Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

– Величественное, должно быть, зрелище.

– А что слямзил Билл?

Ас надёжно упрятал макет величия в недра своего мундира.

– О… так ты не видела? Билл…

– Не надо. Не секрет ли?

– О чём чирикаете? – Оплакав флот и насухо утеревшись, Билл имел вид мечтательный, а следы слёз придавали его лицу обманчивую беззащитность.

– Дама интересуется, что ты спёр из контейнера, который мы подарили нашему другу спруту?

Билл замер.

– Ничего я не брал из вашего контейнера.

Ас подарил ему долгий взгляд, потом сочувственно склонился к Шанни.

– Я знаю, – понизив голос, – я тебе скажу.

Билл закипел.

– Не смей.

Да, они опять увидели дорогу.

Огни, уводящие взгляд вдаль, как светлячки на верхушках вековых деревьев. Толпа планет, и сразу белое и чёрное на Синем.

– У этого парня запас воды больше, чем на Эриду и на Родине, не говоря уже о слёзных железах Билла. – (Ас.)

Маленький Плуто, как чёрная кошечка-мама, в окружении нескольких котят-лун, у самых врат растрогал их сердца.

Бури Голубого и гора-великан возле Монарха на спутнике, невежливо названная Биллом – Торчок. Луна пролетела… из кусков слепили, когда боролись с мусором.

Энкиду застал Билла на кухне пригнувшимся к столу.

– Что ты делаешь, позволь? Обнюхиваешь, что ли?

– Яйца, похоже, задумались. – Молвил Билл с интонацией, довольно точно характеризующей упомянутое им состояние.

Энкиду изумился:

– Это как?

Вошедший следом Ас быстро разъяснил:

– Так говорил старый конюх, который приглядывал за его высочеством на летних каникулах. Все его высказывания Билл сберёг в своей оперативной памяти и, когда ему не хватает собственной мудрости, эта кладезь неизменно выручает его.

– Так уж неизменно?

Ас задумался – (простите):

– Ну, вот… для обозначения сомнения во вкусовых качествах конюх никогда не говорил – они протухли или что-нибудь столь же обывательски точное. Он ценил метафоризм, и почти никогда не попадал впросак, как это делают графоманы.

– А ты уверен, что он хорошо приглядывал?

Билл выпрямился.

– Пошли оба…

Энкиду заметил:

– Что он говорил в таких случаях?

Билл посмотрел ему в глаза, потом быстро отошёл к двери и высунулся в коридор. Вернулся и громко ответил. Ас и Энкиду разочарованно произнесли:

– Э.

– Так и я прослыву мудрецом.

– А я-то, – подтвердил Энкиду, – уже задумываться начал.

С небес, так им показалось, голос сказал:

– А что он говорил о конях, которые задумываются в приличном обществе?

Все трое завертели головами, и Ас первым нашёл источник голоса. Антресоли распахнулись, и оттуда свесилась голова Шанни.

– Извини. – Сказал Билл. – Это всё они. А ты что там…

Все трое сделали движение споспешествовать спуску Шанни, но она миновала их протянутые, как сборный спрут, конечности, спрыгнув сама.

– Искала отвёртку. – Объяснила она. – Но…

Все посмотрели на яйца.

– Вот, – расстроено молвил Билл, – старался, варил, подкормить вас хотел. Там же кальций. А вам, видать, разносолы подавай.

Шанни утешающе положила руку на его плечо.

– Билл, ну, мы же не могли питаться только яйцами.

– Этак бы мы закальцинировались. – Сочувственно согласился Энкиду.

– Да, и катались бы по полу. На Эриду прилетели бы две пары гигантских яиц. Что бы сказал дядя Мардук?

– Гораздо интереснее, что сказал бы конюх. – Возразил Ас.

Билл сердито поддразнил его – ну, выскажись.

– Что он сказал, когда впервые посадил тебя на коня?

– Кому – коню?

– Это неважно, Билл. Совершенно не имеет значения.

Билл прищурился.

– Это какие-то намёки?

– Билл, ну, ей-Богу, нельзя же быть таким мнительным… ну?

– Это была кобыла.

– Ну, это, конечно, всё меняет. Зачем тебе отвёртка, Шанни?

Та опустила взгляд на вертящийся в пальцах инструмент. Кивнула.

– Он попросил.

Энкиду взглянул на Аса.

– Командир? Что случилось?

Билл, обиженный тем, что тема яиц исчерпалась, влез:

– Балкончик расшатался.

Но Энкиду продолжал смотреть на командира, подошедшего и взявшего из рук Шанни отвёртку.

– Западный планетарный видоискатель…

– Что с ним?

– Издержки технологического парадокса. – Хмуро пояснил Ас. – Слишком хорошо ловит частности, а целое ускользает. Какая-то база на кольце Аншара…

– База?

– На кольце небольшая башня, вполне целая… может, это рубец от вулканической деятельности, а может, и нет. Машина показывает мне структуру породы, а камера отъедет, и на тебе – кольцо. Вот я и достал старый искатель. Аншар он, вообще, в упор не увидит, конечно. Но если его перенастроить, возможно, покажет нам руины графского замка в живописной местности.

– Залезть бы туда… Поиграли бы в прятки. В самом деле, трудно подлететь, что ли?

Ас возразил Биллу:

– Снесёт Глобус. Сильное дыхание времени. Пока водила досчитает до ста…

– Дышать трудно возле командирских часиков?

– Если пролетим мимо, я забуду, кто я и буду радоваться жизни, как царский сын целый час.

– Так серьёзно?

– Вплоть до того, что постареем на сто лет.

– Шанни всё равно будет хороша, надеюсь. – Галантно предположил Билл.

Та раздражённо фыркнула.

– Возможно. Но поскольку тушь для ресниц постареет на сто лет, это не будет иметь значения.

– Ты пользуешься тушью для ресниц? Вот почему у кофе такой пленительный привкус в те дни, когда ты дежуришь на завтраках.

Ас оставил их, удалившись с отвёрткой. В рубке он сразу отбросил отвёртку и сел перед окном, как Баба-Яга, высматривающая проезжающих царевичей. Никогда бы не подумал, что сумеет так ловко. Дверь приоткрылась, впустив Энкиду.

– Что, дружище, тебе плохо после того, как наврал с три короба?

Ас мельком глянул.

– Так серьёзно? – Повторил Энкиду слова Билла.

Ас ответил так, как мог бы заговорить сухарь из тюремной кухни:

– Их уносило.

– Как чувствует себя цыплёнок в яйце, когда у него отрастают лапки?

– Главное, клювик. Нет, как то, что обычно смывают навеки. Если циркулярная система в норме, конечно.

В это время возле рубки Шанни шёпотом сказала, приблизившись сзади:

– Клювик надо держать вот так, Билл.

– Да, я понял. – Бестрепетно ответил тот, выпрямляясь. – И тебе не стыдно? Мало того, что ты собиралась подслушать, как наш командир будет врать моему братцу, так ты ещё и за мной приглядываешь.

Ей показалось, что он до неё дотронулся. К счастью, прежде чем возмутиться, она поняла, что это растение, от звука их голосов раскачавшее свою тень на стене.

Билл не понял, почему она вдруг смутилась, но решил не упускать случая и для начала состроил покаянное выражение. Шанни посмотрела на виновника недоразумения.

– Билл, – молвила она. – Билл… оно цветёт.

Среди завязи пёстрых листьев покачивалась с виду будто пластмассовая коробочка «для мелочей» из супермаркета для низшего среднего класса.

– Это так оно представляет себе цветы?

7. Кунштюки Аншара

Дыхание гиганта было смешано с ядом. Его плоть и кровь были пропитаны самой страшной субстанцией – кровью бытия. И это, конечно – время.

– Аншар дышит, как водитель в трубочку – и всем хорошо. Щедрый мой, – сказал по этому поводу Билл, иногда, когда он не создаёт беспорядок на кухне и не бросается мётлами, склонный к умствованию.

Кунштюки Аншара по-разному повлияли на них. Шанни даже забыла прибраться, и пару дней в комнатах Глобуса царили растерянность и разор. На третий день – первый день третьего месяца – Шанни, собирая носочки по коридору, даже не острила мысленно и не продумывала язвительных реплик.

Ас был мрачен и встревожен.

– Всё несёмся, а яиц нету.

– Билл, фу.

– Да, я знаю, шутка старее первого цыплёнка

Во тьме распустился цветок, и первым заглянувший в его внутренний мир Билл понял, что уже его видел – на корабельном сервизе, подсунутом экипажу в качестве казённого обеспечения.

Тревога вечера началась с утра, серого в окне Балкончика.

Как будто в июле – а ведь был июль, пусть и космический, потерянный на пути – пошёл сильный дождь, и горы, и море заволокло туманами, обещавшими дождь ещё обильней, ещё печальней. Шанни по дороге в кухню также увидела цветок и обошла его, посмотрев издалека. Действительность всегда следует за фантазией художника. Кажется, так говорят?

Мрак спускался с холмов, которых не было, и над отсутствующим океаном плыло марево. Оставленное на родине лето подало первый знак прощания, пошевелило пальчиками пальмы.

Растение показало листок с жёлтым кончиком, а где-то в коридоре Билл задумчиво присел над первым упавшим листом.

Проплыл серый день.

И вот в этот вечер, когда Глобус мушиной точкой на портрете застыл в абсолютной черноте неподалёку от белого колеса, вращавшегося вокруг феерического круга Аншара, а предок на портрете особенно белел острыми зубами, пришёл час, наступило сапогом время.

Когда Ас сказал, что их уносит, Энкиду счёл это домашним драматизмом, а зря. Ас всегда отбирал слова и соединял их в нужном порядке, даже когда лгал. Но сейчас он, похоже, держался за правду.

Глобус обходительно приподняло и повлекло, как на ладони птичку к мельнице. Тихо происходило это… безветрие, как на заднем дворе уединённого дома перед ураганом.

Билл выглянул из окна Детской. (Оно чуть меньше, чем в Игровой.)

– Ну, понятно, должен же ребёнок успокоиться перед сном.

Но то, что он увидел, успокоить никого не могло. Длинные прямые тени ползли по каменным глыбам и башням, летящим в пустоте. Короткие загнутые тени бодали скалы.

Глобус плыл с юга от Аншара. Звёзды производили впечатление плоских тусклых пятен, расплывшихся на чёрной впитывающей поверхности.

– Что мы здесь забыли?

Ас посмотрел на Шанни с выражением, которое всем нибирийцам знакомо. Глаза умные-умные.

– Ясно. Ты всё понимаешь, только сказать не можешь.

Билл закивал:

– Как верный волк. Ты кого-то поймал в лесу? Это вкусно?

Билл понизил голос:

– Энку ни слова. Он будет стоять над нами, пока мы будем глодать трепещущую плоть и говорить, мол, нехорошо и жизнь неповторима.

Ас мирно выслушал эту ересь и с красящей его, едва заметной мужественной усталостью объяснился:

– Нам не стоит здесь находиться. У этого господина в окне, – он показал, мотнув головой, – два спутника, из-за которых у нас может возникнуть одна, но основательная проблема.

Билл пропустил мимо ушей сказанные негромко слова, продолжая развивать тему и заглушив командира, который принял решение. Шанни шикнула на Билла. Тот замолк, хлопая глазами – извините за псевдоиероглиф, ведь глаза не хлопают.

– Когда-то они были одним целым…

Билл воскликнул:

– Это неприлично!

Энкиду, оказывается, вошёл и теперь приноравливался занять любимое положение на полу. Передумал.

– Да, я слышал… Их даже путали между собой.

Ас пригласил их жестом к стеклу:

– Вот они…

Все кинулись смотреть. Билл возмутился:

– Тут их полно… куча лун.

– Два камня, очень больших. Почти с планету. Скоро они покажутся. С виду брутальные, будто обломки кулаков.

Ас развернул трёхмерку.

– Вот…

– Один-то побольше.

Энкиду согласился с Шанни:

– Ненамного, но правда…

Ас перебирал луны в трёхмерке.

– Их имена: Оглянувшийся и Двойной. Когда приходит час, они сходят с орбиты и снова вступают на неё.

– Знакомо всякому, кто не прогуливал уроки физкультуры. Проклятое упражнение на смену позиции. Я вечно падал с бревна.

– Оглянувшийся отпрыгивает примерно на 80 километров… в смысле, его сносит гравитационной волной.

– А этого… двуличника?

– Всего на 20.

Энкиду заметил, что это —

– Несправедливо.

Билл закивал.

– Они почти соприкасаются, и, если бы они не разминулись на бревне над пропастью, как образно выразился Билл, произошло бы столкновение.

– Насколько расходятся их орбиты?

– Посмотрю в справочнике. Энкиду, возьми там на полке.

Билл первым схватил книжку.

– Ну? – Поторопила Шанни. – Не закрывай!

Билл выронил книгу и, поднимая, заворчал:

– Сейчас. Буковки мелкие. Что? А, да. 25… или 52.

– Ты с какого конца читал цифры?

– Ах, ты Боже мой… там столько закорючек… радуйтесь, что я хоть что-то запомнил.

Они снова уставились в окно. Книжка осталась захлопнутой в руке поднявшего её Энкиду. Почему-то невыносимо трудно и тоскливо снова искать нужную страницу. Аншар выглядел так, будто ничего вокруг не было – ни пятнышка, ни огонька. Не скрипели на осях планеты, и молчание распространялось, как радиация, кругами по черноте. Что-то заставило Шанни вглядеться.

– А это… – Растерянно. – Башня?

Ас усмехнулся.

– Шестигранный ураган на северном полюсе Аншара. Там буря…

– Хорошо, что Элли жила в колонии номер семь…

– Эта буря захватывает огромный кусок Аншара. В два раза больше Эриду.

Их подтягивало к кольцу на канатах времени. Тонко скрученная проволока кольца выглядела, как заезженный диск с фильмом.

Белые кольца в черноте и чёрные кольца в полумраке, и кольца изрезанные. Зубчатые тени вылавливали Глобус, как сеть, расставленная на мелкую рыбёшку.

Все молчали… Ас молчал особенно, говорило только то, как белели костяшки его пальцев на какой-то грозного вида штуковине да его слишком спокойный взгляд.

Течение стихии чуждой и неясной, куда непонятнее Столпов Творения или влюблённого спрута с его неуёмной общительностью, тащило Глобус и необратимо проникало в их кровь, диктовало скорость и ритм её обращения.

Луны Аншара, покорные и молчаливые, метались за пределом великолепных колец, как бедные родственники у врат властелина. Глобус летел некоторое время с одной из них, ясноглазой и печальной.

Отсюда гигант, томно вращавшийся во тьме, похож был на растущий на гончарном круге горшок. Кольца выглядели хрупкими, и казалось, Глобус сможет их пробить, как прутик пробивает железный лист во чреве смерча.

Тень Аншара всей тяжестью опрокинулась на эти нежные кольца, и Шанни затаила дыхание, невольно ожидая услышать запредельный звук сломанного отражения. Прямо на них – заглядывая в глаза – летели побелевшие от страха камни. Но Глобус ускользнул. Этот шарик, вроде тех, что можно вытащить из автомата у входа в магазин, сунув всего одну монету и повернув рычажок, полупрозрачный, – с непременной картинкой внутри – вроде малюсенькой обезьянки, дракончика или рычащего леану, – теперь храбро катился возле дремлющего чудовища.

А с этой точки, южнее, кольца исчезали… исчезли, как если бы попробовали читать роман, повернув лист ребром. Аншар казался спящим, но Ас резко щёлкнул рычаг видоискателя, и увеличение выхватило фрагмент сумасшедшей бури – в замочную скважину глянул в упор глаз безумца.

Сколько они так смотрели, они и счёт потеряли. Однажды сквозь диск они увидели Незнакомку – она казалась пылинкой воскресного дня… блёсткой, из тех, что идиоты насыпают в поздравительные письма.

Потом… или раньше… глубокой ночью они заметили, что кольца загорелись – первая звезда сквозила, как вода в сито.

Один из спутников был, как телевизионными проводами перерезан, но ласточка, которая так и просилась сюда, на них не сидела. Маленькая клякса на другой, хрупкой и глядящей исподлобья луне, показалась трогательной. Крошки-луны были ничем на фоне круглой жёлтой пустыни, но ничтожествами они не были.

Увеличитель с некоторым усилием, как живой нибириец, фокусируя взгляд, выдал краски – Господин Время слабо окрашен и напоминает сбежавшую от рассеянного выцветшую пижаму…

– Что там? Там?

Ас медленно ответил:

– Извержение… лава бежит по кратерам.

Красные буквы проступали на жёлтом поле. Хотелось найти в них смысл… Всё замедлилось… спутник, до этого мчавшийся, плыл как в рапиде, повис под кольцом. Их тоже развернуло и Шанни в гипнотическом успокоении следила, как Билл наливает кофе в чашку.

Теперь было видно – и то, как неоднородна падающая струйка кофе и как разнообразны камни кольца.

Диск неведомого фильма исчез, начал бугриться, на диск пролили горячий кофе.

Огромные камни, увеличиваясь, мчались на них. Показывая уйму теней, скалистые хребты летели, как пушинки, и не соприкасались. Их путь был вымерян временем и только жестокие побелевшие стёсы показывали места, где их интересы и место под солнцем сталкивались.

Почти правильные геометрические линии выглядели, как срезы пазлов для игры. Игра предназначалась взрослым, из тех, что не следует складывать на ночь. Вокруг кружилось марево из блестящих снежинок. Как и всякая порядочная снежинка, каждая из них была мала – с нибирийский грузовик, только несравненно милее.

– Это…

Пыль и труха, которые стружкой снимал с них путь. Это белое зарево образовывало кольца поменьше. Тысячи колец всех белых оттенков и блестящего вида, смыкаясь, летели вместе с глыбами и островами, не отставая, как нанятые души.

Там гряда древних скалистых хребтов, поодаль свежая пробоина, казавшаяся юным морем. И всюду бродили, метались, ползли тени.

– Вот. – Сказал Ас. – Вот эти ребята.

Их подтянуло так близко к кольцу, что Глобус почти касался летящих с неистовой скрежещущей скоростью камней. Мелькнуло каменное страшное и красивое лицо навеки заключённого сюда ангела.

И тут они увидели их. Из-за поворота космического серпантина вылетел и сразу приблизился неровный шар.

Чуть дальше, догоняя, летел другой, покрупнее.

– А вот и Двуличник этот. – Растерянно молвил Билл.

Да, Второй был побольше, но первый летел ровнее, и оба окружены сияющими нимбами, окружавшими их грубые комковатые лица.

– Почему-то они не похожи на святых.

Шанни хотела шикнуть на братьев, но смолчала: ничего прекраснее она до этой минуты не видела.

Два спутника кружились за ободом главного циклопического кольца, прямо над массивной дугой бесившихся гор.

Столкновение выглядело, как то, что должно произойти обязательно.

– Вы уверены, что они никогда не сталкивались? – Спросила она.

– Да, да, как же они решали свои проблемы? – Подхватил Билл.

Младший швырнуло, как на ниточке, довольно лихо и далековато. И второй тоже отплыл, но как тот, кто не считает нужным скромничать. Кольца сместились при движении, не успевая за головами этих то ли святых, то ли тех, кто среди ночи стучится в монастырь.

Издалека, наверное, из Гостиной раздался слабый отчётливый хлопок. Билл поднял палец, который называют пальцем Кишара, малым жезлом власти. Как всё у малодушного и суетливого Билла, палец был убедителен и красив.

– Наконец-то наш вампир свалился. Сейчас в дверь постучит.

Из-за глупой реплики они отвлеклись. Глобус, сжавшийся, как заяц, пережидающий охотника в слое хрустящей листвы, чем-то постукивал и сам со страхом прислушивался к своему дыханию – движению воздуха в трубах, шелесту ворочающихся на полках книг, капле воды в ванной. Он ожидал и боялся услышать иные звуки. Если бы они не отдали всё своё внимание, все изощрённые миллиардом эволюции жалкие пять чувств чёрному окну, то им непременно бы показалось, что кто-то идёт по коридору, идёт к ним. Злые чары, затаившиеся на западной тёмной лестнице, оживились, околдованные предметы обстановки принялись вспоминать. Пара пейзажей выступила из стены в Гостиной, сунулся чей-то локоть, в твёрдой стене открылся вид происходящего на равнине за холмами сражения. Но этого никто не видел, да и было ли это. Глобус, впрочем, противился тайному злу, и восток корабля засветился, замигал. Планеты тем временем летели по временным орбитам. Кто-то держал тормоз в половинной готовности, весь квадрат космоса выехал на крутой спуск.

Им показалось, что в дверь постучали. (Наверное, опять вывалился патрон из светильника, в котором они когда-то нашли королевский проездной. Так они его и не починили в силу вечной нибирийской расхлябанности и манере откладывать до завтра.) Шанни взвизгнула. Билл захохотал.

– Вот, я же предупреждал.

И Глобус упал в колодец времени, сказав, вероятно – ах. Ах…

Ас, падая, как командир, вместе с кораблем, увидел то, что они не успели:

прыжок.

Сущность и особенности прыжка из одной точки пустоты в другую, где уж совсем ничего не было.

Двуличник лениво, как показалось Асу, прыгнул вбок, а Оглядывающийся – вперёд. Фигура танца и была повинна в том, что произошло с Глобусом. Шанни успела оглянуться на дверь, но та не приоткрылась, чтобы впустить проснувшуюся нежить.

Они увидели два сдвоенных кровавых огня. Картинка была так близко, что вызвала ощущение, будто их собственные глаза отразились во вплотную поднесённом пыльном зерцале.

«Мы в кольце…» – Сказал Ас, и это был обман: он не говорил, ему показалось.

Пыль в темноте слабо светилась. С пастухами-лунами что-то происходило – они все куда-то делись.

Вокруг братьев кружилось одно кольцо, которое было разорвано прыжком. Глобус протащило сквозь него, так что слышно было, как стучат камни по обшивке.

Теперь они летели вместе с тысячью камней и скал. Душа, стиснутая в толпе испуганных или разъярённых горожан, трепетала и пыталась сохранить свою индивидуальность. Каждая душа хотела этого, но поток страха не выпускал ни одну. Впереди на одном обширном, как нибирийский материк, астероиде чернела очень густая, подозрительно объёмная для мира тех, кто кажется, тень у подножия горы. Гора – основательная, простая, и из-за неё хорошо было бы выпустить солнце, чтобы оно к чертям высветило эту тень у подножия. Чтобы стало всё ясно, знаете ли.

Глобус летел прямиком к этой тени. Ас, поднявшийся и схватившийся за клавиатуру, увидел, что их наполненная светом комнатка окружена полной темнотой. И он потянулся к кнопке. Свет в Глобусе погас.

– Что ты делаешь? – Заорал в темноте Билл.

– Пытаюсь разглядеть, где мы. – Услышал он.

Темнота поредела, разбавленная светом извне. Глобус оказался в испещрённой глубокими провалами теней пещере и теперь парил между каменных стен, вздымающихся столь щедро, что сам собой предполагался высокий потолок куполом, как в заброшенных храмах на полюсах Нибиру.

Поодаль в сером мареве ловушки мерцал вход. Он был виден те несколько минут, пока открывался обзор из окна. Потом канул. Впереди, если здесь действовала банальная система школьных координат, чего-то, похожего на выход, не замечалось. Глобус полетел осторожно, не задевая стен. Они оказались в какой-то чудовищных размеров прихожей.

Земля… холмами, волнами короткой травы. Энкиду видел пейзаж отчётливо и даже повернулся, чтобы недоумённо переспросить… взгляд его уткнулся в бок холма, ниже на равнине густо желтело выцветшее пастбище. Поверхность земли была освещена так, будто источник света помещался под слоем почвы, крепкой и мускулистой, в островках вьющейся муравы.

Ас хотел крикнуть и предупредить… вокруг вспыхивали огни, в темноте летели зажжённые стрелы… двурогое пламя играло из глубины, приближаясь и слабо и смутно показывая, вроде как силуэт или рисунок из тех, что проступают во внутреннем слое очень старых оконных стёкол. Ас вгляделся, и лоб его, жаркий и сухой, заледенел. Губы заморозило ужасом, он молчал, чувствуя, как тает в лёгких остаток воздуха…

Билл охнул – он стоял на берегу, по щиколотки в тёплом густом песке и сквозящей сквозь него прогретой воде. Волна подбиралась к его ногам… нет, к какому-то китовьему хвосту. Синий и двойной, он шлёпал по мелководью. Сила в нём чувствовалась немалая, но сила подбирающейся волны с лёгкостью преодолела эти шлепки, и поволокла и вынесла и швырнула кого-то в толщу, непробиваемую, как алмаз. В этом крикнувшем и захлебнувшемся Билл узнал себя, но одновременно его разобрал смех, совершенно неуместный, когда вода норовит залиться в смеющийся рот.

Ну и ну, хотел сказать Билл.

Шанни очнулась на лестнице, увидела в полутьме свои стройные светлеющие ноги, сложенные изящно, как под столом на званом чаепитии, и, вскочив, едва не ткнулась лбом в мостками гнутые перила. Распутала ноги и, соскользнув по ступенькам, закричала. Она побежала, видя свои колени, взлетающие перед ней в усиливающемся мраке, который был сопровождаем неясным и неприятным гулом, полетела, наконец, попросту над ступенями, не в силах понять, спускается она, или бежит вверх.

Этажи двигались вместе с ней, спускались и летели то вбок, то вдруг ныряли и у неё захватывало дыхание. Только глубокой ночью, в полной темноте, до того чёрной, что в ней растворяются грехи и сомнения, только в эти несколько минут полного и совершенного покоя Шанни испытывала раньше подобные чувства.

Зажёгся свет, мягкий, домашний. Стояли они все четверо в своей хорошо известной им комнатке под названием рубка. Было всё здесь очень тихо, и даже в чашки налит кофий. Четыре неподвижных без всплеска тёмных кружочка. И никакой вам лестницы. Шанни глянула вниз и одёрнула юбку. Она пялилась на Билла, который почему-то рассматривал свои шнурки, что ли. Ас с безумными, глядящими внутрь черепа глазами, застыл у окна. У неё создалось впечатление, что ему досталось покрепче, нежели всей компании. Он словно исхудал, и впадины под его высокими скулами впустили тени вроде проекций тех гигантских, что напугали их и повергли в смятение при подлёте к Аншару. Жидкая пепельная прядь повисла вдоль чёткого мужественного профиля, производя жалостливое впечатление, будто то не командир, а девушка, угодившая под дождь. Борода командира немедленно утешила Шанни, унеся нехорошее предчувствие и эту мифическую девушку. Борода ей не полагается, вот что. Шанни сдержала нервный и острый смешок, оставивший на губах её даже вкус… вкус пряный и солёный.

Энкиду сидел на полу у двери, вольный и вразвалку. Было очень хорошо видно в мещанском ручном освещении, как сильны его расслабленные плечи и руки. В открытых ладонях посади по цветику, да и всё. Глаза его, фиалковые, тёмно-лиловые, подобно командирским льдышкам, погружены в рассматривание чего-то неизвестного и более никому не видного, но в их глубине не просматривалось отчаяния, а уверенное спокойствие, будто ему что-то стало известно. Это вот было не вполне хорошо… это не входило в общие планы – чтобы каждый из них что-то да узнал отдельное и принадлежащее только ему одному. Энкиду, явно прочтя мысли Шанни, перевёл на неё полный покоя взгляд и не сводя с неё этого взгляда, удерживая её от ненужной реплики, встал и прошёл, остановившись возле командира. Глянул в окно – Шанни почувствовала и облегчение, и необъяснимое желание задержать на своём лице этот тяжёлый и ласковый, как его руки, взгляд. Энкиду, и не ведая, что за чудеса творит между делом, молвил с оттяжкой, будто просыпаясь под цветущим майским окном:

– Смотрите… Дерево.

В окно Глобуса вселилась большая пещера, по всем законам известной природы освещаемая их скромной лампочкой. Глобус, повинуясь руке Аса, аккуратно вылавировал вдоль стен. В центре к потолку поднимался каменный столб, который Энкиду удачно назвал деревом.

В углу холла мелькнуло что-то, заставившее Шанни вскрикнуть. Ей показалось, что это кто-то живой. Глобус вернулся и они рассмотрели – просто камень, которому свет и тень придали отдалённое сходство с фигурой.

На дне пещеры кучами валялись камни. Шанни прошипела:

– Давай поближе.

Прижавшись к стеклу, которое то мутнело, то становилось яснее пустоты, она молчала. Было у неё чувство, что они скользят над поверхностью дна, в глубочайшей из впадин океана… но то не океан воды, а иной, состоящий из субстанции в сто крат чуждой. Точно они оказались на дне вскрытых часов под стрелками, замершими над головой.

– Вам это ни о чём не говорит?

Она указала на одно из нагромождений.

– Это условные знаки… сокращения слов.

Ас очнулся.

– Всё напоминает всё. При желании здесь можно увидеть, что угодно.

Энкиду возразил:

– Если буква похожа на себя, это она и есть.

Шанни учительски перечисляла, пока Глобус полз вдоль стен:

– Верхний, нижний, очарованный, прелестный… истинный. Так древние называли частицы вещества. Тут не хватает…

Ас, повинуясь её жесту, развернул Глобус, и в тени они увидели разбросанные камни.

– Странный. – Удовлетворённо завершила каталог Шанни. – Что ты делаешь?

– Иду к выходу, пока мы не нашли тут ещё предметы, на которых вы сможете поупражнять своё воображение.

Когда Глобус сунулся в дверь, его обдало темнотой и тотчас мимо прошла одна из лун. Братья остались скрыты по ту сторону плоского Аншара.

Крик птицы испугал их – но это был звук из темноты, какой-то камень оказался в звуковом круге Глобуса. Опережающий удар временем длился недолго. Оружие Хроноса сложено до поры.

Далеко впереди виднелся Привал, тёплый и красноватый, в осыпающихся домашних скалах. Старинный Гобелен с беспорядочным рисунком промчался мимо них, как старый ковёр в Гостиной, в узорах которого несколько поколений угадывали фантастических существ.

Руины базы Поколения Великих Испытаний повергли экипаж Глобуса в молчание. Это наводило на мысль, что испытания не по нутру беспечным посланцам Нибиру.

– Вроде как железо новое? – Засомневался Энкиду. – Красивая башня, вон та.

Обрушенный монумент станции носил след трудов, будто вчера только прекращённых. Повис изящный мост, перерубленный посреди землетрясением или чем-то ещё.

Ас грубовато передёрнул Глобус – своей командирской властью всех встряхнул в хозяйской ладони. Привал отодвинулся, выехал из обзора.

Открылся традиционный бюргерский пейзажик – сиял кружок синего света и сбоку от центра висела прехорошенькая планета с луною. За нею тускловато золотилась планета-красавица вроде неизвестной актрисы на роль второго плана, которая всегда красивее главной героини.

Цель была близка.

Она приковывала их и заставляла отвернуться. Ас как-то смущённо отводил взгляд от прелестной, очарованной, истинной планеты, чьи цвета свидетельствовали о жизни – то есть, о голосах и лицах.

Проще было, напрягая зрение, посмотреть вдаль и левее, где два вихря Незнакомки, окутанных золотистым облаком, вращались, как две удравшие в сновидение лестницы-хромосомы.

Ас застал Шанни на площадке восточной лестницы. Она сидела возле пальмы. Стройные белые ноги расположились так: правая спущена на ступеньку, левая подтянута к подбородку с затенённой ямочкой. Глаз не отвести, до чего правильное понимание гармонии. Золото волос свесилось вдоль лица. Шанни не сразу услышала сильный шаг командира и, услышав с опозданием, вздрогнула, поднимая лицо с затенёнными глазами и такими же выразительными полуоткрытыми губами. Пристально взглянула. Губы сжались. Колени тоже.

– Я подумал…

– Что ты подумал? – Чуть резче, чем можно было ожидать в бытовой ситуации, спросила.

Она выпрямилась, но вставать не собиралась вовек.

– Ты же сказала, что поливать – пас?

Шанни легко встала.

– Верно.

Командир молчал.

– Я заинтересовалась штукой, в которой она живёт.

Ас рассмотрел издалека, подошёл и присел. Обыкновенное сооружение из некосмической керамики. Вопросительный взгляд.

Шанни, как ему показалось с неохотой, ответила, отводя глаза:

– Рисунок… какой-то.

Ас и это изучил.

– Какая-то многозначительная мазня. Вы помешались на тайных знаках…

Он не договорил. Никто никому не рассказывал о своих впечатлениях во время облёта Аншара. Только Билл несколько раз заводил дурацкий разговор, что вот, а хорошо, наверное, жить в море… знай себе плаваешь, плаваешь.

– Да ты по утрам не умываешься. – Грубо тогда оборвал Ас, и Билл оскорблённо умолк.