Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

– Билл, я не хочу переходить границы. Но всё же ты не забывай, кто ты, а кто я… на этом корабле.

– О чём речь. Ты здесь командир, здесь всё твоё. Бери, что хочешь…

– Пойми, мне нужно посадить корабль в целости и сохранности… ты что делаешь?

Билл рылся в кармане. Он поднял голову.

– Двадцатку ищу. Или сколько ты берёшь за сеанс психотерапии? А, ладно. Запиши, отдам, когда посадишь корабль.

– Угомонись.

– Или попрошу дядю мне напечатать в местной валюте.

– Она и так дёргается, а ты… эти твои словесные игры не всегда кстати.

– Вот здорово. Сам рассуждает о каких-то ленточках, бросает взгляды…

Билл проследил за рукой Аса.

– Какие взгляды, Билл? Ты болен? Да ты… ты болен.

– У тебя такие пальцы музыкальные.

Ас заорал:

– Вон!

Билл ответил очень серьёзно:

– Я на тебя не сержусь и всё-всё тебе прощаю. Раз ты на бессолевой диете.

Выходя, кивнул:

– Я тебе наркозу вона сколько сэкономил. Э?

Ас потянулся, глядя на Билла, к табуретке. Билл, смеясь вполне искренне, вышел. Ас глянул вниз, задвинул ногой что-то блеснувшее поглубже.

Когда-то в огне, в горячих волнах ветра появилось небо и, отразившись само в себе, легло землёй. В брызгах света потекла река. И песок становился водой и почвой.

Эта вода способна растворить металл. На страшной непредставимой глубине под землёй, во власти иной стихии вода имеет иные свойства. Сильнейшее давление превращает её в магический напиток, из этого источника утоляет жажду вся планета. Деревья и все остальные призрачны над водами в той же мере, как и отражения. Иногда тяжесть становится невыносимой и вода приподнимает землю, как рычагом. С огнём она вырывается на поверхность.

Океан вытек из земли и воздвиг купол из вечного жизнедателя азота с небольшой примесью ещё одного газообразного вещества. Можно запросто воспарить в небо, но всё ещё не умереть.

Глобус парил над куполом, как осторожный голубь, размышляя – стоит ли запорхнуть в это окно?

Фиолетовая стратосфера, как обычное небо над Нибиру наводила на мысль, что они вернулись домой… не дай Абу-Решит. Призрак тяжёлого флага до сих пор пугал нежное воображение.

Билл, меж тем, и правда, нашёл что-то в кармане. Он поднёс плотный бумажный свёрток к лампе в коридоре. Это было послание, которое Шанни завернула в кусочек защитной плёнки. Он поспешно убрал письмо в карман, но выбросить мысль о нём – не так просто.

Он отправился туда, где надеялся застать в этот час кого-нибудь из них. Они не были близки – да, близки они не были, и три месяца полёта, сближая их по-семейному толканием у раковины в кухне, только разводили с каждым днём эти четыре души. И тем не менее, он спустился по одной из лесенок вниз. По пути отметил, что под руководством Шанни они вылизали свой дом и свои привычки до той степени, что каждый автоматически поднимал с пола невидимые соринки. Домохозяйки, да и только.

Он не угадал. В Библиотеке никого… разошлись, заскучав.

Запах книжной пыли, единственный в мириаде пылинок, устоял против филистерского натиска их верного пылесоса. Несколько толстых книг на половине Энкиду, на полке над его креслом были раскрыты. И на полу лежала стопа толстых и тонких. Это Шанни позволяла. Кто читает – не бунтует.

Что почитывает старина Энк? Билл воровато оглянулся на дверь и прикрыл её. Энкиду терпеть не мог, когда в его тайну чтения лезли посторонние.

Билл присел на ручку кресла – массивное было сооружение и вполне способно, слегка только крякнув, смириться с тяжестью царского сына. Перегнувшись и перебирая книги, он старался запомнить порядок, в котором Энкиду их оставил. Картинки в одной из них остановили его внимание.

Это были довольно скучные многоликие массовые фото. На соседней странице Билл увидел сразу курсивные заметки: «аплодисменты», «бурные аплодисменты» и «шквал оваций».

Развитие децибелов было вроде закономерным. О рок-концерте, что ли, речь?

Правда, мыслящие существа на фото одеты в чёрное с белым, выделялись висельные галстуки… не похоже на поклонников свободы и разврата.

Билл перевернул и опрокинул толстый том себе на колени. В кожу переплёта впечатано, что под корешком сохранена летопись какого-то партийного съезда.

Книга была эридианская. Помечена годом, который, само собой, ничего не сказал Биллу – после похождений на кольце Аншара и даты собственной жизни казались условными.

Билл полистал тонкую хорошую бумагу и незаметно, как оно водится при погружении в историю, – завлёкся.

Как и положено в любой книге, здесь имелся свой герой и второстепенные персонажи. Главного героя восхваляли за неисчислимые добродетели. Он, оказывается, был кладезем мудрости и милосердия. Все называли его своим другом. Определённый комизм ощущался неуловимо, но явственно. Билл поморщился и пожевал свои чудесные сочные и всегда тёплые губы. Это у него происходил мыслительный процесс.

Он пожалел, что так мало интересовался историей Эриду. Что ж, Энк, видимо, стал специалистом.

Имя главного героя (ГГ) было звучным и кратким, отдавало литературщиной довольно низменного рода. Билл потрудился и нашёл его изображение. Эридианец на фото не отличался гармонией черт, а прочитать что-либо на его лице Билл не смог. К тому же, портрет очевидно, был сильно отделан церемонимейстером.

Билл снова принялся читать повествование, представлявшее собою длинную и бесформенную пьесу. Выудить из бесконечных скучнейших монологов и отдельных экспансивных восклицаний что-то дельное и дававшее хотя бы приблизительное представление о сути происходящего на сцене, было сложно, но возможно.

Читателю и зрителю, очевидно, предлагалось всё это взять на веру. Кое-где мелькали и драматические высказывания, угрозы каким-то врагам, затаившимся, как понял Билл, повсюду среди массы преданных почитателей неизвестного на портрете.

Что-то помучивало Билла во время чтения… он не мог точно сформулировать, что именно… и эта несообразность, это отчуждение смысла от речи вылилось у читателя в сильнейший громоподобный раскат хохота.

Хохотал Билл искренне, утирая большой правый глаз нибирийца от излишества влаги. Левый узковатый и приподнятый к виску глаз леану-хищника хранил скорбную неподвижность и был сух совершенно.

Смеялся Билл громко и зря. Тут же он услышал тяжёлые и мягкие шаги, и дверь открылась. В проёме двери стоял негодующий Энкиду. Круглое и крепкое лицо брата, такое утончённое в профиль – генерал повстанцев, ни дать и ни взять, на фасаде имело выражение простака-тигра, у которого миску отодвинули.

Билл сделал то, что сделал бы всякий, кого застукали на попытке взять без спросу то, что не надлежит. Он прихлопнул сердце лапой и воскликнул:

– Извиняюсь! Извиняюсь! Я её только поправил, ей-же! Криво лежала…

И опять сорвался во всё испортивший смешок. Энкиду двинул к нему своей тихой поступью, будто подошвы его слегка прилипали к полу.

– Это уж свинство, братец. – Выговорил он внушительно. – Не люблю, когда лезут в душу.

Смотрел он на книгу, да притом с престранным блеском в обычно затенённых мыслью глазах.

Билл привстал, затем поднялся и, загородив собою кресло, чтобы в потревоженных чувствах блюститель своей души не воспользовался благородной мебелью для внушения, молвил:

– Я же извинился… знаешь, я не смог удержаться… прочёл пару строк и не сумел понять, что это – описание сумасшедшего дома или авангардистское произведение?

Энкиду заставил себя успокоиться и даже подумал, хотя и недолго.

– Это трагедия, Билл. – Наконец, вымолвил он.

– То есть, всё закончится плохо?

Билл кивнул на раскрытую страницу.

Энкиду проговорил с трудом:

– Знаешь, не совсем… вовсе нет.

Билл пристукнул по книжке.

– Тогда это не трагедия, дружище. Ты в жанрах не очень разбираешься.

Энкиду вполголоса сказал:

– Если тебя это, и правда, интересует… ты ведь успел кое-что там понять?

– Что речь идёт об очередном ничтожестве, претендующем на бессмертие? Ну, да. Это-то понятно. Не совсем же я дурак.

– Это хорошо. – Мудро заметил Энкиду. – Но он ещё претендовал на то, чтобы быть самой смертью. Он ею и стал. В истории Эриду, и так не слишком радостной, это время тьмы и смрада. И никогда он не отдавал приказа письменно…

– Дальновидно.

– Ещё как… жители Эриду, особенно одной из стран, потом никак не могли понять, что с ними произошло. Им было и стыдно, и досадно, и сны их мучали такие страшные…

– Да ты, я вижу, вдумчив. – Мимоходом вставил Билл.

– Да, сны. Им хотелось бы, чтобы всё происшедшее оказалось сном.

– Но они не сумели себя в этом убедить?

– Как сказать… это самое дело, – Энкиду кивнул на книгу, – началось с барабанов в ночи и огней на палках, с пения детей.

– Эффектно выглядело, должно быть.

– До того, что многим понравилось. Потом в газете напечатали, что все люди любят тирана, любят тысячами сердец. А ты сам знаешь…

– Ну, да. Папа сто раз проделывал этот трюк. Опубликует свой рейтинг, сплошь из девяток. Даже я нервничать начинал. Думаю, может, что со мною не в порядке. Щупать себя начинал. А потом – туда гляну, сюда гляну, и вижу в глазах ту же оторопь.

– Да, этому мы их и научили.

– Позволь, это кто – «мы»? я никого не учил плохому… ну, разве что пару шпор передал на экзаменах.

– И они всё, чему их научили, очень успешно применяли. Ты что вот думаешь – это у них одна такая книга? Я мог бы тебе показать…

Энкиду повернулся к шкафу.

Билл загородился ладонями.

– Уволь. – Поспешил он. – Охотнейше верю на слово тебе.

Он вздохнул.

– И когда они успели?

Он вспомнил волны лукоморья… крутящиеся кольца и подавил вздох – понял. Но одного – нет, не понял…

– Ты прости, Энк… – Начал он осторожно. – Ежли я по своей дремучести забреду на твою заповедную территорию, но… ты зачем это читаешь?

Энкиду не шевельнулся, хотя Билл всё-таки нервно посмотрел на самую толстую книгу.

– Я вот немного почитал, так у меня какие-то макароны сделались… хочется головой потрясти, я с трудом удерживаюсь, чтобы ты не стал смеяться.

– Я бы не стал. – Заверил братец.

– Да ты что?

Энкиду решил расположиться в кресле и опустил в него своё мощное тело весьма грациозно.

– Я думаю, что это объяснит мне то, что мы, возможно, увидим…

Билл возразил очень спокойно:

– Мы там, возможно, ничего не увидим. Там может и нету никого…

– А телеграмму кто отстучал? Призрак?

Билл почему-то вздрогнул. Энкиду это приметил.

– Там их много, Билл.

Билл оглянулся, будто все призраки Эриду толпились у двери.

– Что бы мы там ни увидели… мы ведь в ответе.

Биллу это не понравилось.

– Чувство вины это хорошо, конечно. Но я из-за него спотыкаться начинаю и кофе проливаю на колени.

Энкиду печально проговорил, будто завершая какую-то другую мысль:

– А они, что ни день, справляют праздник.

Говоря это, он оглядел комнату таким взглядом, что здесь возникли и призраки живых – командира и Шанни, чтобы слушатель не сомневался, о ком речь.

– Ох, ох. – Согласился Билл-слушатель, ошарашенный скорее не тайнами книги, а глубинами старины Энкиду.

Ему расхотелось быть здесь – притом, это не имело отношения к конкретной комнате. Он потоптал ковёр и незаметно повлёкся к двери.

– Это оригиналы? – Спросил он напоследок.

Имелись в виду книги.

Энкиду на этот простой вопрос – согласитесь, простой? – понёс какую-то околесину.

– Да, время в них застыло. Не во всех, правда. Таких книг, хоть и много, слишком много – всё же они составляют меньшую часть наследия Эриду. Есть тут на полках, Билл, книги, которые, ну как сказать – вроде заклинания. Они охраняли современников, защищали честь предков и даже простирали крылья свои на потомков, нуждающихся в таковой защите. Есть один роман…

Энкиду оборвал себя.

– Старо. – Сказал Билл.

Энкиду твёрдо возразил:

– У нас на Нибиру такой книги нет.

Пока они болтали, Ас держал взглядом летящую к нему Эриду. Там на вершинах, где новое солнце… в низинах, где бродят неведомые звери… там, где над болотами стоит комариное марево… Скоро. Билл в Библиотеке трепыхнулся. Энкиду вопросительно взглянул на него.

– Чувствую, как что-то меня коснулось… Такие разговоры волнуют меня.

Он потёр руку возле плеча.

Шанни заглянула в Библиотеку и напомнила, что они обещали заняться упаковкой вещей для высадки. Она давно это затеяла и правильно: каждый день ей с трудом удавалось уговорить их то угрозами, то обещаниями посмотреть в очередной раз любимый фильм, выполнить малую порцию дела.

Энкиду не сопротивлялся и сложил свои книги стопкой. Всё же он сказал:

– Разве ты не знаешь, что Привал и Антипривал противостоят друг другу в эти дни?

Речь шла об оранжево-красной сочной звезде, светившей сейчас из страшной дали прямо в сторону доброго старого Привала. Выйдя из тьмы, Антипривал оранжевым злым оком искал и находил во тьме тёплый красный костёр. Такое противостояние, по уверениям Энкиду, накаляло страсти в душе нибирийца.

– Вот и выплесните их на свои чемоданчики. Можете с негодованием сворачивать всякие мелкие предметы одежды.

Особенно раздражало Шанни, что эти сведения Энкиду почерпнул у брата. В кои-то веки Билл решил поделиться профессиональными познаниями и сделал это, по мнению Шанни, несвоевременно.

За два часа до этого, встретив Аса на лестнице Энкиду сказал ему какую-то колкость по поводу вчерашнего манёвра, когда Ас резко увёл Глобус с проложенного пути и не соизволил их предупредить, в результате чего в Библиотеке попадали книги, а в кухне кастрюли.

Сакраментальное «дал козла» и намёки на блестящих офицеров, получивших сертификат на вождение воздушного транспорта за особые заслуги, не возымели действия.

Шанни стояла внизу и слушала, как насмешливо и равнодушно командир ответил Энкиду. Вежливость и выдержка могут быть оскорбительны.

В этот момент в окне за дверью ярко заблестела крупная оранжево-красная точка. Она была хорошо видна даже здесь на лестничном нижнем пролёте. Билл указал на неё.

– Ого. Время пришло… Мы на оси катастроф.

С лестницы он видел пепел и тусклое золото – две головы.

Шанни раздражилась:

– Очень ценная информация. Не забыть бросить тарелкой в голову тебе.

Билл осклабился.

– Чуть позже Кишар и Незнакомка сблизятся. Этой даме нравятся короли. Может быть, это тебя развлечёт? Зрелище будет очаровательное.

Уходя из Библиотеки, где Энкиду остался со своими страшными книжками про людоедов—друзей человечества, Билл, оказывается, продолжал думать о том, что ему пришлось узнать.

Странно, но почему-то в памяти его постоянно всплывали слова – крах и золото. Эти два слова в двух возможных комбинациях, но неограниченное число раз, произносили лучшие друзья трудящихся – банкиры. Это было на последнем официальном ужине, где царский полузаконный сын присутствовал в качестве мотиватора общественности.

Спустя сутки во время ужина в их родном Глобусе, совершенно неофициальном, Билл вспомнил об этом и удивился – как это было давно… и вообще, кажется, он видел это во сне.

Энкиду гремел тарелками. Книги он сегодня убрал на стол Аса, за что Билл был ему благодарен – и то при взгляде на полки теперь кусок будет застревать. Ас подошёл, вооружённый тряпочкой, и принялся сметать со стола.

– Билл, убери подставки.

Билл, чьи локти подверглись критике, буркнул, неохотно подвинувшись:

– Ну, что там в газете пишут?

Шанни застонала:

– Билл, умоляю…

(Шутки относительно старого экземпляра газеты, датированного вечером накануне вылета Глобуса, уже всем так надоели, что вызывали чуть ли не аллергическую реакцию.)

Но Ас неожиданно отозвался:

– Сам взгляни.

И отложив тряпку, бросил Биллу свой фуфик. Тот только бровями слегка выразил удивление и вяло наклонился над изделием, выглядевшим на удивление аккуратно.

– Смотрите-ка, тут мелким шрифтом проект закона относительно платы за синергию.

Шанни недоверчиво хмыкнула, поставив на стол хлебницу:

– Бесплатная энергия, за которую следует платить… мы же не первого апреля вылетели. Что? А ну-ка…

Она приблизилась и над услужливым плечом Билла долго читала маленькую заметку в подвале.

– Они хотят внести изменения в основной закон… чтобы платить за синергию. С ума сойти.

– Вот и я удивлён. Как это папа решился.

– Но она вечная и восполнимая!

– Они говорят, что установки стоят дорого.

Ас уселся за стол на своё место.

– Но за них уже выплачен долг за счёт самой синергии. – Возразил Энкиду, выходя на кухню. – Шанни, я сам принесу…

– Тем не менее, они хотят, чтобы им платили. Вот дурачьё. А сзади я с лопатой, скажет народ Нибирии этим зарвавшимся парламентариям.

– Не скажет он. – Без излишнего цинизма отозвался Энкиду, появившийся с гигантской супницей.

– Нет, ну. Они что думают… они же не волшебники, чтобы надеяться втемяшить нибирийцам, что надо платить за воздух.

– А ты говоришь, что учился на пятёрки. – Отозвалась Шанни, вооружаясь разливательной ложкой.

– Какая тут связь? Ну, вот, уже остыло.

– Самый простой вид магии – это враньё.

– А если враньё во благо?

Шанни посмотрела на Аса, потому что это он сказал. Она придвинула ему полную тарелку.

– В большинстве случаев такое утверждение тоже враньё. Но если допустить… вы что, собственно, имеете в виду, командир?

Билл усмехнулся и запустил в тарелку все пять пальцев.

– Кое-кто, кто служил в заведении, которое специализируется на этом деле, не может думать иначе. Это что тут у нас?

– Но это что-то новое… Это вареники, Билл.

– И ты называешь это чем-то новым?

– Похоже, мы вернёмся в новое общество.

– И зачем нам эта газета? Если бы у нас…

Шанни и Энкиду нестройным хором:

– Была бы кошка…

Энкиду, на которого посмотрела Шанни, закончил:

– Мы хотя бы нарезали эту газету… чтобы она могла…

Шанни, поднося к губам горячий прекрасный вареник, подхватила:

– Да… или вот ещё – из неё можно самолётик сделать.

– А, по-моему, хорошая шутка.

– Да, но первые сто раз.

Ас отказался:

– Мало мне Глобуса. Ещё и самолётик.

– Где я вам возьму новых шуток?

Энкиду сказал так, будто соглашался с Биллом на все сто:

– И вообще, полноценное магическое действие можно совершить только раз в жизни. Когда ты делаешь что-то в нужную минуту, и всё на твоей стороне.

Ас усмехнулся.

– Ты имеешь в виду политическую компанию? Такое колдовство мы проходили.

– Я думал, мы говорили о белой магии…

– В таком случае, это называется праведная жизнь.

Энкиду кивнул с непроницаемым лицом:

– Да, к нам простым замполитам такое не имеет отношение. Ни чёрное, ни белое. Рога не пробиваются, и между лопатками чешется, а толку?

Стало тихо. Ас негромко сказал:

– Ты очень хочешь меня оскорбить? Говори прямо, в чём ты меня обвиняешь.

Напряжение, нараставшее последние дни, – будь тут плакатик со старой доброй шкалой электромагнитных колебаний, – порвало бы бумагу.

Шанни медленно смотрела по очереди на каждого из своих спутников.

Потом сказала:

– Видимо, и я не имею права голоса. Хотя тоже не знаю, в чём меня подозревают. Энкиду, командир корабля обязан пресекать, а не поощрять подобные разговоры. Но поскольку он тебя добровольно спросил – сделай милость, отвечай.

Энкиду умилился:

– Слыхал, как тебя защищают, красавчик?

Ас дёрнулся.

Энкиду повернулся к Шанни.

– Естественно, я не собираюсь вести утончённые беседы с командиром корабля по чьим бы то ни было указаниям. Он мне не нравится, видишь ли.

Беспричинное раздражение теперь ощущалось в воздухе, отравило дыхание. Свет померк, как всегда бывает во время таких неприятных ссор. Ас и сам потемнел лицом и выдвинул челюсть. Энкиду криво усмехался. Поскольку оба они были очень хороши собой, дурные чувства, обуявшие их, не выглядели отталкивающе – а это ведь неправильно.

Ас и Энкиду смотрели друг на друга с ненавистью, глухой и тёмной, как в переулке. Несколько оставшихся вареников выглядели совершенно беззащитными. Билл склонился к Шанни и не слишком тихо сказал:

– Они уроют друг друга, а мы с тобой останемся наедине… представляешь?

Что-то удивительно забавное послышалось ей в его голосе, и в то же время исключительно мужественное. Она поймала его взгляд и ласковую полуулыбку. Билл показался ей незнакомцем.

Тут он ещё состроил гримасу. Шанни не выдержала и сначала нервно, а потом чувствуя, как сама собой тает злость, расхохоталась.

– Вот те раз. – Заметил Билл.

Ас отвлёкся от противостояния и мельком посмотрел на Шанни. Он повернулся к Энкиду и протянул ему руку.

– Тебе придётся терпеть моё общество. – Сказал он. – Так уж вышло…

Энкиду помедлил, но его лицо менялось… он принял холодную твёрдую ладонь своею широкой и крепкой и пробормотал что-то насчёт того, что сам он, Энкиду, тоже достаточно подозрителен.

При этом он смотрел на Шанни, которая смотрела на Билла, пытаясь понять, в чём тут штука. Что за лицо у него было, когда он сказал…

И пусть извинения носили сомнительный характер и все осталось на своих шатких местах, – дурное настроение исчезло, а дурное настроение для этой компании было хуже спрута и государственного флага… каждый мог расставить эти напасти в индивидуальном порядке.

– В наше-то время… все, чуть что – шпагу вон. – В завершение несостоявшегося скандала произнёс Билл, с каждым мгновением становясь привычным и до пустячка изученным Биллом.

– Куда?

– Я говорю, драчливые все стали. А у него слух ухудшается. – Он кивнул Энкиду на Аса, но на сей раз тот лишь вяло поддакнул безмолвными губами.

– Оставь его в покое. – Вмешалась Шанни.

– Кого из них, светлая пани?

– Вы оба обормоты. – Решилась Шанни, зорко следя за командиром. Кажется, всё в порядке… – Вам-то не надо лавировать и…

– И врать.

– Ну, знаете.

– Ехал грека, понимаешь, через реку… Ну, чего накуксился? Я же тут белой магией пытаюсь заниматься.

Ас отмахнулся от Билла и посмотрел на Шанни. Внезапно он сказал с непонятным выражением – вроде без укора.

– Я не просил меня защищать.

И вышел. Билл назидательно повёл взглядом.

– Кому-то попало.

Шанни сказала что-то сквозь зубы. Потом добавила:

– Ну, вас всех.

И улетучилась вслед за командиром.

Билл посмеиваясь, думал, что, возможно, ссора возникла не на пустом месте. Он вспомнил, как взъелся на командира из-за проклятой шляпы в пропавшем куда-то приморском сквере. Тогда виной всему был взгляд Шанни. Да что такое делается, граждане?

Что-то происходило в доме. Так много комнат и комнатушек в Глобусе, а к вечеру они опять сходились в Библиотеке, полной памяти о пробежавшей в углу нежити и хлебных крошек, которые теперь они уже все без зазрения совести заметали под стол. Здесь у каждого своё место, и никто не трогал биллиард.

Пора!

Вспышки плохого настроения преследовали не только Билла, который, напротив, стал спокойнее. Шанни принималась придираться к кому-нибудь из них, а командир сразу брал её сторону.

Чуть чаще других доставалось Энкиду.

– Быть может, – приступила она к тасканию в зубах могучего тела Энкиду, – ты всё же уберёшь эти книги?

Интермедия в тот же вечер.

– Минутку… минутку…

После того, как Ас одним взмахом смёл со стола книги Энкиду, Шанни, помнится, успокоилась и немедленно принялась подтрунивать над Асом. Командир просто онемел от такого двурушничества, а Билл с удовольствием наблюдал за ними с верхней полки. (Его отправили снять паутину.)

– Признайтесь, – провозгласил он сверху, – нам просто жуть как неохота приземляться на енту самую Эриду. Мы бы летели и летели. А тут нам страшно стало. Мы боимся, что нас съедят… Ас боится, что мы перестанем его слушаться и у него будет прилипать рубашечка… Энк тоже чего-то боится… ну, и чего же ты боисси, братан? Билл… Бесспорно, Билл самый смелый из вас.

Они все вынуждены были закинуть головы и посмотреть на него.

– Ас, ты бы не мог что-нибудь немножко сломать в Глобусе, чтобы нам не так скоро…

Они промолчали – есть ещё такой иероглиф, вроде безмолвствовали, но он очень уж торжественный. Энкиду улыбнулся:

– Нам стало легче, ты прав.

И подняв книгу с пола, он швырнул её в Аса. Тот слегка отклонился. Книга с грохотом упала. Все они смотрели на Шанни. Она сказала:

– А что вы на меня смотрите?

– Разве ты не скажешь что-нибудь? – Прыгнув сверху, как что-то большое и не очень балетное, но очень самоуверенное, спросил Билл.

– Нанялась я, что ли? И что, по-твоему, я должна сказать?

Билл подбоченился, с тряпкой в кулаке.

– Откуда мне знать. Если бы я был тобой, чувствовал твоими чувствами и смотрел на всех нас оценивающим взглядом, я бы знал.

– Я смотрю на вас оценивающим взглядом? И что же, прости Господи, я должна оценить?

Ас хмыкнул. Билл, вскользь глянув на него, вернул своё внимание Шанни, казавшейся сбитой с толку.

– Если бы я был женщиной… девушкой… – Вкрадчиво взялся он за свою неясную мысль. – Я бы… к примеру, ну, ты понимаешь. Всё размышлял бы, кто из них прекраснее, умнее и прочее. Чисто автоматически.

Энкиду зашёл за стол, чтобы поднять свою книгу.

– Это было бы нечестно. – Донеслось из-под стола, где он шерудил. – Ведь у нас-то нет такой возможности… леди Шанни склонна к справедливости, и не стала бы…

Он замолчал. Шанни была задета этими словами, напрочь лишёнными галантности. Она сдержала резкое слово, понимая, что показывать обиду нельзя.

– Видишь ли, Билл. Когда нибирийцы проводят столько времени вместе, они перестают замечать прекрасные вещи и начинают замечать недостатки.

Билл и командир обменялись понимающим взглядом, который взбесил Шанни.

– Мне очень жалко, что вы лишены возможности любоваться разными… вариантами, но, быть может, – она старалась удержать в голосе безразличную иронию, – там, внизу, ситуация исправится. Потерпите, пожалуйста.

Энкиду не принимал участия в этом последнем обмене любезностями. Билл изо всех сил склеил губы, чтобы не улыбнуться очаровательной обиде Шанни. Командир низко склонился над какой-то деталью, принесённой из мастерской. Он выглядел очень занятым и, казалось, ничего не видел и не слышал, но и Билл и Шанни явственно заметили, как у него тоже кривятся губы.

Шанни вспыхнула. Вот идиоты. Выходя из комнаты, она подыскивала какие-нибудь достойные и в меру убийственные слова, но Энкиду, отсиживавшийся под столом, вылез оттуда с бормотанием и вертя что-то в руке. Но не книгу.

– Билл, – похоже, он не верил тому, что говорит, – это твои штучки?

Ас остановил Энкиду. Он не толкал речей, и не вставал поперёк дороги. Но он сделал так, что Энкиду вынужден был остановиться. Младший брат Билла всем торсом показал, что мог бы этого не делать, но делает – непонятно почему. Таким образом, паритет был соблюдён. Ас получил возможность высказаться. Что он и сделал:

– Энкиду, ты недопустимо груб с Шанни.

Энкиду всё ещё показывал плечами и глазами, что стоит тут возле биллиардного стола просто так. Ас не дал себя сбить.

– Ты нагрубил ей. Нарушил правила.

– Какие ещё?

– Те, которые я вам изложил.

Энкиду задумался.

– Тебе придётся изложить факт нарушения подробней.

– Нельзя так говорить с… Шанни.

– Почему это?

Ас слегка сбился.

– Некрасиво… ты испортил ей настроение.

– Мы постоянно портим друг другу настроение.

Билл, который решил присутствовать при экзекуции, влез:

– Только не Билл. Билл никогда…

Ас перебил его взмахом руки и сделал шаг к Энкиду:

– Чёрт побери, это недостойно джентльмена.

– Прокол, дружище. Я не джентльмен… я егерь.

Энкиду оглядел этих двоих и презрительно ухмыльнулся.

Ас подумал.

– Нет… – Настырно пронудил он. – Мы не должны грубить друг другу. Это плохо для дисциплины. Ты провинился против всех. Я, как командир, делаю тебе замечание.

Энкиду выглянул за дверь, вернулся и негромко сказал, что он думает о замечаниях такого рода. Ас выслушал.

– Не прокатит, егерь. И ты примешь к сведению.

Энкиду готов был вспылить, но возразил голубиным тоном:

– Нелепица, дружище, выходит. Ты сам нарушил правила. Ты же пробежался по кораблю в полотенце.

Ас онемел. Правда, речь вернулась к нему практически сразу.

– У меня же стащили одежду… ну, знаете.

Подал голос Билл. И это был сладкий голос.

– И всё-таки ты их нарушил. Те самые правила, которые сам обнародовал за полчаса до этого.

– Это казуистика.

– И всё-таки, прими к сведению. Ни один из нас не нарушил этих твоих правил.

– Вы сговорились?

– Вдобавок ты украл у неё её собственные стрелялки.

Ас силой подавил свой гнев. И когда эти двое направились к двери, снова попробовал:

– Господа… вы неправы. Мы не должны отдаляться… враждовать.

Они обернулись. Ас подошёл и сказал сбивчивее, чем хотел:

– Мы должны быть солидарны. Нам нельзя, просто нельзя противостоять друг другу. И дело вовсе не в… подумайте, мы обязаны хранить верность… что ждёт нас там, внизу? Мы должны быть верны нашей… тому, что привело нас в Глобус. Тому, что было с нами…

Билл слушал внимательно. По его лицу Ас видел, что его слова понравились непостоянному Биллу. Но Энкиду протяжно фыркнул, как тигр.

– Меня ты этим не проймёшь. Слыхал я… там внизу? Вместе? Почему ты решил, что мы будем вместе? Боишься потерять плётку?

Ас воскликнул:

– Да не сходи ты с ума! Я тебе не враг…

Энкиду сказал с нехорошей улыбкой:

– Мило.

Он вышел и обернулся.

– Там каждый будет за себя… когда придёт час.

С этими словами, от которых Ас как бы обессилел, он хотел уйти. Но в дверях стояла Шанни.

Энкиду опять был остановлен. Он посмотрел на маленькую руку на своём предплечье и взглянул темно, исподлобья.

– Ты егерь, ведь знаешь… как приходится выживать. Мы этого не сможем…

Она почему-то посмотрела на Билла. Тот воскликнул:

– Ещё бы. Да мы тебя не выпустим! Как мы без тебя?

Энкиду дёрнул рукой, но не для того, чтобы стряхнуть прикосновение Шанни.

– Второй раз за день вы двое… – Начала Шанни.

Билл подхватил:

– Они просто тянутся друг к другу, заметила?

Ас ждал. Энкиду тяжело вздохнул и, не глядя, подал командиру руку. Дежавю.

Они не устали друг от друга. Полёт что-то уничтожил в них, а потом вернул заново. У них давно не было твёрдой почвы под ногами… но они не устали друг от друга.

Кишар и Незнакомка устроили им представление. Нечто вроде медленного танца, когда двигаются только взгляды.

Ощущения командира не были романтичными. Неожиданно он вытащил из памяти убийство, совершённое вот в такую редкостную ночь. Нашли в запертой квартире пистолет под табуреткой, на табуретке последнего из своего поколения журналиста, сказавшего Слово Правды про одну штуку. Ну, само собой, записочку, приколотую к бобочке почившего.

В тот же день стало официально известно, что журналист давно жаловался на головную боль, в тесном кругу друзей выражал сомнения в пользе бытия и вообще смотрел волком.

Ас примерно представлял, что произошло в ту ночь в запертой квартире, но, конечно, знали все подробности только Кишар с Незнакомкой. Если они не были чрезмерно увлечены своим сближением, понятно.

Ас не стал обнародовать свой смысловой ряд. Глядя на красавицу, он как на первой читке сомнительной пьесы, произнёс:

– Нам следует ещё раз всё обдумать. Скоро это произойдёт.

Энкиду, второй раз помирившийся с командиром, внезапно понял, о чём тот вспомнил. Это было необъяснимо, в это трудно было поверить самому Энкиду, но так случилось.