Текст книги "Мой немой Афган"

На бронетранспортерах стоял КПВТ (крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый), довольно капризный при стрельбе, но эффективный для поражения живой силы противника, находящейся за укрытиями или в машинах. Вооружение БМП-2 с 30-мм автоматической пушкой, вместо 73-мм гладкоствольной пушки «Гром», разительно отличалось в лучшую сторону как от предшествующей модели БМП, так и от БТР. Большим преимуществом была возможность вести огонь из нее по склонам гор и высот, так как ствол пушки мог подниматься почти вертикально.

Если говорить о вождении боевых машин как о предмете обучения, то это был постоянный, нескончаемый процесс и обучения, и совершенствования навыков вождения. Мастерство механиков-водителей зависит от многих факторов. Это физическое состояние и здоровье, характер и координация движений, психика и эмоциональность, поведение в экстремальных ситуациях и готовность к самопожертвованию для выполнения боевой задачи и, конечно, количество часов практического вождения и условия, в которых оно проводилось. Опыт и класс вождения приходят постепенно. Надо понимать, насколько стремно управлять боевой машиной в постоянном ожидании возможного подрыва или попадания противотанковой гранаты, при этом находясь ближе всех из экипажа к земле, где максимальный поражающий фактор взрыва мины. Не знаю, анализировал ли кто-нибудь данные о погибших и раненых в афганской войне. Какие категории наших военнослужащих более других понесли потери? Думаю, эти данные могут быть полезными не только для историков, но и для лучшей готовности к другим войнам и конфликтам, для размышлений, анализа и подготовки по военным специальностям.

Следует отметить и психологическую особенность. Если все остальные участники боя имели возможность вести огонь при необходимости, то водители должны «тупо» управлять техникой, контролируя местность и дорогу и координируя движение с другими машинами. Опыт и мастерство, «налет часов» у водителей в Афгане, в сравнении с такими же водителями в Союзе, были неоспоримо выше. С благодарностью и восхищением вспоминаю своего механика-водителя, который ювелирно управлял БМП и чувствовал габариты машины до сантиметра. Однажды днем, в городе, спеша на помощь попавшей в засаду колонне, на большой скорости лавировал между гужевыми повозками, гражданскими «Тойотами», проходя буквально впритык, никого не задев, проскочил трудный участок. В другой раз на дороге в полк увидел «закладку» мины непосредственно перед машиной, рванул газ и проскочил на скорости мину, разорвавшуюся сразу следом. Последнюю дань уважения всем водителям Афгана, погибшим и выжившим, хочу отдать, вспоминая нашего «топливозаправщика», невысокого, скромного, очень симпатичного внешностью и характером русского солдата, погибшего от пули под Багланом, за секунду до смерти остановившего машину перед обрывом.

Глава 24
Физическая подготовка

Последнее из воспоминаний о боевой подготовке, но далеко не последнее по значимости и роли на войне – это физическая подготовка. Ничего нового не скажу, но обязан выразить свое отношение к физической культуре и спорту. Во многом их роль является определяющей при формировании молодого человека, особенно мужчины – будущего защитника Отечества. Вспоминая детство, благодарен судьбе за то, что послала соседом по даче юношу, старше меня лет на семь, имевшего поразительные воспитательные и тренерские способности. Целыми днями он возился со мной, обучая правилам игры в футбол, баскетбол, волейбол. Позже, через год, познакомил с борьбой самбо и джиу-джитсу, азами бокса. Книга по джиу-джитсу запомнилась особенно, необычное дореволюционное издание. Текст и пояснения к картинкам были на английском, а картинки изображали джентльменов в смокингах и котелках. В виде оружия показаны трости, зонты, ножи, револьверы и даже расчески для волос. Вроде бы это были фотографии, а не рисунки. Мой тренер переводил пояснения на русский, объяснял и показывал по частям приемы. Что меня подкупило тогда и что особенно вспоминаю сейчас – это методика его уроков и тренировок. Он все начинал с азов. Показывал и объяснял стойки и самостраховку. Как бы я ни спешил перейти непосредственно к приемам, пока страховка и самостраховка не были отработаны до автоматизма, причем из разных положений: сидя, со стула, со стойки, через веревку, – он не переходил к следующему этапу обучения. Тренировки дали свои результаты. В борьбе со сверстниками чаще выходил победителем, а однажды при игре в «царя горы», применяя один и тот же прием, красиво разбросал по очереди четырех товарищей по игре.

Еще один наглядный результат был, когда я пришел в секцию самбо, точнее, туда меня привели друзья, занимавшиеся ранее и имевшие даже звание кмс. Приход мой случился накануне областных соревнований, тренеру было не до меня, и на мне все по очереди отрабатывали свои коронные приемы. Изначально хотели посмеяться, проучить и напугать новичка, но школа самостраховки у меня была очень хорошая. Из этого эпизода, видя, как готовятся к соревнованиям, вынес следующую истину. Для соревнований надо знать и отрабатывать комплекс приемов. Для победы в настоящем рукопашном бою, не понарошку, надо отрабатывать четыре-пять приемов, доводя исполнение до автоматизма.

В детстве и юности увлекался игровыми, командными видами спорта – футболом, баскетболом. Боксом занимался недолго в секции, а затем с друзьями, параллельно с уроками игры на фортепиано. Отец, желая вырастить всесторонне развитого будущего офицера, несмотря на отсутствие голоса и посредственный слух, уговорил знакомую учительницу музыки заниматься со мной. Когда я приходил к ней на занятия, обычно после всех секций и тренировок, с синяками, разбитым носом и руками, она, чуть не плача, всегда приговаривала перед началом занятий, к которым я был не готов: «Только из уважения к вашему папе, только из уважения…» Сейчас все это не только приятные воспоминания детства, но и жизненно важный вывод. Занятия спортом, физическое совершенствование и тренировки своего организма, участие в командных играх и уличных единоборствах делают мужчину личность, воина, а при соответствии характера, и лидера в коллективе. Уверен, что для мужчин это важно.

И опять о войне. В конце мая 1981 года в дивизию прибыли инструкторы по рукопашному бою. Это были офицеры запаса сухопутных войск, работающие на «гражданке» тренерами по боевым единоборствам. Их раз в два-три года привлекали на военные сборы, где знакомили с техническими изменениями в армии, доводили, какие направления развития армейского рукопашного боя приоритетны и востребованы в боевой обстановке. С началом войны в Афганистане, через полтора года, военное руководство поняло необходимость направления таких спецов в войска, в подразделения, выполняющие особые задачи. Трех инструкторов распределили в разведбат, разведроту полка и в нашу роту. К нам попал сугубо штатский, но очень хороший в своем деле специалист. Причем он не ограничивался только своим направлением, а интересовался более широким спектром боевых единоборств. Он не зацикливался на модных тогда восточных видах единоборств, а, наоборот, был учеником и последователем нашего известного мастера, основателя «РуБо» (русский бой) или «РуБи» (русское боевое искусство), называли и так и так, и преподававшего в военном училище в Краснодаре. В 1976 году я имел честь познакомиться с мастером и присутствовал на трех его тренировках. В городе и учебном центре в поселке Горячий Ключ проходили соревнования по военному троеборью (стрельба, граната, полоса), и я там выполнил норму мастера спорта.

Хочу высказать свое мнение о состоянии физической подготовки в войсках, причем только о том, что видел и в чем участвовал сам. Речь идет о периоде семидесятых и начала восьмидесятых годов. В прославленном и почитаемом мною как альма-матер военном училище спорт и физическая подготовка занимали большое место. Великолепная спортивная база – стадион, бассейн, залы различного назначения, в том числе игровой, гимнастический, рукопашного боя, в общем, целый спортивный комплекс. В летнее время использовался хорошо оборудованный спортивный городок, включающий гимнастические снаряды и полосу препятствий. В расположении рот были спортивные уголки. Полоса входила в триаду военного троеборья, которому в училище уделяли большое внимание, как прикладному виду спорта, необходимому в военной службе. На соревнованиях по военному троеборью, многоборью взводов и кроссовой подготовке училище занимало всегда первые места. Бег и марш-броски на 3–6 километров были постоянными, чуть ли не ежедневными. Сначала это было трудным, муторным мероприятием, затем стали выполнять и превышать нормативы, а на последних курсах «бега» превратились в неизбежную необходимость, во время, когда, совершая марш-бросок, можно подумать о жизни, учебе, любви, друзьях и родных.

В судьбе многих выпускников училища кроссовая подготовка сыграла важную роль. В десант, в Тульскую дивизию в разные годы уходило до 30 % выпускников. Командующий ВДВ генерал Маргелов В.Ф. сам лично отбирал выпускников, обращая внимание прежде всего на широту военного мировоззрения, хорошую выносливость на марш-бросках и отличную строевую выправку, нужную особенно на парадах, в которых Тульская дивизия была постоянным участником. Я знал многих офицеров, ушедших в ВДВ, с некоторыми потом учился в академии на «десантном» курсе. Многие стали хорошими командирами, нашли себя в десанте, догнав «рязанцев» по прыжковой подготовке и рукопашке. Кстати, сам «дядя Вася» сетовал, что в рязанском училище больше внимания уделяли разбиванию бутылок о голову (иронизирую) и меньше кроссовой подготовке, для десантника не менее важной, а чаще и более.

По тактике действий десанта: высадка групп проводилась в 30–50 километрах от объекта, с целью введения в заблуждение и дезинформации о «нужном» объекте. Приобретенная тренировками выносливость помогла мне потом во время марш-бросков в горных условиях, стрельбах в горах (когда за день проходил 5 километров вверх, 5 вниз, пропуская около 25 парных смен стреляющих и проходя в смене не менее 200 метров вверх по склону), а также при высадке «на караван» с вертолетов в 20–30 километрах, «бегах» в академии по набережной до «Лужников» и обратно и сорокадвухлетнему полковнику, командиру полка, сдающему физическую подготовку Спорткомитету Министерства обороны. Кстати, единственному командиру полка из дивизии, вышедшему на дистанцию и уложившемуся в норматив.

Большой спорт в армии я оставил в двадцать пять лет, после предложения командира полка продолжать заниматься, ездить на соревнования и стать начфизом полка или же заниматься ротой и, может быть, стать генералом. Я выбрал «лампасы», но спорт продолжал играть большую роль в моей военной судьбе. Был командиром разведывательного взвода, взвода высокогорной роты, роты глубинной разведки, лучшей роты по физподготовке в дивизии и даже под конец военной карьеры руководил спортивным клубом армии военного округа. Командуя ротой, для отработки приемов рукопашного боя и боевого самбо переделал большой класс подготовки караула в спортзал, получил выговор, но подготовил ребят для войны, ни одного погибшего в Афганистане с 1980 года, все вернулись домой. Кое-кто раненым, но живым.

А в мае 1981 года мы с инструктором, назову его по первой букве имени «И», планировали занятия с личным составом. Разбили по специальностям, по группам возможного боевого применения, исходя из физической и психологической готовности к определенным действиям. Готовить всех «рукопашниками» не было возможности, прежде всего из-за времени, да и необходимости тоже. Кому-то давали только основы, другим более расширенный диапазон приемов. Отобрали группу офицеров, сержантов и солдат для выполнения специальных, специфических задач. Это были действия по захвату пленных, снятию постов сторожевого и боевого охранения, физическая ликвидация главарей бандформирований и членов оппозиции. В данной группе больше внимания уделялось владению ножом, в том числе метанию и приемам боя с другими подсобными предметами, такими как малая саперная лопата, топор, палка, ложка и т. д. И. был мастером нунчаков, постоянно тренировался сам и учил желающих. Я до сих пор иногда вечером вспоминаю эти уроки практическими занятиями; хорошо разминает мышцы рук и туловища, поддерживает должную координацию движений. В роте оборудовали спортивные уголки для занятий с тяжестями, метания предметов, гимнастики. Занятия проводились по группам и индивидуально, когда позволяло время. Они, несомненно, сыграли свою положительную роль.

Только один случай, про него я рассказывал и еще раз вспоминать неприятно, лег черным пятном на нашу учебу. Перед каждым занятием по отработке боевых приемов И. предупреждал, что применять их можно только на войне, при выполнении боевой задачи, а в мирной жизни надо помнить, что давал расписку о «неприменении», и бежать сломя голову от любой, особенно пьяной драки. Инструктор находился в роте шесть месяцев, до декабря. Уходили мы вместе, так совпало, я на штаб батальона, а у него закончилась командировка. За эти полгода многое было вместе пережито, на войне день засчитывается за три, официально, в документы. А в реальности иногда сутки пролетают как миг, бывает наоборот, секунда кажется вечностью. И. с нами делил и потери, и радости удач, неоднократно просился взять его на некоторые операции, но безуспешно: особистов и инструкторов на боевые действия брать запрещалось категорически. Питались мы вместе, нередко и выпивали «по случаю». Как спортсмен он делал это только по необходимости, например, когда возвращались с операции с потерями и потом прощались с товарищами. К концу лета мы горьковато шутили: «Ты нас хорошо драться научишь, а мы тебя – красиво пить и курить».

Новый год неожиданно встретил дома, с семьей. Командир полка дал семь суток за службу, контузию и осколочное ранение. Повидал родных, а любимой дочке исполнилось два года, кое-что уже понимала. Все хорошее проходит быстро, и 5 января вернулся к месту службы. За мое недолгое отсутствие произошли большие изменения. «Ушли» комдива, командир полка ушел на повышение, приехал новый из Союза с кадрированного полка, командир батальона лечился в Ташкенте от гепатита. Меня определили в ППД, начальником штаба, исполнять обязанности командира батальона на время его болезни.

Изменения на новом месте в службе и быте были разительные. Никаких ночных выездов, кругом все спокойно, за исключением стрельбы и всполохов взрывов на «полигоне», в моем городе война продолжалась, но уже без меня. Бытовые же условия изменились не в лучшую сторону. Штаб батальона и койка располагались в палатке, вместе с другими офицерами, прапорщиками и солдатами подразделений боевого обеспечения, то есть связь и разведка. Стояла печка, но в палатке было холодно и сыро. Между палатками по канавам текла вода, в которой плавали небольшие черепашки. Их ловили и использовали как доппитание, делая черепаховый суп, а из двух панцирей, соединенных винтом с гайкой, – пепельницу. Быт не особо тяготил. Надо было разбираться с делами батальона. Думал, что спокойно разберусь, действуя по своим планам и графикам. Но не тут-то было.

Новый командир полка, как впоследствии выяснилось, был офицером мира, а не войны. В Союзе командовал полком без солдат, занимаясь планированием боевой подготовки, бумагами отмобилизования, что-то всегда строил, ремонтировал и красил бордюры. В Афгане тоже решил заняться тем же, то есть что хорошо знал. На первом построении, при знакомстве с полком, всех обозвал «бакшишниками», партизанами и сказал, что приведет полк в порядок. На первом совещании приказал всем штабам готовить расчеты к планам и планы боевой подготовки. В штабе полка проверял документацию и ставил задачу на ее постоянное переделывание. Определял, кто лучше всего на совещаниях ему поддакивает, а это были парторг и начальник связи, и назначил их своими главными советниками. Это было недолгое и единственное время расцвета планирования боевой и политической подготовки в истории полка в ДРА. Недолгое, потому что от нервов, осознания своей неспособности командовать полком в условиях войны у него начались неполадки со здоровьем, пародонтоз, что-то еще, и, слава богу, через полгода его убрали. В Союзе он опять попал в свою мирную стихию, регулярно получал повышение по службе, окончил Академию Генерального штаба, стал командиром корпуса и генерал-лейтенантом. Когда опять запахло порохом в Крыму при развале Союза, он был снят с должности и уволен. Я встретился с ним в начале двухтысячных. Он оказался хорошим человеком, неплохим поэтом, выпустил восемь сборников стихов, но «офицером войны» не стал.

А тогда, в январе, я все-таки осилил все цифры и пункты плана, представил командиру полка и добился утверждения. Конец января и февраль я провел, изучая расположения и условия боевых действий подразделений батальона, добирался к ним на БМП в колоннах или на вертолетах. Занятие это было рискованное, но мое. Странно, но от близости опасности, получая хорошую дозу адреналина, стремился опять найти приключения на свою «спину». Во время перелетов два раза садился в вертолеты, которые подбили, но те смогли удачно приземлиться. В колоннах тоже ездить было не подарок – обстрелы, засады, мины. Но все обходилось. Видимо, судьба и тайно зашитая женой в штаны молитва оберегали. После была пустыня, пески, жара и с боевой подготовкой совсем плохо, снова город и повторение первого полугодия службы в Афгане. За два месяца до замены, готовясь к очередному Панджшеру, усиленно занимались тактикой и много стреляли. Участвовали в учениях с привлечением авиации, артиллерии и всех имевшихся в армии родов войск. Было очень интересно и поучительно и, почти как в Союзе, красиво и слаженно.

Радость от участия в учениях омрачил один эпизод. Накануне учений заместитель командира полка послал меня и двух солдат на уазике проверить одну из частей мишенной обстановки, не согласовав с начальником полигона и не зная планов артиллерии на это время. Доехав до места установки мишеней, мы едва успели покинуть автомобиль и лечь на дно вырытой ПЗМ (полковая землеройная машина) траншеи, как по этому району, а значит, и по нам «отработал» реактивный дивизион «Градов». Земля дрожала как живая, испытанные ощущения передать невозможно. Сознание на минуту окаменело от страха. Было непонятно, мы «уже» или «еще». УАЗ разнесло на куски, каждый размером не более полуметра. Мы выжили, обошлось, но более неприятного чувства я никогда не испытывал. Думаю, спасла нас большая глубина и незначительная ширина механически отрытой траншеи, ее перпендикулярное расположение к направлению стрельбы и, конечно, удача. А вечером замкомандира в блиндаже, сознавая свою вину, проставился. На этой хорошей ноте я хочу завершить рассказ о планировании и проведении занятий по боевой и политической подготовке в одном из подразделений Советской армии, защищавшей южные рубежи нашей Родины и выполнявшей интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан.

Глава 25
На караван

Начиная с ввода войск армия последовательно решала возникающие перед ней задачи. Как говорят, в порядке их поступления. Пришла очередь и караванов с оружием, боеприпасами и военным снаряжением, которые шли из Пакистана.

До 1981 года поставки оружия из США афганской оппозиции не были настолько большими, чтобы принимать крайние меры. Только к лету этого же года проблема стала актуальной. Командование армии поставило задачу дивизиям на действия по воспрещению проникновения на территорию Афганистана караванов с оружием. В первую очередь это касалось пограничных войск, в районах действия постоянных или временных застав, мотоманев-ренных групп погранвойск, которые к этому времени уже действовали в приграничной полосе, на удалении примерно до 200 километров, а также десантных и десантно-штурмовых подразделений. Для перекрытия даже половины караванных маршрутов этих сил не хватало. С 1984 года целенаправленно к этим задачам подключились бригады и отряды спецназа ГРУ, действия которых, в силу своей подготовки, отличались максимальной эффективностью. До этого времени в дивизиях на наиболее вероятных маршрутах движения караванов использовались разведывательные батальоны, роты полков и подразделения мотострелковых войск, в зависимости от выполнения основных задач и расположения.

С июня по ноябрь, за шесть месяцев, на роту выпало три выхода на караван. Все назначения производились лично командиром дивизии. Времена были настолько трудные, что предписание не остановила даже основная задача – охрана города. В Афганистане с мая месяца начались активные боевые действия, которые не прекращались уже до самого вывода войск. Военная обстановка ухудшалась, войска втягивались в активную фазу войны. Нам достался минно-гранатометный период, с 1985 года, с появлением у моджахедов американских «Стингеров», – период активного поражения наших целей в воздухе и проведения крупных операций на земле.

Из трех наших выходов успешным был только один, два других остались без результатов. Последний выход производился на боевых машинах. Информация о караване с оружием поступила поздно, перехватить его можно было только километрах в пятидесяти от города. В назначенный район прибыли за минимально возможное время, спрятали машины в складках местности, организовали засаду. Пролежали на жаре до 16 часов, когда появился караван. Он состоял из верблюдов и лошадей, нагруженных тюками, плюс человек тридцать сопровождающих, причем оружие было только у четырех. У нас хватило ума и выдержки не открывать огонь на поражение, что-то в этом караване настораживало, ну не был он похож на «оружейный» и даже на смешанный. Караван полностью пропустили в устроенную засаду, а потом разоружили и проверили всю поклажу. Оружия и боеприпасов не оказалось, кроме как у охраны, только вещи, бытовые приборы и магнитофоны. Позже выяснилось, что дезинформацию об «оружейном» караване через родственника в ХАДе устроил конкурент-дуканщик, пожелавший нашими руками устранить соседа по торговле.

Два вылета на маршруты караванов были похожи только вертолетами и количеством участников, все остальное, начиная с организации и заканчивая исполнением, очень отличалось. Дело в том, что всем и всему надо было учиться, в том числе и полковому командованию. Поэтому выбор маршрутов для блокирования, района высадки, удаления от места засады, расчет времени производились вслепую, на основании предположений, что надо делать именно так. Научить и показать, как правильно, было некому, а в академиях и военных училищах этому еще не учили. Скорее всего, именно из-за допущенных ошибок второй выход на караван также был безрезультатным. Район десантирования от места засады находился не более чем в пяти километрах. Высадка десанта проводилась после облета района, что выдавало определенные намерения, а как я уже рассказывал, в Афганистане везде были глаза и уши… И далеко не всегда они были за нас.

В итоге получилось так: вышли в район засады и ожидания каравана, оборудовали огневые позиции, провели маскировочные работы, уточнили порядок действий. Караван прождали трое суток, пока не получили «отбой» и не прилетели вертушки. Каждый день отличался от следующего своим содержанием. Первый прошел в лихорадочной подготовке и ожидании, проверке и уточнении правильности выбора постов раннего обнаружения и некоторых огневых позиций, как и первая беспокойная и почти бессонная ночь. На второй день, убедившись, что сигнал от постов о приближении каравана придет своевременно, больше времени уделили досугу, уж больно долго тянулось время на жаре под палящим солнцем. Если в нашей классике после войны некоторые герои занимали свое время «тараканьими бегами», то мы устроили «насекомые бои», поскольку в участниках недостатка не было – почти под каждым камнем можно было найти скорпионов разных размеров и расцветок, от зеленого до желто-песчаного. Также к боям привлекались тарантулы и небольшие, до двадцати сантиметров, змеи эфы. Положительным моментом было и то, что все это можно было проводить лежа или полулежа. Разнообразных развлечений было придумано немало, хотя некоторые из них были небезопасны. Третий день с утра и до обеда, когда пришли вертолеты, пролетел в соревнованиях по быстрому снаряжению магазина патронами. Победителя ждала награда – фляга воды, собранная вскладчину. Как ни странно, эти соревнования оказались самыми действенными из всех предыдущих развлечений по «убитию» времени. Позже, анализируя неудачный выход, поняли, почему караван изменил маршрут. Всё, от планирования и сбора до исполнения, мы делали так, как делать нельзя. Еще раз было доказано, что на войне мелочей не бывает. Вот в чем заключались наши ошибки:

– мы не скрывали наши сборы, из которых можно было понять, что мы готовимся к выполнению особой задачи, скорее всего не связанной с охраной города;

– посадка в вертолеты осуществлялась на старом стадионе, куда прибыла пара вертушек. Садились там вертолеты не часто, и это было замечено афганцами. Надо делать это на аэродроме, чтобы не привлекать внимание местного населения;

– подбор людей для такой операции должен осуществляться по другим принципам, не все солдаты чувствуют себя психологически устойчиво в ситуации, когда действовать надо в отрыве от основных сил и помощь может вовремя не прийти;

– необходимо пересмотреть содержимое рюкзаков и носимого с собой имущества. Не так подобраны продукты, обязательно нужны накидки от солнца;

– малая саперная лопата готовится к работе еще в расположении и играет огромную роль при оборудовании позиций;

– бинокли, оптические прицелы должны быть у всех, как и приборы и прицелы ночного видения, а также маскировочные дымы;

– радиостанций должно быть не менее двух, как бы это ни было тяжело, а также два фотоаппарата.

Можно еще перечислять кажущиеся мелочи в экипировке и подготовке, но предусмотреть все необходимо максимально.

Во время третьего выхода почти все это было учтено, как и планирование самой операции. Высадку с вертолетов также провели не при следовании на восток, а как бы при возвращении назад. Сторонние наблюдатели должны были увидеть полет двух вертолетов почти до границы с Пакистаном и возвращение назад, без высадки десанта. Реальная высадка была проведена почти в 30 километрах от возможного маршрута каравана. И последнее: как оказалось, караваны с оружием могут идти и идут больше в ночное, темное время, а для отдыха используют промежуток с 11 до 17 часов.

Караван был вовремя обнаружен по приборам ночного видения около трех часов ночи и за полчаса ночного боя полностью уничтожен. К сожалению, немалое место в снаряжении каравана занимали противотанковые пластиковые мины итальянского производства, ребристые, круглые «итальянки», забирать их в вертолет было нецелесообразно. Собрали их все в одну кучу, сфотографировали и подорвали. Остальное оружие и боеприпасы почти все были китайского производства, в том числе гранатометы РПГ-7 с прицелами под БМП (а не для танка, как у наших), автоматы Калашникова АКМ и АК-74 и боеприпасы к ним. Американскими были только винтовки М-16 и М-14, где-то около десятка, и тоже с боеприпасами. Большую радость доставили нам четыре тюка с медицинским оборудованием и другими приспособлениями, например, для переливания крови. Все это мы потом сдали в медсанбат дивизии, оставив кое-что нужное и себе.

Результатами командование осталось довольно. Были составлены наградные листы почти на всех участников, кроме ранее провинившихся в других рейдах. Очередные награды в полк пришли в мае, но за что, разобраться было трудно: подвиги, наградные и наказания чередовались и погашали друг друга. Как правило, наградные листы оформлялись или за исключительные случаи, или через неопределенное время суммарно за участие в боевых действиях с хорошими результатами. Оформление наградного листа совершенно не означало обязательного награждения, чаще наоборот, их количество злило кадровиков из-за дополнительной работы, да и зависть, естественно, присутствовала.