Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

– И все говорят, что думают. – С непонятным выражением добавил Ас, который, оказывается, вслушивался в текст беседы.

– Ты хочешь сказать, что Билл говорит, что думает? – Энкиду.

– Нет, что его слова полны опечаток.

– Здравствуйте-пожалуйста, опять Билл.

– Ну, это естественно для поколения, которое под ноутбуком нашли.

Билл угрюмо замолчал и как бы в рассеянности опять полез в огурцы. Шанни, вернувшись, хлопнула его шумовкой, которая в виде исключения не оказалась под столом.

– Веди себя прилично.

Билл совсем загрустил. Вдобавок Ас, сдвигая чашку, раздражился:

– Билл… вечно ты всё разбрасываешь. Тут какой-то документ твой… прибери…

Он вытащил из под чашки, непонятно как очутившуюся там официального вида книжицу и сердито толкнул её по столу к Биллу. Тот покорно сгрёб и сунул в карман. Ну, вас всех.

– Спасибо. – Вяло молвил он, не ведая, что спасает себе почти что жизнь.

Ас принял решение покинуть бухту спокойствия в тот момент, когда Энкиду, несмотря на жару, то и дело улучавший время для поиска повреждений, как раз это повреждение отыскал.

Предупредить он не успел, и последствия не стали выстраиваться в очередь. Ну, немедленно полетела вниз проклятая температура…

Безумная радость по этому поводу обуяла корабль. Билл шумел громче всех. Собственно, только он и шумел. Энкиду был как-то мрачноват и не разделял биллова энтузиазма.

– В чём дело? – Тихо спросила Шанни.

Энкиду вяло попытался объяснить, щедро используя очень сложные термины. Шанни перебила.

– Ясно. – Сухо сказала она. – Хорошо, что вы с командиром не выступаете за команду синхронного плавания.

– Шанни, так получилось.

– А ещё Билла ругаете.

Шанни поёжилась. Причиной был не страх, а холод. Уже через час, кутаясь во что попало, они убедились, что всем потребуется горячее питьё.

Билл, в слоях содранных со всех кроватей покрывал, мрачно изрёк:

– Интересно, водятся ли русалки в холодных морях?

И посмотрел в сторону тёмного затылка. Ас не сменил свою белую рубашечку, но под нею, как ни приглядывался Билл, не пробежало ни волнишки озноба.

Командир самолично принёс в одну из коморок свою раскладушку и, овеваемый пламенем, маленький старинный обогреватель на эрзац-топливе, – для Шанни.

– Устраивайся.

Худые щёки командира даже разрумянились, когда, хватаясь за нагретую решётку, он устанавливал прибор поближе к ложу.

Шанни не стала возражать, хотя Билл и поглядел завидущими глазами на пылающий полуоткрытый ротик машинки.

Впрочем, он тут же принялся, широко взмахивая своим одеянием и ловко его удерживая, уговаривать её немедленно свить себе гнёздышко и постараться согреться, «забыв обо всём».

Дескать, мир будет вращаться и без неё, и Столпы Творения никуда не сбегут. Стоять будут. И всё в таком пошловатом духе.

Шанни и тут, поразмыслив, склонна была принять щедрое предложение. Посмотрев на честное, тонкое и благородное лицо командира, она отмела последние сомнения. Она не поделилась своими размышлениями, но, кивнув – не суетящемуся Биллу, а, пожалуй, этому притягательному огню, вернулась в свою комнату за ещё какими-то вещичками и – стало так тихо в холодном Глобусе.

Вскоре после этого хорошего мужского поступка, компания выглядела так: дрожащий всем телом в своей палатке Билл расхаживал по Гостиной – в Библиотеке почему-то было холоднее всего и пылью запахло невыносимо или ещё чем… Энкиду, застегнувший куртку под горло, сидел под предком – тем, зеленолицым, – в причудливой позе и не шевелился, будто картинка на ковре обрела трёхмерность…

Ас направился к двери. Билл сурово сказал:

– Стой.

Ас обернулся. Энкиду приоткрыл глаза и посмотрел как оживающий холм. Билл распахнул своё одеяние, и Ас как бы окаменел. Он даже прикоснулся рукою к вороту и вроде что-то сглотнул. Билл хвастливо оглядел себя. Энкиду присвистнул, как свистулька.

– Каково?

Ас, опомнившись, шагнул к палатке.

– Билл…

Тот попятился, взмывая рукавами как привидение.

– Но, но, но. …Но.

Энкиду, не шевельнулся.

– Знаешь, чего ему не хватает?

Ас, сдержав на устах разоблачительные речи, недовольно отвлёкся.

Энкиду пояснил:

– Букета роз. Он же просто жених.

Ас быстро взглянул, чтобы проверить достоверность впечатления. Билл принялся позировать.

– Но у жениха, – сообщил Ас, – обычно одна бутылка подмышкой. А у него… Сколько же у него невест?

– Ну, вот… на вас не угодишь.

Билл так возмущённо размахался, что Ас сделал робкое движение и даже Энкиду сорвался с места.

– Осторожно!

– Стекло…

(Одновременно.)

– Ага. – Уличил Билл. – Стало быть, вам нравятся женихи…

– Билл, не думаю, что это хорошая идея… – Начал Ас.

– Какая такая идея? Я ещё ничего не предложил…

Энкиду переглянулся с командиром.

– Что это значит – не предложил? Где они вообще были?

Билл возмутился:

– Вот это дивное дело. Я о них забочусь… «где были, где были…»

– Билл, тебе понятна аббревиатура – НЗ?

– Непонятна ему. – Успокоил Энкиду.

– Я не трогал ваши поганые запасы, расслабьтесь.

– Э, полегче. – Глядя на тяжело сопящего Билла, запахнувшего покрывала, командир удержался, чтобы не подстраховать то, что подстраховать следовало.

Энкиду тоже тревожно глянул на ускользнувший яростный блеск. Всё-таки какое прекрасное изобретение! Стекло – будто есть, а будто нет… и зеркало из него сделать можно, а лучше сосуд и наполнить этот сосуд забвением и покоем.

Энкиду взглядом, полным смятения, нашёл командира. Ас тоже забеспокоился. Мужество и насмешливость, выраженные в каждом движении его стройного тела, слегка разбавились этою начальной психастенией. Состыковав взоры, командир и Энкиду нашли друг в друге полное взаимопонимание.

– Билл… – Таким мягким голосом молвил командир, что Билл всем телом вздрогнул и с откровенным удивлением посмотрел на товарища.

– Билл, ты не так понял.

Билл хмуро проворчал:

– Ласково разговариваешь, стоматолог. К чему бы это?

Энкиду вступился, чувствуя, что надо принимать срочные меры.

– Брат, – завёл он, – ты бы не куксился. Сам понимаешь, комр должен был это сказать. Он вообще натура цельная, к тому же, корабль на нём. Но мы его уговорим.

Билл испытующе посмотрел на кусающего губы Аса.

– Да ну? А я-то решил, мол, отнесу эти штучки обратно, так сказать, в энзе. Где оно, кстати?

Командир выставил руку и рявкнул:

– Хватит дурня валять! Ставь, я за штопором!

Билл подержал их ещё с полмгновения, не долее, под своим надзором и, вздохнув, стал выуживать из покрывал одну за другой прекрасные стеклянные вещи.

– Так бы сразу и сказал, – наставлял он, – а то заладил…

Ас нашёл в себе такт и ум промолчать.

Что сделалось далее? Что бы ни сделалось, летопись хранит скромное молчание относительно той ночи. Пусть домовой разбирается, если он всё же не покинул этот дом.

Словом, когда Ас проснулся и, переворачиваясь – причём, с удивлением в первое мгновение обнаружив рядом огромные ноги Билла – взглянул на свои часы, глаза его округлились от ужаса.

Сладкая марь сна испарилась и, яростно сев, Ас обнаружил, что почему-то с другой стороны от него покоится Энкиду. И приподнявшись и обведя поле действия меркнущим, несмотря на поздний утренний час взором, Ас установил, что все трое очень компактно расположены на том самом диване, который, помнится, кто-то из них страшно давно назвал удобным.

Ах, как давно это было? и было ли? Аса что-то гадко и подло толкнуло, и он гневно и надменно взглянул на своих товарищей, но те лежали совершенно, как скошенные снопы. То, что толкнуло его, называлось унизительным словом, которое мы не можем употребить в отношении командира по причине нашего большого к нему уважения.

Он вполне, поверьте, этого уважения заслуживал, потому что не взирая на адскую тесноту, царящую на их ложе, смело выпрямился и попытался выкарабкаться на свободу, оставив все прочие помыслы на потом. (Что правильно – свобода дороже всего, и это не шутка.)

Он терпеливо и небрезгливо подвинул бесчувственные тела – он сразу понял, что они живые – и привстал, чтобы прикинуть, как перелезть через горы и равнины Билла. Он окончательно убедился в том, что уже подсказали ему первичные органы чувств – а именно, что в укладке ощущается некий замысел, что ли.

И вот тут, когда командир оглядел комнату, взгляд его опять изменился. Мало того, что Гостиная выглядела ужасно и оставляла ощущение пронёсшегося по ней неучтённого метеорита. Хуже было другое. На пианино среди всклокоченных нот стояли три пустые бутылки, но даже гармония числа три не красила этих граций.

Асу подурнело, он испытал жгучий стыд, и тут же в его сознание закрались некоторые мысли: сосуды, ныне скудельные, помещались так, чтобы их хорошо было видно с дивана, едва там зародится жизнь.

Билл захохотал во сне. Ас покосился на двух соучастников ночи в полном отчаянии.

А ведь он помнил, что они спрятали опустевшие бутылки. Вернее, Ас помнил, как он сам делал это. Специалисты по душе нибирийской толкуют о том, что память дана нибирийцу для того, чтобы в нужный момент пробудить совесть – и не оставлять следов преступления, добавил мысленно Ас.

Шанни! Сказал он себе. Каков позор. Он прислушался, но понимал, что лёгкие шаги не раздадутся за дверью… стук каблучков не нарушит тишины первого часа дня.

Полумрак Гостиной убаюкивал проснувшуюся совесть, но командир прибег за помощью к другому своему качеству. Он и сам точно не знал, что это – воля, чувство юмора или здравый смысл.

Он понимал, что долго отсиживаться и собираться с мыслями – не придётся. Пребывает ли он в нехорошем состоянии, обозначаемым словом несказуемым, стыд ли мучает, отзываясь гнуснейшей болью в буйной голове… всё это, граждане, как выражается Билл – вытребеньки.

Надобно вставать, утвердиться на стройных и сильных – а теперь вялых и подрагивающих в коленях ногах и идти в рубку, встретить взгляд синих глаз… и как-то начать жить после позора.

Как-то надо что-то прояснить… но это, как понимал командир, будет самое непростое. Шанни – леди в полном смысле слова. Достаточно с неё того, что ей пришлось увидеть, подумал неподдельно благородный командир.

Он содрогнулся.

Как они оказались втроём на диване? Неужели потребность в тепле… он бросил тоскливый взгляд на пианино… оставалась так сильна, что он смирился с назойливым соседством сочного биллова тела? Не говоря уже о холмистом Энкиду, простиравшемся по другую сторону?

Чудное дело, граждане.

Оставив за кулисами печальные подробности шествия командира по Гостиной – он выяснил, что каждый его шаг загадочным образом вызывает в голове образ большого барабана, – вместе с ним выйдем в коридор.

Остановившись, чтобы отдохнуть от барабана, командир оказался во власти дум – свернуть ли ему к югу, дабы там произвести в своём земном облике необходимые изменения… либо к северо-западу, чтобы попасть в кухню и найти там благостные средства для своей несчастной головы.

В этот момент совершенно не готовый к такому повороту командир увидел Шанни, спускающуюся по лесенке из рубки. Она несла чашку на блюдце, и над чашкой витал дымок.

Несмотря на то, что лёгкие шаги Шанни вызвали к жизни неистовство барабана, командир очень обрадовался.

Она поздоровалась, и командир с силою прижался к стене, норовя отвернуться и в то же время быть в достаточной мере доступным для беседы.

Шанни молча протянула ему чашку, и сама вытащила – вовремя – ложку из чашки. Она даже придержала под его слабыми алчными руками блюдце.

Вконец ослабевший от такой заботы и понимания командир решил сразу объясниться – (он ведь, действительно, был смелый и честный).

– Шанни, у меня нет слов…

Таков был зачин, и летописец вынужден отметить не вполне удачный выбор командира, а также отсутствие логики в этом устоявшемся выражении, где всё противоречит всему.

Но учитывая состояние благородного бастарда, не следует придираться. Шанни и не собиралась. Она ждала и слушала, чуть опустив к плечу светлую голову. Но произнеся нелогичную фразу, Ас умолк.

Первый глоток произвёл на него именно то впечатление, на которое он надеялся. В голове стали зажигаться светильники – два длинных ряда, уводящих внутренний взор, и если они кое-где мигали, то это уже было вполне поправимо. Барабан, разок подав признаки жизни, примолк.

Но разом с живительным потоком правильного кровообращения в голову Аса попала неизбежная мысль. Глобус оставался без командира всю ночь (позор, позор – прокричал барабан). Да…

И по мере того, как бледное лицо командира обретало взамен чуть виноватого выражения обычное для него выражение твёрдой уверенности и компетентности, мысль эта, угнездившись среди закоптивших светильников, требовала скорейшего разъяснения.

Шанни и тут предупредила его – видать, всё у него на лице написано.

– Командир, бортовой журнал можете просмотреть, когда вам удобно.

Ас что-то пробормотал, потом нашёл в себе силы.

– Шанни, в этот журнал надо будет ещё кое-что записать.

Она рассмеялась и он с облегчением слушал смех, как музыку. Но Шанни умолкла и ледяным тоном сказала:

– Следовало бы это сделать.

(Сердце командира дрогнуло.)

– Но я просто это запомню. – Продолжала ужасным голосом Шанни.

Прежде чем он нашёлся с ответом, она опять улыбнулась.

– Купился?

Внизу под их ногами послышался гулкий звук, как будто переворачивали что-то массивное и сложное. Потом раздался голос и раздражённый треск. Ас и Шанни ничуточки не заинтересовались фонограммой. Они смотрели друг на друга.

Ас очень вежливо поблагодарил за кофе, сказал, что – нет, нет, что ты – сам отнесёт чашку. Затем, не думая более о своём внешнем облике и степени свежести дыхания, он игнорировал вежливый намёк Шанни относительно свободного душа и быстро поднялся в рубку.

По-прежнему было очень холодно, но так как трое членов экипажа предприняли накануне известные меры, а командир к тому же выпил чашку горячего кофе, то он не позаботился даже набросить куртку, только оглядел свою рубашку с холодным презрением.

Обещанный журнал лежал там, где положено. Командир взял его и, пролистав, тщательно вычитал всё, что внесла туда Шанни. Происшествиями никакими, к счастью, не ознаменовалась эта ночь. Все данные вписаны в нужные графы…

Командир посмотрел на дверь рубки, встал и закрыл дверь на задвижку. Он посмотрел на чашку, которую так и не отнёс. Там оставалось на дне немножко кофе. Этого хватит. Он плеснул в трёхмерку прямо на шарик Глобуса. Синяя поверхность трёхмерки захлюпала, по испорченной поверхности тянулся дымящийся след. Верхний слой истаял. Командир вгляделся. Никаких следов стёртого курса.

Значит, Глобус шёл как по писанному.

Была и ещё одна новость – растение под влиянием холода или по другим причинам решило вести себя прилично. Все плоды высохли… ну, кроме того, который кто-то – предположительно, Билл – съел.

К слову, Билл и Энкиду не запылились появиться, спустя целый час после пробуждения командира. Что уж там они чувствовали, обнаружив, что пребывают чуть ли не в объятиях друг у друга, и увидев натюрморт на пианино, осталось тайной.

Можно точно сказать одно, это красивое слово вряд ли пришло кому-то из этой парочки. Злорадство, испытанное Асом при сей мысли, слегка скрасило состояние стыда и тревоги, в котором он находился после встречи с милосердной Шанни, и чтения курса по трёхмерке.

Энкиду всегда был не чересчур разговорчив, а Билл повёл себя с несвойственной ему сдержанностью относительно натуралистических душераздирающих описаний.

Летописец опустит описание того, как выглядели и что говорили прочие участники ночных событий. В конце концов, мы же воспитанные люди, нибирийцы… нельзя же до бесконечности попрекать троих, уставших донельзя… впрочем, их никто не попрекал вообще. Шанни успешно сделала вид, что предыдущей ночи нет в природе, будто какой-то космической шалостью она была стёрта. Это даже не так страшно, как ворчащие холодильники или заглядывающие в окно предметы государственной символики, если вдуматься…

Решено было выйти из Глобуса и покрутиться возле дома, как сказал Билл. У Энкиду возникли какие-то подозрения относительно крыла, повреждённого во время бегства сквозь загадочный горный хребет.

– Они тебе оба там нужны?

Ас поспешил немедленно ответить Шанни, хотя был очень занят с оборудованием:

– А что? Оставить кого-нибудь? Что-то с конфоркой опять?

– Если из глубин вещества выйдет огонь и пожрёт вас всех… когда я объясню дяде Мардуку, почему отсутствуют члены династии, у меня будет чувство, что я сама себе не верю.

Он смотрел на неё сквозь дымку милой пристыженности, показывая глазами, что он всё помнит.

– Ничего не случится. – Сказал он таким ласковым голосом, что у любой другой женщины сердце бы перевернулось.

– Дай стрелялки.

Он сделал вид, что не поверил ушам. Она протянула руку и грубо почамкала воздух тоненькими пальцами.

– Уверена, ты первым делом кинулся к своему паршивому сейфу. Думал, может, я его взорвала.

– Ты его открыла?

– А ты не проверил?

– Проверил.

– Дай стрелялки.

– Зачем, прости Господи, тебе?

– А если вас, и правда… если что-то случится, как я…

– Вот какая чудесная предусмотрительность. Я тебе лучше этих двух дураков оставлю, а гаечный ключ зубами буду закручивать. Или иди со мной?

Шанни отвернулась и махнула.

– А что? Ты же строитель? Ты мне понадобишься… А я позабочусь о твоей безопасности.

Шанни сказала с улыбкой:

– И не надейся остаться со мной таким образом наедине.

Он тоже рассмеялся. Обоим стало легче, когда неприятный разговор оказался сведён к шутке.

Все трое долго не появлялись. Шанни видела их в окошко. Билл попробовал гримасничать, изображая монстра из космоса, но чья-то рука его утащила, и он взбрыкнул ногами.

Очевидно, они там находили время развлечься. Вскоре неожиданно появился Энкиду. Он был оживлён и с ходу принялся рассказывать вперемежку о характере повреждения и розыгрыше, учинённом Биллом.

– А что ж ты вернулся?

Энкиду небрежно ответил:

– Им там немного осталось.

– Странно, что командир отослал тебя.

Энкиду удивился совершенно искренне:

– Билл разбирается в отвёртках и умеет менять покрышки, как все мальчики. Ты считаешь его дураком?

– Вовсе нет. Но командир, очевидно, считает его простаком.

Энкиду надолго замолчал, расстёгивая какие-то заклёпки застенчивым и оттого волнующим движением.

– То есть, по-твоему командир отправил меня последить за тобой?

Шанни сначала промолчала.

– Ты обиделся?

Энкиду кивнул.

– Пожалуй. Я думаю… что хуже – когда тебя считают простаком или потенциальным конвоиром?

Шанни и на секунду не поддалась на такую трогательную штуку.

– Я вас всех троих считаю предателями, мертвецки надравшимися и…и при этом у меня отняли моё оружие.

Энкиду был тоже не тем зрителем, из которого легко выбить слезу.

– Ах… – Сказал он. – Как стыдно. Правда, удивительно, что трое хорошо сложённых мужчин, имеющих немалый опыт по части жидких калорий, мертвецки надрались теми тремя жалкими бутылками, которые, как по волшебству, оказались у Билла под рукой…

Шанни подумала:

– Он тебя послал меня убить, что ли? Почему ты не начинаешь?

Энкиду сказал «Уф».

– Шанни, если честно, меня никто не отпускал… я тут совсем по другой причине, которую, как я надеялся, мне не придётся обнародовать. Этот скафандр… Впрочем, если ты намекнёшь Биллу, он разовьёт тему. И если не трудно, ты бы не могла… на минуточку? А то я…

Шанни, не зная – дурачат её или нет, отступила. Вслед ему она отпустила грубую шутку. Энкиду мельком обернулся и только головой покачал. Он скрылся на юге.

Дело было ещё и в том, что Шанни и про себя толком не понимала – дурачит она или говорит всерьёз.

Вернулись весёлые и довольные собой – им удалось исправить повреждение. Билл с порога принялся дразнить Аса, рассказывая Шанни о том, какое выражение лица было у командира, когда он висел вверх ногами.

Ас буркнул:

– Разве там есть верх и низ.

Энкиду пояснил:

– Билл ему пел ту старинную песенку про акробата. Там ещё есть такие чудесные строчки… А командир смущался, очевидно.

Шанни внимательно посмотрела на Энкиду. Он под шумок смылся опять к товарищам – буквально, под шум мытья рук в ванной… вот он есть, а вот хлопнул люк.

Энкиду успел прокричать:

– Не беспокойся… я скоро…

Ну, за сигаретами вышел. Ах, да – они не курят.

Ас, сдирая шлем, проворчал:

– Этот чёртов идиот опять перепутал порядок остановок!

Смущённым он не выглядел.

Насчёт выражения лица, сказала себе Шанни. Она не сразу поверила в то, что происходит. Ас вёл себя как всегда вежливо… вежливей даже обычного, но и йоты от утреннего краснеющего и славного командира, с чашкой кофе, за которую он так был ей благодарен…

Он изменился, будто его черти в космосе подменили. Мимоходом, когда она расспрашивала Билла, Ас встретился с ней взглядом – и это оказался такой взгляд, что она себе не поверила.

Она нашла возможность ещё встретиться с ним. Собирая на стол в кухне, она прямо подошла к нему и сунула чуть ли не в нос сковородку.

Ас ледяным и злым голосом сказал:

– Удивительно вкусно пахнет.

– Да?

– Хорошо пахнет.

Она выхватила сковородку.

– От кого-то пахнет не так хорошо?

Он быстро оглянулся на дверь.

– Я поймал обрывок волновой передачи.

– Где это?

– Когда изображал иллюстрацию к песне Билла. Очевидно, та буря ещё гуляла по квадрату. В общем, кусочек текста реял в воздухе и сел на крыло, которое по своей волновой природе вечно облипает всяким таким.

– Я тебе сочувствую по поводу пения Билла.

Угол рта его дёрнулся. Только теперь Шанни отдала себе отчёт, как сильно он злится. Еле слышно он сказал:

– Я убить тебя готов.

– О таких вещах не следует говорить, ты знаешь?

– Твой голос, Шанни, я услышал явственно в пустоте.

– Пошутить насчёт голосов?

– «Командир, что же сказал мой голос?»

– Я что, вот таким голосом разговариваю? Это какая-то кошка.

– «Я доставлю их в целости и сохранности».

– Так что я сказала в пустоте?

– Ты слышала. …А теперь ты скажешь «я могу всё объяснить».

Шанни дерзко ответила:

– Главное, как ты сам понимаешь, не возможность, а желание. Мало ли что я могу. Я могу многое, дружище. Но вот хочу ли я?

Ас тяжело вздохнул.

– Билл уверен, что это ты по поводу джинсов Энкиду. Когда ты в один из первых дней пыталась их нечаянно уронить из люка, а потом, когда Энкиду стал метаться по кораблю в своих запасных штанах, передумала и выловила их багром. А ему из дополнительной рубки передала, чтобы не переживал. Мол, они в целости…

Шанни слушала внимательно. Ас умолк.

– Значит, Билл тоже слышал.

– Да, он сказал, что очень испугался, что ему придётся делиться с Энкиду одеждой.

– Слышал этот обрывок текста?

– Нет… да. Слышал…

– А почему ты не веришь Биллу?

– Я никому из вас не верю.

– Как мило.

Ас раздражённо сказал:

– Я в первую минуту, если честно, пёс знает, что подумал. Биллову трескотню я, понятное дело, даже в расчёт не взял. Но когда я пересказывал, а ты слушала, я понял, что ты не врёшь.

– Да, ну? Ах, да – ты же в этом разбираешься.

Ас кивнул.

– Да, я разбираюсь.

Он едва успел отклониться. Шанни вышла. Он посмотрел на сковородку и сев, принялся собирать в неё разлетевшиеся по кухне очень хорошо сделанные гренки.

Он изредка смотрел на дверь, за которой голоса Шанни не было слышно. Подняв с пола красивый кусочек хлеба, в меру подрумяненный, он сдул с него невидимые грехи и вдумчиво, деликатно захрустел. Очень вкусно. Очень…

Таким же вкусным кусочком выглядела колония, изредка мелькавшая в облаках. Следы банкротства и грабежа как-то залатались, и во тьме синий переливающийся шар показывал золотистые волнующие очертания, будто там пряталась красивейшая из женщин, сама Афродита.

(Произнеся это один-единственный раз и почти договорив фразу, более Билл этого не повторял. Шанни оборвала поэтическое сравнение таким комментарием, что доблестные мужи, сгрудившиеся в рубке всей мощью своих волнующих очертаний, только издали по одному-два звука, всё сплошь не изобразимого на бумаге характера. Опытные специалисты, кажется, называют их фарингальными или как-то ещё.)

Глобус находился позади Луны, правее к совершенно прелестной и явно флиртующей с ними Незнакомке. Никаких сравнений по этому поводу сделано не было. Красный и тёплый, как после доброго стакана с чем-нибудь домашним, Привал сдержанно светил им в спину. Имеется в виду круглый затылок Глобуса, чувствующего себя как никогда комфортно в обжитых угодьях сюзерена.

– Скоро прорвём ленточку, – заметил Ас. Глаза командира стали поблёскивать сдержанно, как в грозу.

Шанни проводила направление взгляда Билла.

– Билл, если ты ещё так на меня взглянешь.

– Да я вообще на тебя не смотрел.

– Он смотрел на ленточку. – (Энкиду.)

– Вот ты на него смотри. – Взъелась Шанни. Она показала на Энкиду. – Это будет внушительнее.

Билл без интереса оглядел недетский фасад братнего здания и вяло согласился:

– Да, он такой видный у нас.

Глобус крутился возле оранжево-песочной Луны, так что её бархатная пыль напоминала о шерсти домашней кошки и о других приятных на ощупь вещицах.

Глубокие тени морей следили за двуцветным огоньком как-то исподволь. Старинный памятный знак эридиан полузасыпан, но всё же можно его рассмотреть.

– А они говорили – на века. – Энкиду мял от волнения в лапе книжечку, где рассказывалось об экспедициях Эриду, которыми бедные местные жители так гордились.

– Века прошли… – Вздохнул командир.

Он с того момента, как увидел её – сначала голубеньким полумесяцем, затем созревшим в великолепную маленькую планету – помягчел и перестал дёргать плечом.

Они подлетели совсем близко, и в полутени желтизна сменилась молочным матовым цветом, а глубина морей поблёкла.

Облетев вершины и низины очень близко к поверхности и любуясь дюнами, Глобус завис, как птичка из плетей растения, с обратной стороны луны возле низенького плато, где так и просилась рощица в снежинках.

Ас повернулся и серьёзно внушил:

– Товарищи, предупреждаю, что мы в зоне видимости…

– Тш, достаточно первого слова, чтобы нибириец почувствовал себя, как дома.

– …и разглядеть нас можно невооружённым глазом. – Договорил командир, терпеливо дождавшись конца философских спекуляций.

– Надеюсь, у них по два…

Командир слегка подутратил терпение и с первыми признаками раздражения спросил:

– О чём ты?

Билл пояснил, для наглядности тыча себя.

– Билл, я понимаю вербалку. – Кротко заметил командир. – На Луне высадку делать не будем. Мы договорились, что обойдёмся без этого. – Почувствовав не прорвавшийся ропот разочарования, строго заявил он.

– Шарик наш не потянет? – Ласково спросил Билл.

– Потянет… но и поберечь его следует, к тому же – зачем…

– Конечно, – угодливо подсказал Билл, – я понимаю – ты устал, но…

Командир мельком глянул и продолжал смотреть перед собой, как крупное кошачье, которое насильственно гладят по головке. Энкиду сложил руки на груди, взглядом призывая Шанни насладиться зрелищем дёргающихся кончиков ушей командира.

Но та почему-то рассердилась из-за шуток по поводу финишных ленточек.

– Ты устал… понимаю, тебя надо поберечь. – Продолжал Билл. – Командир всегда один, его не купишь.

Ас потерпел и, наконец, заверил:

– Билл, я не устал.

– О, ну понимаем….нечего стесняться. Ты вот о ленточках мечтаешь.

Шанни положила руку на плечо командира.

– Ас, не покупайся. Этот идиот разводит тебя на опасное и никому не нужное приключение.

– Они тут были.

– Ну, и что? – Посуровела Шанни. – Билл, поверь, им бы вовсе не хотелось, чтобы ты отпускал шутки возле их памятника. Вроде того, вырастет теперь здесь что-нибудь или не вырастет…

Билл забожился, осеняя себя охранным знаком глубокой древности, смысла которого никто не понимал:

– Да какие шутки. Я что, дикарь? Постоим, по яблочку съедим… да? Ну, ладно. Ладно!

Он оскорблённо затих, что-то бормоча и жадно разглядывая почему-то магнитом притягивавшую взгляд молчаливую цацку.

Цель же – Эриду, манила куда слабее. Она была обитаема, и, возможно, обитаема не самым приятным образом.

Виток за витком они облетают по стягивающейся спирали округлую живую плоть, хранившую память об их преступных предках и великой короткосрочной расе странных потомков.

Сначала – стёртые краски, по мере замедления движения синий и потрясающий голубой разделяются.

Вогнутое пространство в ложе воды – место, где зарождаются циклоны, быстро заметало туманом.

Очертания, о которых так неудачно пошутил Билл, стали опасно точными.

Жизнестойкое поле Эриду тянуло за ниточку. Если бы не вечная энергия корабля, их бы давно ждала участь хуже смерти.

Коричневая гряда прорезала огромную пустошь. Билл крикнул:

– Что…

Семижильные возвышенности на одном из сдвоенных материков оказались руинами. Это так потрясло экипаж, что они не могли произнести ни слова.

Глобус увёл их, не дав наглядеться на треугольники и столбы, прямые русла, вероятно, очень широких улиц – мёртвая геометрия.

– Там никого?

Ас сказал сдавленным голосом:

– Кто же знает…

Теперь под ними и очень близко выросла красивая береговая линия. Какой-то синий платок…

Гора поднимала двойную вершину. Река, сокрушительная, несла себя в океан. Они видели место, где соединялись воды.

Вскипавшая пена приковала взгляды, будто сбившиеся клочья воды собрали самую точную и нужную память о планете.

– Где же дядюшкина хижина? – Спросил Билл.

– Ты бы лучше о переговорах подумал. К какой стороне груди руку прикладывать.

– Чьей груди?

– Переговоров не будет, будут действия. – С неопределённой улыбочкой заявил Ас.

– Не бойтесь зла на болотах, как сказано в Предании. – Сообщил Билл.

– Это из романа. – Сделав это школьное замечание, Энкиду опять скосился в видоискатель: изменился масштаб и унёсся вниз песочный полуостров-трапеция.

– Ну, я не все лекции досиживал до того момента, когда профессор подмигивал самой хорошенькой и начинал собирать свой портфельчик.

После ужина Ас вполне официально вызвал Билла «к одру». Едва войдя, Билл сразу замахал руками как мельница.

– О-о… Ты горох уже насыпал? Куда мне встать?

Ас, несомненно стараясь говорить мягко и убедительно, обратился к вошедшему:

– Билл, я хочу попросить тебя, просто попросить…

– И для этого ты рычал по громкой связи? Они убеждены, что ты имеешь серьёзные намерения. Когда я выходил с понурым видом, они подталкивали другу дружку под столом.

– Очевидно, я, действительно, переборщил. Вот об этом я и хотел сказать. Билл, мы и так уже готовы друг друга без соли съесть…

– Друг мой, метафора не твой конёк, не прими дурно. Возьми другой разговорник для общения с персоналом.

– Билл, мы уже на пределе. Близится наша цель, и впереди полная неопределённость…

– Спасибо, ты умеешь успокаивать. Хочешь вырвать мне зуб? Наркоз у тебя имеется?

Ас собирался сказать что-то резкое, но вместо этого заговорил ещё более вдумчиво и доброжелательно. При этом он поглаживал клавиатуру кончиками пальцев совершенно несвойственным для себя жестом обывателя, ведущего неприятный разговор по телефону и успокаивающего телефонный справочник.