Текст книги "Дневник хирурга"

1 сентября

Приехали в Москву. Здесь немного спокойнее, чем прежде. Дома отец. Узнал у него, что жена, Машенька, Саша и мать живы и здоровы. Отец выглядит хорошо. Работает, делает доклады.

Был на хирургическом обществе. С. С. Юдин[13]13
  С. С. Юдин – выдающийся советский хирург. Умер в 1954 г.


[Закрыть] делал сообщение о лечении ран стрептоцидом.

Е. И. Смирнов принял меня хорошо. Продвижение войск в Иране закончено, и необходимость посылать меня туда окончательно отпала. В результате я получил новое назначение. Сейчас формируется отдельная армия под командованием маршала Кулика для помощи осажденному Ленинграду и меня направляют туда. Начальником санитарной службы армии будет Соколов, а я – армейским хирургом. Ехать нужно в Тихвин.

2 сентября

Приказано выехать сегодня же вечером. Все утро возился с документами. Оказалось, что Октябрьская дорога на Ленинград перерезана и нужно ехать через Вологду на машине. Но машины нет и удастся выехать только завтра.

«Вестник хирургии» напечатал мои экспериментальные работы по двусторонним лобэктомиям на обезьянах.

Сегодня ночью наши бомбили Берлин, многие ждут ответного визита.

3 сентября

Весь день ушел на подготовку к поездке. Готовили машину и маршрут. Взял все необходимое, вычистил револьвер камфарным маслом, по-моему, это лучшая оружейная смазка.

Достали легковую машину ЗИС-101. Я чуть не заплакал, увидев эту колымагу. К тому же шофер у нас с грузовой машины и ни разу не водил легковую.

Едем завтра вместе с профессором Военно-медицинской академии, а ныне армейским терапевтом Н. С. Молчановым[14]14
  Н. С. Молчанов – в настоящее время главный терапевт Министерства обороны СССР, генерал-лейтенант медицинской службы, академик АМН СССР.


[Закрыть] и доктором Ю. И. Заком. Вечером решил навестить Дорохина и Пилявскую. Оба они – молодое поколение актеров Художественного театра, и я очень любил бывать у них. Увы, выяснилось, что они куда-то уехали. Грустно. Вернулся домой и лег спать.

4 сентября

Рано утром выехали на нашем ЗИС. Проехали Ростов. Природа здесь резко отличается от украинской. Крутом лес. Собранный в копны хлеб по сравнению с золотой украинской пшеницей выглядит бедно.

Я все присматриваюсь к Молчанову, не нравится мне его бородка, голубенькие глазки – уже очень он «интеллигентно» выглядит, а ведь мне придется работать с ним бок о бок больше, чем с кем-либо другим.

Однако первый день нашей совместной жизни кончился, и пока ничего плохого я не заметил, вроде даже какое-то взаимопонимание возникает, в особенности после распитой нами бутылки коньяка, которую Молчанов предусмотрительно захватил в дорогу. Молчанов рассказал, как он добирался из Ленинграда в Москву за назначением на фронт. Их поезд был последним. После того как он прошел, все железнодорожные пути из Ленинграда были перерезаны немцами. В одном купе с Молчановым ехали преподаватели Военно-медицинской академии – Знаменский и Ранчевский. Поезд на протяжении всего пути нещадно бомбили. Во время авиационных налетов машинист останавливал состав и пассажиры разбегались по обе стороны путей. На одном из перегонов, вблизи станции Кириши, во время бомбежки оба спутника Молчанова были убиты, а ему посчастливилось и он остался невредим.

5 сентября

Утром приехали в Рыбинск. Остановились в эвакуационном госпитале. Здесь работает доктор Байков, с которым я встречался в Финляндии.

Он показал мне красноармейца с ранением седалищного нерва. Пуля вырвала кусок нервного ствола. Я дал раненому свой адрес и обещал ему после войны попытаться пересадить кусок консервированного нерва от трупа по методу П. К. Анохина. Прооперировал с Байковым двух раненых с повреждениями коленных суставов. Мне очень понравилось работать с Байковым. Хороший хирург и понимает все с полуслова.

Пошел к начальнику гарнизона. Он не знает даже дорог вокруг города. Предложил ехать на Мышкине, там-же паром. Приезжаем, парома нет. Едем на Углич, боюсь, как бы к вечеру не очутиться снова в Москве. Двинулись обратно в Ярославль. Там опять будем искать дорогу на Вологду. Заночевали в ДРП.

6 сентября

Заправились бензином и решили ехать через Данилов. В Ярославле переезжали паромом через Волгу. Перевозил казанец-волгарь.

Льет дождь. Наш ЗИС вязнет, буксует, несмотря на то, что почва здесь, песчаная. Решили возвратиться в Ярославль и ехать поездом.

7 сентября

В Ярославле узнали, что можно дальше плыть пароходом, взяв с собой машину. Стали заводить наш ЗИС – ничего не выходит. Говорят, пробило прокладку блока. Пошел в автошколу, эвакуированную из Пушкина. Комиссар школы сказал, что поможет. Притащил ЗИС на буксире в мастерскую, но когда все было готово, оказалось, что на пароход опоздали. Решили отложить отъезд на завтра.

8 сентября

Всю ночь шумят моторы. Здесь громадный моторный завод и их испытывают на стендах. Разговорился с артисткой, которая выступала у раненых. Любопытно, что они просили ее прочесть сказки, «чтобы в них все было не так, как в жизни». Она прочла сказки Андерсена и с большим успехом.

9 сентября

Встали рано и прямо направились на пристань, так как пароход отходит в восемь часов утра. Но оказалось, что его еще не разгрузили и когда он пойдет – неизвестно. Подходя к пристани, еще издали увидели свой ЗИС. Пароходик маленький, старенький, грязненький. Как-то он погрузит нашу машину и повезет нас?

Прошла еще одна ночь. Спал я в госпитале на койке раненого. Невольно вспомнил рассказы о том, что во время войны в Испании в американских госпиталях матрацы на койках были резиновыми и их можно было мыть прямо из шланга. Очень удобно.

В три часа дня втащили нашу машину на пароход и уселись сами. Наконец, пароход отчалил.

10 сентября

Ночью проезжали шлюзы. Входим в Рыбинское море. Луна, отблески на воде, как золотые тарелочки. Вдали видны берега, деревни с белыми церквями, наполовину залитые водой. Доносятся откуда-то мерные, почти музыкальные звуки. Это летят наши самолеты – охраняют плотины Рыбинского водохранилища. Соседнюю каюту занимают моряки. Один из них – бывший ВИЭМовский сотрудник. Разговорились, вспомнили ВИЭМ, И. П. Павлова, Колтуши, игру в городки.

Наш ЗИС-101 лучше всего ведет себя на пароходе; шофер за все время пути впервые, сидя в нем, блаженно улыбается. Подъезжаем к Череповцу, кругом масса плотов и леса. Машину вытащили на руках… На пристани очень много беженцев, холодно, грязные худые дети… На вопрос «откуда», отвечают: «Из Финляндии, из Кексгольма».

Рядом с пристанью базар: продают зеленый лук, грибы, бруснику. Народ ходит вокруг полупустых прилавков, пошел и я. Солнце здесь северное, светит ярко, но не греет.

Нашли военно-санитарный поезд, устроились в нем. Наш знаменитый ЗИС оставили у начальника госпиталя. Наконец-то, развязался с ним. Врачи поезда очень милые, но совсем не военные люди. Начальник ужасно взволнован тем, что потерял секретный приказ Наркома о формировании его поезда.

Говорят, что бои идут у станции Мга и что сообщения с Ленинградом нет. Вечером в десять часов выехали из Череповца.

11 сентября

Ночь прошла спокойно. Утром прибыли в Подборовье. Вышли на солнышко и, увидев проходящий воинский эшелон, направились туда; оказалось, что это мобилизованные рабочие для ремонта путей. Решили ехать этим поездом, встретили нас хорошо. Я влез в телячий вагон, свернулся в углу на шинели и заснул. Проснувшись, стал глядеть по сторонам. Вокруг разбитые составы, перевернутые после бомбежек вагоны, громаднее воронки, деревья с вывороченными корнями.

12 сентября

Прибыли в Тихвин, остановились в госпитале. Связался с санитарным отделом армии, завтра поеду в Волохов, а Молчанов и Зак пока останутся здесь. Узнали, что недавно прилетал на самолете из Ленинграда Н. Н. Бурденко – молодец старик!

Ночью, только мы разделись, объявили тревогу. Немцы повесили над городом осветительные ракеты, но бомбежки не было. Многие жители на ночь уходят в лес.

На грузовике еду в Волховстрой. Желтый песок, сосны, ели, большие серые пустые дома, навстречу гонят скот, идут беженцы. Худые лошади едва передвигают ноги, телеги перегружены рухлядью. Вокруг серо, голо, холодно, – война. Одна радость – в воздухе наши самолеты. Переехали реку Сясь. Дорога из-за грязи становится все труднее.

Проехали реку Волхов. Красивый мост, темная северная река. Нашел штаб армии, встретился с А. Н. Соколовым. Познакомился в общих чертах с обстановкой.

Наша 54-я отдельная армия расположена на восточном берегу р. Волхов, на фронте, шириной семьдесят пять км. Ее разграничительные линии: справа – южное побережье Ладожского озера, слева – станция Кириши. Здесь наш сосед – 4-я армия.

Ленинград действительно окружен. Бои идут за станцию Мга, которая в руках противника. В Волхове четыре госпиталя, эвакуируют 1500 раненых в день. Решили назначить Зака хирургом-инспектором госпитальной базы армии в Тихвине. Завтра посвящу день знакомству с госпиталями.

13 сентября

Начал работу с писания инструкций по объему хирургической помощи в войсковом районе. Ничего нет, даже бумаги. Мне дали наполовину исписанную тетрадь по арифметике ученицы 4-го класса Волховской школы Галины Каревой. Последняя ее классная работа сделана на тройку. Будем надеяться, что после войны Галя будет учиться отлично…

Переезжаем через Волхов на барже, привязанной к железному тросу и с помощью шеста медленно двигающейся с берега на берег. Сооружение – примитивнее не придумаешь. Река очень красива. Вдали в пролетах моста виднеется темно-зеленая каменная громада. По-видимому, это и есть Волховстрой. Оба берега высокие, река может быть отличным рубежом.

Посетил ППГ 2329. Здесь очень грязно, в коридоре стоит ящик с окровавленным перевязочным материалом. Сортировкой поступающих раненых занимается женщина врач-терапевт. Старается, но дело у нее явно не клеится. Начальник госпиталя тоже старается, но у него мягкий характер, и он невольно разваливает дисциплину.

В перевязочной работает высокого роста пожилой хирург. Оперирует раненого с разрывом уретры. Обработал рану промежности, сделал пункцию мочевого пузыря и собирался на этом закончить вмешательство. Я заставил его сделать высокое сечение мочевого пузыря. Он, кстати, весьма высокого мнения о своей квалификации и жалуется, что в медсанбатах «мало квалифицированных специалистов».

После госпиталя отправился в эвакуационный пункт, который расположился в железнодорожном клубе, в зрительном зале. Там сотни раненых. За кулисами врачи развернули перевязочную. Нигде нет сыворотки ни противостолбнячной, ни противогангренозной.

Смотрел военно-санитарную «летучку» из Мги. Она оставляет плохое впечатление, в особенности если иметь в виду тяжелораненых.

Ночью докладывал начальнику санитарной службы армии А. Н. Соколову о необходимых перемещениях и замене людей. Он все понял и согласился.

14 сентября

Отправляюсь в дивизию на наш левый фланг. Предварительно переехал на другой берег Волхова. Посмотрел госпитали. Мои предложения учтены Соколовым, и кое-что уже сделано. Дальше еду в санитарной «летучке» в сопровождении доктора из госпиталя 816. Мы очень мило беседуем с ним о том, что будем делать в случае бомбежки. Удивительно, дорогу в тылу немцы разбомбили, а эту ветку не бомбят, неужели берегут для себя? Перед отправлением поезда бьют зенитки, тревога, словом, проводы торжественные. Едем с остановками. В Глажево выяснилось, что «летучка» будет стоять четыре часа.

Я слез и пошел к военному коменданту. Ничего у него не добившись, влез на паровоз, который шел за водой в нужном мне направлении. Кругом темь и, когда в топку кидают уголь, огонь слепит глаза. Здесь же едет какой-то красноармеец. Спрашиваю, где медсанбат в Тихорицах, – никто не знает.

Паровоз останавливается, и в темноте иду искать МСБ. Ничего не видно. Наконец, нашел часового. Он указал дорогу. Попал прямо в операционную, на столе лежит раненный в живот, которому только что закончили лапаротомию. Оперирует женщина-хирург из Челябинска под местной анестезией; сестра отлично переливала кровь. Научил ее и других сестер переливанию крови ведущий хирург медсанбата Дмитриенко. Весь медсанбат, несмотря на то что они потеряли семь человек убитыми, в отличном рабочем состоянии. Правда, проделана только 181 операция на 1900 раненых, но в этом виновата трудная обстановка. Противник с трех сторон в десяти километрах, а люди работают, выполняя свой долг с полным самообладанием. Вот она наша советская военная медицина!

15 сентября

Приехал в ППМ 1071 полка. Размещается он в селе Андреево. Начальник – военврач 3-го ранга Тришкин. Здесь плохо с выносом раненых. Четыре санитара выносят от четырех до шести человек в день – очень плохи дороги. Рассказывают, что на днях из германского плена убежал наш санитар. Там он работал в госпитале. Говорит, что у них там тоже много раненых, врачи всех их перевязывают, но операций не делают и на машинах отправляют в тыл.

Младший врач полка А. П. Топоров. Показали мне немецкие носилки с крыльями из брезента, которые закрываются, как конверт. Неплохо придумано. Вымылся в полку.

Вернулся в медсанбат. Меня вез шофер – худенький, бледный. Рассказывает как он к немцам ездил заправляться бензином, застрелил одного из револьвера, а когда другой открыл стрельбу из автомата, бросил гранату.

Ночевать остался в медсанбате. В семи километрах идет бой.

Наши оставили Чернигов.

16 сентября

Сейчас слышал, как одна медсестра, студентка третьего курса Куйбышевского института, просилась на передовые позиции. Оказывается, она уже участвовала в финской кампании и была ранена в руку и ногу. Я пытался ее отговорить, но без успеха. Отец и мать девушки тоже на фронте. Фамилия ее Миронова. Распрощался и поехал дальше. Дорога на Гатики, где стоит нужный мне МСБ, не поддается описанию.

За всю войну второй раз увидел, как раненых лошадей везут на машинах. Это уже полный порядок. Дорогу все время бомбят, но мы добрались благополучно.

Медсанбат 299 развернулся в лесу. Общее впечатление неплохое. Как не похожи наши МСБ друг на друга. К сожалению, часто не хватает в них настоящих ведущих хирургов и хороших командиров-организаторов. Встретил группу медсестер – остатки МСБ 384. Они шестнадцать дней идут из района Луги, пересекли находящееся в руках немцев шоссе Ленинград – Москва и, наконец, вошли к своим. Молодцы!

Возвращаюсь машиной на Волховстрой. Весь берег реки превращен в противотанковые укрепления. Работают тысячи людей. Говорят, что Ленинград ежедневно подвергается артиллерийскому обстрелу.

Вечером сделал обход госпиталя 2229. Раненых немного, но содержатся они плохо. При переломах сделана только транспортная иммобилизация, хотя есть полная возможность наложить гипс. Повязки наложены на грязные, немытые конечности, записи отсутствуют, а там, где они есть, совсем плохие. Я попытался выяснить, почему в госпитале, вовсе не загруженном ранеными, они так плохо обслуживаются. Оказывается, секрет в каком-то стандартном подходе к делу, в том, что люди работают по инерции. Поступают, скажем, в госпиталь 300–600 раненых в сутки. Ясно, что в такой обстановке нечего и думать о том, чтобы всех их вымыть, заменить транспортные шины гипсовыми повязками и пр. Здесь «не до жиру, быть бы живу». Но вот поток раненых почти прекращается. Тут бы и пустить полным ходом санитарный пропускник, гипсовальную, но уже образовалась привычка работать наспех, «на эвакуацию», как во время большого наплыва раненых. Такая работа по инерции причиняет большой вред. Я собрал всех врачей госпиталя и предложил им расширять или суживать объем проводимых лечебных мероприятий и обслуживания раненых в зависимости от загрузки госпиталя или обстановки на фронте.

Кроме того, обратил их внимание на то, что есть две категории хирургов и в особенности хирургических сестер. Одни организуют работу и сами работают, вторые работают только сами, держат у себя ключи от всего, и приводит это к тому, что без них работа не клеится. Говорил им также о первичной обработке ран груди, живота, борьбе с шоком и о показаниях к ампутациям.

Потом долго беседовали о положении дел на фронте.

17 сентября

Вернулся в санитарный отдел. Утром слушал передачу по радио из Ленинграда. Очень странно, интересно и грустно слышать голос оттуда. После официальных сообщений выступал композитор Шостакович.

Выехали вместе с А. Н. Соколовым на правый фланг, с нами поехал и Гринберг. Переехали Волхов. Немного не доезжая деревни Шума, в лесу расположился ППГ 738. Начальник его – Соколинский – производил впечатление толкового человека.

ППГ разделен на две части. Одну поместили в лесу, а вторую – на хуторе в километре от первой; в обеих частях развернуты хирургические отделения. В операционной в лесу девушка-хирург обрабатывает рану груди, довольно сильно кровоточащую. Не догадалась рассечь большую грудную мышцу, чтобы осмотреть и остановить кровотечение. Я взглянул и увидел, что у раненого открытый пневмоторакс и кровь вытекает из грудной полости. Объяснил ей, что кровоточащего сосуда искать не надо. В этом госпитале нам показали, как они подогревают автоклав не примусом, а дровами. Маленькая печка чуть ли не через несколько минут обеспечивает две атмосферы. Это «изобретение» принадлежит военврачу Мизерову. Оно мне понравилось. В здании бывшего роддома они развернули операционную. Впервые увидел флаг с красным крестом, помещенный на крыше.

В операционной процветает общий наркоз, работают четыре хирурга, в журнале масса операций, а результаты плачевные. Уход поставлен плохо. Госпиталь принимал в основном весь поток тяжелораненых с нашего правого фланга. Я решил в ближайшее время обосноваться здесь и помочь им.

18 сентября

С утра всего ломит – чувствую себя совсем плохо, но надо ехать дальше. Приехали в лес около Путилова, там МСБ 245. Они недавно прибыли и хорошо оснащены. Все врачи производят хорошее впечатление, большинство хирургов из Казахстана. В Путилове все кругом разрушено, сожжено.

В больнице развернулся МСБ 132. В перевязочной здесь действует какой-то доктор, работающий в халате и в каске, с полевой сумкой и наганом на боку. Сзади эта фигура напоминает курдючную овцу. Врачи в медсанбате неплохие, но хозяина нет, поэтому нет и порядка.

Погода холодная, мокро, грязно.

19 сентября

Еду обратно в Волховстрой. Холодно. Раненые раздеты, шинированы без ваты. Вечером приехал в Волхов, встретились с Ю. И. Заком. Он рассказывает, что прооперировал девять раненых с газовой гангреной. Семеро уже умерли. Вот к чему приводит запоздалое хирургическое вмешательство.

К нам приехал заместитель начальника санитарного отдела С. А. Семека. Это один из самых эрудированных наших военных администраторов. Днем мы вместе с ним составляли план лечебно-эвакуационного обеспечения, получилось недурно. Я уговорил его поселиться со мной в одной комнате и очень рад этому, так как он прекрасный собеседник.

20 сентября

Долго осматривал госпиталь 2229. Наконец, не вытерпел и сам начал сортировать раненых. Посмотрел семьдесят человек. Потом взял одного с холодной конечностью в операционную и стал обрабатывать. Рука раздроблена в верхней трети. Сделал футлярную новокаиновую блокаду, отвел руку, рыхло затампонировал иссеченную рану марлей, пропитанной нашей мазью. Все это удалось сделать совершенно безболезненно.

При осмотре раненых, предназначенных к эвакуации, обнаружил двоих замирающих.

Вечером оперировал раненного в живот. Все врачи пришли на операцию. Вмешательство явно запоздало двое суток после ранения, разлитой перитонит. Кончил операцию в четыре часа утра, затем сделал обход и увидел, как делают ампутацию уже по нашему методу, под местной анестезией и с мазью. Обнаружил раненого со столбняком.

Обращает на себя внимание отсутствие надлежащего ухода за ранеными в послеоперационном периоде. Это очень существенный дефект в работе госпиталей.

Предложил врачам обратить внимание на правильную организацию лечения раненых в послеоперационном периоде. Рекомендовал привлечь к этому терапевтов, которые сейчас перегружены не так сильно. Для себя сделал вывод, что необходимо иметь армейского патологоанатома – это очень поможет делу.

Ночевал в госпитале.

21 сентября

Узнал, что немцы прорвались в предместья Киева. Мой раненный в живот чувствует себя хорошо. Зак хорошо поработал в эвакоприемнике и наладил там работу. В воздухе самолеты противника, вероятно, будут бомбить. Надо ехать в госпиталь, которого еще не видел.

Познакомился здесь со способом временного шинирования перелома челюстей: тонкой проволокой и резинкой связывают зубы нижней переломанной челюсти с верхней так, что здоровая челюсть становится шиной для больной. Сбоку между десной и зубами вкладывается трубка для питания. Все мы знаем, как мучаются раненые с переломами челюстей, поэтому все, что может облегчить их мучения, следует всячески приветствовать.

Поехал знакомиться с ППГ 734. Начальником госпиталя оказался мой знакомый по Ухте – доктор Бунин. Он хорошо справляется со своим совсем нелегким делом, у него хорошие хирурги – Шкловский и Ореневский. Здесь я случайно узнал, что мой старый знакомый еще по Халхин-Голу и войне с Финляндией доктор Нащинский работает сейчас начмедом в одном из Арзамасских госпиталей. Просто диву даешься, как могло получиться, что высокообразованный военный хирург оказался фактически отстраненным от хирургии, да еще в такое трудное время.

Хуже всего, что подобные случаи совсем не единичны. Надо будет сообщить об этом Смирнову. Необходимо категорически запретить в масштабах армии назначать хирургов на нехирургические должности.

Говорят, что две наши дивизии перешли через Неву со стороны Ленинграда, хотели закрепиться, но не смогли. Противник все время бомбит правый берег Волхова, пытается разбить железнодорожный мост.

22 сентября

Сегодня ровно три месяца войны. По радио сообщили о сдаче Киева. Инструктировал сотрудников нашего санотдела по поводу основных принципов организации помощи, чтобы все, кто будет выезжать на различные этапы эвакуации, предъявляли бы в общем сходные требования. Говорил плохо, как никогда, охрип, противен был собственный голос.

Надо думать, что немцы ударят с юга, а у нас там всего две дивизии, и тогда весь план соединения с ленинградскими войсками рухнет. Ночью, лежа на койках, беседовали с Семекой о создавшемся положении. Он утверждает, что в современном военном искусстве используются приемы Брусилова. До него было принято собирать мощный кулак на решающем направлении, а в других местах держать лишь сковывающие неприятеля группы. Брусилов применил новую тактику: наступление начинается сразу по всему фронту, задача ставится отдельно каждому корпусу, а в том месте, где выявлялся успех, наступление развивается за счет введения резервов. Сейчас мы деремся иначе и защищаем пункты, имеющие важное стратегическое и административное значение. По-видимому, при подвижной обороне такая тактика наиболее правильная. Может быть, в отдельных случаях можно пользоваться и тем, и другим принципом? Вообще же, по словам знающих людей, русские в военной науке создали много, в том числе и в военной медицине. Взять хотя бы Пирогова, идеи которого во всем мире легли в основу современной военно-полевой хирургии.

Сегодня узнал, что у меня имеются «конкуренты» – Ахутин с женой тоже пишут дневник.

Вечером Семека приступил к оформлению плана санитарного обеспечения предстоящей операции. Мне, как армейскому хирургу, предстояло определить объем хирургической помощи на этапах медицинской эвакуации. Благодаря наличию достаточного количества хорошо укомплектованных учреждений и благоприятной оперативно-тактической обстановке я предложил оказывать раненым помощь в полном объеме в войсковом тылу. В медсанбатах решено оперировать, при наличии показаний, раненных в грудь и живот, а также пострадавших с переломами костей и повреждениями мягких тканей. Особое внимание предложено обращать на борьбу с шоком и транспортную иммобилизацию переломов. Я предложил также засыпать все обширные, явно загрязненные раны после хирургической обработки порошком стрептоцида. Армейским госпиталям предписано оказывать первичное хирургическое пособие раненным в голову, сосредоточив их в специально выделенных для этой цели госпиталях. В плане указано, что в армейских госпиталях необходимо заменять транспортные шины гипсовыми повязками и, наконец, осуществлять все необходимые мероприятия по борьбе с развившейся раневой инфекцией, широко применяя в этих случаях повязки с масляно-бальзамической эмульсией.

23 сентября

Несмотря на то, что солнце светит ярко, воздух холодный. В небе непрерывно бои самолетов.

Семека, Гринберг и я едем через старую Ладогу в деревню Шум, где расположен ППГ 738. Хирурги этого госпиталя широко оперируют, но неизменно под общим наркозом. В результате из девяти раненных в живот, восемь умерли. Воспользовавшись паузой, я собрал хирургов и два часа беседовал с ними. Они говорят, что местная анестезия требует много времени. А то, что раненые часто умирают от наркоза – это не принимается во внимание. Совершенно очевидно, что врачи не владеют методами местной анестезии. Решил сам оперировать и показать им ее. Сначала сделал ампутацию. Раненый очень бледен с перебитой в двух местах правой голенью, лежит со жгутом, стонет и тихо жалуется, что воевал под Минском, под Смоленском и все было хорошо, а вот здесь так глупо попался при бомбежке. Он учитель русского языка в средней школе. Я, как мог, успокоил его и приступил к операции. Ампутировал ногу в нижней трети бедра. Как ни старался сохранить коленный сустав, мне это не удалось. Обезболивание получилось прекрасно. Закончив операцию, наложил мазевую повязку. Вечером оперировал раненного в живот. Семека и Гринберг захотели присутствовать при операции. Сделал срединный разрез – живот полон крови, перебита в двух местах подвздошная кишка, ранение слепой кишки. Сделал резекцию тонкой и ушивание толстой кишки. Операция прошла гладко.

Совершенно недопустимо, что раненые нередко погибают у нас от легких ранений потому, что на поле боя или в БМП не остановили наружного кровотечения. Мне сообщили, что в этот госпиталь доставляют ежедневно по нескольку трупов умерших во время эвакуации. Придется принимать немедленные меры.

Немало людей погибают только потому, что наши красноармейцы и даже командиры не умеют остановить кровотечение при ранениях конечностей. При виде струи крови, бьющей из раны, многие теряются и пострадавшего с неостановленным кровотечением стараются побыстрее эвакуировать в тыл. Это во многом связано с отсутствием направленной санитарной пропаганды среди населения до войны. Обучение приемам первой помощи было поставлено у нас из рук вон плохо. Теперь это сказывается на уровне взаимопомощи среди раненых. Плохо, что кровотечения боятся не только красноармейцы и командиры, но и некоторые санитары, санинструкторы и даже фельдшера. Думаю, нам следовало бы обучать правилам подачи первой медицинской помощи всех, особенно школьников. Старая истина: знания, привитые в детском возрасте, сохраняются на всю жизнь.

24 сентября

Оба оперированных чувствуют себя хорошо. Меня позвали к летчику. Лежит юноша с черным обгорелым лицом, ногами и руками. Его самолет подбила наша зенитка, а когда он падал, налетел «Мессершмидт» и поджег самолет. Жалуется на сильнейшие боли. Я велел впрыснуть морфин, сделать ваго-симпатическую блокаду, наложить повязки с нашей мазью и эвакуировать самолетом в Тихвин.

Самый молодой из хирургов госпиталя Гурьев оперировал раненного в живот под местной анестезией. Прекрасно провел операцию, увидев у меня до этого ее только один раз. Хороший будет хирург.

Мне кажется, что я сделал очень важное наблюдение над применением местной анестезии при операциях по поводу проникающих ранений живота. При операциях под местной анестезией раненных в живот, находящихся в очень тяжелом состоянии, даже в шоке, применение 0,25 % раствора новокаина по методу ползучего инфильтрата (тугая инфильтрация париетальной брюшины, брыжейки и т. п.) не только давало возможность благополучно закончить вмешательство, но и спасало жизнь больного в, казалось бы, безнадежных случаях. Совсем другие результаты мы получали от применения 0,5 % раствора новокаина: раненые часто погибали во время операции или вскоре после нее.

Очевидно, при пользовании методом ползучего инфильтрата 0,5 % раствор новокаина может оказаться при больших операциях токсичным. Это особенно наглядно проявилось у тяжелораненных в живот. Напротив, 0,25 % раствор часто оказывает в этих условиях благоприятное действие; оно обусловливается как положительным трофическим влиянием, так и перерывом патологической импульсации, идущей из очага поражения. Вместе с тем 0,25 % раствор новокаина, даже при введении очень большого, практически неограниченного его количества (2–3 л), не дает явлений интоксикации, ибо процессы гидролиза препарата наступают быстрее, чем его токсическое действие.

Надо довести эти мои доводы до сведения всех хирургов Армии.

25 сентября

Перевязал оперированного мною раненного в живот. Пульс у него хороший, начал самостоятельно мочиться.

Поехал в МСБ 169 гвардейской дивизии. Он развернут в лесу, в палатках. Пошел прямо в сортировочную. Здесь почему-то отсутствуют сердечные средства и морфин. В палатках скучено, полумрак, раненых полно. Прошел в перевязочную и операционную палатки. Немцы на бреющем полете обстреливают лесок, пули ложатся вокруг. Бомбят непрерывно, но хирурги работают, не теряя присутствия духа.

26 сентября

Был в МСБ 313. Весь обслуживающий персонал здесь женщины, ведущего хирурга нет. Самая старшая из врачей кончила два года назад мединститут, три другие – в 1941 г. Все очень чистенькие и славные. Все у них аккуратно, и руки моют старательно и халаты хорошие, но какие надо делать операции и как их делать, они не знают. Я провел с ними беседу, сделал две первичные хирургические обработки ран. Во время операции началась бомбежка.

Ночью все время бомбили, кругом зарево, пожары.

27 сентября

Утром поехал в Жихарево, в госпиталь. Его ночью бомбили. Кругом трупы, раненые лежат прямо на земле. Между ними есть доставленные живыми с переднего края и убитые здесь при бомбежке. Начальник госпиталя растерян, не знает, что делать. Помог ему немного наладить работу и поехал дальше. По дороге бомбили четыре раза. Все же добрались до Волхова, взошли на паром, но только отчалили от берега, паром сел на мель, а в это время опять налет. Многие бросились в воду, я с трудом удержался. Наконец, добрались до санотдела.

Вечер. Вместе с Соколовым поехали обратно. Едем деревнями, многие из них – сплошные костры, горят целые улицы. Проезжаем быстро, но все равно лицо обжигает. В ночной тьме жужжат самолеты. Один несется на нас вдоль дороги. Видны зеленые огоньки трассирующих пуль. Остановили машину и перешли на другую сторону дороги. Полоски зелевых огоньков стали ложиться сбоку. Самолет сбросил ракету, когда она потухла, мы сели в машину и дали полный ход, чтобы уйти от преследования. Приехали в Воловщину, в «женский» МСБ 313, привез им ведущего хирурга – мужчину. Все очень обрадовались.