Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

Задыхаясь от близости небытия, Шанни сразу метнулась к окну наблюдения и отпрянула: две машины выпрыгнули в пространство. Шатун командира плясал капелькой масла на сковородке, Энкиду вёл свой так, будто шёл по земле, впечатывая босые ступни в податливую массу почвы.

Оба шатуна окутывала лёгкая дымка громкой связи. Значит, они уже говорят друг с другом.

График движения напоминал какую-то мелодию… эх, тут бы нашего Билла, любителя песен.

А где он? Ага. Шанни вспомнила – наш Билл у штурвала. Ну вот, теперь можно начинать бояться.

Но вместо этого она помчалась в рубку весело, почему-то думая о том, что сказанное командиром и Энкиду в космосе, никто никогда не узнает.

Энкиду разглядел отчётливо устройство одного из щупалец, сжимающих радужные и блёкнущие бока Глобуса. Щупальца подыскивали слабые места. Верхнее, узловатое, как палец, нашло прореху, пытаясь протиснуться в запаянные наилучшей технологией незримые пазы между дверцей балкончика и потолочным блоком.

Другое вцепилось снизу в главный люк, норовя обставить своё появление в Глобус с парадного хода. И занавес готов был разойтись. Предатель!

Спрут растягивался, в центре становясь почти прозрачным, но от этого его хватка только усиливалась.

В ступе-шатуне Ас стрелял абсолютно точно, и каждый раз мимо. Спрут распадался в месте выстрела перед самым соприкосновением с пулей и не думал разомкнуть объятие.

Любовь к тёплому, неосознанная жажда соприкосновения или бездарная жажда убийства двигали им?

Ас окликнул Энкиду. С двух сторон, заняв позиции, они патрулировали напасть, так как всё остальное военное искусство оказалось бессмысленным.

Билл стоял на перекрёстке. У западной стены в полутени он в необъяснимом состоянии прозрения взглянул на зелёную мощную плеть их растительного сожителя. Это длилось совсем недолго.

Он, конечно, спешил в рубку. Но в тот момент, когда Шанни выпустила шатуны и захлопнула шлюз, этот беспечный нибириец вновь вернулся и снова посмотрел на связку листьев, испещрённых крошечными белыми пятнышками.

В рубке он услышал голос Аса, кричавшего невнятно по связи с Глобусом. Билл увидел, что стекло заляпано страстными испарениями спрута.

Глобус поспешно порыдал, обмыв свой глаз. Билл прильнул к очистившемуся пространству, если то было пространство, а не что-то иное, с перепутавшейся атомарной памятью.

Ас атакован, а ступа залеплена каким-то кондитерским кремом. Это было так смешно и ужасно, что Билл истерически хохотнул.

Тут же прорезался спокойный голос:

– Билл, смех без причины предвещание кончины.

Энкиду пронёсся как Баба-Яга под хлопнувшим лапами спрутом.

– Что поделать, – давясь безмозглым смехом, отвечал Билл, – ежели дюже потешно.

Ас что-то произнёс, и Билл спешно огляделся:

– Не оскверняй космос, колыбель жизни, гнусной бранью.

Скрипнули командирские зубы, и затем терпеливый голос попросил:

– Билл, иди на балкончик и там увидишь игрушку.

Билл притих. Ас опасливо спросил, повисая рядом с открывающейся в плоти спрута пастью:

– Ты один там?

Билл успокоил:

– Шанни не слышала.

– Шанни к штурвалу. Немедленно выводи оружие. – Отлетая ангелом, распорядился Ас и аккуратно выстрелил мимо.

Энкиду, ухитрившийся скрутить в полёте две туманные конечности спрута, что-то спросил. Ас кивнул.

Шанни крикнула:

– Ничего не понимаю.

Билл орал, удаляясь прыжками и на ходу едва попадая ногами в скафандр – не романтичное зрелище:

– Тебе велено к штурвалу!

Шанни испуганно заквохтала возле него.

– Ужас, мы ещё ни разу не выходили в открытое пространство вот так… считай, голышом.

– Как тебе не стыдно.– Улыбаясь, ответил Билл, не вполне внятно, так как сунул голову в шлем, путаясь в нём, как в свитере.

Шанни тронула рукав его скафандра.

– Пятно какое-то… ну, хорош твой папик, Билл. У него всё бэу?

Билл возился с дверью балкончика. Обернулся и улыбнулся в стекло. Сдвинул шлем и сказал:

– Не всё…

Шанни знала, что времени злиться нет, но разозлилась. Он придерживал уже распакованную дверь.

– Билл, чёрт тебя! Ты выходишь?

Билл спохватился и жестом выгнал – вон!

Шанни метнулась к двери Игровой, но обернулась и отчаянно показала – шлем застегни.

Она увидела, как он закрывает дверь шлюза и почему-то преступно неторопливо направилась в рубку. Приказ стать у руля не окрылил её.

На балкончике Билл оказался под синим куполом мира. Внизу ничего не видно, курильщику понравилось бы. Едва он вышел, Балкончик схватил его за ноги – сработала система охраны. Отсюда так просто не упадёшь. Билл отпрянул – две гигантских, закрывших полнеба, ступы носились вдали, спрута не видно.

И тут же Билла окутало туманом. На него глянуло что-то. Испугаться он не успел, а может, и не собирался. Глобус дёрнуло вверх и вбок, и Билл увидел снова спрута и две малюсенькие с напёрсток ступы издалека. Шанни знала, что делать у штурвала.

Ничего не было слышно. Наконец заработала связь, и он всё же разобрал, что кричит Ас:

– Не вижу! Куда стрелять? Направо?

Билл беспомощно оглянулся. Он никогда не мог запомнить, что считается право для него и для того, кто находится напротив.

Он крикнул твёрдым голосом:

– Направо… режь!

Ас развернул орудие, и дуло высунулось из взбитого крема и поехало налево. Билл хотел крикнуть, но выстрел врезал в крем спрута яростные ядра.

Крем взорвался. Выстрел не только не повредил туманность, но и отбросил Аса по закону искривлённого пространства прямо к ней. Более того, ступа, визгнув по камню, едва не натолкнулась на астероиды, подтащенные спрутом на левый фланг.

Ас заорал…

Билл громко ответил и его голос, как колокол, загремел в пустоте:

– Ну, извини! Извини… огонь давай, огонь.

– Билл… – Устало сказал Ас, лавируя как дока-грек в поговорке. – Игрушку видишь? Стреляй…

Билл её, конечно, видел. Выдвинув по перилам скользнувший в желобке новенький ствол, он прицелился.

– Вам бы в сторонку. – Веселился он. – Р-разлетайсь!

Ас послушался. Обе ступы, как по горкам, съехали в стороны. Спрут сначала растерялся. Туманность растеклась, и Билл выпалил в самую сердцевину.

– Ох, ты. – С ужасом глядя на закувыркавшиеся ступы, молвил он.

Туманность с большой и почему-то правильной дырой ровно посередине собиралась, стекаясь к центру. Дыра исказилась и походила на ухмыляющийся рот неведомого предка из Гостиной.

Биллу показалось, что туманность уставилась на него маленькими красными глазками, но это уж было слишком. Туманность метнулась к Глобусу, Шанни вывернула шарик и нагло пролетела в дыру.

Даже Ас, летящий вверх тормашками, успел оценить качество реакции.

– Ну и ну. – Сказал он себе.

Одобрительное ворчание в ухе подтвердило, что Энкиду тоже не мимо глядел.

Шанни умно бросала Глобус из стороны в сторону, задевая своих воздушной волной почти деликатно.

Билл снова прицелился. Ас крикнул:

– Билл…

– Ну?

– Как оно?

Билл сделал такой жест, будто хотел утереть лоб.

– Знаешь, проще сделать Нибиру свободной.

В этот момент включилась рубка, и голос Шанни, трогательно взволнованный, попросил:

– Ребята, потерпите секунду.

– Что…

– Мне надо выйти.

Глобус тут же принялся падать на автопилоте. Туманность пока не сообразила, и продолжала зализывать раны.

Шанни пробежала в техпомещение, где до сих пор не всё было разобрано после бури. Груз на выброс, судьбу которого она никак не могла определить, валялся у аварийного люка.

Зачем-то мысленно увиделись предметы, запакованные под крепкой кожей контейнера. А, ну это всё…

Она подтащила контейнер на колёсиках к люку и, подумав, выбрала кнопку Максимальная скорость: осторожно! Да, Шанни умела обращаться с несложными механизмами. Открыв окошко, она спихнула контейнер и – бах!

Трам-тарам-татам! Во поле, во поле берёзка…

Только его и видели.

– Что там летит? – Буднично спросил Энкиду.

Спрут повернулся дымчатым телом и весь заискрился от интереса. Какая-то заманчивая штука явно удирала от него.

Контейнер, не выдержав напряжения, лопнул, и разлетелись все бебехи, которые туда насовала Шанни. Сервиз с драконами, две картины и канделябр в форме подмигивающей совы, распростёршей крылья, который особенно раздражал воображение Шанни. Тогда помнится, она подержала его в руках – тяжелый и многозначительно бездарный.

Теперь он летел со скоростью света прочь от корабля во главе забракованной утвари. Спрут был как раз занят – смыкал клюв в непосредственной близи от Балкончика.

Он заёрзал, казалось, он колебался и – оп! – развернулся, хлестнув возникшими двумя хвостами обе ступы, завертевшиеся и вставшие дыбом вместе с содержимым.

Спрут метнулся влево-вправо и, лихо изобразив рожок с мороженым, помчался остриём вдогонку. Какое-то время он ещё виднелся вытянутым телом, как спятившая метла, но быстро превратился в классическую точку – и был таков.

Билл на балкончике видел всё происшедшее значительно более чётко, нежели замороченная парочка лётчиков.

– Молодец, бросила башмачок в крысиного короля. – Пробормотал он. И на раздражённый вопрос стоявшего вверх ногами Аса, пояснил:

– Отшлюзовала катер с антиквариатом, красно ты солнышко.

Движение собственной руки было последнее, что увиделось Энкиду, перед тем, как он ушёл в долину обмороков и нави. Очнувшись, узрел в замазанном плевками окошке чудесное – превращающегося в точку спрута.

Ну, там, где он превратился окончательно, они уж ничего не видели. Спрут, не догнав разбежавшееся семейное старьё, начал таять и расходиться, как облачность над морем. Остатки собрались, и спрут улетел, длинно виляя хвостом. Что он сохранил в своей памяти о приключении – неизвестно, ибо душа спрута – потёмки.

Измазанный спрутом Глобус встретил ступы рывком, затруднившим стыковку, но Ас не сердился.

Билл, ввалившись в дом, снял шлем и энергично почесал кончик носа.

– Ну, и несёт от вас. – Вежливо сообщил он героям, встречая их возле шлюза. – Серой, что ли. Помню, я как-то на уроке химии…

6. Закат во Вселенной

История со спрутом имела неожиданное последствие. Флаг Нибиру исчез из видимости. Это так всех неприлично обрадовало, что Шанни сочла необходимым слегка их урезонить.

– Это всё, конечно, хорошо… но я прошу, когда ты, Билл, будешь беседовать с официальными лицами, таких выражений, как «… ……..» и «…… …..» не использовать.

– Когда это я? – Невнимательно спросил Билл, ничуть не смутившись, так как Шанни сами выражения обозначила, только вроде как верхушками айсберга.

– С какими официальными лицами? – Энкиду.

Ни один ответа не получил.

Ас прервал глупых братьев и внушительно подытожил, хотя серые глаза его светились от смеха:

– Шанни совершенно права. Речь о государственной символике, да и вообще, о чем бы речь ни шла, такие выражения не украшают принца крови.

Билл проворчал:

– Лады. Буду удерживать себя изо всех сил… хотя меня так и тянет прокричать на весь мир, как мне хорошо с тех пор, как эта штука перестала летать возле моего окна… милый спрут!

Тут уж Ас ничего не сказал – хмыкнул. К спруту, действительно, прониклись неожиданно тёплыми прощенческими чувствами и даже рассуждали в том смысле, что он ни в чём не виноват – такова, дескать, его природа, склоняющая его ко злу.

Ну, и ладно, ну, и хорошо. К слову, если интересно, невольный избавитель Билла, находился там, где ему и было положено находиться… если верить в случайности, конечно. Они даже не представляли, как они близки к правде в своих довольно наивных рассуждениях.

Ас заметно расслабился – а когда такой весомый нибириец распускает собранные в крайнем напряжении мышцы, тяжёлые, как комья металла, и свои нервы, натянутые, как струны во время созидания мелодии – это далеко от обывательского упокоения на диване.

Нибириец на диване легче соберётся, когда услышит стрельбу за окном. Поэтому, когда командир в состоянии этой блаженной передышки посмотрел на трёхмерку, он сначала увидел то, что хотел.

И только отойдя к дежурке, где собирался в кои-то веки испробовать свой персональный полевой душ, где можно не ждать подвохов, он сказал себе – нет, не может быть.

Вернувшись и посмотрев, он опять кое-что сказал. Брань его, изысканная и намекающая на знакомство с литературными памятниками, сделала своё дело: помогла ему снова собрать все свои природные приспособления в боевой порядок за положенное количество секунд.

Он включил связь и проговорил:

– Господа, нас несёт к Большой Воронке. Сварите кофе, пожалуйста.

И вырубился, не услышав музыки переспросов и попыток усомниться в его психической цельности. Весь этот джаз остался за пределами слышимости.

Дверь в рубку он открыл пинком. Грохот шагов мужчин и невесомые удары каблучков Шанни раздались, как ни странно, не сразу – или у него уже начало смещаться представление о времени.

И пора бы – такой штуки, как время возле Воронки вроде как и не было.

Билл ворвался так, будто ему пришлось открыть уже открытую дверь.

– Может, снова кажется? – Энкиду прикосновением кулака к плечу перекрыл поток эмоций брата. – Опять трёхмерка шалит?

Они все рассматривали вращающееся изображение. Там в густой комковатой тьме яркий бирюзовый шарик катался, как по краю блюдца без дна. Нагнётся блюдце и шарик – шасть, скатится.

Едва они это подумали, шарик соскользнул и комната пропала. Что может произойти там внизу, никто не знал. Они просто поняли, что вокруг ничего нет.

– Нет.

Рука потянулась. Когда еле видимый блик, меркнущий и выплывающий в темноте, выпрыгнул, только хвостиком не всплеснул, рука сомкнулась над ним.

Синий огонёк на боку загорелся, и голубое пламя охватило Глобус.

Шанни открыла глаза.

Голос Энкиду говорил:

– Значит, всё же показалось. Ах, чёртов механизм. Шанни, ты как?

– Лучше не бывает. Что стряслось?

Вернулась комната, в которой Ас показывал на трёхмерку. Шанни взглянула – никаких признаков Воронки или воронки.

– Всё же непонятно… – Проговорил Билл.

Он потёр руку у плеча.

Глобус летел среди путаницы Звёзд небольшого созвездия Паука. Скоро они влетят во владения Хищника, и станет легче, как некогда на площади независимости обещал командир его высочеству.

Больше половины пути к верной дороге было пройдено.

– Билл, хватит мотаться по комнате. Рыбка ты, что ли?

Билл остановился.

– Слушай, комр, дай ему какое-нибудь задание.

Ас – слегка измотанный и скрывшийся за газетой (шутки исчерпаны), отозвался:

– Да, Билл… иди, нажми на пару кнопок.

Билл взглянул:

– Игра в Три Этажа.

Шанни вопросительно отложила книгу.

– Я рисую третий этаж. Кто первый?

Шанни прикинула уровень своего настроения.

– Я. Только я рисую третий.

Билл неожиданно согласился.

– Пойдёт. Энкиду?

– Нарисую ножки.

– Тогда я серединку. А наш комр будет третейским судиёй.

Газета затрещала.

– Хоть что-то будет в мире зависеть от меня. Вас, мужики, не смущает, что леди рисует голову?

Энкиду подавил желание пробить кулаком окошечко в газете.

– Что поделаешь. Умна…

Они разговаривали так, будто её нет в комнате. Шанни это позабавило. У них вообще появились новые привычки – ну, понятное дело, всё в рамках цивилизации, уж об этом командир радел постоянно. Но изменения, с виду довольно поверхностные, произошли – факт.

Они одичали? В буквальном смысле – нет. Быть может, на тревожные нибирийские души подействовало то, что злато-красный шар Родины перестал висеть над их головами? Ведь какие бы они смелые ни были – а теперь Шанни знала, что они в этом смысле потянут – наследственная память гражданина Нибиру перегружена борьбой целых поколений за чувство собственного достоинства.

Мозг нибирийца хранит на постоянном диске крики жертв… и рождается с мыслью, что это он кричал.

С этим ничего не поделаешь… великие открытия, красота подвига, любовные истории – и всё это вперемежку с чувством вины.

Это не отбросишь… даже если ты – стройный и насмешливый, хоть топор занеси, бровь не дрогнет. Даже если ты – спокойный, как высокий золотистый холм, под которым покоится вся доблесть мира, если твоя походка напоминает о простодушной поступи большого огненного зверя. Даже если ты – Билл.

Кроме этих сугубо физиологических перемен, в их крови, покинутой страхом, что-то ещё переменилось. Они так тесно жили, не скажешь – под одной крышей. В этой бочке, запечатанной магом-инженером и брошенной в синюю бесконечную реку, им приходилось делить еду, фильмы, плохие шутки Билла по утрам, хорошие шутки Билла по утрам, уборку, лужи на полу ванной после Билла, опасность, что спрут вернётся и взаимную подозрительность.

Они уже потихоньку друг друга ненавидели… и не могли представить, как они жили раньше, не зная друг друга.

Энкиду приподнялся – и Шанни отметила, что сколько? миллион раз видела это томное и сильное движение, выражающее его скрытную натуру. Он занёс руку за голову и наугад вытянул из какой-то книги клок бумаги. Билл, крутившийся между этими неподвижными планетами, выхватил бумагу и передал Шанни.

Она осмотрелась, и Ас, не глядя, приподнялся и из кармана его явился карандашик, точь-в-точь как тот, что был у инженера, показавшего им Глобус.

Билл заявил:

– Сначала я.

– Позволь, почему это? – Вслед без особого возмущения прикрикнул Энкиду.

Билл вылез в Гостиную через окошко со словами:

– Мне нужен интим для творчества.

Они видели, как он сидит на подоконнике и, приложив листок к откосу, царапает на бумаге. Несколько раз он потряс ручкой. Свернул рисунок и вернулся в Библиотеку. Энкиду принял и, положив листок на колено, защитил его от норовившего поправить Билла.

– Да я вот только хотел показать… вот отсюда рисуй.

Он отошёл, извиняясь.

Энкиду задумался фундаментально, потом мгновенно нарисовал, свернул рисунок и, встав, почтительно передал Шанни.

Она сразу принялась рисовать, и работала долго. Билл, изнывая, вновь заметался между присутствующими.

Шанни завершила, и Ас потянулся, чтобы забрать. Ас долго сидел, хмыкая, и постепенно извёл даже Шанни. Грубым выпадом кулака он отодвинул кружащего возле него Билла, не давая ему заглянуть через плечо.

– Ну…

Ас промолвил:

– Если бы я был нежным и хрупким, я бы не хотел встретить это создание в полночь, в коридоре.

(– Хорошо, что ты не такой. – Вставил Билл, не сводя глаз с ладони Аса, прикрывшей листок.)

Ас встал, взяв листок двумя пальцами.

– Нуте-с… мне это в бортовой журнал вклеить? Чтобы сразу по прилёте пригласить тех, кто сможет вам помочь.

Билл жадно шагнул к нему, но Ас уже стоял в дверях. Он сунул листок в карман.

Билл взвизгнул от негодования. Ас покачал головой.

– Нет уж. Я не перенесу, если ты придёшь ко мне среди ночи с подушкой и залезешь в мою кровать.

– Что, так страшно? – Удивился Энкиду.

– Билл у нас нибириец впечатлительный. А если показать вам, он начнёт взывать к справедливости.

Билл сдержался:

– Я так полагаю, ты обезопасил свою строгую кровать, чтобы, как можно, лучше выполнять свои обязанности.

– Ага.

Когда они остались втроём, Шанни рассмеялась и заговорила о своих планах на завтра. Это у неё получилось так ловко, что даже Энкиду ничего не мог сделать.

К тому времени, как вернулся за чем-то (Шанни не поняла, за чем) Ас, спор был в разгаре.

– Почему ты не можешь починить маленький участок лестницы? – Изумилась Шанни. – Энкиду почти всё сделал… и мне он нужен, чтобы прибить новые полки в кухне… вместо тех, что свалились после бури.

Ас, уже выходя, обернулся.

– Да, почему?

Билл сурово взглянул.

– Ты же шёл куда-то? Иди.

– Чтобы я сладко уснул в своей строгой кровати, утешь меня… скажи, что у тебя есть уважительная причина отказать Шанни?

– Да, ну?

– Билл, нас всего четверо, мы сами за себя… просьба одного или одной должна уважаться всеми. Мы живём в экстраординарных обстоятельствах. Шанни ведь действует в наших общих интересах.

– Вот и отдай мне Три Этажа… это моя просьба.

– Билл, я отдам позже.

– Вот и прибью полки позже.

Шанни примирительно мигнула Асу.

– Ладно, будем до самой Эриду держать тарелки в коробке на полу.

– Билл…

– У меня нет возможностей.

– Возможностей?

– И вообще у меня зуб болит.

Ас встал и вышел. Билл застонал. Ас вернулся.

– Зачем тебе плоскогубцы?

– Я умею зубы рвать, Билл. – Инструмент щёлкнул в его руке. – Извини, Энкиду, я взял в твоей комнате.

Билл вскочил.

– Уже прошло. Это была невралгия.

Ас повернулся. Энкиду поднял руку.

– Оставь. Я тут один гвоздь выдерну.

Ас посмотрел на плоскогубцы и вложил в ладонь Энкиду.

– А, знаете, я ещё посижу… – Палец. – Завтра полки, Билл. С утра пойдёшь и прибьёшь.

– Хорошо, но я должен тебе отомстить.

– Замётано.

В библиотеке тихо, накрыт стол… Билл сказал, прикрывая допитой чашкой блюдце:

– Да… как сказал тот парень, государство это болезнь страны.

Встрепенулся.

– А давайте с ним поговорим.

Он многозначительно постучал чашкой. Ас буркнул, разворачивая своё излюбленное чтение – карту, которой он время от времени изменял с газетой:

– Окстись, вдруг он в мире живых.

– Да… – Протянул Билл чуть ли не разочарованно.

Наутро Шанни проснулась в ту минуту, как и всегда, но от деликатнейшего стука молотка…

Ветер катил камни. Шанни стояла на скале, открытой ветру. Было жутко уютно. Светило неяркое солнце, и пейзаж размылся. Внизу виднелась удобная долина с жёлто-зелёными рощами, и слабо поблёскивал большой пруд.

Скала была чудесная, Шанни чувствовала её под босыми ногами, как родственную душу. Конечно, стоять на родственной душе как-то странно, но это была будто ладонь, охраняющая её.

Ладонь мягко её подкинула, но Шанни удержалась.

Ветер зашумел в волосах и полетел по невысоким горам. Ах, как приятно, так приятно. Камни, снятые прикосновением ветра, покатились. Один упал и другие тоже, звук такой, точно камни упали в траву.

Кто-то смутился и еле слышно чертыхнулся. Ветер извинялся за беспорядок.

«Ах, ну, что ты». – Сказала ему Шанни – и проснулась.

Она посмотрела на часы, прислушиваясь, и улыбнулась. Звук молотка. Сонная и тёплая, чувствуя травяной запах собственной кожи, она села с часами в кулаке.

Улыбалась она, и вставая, и совершая обряд одевания – как на праздник. Вдумчиво и пунктуально, каждую деталь одеяния в ритме с ударами. Они звучали так негромко, почти застенчиво. Кто бы мог подумать.

Улыбка, полная удовлетворения, слегка тираническая – все тираны рады, когда их слушаются, блуждала по её губам. Она мельком увидела свои улыбающиеся губы в зеркале Гостиной, когда проходила мимо.

Улыбка её ме-едленно истаяла, когда она вошла на кухню. Скорость не соответствовала степени возмущения, которое охватило её без паузы. Губы сжались от негодования. Увидеть их она не могла, разве что отражение в глазах того, кого она встретила на кухне.

Но сначала она увидела его с тыла.

Широкая спина Энкиду и его поднятые руки достойны не только улыбки. И совершенно не могли вызвать негодования. Но Шанни была возмущена, именно, как трава ветром. И покатились камни.

– Ты что тут делаешь?

Энкиду не вздрогнул. Он смотрел на неё, полуоборачиваясь, опираясь коленом на столешницу. У Шанни возникло острое желание поджечь конфорку, находившуюся рядом с этим глыбообразным коленом, обтянутым вытертой добела джинсой.

– Билл… – Начал Энкиду.

Он мигом прочитал всё в её глазах, и застыл с молотком. Обратить всё в невинную шутку вряд ли удастся.

– Где он?

Энкиду что-то проговорил, но топографических указаний Шанни не получила. И так всё понятно – всё!

Оставленная приятным сном, Шанни даже не отдала себе отчёта, насколько степень её возмущения не соответствует проступку Билла. Она пылала от ярости.

Не слушая дальнейших оправданий, она помчалась вниз. Возле двери в Игровую всё же притормозила, потом заглянула.

Постель Билла пустовала. Шанни разъярилась и, войдя в комнату, взяла с постели подушку. Швырнула в стену, и раздался грохот падения. Шанни подскочила и определила, откуда раздался звук.

Она направилась в рубку, по дороге встретив Энкиду с молотком. В рубке что-то делалось, послышался сдавленный вскрик. Она распахнула дверь и застыла.

На полу был распростёрт безжизненный командир. Над ним навис Билл, вцепившийся в командирово горло.

Шанни, опомнившись, закричала:

– А ну, оставь его… спятил?

Билл, не шелохнувшись, обратил к ней лицо. Его глаза поразили Шанни своим выражением. А ещё она удивилась. Никогда она не видела, чтобы человек или нибириец так бледнел.

Но так как реакцией Шанни обладала отменной, это она отметила уже после того, как обернувшись и выхватив у Энкиду молоток, метнула в Билла.

Он вовремя уклонился, всё с тем же обморочным выражением, но тут же выпрямился, так что молоток, со свистом повернувшись в воздухе, врезался ему в лоб.

Билл рухнул лицом в плечо командира, и, если бы не отчаяние и испуг Шанни, ситуация, безусловно, выглядела бы забавной.

Тремя минутами ранее – как пишут на коробке с готовым обедом.

Билл встал с постели очень рано, вытащил из-под подушки молоток и, проходя по Детской, стянул с брата одеяло. Тот разлепил глаза и сразу кивнул на вопрошающий взгляд Билла. Билл швырнул молоток ему на кровать. (Не беспокойтесь, с минимальным соблюдением техники безопасности.)

Энкиду сел и ещё раз кивнул.

Билл очень тихо прокрался к лестнице в рубку. Энкиду тем временем встал и, одевшись очень быстро, ушёл на кухню. Там он залез на стол и принялся постукивать молотком еле слышно. Мол, вы всё равно встанете сейчас, но из вежливости я громыхать не буду.

Расчёт был верный, и он чутко понял, когда Шанни открыла глаза. Нескольких минут Биллу для шалости должно хватить.

Тем временем, Билл тихонько вошёл в рубку. Он знал, – многократно проверено – что есть несколько минут, когда железный командир засыпает так крепко, что по рубке можно спокойно ходить, как по известному в столице Нибиру проспекту.

Билл так и сделал, почти не глянув в сторону клавиатуры. Он сразу посмотрел на судовой журнал и открыл его – разумеется, там не было того, что ему было нужно. Тогда он обернулся к командиру, и журнал упал с хлопком на пол.

Ас лежал в кресле, подняв ноги на клавиатуру – его всегдашняя, почти официальная позиция для управления звездолётом… но рука его свисала, как у деревянной куклы, а лицо, опрокинутое в потолок, словно посыпано мукой.

Билл схватил командира за плечи, и его тело с грохотом, услышанном в Спальне внизу, обрушилось с кресла.

Билл принялся трясти побелевшего и непонятного друга, говоря ему то, что принято говорить в таких случаях.

Дверь открылась, на пороге стояла почему-то совершенно бешеная Шанни. За ней высился пожавший плечами и тут же нахмурившийся Энкиду.

Шанни завопила от ужаса и ярости. Билл и опомниться не успел, как увидел летящий в него молоток. Затем молоток исчез, а сразу возникло испуганное и виноватое лицо Шанни.

Она промолвила: «Ах, Билл…». Билл еле разлепил губы и что-то промямлил.

– Что он сказал?

Энкиду, пристроивший приходящего в себя командира спиной к креслу на полу, ответил честно:

– Не знаю.

– Билл… – Начала Шанни и прервала себя: извинения подождут.

Ас проскрипел:

– Он жив?

Шанни покаянно наклонилась к нему.

– Не попрекай меня. Что я, по-твоему, могла подумать?

Командир закатил на неё иронические глаза:

– Многое. Например, что он меня целует, не в силах долее сдерживать своих чувств.

Шанни сердито отпрянула. Ас, отбросив руку Энкиду – с благодарностью, и вежливо кивая на причитания Шанни, сел и тут же встал. Его повело, но руку ему никто не решился предложить.

Билл с закрытыми глазами потёр лоб. Шанни, как и положено той, что провинилась, принялась попрекать всех:

– Вот идиоты. Я тут не при чём. Билл, не делай резких движений. Вдруг у тебя сотрясение.

Голос её прервался.

Ас сел в кресло и с усмешкой смотрел на неё. Он не сердился. Шанни совсем вышла из себя.

– Вот, ты дососался кофе на ночь. Падаешь в обморок, как тебя комиссия пропустила.

Ас поднял руки.

– Виноват-т.

– Нет, ты так не отделаешься. Что с тобой было?

Ас, похоже, размышлял, что бы такое ей сказать. Это уж слишком, но она сдержалась.

Энкиду вернулся с тазиком и полотенцем. С пола голос Билла, изнемогающий и томный, молвил:

– Где пребывает душа Билла Баста? Где она? Ах, господа, я вижу небеса, они открылись…

Шанни повернулась и посмотрела сверху вниз с таким затравленным выражением на лежащее на полу огромное тело, что Энкиду, замачивавший в тазике полотенце, едва зажевал наглую улыбку.

– Билл, – садясь на корточки возле пребывающего в небесах, отчаянно забормотала Шанни, – мне нет прощения.

Билл следил из-под полуоткрытых век. Губы его тоже были полуоткрыты, но цвет лица нормальный, смугловатый, а упомянутые глаза в прорезях светились забавным светом, как мультик сквозь жалюзи.

Энкиду решил внести ясность и, плюхнув довольно грубо мокрое полотенце Биллу, сказал утешающе:

– Шанни, ты бы лучше молоток новый поискала…

Она непонимающе подняла на него взгляд снизу вверх. У Энкиду даже дух захватило – до чего красивое лицо, а когда оно освещено страдающими глазами, то в нём появляется то, чего обычно недостаёт этому лицу.

Честность.

А каким будет оно, если страдание в синеве заменить на счастье?

Шанни, видать, что-то прочла на совершенно спокойном и неподвижном лице склонившегося Энкиду, потому что опять бессильно закипела.

– Не понимаю…

Энкиду, подходя к командиру и очень бережно прикладывая к его голове то же универсальное средство, небрежно отозвался:

– И понимать нечего. Чтобы пробить лобные кости Баст, нужно нечто более основательное, нежели молоток из набора для бортового плотника и, уж конечно, иная рука.

Он бросил вскользь взгляд, с позволения сказать, восхищённый. Шанни заставила себя не сердиться.

– Так ты не очень плохо себя чувствуешь?

Билл, до этого не двигавший ни мизинчиком, поднял руку и натянул на лоб предложенное ему так грубо полотенце. Он вздохнул и тотчас резко и легко сел, так что Шанни отпрянула: они оказались нос к носу.

– Плохо, Шанни. Но уже ничего не поправишь.

Ас прикрикнул:

– Прекрати. Ты её до обморока доведёшь.

Он улыбнулся Шанни, и потуже затянул на голове полотенце.

– Шанни, поверь, дело ничего не стоит. Мне поплохело… так бывает… ну, не железный же я.

– Это всё печенье с предсказанием виновато. – Вставил, вставая, Билл и покаянно признался:

– Всё в порядке.

Он скомкал и отпасовал полотенце Энкиду.

– Спасибо, милый Айболит. Оставь себе.

Ас всё ещё посмеивался. Он отвечал на обрывистые просьбы Шанни проявить разумность и в то же время поворачивался в вертящемся кресле к клавиатуре. Бросив на неё взгляд, Ас заорал:

– Что? Идиоты… я думал, вы поправили…

Энкиду, удержав за плечи шатнувшуюся Шанни – ей уже невмоготу было от эмоций, сказал

– Чего кричишь, как резаный?

Ас, шаря по кнопкам, рявкнул:

– Нас унесло с курса, пока я валялся тут.

Он яростно посмотрел на Билла.

– Вместо того, чтобы садиться ко мне на живот и делать искусственное дыхание, ты бы…

И он не договорив, снова занялся окном и кнопками.

Шанни ляпнула:

– Так это была потеря курса…

Билл рассеянно на неё посмотрел.