Текст книги "Жгугр. Будем жить!"

– То есть он – робот? – Саша был в шоке.

– Можно и так сказать.

Сашино изумление не знало границ.

– А как же доллары? – недоуменно спросил он. – Доллары настоящие?

– Доллары, конечно, настоящие! – убедительно ответил Сэм. – Мы же их печатаем!

Встреча с Канкиным

На утро Саша заболел – голова раскалывалась, в горле как ершиком повели, нос пробкой заткнули. Слет Церкви Неолиберализма произвел на Сашу удручающее впечатление. Бой барабанов, пробирающие до костей вибрации, плач ребенка и выпученные глаза монстра – все смешалось в один сплошной кошмарный клубок. «Так вот, что им на самом деле нужно! – размышлял он. – Они все врут, врут, врут! За красивыми словами о справедливости и свободе стоят ненависть, корысть и жажда власти. За призывами к равноправию – рабство! За любовью к людям – любовь к деньгам. Их обиды – лицемерие, их политика – провокации, их милосердие – постановочное шоу. Они притворяются христианами, но на деле они язычники. Сектанты самого кровожадного и мрачного культа в истории. И им никого не жалко!»

Саша заглянул в интернет.

В личном паблике Анжелики заглавными буквами висела черная крупная надпись: «Сегодня утром в 10 утра Анжелика скончалась в онкологическом отделении Боткинской больницы. Спасибо всем, кто поддерживал ее в эти дни». Веб-камера показывала то, что еще недавно было лицом Анжелики – белолицую, как в японском театре Кабуки, маску с черными бровями-стрелками. «Отмучилась!», «Вечная память!», «Покойся с миром!» – комментировали огорченные подписчики. «Порноактриса Джулия Пфеннинг покончила с собой после травли, вызванной отказом сниматься с роботом Джоном», – писала газета «The Future», «США обвинили Россию в атаке на пассажирский самолет над Буэнос-Айресом», – повествовал CNN. «ФБР обезвредило сеть компьютеров-зомби, подконтрольную российским хакерам», – сообщал BBC, «Эвтаназию в Голландии упростили. Теперь каждый страждущий получить может отправиться в мир иной в специальной наркологической капсуле. Врачи гарантируют приятное путешествие», – рассказывал читателям технологический блог NewsOfTheWorld.

– Дурь какая! – он выключил айфон. Перед его глазами возник алтарь, запахло елеем и ладаном. «Давно я не был в церкви!» – неожиданно осознал он.

Александро-Невская лавра встретила его светлым простором, торжественной нарядностью, покоем, спрятанным в углах и под иконами. Народу в храме было мало, батюшка у алтаря раздавал хлеб и вино. Причастившись, Саша вышел во двор и оказался на красном погосте: судя по датам смерти большинство его обитателей почили в мутные и героические послереволюционные годы – над могилами возвышались пятиконечные звезды и памятники красноармейцам с винтовками. Перед могилой электрика, украшенной раскинувшей руки ЛЭП вместо креста, Саша упал в обморок. К нему подошел рабочий в синей спецовке, на его локте висел здоровый моток кабеля, и присел на бетонную тумбу. Он с укоризной посмотрел на Сашу. Из соседней могилы вылез Канкин, Николай Ефимович, организатор Социалистического Союза рабочей молодежи Невской заставы, в кожанке с кепкой. Подошла Клава, худенькая 18-летняя барышня в голодном 18-м погибшая от туберкулеза.

– Хуево, да? – спросил Канкин.

– Хуево. – согласился Саша.

– Мне тоже хуево было, когда разрядом ебануло так, что тело напополам. Но вам, конечно, еще хуже. Не понимаю как вы так живете! – заметил электрик.

– Как? – Не понял Саша.

– Без смысла. Без бога. Без идеалов.

Саша пожал плечами.

– У вас все ложь. Вот у нас был бог – коммунизм. А у вас кто? – спросил Канкин.

– У нас нет бога. У нас этот.. неолиберализм. – замешкался Саша.

– Этот ваш неолиберализм сплошное НАЕБАЛОВО, эрзац, симулякр поганый, беличий мех из котов! – возмутился Канкин.

– Да, у вас все вранье. Мы жили в правде. У нас все было по настоящему. Были друзья и враги, были идеалы и место для подвига. А у вас все лажа: вместо государств управляемые территории, вместо врагов уважаемые партнеры, вместо идеалов постмодернизм, а подвиг это когда тебя забанили в Фейслуке. – поддержал товарища электрик.

– Вместо новостей фейкньюз. – прогремел Канкин.

– Вместо правды метаправда, – кинул электрик.

– И на конкурсах красоты выигрывают дауны! – пропищала Клава.

– Вместо еды нефть – сообщил Канкин.

– Вместо реальности 3D ролики. А в мозгах – мемы, и те чужие. – прогундосил электрик.

– Вместо девушек бесполые монстры. – огорчилась Клава.

– Вместо мужчин пидарасы! – пробурчал электрик.

– Вместо любви – эксплуатация! – гневно вскричала Клава.

– Между полами – война. Зато между классами все решено – бесповоротная победа мировой буржуазии! – стукнул кулаком по ЛЭП Канкин, да так, что памятник затрясся.

– Но то чепуха, скоро вас окончательно заменят роботами, или вы сами ими станете, и ваши страдания прекратятся! – обнадежил электрик.

Безнадега

Саша не помнил как добрался до дому. К вечеру поднялась температура, он отсутствующе валялся на кровати тоскливо наблюдая потоки грязи, льющиеся с небес и отчаянно ожидая отступления египетской тьмы. Его упорно не отпускала мысль о последних достижениях голландских медиков – интересно, иностранцам они предоставляют эту услугу? Ему сделают? Под вечер полегчало – он смог умыться, приготовил на ужин яичницу с помидорами, заварил чай с сахаром. Завибрировал телефон.

– Как дела, сынок? Давно тебя не слышала. – прозвучал далекий голос матери.

– Все в порядке мам, как сама?

– Я-то нормально, да, много работаю, да, все там же, через час должна быть на объекте, сам знаешь какая у меня пенсия, а вот с сестричкой твоей нехорошо вышло – в больнице она.

– Как, что с ней? – встревожился Саша.

– Руки на себя наложить хотела! Прихожу домой, а она в ванной – водища красная, на венах раны свежие, лица на ней нет. Бритва опасная в крови на кафеле. Я уж думала – всё, но спасли мы ее. Скорая приехала, жгут наложила, перетянула, вытащили ее с того света. А все из-за фоток «вконтакте», правильно я говорю? Это в компьютере сеть такая. Хулиганы из школы выложили туда ее фотки нагишом… а сняли их мальчишки на вечеринке, где она была сильно пьяная и что-то непотребное вытворяла. Но ты не беспокойся, самое страшное уж позади. Хотя ей сейчас твоя помощь не помешает… А брат твой двоюродный Сережа уезжает от нас послезавтра. Едет на войну. Заходил он ко мне на днях, я ему говорю: чего сдалась тебе эта война? А он – надо ехать, русскому народу помогать! А я ему – без тебя большевики обойдутся! А он – не обойдутся, теть Зин, не обойдутся! Так и ушел. А мобильный свой я раскокала на днях, так что теперь я без мобильного, но ты звони мне на домашний. Ну ладно сынок, заговорилась я, у тебя там, наверное, дел много, не буду больше тебя отвлекать!

– До свидания, мам! – попрощался Саша и вороной уткнулся в телевизор.

По ящику показывали презентабельного корпулентного попа, с огромным золотым крестом свисающим с жирной шеи, среди каруселей. «Барнаульский священник освятил детскую площадку, – с задорным воодушевлением вещал диктор. – Также на церемонии присутствовал заместитель председателя комитета по строительству и газификации администрации города Барнаула..»

Саша переключил канал. Здесь было веселее: шли военно-морские учения. Боевые крейсеры и фрегаты, ощерившись батареями пушек, рассекали волны под бравурный речитатив: «Расчеты ПВО Каспийской флотилии в ходе учения поразили воздушные цели из зенитно-артиллерийских установок „Палаш“ и „Пальма“. В учебных мероприятиях были задействованы дежурные расчёты ракетных кораблей „Татарстан“ и „Дагестан“, а также малых ракетных кораблей „Град Свияжск“ и „Углич“. Воздушные цели возможного противника были уничтожены из…»

Щелк. В этот раз на голубом экране попы с ракетами объединились, в смертном симбиозе. «В Серпуховском филиале Военной академии ракетных войск стратегического назначения обряд освящения пусковых ракетных установок „Тополь-М“ провел протоиерей Василий Петров. После освящения священник и военные прошли вокруг установок крестным ходом, неся перед собой икону святой великомученицы Варвары, покровительницы ракетных..»

Саша выключил телевизор и уткнулся в потолок.

На перекрестке

У Алины сбился цикл и пропал аппетит. При этом, как назло, приходилось часто бегать в туалет. Она не находила себе места – выбор был не из легких, но пришла пора решаться. Монастырь и погребальный звон – такой представлялась Алине будущая жизнь. Но перед тем как идти на роковой шаг и вершить непоправимое она хотела посоветоваться с НИМ. Но кто она такая, чтобы обращаться к НЕМУ? ОН всегда заговаривал с ней первым. Но и она не игрушка – она не пойдет в добровольное заточение без ЕГО согласия. Заверения в чувствах. Подтверждения серьезности намерений.

Алина страшилась этого разговора. Она тянула время, как резиновый жгут. И чем больше она тянула, чем сильнее растягивался жгут, тем увеличивался шанс, что жгут лопнет. И ей будет больно. Как то раз, бессмысленно гуляя по Петербургу она почувствовала давление изнутри. Ее тянуло, манило, влекло к НЕМУ. Выйдя из метро на канале Грибоедова, она опрометью понеслась вдоль Императорских конюшен. Она бежала, пока не уткнулась в конец, а после развернулась и пошла назад, уже медленнее. Через несколько подобных пробегов она не на шутку встревожилась – входа не было. Растерянно оперлась она на кованную решетку, разглядывая черную Мойку. Вход заколотили? Вряд ли! ОН отвернулся от нее! ОН не хочет видеть ее! Может ОН обиделся на ее бездействие? Хотела бы она знать. Внезапная мысль пронзила ее: она полезла в сумочку, и точно – хрустального шара не было. Она и не помнила где видела его в последний раз. «Наверное он в сундуке!» – решила Алина. «Без шара я как без глаз!» – догадалась она.

О финансовых проблемах

На третий день после освобождения Саша набрался смелости и позвонил боссу. Это далось нелегко – внутренний голос уверенно утверждал, что ничего хорошего его там не ждет. Более того – ему и не хотелось! У Саши не получалось разыскать в себе даже толику желания возвращаться к прошлой жизни. И это было, безусловно, комично – не имея никакой иной, новой жизни, ту жизнь что была у него ранее, до тюрьмы и слета, он именовал «прошлой». И именно она, работящая и полная надежд, жизнь резко ему опостылела. Надоело врать, тошнило продавать, опротивело участвовать в общем надувательстве. Не хотелось продавать воздух и тем более чертей, не хотелось звонить клиентам и впаривать ненужные им тренинги, разъясняя скучающим менеджерам, как техничнее наебать покупателей. Даже мысль о собственной тренинговой компании больше не грела. Хотелось другого – смертельно тянуло выйти из душегубки и глотнуть воздуха. Онтологически говоря, Саше ощущал себя в дыре безвременья, между станциями – новая жизнь еще не наступила и он не мог себе представить, как она будет выглядеть, а старая уже закончилась и он не мог вообразить, как к ней вернуться. Зато жрать хотелось пуще прежнего! Сашин бюджет, усыхающий аки Аральское море, просил каши. И не просто тихонечко так просил – требовал громогласно! Прямо скажем, денег не осталось вовсе. Поэтому, пересилив себя и загнав внутренний голос в район толстой кишки, Саша взял в руки телефон и набрал босса. Услышав Сашу, Алексей Викторович сходу зарядил иронии на сто килотонн в тротиловом эквиваленте.

– О! Саша! – произнес он с таким выражением, будто прятал за спиной лом и как раз выбирал момент огреть им собеседника по загривку. – Явился не запылился! И что это МЫ такое отчебучили? – босс частенько подчеркивал, что он лингвист по первому образованию.

Вопрос этот завел Сашу в ступор, хотя Саша к нему готовился.

– Я был в тюрьме. Ну то есть не в тюрьме, а в изоляторе. То есть не в изоляторе, а в кутузке. В милиции, короче. Но я не виноват – меня забрали по беспределу возле митинга, я только мимо проходил! И посадили на 15 суток!

– В милиции, – повторил босс. – Хорошее место! А что, изолятор твой на Луне находился? Позвонить сложно было?

– У меня отобрали телефон! – оправдывался Саша.

– Согласно правилам административного ареста, заключенный имеет право на оплачиваемый им телефонный разговор общей продолжительностью до пятнадцати минут в сутки. Тебе это не известно? – в его голосе появились металлические нотки. – Или ты забыл, что я юрист по второму образованию?!

– Помню, – признался Саша. – Но что бы я вам сказал? Что сижу в тюрьме и не приду на работу еще полмесяца? Вы бы меня уволили.

– Уволю я тебя в любом случае. В принципе ты уже уволен – с начала этого месяца. Можешь прийти за трудовой.

«Этого следовало ожидать!»

– А деньги за предыдущий месяц я получу? – с надеждой спросил Саша.

– Ты потерял офисный ноутбук для презентаций и у тебя еще хватает наглости спрашивать про деньги? Хуцпа! Скажи спасибо, что я не подаю на тебя в суд на компенсацию ущерба, нанесенного имуществу моей фирмы!

Пип-пип-пип…

– Пипец! – сказал Саша в пустоту, но та почему-то лишь промолчала в ответ.

Еще можно было надеяться на доходы от «Справедливости» за видеоролики и от Скифа по бизнесу. Саша настрочил Екатерине в whatsup (она ненавидела разговаривать голосом): «Кать, что с деньгами?» Сообщение не доходило. Он набрал Скифа. «В настоящее время абонент не может ответить на ваш звонок…» – гнусил в трубку АТС.

– Ну вот и всё! – Саша лег и накрылся подушкой. Надежда умирает последней, но и с ней это рано или поздно случается.

О блужданиях и магнитах

Дома Алина почти не появлялась – целыми днями бродила она по Петербургу и искала шар. Она обыскала весь дом, выпотрошила сундук и проверила платяной шкаф. Все без толку, шар исчез. Вероятно, она где-то его выронила! Но где? Вот она и ходила по Питеру печальная и потерянная, заглядывая во дворы и подворотни, блуждая вокруг дворцов и особняков, тыкаясь в закрытые домофонами решетки.

– Вы случайно не находили где-нибудь шар, магический хрустальный шар? Он мой, и он мне очень нужен. – Спросила она у бомжихи, старательно роющейся в помойке на Гороховой.

– Отъебись, шлюха, и без тебя тяжко! – буркнула та, не поворачиваясь.

В арке Главного штаба Алина часто встречала элегантную старушку в черном цыганском платье, пепельно серой же шали, расшитой золотыми птицами, и турецких туфлях с закрученным носком. Каждый раз старушка носила новую шляпку: строгую фетровую с широкими полями, или тирольскую с кисточкой и перьями, но более всех Алине нравилась шляпа клош, украшенная жемчугом, брошами и крупной белой розой.

– Купи магнитик, дочка! – жалостливо просила та.

– Зачем он мне сдался? – обычно спрашивала Алина.

– Подаришь какому-нибудь хахалю! – отвечала бабушка, – молодому, заморскому!

Алина всегда доставала из кошелька деньги и брала у нее магнит. Этих магнитиков у Алины скопилось уже несколько десятков, и они значительно утяжеляли карман.

Скисшее молоко

Дни текли как скисшее молоко. Саша выздоровел и целыми днями сидел в кресле-качалке на кухне, смотрел в потолок, пил пиво и курил одну за одной. За окном шел вечный дождь и иногда, сквозь неровный стук капель по кровле, издалека доносились далекие звуки флейты. Он окончательно перешел на «Ролтон», «Дошик» и «Маргариту» с доставкой. Чтобы свести концы с концами, Саша взял микрозайм под грабительский процент в вечно поющей «микрозаймы получите» конторе на Площади Восстания, без особого намерения его отдавать. Потом взял еще в «Быстрых деньгах». И еще. Пока в городе не осталось больше контор, у которых Саша не занимал. Оставалось только ждать коллекторов с паяльником и гранатой. С Алиной они почти не разговаривали, спали раздельно, поддерживая ледяной нейтралитет. Скиф молчал. Екатерина молчала. Даже Сашин телефон, ранее разрывавшийся от звонков, тоже затаился и молчал, просыпаясь лишь изредка, чтобы механическим голосом напомнить ему о кредитах.

Однажды, по пути на кухню за очередной бутылкой, его опустевшее существование прервал звонок с незнакомого номера.

– Привет Саша, – голос Скифа звучал разбито и устало.

– Скиф! – удивился Саша. – Я уже который день тебе дозваниваюсь.

– И не спрашивай, я шифруюсь! С утра зарядил телефон непаленой симкой из мастерской Ахмеда и уже вечером ее выброшу. Они идут за мной по пятам, и я не хочу облегчать им работу.

– Ты бредишь! Кто за тобой идет? – от удивления Саша забыл о цели похода.

– Кто-кто! Питерский ОБЭП – отдел по борьбе с экономическими преступлениями, черт бы его побрал!

– А что с деньгами? Ты будешь переводить мне деньги? Я давно уже открыл ИП, и я на мели, скоро траву жевать буду! – не выдержал Саша.

– Все накрылось, Саша. Аристарховича взяли. А там на него, родимого, все завязано было! Больше некому подписать договор на выполнение консалтинговых работ, некому поставить печать на акт, я не говорю о переводе денежных средств. Я тоже попал под раздачу – меня взяли за хвост, выписали ордер на арест, шьют отбеливание – ведут под цугундер. Но копают под него, суки. Давно ли им отмывка интересна? Видно, он кому-то дорогу перешел.

– Аристархович – это тот, что главный по космосу?

– Да! В новостях видел?

– Я с ним в одной камере сидел.

– Ну, ты даешь! – только и выдохнул Скиф. Раздались гудки и разговор оборвался. Саша перезвонил, но без толку, абонент больше не был абонентом.

Вот это поворот! Оказывается, ему повезло, – размышлял он, затягиваясь дрянной сигой «Прима» и кашляя от едкого дыма. Если бы он успел ввязаться в эти грязные делишки, мог бы отправиться сейчас назад, к Аристарховичу в изолятор. Или на зону на пяток добрых лет. Такие, как Аристархович, всегда выходят сухими из воды, а шестерки сидят за них горькую. Хотя объективно говоря, его положение и так оставляло желать лучшего. Работы нет и не предвидится, бабок нет и не ожидается. Отношения с девушкой зашли в мертвый тупик, и как из него выбираться, кроме как рубить Гордиев узел злоебучим топором, решительно неясно. Что-то пошло не так, но Саша не знал, как это «не так» поправить и надо ли его исправлять вообще. Продолжать по-прежнему возможности не было – отношения должны быть либо хорошими, либо их не должно быть вовсе. Дрейфовать, как экскремент в водоеме, без перспективы и надежды, никому не было нужно, это даже не путь к обрыву, а острые камни на его дне. В душе Саша понимал, пятой точкой чуял, что Алина не простая девушка, знал, что она не просто шлюха из подворотни. Но, к сожалению, для него она стала именно шлюхой, потаскухой и блядью, и всякий раз, как он намеревался до нее дотронуться, перед ним возникала жирная похотливая морда продюсера из галереи и ржала ему в лицо: «Подружка-то у тебя сладенькая!» Нечто большое, склизкое и неповоротливое, похожее на многотонный ком жира, выросло, созрело, и собиралось свалиться на голову вагоном протухшего сала. Он даже знал, как оно называется. Но самостоятельно принять решение о расставании, свое решение, он не мог, он просто не представлял, как ей это скажет. Он и не спешил торопить события – внутри него жило и крепло предчувствие скорой развязки.

Об абсолютной свободе

При попытке купить с утра хлеб и йогурт в минимаркете в кошельке не нашлось требуемой суммы – йогурт пришлось вернуть. Больше денег не было от слова «совсем». Займ ему больше никто не даст, брать деньги у Алины не было вариантом. Деньги, деньги! Вечный вопрос при отсутствии ответа. Счастье, разумеется, не в деньгах, да без денег человек худенек! Крым! Брык! Вышли мне денег! Вспомнив о Екатерине, уже вторую неделю не отвечавшую ни на одно сообщение, Саша набрался духа ей позвонить.

Как ни странно, Екатерина сразу ответила, но тон ее не сулил добра. Очевидно, она была совсем не в духе.

– Кать, помнишь, ты говорила про оплату, – несмело начал Саша. – Мне сейчас деньги нужны позарез!

– Прости, Саш, но мы не сможем оплатить тебе эту работу, – отрезала та.

– Но вы же обещали! – сорвался крик души.

– Транш от американцев задерживается. Госдеп сократил финансирование. Сэм сказал – в связи с новым законом об НКО. Если хочешь знать мое мнение – плюнь на эти деньги. Работать надо за идею!

– За какую, к черту, идею?! – в отчаянии заорал Саша. – Спасибо, Катюш, век не забуду! – он бросил трубку, сел на диван и подпер голову рукой. Отказ шел по всем фронтам. Обочина жизни оказалась совсем рядом. Единственным выходом из ситуации виделся поход в хозяйственный за веревкой и мылом. Но даже на них не хватало денег.

Саша вспомнил о Косте. Костя! Унылый зануда без амбиций – так он чаще всего думал о друге. Теперь Саша знал, что он его должник до гроба – ведь если бы не Костя, он наверняка еще сидел бы в камере. А он, свинья такая, даже не позвонил поблагодарить друга. Костя оказался мудрее, чем Саша думал: он предупреждал, что его наебут и, вуаля! – его наебали. Просить у него денег сейчас было равно как расписаться в моральном и идеологическом фиаско. Но других вариантов не наблюдалось. Преодолевая шипучий стыд, Саша набрал Костю.

«На вашем счете недостаточно средств для звонка», – певучим женским голосом отозвался телефон.

– Что дальше? – думал Саша, – Сейчас отключат электричество, воду… и я еще пожалею, что не попал на полное государственное обеспечение в условия ограничения возможности передвижения. Там хоть баланду дают!

Он наскоро оделся, напялил на глаза шапку-пидорку и кубарем выкатился из дому.

– Здравствуй, свобода! – обратился он к задрипанной двери, покосившейся облупленной лавочке и грязной дороге, уходящей вдаль. – Теперь тебя познал я, ты открыла мне свое неприкрашенное лицо! Я понял, кто ты есть, истая, подлинная и беспримесная свобода – ты есть освобождение от всего. От забот, от работ, отношений, сбережений, обязанностей, привязанностей и любви, разумеется. Свобода быть свободным и никому на свете не нужным потому, что остальные также свободны, как и ты. Свобода это ловушка. Человек алчет свободы лишь до тех пор, пока находится в рамках. Как только он скидывает ненавистные оковы, и обретает долгожданную волю, он просто оказывается за бортом! Ловко устроились борцуны за свободу – ходят скованные одной цепью, да такой, что ни вправо ни влево не пошевелиться, расстрел на месте, при этом тешат свое дутое самолюбие иллюзией спасения человечества. Свободой они называют возможность хорошо пожрать. Это они приберегают для себя, как самых громких, потому что пожрать на всех – не хватит! Настоящей свободы они страшатся! А что такое настоящая свобода? Это когда стоишь на перекрестке дорог и ясно понимаешь – можешь свободно катиться на все четыре стороны или в пятую точку, как альтернативный маршрут. Можешь уехать в Харбин или сдохнуть под поездом – никто о тебе и не вспомнит. Впрочем, учитывая свободу от денег, в Харбин уехать не получится. Зато можно просто смотреть на звезды. – Саша взглянул на плотно закрытое крышкой небо. – Нет, и это не получится. И от этого свободен.

Его невеселые размышления прервал телефонный звонок.

– Саша, привет! Звонил? – послышался заботливый голос Кости.

– Да. Звонил. Хотел поблагодарить тебя за усилия, за то, что вытащил меня из тюряги. Алина мне все рассказала.

– Да ладно те, расслабься, приятель! Еще бы я тебя не вытащил!

– Кость, можно тебя попросить еще о кое о чем?

– Да, слушаю.

– Можешь одолжить мне денег?

– Сколько?

– Тысяч сто. Я весь в долгах и мне нечего есть!

– Нормально так! – Костя добродушно хмыкнул. – Говно вопрос, дружище! Одолжу, конечно. А что с твоим мегапроектами? Ты же работал в этой… тренинговой компании, занимался политикой и собирался наладить производство еГондонов!

– Меня уволили! Я две недели не появлялся на работе! Оппозиционеры? Хер они мне заплатили! Сказали: Госдеп прекратил финансирование. Так и сказали, да. Обещали, да. Бизнес прогорел, да. И мне сейчас реально не до гондонов. Даже с приставкой «Е».

– Ну ты попал, чувак! Ладно, жди, скоро привезу. С банками сам знаешь как теперь..