Текст книги "Мой немой Афган"

Глава 20
«Секретное оружие»

Лето в Афганистане начинается вместе с весной, в марте, а заканчивается с осенью, в ноябре. В этот день, в конце июля, как всегда в это время, хорошее теплое утро закончилось в восемь часов и началась жара, с постоянно прибавляющимися градусами, к четырнадцати часам до 50–56 в тени, и держащаяся до четырех-пяти часов дня. В это время все боевые действия старались не проводить обе враждующие стороны, все затихало. Именно поэтому я был сильно удивлен минометным обстрелом расположения роты и несколькими взрывами ближе к центру города. Зная, что, как правило, после мин идет обстрел из стрелкового оружия, дал команду на занятие пулеметчиками своих огневых позиций в траншее. Спустя несколько минут по телефону сообщили из ХАДа о погибших в городе мирных афганцах. Обстановка была непонятная, поэтому решил на места взрывов в городе съездить сам. Поехали на уазике, взяв охрану и сообщив в полк предварительные данные о происшествии. Снаряд или мина разорвался недалеко, метрах в семидесяти от центра города, или так называемого круга. Взрывом убило мужчину и ранило трех человек, их всех уже увезли в больницу. Через какое-то время подъехал командир «Каскада» со своим замполитом.

Первая часть отряда прибыла несколько дней назад, но мы уже успели познакомиться. Командир сообщил мне, что, по информации от некоторых афганских источников, душманы применили новое оружие и боеприпасы, решив испытать его днем, когда мало жителей на улицах. Целями обстрела якобы были выбраны комендатура и вилла советников. Обстрел и инцидент в их афганской службе был первым, они явно хотели принять самое активное участие в его расследовании, и я не стал вставать в позу, согласился. Наверное, если бы я мог предвидеть, как дальше будут развиваться события, поступил бы иначе. А так, вернувшись в расположение роты, вызвал саперов и сказал, чтобы обследовали воронки от взрывов и осколки, доложив мне результаты.

Через час, выслушав доклад саперов и их категорическое заключение, понял, что надо хорошо поразмышлять над услышанным и не спешить с выводами. Позвонил каскадовец и попросил о срочной встрече и только у меня. Приехали опять с политруком, и у меня начало складываться мнение, что в этом тандеме они собираются действовать по всем вопросам и дальше. Так и оказалось, что в дальнейшем привело если к не роковым, то плачевным последствиям. Но об этом позже. Сейчас они взволнованно и довольно эмоционально поведали, что их расследование показывает иностранное происхождение боеприпасов и требует немедленной доставки образцов в Кабул. Уже зная некоторые обстоятельства, попытался отговорить от этой затеи, но они упрямо стояли на своем. Накрыл стол, выпили, поговорили о мирной жизни, но и это не отвлекло их от навязчивой идеи. Я понимал, что товарищей каким-то образом надо оставлять у себя, иначе от их инициативы быть беде. Время приближалось к вечеру, скоро должен состояться инструктаж и развод. Отлучившись на минуту, поставил задачу старшине провести имитацию нападения на наше расположение – этим приходилось не часто, но пользоваться. Были случаи, когда надо было или напугать, или задержать гостей.

Категории якобы нападения было три, сейчас применили высшую, чтобы уж наверняка…

Когда началось «нападение», мы все вместе принимали участие в его отражении, объясняя гостям, что и как делать, где занять огневую позицию, сектор обстрела и куда стрелять нельзя, там находятся наши окопы с солдатами. Вдруг, как прорвало, началась стрельба в разных районах города, включая обстрелы постов БМП из гранатометов. Получалось, наш розыгрыш послужил сигналом для обстрелов и нападения на наиболее важные объекты города. Нашим гостям участие в небольшой войне понравилось – лежать на балконе, за мешками с песком, и отражать нападение невидимого противника, ведя огонь из автоматов. Потом я позвонил старшему партийному советнику Тихонычу, объяснил обстановку и высказал свое мнение о нецелесообразности в создавшейся ситуации возвращаться каскадовцам на свою виллу, прорываясь с боем на БМП и рискуя людьми. Все было решено, вечер и ночь обещали быть интересными, а для наших гостей еще и необычными. Накрыли хороший стол на ужин, возможности были, и мы не поскупились на мясо, фрукты и водку. Для нашего офицерского коллектива это тоже было определенным подарком.

Наши, как правило, бессонные ночи в ожидании нападения и возможных выездов в город не отличались разнообразием. Мы почти всегда находились в маскхалатах со спущенным верхом, ночью тоже было жарко и душно, с полным снаряжением на ремне и с автоматом. Опыт показывал, что нападения, как ни готовься, всегда неожиданны, и все необходимое должно быть с тобой. Непосвященным покажется это или неправдой, или лишней обузой, ведь одеться и взять оружие и снаряжение можно очень быстро. Каждый из нас это прошел лично: был предупрежден и не убежден, но, пометавшись раз под пулями в темноте, разыскивая все свое и не находя его там, где оставлял, решил для себя, где тяготы, а где жизнь.

Нашим друзьям тоже «повезло», мы изначально предполагали, что все начнется и закончится имитацией нападения, но «духи» решили испытать их по полной, с обстрелом комендатуры со всех сторон, в том числе и минометным, повторяющимся через каждый час. В начале вечера, увидев наше обмундирование, решили, что мы их специально разыгрываем, посмеялись и, демонстративно разложив на одном из диванов все свое оружие и снаряжение, сказали: «Вот здесь мы его и найдем». Мы их прекрасно понимали, люди неделю как приехали, только проходили акклиматизацию, постоянно хотели пить, а не таскать везде за собой автомат. Скоро, освоившись, они и разделись до плавок. Когда мы были своим коллективом, то, коротая ночи, играли в разные игры. Увлечение шашками, шахматами, нардами и домино давно прошло, в ходу остались только карты, да и то в «пьяницу» и «акулину», все остальные преферансы, книги и покеры обрыдли от частоты игры. Наши новые друзья совсем недавно были в Союзе, могли рассказать последние новости с Родины, поделиться впечатлениями, свежими, мирными анекдотами. Было обидно, когда наши интересные беседы прерывались очередной стрельбой.

Уже во время первого после раздевания обстрела командир в темноте позвал меня раза три по имени и, услышав ответ, подполз к мешкам с песком, за которыми я лежал: «Представляешь, – он полушептал, полукричал мне на ухо, – там нет ни оружия, ни одежды, кто-то взял». Свет в здании и на территории выключался мгновенно, с первым выстрелом, одним переключением тумблера на столе дежурного, а включался после окончания стрельбы, моим распоряжением. Свет включили, всё нашли на тех местах, где оставляли, просто в темноте не там искали. Самым находчивым оказался политрук: отсиделся в туалете, кстати, самом безопасном месте, и об этом знали только мы, хозяева. Посмеялись, пошутили, продолжили разговоры.

Ночь прошла неестественно быстро. Впечатлений у наших гостей было много, они потом ими делились, кое-что, конечно, преувеличивая, но в этом была и польза для нас. Подробности поиска оружия и туалет как укрытие в рассказах не фигурировали, говорили, что чуть было не дошло до рукопашной, и мы с удовольствием это подтверждали. В дальнейшем это был не единственный ночной визит каскадовцев, и не обязательно командования. Правда, мы догадывались, что манила их не возможная перестрелка, этого добра со временем и у них на вилле хватало, а больше потребность сменить обстановку, ну и посидеть с друзьями за рюмкой чая.

А история о неизвестном оружии имела свое продолжение. Командир, созвонившись со своим руководством в Кабуле, объяснив обстоятельства, получил указание прибыть с имеющимися образцами. Его возвращения и последствий поездки я ожидал с болезненным нетерпением и беспокойством. Каковы же были мои удивление и радость, когда на совещании с советниками объявили официально о первой успешной операции нашей группы «Каскад» по обнаружению новых, секретных образцов оружия. Это «грозило» возможными поощрениями и даже представлениями к наградам. Мы все были рады успеху товарищей, а я еще и за себя. Дело в том, что, когда я услышал доклад саперов, у меня возникли некоторые подозрения, и, чтобы их развеять или подтвердить, я сначала вышел на связь, а потом поехал с визитом к артиллеристам. Недалеко от города, километрах в шести, располагался взвод самоходной артиллерии Д-30 «Гвоздика» совместно с мотострелковым взводом, в чьи задачи входило охранять мост через реку, контролировать дорогу до перевала и в случае необходимости поддержать огнем САУ действия наших войск в городе и его окрестностях. Артиллерийский взвод входил по штату в дивизион нашего полка. Командиров обоих взводов я знал, организовывал с ними взаимодействие на возможные совместные действия по обороне города. Приехав, сразу «наскочил» на артиллериста, сурово спросив: «Ну что, пушку успел почистить?» Лейтенант, к его чести, признался сразу.

Получалось следующее: около 14 часов он заметил группу боевиков, на лошадях и пеших, передвигающихся под обрывом, как раз в том месте, где наверху было здание комендатуры. Передвигаясь внизу обрыва, они могли через километр войти в город с юга. Мотострелковый взвод в это время выполнял поставленную полком задачу, поэтому решил действовать самостоятельно. К сожалению, инициатива и неправильные артиллерийские расчеты привели к вышеописанным результатам. О жертвах в городе он не знал, но предполагал, что от четырех выпущенных снарядов беды не миновать. Ну а потом сработала система страуса: спрятал голову и ждал, что получится Эта не очень смешная история закончилась так: наш «Каскад» за быстрое реагирование и принятие мер в боевой обстановке полгода числился одним из лучших; родственникам погибшего афганца и раненым лейтенант-артиллерист передал деньги, уже и не помню, под каким предлогом; командир артиллерийского дивизиона, мой друг, расплатился со мной за молчание 20-литровым бидоном браги «муховочки» собственного приготовления. Почему в Кабуле осколки нашего 122-мм снаряда «согласились» принять за новый секретный иностранный боеприпас, не знаю, но «наверху всегда виднее», особенно во время войны. Я же, в свою очередь, постарался как можно быстрее все это забыть.

Глава 21
Боевая подготовка. Тактика

Планирование и проведение боевой и политической подготовки в условиях боевых действий войск заслуживает особого внимания, как вопрос весьма важный и не имеющий однозначного ответа. В период моей службы в Афганистане решение этого вопроса зависело от конкретного года, различных условий жизни и быта, местности, особенностей выполнения конкретной задачи, отношения вышестоящих командиров и начальников и личного отношения командира подразделения. В начальный период я застал командиров и служил вместе с теми, кто входил в ДРА в составе полков и отдельных батальонов, совершивших многокилометровые марши в выбранные руководством армии пункты постоянной дислокации (ППД). Передвижение проходило в зимних условиях, как правило, в горно-пустынной местности и под постоянным наблюдением и минно-огневым воздействием банд оппозиции. Например, отдельный мотострелковый полк совершал марш в Файзабад, провинция Бадахшан, в течение месяца в очень трудных условиях горного Памира. Прибывая в ППД, войска одновременно решали несколько задач: во-первых, брали под контроль города, аэродромы, перевалы, участки дорог и местности, господствующие высоты и мосты путем выставления застав, как правило, в составе взвода или роты. Особое внимание уделялось охране маршрутов снабжения войск и различных трубопроводов. Вторая задача – обустройство пункта постоянной дислокации с инженерным оборудованием позиций охранения, парка боевых машин, складов с оружием и боеприпасами, подземных штабов и казарм. Сюда же входило возведение модулей штаба, клуба, столовой, караульного помещения, палаточного городка. Третья задача – обеспечение жизнедеятельности войск. Выполнение всех этих задач лежало на плечах военнослужащих и требовало постоянного привлечения большого количества личного состава. Причем проходило это на фоне сопровождения колонн, ведения разведки, обеспечения работы инженерных подразделений по разминированию дорог, участия в боевых операциях и десантах. Необходимо отметить, что некоторым частям, выполнившим почти половину объемов работ, приходилось по разным причинам менять ППД. А на новом месте все начиналось сначала.

Длилось так год-полтора. Планирования боевой подготовки в этот период не было, а сама подготовка умещалась в понятие повседневной боевой работы, где были и стрельбы, но не на полигоне, постоянное вождение боевых машин, инженерное оборудование местности и установка заграждений, мин, растяжек гранат, наземных сигнальных устройств.

К чести Главного политического управления и политработников всех рангов, политическая подготовка и занятия проводились регулярно и в любых условиях. Журналы учета занятий велись и проверялись. Когда служил в Союзе, командуя взводом и ротой, проводил занятия по политподготовке или контролировал их проведение с помощью заместителя по политической части; будучи членом партии, не скрою, испытывал некоторый скептицизм по поводу того значения, которое придавалось этому предмету. Не помню случая, чтобы вместо политических занятий солдат использовали на каких-то других работах и мероприятиях. Хотя с других занятий боевой подготовки, приказом командира части, такое было возможно и случалось.

На войне я полностью изменил свое мнение о значении идеологической работы в войсках и, в частности, отношение к политическим занятиям. В любом пункте временной дислокации, где бы ни стояла рота, я находил время собрать коллектив и поговорить на разные темы. Тема «загнивающего капитализма» поднималась очень редко, чаще был необходим разговор о цели нашего нахождения в Афганистане, о задачах, требующих выполнения, о том, чего ждет от нас Родина, как заботится о нас и помнит. Воину, выполняющему боевую задачу за пределами страны, нужна вера, что его служба здесь нужна его стране, семье, друзьям. Веру эту поддерживать надо было постоянно. Хорошим средством поддержки боевого духа солдат было общение с их родителями. Мы составляли письма отцу с матерью, где благодарили их за воспитание честного, храброго воина, хорошего сына и просили написать о нем подробно: что любит делать, какие интересы, наклонности, какие недостатки, по их мнению, есть у него. Наше письмо с благодарностями зачитывали при всех, а ответное письмо родителей зачитывали выборочно, то, что считали возможным обнародовать. Польза была огромная, как и удовлетворение от своей работы. Тяжело было писать другие письма, сопровождающие похоронки. Писать родителям, как и во имя чего погиб их сын, очень трудно. Старались находить слова, чтобы как можно мягче и проникновеннее изложить случившееся, пытаясь хоть как-то поддержать и облегчить горечь утраты. Писать надо было обязательно, а иногда и продолжать переписку, обещая навестить в отпуске или после возвращения. Необходимость такой переписки я понял, получая ответы от родителей с благодарностью за хорошие отзывы о сыне и описание его подвига или поступка. У нас удивительный народ. Я со страхом ожидал писем, где родители прямо и справедливо спросят: за что отдал жизнь их сын? Почему не приняли всех мер, чтобы он остался жив? Кому нужна эта война в чужой стране? За всю мою службу в Афганистане таких писем не было.

Политические занятия проводились регулярно по планам и вне плана, если было необходимо. Хочется добавить, что в них закладывалось нечто большее, чем политинформация. Это и психологическая разгрузка, и беседы о нравах и особенностях данной страны, и новости из Союза, которые интересовали больше, чем мировые. Вести с Родины всегда важнее и дороже. Командуя ротой до декабря 1981 года, ведя боевые действия в городе и организуя комендантскую службу, я не знал и не слышал про планирование боевой подготовки в батальоне и в полку. В роте боевая подготовка велась в полном объеме, конечно разительно отличаясь от привычных мирных стандартов. Исходя из существующей обстановки, в роте был регламентирован распорядок дня, который, однако, мог меняться в зависимости от изменений внешних факторов.

Подъем происходил в 6.30 утра, в это же время с боевого дежурства возвращались экипажи. На посты в городе выставлялись восемь БМП, в каждом по три человека, всего 24 солдата, сержанта и старший по всей группе офицер – командир взвода. После подъема небольшую зарядку, больше похожую на спортивную разминку, проводят сержанты во взводах. Для прибывших с дежурства сначала постановка автомобилей в так называемый парк боевых машин, представляющий собой углубленную площадку, из которой видны только башни с пушками. Сделано это для уменьшения возможности поражения БМП из гранатометов. Экипажи чистят оружие как личное, так и на боевых машинах. К личному оружию относится автомат АК-74 с четырьмя снаряженными магазинами, штык-нож, две гранаты Ф-1. У офицеров, кроме этого, пистолет ПМ и самодельный нож-бебут. Оружие находилось у всех, включая офицеров, под или у кроватей. Оружейных комнат и пирамид для оружия просто не было. В семь завтрак для всех и в восемь – ежедневный развод. Жара в Афганистане с марта по декабрь начинается уже с восьми утра. На разводе присутствуют все, кроме караула на постах и дежурных связистов. Указания на боевую работу поступали накануне или до развода, или когда захочет дивизионное и полковое начальство в связи с необходимостью. Обязанности свои все знали. Экипажи после ночного дежурства шли отдыхать до 12 часов. Если требовалось работать на технике, устраняя неисправности машин, радиостанций или вооружения, это разрешалось, а сон не был обязательным. На постах экипажи так приспособились к обстановке, что могли организовать отдых и дежурство в машине попеременно: один спит, а двое дежурят на вооружении. На дежурство выходило семь-восемь машин из одиннадцати. Двенадцатая, с моим экипажем, ночью стояла у здания комендатуры, люди спали в ней. По тревоге я занимал командирское место в машине, вылезая через окно в караульном помещении, машина ставилась впритык к зданию. Экипажи на дежурства выходили часто. Местность, обстановку в ней, сектора обстрела, возможные направления и участки для нападений знали и изучали не только ночью, но и днем. При необходимости днем осматривали посты, следы возможного минирования или подготовки к ночному нападению. После развода старшина и техник занимались по установленному распорядку; раз в неделю они ездили в полк для получения боеприпасов, запасных частей, продуктов, снаряжения, обмундирования и кинофильмов. В зависимости от полученных задач командиры взводов со своими подразделениями уходили на выезд, обеспечивая выполнение задачи, или на патрулирование в город. Если ожидали прохождение колонны, то выходило три-четыре машины. Были и занятия по боевой подготовке. Однако точного плана, кто, когда и каким предметом боевой подготовки занимается, не существовало. Я пробовал его составить, но не выходило. Путем проб и ошибок выяснили, что, каким предметом заниматься, знают лучше взводные, на том и порешили. А самым важным обстоятельством являлось то, что мы были на войне. Чтобы выжить, необходима была слаженность действий везде: в роте, взводах, экипажах, расчетах. Командиры взводов знали положение дел лучше всех, так как являлись профессионалами и центрами сбора информации от сержантов, командиров машин и солдат. Неполадки, неисправности или неготовность кого-то из членов экипажа к взаимозаменяемости не скрывались, а устранялись работой, тренировкой, в том числе за счет сна и отдыха. Неуверенные друг в друге экипажи на дежурство или даже на простой выезд не допускались, вплоть до расформирования. Поэтому все командиры знали, чем нужно заниматься и что особенно важно делать в то или иное время.

Хочу сразу оговорить некоторые моменты моих воспоминаний. У тех, кто знаком не понаслышке с системой боевой подготовки, мои заметки могут вызвать в лучшем случае улыбку. Действительно, то, о чем я рассказываю, – это сильно урезанная часть боевой подготовки. Но существующий основополагающий принцип «Учить войска тому, что необходимо на войне» здесь жизнь заменила на более верный в данной обстановке: «На войне учить тому, что необходимо!» Знаю по опыту, что во всех советских подразделениях в Афгане следовали этому правилу, не подозревая, что оно есть. В отличие от мирных условий, здесь за малейшие оплошности, недоделки, недоработки расплачивались жизнью и здоровьем. Неверно думать, что на заставах, боевых охранениях командиры и солдаты между боями отдыхали, валялись на койках, ели-пили и писали письма на Родину. Действующая система охраны и обороны постоянно менялась и совершенствовалась после каждого огневого контакта с противником. Уточнялись или менялись секторы обстрела, переносились или изменялись минные поля на вероятных подступах, отрывались новые траншеи, переносились и оборудовались огневые точки, уточнялись и назначались новые ориентиры. Изменения проверялись пристрелкой вооружения боевых машин и стрелкового оружия.

Возвращаюсь к своей роте. Тактическая подготовка проводилась командирами взводов со всем составом или только с экипажами, без десанта. Привлекалось от двух экипажей и больше, с теми, кто не занят другими боевыми задачами. Тема занятий зависела от предстоящей задачи, недоработанности некоторых элементов, например, взаимодействия экипажа с десантом в возможных боевых условиях. Это имело особенное значение при ведении боевых действий и зачистки некоторых районов города, когда пешие группы разграждения и уничтожения огневых точек обеспечивали передвижение БМП от укрытия к укрытию, последовательно занимая огневые рубежи и поддерживая десант огнем. Другими темами занятий могли быть действия взвода при сопровождении воинской колонны (военного руководства или особого объекта охраны): велась подготовка для боевого охранения колонны с хлопком и «наливников», а также сопровождения и охраны командира дивизии или полка при поездках в зоне ответственности соединения. С мая 1981 года они предпочитали брать для охраны только наше подразделение.

Была и такая тема: действия взвода (оперативной группы) при выходе к месту нападения на колонну (объект, подразделение советских или афганских войск и др.) и деблокирование объекта, преследование и уничтожение бандформирования. Занятия по этой теме были довольно частыми. Сюда включалось и рассмотрение действий в случае дезинформации с целью завлечь нашу опергруппу в организованную засаду. Состав опергруппы мог быть различным. В зависимости от задач и ситуации в нее могли входить: один-два танка, две-четыре БМП, БРДМ, УАЗ-469, одна-три легковые машины, чаще «Тойоты». Норматив готовности и выхода из расположения – не более трех минут. Это время на экипировку, преодоление расстояния до боевых машин, бегом естественно, запуск моторов и начало движения. Проверку и подготовку вооружения, готовность к радиообмену проводили уже в движении. Нередко члены экипажа, кроме механика-водителя и десанта, если участвовал, занимали свои места на движущейся машине. Мои механик-водитель и наводчик обычно находились в караульном помещении. Когда я занимал командирское место, двигатель работал и машина была готова к движению. Наводчик проверял пушку и пулемет. Сев на броню, я трогал механика за затылок, что означило команду «Вперед!». Надевая шлемофон, подключая радиосвязь и поправляя под собой поудобнее кожаную сидушку, предпочитал управлять группой и ротой, сидя на броне снаружи. Расстояние от здания до КПП около 150 метров. За время движения выходил на связь, запрашивал командиров машин их готовность к бою и уточнял место в колонне. Если я был на другой операции, группой руководил мой заместитель со своей машиной и экипажем. Три минуты было минимально возможное время для выхода, но от этого зависела жизнь наших товарищей.

Частоту 300 и позывной «Береза» знали все наши и «не наши». Трудно сказать, сколько жизней и судеб спасла наша оперативность и своевременность прихода на помощь, но какой кровью за эти минуты заплатили воины роты, не секрет. К сожалению, такую известность использовали и душманы, разными способами заманивая оперативную группу в засаду.

Еще одна тема: действия подразделения в случаях нападения на места расположения советников (виллы «Каскада», ХАДа, Царандоя), хлопковый завод, «Гудом» (зернохранилище) и тюрьму. Это основные объекты в городе, находившиеся под нашей охраной, с обязательным выставлением постов в ночное время. Были и другие темы, не считаю нужным все перечислять – их диктовала жизнь. Отработка учебных вопросов проходила на «ящике с песком» (макет города и прилегающей местности) «пеше по-машинному» и непосредственно на объекте или участке местности. По возможности и необходимости нужные темы отрабатывались в составе роты или приданных подразделений. Занятиями руководил лично командир роты. Темы по десантированию с вертолетов и захват объекта, в том числе каравана, блокирование кишлака с форсированием горной реки и уничтожением (пленением) сторожевых постов, захват с марша рубежа (района) и обеспечение высадки и действий тактического десанта, а также действия подразделения в составе дивизии (усиленного полка) в зачистке (прочесывании) блокированного населенного пункта (города) и т. д. отрабатывались непосредственно с получением боевой задачи в объемах предоставленного для подготовки времени. Ну а тему занятия обороны опорного пункта роты нам «помогали» отрабатывать три-четыре раза в неделю душманы, организуя нападения и обстрелы.