Текст книги "Как Сталин Гитлера под «Монастырь» подвел"

Две могилы фельдмаршала Паулюса

ГИТЛЕР ЛИЧНО ПРИНЯЛ УЧАСТИЕ В СИМВОЛИЧЕСКИХ ПОХОРОНАХ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА ПАУЛЮСА, «ПАВШЕГО НА ПОЛЕ ЧЕСТИ ВМЕСТЕ С ГЕРОИЧЕСКИМИ СОЛДАТАМИ 4-Й АРМИИ», И ВОЗЛОЖИЛ НА ПУСТОЙ ГРОБ ФЕЛЬДМАРШАЛЬСКИЙ ЖЕЗЛ С БРИЛЛИАНТАМИ.

Гитлер: «Как он мог сдаться большевикам?! Ах, это…»

Цейтцлер (начальник Генерального штаба сухопутных войск): «Это нечто такое, что совершенно непостижимо!»

Гитлер: «Как это просто сделать! Пистолет – это же легкая штука. Какое малодушие испугаться его! Ха! Лучше дать себя похоронить заживо. И именно тогда, когда он точно знал, что его смерть явилась бы предпосылкой удержания других «котлов». Теперь, когда он подал такой пример, нельзя ожидать, чтобы солдаты продолжали сражаться».

Цейтцлер: «Тут нет никаких оправданий. Он обязан был ранее застрелиться…»

Гитлер: «Они сдались там по всем правилам, можно было поступить иначе: сплотиться, образовав круговую оборону, оставив последний патрон для себя… Одна очень красивая дама, которая была действительно красавицей в полном смысле слова, была оскорблена только одним словом. После чего она сказала (и ведь из-за сущего пустяка): „Тогда я могу удалиться. Я не нужна“. – „Ну и иди!“ После чего женщина ушла, написала прощальное письмо и застрелилась… Если представить себе, что у одной женщины достаточно гордости, чтобы, услышав несколько оскорбительных слов, выйти, запереться у себя и немедленно застрелиться, то я не испытываю уважения к солдату, который в страхе отступает перед этим и предпочитает сдаться в плен… В эту войну никто больше не получит звания фельдмаршала. Все это будет сделано только после окончания войны. Не видев вечера, и хвалиться нечего!»

Такой диалог состоялся 1 февраля 1943 года во время очередного совещания в ставке Гитлера. Только что было получено известие – Паулюс капитулировал. Гитлер собирался было отменить свой указ о производстве Паулюса в фельдмаршалы, но не успел – текст уже попал в газеты. «Узнав, что под Сталинградом все кончено, – вспоминал начальник штаба Западного фронта генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль, – Гитлер пришел в ярость. Его взбесило, что новый фельдмаршал предпочел плен смерти. Он говорил, что не ожидал этого, а если бы знал, никогда бы не присвоил Паулюсу звание фельдмаршала. Вот все, что он сказал по адресу Паулюса».

За два дня до этого вся Германия отмечала национальный праздник – 10 лет пребывания национал-социалистов у власти. Вся патетика строилась на версии о поголовном желании 6-й армии лечь костьми за фюрера. Кое-какой пропагандистский материал подбросил сам Паулюс. Двадцать девятого января, накануне нацистского праздника, он послал Гитлеру верноподданнейшую телеграмму: «Фюреру. 6-я армия приветствует и поздравляет своего фюрера в день годовщины его прихода к власти. Знамя со свастикой все еще развевается над Сталинградом. Для нынешнего и будущего поколений наша борьба будет служить примером того, что даже в безнадежном положении нельзя идти на капитуляцию. Наша борьба приведет Германию к победе. Хайль, мой фюрер! Генерал-полковник Паулюс. Сталинград. 29.1.1943, полдень». Гитлер послал ответ: «Мой генерал-полковник Паулюс. Сегодня весь немецкий народ с глубоким волнением следит за событиями в Сталинграде. Как всегда бывает в мировой истории, и эта жертва не будет напрасной. „Признание“ фон Клаузевица оправдывается. Только сейчас вся германская нация понимает всю тяжесть этой борьбы и готова принести ради нее самую большую жертву. Мысленно постоянно нахожусь с вами и вашими солдатами. Ваш Адольф Гитлер».

Берлинские пропагандисты немедленно водрузили упомянутое знамя «на самую высокую руину Сталинграда» и сочинили надлежащие слова.

Вот что вспоминает Йоахим Видер, офицер разведотдела VIII армейского корпуса 6-й армии Паулюса: «30 января эфир донес до нас бравурную музыку марша, которая была прелюдией в берлинском министерстве авиации к торжественному заседанию по случаю десятилетней годовщины Третьего рейха. Среди сталинградских развалин эта праздничная музыка резко диссонировала нашему погребальному настроению. Вскоре послышался голос Геринга. В своей длинной речи, которая то и дело заглушалась грохотом падающих вокруг нас бомб и снарядов, от которых дрожали стены убежища, рейхсмаршал превозносил „фюрера и его титаническую деятельность, силу нового, твердого, как гранит, мировоззрения, которое, в частности, в упорных сражениях на Востоке позволило достичь того, что казалось невозможным“. Затем он говорил о противнике и о гигантских масштабах сражений у волжской твердыни, где русские, невзирая на то что их силы давно уже на исходе, предпринимают последние отчаянные усилия. Правда, противнику еще удалось собрать последние резервы из подростков и обессиленных стариков, влив их в состав передовых батальонов. Этих изголодавшихся, дрожащих от холода людей держат в повиновении лишь с помощью кнута и пистолета и гонят их в бой комиссары при помощи пулеметов. „Этот фанатический натиск диких большевистских орд, – продолжал Геринг, – сдерживается на Волге в величайшей за всю немецкую историю героической борьбе, в которой, как один, участвуют все – от солдата до генерала“. Геринг сравнил беспримерный героизм и доблесть солдат 6-й армии с не меркнущим подвигом Нибелунгов, которые в своем охваченном огнем чертоге утоляли мучившую их жажду собственной кровью и стояли насмерть. Даже через тысячу лет каждый немец будет со священным трепетом и благоговением говорить об этой битве, памятуя о том, что именно так, вопреки всему, ковалась немецкая победа. До предела взвинченным, дрожащим голосом оратор напомнил о героическом примере последних готов и, наконец, о знаменитом подвиге спартанцев в Фермопильском ущелье, которые не дрогнули и не отступили, пока не полегли все до одного. Точно так же обстоит дело и в Сталинграде. Подобно царю Леониду и его соратникам, защищавшим греческий перевал, немецкие герои на Волге полягут костьми ради Германии, как то повелевают законы чести и ведения войны.

На протяжении этой напыщенной и насквозь лживой, захлебывающейся в истерическом экстазе речи реакция глубоко разочарованных и возмущенных офицеров становилась все более враждебной. В их взглядах, жестах и словах явно прорывался закипавший гнев. Те, кто, возможно, до самого последнего момента уповал на обещанное спасение, теперь с растущим ужасом осознали, что на родине, где родные все еще надеются увидеть их, 6-ю армию окончательно списали со счетов. Все мы поняли, что сейчас прослушали панихиду по самим себе. Стало быть, от нас хотели, чтобы мы преподнесли в подарок к десятой годовщине Третьего рейха новый героический эпос. Итак, на родине нас уже официально похоронили! Списаны и похоронены! Таково было удручающее впечатление от кощунственной речи Геринга на нас, корчившихся в муках сталинградского ада.

Сообщения немецких газет и радио в унисон с речью Геринга позднее пытались создать впечатление, будто фельдмаршал в тот момент, когда в его убежище ворвались русские, собственноручно сжигал секретные документы, а генералы якобы до последнего момента лежали у пулеметов и продолжали отстреливаться, но были скручены навалившимися на них врагами. Соответствующие картинки старались показать немецкому народу и иллюстрированные журналы, публиковавшие с этой целью фальсифицированные фотографии. Однако в действительности дело обстояло иначе. Мы подсчитали, что из южного и центрального участков „котла“ в плен вместе со своими штабами сдались более 15 генералов. Позднее я узнал о том, что многие из этих генералов и старших офицеров направились в плен даже с тщательно упакованными большими чемоданами».

В тот же день Паулюс отправил фюреру радиограмму: «Конец нельзя оттянуть более чем на 24 часа». В ночь на 31 января Гитлер по радио передал приказ о производстве Паулюса в генерал-фельдмаршалы, повышение получили еще 117 генералов и офицеров. На окруженных фашистов ливнем хлынули Рыцарские и Железные кресты. Гитлер ожидал, что обласканные войска ринутся искать смерть в бою. «В истории не было случая, чтобы германский фельдмаршал сдался в плен», – заметил Гитлер Йодлю.

В это время в Сталинграде, в грязи, копоти и вони штаб Паулюса доживал последние часы. Начальник штаба, генерал Шмидт, остановил офицеров, направившихся было к Паулюсу с поздравлениями: «Пусть спит. Он может узнать о своем производстве и завтра утром». Паулюс, проснувшийся поутру генерал-фельдмаршалом, задал окружающим уже ставший традиционным вопрос: «Не нужно ли мне застрелиться?»

В семь утра из подвала универмага, где располагался штаб Паулюса, выполз немецкий офицер с белым флагом и доложил командиру стоявшего поблизости советского танка о готовности капитулировать. Командир разведгруппы, старший лейтенант Федор Ильченко вспоминал: «По лестнице, ведущей в глубь подвала, мы еле протиснулись – она была буквально облеплена немецкими солдатами. По моим подсчетам, там находились не менее полутора тысяч человек. В подвале стоял ужасный запах – немцы справляли нужду прямо там, так как боялись артиллерийского огня и уже несколько дней кряду не выходили на улицу. К общему смраду примешивался запах гниющих ран (в подвале было очень много раненых) и тухлой конины, которой немцы питались в укрытии. Пройдя большой коридор, мы попали в некое подобие кабинета – это и был штаб. Он был пуст, но тут из-за шторки, которая вела в соседнее помещение, начали один за одним выходить немецкие офицеры. Сначала представился генерал Росске (командующий Южной группой немецких войск), следом за ним вышел начальник штаба 6-й армии генерал-лейтенант Шмидт. Увидев его, я решил было, что это и есть Паулюс. Шмидт выглядел значительно старше Росске и по виду, как мне показалось, потянул бы на командующего армией. Потом из соседней комнаты вышли еще несколько офицеров, в том числе и личный адъютант Паулюса Вильгельм Адам.

„Фельдмаршал ожидает вас в соседней комнате, только идите туда один“, – сказал он. Я зашел. В комнате за шторкой было намного светлее – на большом столе, накрытом зеленой бархатной скатертью, стояло несколько коптилок, сделанных из гильз. Я сразу обратил внимание, что на одном из стульев стоит аккордеон. В углу на топчане лежал Паулюс. Его мундир висел на стуле. Увидев меня, Паулюс медленно поднялся. Видно, что он был очень плох, – осунувшийся, изможденный, небритый, в замызганной одежде. В отличие от своих офицеров, Паулюс старался не смотреть мне в глаза и не подал руки. Он лишь сказал тихо: „Я хочу, чтобы сюда приехал представитель штаба вашего фронта. Шестой армией я больше не командую“».

Плененный Паулюс был в погонах генерал-полковника. Но когда его арестовывали и обратились в соответствии с мундиром, он тут же заявил о своем новом генерал-фельдмаршальском звании…

Рано утром 2 февраля капитулировал северный «котел», а в полдень того же дня – южный. Войска каждого «котла» сообщали в Берлин о своей сдаче по радио. В каждом случае последняя радиограмма заканчивалась словами: «Да здравствует Германия!».

Тысячи обовшивевших немцев потянулись в плен. Они брели, съежившись от лютого холода, в драных и грязных зеленых шинелях, поверх головных уборов было намотано тряпье, на сапогах или ботинках – боты из соломы. Некоторые колонны шли вовсе без охраны. Колонну обычно вел назначенный старшим немецкий унтер-офицер, в руках которого был белый листок бумаги с надписью по-русски: «Бекетовка» (пункт назначения). Регулировщик читал листок и указывал направление. Германский разведывательный самолет, пролетавший над Сталинградом 2 февраля в 2:46 дня, радировал: «Никаких признаков боев в Сталинграде нет».

Третьего февраля по немецкому радио раздался приглушенный рокот барабанов, затем диктор заупокойным тоном прочитал сообщение верховного командования вермахта о гибели 6-й армии. Диктор замолк, прозвучала Пятая симфония Бетховена. Первый и единственный раз за всю развязанную Гитлером войну в рейхе были объявлены «дни национального траура», в городах, на кораблях и даже комендатурах концлагерей были приспущены флаги. Как писала в тот день нацистский рупор газета «Фёлькишер беобахтер», «они пали, чтобы жила Германия»: «До последнего вздоха верная присяге 6-я армия под образцовым командованием генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса пала под натиском превосходящих сил врага и неблагоприятных обстоятельств. Под флагом со свастикой, укрепленным на самой высокой руине Сталинграда, свершился последний бой. Генералы, офицеры, унтер-офицеры и рядовые сражались плечом к плечу до последнего патрона». Фюрер лично принял участие в символических похоронах генерал-фельдмаршала Паулюса, «павшего на поле чести вместе с героическими солдатами 6-й армии», и возложил на пустой гроб фельдмаршальский жезл с бриллиантами.

У шефа Абвера адмирала Канариса созрел план выкрасть Паулюса из русского плена и вывезти его в Германию. Пока в Берлине на улице Тирпицуфер в штаб-квартире Абвера строили дерзкий план, пленный Паулюс со своими генералами был доставлен сначала в Бекетовку, южный район Сталинграда, почти не пострадавший во время битвы, а затем в небольшой степной хутор Заварыгино. Для охраны сановных пленников был выделен батальон НКВД.

Едва переехав туда, Паулюс потребовал встречи с представителем советского командования. В деревенский дом, в котором он содержался, прибыл начальник Сталинградского управления НКВД Александр Воронин, лично отвечавший за жизнь пленника. Позднее генерал-лейтенант Воронин вспоминал: «При виде меня он не встал, даже не поздоровался, а с ходу выложил свои претензии. Они заключались в следующем: пленным подается один завтрак, тогда как они привыкли и ко второму – это раз, во-вторых, ни разу не было сухого вина, и, в-третьих, нет никакой информации о положении на фронтах.

Я внимательно, не перебивая, выслушал все претензии и после небольшой паузы сказал:

– Отвечаю по всем вашим пунктам, герр фельдмаршал. Напоминаю вам, что в данный момент вы находитесь не на курорте, а в плену. Я подчеркиваю: в плену! Вино, в данном случае сухое, производится в Крыму, а он пока что захвачен оккупантами. Вместо вина вам ежедневно выдаются, как мне хорошо известно, двести граммов водки. Вашему адъютанту и другим генералам норма выдачи составляет сто граммов в сутки. Кормят вас довольно сытно и калорийно, хватит и одного завтрака».

Воронин не во всем отказал пленному. Пообещал регулярно доставлять газеты, правда, советские, а не германские, как просил тот. Сказал даже, что постарается раздобыть кофе.

В это время немцы стали предпринимать отчаянные попытки выкрасть своего фельдмаршала. В соседних районах было уничтожено несколько небольших десантных групп, численностью до сорока человек, пробиравшихся в Заварыгино. Вскоре над хутором стали появляться вражеские самолеты. Они не бомбили и не стреляли, а, сделав несколько кругов, улетали. В хутор для усиления охраны перебросили еще один батальон. А спустя сутки пленных вообще перевезли. Штаб в полном составе сначала отправили в Саратов, а затем генералов во главе с Паулюсом доставили в Суздаль. В бывшем монастыре располагался лагерь для высшего командования. Жили они в монашеских кельях.

Примерно год спустя Паулюса пригласил к себе в кабинет начальник лагеря полковник Новиков. Он передал пленнику письмо… от жены. Она была румынкой и происходила из известной аристократической семьи. Как это письмо, минуя фронт, попало из Берлина в Суздаль – история умалчивает. Скорее всего, неведомые разведчики, рискуя жизнью, сумели рассказать жене правду о ее муже и получить для него весточку из дому. В семье Паулюса сначала поверили нацистской пропаганде, растрезвонившей на весь мир три версии о Паулюсе. Первая: генерал-фельдмаршал принял яд кураре. Вторая: он попал в плен тяжелораненым, и русские мучают его, требуя показаний. Третья: Паулюс погиб как солдат – на боевом посту. Нашли даже летчика, который якобы 2 февраля пролетал над центром Сталинграда, и на его глазах было взорвано здание универмага, где располагался штаб Паулюса. Об этом писали немецкие газеты.

Между тем письмо от жены Паулюса и его письмо к ней, вероятно, стали последней каплей, приведшей пленника к очень непростому решению. 8 августа 1944 года Фридрих Паулюс выступил по радио, вещающему на Германию, с призывом к немецкому народу отречься от фюрера и спасти страну – для чего необходимо немедленно прекратить проигранную войну. (Вслед за этим семье Паулюса, находившейся в это время в Германии, нацистские власти предложили публично отречься от мужа и отца, а заодно – сменить фамилию. Когда последовал отказ выполнить данные требования, жена фельдмаршала Констанция-Елена Паулюс, урожденная румынская графиня Розетти-Солеску, была отправлена в Дахау, а сына – капитана вермахта Эрнста-Александера Паулюса – заточили в крепость Кюстрин.)

Особая роль отводилась Паулюсу и на Нюрнбергском процессе. Как известно, Главный обвинитель от СССР Роман Андреевич Руденко представил в качестве одного из свидетельств заявление Паулюса, сделанное им нашему правительству. Поскольку вместо Паулюса было представлено лишь его заявление, защита сделала вывод, что выступить на процессе он по каким-то причинам не сможет, что фельдмаршала давно нет в живых. Поэтому адвокаты стали настаивать на явке Паулюса в трибунал. Один из защитников спросил Руденко, когда советская сторона обеспечит явку своего свидетеля. Руденко сообщил, что свидетель будет доставлен сегодня и немедленно. По залу прокатился гул удивления. Ведь никто не знал, что Паулюс уже был в Германии и ждал, когда советские обвинители посчитают необходимым его появление в зале трибунала. Это случилось 11 февраля 1946 года. Защита, разумеется, попыталась унизить генерал-фельдмаршала, задавая неприятные вопросы. Например, как это вы, командующий армией, носящий высшее воинское звание, преподавали в московской военной академии. В протоколе записан короткий ответ: «Я не преподавал».

Чем занимался Паулюс в советском плену после окончания войны? Лишь много лет спустя выяснилось, что пленник жил под Москвой. В качестве награды за участие в Нюрнбергском процессе ему разрешили, чтобы вместе с ним подолгу бывала супруга. По некоторым данным, они даже отдыхали вместе в санаториях на Черном море, но под другими фамилиями. Как немецкие антифашисты.

В одном из архивов обнаружилось письмо тогдашнего министра внутренних дел Круглова Сталину от 29 февраля 1952 года. «В ночь на 26 февраля 1952 года у бывшего фельдмаршала германской армии Паулюса Фридриха произошел обморок с кратковременной потерей сознания. Вместе с Паулюсом проживают и обслуживают его личный ординарец, военнопленный солдат Шульце, а также личный повар, военнопленный Жорж. Вследствие длительного пребывания в плену и неизвестности разрешения вопроса о его репатриации фельдмаршал стал проявлять нервное беспокойство. Со своей стороны, считал бы целесообразным поставить вопрос о возможности репатриации Паулюса в ГДР».

В это время Паулюс занимался тем, что помогал советским историкам обобщать военный опыт. И Сталин сделал добрый жест: приказал передать пленнику, что в недалеком будущем тот вернется на родину. Что и было исполнено спустя год, когда генералиссимуса уже не было в живых.

В ГДР Паулюс жил в Дрездене. Одно время работал консультантом в министерстве внутренних дел. Немцы, особенно те, кто потерял родственников на Восточном фронте, проклинали Паулюса: он не спас многотысячную, хорошо вооруженную армию, в то время как сам остался жив. Этот крест он нес всю оставшуюся жизнь. Спустя ровно четырнадцать лет со дня пленения, 1 февраля 1957 года, 66-летний Фридрих Паулюс не проснулся… Главной причиной смерти, по одним данным, являлся латеральный склероз головного мозга – заболевание, при котором сохраняется ясность мышления, но наступает паралич мышц, а по другим – злокачественная опухоль. На скромной траурной церемонии в Дрездене присутствовали несколько высоких партийных функционеров и генералов ГДР. Через пять дней урна с прахом Паулюса была погребена возле могилы его жены в Баден-Бадене.

Несколько лет спустя сын Паулюса Эрнст-Александер издал сборник документов из личного архива родителя (тот никогда не писал мемуары). Всю жизнь сын пытался реабилитировать отца перед немецким народом. В 1970 году он застрелился…

У меня давно было желание разыскать не символическую, а подлинную могилу Фридриха Паулюса. И вот в январе 2010 года во время Рождества раздался звонок. Это был мой товарищ из Германии. Он сообщил, что знает, где похоронен фельдмаршал, и ждет меня в гости. В выходной день я срочно вылетел во Франкфурт-на-Майне, а оттуда уже машиной добрался до Баден-Бадена. Городское кладбище утопало в снегу, и без помощи смотрителя найти могилу оказалось невозможным. И вот я стою перед плитой, на которой под слоем снега удалось разобрать слова: «Генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, родился 23 сентября 1890 года, умер 1 февраля 1957 года». Я как смог очистил плиту от снега. И когда уже уходил, то сделал снимки. Невероятно, но уже в Москве, просматривая фото, я обнаружил, что на изображении креста, установленного в изголовье надгробия, в самом центре откуда-то появился световой ореол правильной формы. Что бы это значило?

2010