Текст книги "И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты"

– Здрасьте вам, – без энтузиазма поприветствовал он честную компанию.

Банкиры в ответ соизволили слегка кивнуть головами, обременёнными заботой о сохранении своих капиталов и радением за судьбу отечества.

– Ну-с, начинай, бля! – поторопил его Рвачёв.

– Хочу сразу предостеречь: денег больше не дадим, и так потратились на Евромайдан сверх лимита. Знаю я вашего брата, – подал голос Нипорукин.

– Вот-вот, – поддакнул Пузачёв.

– Я не за деньгами явился. За правдой.

– Ха-ха, – разразился гомерическим гоготом Карманов, – вот уж насмешил, голубчик! «За правдой»! Ха-ха-ха! Правда – она по нынешним временам дорого стоит. Не по Сеньке шапка! Бери ниже – проживёшь дольше.

– Постой, уважаемый! – урезонил банкира Рвачёв. – О чём речь, старина?

– Мне совершенно ясно, что вы затеяли грязную игру. Ставка в ней – целостность государства. Да и бабло в кампанию вы не своё вкладываете, а забугорное. Разве не правда?

– А вас не учили, молодой человек, что считать деньги в чужом кармане дело постыдное? – вскипел Пузачёв. – Ты кого привёл, Викентий? Опять с быдлом связался? Ты всё поставленное нами на кон спалить хочешь? Я отказываюсь слушать этого мерзавца! Гони его взашей!

– Справедливо, – поддакнул Нипорукин и попытался отхлебнуть виски из широкого стакана, но поперхнулся кусочком льда и закашлялся.

Пока приводили в чувство раскрасневшегося от распирающего кашля бывшего президента алмазной компании «АТОКА», Рвачёв в бешенстве, страшно вращая глазами, вытолкнул Гулидова в соседнюю комнату и оставил под присмотром охранника.

Возвращения Рвачёва пришлось ждать долго. Заговорщики совещались. Подслушать, о чём они говорили, не представлялось возможным. Пришлось разглядывать убранство апартаментов. Внимание Гулидова привлёк камин с порталом из нефрита, украшенный вырезанными фигурками людей, исполняющих причудливые па из «Камасутры». Когда глаза немного привыкли к блеску позолоты и зеркал, он уже смог разобрать, что сцены соития мужчины и женщины изображены практически везде: на картинах, потолке, обоях, диванных подушках, обивке кресел. Можно было только удивляться фантазии художников, создавших такое обилие интимных сцен и позиций.

– Изволь объясниться! Бля! Ты уже, можно сказать, стал членом команды, и такое отчебучиваешь, – начал неприятный разговор Рвачёв. – Какая муха тебя укусила? Бля! Ты же не пассионарий какой-то. Или с перепоя ты в неадеквате?

– Нет уж, дудки, в шайку к тебе я не нанимался, – решил не оправдываться Гулидов. – По закону действовать или дыры в нём использовать – всегда пожалуйста, а тут криминал в государственном масштабе!

– Чистеньким хочешь остаться? Не выйдет! Я тебе говорю – не выйдет! Ты слишком далеко зашёл, бля! За какое такое государство ты глотку дерёшь? В современной России у тебя нет будущего! Все посты в регионах розданы родственникам, а в центре – друзьям. Они двадцать лет открыто грабят страну!

– Не они, а все вы!

– Замолчи! А кто не без греха? Мы свои капиталы умом и горбом наживали. Ну, ещё кое-чем, конечно… Ты за страну, где неконтролируемая миграция отняла у русских рабочие места? Привела к разгулу этнопреступности? Бля! Превратила улицы городов в гетто? Где на законы плюют все кому не лень? Где правит Басманное правосудие? Где государство скинуло с себя социальные обязательства? Ты за такую Россию готов лезть на баррикады?

– Я за страну без такой мрази, как ты и твои дружки. С вашей бесовской риторикой! Вот где истинная беда. А с мигрантами и бессовестными чиновниками мы и без вас разберёмся!

– Не разберётесь! Объявятся другие – ещё более наглые и беспощадные, бля! Поэтому должны прийти мы – образованные и успешные, гедонисты и сибариты, которые выведут эту помойку в лоно цивилизации. Мы очистим страну от чурок, создадим новый порядок. Все должны работать, а не языком молоть. Бля! Только достойным и избранным открыт путь к благам. А всякий там плебс и недомерки должны знать своё место. Мы должны, наконец, возложить на себя ответственность за будущее русской нации!

– Обыкновенный фашизм – вот к чему приведут ваши россказни! Как только кто-то начинает культивировать национализм вкупе с борьбой за власть, так сразу из всех щелей повылазят рогатые железные каски нацизма.

– Пусть проявится здоровый русский дух! Он сметёт вонь и плесень со своего пути. Мы уже финансируем добровольческие отряды, бля! Нас не остановить!

– Смотри, как бы ученички не съели своих пастырей. Окраины-то все из националов состоят.

– Тебе что, аборигенов стало жалко? Насмотрелся на родные развалюхи и колдобины? Сопли распустил!

– Распустил. Это мои сопли, и что хочу с ними, то и делаю. Вы даже не замечаете, как далеко зашли в своей жажде власти. Как продали страну, оболванили народ, сделали его нищим и убогим! Заигрались в коммерцию, бизнес, акции, стали их же рабами, электронными роботами. Вместо иконы – кредитная карточка, вместо молитвы – ПИН-код от неё. Стариков отправили на кладбище, работоспособных – с голоду пухнуть, а молодёжи сунули в руки компьютерные игрушки – живи не хочу!

Вот, сунули мне в метро листовку «Подари себе будущее!». Безмозглая молодёжь! Не «подари», а создай своё будущее – потом и кровью, знаниями и умением, навыками. И такой её сделали вы! Это на ваши деньги эшелоны и фуры заморского шмотья и гавна несутся на наши прилавки! Это на ваши бабки строятся стеклянные коробки офисов вместо детских садов и яслей! Это ваши банки всучивают безработным и неимущим кредиты под заоблачные проценты, чтобы потом отобрать у них жильё, а самих выбросить на помойку! Это на ваши капиталы строятся заводы по производству пойла и суррогатов, которыми травится народ! Это ваши тёлки и сыночки бахвалятся с телеэкранов своими богатствами! Это всё сделано вашими руками, вот этими белыми, холёными, пухлыми ручонками! И нечего на зеркало пенять, коли рожа крива!

– Экую сволочь я пригрел на своей груди! Бля! Правильное решение мы приняли – в расход тебя за глупость и выходки плебейские. Тем более что дело своё ты уже сделал, назад его не повернёшь. Туда тебе и дорога, бля! Эй, охрана! Слышите меня? – обратился он в видеокамеру, висящую над статуей Аполлона из белого итальянского мрамора. – В номер повышенной комфортности его, к остальным. Пусть охладится. И подайте мне полковника! Срочно! Тьфу ты, тюрьму, что ли, уже пора свою строить? Кто же знал, что кругом иуды и предатели?! Бля!

– Я буду приходить к тебе в кошмарных снах, Рвачёв! Помяни моё слово.

– Помяну, помяну, бля! На большее не рассчитывай. Адью, мой друг строптивый! Меня ещё курочки мои ждут, а я тут с тобой энергию понапрасну растрачиваю. Прощай!

***

Камерой это подсобное помещение на конюшне, куда втолкнули Гулидова, назвать было трудно. По полу разбросана солома, вдоль стенок – несколько узких деревянных лавок, в углу – корыто для свиней, над ним – рукомойник, рядом – параша, на окне – решётка. На одной из лавок, поджав под себя ноги, в позе Ваджрасана сидела молодая женщина. Из-под подола мятой юбки выглядывали голые грязные ступни, рюши на белой кофточке чем-то испачканы, в нечёсаных волосах приютились многочисленные соломинки. Руки воздающей асану покоились перед собой, спина ровная, ненапряжённая. Нижняя часть лица женщины была свёрнута в левую сторону – не иначе как родовая травма, так как операционных последствий он не заметил.

– Усиливает кровообращение в области поясницы и крестцового отдела, – произнесла дама и открыла глаза.

– Вы, если я не ошибаюсь, Гулидов, из дальних северов пожаловали? – вновь удивила упражняющаяся.

– Да. Но откуда…

– Вон щитовидка увеличена, усталый вид после авиаперелёта, взгляд затравленный. Натали! – протянула она руку для рукопожатия.

Гулидов слегка опешил, но почему-то, сам того не понимая, поцеловал даме ручку. Если кто-то сейчас наблюдал за этой сценой, то решил бы, что встретились два близких друг другу человека.

– А вы галантный кавалер, жаль, что повстречались не на балу, а в хлеву. Ну, какие наши годы…

– Как это вы меня вычислили? Глядя на вас, мне хочется поверить в сказки об эпифисе, третьем глазе.

– Он существует. Только… Удивляться на самом деле нечему. Я здесь работаю… работала, – поправила она себя, – врачом. Третий год. Многое за это время повидала. О вас мне Машенька, девочка босса, недавно рассказывала. Пока эти изверги её впятером насиловали, всё вас обсуждали. А ей всего-то пятнадцать годков от роду. Не делайте такие удивлённые глаза, будто не знаете, чем они на сходках своих занимаются, – заметив его искреннее недоумение, предупредила Наталья.

– Я… я… честное слово…

– Сделаю вид, что верю. После, как приволокли Машеньку, почти бездыханную, ко мне заявился и сам Рвачёв, требовал привести её в чувство, а затем отдать на утеху охране. Выбросили, наверное, тело девочки на армейском полигоне. Всё одно – мины, снаряды там испытывают, и останки никто не найдёт. А может, и свиньям скормили. Так уж тут водится. Он потом эту свинину как гуманитарную помощь в детдома отправляет, злодей. Среди прочего упомянул Рвачёв и вашу фамилию: пора, мол, этого молодца в асфальт закатать. Потом уж и меня сюда упрятали. Неделю сижу, от одиночества уже на стенку лезть готова.

– Вас-то за что?

– Понимаете, я врач высшей категории. Очень хороший, между прочим, специалист в своей области. Пластический хирург, косметолог, диетолог. Он же, я о Рвачёве, диабетом страдает. Вот и сошлись. Деньги проклятущие нужны были очень – мать свою спасала от рака. Вот и связалась с ним. А когда пошло-поехало, жалко стало девочек, покалеченных этой сворой. Не бросать же несчастных. Их ни одна больница не примет. Да и не повезут они их туда, им проще придушить и тельца закопать в лесочке. Вот и спасала, как могла. Кому губы пришивала, кому рот разорванный, груди вырезанные на место ставила, а про влагалища и ягодицы и говорить не приходится. Чего только я оттуда не извлекала… Вспомнить страшно. Изверги, фашисты проклятые! Что они с малолетками творят? Кидают их голышом в бассейн и давай пожарными баграми вылавливать. Кто не увернётся, та калека – тела разорванные, головы пробитые… Вода бурая от кровищи. А которая девочка ловкая и юркая и не утонет – пожалуй в кровать. Потешатся втроём, вчетвером. Хорошо ещё, если охране отдадут. Могут и с догами или жеребцами насильно сношаться. Караул! За ноги, волосы подвешивают, кровь пускают, на половинки тельца тщедушные разрывают и над ними глумятся. Садюги! Как только земля таких нечистей на себе носит!

– Неужели такое средневековье сейчас возможно? – Гулидов настолько был ошарашен свидетельством врача, что забыл расспросить, что именно говорил о нём Рвачёв.

– Возможно, ой как возможно… Что-то подобное в других местах на Рублёвке творится. У богатеев это самым модным хобби считается. Раньше собаками мерялись. Потом бои без правил подпольно устраивали, помните? Сейчас забавы на человеческом материале в моде. Даже соревнования по изнасилованиям проводят. Но наш-то – он впереди планеты всей.

– А полиция? Ах да, конечно…

– Прокурорские сами не прочь побаловаться детками, особенно мальчиками. Вот теперь и думай, почему за столько лет никого за педофилию из более-менее заметных чинов к ответственности не привлекли. Только трындят и трындят об этом по телеку: есть или нет у нас лобби профессиональных педофилов? Как он, Викентий, паскуда, действует? Зазывает на ужин нужного сенатора или депутата, мента в чинах или судью. Пьют, едят, охотятся, гуляют с бубенцами и цыганами. Звезду эстрады выписать – только пальцами щёлкнуть. Как захмелеет барин, контроль над собой чуть потеряет, так его в парную, оттуда в бассейн с девочками. На «слабо» берут, кровью девственницы дружбу скрепляют – обычай такой зверский. И чем девка больше кричит и сопротивляется, тем, по их ублюдочным понятиям, сделка удачливей быть обещает. Вот и стараются: руки выламывают, пальцы на ногах защемляют, соски вырывают. А сами на видео безобразия эти записывают. И никто перед соблазном почувствовать себя хоть на час Богом, пред которым полуживые мальчики и девочки голышом ползают и ноги целуют, не устоит, хоть сам министр финансов, правда уже бывший.

Сувенирчики дьявольские Рвачёв придумал. Заставлял меня делать соскобы с девственной плевы, а то и отщипывать мышечные волокна из влагалища. Запаивал сии субстанции в малюсенькие прозрачные пробирки, затем помещал их в золотые или платиновые слитки, а кому и в крупные бриллианты. Не поверите, очередь за этими кощунственными предметами выстроилась. Записываются они, видите ли, на них…

– Твари!

– Дальше – больше. Девственные плевы, сами понимаете, товар дефицитный. Так Викентий решил кровь деток невинных в пробирки заполнять. Где-то прочитал изверг, что самая вкусная кровь для вампиров – детская, девственниц и девственников. Вот и пошла резня! Одна пробирка – одно тело. Горе!

Гулидов лишь на секунду представил себе, о чём говорила врач, и ему сделалось дурно.

– Какой впечатлительный! Значит, душа ещё не зачерствела.

– У меня две дочери, правда, в прошлом браке.

– Тогда понятно. Давно изувера этого знаете?

– Давненько. Он ещё не был такой свиньей. Что, думаете, с нами будет?

– Два варианта: либо плохой, либо очень плохой. Третьего не дано. Могут на полигоне захоронить, хрюшкам или пираньям скормить. Придумают что-нибудь оригинальное, позабавятся. Уж на сей счёт не беспокойтесь – они большие затейники.

– Нет, сапропель из меня никудышный. Через пару недель единый день голосования. На мне многое завязано. Так что до середины сентября тронуть меня не должны. Хотя… может быть и иначе. Но при любом раскладе стать частью планктона рвачёвского пруда не входит в мои ближайшие планы. А вы намерены бороться или сдались на милость победителю?

– У меня иная миссия.

– Миссия?

– Вот именно. Она по вибрациям соответствует вибрациям Земли. Чтобы выжить, человечество должно перейти на более высокий уровень развития. Техника техникой, а без ставки на гуманность не обойтись. Если хотя бы пять процентов населения пробудится, обратится к истинным ценностям, то в результате этого скачка планета перейдёт в другое качественное состояние. Всё ложное уйдет из людей.

– Мистика! Такой прорыв не обойдётся без крови. Вспомните древние цивилизации, пропитанные гуманитарными знаниями, – они все погибли. Вы недалеко ушли от своего хозяина. Я ещё понимаю Сальвадора Дали, пьющего в своих снах кровь божественной птицы. Но это особый, сюрреалистический взгляд на жизнь, его неуёмные фантазии. То Дали! Он пробуждал в себе гения. А здесь – жалкие пакостники. Как ни старайтесь, не найдёте в них ничего человеческого. Дьяволы во плоти! Полагаете, они способны измениться к лучшему? Оправдываете их чудовищные эксперименты, давая возможность создать такой «состав крови», который избавит преступников от пагубных недугов? Вы заблуждаетесь!

– Чувствовать гения, как Дали, может лишь гений или пробуждённый гений, а колдовское зелье – это и есть безусловная любовь. Она и пробуждает в человеке творца, стирает границы между ним и Богом. Нужно «включить» время любви, научиться жить в настоящем.

– Что я слышу? Для того чтобы его «включить», надо хотя бы находиться с ним в одном временном пласте. Вы сами-то в каком времени застряли?

– Я пока это плохо себе представляю. Может, я вообще за пределами всех пластов… Но своим фужером с кровью вы натолкнули меня на воспоминания из моего прошлого.

– Из вашего прошлого? В таком случае что же является вашей «кровью»? Только хочу предупредить: это непростой вопрос, и ответ потребует выбора – он поведёт вас по новой дороге или приведёт к старой. Будьте осторожны, отвечая. Он много будет значить в дальнейшем – это выбор, понимаете?

– Понимаю! Я питаю слабость к гениальным безумцам. Они бесподобны! Безумец всего лишь выходит за рамки своих иллюзий, а гений – особая субстанция, и зарождается она у него не в уме… Мда-а, вы напоили меня своим фужером с кровью, дали пищу для размышлений. Я должна «растянуть» свою мысль до ваших умозаключений, чтобы охватить их силу и власть, посмотреть, что таится за всем этим.

– Вот и отлично! Предлагаю немного поспать. Неизвестно, что будет с нами завтра.

Пленники улеглись на скамейки, каждый в своём углу. Сквозь бревенчатые стены импровизированной тюрьмы было слышно, как по соседству громко фыркают в стойлах кони, перебирая ногами и грохоча подковами. Воздух в их каморке был наполнен запахами прелого сена, овса, лошадиного навоза. Если бы не охрана и решётка на окне, то можно было бы подумать, что они находятся не в заточении, а в гостях у знакомого конюха. Гулидов немного поворочался на жёстких деревяшках, но быстро заснул.

– Гулидов! Гулидов! Вставайте! Ну, вставайте же! – кто-то отчаянно пытался его разбудить.

Тому казалось, что это происходит с ним во сне: он отмахивался рукой, морщился, потом неожиданно плюнул в сторону кричащего. Он, наконец, открыл глаза. У изголовья стояла Натали. Распущенные волосы свисали паклями. За ночь они ещё больше спутались, будто врач специально скатывала их в немыслимые клубки. Прижимая руки к груди, она беззвучно о чём-то его молила.

– В чём дело? – испуганно проворчал он.

– Это очень личное, невероятное. Это противоречит истории, разрушает представление о нашей религии. И это ответ на ваш вопрос – какая кровь течёт во мне…

– Вы серьёзно? Я уж подумал, что-то случилось. А вы всё о нашем вечернем разговоре.

– Да, да! О нём. Я многое поняла. И нам нельзя дожидаться утра. Если мы ничего не предпримем, то завтра с нами расправятся – утопят. Мне это Машенька сказала. Помните: замученная девочка Рвачёва? Она явилась ко мне во сне. Не пугайтесь, я – мистик. У меня особый взгляд на природу человеческих решений. Под ночь я стала сопоставлять всё сказанное нами… и тут началось: я почувствовала дрожь в теле – пошла энергия, стала медленно входить в транс и мысленно обратилась к её высшему. Потом у меня схватило горло и не стало хватало воздуха. Когда пошёл энергетический поток, выступили слёзы, энергия спустилась ниже, в матку, простите за подробности. Я не всегда подключаюсь маткой – это особенный портал у женщин с магическими способностями. И стала реветь… Не знаю, как интерпретировать своё состояние, понять то, что я чувствую. Но смерть приближается к этой конюшне.

– Будем считать, что вы меня удивили. – Гулидов перевернулся на другой бок и уткнулся лицом в бревенчатую стену.

– Как вы можете спокойно спать, когда вы на волосок от смерти? – не унималась Натали.

– Я?

– Вот именно – вы!

Гулидову стало обидно за себя, что именно ему из двух пленников придётся по предсказанию врачихи покинуть этот бренный мир. Он тяжело вздохнул и уселся на лавку, внимательно упёршись взглядом в бешеные от волнения глаза Натали.

– Почему я, а не мы? Не вы?

– Поймите одну вещь, дорогой путник: на то есть воля человека. Иногда смерть – это лучшее, что выбирает его душа. Но и у неё, у души, есть своя свобода! Вы, например, к этому выбору сейчас не готовы. Наша проблема в том, что мы к смерти относимся как к ужасу. Это трудно осознавать, возможно. Помочь в такой ситуации человеку можно только в том случае, когда он сам борется за жизнь. Это зона его ответственности – и ваша, и моя. Мне помогать не нужно. Подобный урок жизнь мне уже преподнесла: я очень хотела, чтобы мой отец жил, и готова была пожертвовать ради него собой. Но он выбрал смерть, потому что это было лучшее для него решение в той ситуации. Мужчину ничто не остановит, если он такое задумал. В тот момент я поняла, что остановить его – значит ограничить его свободу, выбор его души. Вот так вы, мужчины, устроены. Вы сейчас так же, как мой отец тогда, думаете о свободе. Но в какой-то момент… Знать бы в какой! Вы сделаете этот выбор. Ещё неизвестно, чей это будет выбор – ваш или кого-то другого из смертных. Энергия перетекает из одного состояния в другое, от одного человека к следующему. Не всегда этот следующий будет обладать лучшими человеческими качествами… Тогда и происходит конфликт, взрыв, наступает печаль.

– Вы хотите сказать, что я сейчас подвластен смерти, настроен на неё? Но это не так!

– На данный момент вы выполнили свою задачу – подкинули мне идею о фужере с кровью. Направили меня по новой дороге – на поиски противоядия от всего, что я увидела здесь, в резиденции Викентия, в чём сама принимала участие. Теперь моя очередь отплатить вам добром.

– Не подкинул, а сообщил.

– Ах да, рассказал. Но кто-то, кто стоял за границами разума, и подвёл вас к этому решению. Оно, я знаю, пришло к вам на родине. До прихода сюда вы не были до конца уверены в нём. И разум так распорядился энергией, что свёл нас. Я поведала вам о тайнах здешних застенок и нравов Рублёвки – вы помогли мне найти новый путь к совершенству. Мы квиты. Я должна покинуть вас. Берегите сосуд кармы, Гулидов! А теперь главное: я имею отношение к вашему прошлому, поэтому ночью чистила некоторые файлы из него. Посмотрим, что получилось. У нас для этого будет ещё одна встреча.

– Пока, кажется, вы одна поняли весь ужас возможной катастрофы, толчком к которой могут послужить события ближайших дней. Если зло с помощью банкиров прорвётся и захватит власть, то это будет первой за последние годы удачной попыткой вернуть в общество царство теней, – не без сожаления проронил Гулидов. – Жаль, что и этот эксперимент решили осуществить в России.

– Не знаю, что именно творится в вашем воспалённом мозгу, но одно могу сказать точно: только вы, Гулидов, способны теперь разрушить возведённую семибанкирщиной цитадель зла. Идите смело, не оглядывайтесь!

За дверью послышались чьи-то тяжёлые шаги. Было слышно, как кто-то шумно возится с замком. Наконец обитая железом дверь распахнулась.

– Гулидов! На выход! – крикнул заспанный охранник в чёрном камуфляже.

Гулидов оглянулся на свою ночную собеседницу. Она сидела на коленях всё такая же – с распущенными волосами, сухая, строгая и притягательная.

– Храни себя… сам, – прошептала она.

Гулидов кивнул ей в ответ и молча вышел.

– Пшёл! Прямо и направо! – скомандовал охранник и толкнул его в спину.

«Один, и руки не связывают, значит, уверены, что не сбегу», – отметил про себя пленник.

По знакомой аллее они пришли к гостевому дому. Зашли через чёрный вход. Гулидова впустили в маленькую комнатку в одно окно с решёткой, обитую оцинкованными железными листами, в которой из мебели стояли два венских стула. На стене висела большая географическая карта, по-видимому что-то прикрывавшая.

Спиной к двери сидел человек. Он не спешил оборачиваться. Вероятно, придавал такой своей позе особую значимость.

– Допрыгался! Я же предупреждал, что добром твоё краснопёрство не кончится. Что и следовало доказать! – не здороваясь, начал разговор с упрёка полковник Податев.

– А-а-а… Господин-товарищ барин! Давненько не виделись. «Храню я к людям на безлюдье неразделённую любовь», – процитировал он строчку из любимого Блока. – Послушай, терпеть не могу людей, которые долдонят эти идиомы: «я же предупреждал», «я же говорил»… Как моя бывшая, ей-богу! Перестань, ты же в фаворе! Чего надо?

– А ты, я вижу, уже в тираже. Откуда про список узнал и где его прячешь? Скажешь, живым отсюда уползёшь.

– А не скажу?

– Значит, точно – что-то пронюхал! Легко колешься, Гулидов. Ну-ну, дальше давай.

– Давалка сдохла.

– Ну, это как раз самое лёгкое! Есть у меня заплечных дел мастер. Он и за лекаря, и за пекаря. Соловьём запоёшь! А я по наивности думал, что договоримся…

Полковник засунул руку за карту, на что-то нажал и прокричал:

– Предыбайло! Ко мне!

Через пару минут в комнату ввалился Предыбайло – гремучая помесь бывшего боксёра, а ныне депутата Валуева с железным Арни. От бывшего губернатора Калифорнии Коробкинскому лицу досталась нижняя тяжёлая челюсть Шварценеггера, а широкий нос и неандертальская форма черепа, внешняя угрюмость – от спортсмена с берегов Невы. Предыбайло сразу понял, чего требует от него начальник, оскалил пляшущие в разные стороны зубы и с размаха ткнул Гулидова большим пальцем правой руки в грудную клетку.

– Ты что, идиот, натворил? Я же приказал напугать, а не убивать! Если сдохнет этот малохольный, я с тебя три шкуры сдеру! – голос ДТП, распекающий подручного, доносился откуда-то сверху.

– Я чё? Я ничё. Токмо пальцем тронул, а он бряк – и головой о стену, – прогремела иерихонская труба в ответ.

– Чё-ничё… Пещерный человек! Сколько лет у меня, а головой соображать не научился. Тащи его на конюшню! Запри и жрать не давай. Потом приведёшь, позову!

Гулидов почувствовал, как его схватили за ногу и с силой многотонного тягача потащили к выходу.

– Аккуратнее! Он мне живым нужен. Голову не доконай. Тушку подними, так и неси!

– Бу сделано, гашпадин Радькин!

– Заткнись, Квазимодо! Сколько раз я тебе говорил не называть меня так?!

– Усё понял, начальник! Усё понял. Больше такое не повторится. Удаляюсь.

– Пошёл прочь с глаз моих! За этого чудилу головой отвечаешь!

Предыбайло, осторожно ступая, занёс одеревеневшее тело Гулидова в камеру на конюшне, бережно уложил его на скамью лицом вниз, нагрёб с пола охапку соломы, накрыл её тряпкой, изобразив что-то наподобие подушки.

«Радькин. Радькин. Где-то я встречал эту фамилию. Не могу вспомнить… Башка раскалывается, а в грудную клетку словно гвоздь вбили», – еле слышно бормотал Гулидов.

Как долго он пробыл в бессознательном состоянии – неизвестно. Маленькое оконце в камере выходило не на улицу, а в коридор конюшни, поэтому понять, какое время суток сейчас на дворе, не было возможности…

Гулидову снился генералиссимус Сталин, вращающий, как тот повстречавшийся ему заморский баклан, глазами жёлтого цвета. Вождь народов пускал струи дыма из трубки в лицо тщедушного вида человека напротив. Больной в военной форме без портупеи и знаков различия не переносил запаха табака и громко закашливался тяжёлыми грудными приступами. Сталин довольно улыбался в седые усы и методично продолжал издевательство. Прошло какое-то время.

На смену грозному Джугашвили в кабинет царя пришёл плотного телосложения чиновник с депутатским значком на лацкане, выпирающим животом и густыми, как у филина, бровями на рубленом лице. Коротенькими пальчиками пухленьких ручек он доставал из чорона, наполненного доверху бриллиантами, по одному кристаллу и кидал их в того же самого доходягу-военного.

Пузатому быстро наскучило это занятие, так как кашляющий не обращал внимания на разлетающиеся бриллианты. Он вызвал двух человек, один из которых был схожего с ним телосложения, коренастый, седой, с белым, как бумага, цветом лица. Второй – лысый и вертлявый азиат, смешливо поглядывающий свысока на собравшихся. Бледный заставил военного разжать дрожащие челюсти. Шустрый азиат быстро запихал в рот захлёбывающемуся в припадке кашля военному малюсенькие бриллианты. Седой схватил бедолагу за плечи и с силой потряс его – для утруски. Довольные проделанной работой подельники повернулись к столу, за которым восседал бровастый, чтобы получить его одобрение.

Там уже восседали трое: бровастый по центру, слева от него – добродушного вида кавказец со стеклянными глазками, заискивающе глядящий на своего кумира, справа – русский мужик с курносым носом и мрачным взглядом. Тройка позировала фотографу. Она по его призыву одновременно повернула головы чуть правее и в таком положении замерла. Всё это напомнило портретную композицию Энгельс – Маркс – Ленин времён царствования ЦК КПСС. Неожиданно курносый посмотрел на Гулидова и сиплым скрипучим голосом прокричал: «Кадры решают всё!» Следом кавказец мягко промолвил свой лозунг: «Нефтепродукты – наша сила!» Настал черёд бровастого. Он резко выдохнул, как будто намеревался залпом влить в глотку стакан с водкой, и твёрдо заявил: «Люди дороже алмазов!»

«Приснится же такое, – размышлял Гулидов, ощупывая рану на затылке. – Кажется, здесь оставалась Натали. Где же она? Помнится, сокамерница обещала дать ответ на мой вопрос о чаше с кровью».

Кроме него, в комнате никого не было. На рукомойнике лежало несколько согнутых, вырванных из тетради листков бумаги, исписанных мелким почерком с обеих сторон, – послание его ночной собеседницы.

«Привет, Гулидов!

Завтра многое решится, поэтому решила написать тебе сейчас. Н аверное, это мо ё первое и последнее сообщение тебе в этой жизни. Я благодарна Ем у за встречу с тобой, встречу необычную, мистическую, предвещающую раскрытие тайн ы…

История такая, Гулидов…

Мне нелегко об этом писать (говорить легче было бы) не потому, что в ы може те не поверить мне. Нет. Вопрос в другом. Ещё совсем недавно эта история была болезненна для меня, и осознание того, что я вмещаю в себя все мои жизни, вы зывает у меня трепет и волнение.

Я не уверена, является ли моё письмо ответом на в аш вопрос, но он всплыл у меня таким сегодня.

Итак, слушайте…

Я хотела выяснить, что меня связывает с именем Христа. Это было больше года назад. Скорее всего, моими действиями руководило подсознание. Детали моих расследований я опускаю, скажу о главном. В одной из прошлых жизней я встретилась с мистик ом, волхв ом, обладающи м огромной силой и сверх способностями, начала знакомиться с его книгами по истории России. Фамилию его называть не буду, пока рано. Его вместе с женой ликвидирова ли спецслужбы каким-то сверхоружием, чтобы они замолчали, прекратили заниматься своими откровениями. Супруги имел и врожд ё нные способности к астральным путешествиям и поведал и миру правду об истории настоящих Христа и Марии Магдалины. Настоящее имя Христа – Радомир, он не был иудеем, он был р усом. А Мария была родом из волшебной провинции Франции, долин ы Магов. Там когда-то были врата Междумирья, которые сейчас закрыты. Радомир действительно знал о своей великой м иссии и знал, что будет убит. Мария была его истинной супругой, и у них было двое детей: старший сын и дочь. И эта история была не 2000 лет назад, а около 1000 лет назад. Радомир был распят в Константинополе. Чаша Грааль – это н е что иное, как наследники Марии и Радомира, за которыми охотились церковь и рыцари. Только эти рыцари не имели отношение к настоящему ордену т амплиеров, который на протяжении более 200 лет защищал потомков Христа. После гибели Радомира Мария поселилась во Франции и там продолжила его учение. Это земля катаров, которых истребляла церковь на протяжении нескольких веков. Но вслед за гибелью супруга последовала смерть Марии и её дочери Весты, которой на тот момент было около 11 лет. Это было зверское убийство в замке Монсегюр. Наёмники закололи Марию, а дочери свернули шею. Кстати, знак тамплиеров, красный крест, – это н е что иное, как кровь Марии, которой т амплиеры нарисовали крест на своих белых одеждах. В тот момент они поклялись отомстить за смерть Марии и Весты. Мальчика удалось спасти, и от него продолжился род. Душа Марии не покинула Землю. Она осталась здесь.