон и усесться на последнее сиденье, чтобы наконец вытереть пот со лба, и вздохнуть облегченно – ну все, успела!

Ночная электричка, безусловно, не самое комфортное средство передвижения, тем не менее Алина была рада. Оставаться в Петербурге было невозможно: возвращение к обезумевшему Саше даже не рассматривалось, а искать вписку среди ночи желания не было. Наоборот, Алиной владело огромное желание этот самый Петербург поскорей покинуть. Сидя на задрипанном деревянном сиденье, она глубоко и часто дышала, стараясь выдохнуть, выпустить, вымести за дверь сознания все невзгоды этого дня. Желтые приглушенные фонари уныло проплывали за окном, еле освещая ее раскрасневшееся лицо, чтобы в следующий момент снова оставить ее в тени. По вагону рассеяны были следы жизнедеятельности: обрывки газет, объедки окорочков, пакеты и пластиковая посуда; пахло пивом и человеческими выделениями. Народу было мало: только бабка в посадском платке под хохлому, с челночными баулами, устало прилипла к лавке, да дед в облезлом, не по погоде жарком, тулупе трудолюбиво заполнял кроссворд. Около входа, с чекушкой и стаканчиком, притулился синюшный мужик с фингалом и разбитым, отекающим сукровицей, ртом. Мужик деловито наливал и опрокидывал, неодобрительно покачивая головою-болванкою. В центре вагона расположилась компания крепко сбитых молодых людей. Они не внушали доверия, но вскоре Алина забыла о них. Стук колес и ритмичный перебор шпал сделали свое дело, ее сознание выключилось.

По колено в траве она шла по бесконечной тропинке петляющей между высоких скал. Трава сочилась росой, а она собирала ее в ведерко, пока то не наполнилось доверху. Она оступилась и роса пролилась на землю кровью. Там где падали ее капли трава высыхала, а на ее месте вырастали алые розы. Приглядевшись Алина поняла – их стебли были из алюминиевой колючей проволоки. Розы росли на глазах и сплетались в адский багряный букет, со всех сторон нависая над девушкой, обездвиживая ее. Неожиданно букет взорвался, покрыв все пространство кровавыми лепестками. Перед ней возник Саша. «Шлюха!» – кричал он ей с искаженным лицом и махал кулаками, но она была надежно отделена от него толстенным бронебойным стеклопакетом. «Стерва, шалава, блядище!» – колошматил он по стеклу. В руках у Саши образовался здоровенный брусок арматуры. Он со всей дури долбанул им по перегородке – стекло звонко рассыпалось на мелкие брызги. Алина вздрогнула и открыла глаза: высокий парень с перекошенным ртом держал лом; из разбитого окна задувал ветер. Разя перегаром, к ней приближался его приятель: – Куда едем, красотка? Алина молчала, глядя в окно. Хулиган подсел ближе и обнял девушку. – Погуляем? – Я не в настроении. – отодвинулась она. Но тот был настойчив. Широкая ладонь по-хозяйски легла на грудь. Помощь пришла откуда не ждали: – Оставь девчонку, не видишь, она не хочет? – внезапно вступился за нее парень с ломом. Алина вырвалась, побежала в тамбур, оттуда в следующий вагон, и в следующий, и так тамбур за вагоном, вагон за тамбуром она достигла конца поезда.

Там было спокойнее: на лавке мертвым сном спал хач – не то таджик, не то узбек, храпя как конь, объевшийся овса. Из двери появился мужик с фингалом, уже без чекушки. Его шатало, как иву на ветру. Мужик выразительно рыгнул, осмотрелся и снова рыгнул. Ничто не вызывало в нем узнавания. Внезапно, взгляд его упал на спящего таджика и в мозгу у него щелкнуло.

– Ах вот ты где, гнида! – воскликнул он, испытывая радость постижения. Таджик ответил долгим клокочущим храпом.

– А ну вставай! – мужик лениво смазал таджика по лицу. Тот вздрогнул и икнул.

– За брата ответишь, мразь! – мужик принялся наносить удар за ударом. – За цинковый гроб из Грозного ответишь! – мужик хаотично махал руками-крюками, а таджик беспорядочно отбивался. Со стороны они были похожи на двух ватных зомби, не поделивших труп бомжа. На беду, один из ударов оказался более действенным – голова таджика запрокинулась, он заклокотал. Алина вышла из себя. Ничтоже сумняшеся, бросилась она к дерущимся.

– Прекрати! Немедленно прекрати! – встала она между мужчинами. Мужик от удивления остановился. – Уходи! Уходи сейчас же! Он полуживой уже! – настаивала девушка.

Мужик оступился, споткнулся, стукнулся о косяк, и… послушался. С трудом открыв тяжелую облезлую дверь тамбура, он вышел вон.

Алина рухнула на скамью. Ее трясло. Положив руки на голову, она зарыдала. Тонкие плечи подрагивали, лопатки ходили ходуном, а слезы нескончаемым потоком лились на пол электрички. Их было так много, что стало подтапливать. Разлилось соленое море. Алина почувствовала мягкое прикосновение к своим волосам. Задул теплый ветер. Легкая шершавость пронеслась по плечам. Запахло морской солью и водорослями. Что-то бархатное, теплое и влажное коснулось шеи. Алина не двигалась, боясь спугнуть нежное присутствие. Под ней был прохладный песок, а перед ней безбрежный океан. Пенистый прибой стучался о берег, омывая ноги. Алина расслабилась.

«Все позади, хорошая», – произнес голос. Алина плакала, уронив голову в ладони. «Ты прошла через это», – утешил голос, – «теперь все будет хорошо». Алина молчала. «Мы встретимся», – добавил он. «Правда?» – с надеждой спросила девушка. «Это зависит от тебя» – сказал голос. – Будешь в Тихвине – зайди в Успенский монастырь». «Зачем?» – спросила Алина, но только стук колес электрички был ей ответом.

Мы здесь власть!

С утра 1 сентября, как по расписанию, заморосил дождь, задул порывистый ветер, небо занесло фирменными питерскими темно-свинцовыми облаками – приближалась осень. Все утро Саша провел в юридической компании, заполняя документы на открытие ИП, а когда наконец закончил с бумагами, двинул на митинг. У метро к нему присоединились Петр и Екатерина. Вдоль Грибонала они выдвинулись к Марсову полю, где было запланировано мероприятие. Улицы пустовали, и даже туристы, испугавшись непогоды, не вылезали из своих няшных гостиниц. По пути ребята ожидали увидеть автозаки и ОМОН, но никого не встретили. Лишь немногочисленные забредшие в центр первоклассники в нарядных костюмчиках и игрушечных платьицах прятались под родительскими зонтами и грибами уличных кафешек, да торговцы сувенирами понуро перетаптывались у своих лавочек.

– Подвела нас погодка! – огорчался Петр, прячась от ветра глубже в капюшон.

– Да уж, в такую пору добрый хозяин собаку на улицу не выгонит! – пошутила Катя.

– А злой выгонит? – парировал Петр.

– Злой обязательно выгонит! Но таких совсем мало. Кто придет к нам на митинг, решительно неясно.

На самом Марсовом поле обстановка оказалась не лучше. С краю, возле дороги, стоял одинокий автозак со служивыми, что обнадеживало – хоть кто-то в курсе акции. Редкий народ блуждал около монумента жертвам Революции, собираясь в кучки, иногда подходя к Вечному огню погреться – температура воздуха опустилась, наступающая зима послала гонцов. Вокруг огня уже образовалось плотное кольцо желающих получить толику тепла. Парень с шестистрункой, сидя на стальном бордюре, хриплым голосом пел «Скоро кончится лето». Это звучало жизненно, актуально. Екатерина развернула плакат «За равные права! Против коррупции!» с логотипом «Справедливости» и встала на видном месте у стены. Настроение было тоскливое, уже было очевидно, что митинг провалился, тем не менее собравшиеся ждали, попрыгивая и потирая руки. Народ постепенно подтягивался: подвалила компания парней с татушками, с виду националисты. За ними подошли девушки с разноцветными крашеными волосами и радужными флагами. Приплелись скучающие корреспонденты западных медиа с тяжеленными ТВ-камерами прямого эфира на плечах. Отведя в сторону молодого парнишку с пирсингом в ушах, носу, губах и бровях, и бейсболке козырьком назад, журналист NYT спрашивал:

– Почему вы сегодня пришли сюда?

– Надо менять власть! – уверенно отвечал молчел. – Чиновникам нет дела до народа. Ничего не строят – ни заводов, ни больниц, ни железных дорог! Мы не развиваемся! Все разворовали! Мы хотим жить в цивилизованной стране, такой как США или Англия!

Около половины третьего на поле собралась маленькая толпа, производившая порядочный гвалт. Она тусовалась, переминалась и переговаривалась. «Большинство собравшихся еще школьники», – обратил внимание Саша. Кто-то запустил в небо розовый китайский фонарик, и все как по команде подняли головы и зааплодировали, наблюдая как он поднимается вверх, уносимый воздушными потоками к Неве. Все ждали Повального, чтобы сдвинуться с места, но тот задерживался – шла молва, что Повального повязали менты. Никто не понимал, что происходит. Катерина не отрывалась от мобильного – без отдыха звонила и писала.

– Повальный будет ждать нас на Дворцовой! Выстраиваемся в колонну и идем! – наконец объявила она громко. – Саша, помоги людям организоваться!

Саша, наконец почувствовав себя полезным, обратился к ребятам: – Всем собраться! Встать в шеренгу! – Но те не спешили подчиняться, лениво двигаясь на метр-два или вовсе игнорируя его призывы. К нему присоединился Петр, а затем и сама Катя, но даже совместными усилиями они не могли сдвинуть дело с места: никто не слушался, люди курили и болтали, из мобильников доносился рэп. По рукам пошла водка.

К счастью для организаторов, на поле внезапно объявился сам Повальный и был мгновенно окружен поклонниками. Хорошо поставленным голосом он объявил:

– Прогулочным шагом за мной марш! Плакаты не разворачиваем!

Воодушевленная присутствием лидера молодежь извилистой кишкой выдвинулась по направлению к Невскому. Саша встал в голове колонны, надеясь улучить момент для разговора.

– Мы здесь власть! – зачинал Повальный кричалку, а колонна вторила удаляющимся гулом, точно кролик перекатывался в удаве: – Мы здесь власть!

– Не хотим кормить воров! – снова затянул Повальный. Но растянувшаяся на полкилометра колонна уже не слышала его. Ребята смеялись, разглядывали на витрины и болтали о своем. Повальный сплюнул и замолчал.

– Юрий Владимирович, а куда мы идем? – встрял Саша.

– А черт его знает! – огрызнулся Повальный.

Саша шагал молча, задумавшись. Что-то ему это напоминало… Москва, 12-й год, амазонка света Исидора и залитая человеческим морем Болотная площадь, но тогда, тогда, Саша ясно помнил, все было на живот и всерьез, пахло смертью и революцией, а теперь оно отдавало протухшим балаганом и пережеванной жвачкой. Воистину история повторяется в виде фарса. И еще подумалось: Повальный с детьми походил на неудачливого Гамельнского крысолова, у которого испортилась волшебная флейта.

Полиция безучастно смотрела на гуляющих, грызя семечки. Коренастая девица с коротко стриженными красными волосами развернула транспарант «Я стала лесбиянкой, и у вас получится!» Тут же полноватый мужичонка с криком «Бог тебя накажет, охульница!» рванул ей навстречу. Та замахала руками и с увлечением принялась лупить нападающего зонтиком. Журналисты нацелились телескопами на ньюсмейкеров. «Это Миронов, глядите, Миронов! – легким бризом неслось по толпе. – Мракобесы нападают на активистов ЛГБТ22
  Деятельность на территории РФ запрещена


[Закрыть]!» На мгновение народ воодушевился, но, к сожалению, дерущихся быстро разняли.

Дождь полил сильнее. К тому моменту как остаток колонны достиг Дворцовой, митингующих осталось не больше четверти. Повальный остановился возле Александровской колонны, вокруг него аморфной кучкой собрались самые верные и преданные сторонники. Над толпой развернули лозунги: «Геи и лесбиянки против жуликов и воров», «Свобода, равенство, братство», «Толерантность в релевантность». Митинг начался.

– Я приветствую вас в Питере! – энергично начал Повальный. – Мы здесь власть! Остановим воровской беспредел! Выгоним жуликов из Смольного! Выгоним или нет?

– Да-а-а! Выгоним! – послышались редкие возгласы.

– Петербург для петербуржцев, а не для всяких там газпромбайтеров! – Повальный потряс кулаком. – Остановили Газпромбашню, остановим и воров. Да здравствует Петербург! Да здравствует равенство! Да здравствует Ингерманландия!

Возле собравшихся затормозила полицейская тачка. Из нее вышел Бизон в серой форме, три звезды блестели на погонах.

– Ваш митинг не санкционирован, просим всех немедленно разойтись! – пробубнил он в матюгальник.

– Не дадим заткнуть нам рты! – потряс кулаком Повальный.

– Не дадим… – нестройно поддержали в толпе.

Саша почуял, как в воздухе запахло жареным – их небольшая протестная площадка уже была по периметру оцеплена сплошной стеной ОМОНа. Пора было делать ноги.

Катюха, Наташка и Маринка

Наблюдая в полусне проплывающие мимо дремотные деревни, Алина размышляла, что жизнь, как ни крути, – это путь, а неприятности всегда остаются позади, как та покосившаяся лачуга с кривым крыльцом, про которую она через минуту забудет, чтобы больше никогда не вспомнить. Она задумалась чем займется в Тихвине. С кем из подружек встретится? Но усталость навалилась стокилограммовым валуном, запахло хлоркой и горячим паром, перед ней возник бетонный куб подвала необшитой пятиэтажки, где они тусовались с Катюхой, подругой детства. Катюха сидела на теплой трубе в рваных колготах, с несходящимися ногами. Из ее глаз лились слезы.

– Что с тобой, что он с тобой сделал? – снова и снова спрашивала Алина подругу, но та молчала, всхлипывая.

Катюха часто плакала без причины, также без причины она взрывалась и истерически хохотала, но никогда не признавалась, что с ней, хотя отчима материла на чем свет стоит. Алина не умела помочь подруге, хоть и знала ее как облупленную – не случайно с двенадцати лет они были неразлучны на всех пьянках. Вместе девочки нюхали клей и лакали водку в подвале, а однажды, на день машиностроителя, Катюха принесла из лесу грибы-поганки и предложила попробовать.

– А мы не умрем? – поинтересовалась Алина.

– Даже если умрем, немного потеряем! – подбодрила ее подруга.

Алина осторожно съела две поганки, и ей стало нехорошо. Отойдя в угол, она наблюдала, как ее душа бабочкой выпорхнула из тела и взмахнула легкими крыльями. «Если дать ей уйти – это конец» – поняла Алина. Но самое обидное было не то, что закончится она, а то, что закончатся они – те, кого она любила: мама, бабушка, тетя Лида. Ей стало ясно, как дважды два четыре, что весь мир со всеми населяющими его существами не более чем проекция ее разума на экране жизни, и она лично несет за него ответственность – за божьих коровок на летней траве, за жирных сморщенных червей на политой дождем земле, за березку, за камыш, за бугенвиллею на окне, за кота Ваську, и даже за Катюху, да, – и как только она физически исчезнет – вместе с ней исчезнут и они – люди, животные, деревья и постройки, весь мир! Их-то за что? Они же не ели поганок! Ей стало жалко и мать, и дебелую, вечно причитающую, теть Лиду, и особенно бабушку и тогда она схватила непослушную душу за правое крыло и затащила назад в тело. Первое, что бросилось в глаза – Катюха, распростертая на земляном полу котельной. Алина в истерике выбежала во двор: «Катюха умирает!», соседи вызвали «скорую», Катюху спасли. Через год Катюха пришла с новой идеей – сходить по-черному. Ее привлекало все черное, мрачное, зловещее: ведьмы, лешие, упыри и черти. «Как ходят по-черному?» – поинтересовалась Алина. «Надо сварить какой-то порошок и уколоться», – объяснила та. Наученная предыдущим опытом, Алина отказала подруге, но Катюху это не спасло – через полгода Алина плакала на ее похоронах. Ее нашли в подвале синей и твердой, как раковый панцирь, с заиндевевшими губами. Рядом валялись шприц и остатки белого порошка.

Наташка, эх, где сейчас Наташка? Девчонка из ее подъезда Наташка жила двумя этажами выше и часто приходила к Алине в гости – попить чаю, почесать языком, обменяться музыкой и фильмами. Иногда они ходили вместе в «Макдональдс» на вокзальной площади, заказывали БигМак с картошкой фри. Наташка всегда носилась с очередным увлечением – то она горела танцами гоу-гоу, то решала стать бьюти-блогером, да так и не набрала больше ста подписчиков. После выпускного Наташка начала встречаться с местным чиновником, женатым типом из мэрии, щеголяла в дорогих шмотках, даже летала с ним в Египет. Но что-то пошло не так: она залетела, сделала аборт, они расстались. Вскоре после Наташка улетела танцевать в Китай, да так и не вернулась, но может, еще появится, и они снова, как встарь, сходят в «Макдональдс», съедят по БигМаку, запьют колой, поговорят о своем, девичьем.

Маринка! Да, надо увидеться с Маринкой! На протяжении всех школьных лет они делили одну парту, но дальше дорожки разошлись. Маринка вышла замуж за парня со двора и с тех пор успела произвести на свет двух младенцев. Муж ее работал старшим инженером на том же заводе, что и Алинин отец, тихвинском вагоностроительном, том самом где поколениями работали и другие мужчины городка. Проблема была в том, что Маринка была всегда катастрофически занята и никогда не могла уделить подруге более десяти минут – она всегда спешила: к матери на участок, забрать младенца из яслей, приготовить ужин для мужа, написать отзывы для местного паблика мамочек и еще миллион вещей.

«Может хоть Маринке с детьми помогу..» – с этой мыслью Алина окончательно уснула.

Сон Алины

В молочно-белом льняном сарафане до пола, с массивным сапфиром на шее и плетеной косой огненно-рыжих волос до пупа, она выходит замуж за князя Игоря, их охраняет дружина славная в шлемах кованых с мечами булатными, скупо горят восковые свечи, озаряя священный алтарь. Как только князь, с пушистой брадой, надевает ей на перст кольцо златистое, склоняясь к устам ее червонным, сверху пчелиным роем валятся басурманские боевые дроны и острыми колючими лазерами выжигают всю ивановскую. Крылатые самоубийцы взрываются миллиардами осколков. В беспамятстве убегает она через бесконечное пшеничное поле, уходящее в горизонт…

И вот уж тенью, стараясь проскользнуть незаметно, она спешит вдоль Невского. На ней все тот же сарафан, на голове титановый кокошник, в руках карбоновое коромысло. Перед ней возникает длинная очередь. Это очередь за айфонами. Она выкинула свой айфон и отказалась от обновления – теперь ей приходится прятаться. Потому что ее должны ликвидировать. Всех, кто не обновил прошивку, должны ликвидировать. Ей очень хочется в очередь, она уже давно не видела людей. Уже давным-давно она не видела, не слышала, не ощущала живых людей. Да и где их теперь встретишь – на улицу выходить незачем, а с некоторых пор и вовсе запрещено. Они ввели эти законы после окончательного перехода на воспроизводство с помощью генетического моделирования. И теперь есть только две причины для выхода из дома – за новой версией айфона и на демонстрацию.

Алина не узнает их людей в очереди. Алина не узнает людей. Она видит зомби. Не тех, что восставшие мертвецы, а цифровых зомби-гуманоидов. У них нейронервы из оптоволокна, силиконовые импланты в мозгах, наночипы, соединенные с командным пунктом через беспроводную сеть. Они не отличают виртуальной реальности от настоящей. Бабочка ли превратилась в Чжуанцзы или Чжуанцзы в бабочку – уже не важно. Да и какая разница? У них нет ни страны, ни семьи, ни пола. У них нет чувств. Любовь давно запрещена, а вопрос гендерной принадлежности они решают каждый день по-новому, выбирая одну из 25 предложенных в центральном онлайн универмаге разновидностей. Они счастливы быть частью прогресса. Они гордятся своей свободой. Они кичатся своими правами, плюются от дикарского прошлого и по выходным выходят на демонстрацию. Ведь еще в версии прошивки 1.0 записано: каждый гражданин обладает конституционно закрепленным правом на мирный протест!

За флагом прогресса тверже ступай

Пошлем мракобесов в топку!

В светлое будущее ныряй

И не позабудь про попку!

Сегодняшний день лучше давнего дня

Пора заниматься делом:

Сжигать дикарей в языках огня

Марш-марш вперед смело!

Поют демонстранты. «Свободы! Требуем еще два пинтаграма свободы!» – кричат они. «Права человека! Требуем еще 85 мегатонн прав человека!» – скандируют.

Алина наблюдает за ними со стороны – невидимая, не обнаруженная, затем не выдерживает и громко спрашивает: – А вы точно люди?

Только теперь они замечают ее. Несколько человек внезапно переключаются на кричалку: «Права робота! Дайте еще прав робота!» У тех, что с последней прошивкой, воспроизводится защитная реакция – их нейронная сеть улавливает подвох и включает алгоритм ликвидации стороннего объекта. Они окружают ее со всех сторон и тянут к ней свои членистые руки, нет, лапы, нет, стальные механические клещи! И когда она уже чувствует холодный металл у себя внутри, ей на помощь из ниоткуда приходит большой мягкий и сильный осьминог и гибкими мощными щупальцами забирает ее из этого ада.