Текст книги "Глобус Билла. Четвёртая книга. Дракон"

– В самом деле… с чего ты должен преклонять колени перед каким-то недомерком?

И в ту же минуту пред Биллом вырос огнедышащий кунштюк, мара, над запрокинутым лицом склонилась рожа, поросшая рыжей шерстью

– Так лучше? – Прорычал озорной призрак в его ушах.

На Билла пахнуло огнём.

– Я давно за тобой слежу, Билл. – Сказал теряющему сознание Биллу нежный голос, будто деревце заговорило.

И верно: Билл открыл глаза, и к нему склонилось тонкое личико из ветвей. Кто был тот с хвостом?

– Я так давно тебя знаю. – Заговорил тот снова, являясь из-за ствола, и личико девы исчезло. – И там… когда мы летели… не смог удержаться. Видишь ли, ты мне нравишься… да, Билл. Что-то в тебе есть… и хвастлив ты, и духом слаб… но ты ведь бываешь и совсем другим… и ещё другим. Ах, Билл… сама Судьба завела тебя на благоухающие луга этого мира.

– Когда, – прошептал шутник, – мы встречались с тобой… ты был не такой.

Билл хотел спросить…

Хвост мелькнул. Его собственный голос сказал за спиной, посмеиваясь:

– Но ты не пой больше… разве что совсем не сможешь удержаться. Мы с тобой часто встречались… нравишься ты нам… встретимся и ещё, дорогой мой хозяин. До встречи.

Круг травы…

Билл приходил в себя, причём, не в каком-то там фигуральном смысле. Он видел вдали Билла Баста, сваленного грудой на лугу, и шёл к нему.

Перед самыми глазами пролетела оса, и он махнул, отодвигая её. Тотчас он сообразил, что сидит, обессиленный, посреди травы, которая источает дурманный дух выжатого зелёного сока.

Две стены дома сходились, хлопнули – это две ладони и занавес сошёлся. Из Глобуса выпрыгивали четверо каких-то…

Билл повернулся, морщась и вытягивая из-под себя закостеневшую ножищу. Мельком показалось, что он видит идущую к нему по лугу полупрозрачную тень. Чей-то силуэт колыхался на ходу, и почему-то Биллу стало холодно за воротом куртки. Кто-то шаловливо сунул холодную маленькую лапку и пощекотал чувствительную от солнца кожу.

Билл пытался вспомнить, но вспомнил только строчку песни. Он слабо произнёс её, продолжая выжимать из памяти звенящие струйки.

Резкий голос сбоку отчеканил резко:

– Не в лад не впопад.

Билл повернулся. В поле зрения попали светлые пряди и острое мрачное мужское лицо.

– Спит он, что ли? Скапустился…

Другой голос, мягче и круглее, добавил:

– Но слова подходящие и в нужном порядке…

Билл увидел двоих. Второй был круглолиц и румян, с веснушками на коротком носу, но так же, как и его собеседник, имел самые твёрдые и мужественные черты лица, особенно его нижней части.

Он очень приветливо глянул на Билла и воскликнул, обращаясь к остролицему:

– Ба… господин начальник разведки, он проснулся, этот медвежонок.

Остролицый взглянул тёмными быстрыми глазами… неуловимый нехороший взгляд.

– Ваше величество, то, что глаза у этого человечка открыты – не значит, что он способен соображать.

– Вы… – Сказал Билл и вдруг сел. Очевидно, гипноз —как грубое средство – к нему не применяли более.

Он сел и голова закружилась. Только что ему казалось, что говорящие возле него совсем невелики… но сейчас он увидел рядом с собой двоих, если не такого же роста, как он сам, но вполне нибирийского размерчика.

– Неважно… – Начал круглолицый, поименованный, если Билл не ошибся величеством. И осёкся, церемонно наклонив голову в сторону Билла.

– Здравствуйте, сир. – Обратился он очень дружелюбно и, кажется, без подвоха, с королевской, действительно, простотой.

Второй – разведчик, что ли – сухо и насмешливо поклонился. Билл осторожно сделал два кивка.

Билл хотел представиться, но шпион, обладающий, по-видимому, навыками допроса, опередил:

– Кто ты такой? Вы кто?

Билл, у которого двоилось в глазах, не стал рыпаться – памятуя знакомство с блюстителем тишины на полях. Когда это было – при свете луны? Или при свете солнца, кстати, заходящего… зашедшего… сколько же часов прошло? В общем, рыпаться не стал.

– Билл.

Первый поморщился и рассмеялся. Он будет изображать доброго следака, или, и вправду – чем черти, а их тут, как видно, полно, не шутят – добр.

– Разве ты не знаешь, что он – Билл?

– Знаю, Джонатан… но с тех пор, как он в последний раз пересёк наш путь своими большими ногами, много рек утекло… а он ведь теперь бог воды.

И снова позволил себе ухмыльнуться.

Билл изумился.

– Я? Когда? Пересёк? Парни… ваше, это величество…

– Не «когда». Где.

Джонатан перебил злого:

– Это ведь другой Билл.

– Как? …Ваше, это, ве…

– И не нужно титула… между нами… слишком официально. Ах, дорогой Билл… я рад тебя видеть. А ты?

– Простите… извините, но я…

Джонатан махнул.

– Не оправдывайся. Ничего страшного.

Остролицый пристально вглядывался во что-то за плечом Билла, и тот, хотя и ожидал подвоха вроде неожиданного удара по башке, не выдержал, обернулся.

Над поляной плыл кораблик с мачтой и спущенным парусом. В ладонь Биллову. На неё, вздёрнутую и развёрнутую, и сел, порезав килем чувствительно его кожу поперёк линий ума и сердца.

Остролицый, напоминающий кого-то, стоял у перил. Он показался Биллу великаном… хотя, как это могло быть?

– Ты придёшь… когда ты придёшь… в другом месте.

Остролицый лениво приложил ладонь к виску – то ли сомневался в чьём-то душевном равновесии – что можно понять, то ли, как это принято у лиц на государственной службе, безвозмездно отдавал честь.

– Приветствую. – Глядя на Билла, молвил великан.

– О будущем и других местах говорить не стоит. – Сочувственно, как показалось Биллу, толковал Джонатан, сидевший на бочке, скрестив ноги и сложив на груди руки. – Мир имеет правую и левую сторону. Ты ведь знаешь, Билл…

Он слегка замялся, и остролицый, вроде как сдержал смешок. Биллу это не очень понравилось. Ему надоело, что мыслящие существа шутят по поводу его особенности.

Джонатан это почувствовал, в его планы не входило смеяться над Биллом. Вдобавок, не в его характере было осуждать других. Не имелось такой склонности.

– Ваш… то есть, наш, – деликатно поправился Джонатан, – мир сложен с правой стороны стены.

Он двинул локтем, не размыкая рук.

– Если выражаться символически, конечно.

– Из левых кирпичей, как не понять. – Пробурчал Билл.

Его осенило – извините за такое выражение.

– В дядюшкиной комнате, там…

Джонатан не без важности кивнул.

– Там зеркало хорошее – целое.

Джонатан ещё что-то сказал, но тактично умолк. Он видел, что Биллу не по себе. Тогда он спрыгнул с бочки и отошёл, встал спиною. Одет он был в камзол и штаны с чулками, небрежно натянутыми, и ещё туфли с пряжками. Сложён он прекрасно, с мускулистыми икрами, а плечи широкие, и между ними ёрзала по воротнику коса, пропитанная смолой.

Остролицый оставил штурвал и приблизился к своему господину, бывшему также и его другом. Камзол он снял, а военные узкие брюки были крепко заправлены в сапоги выше колен. Он без фамильярности положил руку на плечо его величеству, тот повернулся в профиль, и какое-то время они разговаривали вполголоса. Тот, что назывался Джонатаном, то и дело ласково и как-то на удивление приятно улыбался. Остролицый опустил локоть на поручень и стоял лицом к приятелю. Его великолепный подбородок двигался – он тоже смеялся, но совсем не так: зло и холодно, приподнимая угол тонкого рта.

Внезапно они оба, точно договорившись о чём-то или просто вспомнив про Билла, забытого за милой беседой, развернулись к нему. Остролицый – спортивно, точно выхватывая пистолет, а его величество вальяжно.

Остролицый и тот, что не хотел называться титулом, стояли против Билла. Роста оба немалого, оба крепкие здоровые парни, только король – кровь с молоком, а его остролицый приятель – тощеват и выжжен то ли солнцем, то ли чем-то изнутри. Король стоял, открыто глядя на Билла, ноги расставил, руки в боки.

Теперь на нём было просторное одеяние, прихваченное пряжкой на плече, а вокруг простиралась зала с низким потолком и светильники стояли на полу, распространяя лиловый дым. Джонатан – рука в бок, другая удерживает полу тоги и заодно толстую книгу, смотрел и кивал ему. В глазах вопрос и надежда, что Билл вспомнит.

Остролицый, как-то боком поместился и был он из тех, кто любит смотреть в сторону, и только изредка вдруг наведёт взгляд, да так, что немного неприятно сделается. Биллу эти изыски не вредили. Видал он такое в том заведении, где топил котлы и где как-то раз сделалось ему дурно над одним из котлов. Кто чему учился, как говорится. Поэтому он с весёлым равнодушием встретил один из таких острых взглядов, и нарисовал в своих тёплых карих глазах, как мог явственнее – не гони, гражданин начальник.

Остролицый не стал настаивать, видно, был классом повыше, чем те, кто шлифовал своё мастерство в закрытых кабинетах по обе стороны коридора.

Король, не сводя добродушного взгляда с окоченевшего Билла, наклонился и подобрал из травы что-то. Когда предмет оказался на уровне глаз, Билл дрогнул. Проклятый клубок!

Джонатан – или как его – положил шарик на ладонь, полюбовался.

– Ты знаешь, что это, Билл?

Клубок нехотя вращался над ладонью короля, которая то увеличивалась, будто на неё наводили старую добрую лупу, то удалялась, луной в перевёрнутом бинокле.

– Очевидно, это из тех вопросов, которые задают политические деятели, когда им показывают электорат в окошке. – Еле двигая онемевшими губами, выговорил Билл.

Он чувствовал, как у него подгибаются колени. Джонатан рассмеялся и быстро посмотрел на остролицего. Тот – пижон чёртов – повёл плечом, совсем как один знакомый Билла – и кто бы это мог быть?

Оба теперь были в будничных и привычных Биллу одёжках: такие же лоснящиеся рукава ношенных курток, застиранные рубахи, а джинсы его величества точь-в-точь как те, над которыми намедни хихикала юная ведьма, прячась за деревом… Но?..

– Ты молодец, Билл. – Одобрительно сказал его величество луговая нечисть и посерьёзнел, что не совсем шло к его круглому ядрёному лицу, делая его чуть глуповатым и торжественным не в меру.

– Билл, смотри. Это всего лишь… они.

Клубок осел в ладони Джонатана, налился необъяснимой тяжестью. Билл видел, что сильная рука короля даже согнулась под этой массой, натянулась ткань монаршей курточки.

– Да. Они бывают тяжёлыми. Мысли, Билл…

Он протянул шар Биллу. Тот простёр руку – и рука повисла. От шара исходила такая тяга, что пальцы сомкнуло в кулак, и всё крепче стискивало, пока не захрустел валежник фаланг. Билл сделал усилие – тщетно!

Шарик вновь приподнялся и медленно завращался, на сей раз несколько раз поменяв направление.

Билл отдёрнул руку и расправил затёкшие пальцы, рассматривая ладонь.

– Или невероятно лёгкими.

Цветные соломинки, вьющиеся внутри шара, меняли оттенки, накалялись, твердели. В глубине заискрилось бенгальским огнём. По стягивающимся проволокам сбегали капли, потел металл под собственной тяжестью. Капли курились, и шар окутался дымом. Джонатан сдул пар, вытянув губы.

В королевской ладони покоился живой мозг, пульсируя и оседая сквозь пальцы короля. Сквозь нежное желе всё ещё были видны отдельные нитки металла, торчали соломинки.

Проступила и потекла крупная капля крови. Билл услышал шелестящий шёпот, неотвратимый и звучавший всё громче. Он услышал крик, пронзительный и затихший вдали.

– Тебе.

Билл не отшатнулся, когда Джонатан протянул к нему руку со страшным подарком.

– У меня и своя черепушка есть. – Вежливо заверил Билл. – Хотя спасибки, конечно.

Король снова посоветовался взглядом со своим пройдохой-приспешником и кивнул.

Он сделал движение и цветной мозг рухнул в траву со звуком вороха плохо отжатого белья. Билл присел на корточки и пошарив среди тёплых травинок, вытащил из пожелтевших стерний маленький гладкий предмет.

Он был в мизинец Иннан и почти невесомый. Билл разочарованно присвистнул.

– Обыкновенный накопитель. – Вслух удивился он. – Устарел, но среди антиквариата не числится. Использовался в твёрдых Мегамирах. Хорошая человеческая выдумка, хотя до радио далеко.

– А где его создали, тебе известно?

Это прозвучал пронзительный голос остролицего.

Билл обрадовался, что хоть что-то ему известно.

– Здесь.

На ладони Билла зашевелилось живое-живёхонькое. Невольно сделав малодушное движение, Билл выронил накопитель. Глянул – сквозь стебли травы убегало что-то, вроде большого насекомого.

Убегал и луг, падал вниз, пока Билл не увидел его с высоты. Сообразил, что он всё же стоит у перил на корабле, и круг в траве удалялся, и крутящиеся против стрелки стёблышки травы крутились всё быстрее.

Он уснул, в общем.

– Когда-нибудь мы создадим этот мир.

– Разве…

Кто-то усмехнулся.

– Пока нет. Играйте.

Старичок сидел, как Энкиду, сложив ноги ветвями, на голове у него закреплены цветные клубки, от них тянулось множество нитей к блестящим спицам.

Старичок вязал из нитей с неистовой скоростью, но что – Билл не увидел… ладонь прикрыла камеру – как это делают чиновники Нибиру.

9. Борода о девяти днях

Шанни видела Билла издалека, когда поднималась от рощи, где состоялось одно неотвратимое свидание, и самое главное – она слышала, как Билл пел.

У неё сразу поднялось настроение, хотя звуки были такие, что все луговые обитатели должны были бы обратиться к омбудсмену, если он у них есть.

Ветки сквозили, время года здесь выглядело зловеще неопределённым. Туман протекал сквозь золото на глиняных ветках тоненьких кривых деревьев, а с востока подымалось синее небо с какими-то яркими точками возле звезды. Шанни прекрасно соображала, где находится. По левую руку кемарил в низине гигантский кот – старый лес, справа сквозь столбы света на фиолетовом высоком море виднелись высотки большого города.

Шанни спустилась по жёлтой сахарной тропке, и всё сгинуло. Остался луг, бескрайний, как истинная навь. Среди густой и свежей травы она увидела башку и плечи Билла. Внезапно голос его пресёкся, и Шанни не могла сказать, что это было таким уж облегчением. Хотя «бис» она кричать не собиралась.

Билл говорил сам с собой. Это не удивительно – они все разговаривают сами с собой, кроме тех случаев, когда они пытаются не сказать лишнего друг другу. Она снова погрузилась в размышления, весьма глубокомысленные, относительно тех немногих слов, которые были отданы ею и получены на опушке леса.

Билл опустился на колени и что-то искал…

Шанни умела делать несколько дел одновременно, но ведь и злоупотреблять этим нельзя. Когда она подняла свои потемневшие среди мыслей глаза от соломенного колечка, которое сплели и теребили её пальцы сами по себе, то – никакого вам Билла среди травы. Показалось вам.

Она ухмыльнулась, прикидывая – стервец заметил её и сейчас выскочит с шумом за её спиной, как воспитанный на заднем дворе леану из сказки.

Но вокруг по всему лугу и над ним стлалась тишь-тишина. Казалась она речкою, берущей начало из того великого океана, на берегу которого как-то раз видели они закат поутру, – до того привольно струились её воды, шевеля светлые волосы Шанни. Она внезапно поняла, что волосы шевелит не тишина, а страх.

Билла нигде не видать. Выцветшая рыжина в виде вороньего гнезда нигде над травой посреди опрокинутого блюда не маячила. Да и то – при таком росте Биллу следовало лечь плашмя в зелёную траву и закрыть затылок ладонями.

Шанни с некоторым усилием заставила себя продолжить путь к середине луга, где она заметила Билла – когда? Она сообразила, что утратила присущее ей чувство времени. В центре луга трава слегка примята, но не так, как можно ожидать. То ли трава распрямилась после соприкосновения с пышным телом Билла, то ли так уж он аккуратно передвигался.

Шанни ощутила уклон под ногами – луг едва приметно понижался к северу. Она повиновалась подсказке и спустилась по затянутым редеющей травой всхолмиям к деревне. Не доходя до опустевших рисовых полей, она прошла той дорогой, которой они впервые вышли к воротам Дома. Мимоходом не удержалась и глянула поверх плетёных крыш, сквозь нежное смертоносное марево над болотцем. Ей всегда чудилось здесь движение, но такое быстрое, что рассмотреть невозможно. Вот и хорошо.

Шанни ускорила шаг, и так была рада, обойдя угол дома по заросшей травой улочке и увидев свой дворик и крылечко, что Билл покинул её мысли.

Но ненадолго. За ужином, когда Мардук спросил:

– А где Билл? – Её обняла за плечи холодная рука охотно вернувшегося страха.

Избавившись от внезапного ощущения, она спокойно ответила:

– Я его сегодня видела.

И не стала говорить, где. Мардук сначала промолчал, но дождавшись, чтобы Доместикус подал суп и уцокал, разворчался – мол, что за неуважение и как можно не явиться без причины к семейной трапезе. Дескать, разве он, старик, много просит – только побыть вместе со всеми в гостиной при свете камина. Одна дрянь удрала, теперь и обалдуй где-то к вареникам поспевает. Нет, нет – молодые все бесчувственные, очевидно, он зажился на белом свете… и зачем они летели сюда сквозь тьму и ледяной ветер? Чтобы скакать незнамо где, в то время, как он места себе не находит. До чего же вы все бесстыжие.

И так далее. И всё в таком духе.

При этом он метал злобные взгляды то на Энкиду, то на склонённые плечи Аса. Пока, наконец Энкиду не улучил момент и не подбросил дровец в постепенно угасавший костерок гнева.

– Сир Мардук, а я-то тут причём? Я, как подобает, появился в установленный час. Почему вы на меня-то смотрите? Это ведь Билл виноват.

Ас промолчал.

Мардук закипел.

– А ты бы помалкивал. Не умеешь себя вести. Хоть прояви уважение к хозяину дома. Бери пример с востроглазого. Смотри, сидит, зенок не поднимет, терпит.

Энкиду вместо того, чтобы заткнуться, опять полез на рожон – видать, биллова бацилла у него сегодня ночевала.

– Оно понятно, что он терпит. Он же военный. Им так положено. Терпелку вставляют.

При этом он посмотрел на Аса с довольно мерзкой ухмылкой. Ас кашлянул и сел попрямее – и все дела. Мардук внезапно затих, заинтересованный сражением пьеро и арлекина.

Шанни, только краем ушка ловила все эти мужские глупости, а сама снова принялась вспоминать что-то, связанное с Биллом и до крайности тревожное.

– Голубка… – Услышала она вдруг.

Она с трудом вынырнула из раздумий и увидела, что на неё во все глаза зырят три красивых мужика. Эта живая галерея не вызвала у неё ни самомалейшего энтузиазма. Сир Мардук с любовью и заботой повторил:

– Голубушка, мы вам надоели? Гляжу – задумалась, понурилась, головушку повесила золотую. Это я виноват, но больно меня твои лыцари раздражают.

Ас, секунду пристально глядевший на неё, резко увёл взгляд. Энкиду довольно приветливо улыбнулся ей, но она видела, что его лиловые глаза холодны и равнодушны – его тоже раздражал дядюшка. А ещё больше их раздражает Билл.

После ужина Ас взял со стола карту теперь принадлежащих ему территорий и занялся ею, развернув с классическим треском над сложенными шасси. Мардук сел в подвинутом для него Энкиду кресле у камина и орудовал старинной кочергой в пламени, извлекая из чёрного угля и тонких поленец со вздувающейся золотой шкуркой ярчайшие огни. Наиболее удачные он показывал Шанни, вставшей за его плечом и положившей нежную руку на подлокотник его кресла. Наполнив таким образом зев камина драгоценностями, Мардук обменялся с Шанни взглядом.

– Как чудесно смотреть на огонь, сир Мардук. – Искренне молвила она.

В ту минуту после ужина в ускользающем подобии семейного мира она была всем довольна и прекрасное лицо старика с его ясным лбом и великолепным, щедро очерченным профилем, окружили тёплые красноватые блики домашнего покоя.

Шанни забыла, что покоя на самом деле нет и быть не может, что они вовсе не семья… а если и связывают всех сидящих в комнате какие-то узы, то это узы странные и тягостные… что на самом деле из двоих превосходных молодых людей один готов другого схватить зубами за горло, если тот другой раньше не подстрелит его… что сама она помнит украденные у неё пистолеты… что красавец и умница хозяин – на самом деле самодур, а то и что похуже, и что удерживает его от того, чтобы в полную меру проявить свой нрав – неизвестно или известно слишком хорошо.

Что у нас ночью-то будет?

Наутро Билл не появился. Ни слуху, ни духу.

– Черти его унесли. – Злился Мардук, но Шанни, бросив придирчивый взгляд сквозь струйку молока, увидела, что он растревожен.

Даже выдал парням кофию от души, и словом не помянув про карточки и перегородки. Энкиду отнёсся к такой неслыханной щедрости совершенно бесчувственно и воспользовался случаем, чтобы пренагло отсыпать себе в быстро свёрнутый фунтик драгоценного продукта.

Билл не пришёл днём, а к вечеру, облазив все его излюбленные местечки, Шанни убедилась, что случилось что-то… хорошее или не очень, просто – случилось. Предчувствия её молчали, и то слава Абу-Решиту. Натолкнувшись в чердачном полумраке на сидящего в углу Энкиду, Шанни поняла, что он также искал брата.

Понимая, что он не сознается, Шанни молча встала перед ним. Энкиду нехотя поднял взгляд.

– Ну, и что скажешь?

– По размышлении, склоняюсь к версии, высказанной всеобщим дядюшкой.

На третий день Мардук, уже не ругаясь, молча снарядил партию на розыски. Он отдал распоряжение своим драконариям, и Ас, и Шанни видели, стоя у окна башни, как офицеры разъехались на своих муштрованных животных на все четыре. Старшой поехал в пятом символическом направлении.

– Где ты его видела в последний раз?

Шанни отозвалась сразу:

– Думала уже.

– На лугу?

– Откуда ты…

Ас дёрнул плечом.

Спустя час, он выплюнул травинку и с нею слово:

– Чертовщина…

Они исходили луг во всех направлениях и в третий раз познакомились с семейством луговой собачки, собиравшей траву. (Собачка тоже познакомилась с ними без малейшего удовольствия.)

– Значит, здесь в последний раз видели Билла Баста?

Они разом оглянулись. Энкиду стоял вдалеке и смотрел на собачку. А она на него. Потом животное засеменило прочь и принялось за работу – резало траву и относило её к скалам, где складывало на просушку. Движения потешного комка бархатной шерсти были такими разумными и слаженными, что Шанни вздохнула – в действиях нибирийцев никто бы не усмотрел ни особой слаженности, ни смысла.

Собачка остановилась, бросила снопик травы и, развернувшись круглым умным личиком бюргера к лесу, издала долгий тревожный ноющий звук. Молчание, последовавшее за этим сигналом, выдалось бесконечным.

– Это… – Едва выговорил Ас.

Он повернулся в направлении, указанном собачкой, которая бросилась прочь со всех крохотных сильных лап. Шанни и Энкиду боялись пошевелиться, и впервые Шанни в полной мере осознала, как странно, что такой массивный нибириец может быть таким грациозным. Энкиду поднял пальцы к губам, придерживая рвущийся крик. Жест сокровенный. Было в егере что-то навеки неручное.

Все они молча смотрели, как от опушки леса идёт к ним огромная полусогнутая фигура. Руки свисали и раскачивались, лицо опущено. Это не Билл.

– Билл! – Негромко окликнул Ас.

Фигура подняла голову.

– Что с ним? – Испуганно спросила Шанни.

Она рванулась побежать к нему, и тут же с двух сторон две руки накрепко ухватили её запястья.

Шанни издала возмущённый вопль – собачка бы позавидовала, если бы не отсиживалась сейчас где-то под зелёным сочным покровом. Но Энкиду пробормотал что-то невнятное успокаивающее, а командир тихо роптал:

– Погоди-ка… не пори горячку.

Фигура в рыжем мятом ореоле, враскачку, как под воздействием большой дозы из дядиных подвалов, направлялась к ним. Дело одновременно с фигурой двигалось к закату, и подсвечивающая красноголового голема звезда на мгновение канула в сетку облачка. Этого оказалось довольно.

Большие карие глаза в рыжей шерсти, будто у него зарос вечно ухмыляющийся рот, посмотрели прямо в сердце Шанни. Так она успела сказать себе и дико извернувшись, ударила ножкой раз! И два! По тому, что подвернулось.

Пока Ас и Энкиду, шипя, очухивались от ударов и прыгали на одной ноге каждый, Шанни побежала к нему.

Сразу она почувствовала его запах – необычный, сильный запах то ли морских водорослей, то ли свежей земли с вывороченными корнями. Так же сильно пахло нагретой от солнца шерстью и чем-то могильным, прохладным.

Вот этак, не иначе.

Он остановился и обрадовался, как тогда в первый раз на земле прародины. Его шатнуло – и Шанни ласково положила ладонь выше его локтя. Одежда выглядела неправильно, хотя и была той же, что в день исчезновения.

Сзади Шанни услышала недовольные звуки – кашлянул Ас, и тихо ему что-то накручивал Энкиду. Надеюсь, я отдавила им ноги.

– Старик. – Без выражения молвил Ас.

– Брат. – Добавил Энкиду.

Билл, широко улыбавшийся Шанни, с изумлением засёк новые лица и его опять захлестнула волна радости.

– Ты снова здесь? – Сказал он звучным голосом, обращаясь к Асу. – Ну, ты и шустряк.

Потом он сунулся к Энкиду не более не менее, как с объятиями, и тот стерпел. Пока Билл его тискал, называя почему-то каким-то титулом, Энкиду над плечом Билла, топорщившемся в мятой рубахе, выразительно делал знаки углами губ – не понимаю, говорила его широкая, вечно освещённая заходящим солнцем, рожа.

Когда Билл, не без намёка со стороны брата, отлип от него, Ас посмотрел на Шанни, но та отвернулась.

– Сам допрашивай. – Едва слышно ответила она.

Ас отвернулся.

– Билл, где ты был? – Громко спросил он, и эта случайная строчка из детской потешки страшно обрадовала Билла.

– Шуткарь. – Молвил он.

По всему было видно что он приходит в себя. Внезапно он провёл себя рукой по лицу и нахмурился с изумлённым выражением.

– Это что?

Шанни вздохнула – проблеск номер один.

– Это называется борода, Билл. И этой не меньше девяти дней.

Его глаза раскрылись так широко, что стал заметен голубой отблеск на глазном белке – знак его происхождения от Хорсов. Но ничего величественного сейчас в этом не отыскал бы и комментатор первого канала. Он растерянно улыбнулся – зубы в бороде, похожей на клочья огня, произвели на Шанни вполне определённое впечатление. Они молчали. Билл развёл руками и хлопнул себя по бокам.

– Ну, вот, она смеётся. Слышите? А я заснул там… в лесу.

– Где? – Придирчиво переспросил Ас.

Билл обернулся через правое – левое – правое плечо.

– Вон тама.

– Продолжай.

Билл послушно собрался продолжать, но Шанни перебила:

– Тебя не было почти неделю. Ты всё время спал «вон тама»?

Билл набрал воздуху, чтобы по всей форме отработать протест и вдруг воздух спустил и посмотрел невероятно хитро:

– Да-а?

– На тебе одежда болтается, Билл. Ты похудел.

– Это хорошо. А то мне надоели шутки дяди Мардука по поводу мебели… кстати, как он?

– Извёлся. – Коротко ответила Шанни. – Тебя ищут.

– Кто?

Ас со вздохом показал за плечо, где над лесом вылетело и пыхнуло:

– Драконарии. Так что – беги, Билл.

Тот так и сделал, и через минуту луг потонул в гиканье и грохоте копыт. Энкиду на ходу остановил за гриву ездовое и прогудел в задраенное железом лицо всадника:

– Езжай, ваше благородие, к пахану и скажи ему, что его высочество нашлись. Гулять изволили по своим владениям.

Всадник не дёрнулся в могучей руке. Отпущенный и не подумал слушаться, а помчался догонять отряд.

– Спрашиваться побежал. – Ас застрелил всадника взглядом. – Если бы ему и Мардук приказал, он бы у своего офицера спросился.

– Ты меня чего, утешаешь?

– Нужен ты мне. Утешения сейчас понадобятся Биллу.

За лесом послышались радостные вопли и хохот Билла. Они медленно пошли через луг.

Когда вошли во двор, мимо них пронесли знакомую фигуру, привязанную к прогибающейся от тяжести ветке, как охотничий трофей. Отряд с трудом волок пойманного принца. Билл повернул к ним рыжее мохнатое лицо с налитыми кровью глазами.

– Несут, понимаешь… – Проговорил он.

Похоже, он получал настоящее удовольствие.

Издалека он крикнул:

– А я сон видел! Вот такой!

– Ну, и верзила. Что за торчок?

Начиналось всё превосходно. Эриду щедро потратилась, чтобы устроить это утро: синевы одной сколько пошло.

И сир Мардук был уверен в том, что это – прекрасное летнее утро, в меру тёплое и предвещающее не слишком жаркий, но ещё пышнее прежнего цветущий день. Уверен до той минуты, когда поймал случайным взглядом что-то в окне и, сначала рассеянно вглядевшись, отодвинул от губ чашку и прогремел именно вот это:

– Ну, и верзила.

И так далее.

На какое-то мгновение Шанни решила, что это не вполне приличное восклицание вызвал замеченный в окне новобранец-драконарий, и впрямь, для воина этой расы прямо-таки рельса.

Но последовав за направлением дядиного взгляда Шанни поняла, что всегда предполагать лучшее – не всегда удачная затея.

Мардук обвёл их всех свирепым взглядом и безошибочно остановил его.

– Моя вторая башня, сир. – Безбурно сообщил Ас.

– А что, тебе первой недостаточно?

Они уже привыкли к тому, что над рощами поднимается трёхступенчатая акселератка. Её плоская голова с умными глазами окон смотрела сверху вниз на замок.

Но теперь значительно дальше виднелось ещё кой-что. Белые ступени плыли в воздухе, соединённые веществом Мегамира, и тем не менее, хранили образ целого. На их глазах Вторая росла, и если приглядеться, можно было заметить, что вокруг вздымается бесчисленное множество лесов, как простых, так и антигравитационных, и на них муравьиные силуэты без суеты воздевают руки и опускают, будто совершая моление о дожде.

Изредка вокруг строящейся башни пролетали самолёты строительной эскадрильи и подкидывали на следующий уровень то связку плит, то бочку с клеем, а то и кому-то в руки что-то небольшое – небось, проигранную вчера бутылочку кефира.

Подробности они смогли рассмотреть, когда предупредительный Ас подал им бинокль. Мардук, тяжело поводя искусственными глазами, молчал. Ас счёл необходимым ответить на его вопрос, который не счёл риторическим:

– Первая, вот эта… на пастбище, это гражданская, пустяшка. Детей в школу отвозить.

Мардук, не дрогнув, отвёл окуляры, как две пушки.

– А это значит, военная? И с кем ты воевать собрался?

– Я не сказал, что она военная. На верхней площадке поместится завод для строительства кораблей дальнего полёта.

Мардук молчал.

– А нижняя где? – Бухнул он.

Ас вытащил из кителя сложенную карту, бумажную, и, развернув, подвинул по столу. Мардук взглянул одним глазом, нацелил его в россыпь синих птичек и побагровел.

– Ты перешёл границы. – Сказал он низким страшным голосом и прокричал, как на улице. – Недопустимо!

– Сир, это пустыня.

– Вижу, что пустыня. А кто тебе позволил в пустыне строить?

Ас ответил очень спокойно:

– Сир, те, кто называют себя «господа пустыни», а вам они известны под именем туарегов.

Мардук хотел произнести грубость и сдержался с видимым усилием, аж зубы скрипнули и лицо съехало на сторону от удара.

– Мне, и правда, известно их имя. – Справившись с собой, сдавленно произнёс он.

Все сидевшие вокруг стола и не принимавшие участия в дуэли, физически ощутили нарастающий гнев.

– Но вот, что я, старый хрыч, не понимаю… как вы смели, сударь, не спросить моего разрешения? Где это видано?