Текст книги "Дневник хирурга"

Говорят, что наша разведка соединилась с ленинградской группой. Наш хозяин – генерал-полковник Хозин – назначен командующим на ленинградский фронт, а нам опять дают нового командующего – И. И. Федюнинского. Сдали Таганрог.

Сейчас оперировал тяжелораненого. Ранение шеи, пищевода и трахеи. Рану надо обрабатывать шире, чтобы предупредить развитие инфекции и, в частности, флегмоны шеи. Я наложил трахеостомию и желудочный свищ.

24 октября

Всю ночь оперировал в Жихареве. Потом поехал в МСБ. Под вечер завели патефон. Я предложил всем спеть и сам принялся подтягивать. «Так можно и патефон сбить», – сказал нам шофер, намекая на отсутствие у меня слуха.

Проезжая железную дорогу, встретил дивизию, которую грузили для переброски к Тихвину. Туда двигаются немецкие танки и мотопехота – хотят перерезать нашу единственную железную дорогу. Поехали обратно в Шум. Перевязывал командира, раненного в живот. Рассказывает, что до войны был агрономом, собирался делать кандидатскую работу. Смотрел я на него, грустно мне было. Жить ему осталось недолго, а какой, видимо, хороший человек. Я обратил внимание, что многие хирурги при ранении живота часто недостаточно хорошо обрабатывают входное и выходное отверстие в брюшной стенке. У этого раненого большой прогрессирующий некроз кожи вокруг входного отверстия.

25 октября

«Нас утро встречает прохладой»… Приехал Гринберг и сообщил, что немцы в тридцати километрах от Тихвина, что мы остаемся здесь в окружении, причем не только не получаем подкрепления, но и сами выделяем туда свои части. Раненых лечить будем на месте. Продовольственные нормы уменьшаются.

Своими глазами видел новую немецкую памятку солдата. В ней говорится: «Война скоро кончится, для победы нужно напрячь все силы, забыть о нервах, о жалости. Убивай, убивай и убивай! Нежность понадобится твоей семье после войны. Фюрер обо всем думает. Каждый немец должен убить двести пятьдесят русских – это норма. Сейчас мы на мировом футбольном поле играем русскими головами, потом будем играть головами англичан, а там, – покажем старому дураку Рузвельту, чего мы стоим».

Немцы наступают со всех сторон, с юга тоже. Эвакуировать раненых некуда, так как путь между Тихвином и Череповцом разбит.

Проезжая по Жихареву, видел оборванные толстые провода, по-видимому, те, по которым из Волхова в Ленинград передавили электроэнергию.

26 октября

В ППГ 731 приехал профессор-хирург Костенецкий. Рассказывает, что в Ленинграде полное спокойствие. Много пожаров, в зоологическом саду убит слон. Пришли из Шлиссельбурга девочки-дружинницы, просят устроить их на работу.

Ездили на другой берег Волхова осматривать госпитали.

27 октября

Сдали Сталино. Появилось Харьковское направление. Вчера вечером долго сидели в санотделе с Соколовым, Горяйновым и Гринбергом, у Т. И. Тольцман. Она пытается создать какой-то уют. Плохо было бы совсем без женщин. Я жду Зака, но сейчас сообщили, что он остается в Тихвине, пока болен Молчанов.

Приехал из Куйбышева Скрылев, назначенный начальником ГОПЭПа в соседнюю армию. Рассказывал, что был в Казани, видел отца, он читал им лекции… На войне я не впервые и никогда особенно не скучал по родным, был уверен, что увижу. Но вот сейчас почему-то грустно и хочется их видеть.

А жизнь идет своим чередом. Один начальник госпиталя просил перевести к нему докторшу: говорит, что она его жена. Устраивая перевод, ему сказали, что в следующий раз будут требовать свидетельство о браке. «А я уж постараюсь, чтобы это было в другой армии», – ответил он.

Поехали вперед. Ночь, туман, мокрый снег. Машина сломалась, пришлось вернуться.

Написали обращение к хирургам, чтобы они рационально и экономно использовали перевязочный материал.

28 октября

В Шуме, в госпитале при перевязке раненого обнаружил большое расхождение швов, некроз передней стенки живота. А ведь этого никто не заметил, раненого собирались эвакуировать…

Противник у Тихвина продолжает наступать… Поехали в Жихаревский госпиталь. Здесь около шестидесяти раненных в живот. Доктор В. П. Малов говорит, что после лапаротомии под местной анестезией выживает около 50 % оперированных.

Еду в Путилово. Красивая дорога. Снег и красное солнце. Оно в этом году почему-то все время красное. Зашел в МСБ 132, там начсандив Клейст. Спрашиваю его, не родственник ли он немецкого генерала Клейста, говорит, что нет. Судя по всему, вопрос этот ему задают часто.

Сидим в землянке. Уютно, тепло. Клейст и Гринберг играют в шахматы. Прочел в «Известиях» статью Н. И. Гращенкова[16]16
  Н. И. Гращенков – известный советский невропатолог. Умер в 1965 г.


[Закрыть]. «Медицина и война». Молодец, хорошо пишет. Совсем близко слышны артиллерийские выстрелы. Я уже думал, что огневая позиция приблизилась, но мне объяснили, что в холодном воздухе выстрелы слышнее.

В нашей армейской газете заметка: «О нападении японских солдат на наш пограничный поезд»… Неужели и эти еще начнут?! Путилово все сгорело. Остались одни остовы печей да кирпичные трубы. Черные силуэты на белом снегу, и почему-то масса железных кроватей валяется на пепелище.

По дороге в Воловщину нас обстреляли трассирующими пулями с самолета. Луна, снег, все видно, как днем, самолет летает, по-видимому, с приглушенным мотором…

Кошки в деревнях одичали, стали лохматыми. Хозяева ушли, окна в домах все выбиты.

30 октября

Решил съездить на ПМП 741 полка 128-й стрелковой дивизии, дислоцирующейся в Верхней Назии. Утром и вечером их обстреливают из дальнобойной артиллерии. Старший врач этого полка Вогнерман, младший врач Едемский.

Раненые к ним поступают спустя пять – шесть часов после ранения.

ПМП расположен довольно далеко от переднего края. Но в трех километрах от линии фронта развернута его небольшая передовая часть. Таким образом, полковой пункт работает фактически в двух эшелонах: передовом и тыловом. Кроме того, в батальонный медицинский пункт, расположенный в одном километре от переднего края, тоже выделен врач. Я предложил ликвидировать эту излишнюю многоэтапность и развернуть полковой пункт в одном эшелоне.

Поехал в медсанбат этой дивизии и первое, что увидел: санитар ведет под руку раненого, идущего босиком, а в другой руке несет его сапоги. У раненого обе ноги перевязаны бинтом и тонким слоем ваты. Ведут его из перевязочной в эвакоотделение. В МСБ масса людей и никто не додумается взять и снести такого раненого на носилках, не понимают, что к ранению может прибавиться еще и пневмония. Вызвал врача, который перевязывал раненого, и имел с ним «задушевную» беседу.

Командиру – агроному с эвентерацией и некрозом (его фамилия Мажаров) – стало лучше. Хорошо, если бы выжил!

Изумительный результат дала у этого раненого новокаиновая блокада. Все втянулось, эвентерированный кишечник перестал выпирать наружу, грануляции сделались пышными. Заливаю сверху мазью и накладываю широкие куски марли, пропитанные мазью так, чтобы они закрывали и сухую неповрежденную кожу… Я и прежде наблюдал, что при эвентерации новокаиновая блокада дает хорошие результаты, а сейчас лишний раз в этом убедился.

Кругом говорят, что Япония объявила нам войну.

31 октября

Приехал Зак, привез от отца письмо, он пишет, что пока жив и здоров.

Сейчас в опергруппе наблюдали картину: интендант и наш работник из санотдела мнут «трофей бе», т. е. наше же, у нас на станции Назия найденное мыло. «Помнут, понюхают, на хвост себе нанижут» и все сомневаются, не-то это мыло, не-то что-то другое. Наконец, принесли кружку и стали разводить – не мылится. Подошли мы с Гринбергом, он говорит: «Да ведь это замазка, а не мыло». «Батюшки, а ведь мы же ее за мыло приняли, заприходовали и телеграмму послали!».

Сегодня узнал, что среди наших ленинградских партизан есть профессор-биолог, внук Миклухо-Маклая.

Обобщаем материалы по проникающим ранениям живота. Операции под общим наркозом: из пятидесяти двух оперированных умерло сорок. Операции под местной анестезией: из пятидесяти выжило двадцать шесть.

1 ноября

Противник наступает против нашей армии; он в тридцати километрах от Волхова.

Заехал в Воловщину в медсанбат. Поступило много раненых и все минами. Наши пошли в контрнаступление и наткнулись на мины. Много оторванных стоп, приходится делать ампутацию на голени. Я тоже сделал одну. Какая глупость утверждать, что на анестезию уходит много времени! У меня все, даже начинающие хирурги, оперируют под местной анестезией – получается хорошо. Если же оперировать под наркозом – нередко возникает тяжелый операционный шок. Сказывается истощение нервной системы.

Вечером поехал в Шум. Стал оперировать очень сложное ранение, проникающее в брюшную полость. Собралось много народа, пришел начсанарм. И, как всегда бывает в этих случаях, операция осложнилась. Следовало «остановиться», но все смотрят на меня вопросительно, по их взглядам чувствую, что нужно сделать что-то еще и, как дурак, продолжаю. Слава богу, все кончилось благополучно. Но с этим надо раз и навсегда покончить! Хорошая операция всегда делается, а не показывается, хотя бы тут были тысячи зрителей. И глупее всего то, что я это давно усвоил, а здесь вдруг изменил своим правилам. Всякое актерство в хирургии отвратительно. Ценно только настоящее искусство.

Вечером пили водку и пели песни. В общем настроение у нас, не смотря на обстановку, боевое. Зная, что приносишь хотя бы маленькую пользу, всегда чувствуешь уверенность и бодрость.

2 ноября

Стреляли из автомата ППШ, карабина и пистолета ТТ. Карабином я овладел хорошо, а автомат неудобен. Военные врачи должны уметь обращаться с оружием и хорошо стрелять, это должно входить в систему их подготовки. Необходимы и строевые занятия, спорт и основы общей тактики и топографии. Все это поможет военному врачу стать своим человеком в армии и облегчит его жизнь на войне.

Лейтенанту с эвентерацией опять стало хуже… Думаю, что бедняга погибнет.

Вчера в сводке сообщили о тульском направлении. Наша армия наступает. Я уверен, что не сегодня-завтра соединимся с ленинградцами.

Наблюдал, как Рагинская оперировала раненного в живот. Она опять делала ту же ошибку, что и все: ушивала отверстия петли кишечника и делала резекцию кишки в том порядке, в каком выявлялись повреждения, это вместо того, чтобы вначале ревизовать всю брюшную полость, выявить все повреждения и составить общий план операции. Привело это к тому, что, резецировав часть кишки, она обнаружила дальше новый дефект и поняла, что нужна новая резекция. Я объяснил врачам, в каком порядке должен действовать хирург при ранениях живота. Лапаротомия, ревизия брюшной полости, составление плана операции, реализация этого плана.

3 ноября

Много еще нужно работать в области военно-санитарной организации. Например, понятие легкораненый, пока еще понятие чисто эвакуационное, и в результате плохое обслуживание и плохая хирургическая обработка таких раненых. Из-за этого после войны будет множество калек. Нужно бороться более энергично с тенденцией выделять для лечения легкораненых второстепенных хирургов.

4 ноября

Приехал в санотдел. Смотрю, все смеются. Прославленный дуст, по определению Горяйнова, не что иное, как «витамин для вшей». Утверждает, что вши от дуста не только не дохнут, но прибавляют в весе.

Но, говоря всерьез о «проблеме вшивости» во время большой и трудной войны, следует отметить, что вши в этих условиях появляются у людей почти неизбежно. Они как бы «саморазмножаются». Но вот что замечательно: несмотря на вшивость, мы до сих пор не имели ни одного случая сыпного тифа. Это можно объяснить только тем, что еще до войны большинство особо опасных инфекций, в том числе сыпной тиф, было в нашей стране ликвидировано благодаря широким противоэпидемическим мероприятиям.

Приехал из опергруппы начальник кадров военврач 2-го ранга Чернышев. При нем убили комбрига морской пехоты. Противник продвигается но правому берегу Волхова по направлению к Тихвину, окружая нас.

5 ноября

С утра было одиннадцать воздушных тревог. Сейчас три часа дня, летают немецкие разведчики. Писал вторую директиву об экономии перевязочного материала.

Видел старика – партизана, Героя Советского Союза. Очень интересный. Три месяца шли по немецким тылам, молодежь хворала, а он нет.

Сегодня в «Ленинградской правде» статья Н. Н. Петрова о лечении военных ранений. По-видимому, отчет о какой-то конференции.

Указывается, что они работают с бальзамическими веществами и что эта система имеет ряд преимуществ. Мы об этом уже давно говорим. Указывает на работы А. В. Вишневского. Как это радостно, что в осажденном городе наши идеи приняты и приносят пользу.

6 ноября

Противник продолжает наступать. Поехали в морскую бригаду. У них ничего нет. Воевать пришли «без медицины». Взял от них с собой хирургическую сестру, чтобы с ней послать им все необходимое.

В Шуме все готовятся к празднику и поэтому мало оперируют. Вечером выпили. Прочитали приказ начсанарма. В нем мне объявлена благодарность.

7 ноября

Настроение у всех несколько приподнятое. Говорят, что в Москве сегодня был даже парад на Красной площади. После завтрака оперировал: сделал ампутацию голени, а затем поехал в Жихарево. Доктор Малов показал двадцать раненных в живот, которых он оперировал. Все в хорошем состоянии. Один случай – заворот сигмы после слепого ранения живота, при входном отверстии со стороны поясницы сзади, ранение экстраперитонеальное, по-видимому, здесь рефлекторный механизм заворота.

8 ноября

У Мажарова новое осложнение – образовалось что-то вроде непроходимости, по-видимому, спастического происхождения. Вследствие слабости мышечного слоя отсутствует перистальтика. Так его жалко, кажется, все бы для него сделал. Такой он терпеливый, несмотря на все мучения.

Сейчас привезли труп авиационного механика. Говорят, что он подошел и крутнул пропеллер, а пулемет, который стреляет во время вращения пропеллера, выстрелил ему в упор прямо в лоб.

Приехал в медсанбат. В операционной молодая женщина-врач занята остановкой кровотечения у красноармейца, раненного в левую голень. Сняла жгут. Пуля прошла в нижней трети голени, раздробив большеберцовую кость и повредив магистральный сосуд. Кровотечение с входной стороны раневого канала остановить удалось легко, а на противоположной – никак не удается, мешает кость – это целая проблема. Я думаю, что в некоторых случаях надо делать разрез с противоположной стороны и через него останавливать кровотечение.

9 ноября

Поехал в Шум. Рагинская «заставила» меня оперировать комиссара «катюши» Шакунова. При броске граната разорвалась слишком близко и искалечила ему кисть правой руки. Остался мизинец и III палец.

Я полтора часа обрабатывал кисть, стараясь сохранить все, что можно. Получилось неплохо. Первичная обработка – трудная операция. Надо быть и анатомом, и клиницистом, чтобы знать, как и что зашивать. Только при этих условиях можно хорошо все проделать.

В Шум привезли тяжелую артиллерию. Говорят, что немцы вышли в некоторых местах на нашу дорогу. Нас окружают медленно, но верно. Все готовят мешочки с вещами, которые необходимо будет взять с собой.

Привезли раненого. Он говорит, что немцы в двенадцати километрах от Шума.

10 ноября

Ночь прошла спокойно. Поехал в Жихарево. В головном отделении полевого эвакопункта собрали всех ведущих хирургов медико-санитарных батальонов и инструктировали их по нейротравмам и глазным травмам. С докладом выступал нейрохирург Фельштинский из Ленинграда и окулист Шишкин.

Допросили немецкого санинструктора. Утверждает, что во время войны тридцать три раза проходил на курсах усовершенствования необходимые ему дисциплины. Мало похоже на правду!

11 ноября

Ездили с начальником политотдела армии Буткиным. Очень симпатичный человек. По пути увидели, как тащат на буксире громадный немецкий танк с Черными крестами. Броня местами помята. Оказалось – наш КВ чёрный, обгорелый, вероятно, в начале войны взятый немцами, затем сражавшийся против нас и вновь отбитый нами.

12 ноября

У Мажарова сильнейшее кровотечение. Это почти через три недели после операции.

Сдали Тихвин. Как видно, немцы стремятся создать второе кольцо вокруг Ленинграда.

13 ноября

Железнодорожная связь с центром прервана, осталась одна грунтовая дорога. По железной дороге нет возможности эвакуировать раненых, поэтому госпитали цепочкой ставим на грунт. Получается дренажная система эвакуации в чистом виде. Легкораненые пойдут пешком и для них по дороге создаются обогревательно-питательные пункты. Остальные эвакуируются автотранспортом. Ничего плохого в этом нет, ибо здесь без «дренажа» не обойтись. Важно только, чтобы все учреждения, образующие цепочку, работали по единому плану, чтобы соблюдалась строгая преемственность. Придется об этом позаботиться. Нет худа без добра. Перерыв в железнодорожной эвакуации позволит нам повседневно наблюдать результаты нашей работы.

Потрясающий результат с ампутационной культей. Сегодня впервые за семь дней после ампутации сделал перевязку культи – грануляции свежие, сухо, чисто. Я ее сфотографировал. Рука у комиссара «катюши», обработанная мною, выглядит очень хорошо. Фаланго-пястный сустав обнажен, я все это не зашивал, а прикрыл марлей, пропитанной нашей мазью, а сверху положил марлю, пропитанную спиртом. Через три дня снял все, кроме последнего слоя марли, и на этот тонкий присохший слой марли полил эфир со спиртом, а затем снова мазь. После этого положил повязку, не травмируя рану. Дней через семь – восемь сделаю горячую содовую ванну и, не снимая последнего слоя марли, начну делать движения и снова мазь. После содовой ванны надо тщательно обсушивать. Думаю, что получится неплохо, для сустава особенно. Вспоминаю сообщение доктора Емельянова из Ульяновска, который говорил, что, пользуясь нашим способом, ему удалось заживить и получить хороший функциональный результат при обширных открытых травмах коленного сустава.

14 ноября

Получил телеграмму из Куйбышева, в которой сформулированы основные задачи армейских хирургов. Очевидно, не все главные хирурги правильно поняли свои функции. Еще на Халхин-Голе стало совершенно очевидно, что в современных условиях хирурги-консультанты уже не нужны. Консультантам-советчикам в старой русской армии никто не подчинялся, и они ни за что в сущности не отвечали. Теперь на смену консультантам пришли главные хирурги армии и фронта. «Главные» потому, что возглавляют всю хирургическую деятельность. Их установки по оказанию хирургической помощи, их методические указания приобретают силу приказа и, следовательно, совершенно обязательны для всех хирургов. Мне кажется, что это сделано правильно.

15 ноября

Ночевать поехал в Воловщину. За день туда привезли 76 раненых, причем большинство комсостав. Привезли девушку-партизанку с обмороженными ногами. Велел направить ее в Жихаревский госпиталь. Фамилия ее Строганова. Ей семнадцать лет, жила в Волхове, окончила девять классов, хотела стать медсестрой. На сборном пункте ее направили в партизанский отряд. Отряд перешел границу, был разбит, командира убили. Когда возвращались, надо было проходить через минированные поля, все остановились. Только после того, как она с самым молодым парнем из отряда, совсем мальчиком, пошла вперед, за ними пошли остальные. Сейчас у нее обе ступни поморожены, голень отечна. Назначена мазевая повязка, новокаиновая блокада. Когда она рассказывала всю историю, нам было стыдно за мужчин.

16 ноября

Утром ходили по лесу, подбирали место для МСБ. В лесу снег, солнце, вдалеке видно Ладожское озеро.

Дорога для эвакуации раненых не готова. Часть раненых идет пешком.

Выехали в Колчаново. Вечер. В воздухе немецкие самолеты: начали обстрел шоссе с бреющего полета. Впереди наша санитарная машина; самолет дал очередь по ней трассирующими пулями.

Подъезжаем к переправе, но тут задержка. Просят пропустить санитарную машину с только что раненым доктором. Я подошел к машине и узнал, что на наших глазах был ранен доктор Стукей – сын профессора Стукея, известного ленинградского хирурга. Мы привезли раненого в Колчаново. Он совсем еще юноша – ассистент профессора Джанелидзе[17]17
  Ю. Ю. Джанелидзе – профессор, главный хирург Военно-Морского Флота. Умер в 1950 г.


[Закрыть]. Я начал оперировать. В операционной беспорядок: сестра плохо подает инструменты. А у раненого – сквозное ранение живота; из отверстия на пояснице каловый запах. Да он еще к тому же гемофилик.

Операцию пришло смотреть много народа. Сделал срединный разрез. В животе много крови и кала. Осторожно удалил кровь, зашил два сквозных отверстия: одно в слепой кишке; удаляя кровь с каловой жижей в тазу, обнаружил громадную забрюшинную гематому. Зашил брюшную полость по средней линии наглухо, сделал маленький разрез по Мак Бурнею, вставив в брюшную полость два маленьких тампона. Повернул раненого на бок и справа в выходном отверстии пулевого канала, после рассечения, мизинцем обнаружил большой, сантиметров на семь – восемь, дефект в забрюшинной части восходящей кишки. Мобилизовав кишку, наложил двухъярусный шов, обработал рану эфиром с йодом и затампонировал марлей с нашей мазью. Оперировал около трех часов. За время операции Стукей ни разу не пожаловался на боль, а когда я кончил, он сказал: «У меня к Вам просьба. Когда я выздоровею, возьмите меня работать к себе в госпиталь. Я хочу научиться оперировать под местной анестезией так же хорошо, как и Вы». Пульс к концу операции у него был слабый. Я перелил кровь и сделал обычные назначения.

17 ноября

С утра навестил Стукея. Повязка вокруг раны сильно промокла кровью. Перелили еще 500 мл. Он говорит, что у него бывает кровотечение по два – три дня даже после экстракции зуба.

Ходили с начсанармом смотреть новый ППГ. Все заняты устройством цепочки госпиталей.

18 ноября

У Стукея икота. Просит Зака на ночь промыть ему желудок. Повязка сильно промокла кровью. Он сам смотрит свой пульс и как хирург ведет за собой наблюдение. Сегодня ему лучше – рассказал о трагической смерти отца, случившейся задолго до начала войны. Его убил брат оперированной им пациентки, которая после операции умерла. Жизнь ее была застрахована за границей еще до революции и деньги должны были быть выплачены родственникам, если бы смерть наступила от несчастного случая. Брат ее явился к Стукею и попросил написать, что она погибла не от болезни, а именно от несчастного случая во время операции. Тот отказался. Тогда «проситель» выстрелил в него, ранил в локоть и второй пулей – в грудь, пробил легочную артерию и убил наповал. Вот это настоящие пережитки капитализма!

Поехали в Волхов. Чувствуется близость фронта. Навстречу идут беженцы. Женщины с маленькими детишками плачут, везут за собой саночки со скарбом. Говорят, что милиция заставляет всех уезжать. На улицах рвутся тяжелые мины, изредка снаряды. К этому следует добавить, что здание, в котором мы находились, минировано и подготовлено к взрыву. Посмотрели медсанроту морской бригады и поехали обратно. Приехали в Колчаново. Здесь все волнуются, полно раненых во всех госпиталях. Немцы наступают на Волховстрой по обеим сторонам реки. Местами подошли уже на десять километров.

19 ноября

Пришлось выделить в Старой Ладоге один госпиталь, где концентрируются раненные в живот, чтобы иметь возможность забирать раненых с обоих берегов Волхова.

Через Новую Ладогу эвакуируется Военно-медицинская академия.

20 ноября

Ездил в медсанбат, который развернут в Воловщине. Они ничего не делают, раненых у них нет. Затем отправился в Жихарево. Посмотрел девочку-партизанку с отмороженными ногами. Ей сделали новокаиновую блокаду и повязку с нашей мазью. Отек исчез. Ясно видна демаркация на отдельных пальцах. Немного погодя их можно будет убрать, сделать некрэктомию.

22 ноября

Под Волховстроем наши войска перешли в контрнаступление и заняли несколько населенных пунктов, ранее сделанных немцам. Еду в Старую Ладогу, в Колчаново. Раненых поступает очень много, а цепочку госпиталей еще не успели развернуть. Доктор Рабинович сделал две лапаротомии, обе под наркозом. Один раненый умер на столе от асфиксии, другой – через два часа, но, несмотря на это, Рабинович упорно не хочет оперировать под местной анестезией.

Зашел к Стукею. Чувствует он себя неплохо, но температурит. В ране на пояснице начался некроз клетчатки. Сделал перевязку и решил завтра вынуть боковые тампоны. Там выделяется кал, а в широких мышцах живота с большими прослойками межмышечной клетчатки легко распространяется инфекция, и я боюсь расширения некроза. Я просил врачей, чтобы они кормили Стукея простоквашей и вообще пищей, которая хорошо всасывается в тонком кишечнике. Он надеется в эту войну еще оперировать сам, причем намерен делать это под местной анестезией.

Из Ленинграда прибыл человек, говорит, что на фронт там ездят трамваем.

23 ноября

Раненных в верхние конечности отправляем в наш ближайший тыл пешком. При этом было замечено, что некоторые из них, пройдя первые километры пути и побывав в обогревательно-питательном пункте, не идут дальше, а сворачивают с дороги, делают круг и снова возвращаются, чтобы поесть и погреться.

Вынул у Стукея тампоны. Кала нет. Некротизированная клетчатка не отторглась. Промыл рану перекисью. Она превращается в воду, а так как, все мокнет и киснет, необходимо тщательно высушивать рану и затем обрабатывать спиртом, слабо подкрашенным йодом.

Река Сясь замерзла, и из окна операционной я вижу мальчиков, бегающих на коньках. Через Колчаново проходят толпы людей в морской форме – эвакуированные из Ленинграда. Группа врачей – преподавателей Военно-медицинской академии – идет пешком. Академия эвакуирована в Самарканд.

Из дома писем все нет. Часто думаю, что моих детей и родителей постигнет такая же участь.

Вечером встретил доктора, который отрекомендовался так: «Теленков. В 26 году окончил Казанский мединститут Хирургии, учился у Вашего батюшки».

Сколько врачей выпустил, ох, сколько их работает во всех концах России!

24 ноября

Ночью привезли раненного осколком мины в правую подвздошную область. Раненый – его фамилия Сазонов, из Москвы, может быть встретимся когда-нибудь. Я вскрыл брюшную полость большим параректальным разрезом. Делаю это впервые и думаю, что такой разрез может иметь некоторые преимущества. У него в двух местах пробита восходящая кишка и имеется забрюшинная гематома с дефектом в заднем листке пристеночной брюшины. Я сделал резекцию илеоцекального угла и соединил тонкую кишку с поперечноободочной конец в бок. Кроме того, из отдельного небольшого разреза тампонировал забрюшинное пространство. Мне кажется, что при таких ранениях надо брюшную полость зашивать наглухо, а забрюшинную рану обязательно дренировать из отдельного разреза до закрытия брюшной полости, чтобы видеть и на ощупь проверять местоположение тампонов, введенных за брюшину. Этим будет предупреждено образование забрюшинного гнойного затека.

Поехал в медсанбат в Путилове. Прежде я у них бывал часто, потом они отошли от нас в четвертую армию, но сохранили «мои заветы» и многое претворили в жизнь, так что встреча была дружеская, теплая. Много задавали вопросов о работе, об обстановке. Волховстрой обстреливает артиллерия немцев. Есть слух, будто бы англичане высадились в Гавре.

25 ноября

Получено распоряжение об эвакуации Шумского госпиталя. Всех охватила какая-то горячка, и это привело к полной безалаберщине. Сложили в машины имущество и только тогда выяснили, что для раненых не хватает места. Все повыбрасывали и уложили раненых. Вторым рейсом заберут имущество.

Раненые поступают прямо с батальонного пункта. Немцы заняли Влою. Решили пока задержаться с оставшимися ранеными, за ними должны прийти вторым рейсом машины. Со мной остались врач, сестра и два санитара.

Привезли окоченевшего раненого, у него разбит коленный сустав и мошонка; поступил он из-под Влои. Рассказывает, что к нему подошли немцы, он попросил их знаками, чтобы они убили его, но они обшарили его карманы и ранец, забрали махорку, щелкнули по носу и ушли, он, дождавшись темноты, стал пробираться к своим.

У нас пока тихо. Я проверил дежурных, поговорил с ними. Раненых все везут и везут, и мы отправляем их дальше. К утру пришли автобусы, мы погрузили на них оставшихся раненых и отправились к месту новой дислокации нашего госпиталя.

26 ноября

Раненых полон дом. Оперируют на всех столах. Мне дали прочитать письмо Смирнова о Пирогове. Там есть замечательные слова: «Если боевая обстановка не диктует отступления, если раненому или больному эвакуация противопоказана, не смей его эвакуировать! Эвакуация не цель медицинского обеспечения, а средство».

27 ноября

Приехал в госпиталь, где я оперировал Сазонова (резекция илеоцекального угла). Он чувствует себя хорошо, я его перевязал. В Колчанове зашел к Стукею. У него сзади образовался небольшой каловый свищ. Чувствует он себя тоже хорошо.

Сейчас видел раненного автоматной очередью. Первая пуля прошла у правого соска, обошла грудную клетку и остановилась под лопаткой, вторая пошла в мягкие ткани бедра, обошла кругом и остановилась сзади, третья – на подошве большого пальца, прошла по нему снизу вверх и тоже застряла в тканях. Сделали ему все необходимое.

28 ноября

Утром перевязал Стукея. Перевязка очень болезненна. Смотрел, как доктор Финкельштейн от Н. Н. Приорова накладывает гипс раненому с переломом бедра. Сразу видна хорошая школа. В качестве подставки под таз можно прекрасно пользоваться узким котелком, обвернув его ватой.

По дороге тянется вереница военных с женами, эвакуируется Военно-техническая академия из Ленинграда.

В газетах опубликованы потери наши и немцев. Мы потеряли 1120 тысяч за пять месяцев войны. Немало пришлось поработать военно-санитарной службе, и для многих военных и невоенных стала ясна вся важность результатов нашей работы в системе защиты нашего государства.

По газетам видно, что немцы предпринимают новое наступление на Москву. Появилось новое сталинградское направление. Опубликован декрет о налоге на холостых и бездетных.

29 ноября

Поехал на правый фланг. Перевязал Стукея. Чувствует он себя хорошо. Остановился у Бохененко. В деревне Лужа стояла медсанрота 122-й танковой бригады. Вчера немцы их чуть не окружили. Они некоторое время отстреливались, заняв оборону, потом отступили, вывезя на двух машинах сорок три человека раненых.

Поехал в медсанбат 140-й дивизии. Здесь мне показали раненого, которому приготовились делать ампутацию, так как ранение обширное, а нога холодная. Я вытер основание пальцев йодом и надсек кожу скальпелем, потекла кровь. Ничего не сказал и предложил им подумать самим.

Брыксин сломал в машине рессору, а немцы от нас в четырех километрах. Поговаривают, что со стороны Ленинграда успешно действует какая-то наша дивизия, пробиваясь к нам на соединение.