Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

– Это просто число.

Шанни вздохнула.

– Вот сейчас я понимаю Билла. В тебе есть что-то раздражающее.

Он покивал.

– Двойственность натуры? Понимаю.

Шанни сказала, с каким-то неописуемым выражением, в котором можно было расслышать даже презрение:

– Ты распрекрасный.

Ас серьёзно ответил:

– Огромное спасибо. Мужчине всегда приятно такое услышать.

– Но при этом чего-то не хватает.

– Ну, вот.

Шанни отвернулась и твёрдым шагом принялась спускаться по лестнице.

– Знаешь, чего не хватает?

– Думаю.

– Изъяна.

Первая звезда, не особо яркая, как старый умный леану, освещала прошедший по её диску комочек. Это был Малыш, известный своим изображением Паука. У этого куклёнка среди планет почти обнажилось ядро, и гигантские ступени огибали шарик. Когда-то этот маленький солдат постоял за себя в неведомой битве.

И мы увидели вращение планет. Мы были не далеко и не близко – в середине. Не слишком близко – так, чтобы шары не сделались плоскостью и не слишком далеко, чтобы они не превратились в серебряные пули, пущенные в далёких вампиров.

Билл и Шанни эти дни часто сталкивались возле комнаты с фонтаном, который исправно орошал корни странного растения. Билл обычно изрекал какую-нибудь нервную шутку, а Шанни заставляла себя улыбнуться.

А улыбалась она так…

Смущение ли диктовало эту улыбку, или привычка к нехитрой домашней сигнализации – всё хорошо, вот я, а вот ты, а вот и наша вода и стены нашего дома… выучка полувоенной дисциплины, когда улыбка это, как поётся в старинной песне космофлота, флаг корабля… в общем, не важно.

Важно лишь то, что Шанни – к её чести, возможно, не ведала всей силы своей улыбки, помноженной на вечное сияние своей красоты и теней в углах комнаты. Каждый раз оказывалось, что она и Билл спрятаны в тихом приюте, соединённые её улыбкой.

Так Шанни сделала, сама того не осознавая, шаг к ошибке. Совершенно невинно, но разъяснилось это тогда, когда уже было поздно. Хотя бывает ли что-то слишком поздно?

Ведь даже заигравшись в карты, не поздно лечь спать утром.

Выбрать короля для завтрашнего козыря и – вперёд.

Едва они отдалились от Аншара, им стало чуточку легче. Зато в комнатах появились какие-то насекомые.

Сначала Шанни, шебуршась в кухне, с досадой подумала, что это следствие их неряшливости и принялась проветривать кладовые.

Билл вошёл, когда она вдумчиво рассматривала ящик под посудомойкой.

– Чем могу помочь? – Спросил Билл, потому что Шанни взглянула на него. Всё равно, сделать вид и смыться было поздно.

Она протянула на ладони и показала. Билл рассмотрел.

– Чей-то трупик.

– У нас насекомые. Фу, как стыдно. Наверное, где-то залежалась картофельная шелуха.

– О чём речь? – Энкиду навалился плечом на косяк двери.

Ему рассказали, и расстроенный голос Шанни, сопровождаемый взглядами Билла, заставил его призадуматься. Он, впрочем, успокоил их и напрочь отмёл версию о шелухе.

– Это завелось в нашем растении.

Билл запротестовал неожиданно пылко.

– Что за… если оно не может возразить тебе, не значит, что его можно обвинять.

Он умолк и внимательнее рассмотрел крошечное существо.

– Крылья дивные…

Ас, узнав об этом, как всегда всё оставил на откуп Шанни. Билл рассердился:

– Да она сейчас заставит сменить постельное бельё или вымыться шампунем для собак. А тебе всё равно. Тебя-то она не дрессирует.

В этот момент – они сидели за ужином – на тарелку Билла спланировало новое существо. Шанни замахала руками. Энкиду посмотрел на лампу, вокруг которой летало ещё одно.

– Крупноваты, чтобы жить в собачьей шёрстке. – Заметил он.

И впрямь, создание, расхаживавшее по тарелке Билла, скорее походило на крошечную птичку.

Билл ловко накрыл его стаканом.

– И это тот, кто критиковал тоталитаризм.

Билл огрызнулся:

– Это же не по твоей тарелке ходят.

Ас потянулся посмотреть. В стакане вертелось цветное существо размером со спичечный коробок.

– Отпусти. – Не выдержал Энкиду.

– Вы посмотрите… – Прикрывая добычу локтем от брата, ворковал Билл. – Какая малипусечка.

– Отпусти. Это же… птичка.

– Ну, кто бы это ни был, – сказала твёрдо Шанни, —мы их не приглашали.

Энкиду страдальчески посмотрел на командира, но тот сделал вид, что ранее с ним не встречался.

Вторую птичку, которую безжалостно шуганула Шанни, пришлось накрыть прозрачным колпаком для завтраков. Билл, рассмотрев пленницу, долго изводил всех эстетическими подробностями:

– У неё, честное слово, ресницы есть… и четыре глаза.

Под припевы Билла-тюремщика цветная штучка расхаживала, распуская радужный мост крыльев.

Шанни слушала—слушала и хлопнула ладонью по столу:

– Вот что, Билл… или отпусти её или убей. Надоело слушать, как ты лепечешь.

Все так и подскочили. Особенно заметное перемещение в пространстве совершил Билл. С величайшим интересом посмотревший на Шанни Энкиду присоветовал Биллу:

– В самом деле, дружище… она ведь живая.

Билл так разозлился, что некоторое время не мог найти слов. Ас рассмеялся.

– Смотрите, он вам теперь не простит. Он-то думал, какой он утончённый, птичками любуется, а оказывается, он обыкновенный эгоист.

Билл, стиснув губы, выпустил птичку или кто это там был.

– Ну! Ну! – Воскликнула Шанни и встряхнула полотенцем. – Прямо на стол!

– На вас не угодишь. – Внезапно повеселев, возразил Билл, глядя, как радужное существо взлетает и кружится под лампой, раскрашивая комнату.

Глобус, вращаясь, как ожившая и скрутившаяся в клубок радуга, летел к радужному телу Кишара, издалека раскинувшемуся мостом. Цветная игрушка заняла полнеба, и Глобус летел внутри взорвавшейся коробки с красками.

Именно отсюда сбежала обречённая на самоубийство красавица Раав.

Красное Пятно – знаменитую метку Кишара, тему румянца, краски стыда и прочее Билл исчерпал до дна. Когда он скрёб ложечкой в чашке, извлекая оттуда сгустки сахара, Ас предупредил:

– Если я услышу ещё какую-нибудь шутку, относительно причин, по которым можно покраснеть, я направлю Глобус прямиком в эту штуку, и…

– Не покраснеешь. – Закончил Билл. – А что, что? Ты же это хотел сказать?

Вихрь, которому минуло больше лет, чем памяти о каком-нибудь тиране, и в котором по ушки скрылась бы Эриду, швырни её сюда злой волшебник, был хорошо изучен Раав, прежде, чем она дала дёру.

Другие вихри, поменьше, узоры на семейном ковре, развлекали корабль, летящий вдоль бока планеты, бескрайнему и безбрежному. Глобус мчался, как собака вдоль забора, но Кишар не кончался.

Длинные молнии безмолвными волнами двигались иногда по нескольку часов, а гром гремел, к счастью, за звуковым барьером Глобуса.

Ярко-голубая корона была беспечно сдвинута чуть набекрень. Король космоса выглядел вполне мирно, как дружелюбная и не страдающая звёздной болезнью рок-звезда. Шанни попросила включить защитный экран – ей приелась радуга. В этом излучении Кишар оказался кровавым и неприятным.

– Говорят, он был звездой.

Ас спросил, удобно ли ей и отдохнули у неё глаза, или зашторить окно?

Шанни помялась, а Билл воспользовался паузой:

– Нет, нет, это невежливо. С тех пор, как та красотка разбила его художественное сердце, у него в гостях и души живой не было.

Ас почему-то решил, во что бы то ни стало, развлечь Шанни и приволок какую-то антенну, которую нашёл Энкиду. Некоторое время они слушали диковинное пение Кишара, плывшего на собственных радиоволнах.

Оттого, что он кружился вокруг своей оси, как сумасшедший, они стали узнавать на его поверхности знакомые места. Именно поэтому они оторопели, увидев, как из знакомого и вызывающего улыбку красного пятна на них смотрит тяжёлый и внимательный глаз.

Билл потянул полу куртки и накрылся с криком:

– Он смотрит на меня!

Ас, прибежавший на крик, разнёсшийся по всему Глобусу, быстро успокоил невежду Билла.

– Это всего лишь тень от одной из его лун.

Билл стащил куртку и мрачно моргнул.

– Предупреждать надо.

Спустя некоторое время глаз прикрылся, зато лучезарные покровы разошлись от сильного извержения, и экипаж Глобуса явственно увидел, что у Кишара внутри есть другая планета. Если только одна…

Глобус уже удалялся, и они сочувственно смотрели на то, как калейдоскопически уменьшается, унося семейные секреты, Кишар.

– Во всяком случае, за ним теперь никто не следит.

Шанни внимательно посмотрела на Энкиду. Она хотела что-то сказать, но сдержалась.

Энкиду как-то изменился в эти дни. Если бы царский сын номер один не узнал бы его чуть получше, то решил бы, что брат чем-то недоволен. Теперь же он догадывался – Энкиду волнуется. Имя этому волнению найти было сложнее.

Впрочем, заковыка развязалась вскоре.

Энкиду стоял и смотрел с балкончика на Кишар. Билл вошёл и прикрыл дверь.

– Комета? – Спросил он чуть встревоженно, вышколенный командиром.

– Разве он не прекрасен?

Билл, насмотревшийся на всякое, смутился. Он не сразу понял… да и тон и голос, каким была высказана эта немудрёная мысль, сначала сбили его.

Он понял, что речь вот об этом – удаляющемся многоцветном облаке почти правильной формы.

– Тебе он нравится?

– Мне и командир нравится… когда не следит за моим воротничком. – Попытался отшутиться Билл и тайком вгляделся в лицо брата. Мог бы так не конспирироваться. Энкиду не скрывал своих чувств. Внезапно он в упор посмотрел на Билла, и взгляд того отпрянул, застигнутый.

– Кишар был в созвездии Хищника… и когда ты родился. Странно, что ты равнодушен…

Билл что-то пробормотал и ретировался под предлогом, что у него картошка в духовке.

– В мундире. – Добавил он.

В Детской он задумался, рассматривая игрушку на полу.

Самого Билла волновало другое светило. Оно возникало в том предсказании, о котором сумела кое-что разузнать наша умная Шанни.

Растение активно цвело. Его плети ползли во всех направлениях, избирая, как заметил Ас, полутень. В сени растения весело роились птички. После долгих разговоров с упоминанием гражданских свобод (Энкиду), брезгливых размышлений насчёт того, что может завестись в доме, где на каждом шагу лежат носки (Шанни) и бездарных воплей, то восхищения манерой полёта, то возмущения по поводу залезшей в постель птички (Билл) – Ас принял решение, как ядовито заметил Энкиду, в духе пассивного либерализма.

– Так. – Устало прорычал он, когда они опять ввалились к нему с очередным существом в очередной посудине. – Не трогать этих… научный руководитель может исследовать их…

– И не подумаю.

– Может, их приручить? – Влез Билл, склоняясь над вазой, где помещалась пленница. – Ути… умненькая. На папу посмотрела, да?

– И советую, как правильно сказала Шанни, соблюдать правила гигиены.

Билл фыркнул.

– Причём тут наши уши и вот эти славные летунчики?

В конце концов, Асу самому пришлось отдирать плеть, повисшую над клавиатурой, и он слегка рассердился. Энкиду, на которого он наткнулся в Гостиной, не выказал ни малейшего сочувствия.

– Опять новые кусты? – Спросила Шанни. – У меня в комоде обнаружилась целая ветка и даже какая-то гроздь.

Ас отшвырнул растение, и оно упало так, будто собиралось пристроиться вокруг его стройной щиколотки.

– Попроси Энкиду прополоть.

Шанни проводила его взглядом. Обычное душевное равновесие солдата явно нарушено. Билл, заглядывая из коридора, приглушенно пригрозил Энкиду:

– Попался, птиц. А вот не надо было называть его пассивным, он тебе этого не простит.

Энкиду встал.

– Не буду я ничего выпалывать. Нашёл себе огородника, особист, ботаник тюремный.

Шанни и на него посмотрела с лёгким удивлением. Но печаль, как рукой сняло – и рука Билла на мгновение коснулась её плеча.

– Слыхала? – Сказал он и так искренне, мотая головой, расхохотался, что у Шанни от сердца отлегло.

Она понадеялась, что этот глупый смех донёсся до сурового командира, прежде чем тот захлопнулся в своей келье. На грубое оскорбление бывшего егеря командир никак не отреагировал… ах, нет – враньё. Он помрачнел, но так как подобное состояние и вообще было ему свойственно, чуть сильнее сдвинутые брови командира впечатления ни на кого не произвели.

Птичек не трогали, а растение, и впрямь, дало плоды. Ас, собрав в кулак остатки чувства юмора, порекомендовал Биллу и Энкиду снять пробу, только предварительно порывшись в аптеке на предмет самых необходимых средств первой помощи.

Каменный браслет, в котором Ас вёл Глобус с ювелирной осторожностью и смелостью, маленечко приостановил их ставший быстрым полёт. И это определённо обрадовало. Ах, господа, до чего же хотелось им отодвинуть придвигаемую к ним на синей с чёрным доске Эриду, неизвестную фигуру.

Посему манёвры в камнепаде ничуть их не тревожили. Пару раз случились повреждения и остановки. После одной из таких Ас был темноват, но на вопрос о степени повреждений ответил, что нет… ничего особенного.

Простираясь внутри Большой Аллеи, Браслет никогда не входил в перечень официальных политических терминов в досье, собранном на планету Эриду.

Когда-то в бородатом году один учёный, про которого другие учёные говорили, что он «лжец, девственник и неудачник», изучив пространственную рябь в этом секторе пустоты и величия, обнаружил, что поодаль пара чёрных дыр решила дать обет верности.

Полюбовавшись на любовников, он, снова вспомнив о горечи одиночества, создал теорию светового разгона. Спустя время, так как в космосе ему слышалась лишь грустная медленная мелодия, которую он никак не мог применить в своей жизни, из теории получилась и практика. А именно, устройство, исключающее прослушивание.

И первым, кто заинтересовался замечательной штукой, был банк. И вторым – ещё один банк.

То есть, на самом-то деле, у него имелся, как выяснилось, более широкий круг поклонников. И, между прочим, в него входило само государство Нибиру, чей гимн всегда казался ему противоречащим вечной мелодии, которую он отчётливо слышал в космосе.

Позднее он смог продолжить свои исследования, в несколько иных обстоятельствах. Теперь он работал над устройством, которое бы исключало действие предыдущего, но что-то с ним произошло, и он не смог. Возможно, виной послужили именно обстоятельства, например, невозможность смотреть на то самое небо, где было столько забавляющих его штук.

– Нибирийцы больше не ставят рекорды. – Сказал по этому поводу один крупный чин в том заведении, где собственно лжецу и было предложено создать остроумное опровержение самого себя.

В ответ он услышал вздох и невнятное сетование.

– Вырождаемся. – Ответил тот, другой, в полутьме и улыбнулся, хотя знал, что улыбка из угла не видна. – Резервы исчерпаны, близится завершение круга, когда три стрелки сойдутся.

– Если их три. – Почтительно не согласился чин. – Так, ваше высокоблагородие, следует убрать тело…

– Да… бедняга, бедняга.

– А мозг, ваше высокоблагородие? Не выколотить ли для наших умников? Быть может, они найдут что-нибудь интересное?

В полутьме задумались и задумчиво та фигура сказала:

– Д-да… ах, нет. Надо ли? Разве ваши умники поумнеют, копаясь в этом прекрасном мозгу? Да и дыра, посмотрите, какова…

Фигура укоризненно покачала головой.

– Нехорошо, нехорошо. Как это грубо… жестоко. Всё-таки он был замечательный нибириец. И знаете… мне он ещё больше понравился, когда заартачился. Какая прелесть эта смелость! Хотя и зловредного антигосударственного характера.

Фигура поднялась.

– Нет, оставьте его так, не терзайте. Смотрите, какое у него одухотворённое строгое лицо, у этого озорника. А впрочем… поступайте как хотите. Он был преступник и, согласно закону, им остался и сейчас.

Чин кивнул без особого энтузиазма и посторонился, выпуская фигуру. На пол под светильник, где круг света был недосягаем для теней, он не смотрел. Он ушёл, предварительно вызвав подходящего офицера, который бы сделал всё, как подобает.

– И не подумаю. Можете говорить, что хотите. Спокойно призывайте к свержению существующего строя. Или застрелите друг дружку. – Объяснил им Ас. – Даже если у нас остались «птички»…они могут чирикать до посинения. Поэтому я отключил звуковой барьер, и не собираюсь включать, пока мы здесь. Пусть прибор отдохнёт. Мы в Световом Разгоне.

Билл недоверчиво покосился на него. Меж тем командир знал, что говорил.

Каменный Браслет, подвигнувший того любителя медляка на открытие, сам был создателем и создал вокруг Глобуса тишину такой сгущённости, что она тянулась в пространстве, как засахаренное молоко в банке, припрятанной Шанни на праздник середины лета. Собственно, полезное свойство и было причиной того, что во времена колонизации Эриду некоторые конференции всемирного масштаба провели на этих болтающихся островках.

Подслушать что-либо извне было невозможно. Другое дело, что карусель эта могла стать смертельно весёлой, оттого услугами Браслета по части скромности воспользовались, как и сказано, всего пару раз и то речь шла об экстремальных обстоятельствах, о судьбе беспечного человечества. Участие же принять могли только те, о которых говорят «сорви голова».

– Если у нас на корабле четыре человека… – Занялся подсчётами Энкиду. – Сколько же часов эти ребята смогут отдыхать, спустив наушники.

– Порядочное количество времени. – Согласился Билл.

– У нас два человека. – Напомнила Шанни.

Все они на неё посмотрели.

– Уж не расистка ли ты, деточка? – Полюбопытствовал Билл. – К слову, если ты проводишь статистическое исследование… у нас тут трое мужчин.

Шанни презрительно оглядела предметы статистики и ушла. Как ни странно, Ас не одёрнул Билла.

Возбуждённый неизбежным концом путешествия, Билл как-то вечером, когда Шанни ушла к себе чуть раньше, сказал:

– А не устроить ли нам мальчишник? А то потом и вспомнить будет нечего.

– Как ты это себе представляешь?

– Как… по всем правилам. Кроме некоторых элементов. Вытащим, что у нас осталось под лестницей, разложим всякие журналы… Повесим кухонный фартук.

– Гмм.

– Фильм найдём. Попляшем, это самое.

– Оно разве под лестницей?

– Тш. Конечно, нет. Нельзя же орать об этом.

Он посмотрел на дверь.

– А вдруг услышит?

– Ас врубит изоляцию звука. Ас, ты как?

– Не, не, я не могу. – Сразу отмазался командир. – У меня там…

– У него там чёртик в судовой роли недорисован. – Отозвался Энкиду.

Билл отметил с бандитской зоркостью, что взрыва возмущения в ответ на безобразное предложение не последовало.

– Да поставь свой корабль на автопилот. – С грубой интимностью пристал Билл и сел на край стола.

Ас сухо посмотрел на массивное бедро Билла.

– Если я не возмутился, как того заслуживает твоё безобразное предложение, это не значит, что я не возмущён.

– Эмоции бережёшь. – Посетовал Билл и переглянулся с Энкиду. – Ослабел…

– Он устал. – Согласился Энкиду. – У него нет сил.

Ас не обращал ни них внимания. Билл поразглядывал его и громко прошептал:

– Это у него после насморка началось.

Энкиду грустно простонал что-то и ещё громче прошептал:

– Говорят, это потом может дать осложнения…

Ас быстро посмотрел на него. Билл вскрикнул и прижал пальцы к губам.

– Ужас… недаром он уже превратился в либерала. Ай-яй-яй.

Он обмахнулся краем газеты, которую упорно читал Ас.

– Авось обойдётся. – Озабоченным голосом сказал Билл. – Если он будет кальций принимать. Ты как, твоё благородие?

Тот холодно взглянул и опустил взгляд. Энкиду просвистел:

– Он не расслышал и стесняется переспросить. У него уже, наверное, это давно началось.

Билл протяжно зевнул и, фукнув, с привизгом потянулся над головой Аса.

– Да ещё птички и кусты. Плохо дело. Зато мы с тобою сможем чесаться в ушах, он и не услышит.

– Да, во всём плюсы. Такова тайна бытия.

Ас сложил газету и мимолётом взглянул на Билла. Тот захлопнул пасть и поудобнее устроился на краешке стола. Громко и отчётливо он молвил:

– А мы тут радуемся! Как хорошо, что ты выздоровел!

Ас поднял край стола, и Билл, закатившийся в захлёбывающемся смехе по поводу своего исключительного остроумия, свалился на пол.

Ас встал. Энкиду выжидательно поглядывал.

– Ладно. – Сказал командир. – Ради одного того, чтобы меня перестали подозревать в либерализме, я согласен на этот бред.

Он тут же прервал вскрик выползшего из-под стола Билла:

– Но в рамках.

– О чём речь, комр. – Пожал плечами отряхивающийся Билл. – Слева космос, справа космос. Не свалимся.

– Я, разумеется, согласился только потому, что сейчас мы остановились в бухте между двумя возмущениями. Когда эти каменные смерчи разойдутся, двинем дальше. Словом, у нас полночи. – Строго толковал Ас, и его слова встретили полным почтения нечленораздельным ропотом.

После размышлений втроём, решили изоляцию звука не включать – это может возыметь противоположный эффект и усилить подозрения. Вместо этого стеклись на запад, на крайнюю удалённую точку в верхнюю дополнительную рубку.

– Ну, и беспорядок тут. – Обрадовался Билл. – Странно, что Шанни не добралась.

– Нишкни. – Агрессивно оборвал командир, ударами ноги разгребая завал из коробок с запчастями. – Мы на мальчишнике и я прошу придерживаться принятого регламента. Об элементах антиматерии ни слова.

Энкиду восхитился.

– Ну, вот, ты уже обратно консерватор. Быстро едешь.

– Это Шанни-то антиматерия?

Ас шикнул на него.

– Если мы решили делать всё по правилам, упоминать леди недопустимо.

– А кого нам тогда упоминать?

– Сами знаете. Кодекс гласит, что разговаривать о даме, которая, ну… является той, о которой нельзя разговаривать на мальчишнике, словом, о ней разговаривать запрещено.

Они некоторое время молчали. Билл разлепил твёрдые губы и промямлил:

– Это самое страшное, что я слышал после того, как домовой пробежал в лунном свете.

Энкиду кивнул.

– И мне как-то не по себе.

– Но он умеет выражаться, а?

– Не то слово.

Ас отвернулся и вдохновенными движениями довёл гнёздышко до своеобразного совершенства.

– Мы согласны с тобой. – Мягко в спину Асу молвил Энкиду. – Но хочу уточнить… разговаривать о дамах, о которых согласно кодексу можно разговаривать… о них можно разговаривать, чёрт возьми или как?

Ас обернулся и посмотрел на дружков, застывших в ожидании. Он улыбнулся и тихо сказал:

– Конечно.

Все великие замыслы обязательно имеют какой-нибудь недочёт. Так уж заведено. И минусы, о которых забыл вспомнить предусмотрительный Энкиду, в данном случае заключались в повышенном чувстве ответственности, свойственной всем видам материи. А иначе у нас бы и вселенной не было.

Шанни поднялась среди ночи и вышла в Гостиную. Окинув взглядом относительный порядок бытия, она, ведомая этим самым чувством ответственности, отправилась в безошибочном направлении.

Которое и привело её к наглухо прикрытой двери, из-за которой доносились разные звуки, свидетельствующие о наличии там обитаемого островка. Часть из них была узнаваема, хотя и в слегка изменённой форме. Иные имели новый характер. Шанни склонила голову к плечу.

– Ах, как всё-таки хорошо. И почему мы раньше этого не делали?

– Билл, я не знаю.

– Вот и я не знаю. А ты знаешь, командир? Командир?

– Он тоже не знает. – Вступился Энкиду. – А так, вообще, он замечательный парень.

– Вот так мы получше друг друга узнали. А то сидим, куксимся… а вокруг такое напряжение.

– Антиматерия.

– Ну, да. Я помню. Почему мы всё время подозреваем…

Энкиду приподнялся.

– Тише.

Стук в дверь раздался снова.

– Что это? – Билл побледнел. – Кто там?

Голос из-за двери сказал:

– Это я, Билл.

Ас закатился в счастливом смехе.

– В чём дело?

– Он спросил – «кто там?»

Энкиду постучал себя по голове. Ас внезапно вскочил с прояснившимися глазами.

– Абу-Решит… быстро, быстро. Выключите это.

Дверь открылась. Шанни возникла, пытаясь разглядеть комнату за убранством. Оно было сочленено из командира и Энкиду, стоящих плечом к плечу.

За их спинами мелькало какое-то изображение в Мегамире.

– А ты чего не спишь?

Шанни взглянула на Билла, очевидно, решившего удерживать дверной проём.

– Пришла за своим фартуком. – Сказала она. – Решила кой-чего сготовить.

– А.

– Я, собственно, хотела доложить командиру… он здесь? Вы здесь, комр? Что путь свободен, мы можем отправляться дальше.

Внутри комнаты послышался шёпот.

– Застегнись… вот…

Отодвинув расстроенного Билла, мимо прошмыгнул высокий командир, явно мечтавший сделаться поменьше.

Шанни проводила его взглядом. В глубине комнаты погасло изображение и раздался облегчённый вздох. Билл, тем временем что-то сметавший со стульев, пригласил:

– Ты заходи… правда, здесь не убрано…

– Нет, я только заберу… ага, спасибо.

Наутро она проснулась в совершенно обезлюдевшем корабле. У неё даже создалось бы ощущение, что все остальные выбросились через аварийный люк, если бы не робкие признаки того, что всё же Глобус обитаем.

В рубке Билл сидел в глубокой задумчивости.

– Теперь нужно извиниться, наверное. – Терзал себя шёпотом Ас.

Билл встрепенулся.

– Как? За что?

– Кто будет?

Энкиду из угла предположил:

– Командир. Он умный.

– Я? Да я из-за вас предстал совершенно в нелепом образе.

– В образе он предстал. Если бы не мы с Энкиду…

– Ну, хватит, хватит. – Поспешно и жалобно перебил командир. – Я сделаю то, что должен…

За ужином на Шанни глядели серые и строгие лица. В конце концов она встревожилась:

– Билл, что у тебя с глазами? Попало что-то? Или ты читал дамский роман?

Воцарилось молчание. Билл уронил разом несколько предметов сервировки под стол. Шанни продолжала задумчиво:

– Хотите спросить, страшно ли мне, что я так далеко от Родины в пустоте и черноте с тремя маньяками? К тому же, страдающими лёгкой формой алкоголизма?

Ас молвил с трудом:

– Мы должны извиниться…

– Зачем? Продолжайте в том же духе.

Она встала и в дверях оглянулась.

– Будете до самой Эриду ужинать в том же составе, что и вчера. Осквернённый фартук я выбросила.

– Раз! Раз!..

Шанни, стоявшая коленом на диване, наотмашь отмеривала саечки Биллу. Тот, с зажмуренными глазами, пляской бровей старался удержать карту, приклеенную ко лбу.

– Девятнадцать. – Подытожил Энкиду, отсчитывавший удары хлопками ладоней.

Вот уж неделю, как воцарился, по выражению Энкиду, мир во языцех. Экипаж Глобуса наслаждается последними днями покоя, предоставленного разрушительной бурей на Привале. Красные ливни и огненные стрелы, которыми призраки богов встретили своих потомков, дали этим потомкам великолепную отмазку.

За летающей грядой Глобус отсиживался уже полдня, а непогода предвещала ещё более сладостную оттяжку. Скрывая постыдное удовлетворение и детскую радость, слабохарактерный командир поведал им об этом. Подбородок в железном ободе бородки, глаза непреклонно недовольные. Они тоже сделали было вид, что в отчаянии.

Но Билл всё испортил.

– Ух, ты. Хорошо-то как. Будто карантин в школе наутро после того, как я молился, чтобы прилетел дракон и тово… ну…

Ас посмотрел наподобие этого грешного дракона, но Шанни успела:

– Спасибо тебе, о конюх.

Билл смутился от удовольствия, а командир, ещё поизображав добродетель, смилостивился. Энкиду спросил:

– И надолго мы?

Ас буркнул:

– С неделю.

(Полный восторг.)

– Ну и ну. – Молвил Ас.

– А тебе, прям, не терпится принять участие в пирушке по поводу прибытия богов на Эриду. Ты, как хочешь, чтоб тебя ели – снизу вверх или сверху вниз?

Ас сказал, что подумает. Но как бы он ни делал вид, что сердится, его ужасно обрадовало, что Шанни их простила.

Если бы она была, действительно, божественной породы, то сообразила бы, что сделала это зря… ну, да ладно.

В общем…

Билл приоткрыл один глаз и оглядел склонившуюся над ним Шанни. С мольбой пробормотал:

– Ну?

Шанни занесла руку и придержала кончики пальцев одной руки, устроив известную фигуру для выдачи саечек. Опустила руку.

– Ещё раз. – Подзудил Энкиду.

Ас, поискав глазами, взял газету с пола и, отодвинув кресло, занялся чтением.

– Последний, ну?

Шанни ответила:

– Ладно. Пусть будет про запас. Вдруг наступит момент, когда его надо будет подтолкнуть.

Она отошла. Билл расклеил глаза и скосил их на карту. Она намеревалась свалиться, и он удерживал её шевелением бровей. Шанни присела на диван и собрала со стола колоду.

Билл выдохнул, и карта свалилась. Она пропорхала в его колени, и, выудив её, Билл протянул Шанни предмет суеверия рубашкой вверх. Энкиду, потерявший интерес к расправе, ушёл к бильярдному столу.

Шанни ещё подержала колоду в ладони, вроде как задумавшись и стряхнув какую-то мысль так явственно, что Билл посмотрел на неё, встала. Она оставила карты на столе возле сдвинутых чашек и сказала:

– Ну, спокойной вам ночи, господа. Посуду уберёте. Моё дежурство в пять утра, так что я, пожалуй…

Тройное пожелание внахлёст перекрыло её последнее слово.

– Сладких тебе сновидений. Не мучай домового.

– Всего доброго.

– До встречи, Шанни. Не торопись утром.

Шанни, не дослушав, вышла. Раздался грохот тройного усаживания, так как все привстали, каждый на своём месте. Билл, обрушившись обратно на диван, поглядел на закрывшегося газетой Аса. Энкиду вернулся на облюбованное место возле бильярдного стола.

Билл посидел тихо-мирно с минуту, подумал о чём-то, протянул руку и взял со стола карты. Он перекидывал их в ладони и разглядывал картинки. Вытащил одну и показал.

Энкиду посмотрел на карту.

– Она прекрасна.

Билл, как будто не веря ни ушам, ни глазам, бросил карты на стол.

– Удивительно, что кто-то в этом доме, кроме Билла, говорит то, что все подумали.

Снова стало тихо, но на сей раз совсем ненадолго. Билл показал на стол, где, разлетевшиеся, молчали карты.

– А?

Энкиду взглянул на него и по направлению, указанному пальцем Билла, и глаза его тихонько загорелись.

– Очень даже.

Билл посмотрел на Аса, но сквозь газету непонятно было, услышал ли он. Билл схватил карты и принялся тасовать.

– Эй, бастард. – Негромко позвал он.

Голова Аса в приглаженных волосах высунулась из-за газеты.

Билл показал ему колоду. Ас посмотрел и снова исчез. Оттуда послышался его голос:

– Меня увольте.

Билл изумился:

– Что так?

– Мало того, что ваша затея гнусна сама по себе, но она вдобавок и неуместна. Мне достаточно вашего мальчишника, знаете ли. – (Газета содрогнулась.)

Билл вздохнул.

– Но я думал, что ты, как военный, уважаешь определённость.

Ас с треском сложил газету, прогладил её о подлокотник и бросил на пол рядом с креслом.

– Я могу вам запретить, как командир корабля…

Билл замахал рукой с картами.

– Знаем, знаем. И посадить под арест вплоть до сдачи властям. Валяй.

Ас холодно ответил:

– Но запрещать я не буду. Делайте, что хотите.

Энкиду расправил плечи и прислонился к ребру стола.

– Но так не пойдёт. Или все трое играют…

Билл прицокнул от досады.

– Погоди, Билл… Господин командир корабля, вы отказываетесь?

Ас буркнул:

– Само собой.

Энкиду повернулся к Биллу.

– Отменяется.

Билл разочарованно пожал плечами и схлопнул колоду в лапах. Снова стало тихо. Билл пошебуршил брошенную книгу, заглянул на страницу, помеченную закладкой. Потом сложил руки на животе и, снова распустив их, схватил колоду.

– Тогда давайте просто погадаем.

Энкиду возразил:

– Мы же в них резались. На таких картах не гадают.