Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

Энкиду, отложив книгу, чинил молнию на своей куртке.

На Шанни он взглянул приветливо, хотя она нарушила правила приличия, не постучавшись. Она сразу направилась к кровати и, встав на колени, заглянула под неё.

– Ты что… Шанни? Я не вожу девушек в номер.

Она выпрямилась и, краснея от гнева, крикнула:

– Ну, знаешь… давай их сюда. Чёртов браконьер, ты совсем спятил?

Энкиду как раз с силою дёрнул за язычок, глядя на неё внимательно, и куртка застегнулась по горлышко. Он не собирался ничего говорить, и она это поняла. Вообще, с его стороны это было разумное поведение, но она уже не могла остановиться.

Она ударила его кулаком в плечо. Энкиду продолжал смотреть на неё.

– Искусственная ты тварь, верни мне… отдай!

В комнату вошёл Ас.

– Шанни, это я взял.

Она отпрянула от Энкиду, посмотрела негодующими глазами.

– Взял моё оружие? Какого…

– Потому что я командир, и оружие должно быть под моим надзором. Я не позволю тут держать личные арсеналы.

Энкиду тоже поднялся.

– Шанни…

Шанни заорала:

– Где оно?

– Судя по твоей реакции, – Ас повернулся, чтобы уйти, – я поступил правильно.

Шанни кинулась за ним, потом остановилась и заставила себя сосредоточиться. Она с силой провела по волосам ладонями.

– Слушай, ты…

Он обернулся.

– Я вообще-то очень занят…

Шанни опять собиралась закричать и с трудом удержалась.

– Ты не смеешь… – Проговорила она зло, с расстановкой.

– Ну, что я смею, ты даже представить себе не можешь. Кстати, ты не забыла о своём статусе пассажирки?

– Если бы у меня было то, что ты спёр, у тебя бы вмиг появился бы другой статус. Прежний я бы тебе отстрелила.

Ас и Энкиду переглянулись.

– Это уж какие-то чудеса. – Осклабился Ас.

– Провоцируешь? Под арест посадить хочешь?

Энкиду вмешался:

– В самом деле. Это её собственность, дружище.

Ас изумился:

– Да ну? Пусть срочно звонит адвокату.

Он помедлил.

– Я должен быть уверен, что не проснусь посреди ночи с её собственностью, уткнувшейся мне в висок и с требованием вести Глобус в каком-нибудь другом направлении.

– Да ты что… ты что говоришь? – Молвил Энкиду.

Ас ушёл, бросив:

– Когда будешь в состоянии говорить спокойно, придёшь. Не заставляй меня потерять к тебе уважение.

– Потерять уважение вора! Да я рыдаю!

Билл, входя из Игровой, заинтересовался:

– Он оставил свой проездной?

Шанни как раз вознамерилась выйти, и так как Билл оказался на её пути, то слегка пострадал.

Он посмотрел ей вслед.

– Отчасти я понимаю Асушку… – Потирая локоть, заметил он. – Но брать без спросу…

Энкиду невесело улыбнулся.

– Он поступил в точности, как федеральное правительство в Северной Нибирии после того, как премьер-министр поприсутствовал на военном параде в свою честь.

– Догадался.

– И правительство тоже можно было понять.

Спустя пять минут в дверь рубки заколотили

– Слушай, Ас… ты бы мог хотя бы спросить…

– А ты бы послушалась?

Она сжала зубы.

– Я согласна… ты поступил верно… почти.

– Да? а я думал, я вор.

– Ну, извини.

– Громче, тут помехи.

– Я не буду просить прошения…

– Как скажешь.

Она помолчала и сказала уравновешенным взрослым голосом:

– Дай хотя бы один… тот…

– Нет, и хватит об этом.

Она сказала очень тихо:

– Там есть ещё одна функция. Ты не знаешь… если ты вернёшь мне, я тебе скажу.

Она молчала, дверь открылась.

Ас смотрел.

– Да?

Она, торжествуя, выпрямилась.

– Ах, ты, сорока. Налётчик мелкий. Так ты не соображаешь, что делать с оружием?

Ас едва слышно произнёс несколько слов…

Шанни вздохнула и отпустила голову.

– Может, я и безнравственный тип, который крадёт стрелялки у милых девочек. Но ведь не кретин же… который не в состоянии разобраться с ними… со стрелялками.

Да, вот так-то.

Шанни столкнулась с Энкиду в коридоре и сразу приступила:

– Слушай, я…

Энкиду прервал её:

– Шанни, я был бы дурак, если бы рассердился.

– Почему?

Он склонил к ней лицо:

– В гневе ты настолько хороша, что можешь говорить даже самые ужасные вещи.

Шанни прошипела что-то, прошла мимо. Остановилась и вернулась.

– Ну, ты и тварь, Энкиду.

Энкиду рассмеялся.

– Только не искусственная, Шанни.

Они произнесли ещё несколько фраз и прежние шутливые интонации зазвучали без принуждения. Но когда Энкиду вернулся к себе, он позволил своему лицу принять то выражение, от которого отучался долгие годы.

Смех Шанни был неискренний, она жестоко оскорблена. И выбор её слов был неслучаен. Ничуть она не жалела о том, что произнесла именно их.

Днём Асу удалось поймать случайную передачу Мегамира. Он всех позвал в рубку, но успел только Билл.

Ас скромно отступил, давая сыну насладиться беседой с отцом.

Папа помелькал во тьме, как рассыпанная государственная мозаика в подземке. То возникал папин глаз, покрытый стеклом с золотой искрой, то рука с чем-то мохнатым.

Папа быстро успел рассказать всякие новости. О последнем дипломатическом приёме для нового правительства того субконтинента, с которого тогда посол прибыл. Папа похвалил, в частности, статс-даму.

– Вы бы видели, как она отплясывала национальный танец. Юбка так и летала, а бусики… волнующая государственная женщина.

Билл разглядел, что у папы на коленке котёнок. Папа тоже вспомнил и прокричал:

– Ему глаз вставили. Медики сообщают, что операция прошла превосходно. Вот он, наш глазик. Ну-ка, мигни.

Самого котёнка Билл видел расплывчато, будто у папы коленка сквозь штаны обросла шерстью. Что-то действительно мигнуло дважды и так мрачно, что Биллу вспомнился жуткий ночной гость.

– Я назвал его, угадайте, как?

И связь ушла. Слышалось что-то вроде отдельных слов «Космос» и ещё что-то. Потом папин глас поник в пустоте и растаял.

Билл сел на табуретку, на которой любила сидеть Шанни. Интересно, знала она или нет, что это – часть меблировки Асова дома, с которой тот не смог расстаться? Владелец раритета добросовестно выбивал из клавиатуры папин призрак.

– Это старая передача. С полмесяца блуждала, пока Глобус её засёк.

– С тех пор статс-дама и ещё какие танцы разучила.

– Это, уж как пить дать.

В том случае, если связь возобновится в онлайн-режиме, про флаг решили не упоминать. Это Билл спросил:

– А про флаг говорить?

Ас тяжело задумался. Потом собирался ответить, но ему помешала вошедшая Шанни.

– Нет, не говорить. – Так сдержанно и весомо сказала она, что мужчины с уважением посмотрели на неё и ни один не спросил – почему и другие дурацкие вещи. Ас и Шанни помирились.

Командир после отвратительной ссоры тем же вечером при всех попросил у неё прощения – не называя, за что. Шанни сказала, что тема закрыта, и они подали друг другу руки.

Оружия он ей не отдал. Впрочем, Шанни более не упоминала об этом.

Тогда же Ас объявил, что тьфу, тьфу, а они-таки добрались до входа в Большую Аллею. Он принёс небольшую карту и показал им. Билл отметил, что карта старая, с прежними госграницами. По экватору одной из планет было что-то написано от руки, но затёрто. Когда Билл придвинул карту, Ас развернул её другим боком, так как хотел показать им расстояние между Привалом и Незнакомкой.

Билл карту не выпустил. Ас, не обращая на это внимания, водил пальцем.

– Вот она – дорожка.

Впереди сияла огнями Большая Аллея и башни, погасшие, освещались отражённо. Ас выдернул карту из-под кулака Билла, окружённого голубым и синим светом двух планет-стражей у врат.

Билл сварливо придрался:

– Ты третий раз не сказал «тьфу».

Ас ответил, что это уже не имеет значения. Впрочем, Билл может плеваться вволю. Если он такой суеверный.

– Лететь пустяки осталось.

Это началось посреди ночи, в самый жгучий час, когда сны резвятся на свободе, а случайные мысли при внезапном пробуждении обладают неслыханной наглядностью.

Билл, например, проснулся оттого, что бык с одним рогом шёл прямо на него. Билл открыл глаза, и рёв быка оказался его собственным бездарным воплем. На него свалился будильник – старинный предмет, позаимствованный Шанни в собственной Спальне. Она всучила его Биллу со словами:

– Теперь не будешь орать и жаловаться, что тебя не разбудили. А то я уже начинаю верить в теорию заговора.

– Ты же хотела его выбросить?

– Я передумала. – (Этак веско.) – Пусть эта старая штука поживёт-добра наживёт.

Будильник ухитрился начать свою новую жизнь посреди ночи, значительно раньше классических восьми тридцати, проставленных Шанни. (Билл тогда запротестовал, а Шанни с милой улыбкой возразила:

– Это милосердие.)

Видимо, у будильника созрели свои мысли на этот счёт.

Из Детской раздался крик Энкиду:

– Билл… чёрт, что это?

Билл сжал губы и зубы, и, нашарив омерзительно визжащий будильник, вознамерился вскочить и вместе с предметом – не останавливая звук – наведаться к Энкиду. (Усмешка брата в момент дарения пыточного устройства не выходила из памяти Билла. Жалко, в темноте он не увидит выражения лица Энкиду.)

Но когда он попытался выбросить своё сильное тело из тёплой постели, кто-то его опередил, и его выбросило на пол значительно энергичнее, чем он намеревался.

Свалившись, Билл посидел какое-то время и сообразил, что всё вокруг трясётся и ходит ходуном. В этом явно не был виноват будильник, который он сжимал в кулаке. Заставив штуку умолкнуть, Билл крикнул:

– Эй, где свет?

Сквозь стену продирались эмоции брата.

– Это твои игрушки, Билл?

От раздражения Билл хотел ответить, что Энкиду угадал, но тут его приложило к полу, и он передумал.

С трудом встав, он направился к выходу и столкнулся с большим торсом на пороге.

– Опять какой-то неизобретательный розыгрыш?

Билл принялся клясться, что нет, и вдвоём под подозрения Энкиду и честные вопли Билла, они добрались до рубки.

Она смотрела в глаза приближающегося хищника. Ясные и чистые, это были безгрешные глаза. Лёгкой походкой, не сводя с неё эти свои озёра смерти, двигая высоко поднимающимися лопатками, отмеряя безупречный ритм сердцем, он приближался.

Она ждала его. Она была фигурой на стене часовни. Высокий купол оставался незрим для рисунков на плоскости. Рядом обитали и другие, но она не могла их рассмотреть – так она была помещена художником.

Кажется, кто-то вошёл и остановился, теряясь в тени хищника, хотя и тень всего лишь продолжала набросок. Платье привлекло её внимание. Она видела его раньше, а вот лицо она не признала.

Тут же во сне она удивилась, что видит во сне часовню в окрестностях города, куда она заходила всего пару раз.

Но в той часовне не было ещё одной двери. Или была? Зачем бы мастеру, знатоку ритуала и приверженцу Канона, рисовать дверь?

Доказательства в портфеле… не забыть. Тут же ножницы отрезали кусочек газеты с целой фразой. И фраза была позабыта. Хищник всё шёл к ней, потом хлопнула дверь, и она увидела в проёме настоящий мир. Он выглядел, как оборванная фотография, когда кого-то удаляют из памяти.

Туманность происходящего ещё мучила её, хотя сон кончился. В тёмной комнате кто-то находился рядом с ней.

Хищник прыгнул, и вдвоём они свалились со стены.

– Глобус сносит с курса! – Крикнул Ас. – Буря.

– Что, Абу-Решит, происходит? – Вопил Билл, вцепляясь в притолоку рубки и другой рукой удерживая парящую Шанни.

– Ты у кого спрашиваешь всё же? – Огрызнулся на повышенных децибелах Ас.

Шанни не пыталась удержать свою юбку. Это задумал сделать скромный Билл, для чего выпустил притолоку. Только за счёт природной силы он удержался на ногах.

– Ты что делаешь? – Заверещала она. – Держись!

Билл и сам понял, что в погоне за целомудрием, упустил что-то важное. Спустя минуту они рухнули на пол. Тряска прекратилась, но осталось ощущение чужого ритма, навязанной вибрации. Воздух, не меняясь в химическом составе, был пронизан властью пустоты.

Ас у разорённой клавиатуры упал лбом на бессильные кнопки. Билл испуганно заорал:

– Э!

Ас поднял лицо и, глядя на него, сыграл бешеный беззвучный вальсок. Кнопки прогибались под пальцами, как клавиши антикварного рояля.

– Я трижды вызвал оружие галактического уничтожения, парень.

– А вдруг они потом сработают. Где мы?

Ас повернулся, прямо-таки срезав своё мощное тело по пояс яростью движения:

– Сказать?

– Если можно.

Ас приблизил лицо с прилипшей прядью и жарко прошептал, скаля половину рта:

– Не знаю.

– Здорово.

Ас рывком развернул к ним спину, дёрнув плечиком – кажется, и его домашняя куртка липла к нему, как страх.

– А если поточнее?

– В созвездии Лебедя, что ли.

– Но это ж…у чёртика на куличках.

– Именно в этом месте, родной…

Энкиду выбежал из Игровой, влетел в их разорённое общество и повис в двери, уцепившись за притолоки.

– Сюда. – Прошептал он.

Они скатились по коридорам в перевёрнутых дорожках. Пруты, удерживающие ковровое покрытие, вздыбились в углах.

Висели бочком и мигали лампы. Лестница Глобуса, её гордость, эта мировая спираль устояла. Только кое-где петли сорвало со стены. Ас задержался, бросился вбок и скрылся, оставив их в состоянии утят, когда мама нырнула в пруд. Высунулся:

– На западе завал. Переборки в техслужбу помяло, обрыв лестницы.

– Идите. – Рявкнул Энкиду.

В Игровой они поняли, почему Энкиду шептал. В выпуклом стекле среди бледного неба высились три статуи. Они как будто были в комнате, как безделушки на подоконнике, и в то же время страшно далеко, на горизонте. Но горизонт отсутствовал. Другая мера пространства властвовала здесь. Если это было пространство, а не что-то другое.

– Столпы Творения!

– Они.

На пустоте вместо привычных трёхмерных изображений шаров стояли, как в парке, статуи исполинской высоты. Песочно-жёлтые и розовые, они были изваяны великой, но торопливой рукой, и усыпаны светящимися точками.

За тремя массивными статуями смутно угадывалось что-то неясное, вряд ли это были планеты. Каждый про себя решил, что лучше не поверить глазам.

Изображение не имело перспективы, картина была видна вся целиком, и это вызывало головокружение. Закон нарушен, но некого призвать к ответу.

– Может, это… нам кажется? – Робко понадеялся Билл. – Сон и сновидения?

Ас глухо ответил:

– Что, труханул царский сын? Это Явь. Сновидения впереди.

Зрелище было достойно открытых ртов и остановки сердец. К счастью, все четверо обитателей Глобуса ещё очень молоды и в достаточной степени эгоистичны, чтобы пожертвовать жизнью ради красоты. Обошлось ртами.

Билл был первым, кто захлопнул свой. Правда, только для того, чтобы вновь немедленно воспользоваться своими говорильными способностями.

– Видите? Эти штуки – тот самый материал, который называют закваской. А блестят новые звёзды. Там всё, что понадобится для жизни ягнят и хищников. А вот те пузырьки… попади мы в такой, и лететь по кругу миллионы ярролет.

– Билл, заткнись.

Вот что будет нарисовано на стене: яркие фрески с фигурами, которые держат рождающиеся звёзды. Лиловые и розовые лики истекают пурпуром. Шанни поняла, до какой степени она ещё во власти своего сна. Теперь она оказалась в другой часовне, воздвигнутой кем-то на краю вселенной.

Глобус двигался, будто вколотый шприцем пузырёк, в живой клетке. Лепестки митохондрий плыли размерами с лайнер и бесконечная глубина океана внутриклеточной жидкости укачивала их.

Булавочная звезда без предупреждения заполонила почти всё окно. Они отпрянули. И звезда, вновь нарушив правила масштаба, укатилась свежеснесённым яйцом. Оторвать от неё взгляд было почему-то очень трудно. Законы восприятия тоже сместились. Мысль льнула к увиденному и смешивалась с объектом.

Им почудилось, что они внутри звезды, между слоями белого и жёлтого.

– Теперь что?

Ас стоически молвил:

– Подняться, отряхнуться, отыскать дорогу, вернуться на дорогу. Пройти дорогу.

Биллу – персональную закладку:

– Я тебе благодарен за сдержанность.

Билл догадался и ахнул. Энкиду согласился:

– Конечно, не исключено, что если бы ты плюнул, как положено три раза, нас бы не унесло к чертям на край мира. Но, возможно, есть и ещё причина. Я так – сугубо вариативно.

Пришла ли Асу мысль о покаянии?

– Похоже, только эта причина, Энкиду.

– Хочешь, я плюну в третий раз?

– В меня, что ли?

5. Брутальные приказы, галлюцинации и превосходство тактики над стратегией

Билл сказал:

– У меня тяжёлые отношения с этой метлой.

Шанни ответила:

– Можешь взять веник. Твоя очередь.

Это «можешь» оказалось сугубой теорией – предмет уже летел.

– Третий день без уборки, мы зарастём к чертям.

Билл, с отвращением поглядев на веник, который он автоматически поймал, вздохнул.

Чтобы сократить потерянное время, командир решил использовать некоторые возможности Глобуса. Разгоняясь так, что блестящие пятна запада и востока слились, как крылья бабочки, Глобус пытался вылететь из Парка трёх скульптур.

Они размывали свой силуэт, удалялись, вертелись, как на крутящейся сцене, но не выпускали Глобус. Дело тут не в мистике, просто они так огромны, что уменьшить их масштаб при всех возможных скоростях было, скажем, непросто.

Краска, способная сбить прицел, поблёкла в корпусе Глобуса, так он старался покинуть мир чужих величин. Однажды они долго смотрели, как разбухает крохотное семечко в лапе одной из статуй, которую они назвали Медвежонком, имея в виду его меньшие размеры.

– Если оно проклюнется, то что будет?

Ас успокоил – это хотя бы он мог сделать:

– Нам тогда уже будет всё равно.

На грани большого и маленького мира законы перепутались, поэтому они без всякого удивления увидели, как медленно летит стрела света из окон Глобуса в тени ухватистой лапки Медвежонка. Свет был неповоротлив, а звук застонавшего от нетерпения корабля опередил их, и они вляпались в свои звуковые отбросы только на следующее утро, когда, как на грех, хотелось отоспаться после вчерашнего.

Шанни переставляла банки на второй полочке. Целью было отыскать банку с кофе. Она, как и все нибирийцы, любила, когда в фильме или в книге кто-то делает руками сложную неясную работу, имеющую вполне определённую цель – вроде подготовки математически точного убийства или, наоборот, разоблачения обмана. Вот и сейчас, хотя цель была пустячна – не считая того, что очень хотелось унюхать дымок над горячей чашкой – её увлекло занятие.

Стекло и фарфор, герметичные упаковки с рисунками, как на игральных картах… порядок и гармония. Она пальчиком подтёрла в глубине полки просыпавшийся кофейный порошок. Вот теперь ещё лучше.

За её спиной Энкиду спросил:

– Наш беспокойный дух не хочет помочь по хозяйству?

Она не повернулась, слизывая с ноготка горький вкус концентрированного внимания. Потом услышала шаги, и ручища Энкиду протянулась над её плечом и поставила перед ней банку, утонувшую в его пальцах.

– Спасибки.

– Всегда пожалуйста.

Шанни обернулась, смеясь.

– Обмен вульгарными репликами обычно скрывает напряжённость в отношениях.

Энкиду возразил плечами, потом сказал:

– Да что ты. Какая такая напряжённость. Я, действительно, всегда готов помочь в хорошем деле.

– Вот и помог. Я очень хочу кофе.

– И я. Кофе и правды.

Шанни принялась за сложное и красивое кофейное дело. Все её жесты были полны достоинства и творческого подхода к протоколу. Энкиду следил за каждым движением её рук, плеча, зачем-то приподнимаемого и прядью лаково блестевших светлых волос, не желавших остаться за маленьким ухом.

– Речь вообще очень серьёзная вещь. Например, – говорил он, деликатно помогая ей – придвигая чашки, вытаскивая из ящика ложечки, – я говорю: я видел… или: мне показалось, что я видел… почти одно и то же. Так?

Он вытащил вилку, повертел и спрятал.

– А на самом деле я не видел ничего. Но слово «показалось» сделало своё скромное дело. Оно, как болтик в хорошо сделанной вещи, незаметно, зато держит всю конструкцию, оставаясь невидимкой.

Шанни не поднимала головы, чтобы не ошпариться кипящей водой.

– Но в таких случаях обычно бывает причина, по которой говорят неправду.

Он согласился.

– Да. Бывает. Но главное, не причина, а цель. Зачем? И вот, если кто-то понял, зачем я нагло солгал… Осторожно. …тогда кто-то начинает сомневаться в каждом моём, самом простом слове. Мол, не лгу ли я? И чем это для меня чревато?

Шанни подала ему чашку. Энкиду протянул руку и вскрикнул – огненный кофе выплеснулся на его пальцы.

– Ты… – Он поднёс покрасневшие костяшки кулака к губам.

Шанни испуганно помотала головой и что-то сказала.

Её голос был начисто стёрт свирепой сиреной, разнёсшейся по всему Глобусу. Шанни продолжала стоять. Кухню качнуло, вместе с чашками и обожжённым Энкиду. Он поспешно пошёл к выходу, потом вернулся и, взяв её за руку, повёл.

Сирена на мгновение утихла и она услышала:

– Что там? Что там в окне?

В Игровой Билл кричал:

– Эй! Комр! Эта штука прямо сюда лезет?

Едва войдя и расслышав, что ответил по громкой связи из рубки командир, Шанни отшатнулась и, как заворожённая, застыла. Энкиду бережно удержал её за локти. Ненужный разговор был легко забыт. В окне Игровой творилось нечто несусветное. И впрямь, и вкось свет затмился.

То, что двигалось в выпуклом окне, Шанни сначала приняла за грозовое облако. Но откуда оно здесь, в вакуумном аквариуме?

Оно было какое-то дикое… длиннопалое, но двигалось целенаправленно. В следующий миг Шанни показалось, что она попала в центр третьедневочной паутины. Тёмное со множеством отростков, с проблёскивающим там и сям багровым светом, тело двигалось скачками на фоне удаляющихся Столпов. Конечности вырастали и хватались за воздух как за лестницу.

– Что это… зачем?

Голос Аса ответил:

– Чёртова туманность… спрут.

Билл закричал:

– Давай… давай, черти тебя… влево!

Он был похож на провинциального грузчика, руководящего выездом выпившего мерседеса с территории, где запрещена парковка.

Игровую повело, лошадка-качалка яростно кивала. Под ноги Шанни покатилась глиняная свистулька. Шанни в полной растерянности её подняла.

– Выпускаю хвост. – Сказал командир.

– Нам что делать? – Охрипшим голосом проговорила Шанни.

Билл выхватил свистульку и дунул. Слабый и весёлый скрип ознаменовал начало игры.

– Подожмите хвостики и стойте смирно. – Браво и залихватски повелел комр.

В окне они увидели, как над ними нависает вроде рыболовного крюка нечто, сродни пародии на скорпионье жало. Билл потащил их с криками северонибирийских болельщиков в Детскую. Энкиду не очень понравилось, что в его комнату врываются. Шанни, хотя и была в неизъяснимом состоянии духа, отметила это.

Энкиду вошёл и огляделся по сторонам, а потом только глянул на метнувшийся за окном острый хвост Глобуса. Тихому атлету пришлось ухватиться за полку, и книга охотно раскрылась, но не упала.

Глобус норовил ударить спрута в самую сердцевину, где пульсировал, проблёскивая, кровавый оттенок, будто зажигалась и гасла неисправная иллюминация. Трижды жало врезалось мимо, в синеву. На четвёртый задело растопыренное желеобразное щупальце, и все они чуть не оглохли от беззвучного рёва чудовища.

– Инфразвук! – Пробормотал, морщась Энкиду.

Билл зажал уши. Вопль стих. Билл высвободил уши и крикнул:

– Мазила!

С этим обидным словом, точно приняв его на свой счёт, спрут сначала разросся, потом съежился и, мелькнув, исчез.

Комр в рубке буйно завертел Глобус. Спрута нигде не видать. Столпы Творения исчезли. Вдалеке воспитанно крутился маленький небесный камушек, вроде скалы для одной чайки-мизантропа.

– Вы его видите? – Упавшим голосом осведомился командир.

Энкиду сосредоточенно припал к стеклу:

– Там есть что-нибудь впереди? Какая-нибудь земля?

– Земля у трудящихся. – Вспомнил сны на школьной парте Билл. – Мы в космосе, дружок.

– Помолчи, Билл. Эй, Энк… есть астероид, завалященький, вроде малогабаритного танка.

Энкиду крикнул:

– В сторону! Уходим! Жми…

Он не успел добавить, на что следует жать командиру. Разом сделалось два дела: комр утащил Глобус, так резко сменив траекторию, что у них заложило уши, а Билл всей тяжестью хлопнулся на кровать, и из-за крошечного астероида показалось что-то вроде облачка…

– Ах, качели… – Ошарашенно прошептал Ас, забыв про громкую связь. И тут же возбуждённо заорал:

– Вот ты как! Ну, я тебе…

Глобус развернуло против часовой стрелки, потом по часовой – Ас взял немыслимый разгон.

– Что он собирается…

Энкиду ответил Шанни, весело исказив лицо:

– Напролом!

– Он спятил… ты что, совсем… – Взвизгнул, как обиженный будильник, Билл, вскакивая и направляясь к двери.

Шанни, шатаясь, подошла к стеклу и прилипла к нему, незримая для зла, обитающего во мраке.

Мимо, размазываясь, пролетела синева, видная почти до многоцветного атома. Воздух поредел, за бумажной декорацией кто-то прошёл со свечою. Ас задумал пролететь спрута насквозь. И вдруг, когда перед ними возникло жучиное тело чудовища, затормозил, и они взлетели шариком вверх. Комод выехал на середину комнаты и хлопнулся в обморок навзничь.

– В чём дело?

– Я что-то разглядел… – Поделился Ас. – Ловушка… у него камень внутри.

Билл гипнотизировал комод.

– Наверное, это его сердце, бесчувственный ты.

Ас проговорил что-то шёпотом и громко крикнул:

– Он преследует нас!

Спрут погнался за неуловимым колобком. Его щупальца простирались облаками, неуловимыми по своей природе, но охватывали скользящее тело Глобуса они совершенно ощутимо.

– Мне кажется, или стало душно… – Еле слышно молвила Шанни.

Окна заволокло, масса спрута давила на маленькую планету. Им казалось, что ядовитые испарения проникают через невидимые и, конечно, несуществующие щели.

– У меня клаустрофобия… – Провозгласил Билл. – Правда, я не знаю точно, что это.

– Поискать большой словарь? – Прошептала Шанни.

Замигали предупреждающие огоньки рампы внизу у Большого Занавеса. Откуда-то капнуло.

– Дождь?

– Система боится пожара, дурак.

– Кто тут дурак… – Пробурчал Билл, глядя как на его широкое плечо кап-капают слёзки испуганного Глобуса.

– Системы ведь не откажут? Или опять скажешь не ходить в южное полушарие?

– А тебе приспичило? – Резанул Ас, удручённо глядя в домашнее зеркальце-шпиона на то, как крохотные фонтанчики орошают светлые пряди Шанни и как неподвижный Энкиду стоически высится под мерно ударяющей ему в макушку каплей.

Глобус сопротивлялся на лету и раскручивался ложным клубком, выпустив и загнув скорпионий хвост. Применяя то же оружие противодействия, спрут скатался шаром и выпустил изнутри пиратскую копию оригинального жала.

Роднясь с чудовищем, корабль, заворожённый отражением в витрине, повис ни на чём.

– У тебя шило застряло? – Завопил Билл.

Окно показывало новую незнакомую местность. Куда их занесло бегство от чудовища? Есть ли тут диван, под который можно залезть?

Было ах, тихо. Игрушки неторопливо падали с полок, а в Гостиной свалился самый неприятный портрет исторического неизвестного лица, зеленоватого и улыбающегося острыми зубами. За окнами востока поплыл туман, в котором проступали очертания неизвестного пейзажа – пики космических гор и большое озеро лиловой жидкости в застывших волнах.

На мгновение картина пропала. Потом по темноте пробежала рябь, всплеск… волна сбитого с толку пространства – и снова поднялись горы. У подножия над равниной кружили планеты, собранные в систему.

Это было ужасно. И немедленно, как будто кто-то ощутил их ужас, незримая ладонь стёрла, как дым дыхания на стекле, эту невозможную чушь. Снова было – мрак, точки звёзд и – о, чёрт! – проклятое резиновое облако, вроде медузы под слоем воды.

– Он применяет какую-то систему притяжения. – Ответил уравновешенный голос командира на обвинения Билла в медлительности. – Нас тащит к нему… заволакивает. Завола…

Голос в вату утащило.

Душащая вязкая масса, и в самом деле, обхватила и облапила Глобус. Стало темно в комнатах. Шанни помотала головой: галлюцинация это или нет, но она ясно видела вокруг высокие цветные стены часовни.

Голос Аса из стакана с простоквашей проквакал:

– Атакуем его на шатунах-ступах. Билл – к штурвалу. Шанни, выводи ступы. Энкиду, ты со мной.

Этот брутальный приказ не вызвал никакого противодействия и гражданских разговоров. Шанни почувствовала облегчение, когда холодный голос разбил стены сна.

У входа в маленькое скромное помещение с метлой столкнулись Энкиду и Шанни.

– Ты что здесь делаешь?

Кто задал этот вопрос? Оба.

Похоже, и тот и другой слушали указания командира невнимательно. Шанни махнула и метнулась мимо метлы. За ящиками в аббревиатурах угрожающе-рычащего характера открывалась дверца.

За нею, выпрямляясь, Шанни оглядела огромный зал. Он не был, конечно, больше и выше ангаров на Нибиру, там, где в памятный день они впервые увидели много интересного.

Но ангар Глобуса показался невероятно и даже невыносимо огромным. Самолёты сгрудились, как на полках холодильника. Некоторые реяли, приподнятые системой безопасности, встревоженной за их хрупкие тела.

Шатуны короткого полёта над территорией ожидающе подпрыгивали. Сбоку мрачно сидел звездолёт, похожий на тот, в котором разведчик совершил свой наглый подвиг. Но Шанни совершенно правильно устремилась мимо этого великолепия в уголок, где, в стойлах, размещались шатуны-ступы. В тот день его величество ни слова не сказал об этих скромных самолётах, да и к чему. Прозаические и, так сказать, первой необходимости, аппараты ближнего полёта уже слегка устарели. Тем не менее, любой лётчик помнил первые годы обучения, которые начинались под окрики инструктора именно с полётов в ступах.

Шатуны этой конструкции больше похожи на колокола, со скромным остеклением и примитивным двигателем, где ужат горстью конфетти небольшой запас эрзац-энергии. Зато эта штука страшно манёвренна… впрочем, желательно руководство диспетчера.

Энкиду, как и положено хищнику, уже издалека выбрал друга – то есть, жертву. Шанни поспешно разматывала грубые верёвки, которыми по-простому были пришвартованы к металлической коновязи ступы. Отвязав петлю от кольца, похожего на поводырь в носу быка, она искровянила свои нежные руки.

Сверху по лестнице прогрохотали шаги Аса. Энкиду уже запрыгнул в свой шатун. Он сразу приподнялся.

– Открывай. …Шлюз!

Шанни подбежала к двери предбанника, распахнула. Она взглянула на свой маленький мизинец с сорванным розовым ноготком.

– Скафандр надень.

– Да Бог с… давай же.

Она сунула мизинец в рот и вкус капельки крови разросся, доведя её в один миг до головокружения, будто она была антилопой в саванне, потерявшей почти всю кровь и уходящей под рык зверя в небесные угодья.

В маленькой пахнущей мытьём комнатушке предварительной смерти открылось квадратное окно и сплылось в круг, помеченный косым крестом.

Шанни вместе с её ощущениями оттолкнуло к стене. Мимо вылетел, кренясь, шатун, норовя взбрыкнуться и удариться в потолок, – окончание предложения, написанного оптимистом. Сквозь стекло она увидела профиль Аса, как на полновесной древней монете. Следом и почти касаясь пола, плыл шатун с золотым ореолом башки Энкиду. Оба не позаботились о шлемах. Что ж, может обойдётся.

Она, с опозданием следуя инструкции, выскочила из шлюза, будто сумасшедшая рыбка из аквариума, в ту секунду, когда, уже дрогнув, поехало, задвигаясь в стену окно-пропуск. Крест растворил стекло, мир открылся.