Текст книги "Жгугр. Будем жить!"

О том, как тяжела жизнь

Саша в оцепенении смотрел на полумертвый гаджет. Затем открыл офлайн ноут и записал: «Целые сутки не было интернета. Тошнит».

И немедленно набрал Алину.

О том, что у каждой дорожки случается конец

Вечерело. Стоя в одной тех из каменных ниш, что спускаются к самой реке, Алина задумчиво смотрела на воду. Фонтанка степенно двигалась между высоких гранитных стен. Время от времени мимо проплывали туристические теплоходы. Головы туристов неваляшками вертелись из стороны в сторону под размеренный речитатив экскурсовода. Самое время было идти на работу – принимать, целовать и ласкать мужчин, но желания не было. Расслабленно наблюдая глубокую, темную, никуда не спешащую стихию, Алина прислушалась к себе и почувствовала, что всё: больше она не может, пора с этим завязывать. Налетел ветер и разметал рыжую челку.

Она пришла в салон по рекомендации подружки, обремененная большими долгами. Головой она понимала, что это нехорошо, аморально, стыдно, но она была не прочь попробовать. Но в конце концов, сколько можно мыкаться. После увольнения из точки продаж мобильных, когда она разбила стенд и ее заставили платить неустойку, она не могла найти нового места. Работала консультантом в «РИВ ГОШ», хостесс в банкетном зале «Голицын» и аниматором в «Hilton», продавала «Амвей», но всего одну неделю. Любая работа, за которую она бралась ломалась и портилась в ее руках.

– Почему я такая неумеха? – спрашивала она себя. – Или, может, я просто не люблю работать?

Но что-то Алине было все же по нраву – она любила дарить радость. Без гнева и озлобленности ходила она за матерью, когда та болела и следила за отцом, когда страдалец отходил от очередного горячечного запоя. По душе была ей и ее первая работа – официанткой в кафе «Золотое руно». «Что желаете, сударь?» – и широкая улыбка на лице. И если бы в России существовал институт гейш, Алина наверняка стала бы гейшей. Ей нравилось воображать себя в другой действительности – в чайном домике на о-дзасики в Понто-тё или в Гион Кобу, плотно обернутой в белое с аистами кимоно, с бледным от пудры лицом, ярко-алыми губами и палочками, торчащими из высокого шиньона, играющей в тора-тора или сбивающей веером маленькие игрушки. Эх, почему она не родилась в пригороде Киото? Какая незадача! Вместо этого она родилась в Ленинградской области. Бетонный детский сад с расчлененными Барби и деревянными лошадками, разве что к полу не прибитыми, школа в панельной хрущевке с обрюзгшими учителями, орущая мать и колдобины на дорогах. И наглые пьяные, распускающие руки мальчики: «Раздевайся! Ложись!» Эта действительность не устраивала Алину, от нее она сбежала с малой родины и перебралась в Санкт-Петербург. В Петербурге все было иначе – роскошные здания, дорогие рестораны, стильные девушки, элегантные мужчины. Но чтобы войти в этот манящий красивый мир требовалось самое малое – деньги.

Вначале ей было интересно, ей нравилось изучать разных мужчин, приходивших к ней. Она принимала их всех – молодых, старых, бородатых и бритых, наглых и застенчивых. Мужчины различались разительно, но при этом что-то их объединяло и всем им нужно было одно, ах, лишь одно! «Ну что еще может быть нужно мужику от честной девушки!» Именно за этим одним они и приходили сюда – в бордель, салон интим-услуг, дом терпимости и это самое «одно» она им трудолюбиво давала, раздеваясь, раскрываясь, отдаваясь, ахая и охая, по обыкновению притворно, но временами получая самый настоящий, с искрами из глаз, оргазм.

Алина любила мужчин. Они ей нравились – эти большие и сильные животные. Иногда ей становилось от этого даже страшно – от мужского напора, от возвратно-поступательного движения мощной сваи, ударяющей в матку, она пищала, визжала и таяла так, что мужчина незамедлительно извергался вулканом. С момента как на дне рождения Светки в восьмом классе ее взял пришедший с улицы, прыщавый, голодный до женщин солдатик, как он отвел ее на темный, пахнущий пылью и прелыми тряпками чердак, обещая показать барабашку, но вместо этого завалил на старую засаленную тахту, с тех пор, как она впервые почувствовала эту негу, сладкий стыд и крепкое мужское тело – она знала, что с ним делать. И что самое удивительное – крови не было!

Алина сочувствовала мужчинам. Она знала: при всей своей природной силе эти крепко сбитые звери часто попадают в такие ситуации, что душа из пяток выходит. С ней они отдыхали, набирались сил, забывали мужские горести. И она принимала их без вреда и ущерба для себя, как в кислотной ванне растворяя боль, обиду и злость. Она ощущала себя землей, почвой, черноземом, первичным женским естеством, вселенским влагалищем, растопляющем страдания мира. Алина полагала – служа мужчинам, она служит самой любви, играет древнюю и почетную роль иеродулы – «сестры бога». Она давала, отдавала, и не задерживала.

Тогда у нее были на это силы и желание. Теперь они закончились – после того, как в ее жизни появился Саша, ей стало не по себе от своей работы. Все раздражало. Клиенты стали отвратительны. От секса с ними тянуло блевать. В глубине Алина чувствовала: дело даже не в Саше – механизм, ответственный за раздачу, сломался, ручей высох, источник иссяк. Она переоценила свои возможности. Она чувствовала – каждый мужчина оставлял в ней что-то, вроде мелочь, как птичка накакала, но с количеством эти мелкие какашки превращались в гору говна. И эта гора уже мешала дышать. Она знала: бордель не более чем школа, курсы жизни, факультет изучения мужчин и себя в их кривом зеркале. Она ведала: в жизни ее ждет иное, большее предназначение. Пора было уходить. Но отпустят ли ее?

О том, как Саша весело тусил в столице

Саша уселся поудобнее на стуле, поднял матовую крышку японского ноутбука и полез в сеть. Слава богу, интернет работал! Это можно было считать удачей – связь барахлила все чаще, даже мобильная.

В информационном пространстве разворачивались эпические битвы: демон Гуггл одержал очередную статистическую победу против лешего Ианддекса. В тихий океан с орбиты упал уже второй за неделю метеорологический спутник. В чатах стоял нешуточный холивар с баттхертом о принадлежности Киевской Руси – пуканы трещали, как попкорн в кинотеатре.

Анжелика, девушка на последней стадии лейкемии, бывшая участница шоу «Дом—5», ведущая шоу «Смерть-онлайн» в очередной раз прощалась с двумя миллионами своих подписчиков. Те желали ей сил и держаться. Веб-камера, установленная у ее изголовья в Боткинской больнице, демонстрировала черную прядь и фрагмент бледного тела, не то щеки, не то плеча.

Известная террористическая организация с Ближнего Востока анонсировала казнь ста пленных в реальном времени. Очевидно, их пиар-отдел с успехом осваивал новые технологии. Сложно было понять, реально ли кого-то будут казнить или это фотошоп? Впрочем, там, на востоке наверняка легче казнить, чем монтировать.

«Какой лучший путь к сердцу мужчины? Ножом через ребра!» – позитивно шутил бодипозитивный паблик.

Саша открыл почту. Кроме всякого ненужного спама, там нашлось свежее письмо от Кати:

«Саша, привет! Напоминаю, что к концу недели ожидаю от тебя видеоролик. Когда закончишь, запости его по пабликам! Наш пиарщик заболел! С уважением, Екатерина». Под текстом следовал список площадок для публикации.

«Черт! Ролик! – этот дурацкий ролик начисто вылетел из его головы. – Еще и постить! Может, еще на такси прокатить?»

Винтики и шпунтики в его голове зашевелились, выходя из анабиоза, и тронулись в путь. Сквозь тернии приходило понимание, как должно выглядеть то, что от него хотят – продукт должен быть чистым, ясным, говорящим. Саша открыл Adobe Premiere и приступил к работе. Каждые несколько минут компьютер делал render. От усилий он грелся как духовка при запекании карпа в помидорах, свистел и тяжело дышал вентилятором. «Лишь бы не сдох прямо сейчас, – вздохнул Саша, – это было бы не вовремя!» Дело шло тяжко, ролик выходил похожим на колыбельную, не хватало ритма, динамики. Саша набрал в поисковике «митинги протеста в России» и кликнул по ссылке. На экране замелькали знамена, хоругви, лозунги, перекошенные лица, синие каски и веселые цветные шары. Парень в балаклаве кидал файер. ОМОНовцы несли к автозаку раскоряченную девушку в белой кофточке. Перед внутренним взором Саши пронеслись обрывки протестных митингов в Москве. Задуло ветром свободы. Запахло дымом перемен. Мы вместе! Мы здесь власть! Москва была первой столицей, куда он попал из Сибири, после учебы на экономическом факультете НГУ. Он гостил тогда у дяди, обладал большим запасом времени и ежедневно гулял по Никитской, Тверской и Бульварному кольцу, изучая столичные кафе и бары. В Москву его пригласила знакомая, взявшаяся за организацию нового тренингового агентства, «дочки» питерской конторы. Она тоже была «сибирская». «Наша мафия!» – гордо говорил Саша. Но новая фирма функционировала вполсилы, а спустя время и вовсе загнулась. Раз от разу он заходил поработать в недавно арендованный офис – скромную совдеповскую комнатку в здании «РИА Новости». В офисе царили бардак и запустение, ожидался ремонт. Несколько звонков первым клиентам, пара писем, подготовка инструкций для будущих сотрудников – вот и все немудреные рабочие обязанности. Фирма должна была запуститься на полную мощность в течение месяца—двух, ему, как одному из основателей, сулили должность руководителя отдела продаж. А пока он наслаждался душным московским летом и внезапно подаренной свободой, открывая для себя угарные московские забавы и бурлящую политическую жизнь. С «левыми» Саша познакомился по воле случая. Однажды вечером, гуляя на Чистопрудном бульваре, он заметил необычную тусовку: сбившаяся в кучу группа молодых людей, в «конверсах» и тишортках внимательно слушала видную девушку с короткими темными волосами, толкавшую напористую речь с постамента памятника казахскому поэту Абаю Кунанбаеву. Одетая в полотняную юбку и, топорщащуюся на груди, серую холщовую рубашку в стиле «работница трехгорной мануфактуры времен первой революции», девушка горячо взывала со сцены:

– Правительство не скупится на поддержку финансового сектора и одновременно урезает социальные расходы! В бюджетной сфере замораживают зарплаты и сокращают рабочие места! Снижение уровня доходов трудящихся происходит одновременно с отказом государства от поддержки самых малообеспеченных слоёв населения, ростом тарифов на транспорт и ЖКХ! Государство продолжает финансировать сомнительные с общественной точки зрения масштабные проекты в интересах крупного бизнеса, отбирая последнее у рабочего, учителя и пенсионера! Вместо того чтобы поднимать благосостояние граждан, оно инвестирует в Олимпиаду, Сколково и Мундиаль!

– Кто она? – Саша легонько толкнул в бок стоявшего рядом объемного парнишу в футболке «Левого фронта» – с кулаком и красной звездой.

– Исидора, – уважительно залепетал тот, – комиссарша наша! Если что – собираемся на Сретенке возле памятника Крупской!

– Какое «что»? – удивился Саша.

– Ну, если космонавты побегут.

«Космонавты… – недоумевал Саша, – со станции „Мир“, что ли?»

– …Такая организация должна быть антикапиталистической – а значит, строящей свою программу и практику вокруг классовой повестки, классовой борьбы! Ставящей в центр своего мировоззрения классовое сопротивление наступлению элиты не на словах, а на деле! Каждым своим высказыванием, действием, направлением работы такая организация должна стремиться показать, каким образом вопросы демократии, межнациональных отношений, культурной политики и социально-экономических реформ связаны с ключевым противоречием между капиталистами и наемными работниками, управляющими и…

Из толпы донесся голос: «Шухер! Космонавты!» И точно, со стороны автозака, мирно скучавшего на выходе из метро, перебежками двигалась группа солдат ОМОН в синем камуфляже. С опущенными забралами на шлемах они перемещались от дерева к дереву, подобно отряду трудовых пчел, выполняющих ответственное задание на гречишном лугу. Ребята мгновенно бросились врассыпную по переулкам, точно спугнутые воробьи. Через десять минут они вновь собрались дружной стайкой в начале Сретенского бульвара. Эта тактика эта называлась «Оккупай», по примеру анархистского движения «Оккупай Уолл-стрит» в Нью-Йорке, позже объяснили Саше.: Суть ее была проста: вихрем рассеиваться, когда власти идут на разгон, и незамедлительно собираться в другом месте. Исидора залезла на постамент и встала рядом с Крупской.

– Россия будет свободной! – призвала она, сотрясая кулачком в воздухе.

«Россия будет свободной!» – вторил хор.

– Долой узурпаторов!

«Долой! Долой!» – отзывались ребята.

Комиссарша спустилась в толпу, по рукам пошла бутылка водки.

– А ты кто такой? – Исидора обратила внимание на новенького.

– Я не местный… Из Новосиба я. – замешкался он.

– Сибирь – это сила! Приходи вечером на хату, затусим, познакомлю тебя с народом.

Явившись ночью по адресу в Замоскворечье, Саша обнаружил пеструю компанию. Туса происходила в безразмерной, идеально отремонтированной квартире, расположенной в одном из тех старых добрых доходных домов, где в начале ХХ века снимали апартаменты обедневшие дворяне, в 30-е представительницы урбанизированного крестьянства давились за доступ к горелке, а в нулевые поселились новые русские парвеню. Народу набралось видимо-невидимо, молодежь шаталась без дела по комнатам, задерживаясь то там, то здесь, многие уже успели наклюкаться. Налив в высокий бокал шампанского из импровизированного бара при входе, Саша отправился на прогулку.

В каждой комнате происходило действо – на огромной двадцатиметровой кухне взлохмаченный пиит с размашистыми вихрами и скрупулезно выбритыми баками, в конопляной толстовке, перетянутой кушаком на талии, самозабвенно декламировал Брехта:

Ваш идеал – девица-недотрога,

Вы учите: нельзя греху служить.

Сначала дайте нам пожрать немного,

А уж потом учите честно жить.

Вы любите развлечься, господа.

Давайте же простимся со стыдом!

Пора запомнить раз и навсегда:

Сначала хлеб, а нравственность – потом!

Группка девушек с восхищением смотрела чтецу в рот – то ли парень был неотразимо красив, то ли лозунг о превосходстве хлеба над нравственностью находил отклик в молодых девичьих душах. В другом помещении шел спонтанный концерт – юноша с длинными распущенными волосами лабал на гитаре панк-рок, истошно изрыгая нечто, по кругу ходила водка. То и дело повторялись слова «революция», «сатрапы», «баррикады», но полный текст не поддавался расшифровке. В гостиной на всю стену проецировался «Броненосец «Потемкин» под панк-аккомпанемент из соседней комнаты. Там народ валялся котиками прямо на полу, кто в отрубе, кто в полусне. В углу под одеялом кто-то тихо трахался, только длинные мягкие каштановые волосы торчали наружу, да чья-то попа ходила ходуном. Мебели в квартире почти не было.

В ходе странствий Саша наткнулся на подвыпившую Исидору. Она его узнала и полезла обниматься, растекаясь по молодому человеку, как Обь в половодье.

– Тебе тут нравится? – спросила.

– Да, интересно…

– Пойдем выпьем! – она принесла откуда-то водки и налила Саше прямо в шампанское. – На!

Хрястнув бутылкой о бокал, она хлебнула прямо из горлышка.

– За знакомство! – поддержал Саша. Смесь ударила в голову отбойным молотком, внутри запрыгали кузнечики. Исидора из привлекательной превратилась в желанную.

– А ты хорошенький, сибиряк! – Исидора обняла Сашу за шею властной и нежной рукой.

В обнимку они прошли через несколько комнат, периодически догоняясь, пока на них не налетел стремительный молодой человек в тельняшке.

– О, Исидора! Я тебя ищу уже четверть часа! Дело срочное!

Исидора исчезла в лабиринте комнат; Саша еще долго блуждал по квартире в надежде найти амазонку, но тщетно.

В одном из помещений Сашу поразила огромная, во всю стену, надпись, выведенная черным трафаретом: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Группа молодых людей у окна возбужденно обсуждала глюки и видения.

– Когда я закидывался в последний раз, я принял своего кота за кошелек и выбросил его в окно, – энергично гнал парниша с мужественным лицом, косой челкой на маслянистых татарских глазах и наглым взглядом ловеласа. – Потом весь двор облазил – нигде нет твари. Убежал, видимо!

– А я как-то под маркой шел мимо заброшки у себя на районе, и потянуло меня внутрь. Захотел я посмотреть на духов, что живут в покинутых зданиях, пообщаться с ними. Входная дверь была залита цементом, пришлось лезть через окно… – подхватил тему парень в черном худи с темными впалыми глазами, прикрытыми капюшоном.

– И что? Что там было? – зазвучали заинтересованные голоса.

– Я уткнулся носом во что-то мягкое и вонючее! Я подсветил мобильником – оказалось в меня тыкается полуразложившаяся нога чувака, свисающего на веревке с потолка. Он нехорошо улыбался дырками от глаз. Не помню, как оттуда выбрался, но бежал я долго. Когда я остановился, я увидел забор, за ним на распорках висела огромная стальная сфера, а в ней отражался я. Я долго пытался догнать, сплю я или нет, да так и не понял.

– Так это был «bad trip»? – выдохнули ребята.

– ХЗ, я говорю, – не понял.

– Знаешь, где Исидора? – ткнул Саша ловеласа в левый бок.

– Хер ее знает, ебется где-нибудь! – развязано бросил тот. – Зачем тебе она? У нас есть кое-что получше! – он показал на лист бумаги A4, лежащий на подоконнике. Саша различил белый порошок, разбитый на полоски.

– Что это?

– Превосходная шмыга! Спиды с кислотой, возьми дорожку, не пожалеешь.

Жалеть и вправду было нечего.

– И как это… употребляют? – заинтересовался Саша.

– Да просто! – парень передал Саше свернутую трубкой пятитысячную банкноту. – Берешь и занюхиваешь, как в кино.

– А чего не доллары?

– Так хули ж, мы в России, патриоты, бля! – заявил тот не то серьезно, не то стебаясь.

Саша втянул носом порошок. Тот едко щекотал ноздри. Не без усилия Саша довел дорожку до конца. Сначала он ничего не почувствовал. Потом в голове стукнуло, и мир прояснился. Саша огляделся вокруг и понял. Он четко, всем существом осознал, что ему с ними, с людьми – гадкими, грязными и бессмысленными существами, рядом делать нечего от слова «вообще» и требуется срочно, прямо сейчас, выйти на воздух. Стало душно. Во рту пересохло. Захватив с собой бутылку с водой, он как на крыльях вылетел из квартиры. Стояло начало лета, московский воздух пах бензином и озоном после минувшего дождя, а также той особой легкостью, которая случается только когда ты молод, свободен и обторчен. Фонари светили не в меру ярким, кислотно желтым светом. В ногах Саша ощутил прилив волшебной силы и побежал. Саша не отдавал себе отчета, куда бежит и зачем, он просто мчался через улицы и перекрестки, не останавливаясь ни перед светофорами, ни перед оживленными ночными трассами. Несколько раз ему гудели машины, какой-то автомобиль отклонился с дороги, влетел в столб и задымился. Саша и глазом не повел – все происходящее казалось ему безумно увлекательной компьютерной игрой в дополненной реальности. Каждой клеточкой тела он ощущал силу и уверенность, он знал что не хватает лишь несколько очков, чтобы перейти на следующий уровень. Вдалеке замаячила широченная, в двенадцать полос, автомагистраль. Саша бросился к ней через сквер, намереваясь пересечь ее, но неожиданно споткнулся, упал и стукнулся головой о бетонную тумбу с надписью: «В этом месте до 1935-го года находилась Сухарева башня. Разобрана по приказу И.В.Сталина». Белый свет моргнул дважды, остановился и померк, перед Сашей возник интеллигентный мужчина в расписном камзоле и розовых панталонах, с высокими белыми буклями на голове, стоящий перед раскрытым окном с подзорной трубой в руках. Только что мужчина с увлечением смотрел на звезды, но при виде Саши оторвался от своего ученого занятия. Он с осуждением взглянул на Сашу и попенял ему вытянутым указательным пальцем: «Ай да безобразие! – говорил он Саше. – А ты не балуй! Не балуй!»

6 мая Саша вместе с Исидорой и остальной компанией намеревались идти на площадь Революции, где был заявлен митинг. Несмотря на то, что в последнюю ночь часть организаторов струхнули и перенесли мероприятие на Болотную, левые – самые жесткие ребята – отказались от переноса.

– На этом острове – как в тюрьме! Мы будем митинговать на площади Революции, у Кремля, чего бы нам это не стоило! – объявила соратникам Исидора.

Ребята были согласны.

В городе пахло хаосом, дымом и дурью. Пока шли через центр, повсеместно натыкались на оцепление из решеток и солдат, расставленное в порядке хаотичном и абсурдном, напоминавшем заколдованный лабиринт без входа и выхода. То и дело на пути встречались рамки, через которые надо было пройти лишь для того, чтобы проникнуть в следующее кольцо заграждений. В угаре носился по городу очумевший народ с флагами, штандартами, транспарантами, картонками и плюшевыми мишками на палках. Крики, свист, звуки бьющегося стекла и сирен-мигалок полиции добавляли какофонии к этому и так неспокойному зрелищу. С трудом пробравшись на площадь Революции, ребята не нашли там почти никого, кроме Арбузова, толкавшего речь с тумбы перед небольшим количеством своих сторонников. Те, гуттаперчевые и бритые, злые аки псы, свирепо морщились по сторонам. Немного послушав Арбузова, решили двигать на Болотную, но лишь уткнулись в очередное оцепление. Пришлось спуститься в метро. На «Октябрьской» царила иная атмосфера – праздничная. Якиманка была под завязку забита возбужденным и радостным народом, шедшим словно на карнавал. Многие демонстранты несли в руках воздушные шарики: синие, зеленые, красные. Дети заливались радостным смехом. Мелькали «никоны» и айфоны. Гламурные девушки высоко поднимали селфи-палки. Смешной чувак в вязанной шапке с косичками и в круглых очках а-ля Джон Леннон нес Винни-пуха с петлей на шее. С фанфарами маршировал духовой оркестр. Организованной колонной шли анархо-синдикалисты в масках анонимусов. «Выше, выше черный флаг» – скандировали они. Расхлябанно волочились девицы в разноцветных балаклавах, крича вразнобой: «Смерть тюрьме, свободу протесту!» и «Все люди – сестры». Гасли и вновь зарождались в толпе речевки: «Нас миллионы! Россия будет свободной!» На несколько минут все пространство залило обширное красное море – это шествовала длинная колонна «Левого фронта». Интеллигентный молодой человек в синем френче поднял к солнцу руку своей девушки с белой лентой на запястье – их лица сияли. Двое мальчишек лет десяти в красной и синей панамках, хлопая в ладоши, кричали: «Мы здесь власть!» Внезапно синей птицей в небо взметнулся полицейский вертолет. Люди зааплодировали. Внезапно шествие застопорилось и остановилось – народ засуетился, кто-то запрыгал на месте, никто не понимал, что происходит. Ручейком по толпе побежал слух – идет перегруппировка, сейчас пойдем дальше. Но время шло, а ничего не менялось. Демонстранты стали садиться на горячий асфальт. «Горит и кружится планета!» – затянули где-то. «Над нашей родиною дым!» – подхватили дальше, и вскоре над всем людским скопищем разносился громогласный хор: «Нам нужна одна победа, Одна за всех, мы за ценой не постоим!» Саша решил проверить, что происходит, и принялся змеей протискиваться сквозь толпу. Минут через 15 перед ним предстало грандиозное зрелище – дорогу митингующим перегородило трехъярусное оцепление.

Саша залез на столб и аж присвистнул от изумления: отсюда картина открывалась во всей эпической красе. С одной стороны стояли демонстранты – безбрежным пестрым цветным океаном колыхались они, готовые сорваться с места. «Вот это да… – поразился Саша. – Да тут пахнет новым Кровавым воскресеньем!» Им противостояла ступенчатая болотистая крепость – синебурой лестницей из солдат вырастала она на Большом Каменном мосту, преграждая протестующим путь. С передка стояли черные ВВшники, за ними стеной возвышался ОМОН, а позади всех, в пятнистом хаки, виднелся спецназ в серых шлемах с разгрузками. Протестующих и солдат разделяла небольшая, метров в 10, полоска асфальта, не давая двум стихиям – воды и земли, схлестнуться. Посередине полоски гулял ребенок, лет пяти. Со стороны казалось, что он один противостоит коричневой армаде. Саша включил камеру на мобильнике – позже этот снимок облетел весь Интернет. Задул ветер. Загремел голос из динамиков:

– Всем присутствующим срочно разойтись! Настоятельная просьба всем присутствующим немедленно разойтись!

Над головами демонстрантов пронесся клич:

– Мы здесь власть! Нас – миллионы!!!

Первые смельчаки вырвались вперед и пошли к ВВшникам. За ними последовали другие. Море навалилось на крепость, та потеряла форму и поддалась. Стихии смешались и переплелись. Саша попробовал слезть со столба, но сделать это было не просто – внизу бесновалась толпа, на нее давил стройный ряд космонавтов. «Оставаться на столбе еще опаснее», – рассудил Саша и спрыгнул вниз. Толпа сразу проглотила парня, человеческие тела плотной кольцом обступили Сашу, и вскоре он почувствовал себя зажатым в тиски. С новым броском его прибило к металлической ограде – давили так, что ребра трещали. Саша захрипел – места для воздуха не оставалось. Не выдержав напора ограда рухнула и людской поток вынес Сашу к набережной Москвы-реки. Здесь шла настоящая битва – взносились сигнальные ракеты, летали булыжники, мелькали шлемы, в носу першило от дыма и гари. Космонавты отлаженными движениями выдергивали из толпы активистов и тащили в автозак. И вот уже мужик с хаером в аляповатых индийских штанах грел брюхом асфальт, субтильную барышню в воздушном ситцевом платье, белом с малиновыми розочками, вели под нежны рученьки, а она вырывалась, грудью вперед, приобретая сходство со «Свободой на баррикадах». В угаре мимо промчался ОМОНовец без каски, челюсть его была раскрошена, рот в крови. Саша оглянулся и не увидел ни одного знакомого лица – лишь сошедшиеся в битве противники в священной злобе крушили все вокруг. Сверху послышалось шипение – и Саша еле успел отскочить от свалившегося с неба файера. Чутьем улавливая дорогу, Саша пустился наутёк. Путь ему преградила ничком лежащая синяя кабинка переносного туалета, из нее текла бурая вонючая жижа. Запах дерьма шибанул в нос. Зайцем перескочив препятствие, Саша пронесся мимо строя ОМОНовцев и через минуту был на другом конце площади. Здесь было спокойнее, стояла одинокая сцена с проводами и микрофоном, тихо дул ветер с Москвы-реки, доносился далекий гудок парохода, цокали копытами лошади, на них чинно покрикивал ямщик… Стоп, какие лошади, какой ямщик? Саша открыл глаза: посвистывал вентилятор компьютера, на экране застыла девушка в белой кофточке, уносимая крепкими руками в автозак, снаружи действительно раздавался стук копыт. Саша выглянул в окно: по узкой проезжей части Петроградки черепахой тащилась обтянутая белым атласом с фамильными гербами карета, запряженная старой ломовой клячей. Ямщик в длиннополом сюртуке, сидя на козлах, поторапливал лошадь окриками и кнутом, та ускорялась, но ненадолго. Тяжелая это работа – возить туристов, за день и не так устанешь, – очевидно, полагала лошадь. Саша передернул плечами, умылся и налил чаю, наложив гору сахара. Теперь он точно представлял себе, как должен выглядеть ролик. Закончив монтировать и отослав материал, Саша взглянул на часы. Шел седьмой час утра. И если бы не белые ночи, из-за которых в общем и не темнело, Саша с полным правом мог бы сказать – светает!