Текст книги "Неполитический либерализм в России"

Тем не менее Борис неоднозначен. Сдвиг в его ментальности происходит из способности быть личностью. Из этой способности рождается самозванство. Но это не самозванство Бориса. Это самозванство его совести, возможности личности в нем. Он не может опереться на эту возможность, потому что слишком далеко зашел, формируя себя как традиционного политика. Голос личности, разрушая традиционность Бориса и не успевая создать в нем нового человека, убивает его. Этот голос губит Годунова, подобно тому как свежий ветер, беспощадно ворвавшийся в давно не проветривавшуюся больничную палату, ускоряет гибель умирающего.

Так жалок ли Борис, раз он понял, что совесть в нем нечиста и что он жалок? Как апологет преступного традиционализма, он достоин презрения. Но как человек, в котором проснулась совесть? «Жалок» – сам Борис мог сказать о себе такое. Но мы через двести лет после Пушкина?..

…Этот вскормленный русской культурной традицией лжец и деспот достоин того, чтобы сегодня, стоя над его символической могилой, мы сняли шляпу и с уважением выдержали минуту молчания перед памятью русского человека, который, возможно, впервые в русской истории услышал голос личности в себе и, ужаснувшись своей русскости, погиб в огне вдруг вспыхнувшего в нем пожара… Нет. Слишком романтично, по-оперному и напоминает не лучшие наши театральные постановки. Традиционализм – пошлость. А пошлость недостойна сопереживания.

…Этот вскормленный русской культурной традицией лжец и деспот достоин того, чтобы мы, проходя сегодня мимо его символической могилы, задержались на мгновенье и с благодарностью вспомнили автора, создавшего этот персонаж… Так точнее. Потому что главный герой трагедии «Борис Годунов» – Александр Пушкин.

И еще – возможность личности в Борисе мы можем понять только через трагическую неспособность русского человека сопротивляться толще традиции в своем менталитете. Ведь менталитет русского человека эпохи нанотехнологий не изменился. Ни по сравнению с XIX веком, когда жил Пушкин, ни по сравнению с XVII веком, когда жил Годунов. Смута в наших мозгах продолжается.

Велика обобщающая сила образа Бориса Годунова. Всматриваясь в него, мы видим свой портрет. Это мы – вот уже который век – пытаемся строить себя высоконравственных и справедливых с помощью стереотипов, основанных на лжи и насилии.

Авторитарность немыслима без соборности. Вождь не может без толпы, а толпа без вождя. Обе противоположности порождают спрос друг на друга, создавая родовое мышление. Соборность и авторитарность вместе формируют культурное основание традиции, хотя до конца никогда не сливаются. Народ в пушкинской трагедии – носитель архаичного соборно-авторитарного сознания.

Согласно родовой традиции русскому человеку нужен царь-батюшка, который защищал бы его и заботился о нем как отец родной. Поэтому номинация царя в России всегда интерпретировалась традицией как вопрос жизнеспособности рода. Вот сцена «Девичье поле. Новодевичий монастырь». Собралась многотысячная толпа, умоляющая Бориса принять царский венец.

 
Народ
(на коленах. Вой и плач)
Ах, смилуйся, отец наш! Властвуй нами!
Будь наш отец, наш царь!
 

Народная толпа не представляет, как она будет жить, если Борис откажется принять корону:

 
О, боже мой, кто будет нами править?
О горе нам!
 

Потому что царь – всегда батюшка, защитник от «чужих», надежа-государь. Сцена «Красная площадь» (в черновике рукописи):

 
Он обещал с боярами радеть
Попрежнему – а царство без царя
Как устоит? Подымется раздор,
А хищный хан набег опять готовит
И явится внезапно под Москвой.
Кто отразит поганую орду?
Кто сдвинет Русь в грозящую дружину?
О, горе нам[84]84
  Пушкин А.С. Из ранних редакций. Борис Годунов // Пушкин. Т. 5. С. 563.


[Закрыть].
 

И народ искренне радуется, когда Борис соглашается на царство:

 
Венец за ним! он царь! он согласился!
Борис наш царь! да здравствует Борис!
 

Что главное в этих сценах? Народ не фанатичный сторонник Бориса, он фанат идеи царя. Все равно кто царь. Главное, он есть. Вот еще пример из сцены «Красная площадь».

 
Один
(тихо)
О чем там плачут?
 
 
Другой
А как нам знать? То ведают бояре,
Не нам чета.
 

Бояре, которые близки к Борису, организуют митинг поддержки будущего царя, имитацию свободных выборов. Масса подчас и не знает, зачем собралась, что просит и почему. Тем не менее с готовностью участвует в действе.

 
Баба
(с ребенком)
Ну что ж? как надо плакать,
Так и затих! вот я тебя! вот бука!
Плачь, баловень!
(Бросает его об земь. Ребенок пищит.)
Ну, то-то же.
 
 
Один
Все плачут,
Заплачем, брат, и мы.
 
 
Другой
Я силюсь, брат,
Да не могу.
 
 
Первый
Я также. Нет ли луку?
Потрем глаза.
 
 
Второй
Нет, я слюней помажу.
 

Работает соборность, «нашизм». Люди, собравшиеся на митинг поддержки – соборяне, толпа, стадоподобная масса. Поведение народа на Девичьем поле и Красной площади – российская культурная норма и одновременно социальная патология.

Но почему социальная патология? Это видно из того, какую политику ведет Годунов в отношении народа.

Воротынский о Борисе:

 
…Он умел и страхом, и любовью,
И славою народ очаровать.
 

Шуйский:

 
Он смел…
 

Славою – понятно: народ славит сильного и успешного, пусть и кровавого. Но как это – страхом и одновременно любовью?

Народная масса импульсивна и легко возбудима. В сборе (соборе) она чувствует себя всемогущей. У нее исчезает понятие невозможного. Ее чувства примитивны и гиперболичны. У индивида в массе просыпаются первичные позывы, разрушительные инстинкты, дремлющие в нем с первобытных времен. Масса не знает ни сомнений, ни неуверенности. Так как масса в истинности или ложности своих представлений не сомневается и при этом сознает свою громадную силу, она столь же нетерпима, сколь и подвластна авторитету. Уважает лишь силу. Доброта для нее – признак слабости. От своего вождя она требует силы, даже насилия. Несет в себе либидоносные (З. Фрейд) социальные отношения – она хочет, чтобы ею владели и ее подавляли, хочет бояться своего господина. Поэтому совершенно прав Пушкин, когда говорит, что Борис очаровал народ репрессиями, заставив бояться себя.

Любовь массы к насилию имеет свою специфику – это любовь-крайность, любовь-эйфория, любовь-экстаз, мгновенная абсолютизация. Высказанное подозрение сразу же превращается у нее в непоколебимую уверенность, зерно антипатии – в дикую ненависть. Но возбудимость массы также проявляется и в склонности к инверсии – мгновенном переходе от первоначального смысла к противоположному. Так и у Пушкина. Народ то без ума от радости, что Борис избран царем-отцом, то называет его злодеем и в экстазе требует истребления его рода, приветствуя нового царя-отца.

 
Народ
Что толковать? Боярин правду молвил,
Да здравствует Димитрий, наш отец!
 
 
Мужик на амвоне
Народ, народ! в кремль! в царские палаты!
Ступай! вязать Борисова щенка!
 
 
Народ
(несется толпою)
Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий!
Да гибнет род Бориса Годунова!
 

Середина народу неведома. Возникая как эйфория счастья, любовь массы отнюдь не сразу переходит в равнодушие. Она исчезает, лишь инверсионно пройдя через эйфорию-ненависть, и там окончательно исчерпывает свой экстатичный запал.

Народ в «Борисе Годунове» – один из главных героев, и это признают все писавшие о пушкинской трагедии. Но что удивительно: в пушкинском тексте я не нахожу ни одной положительной оценки народа.

Вот как характеризует народ царь Борис Годунов:

 
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых.
………………………………………….
Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро – не скажет он спасибо;
Грабь и казни – тебе не будет хуже.
 

А вот что говорит о народе боярин Шуйский:

 
…Бессмысленная чернь
Изменчива, мятежна, суеверна,
Легко пустой надежде предана,
Мгновенному внушению послушна,
Для истины глуха и равнодушна,
А баснями питается она.
Ей нравится бесстыдная отвага.
 

Боярин Басманов:

 
Всегда народ к смятенью тайно склонен.
 

А вот еще одна черта народа. Народ видит в явлении Самозванца склонность русского человека к плутовству, воровству, ту, которая требует бесстыдной отваги. И восхищается ею.

Рузя, служанка Марины – о Григории (в черновике рукописи):

 
Что говорят о нем в народе?
Что будто он дьячок, бежавший из Москвы,
Известный плут в своем приходе.
 

Характеристику Григория «плут» народ дополняет: «И вор, а молодец!» То есть быть вором нехорошо, но если вор удачлив, то хорошо. Не пойман – не вор, и значит, молодец.

А вот образ народа в устах чернеца, старшего товарища Григория, когда оба были монахами в Чудском монастыре (в черновике рукописи):

 
Глупый наш народ.
Легковерен: рад дивиться чудесам и новизне.
 

Чернец подает Григорию мысль выдать себя за якобы чудом спасшегося царевича Дмитрия, основываясь на невежестве, дикости русского народа. И эта концепция народа, по существу, ложится в основание всей авантюры Григория.

Таким образом, и царь, и бояре, и монахи, т. е. все те слои населения, которые пестуют соборно-авторитарный принцип русской культуры, оценивают нравственные качества русского народа весьма низко: народ в решении своих проблем надеется не на ratio, а на свою способность быть толпой, на вороватость и чудо. Сам народ, то поддерживая Лжедмитрия как успешного плута, то проявляя полное равнодушие к выборам Бориса царем и одновременно выказывая фальшивый энтузиазм, когда Борис соглашается занять престол, то под влиянием боярской агитации за Лжедмитрия требуя истребления рода Годунова, демонстрирует глубокий раскол между мифом, в котором живет, и реальными потребностями своей жизни.

Пика негативная пушкинская оценка народа достигает в заключительной сцене, когда народ понял, что дети Бориса убиты и убиты по его, народа, призыву. Народ в пьесе упоен своей стихийной мощью. Дик. Этой дикостью втоптан, впуган в свое безмолвие. И страх витает над ним… Глас народа – глас Божий? Возможно. Но глас русского народа – это глас безмолвия, потому что сказать народу в России пока нечего…

Заключение раздела о народе в пушкинской интерпретации требует обобщения. Русский мир зиждется на двух традиционных социально-нравственных началах. Одно можно назвать авторитарным (царь Борис), другое – соборным (народ). Они, взаимопроникая, вместе составляют соборно-авторитарное, т. е. сугубо традиционное, содержание русской культуры. Традиционность, когда она господствует в культуре как авторитарность, преступна, так как рождает идею царя – заговорщика против индивидуального в человеке. Не менее преступна традиционность, и когда она господствует в культуре как соборность (толпоподобность) народа, так как рождает образ народа – заговорщика против индивидуального в себе. Отсюда вывод: русская культура, в которой господствуют соборно-авторитарные культурные стереотипы, преступна, так как нацелена на уничтожение личности.

Мне могут возразить: а как же образ юродивого? Разве юродивый не из народа? И разве он не оппонирует Борису? Оппонирует. Но пушкинский юродивый – это образ личности. Его смысл не только в том, что он говорит, но и в том, что он говорит, осмеливается говорить. Но об этом позже.

А теперь я начинаю поиск оппозиции соборности, авторитарности и насилию и поэтому перехожу к анализу образа Григория Отрепьева-Лжедмитрия-Самозванца.

Начать исследование образа Григория Отрепьева можно с его слов:

 
Гордыней обуянный,
Обманывал я бога и царей.
 

«Буду царем на Москве» – этот дерзкий план действительно мог возникнуть только в голове, обуянной гордыней. Григорий «готовил миру чудо». Но откуда эта гордыня у него взялась? Давайте сначала реконструируем детство и юность этого персонажа, какими они видятся из текста.

Монах Чудова монастыря в Москве, в момент побега из монастыря ему 19–20 лет (Григорий: «Каких был лет царевич убиенный?» Пимен: «Да лет семи; ему бы ныне было – // Тому прошло уж десять лет… нет, больше: // Двенадцать лет»). Этот же возраст Григория упоминается и в царском указе: «А лет ему отроду… 20». Значит, до того, как он попал в монастырь, ему было на несколько лет меньше. А до того жил он в семье своего отца – боярина Отрепьева.

Он видел жизнь, которую вели бояре – его отец и друзья отца. Боролись за власть и близость к трону, за земли и богатство, заключали и расторгали союзы, воевали, пировали, решали судьбу вассалов и холопов. Боярину было чем гордиться – его власть в своих владениях была неограниченной. Боярский сын рос в блеске и роскоши дворов сильных мира сего. Мечтал, как всякий мальчик, когда вырастет, стать таким же сильным и гордым, как его отец, и приобщиться к высшей власти и высшей роскоши. Неожиданно попав в монастырь, он так и не успел осуществить свою мечту, которая стала витать в его воображении как вытесненный обстоятельствами, но не умерший образ. Отсюда зависть к своему наставнику – монаху Пимену: «Ты видел двор и роскошь Иоанна!»

Переход ребенка в монастырь, резкая смена социального статуса и стиля жизни – сильнейшая психологическая травма. Представители высших кругов к концу жизни, бывало, уходили в монастырь, такие случаи были нередки и в России, и в Европе. Но чтобы боярские дети… в монастырь… добровольно… Это была чья-то злая воля и исключение из правила. По-видимому, Григорий потерял родителей и возможных опекунов либо произошло что-то еще, что можно квалифицировать только как семейную трагедию.

Григорий переживает свое монашество как положение презренного изгоя и «вечную неволю» (в черновике рукописи):

 
Что за скука, что за горе наше бедное житье!
День проходит, день проходит – видно, слышно все одно:
 
 
Только видишь черны рясы, только слышишь колокол.
Днем, зевая, бродишь, бродишь; делать нечего – соснешь;
Ночью долгою со света все не спится чернецу.
Сном забудешься, так душу грезы черные мутят;
Рад, что в колокол ударят, что разбудят костылем.
Нет, не вытерплю! Нет мочи. Чрез ограду да бегом.
Мир велик: мне путь дорога на четыре стороны,
Поминай как звали[85]85
  Пушкин А.С. Борис Годунов. Сцены, исключенные из первоначальной редакции // Пушкин. Т. 5. С. 323.


[Закрыть].
 

В реальности жизнь монаха православного монастыря совершенно не такая: монах не «бродит, бродит», он занят с утра до вечера, ни минуты свободной, и труд его чрезвычайно интенсивен. Но Пушкин придумал именно такого – скучающего бездельника. И я следую логике пьесы.

Итак, Григория томит безделье, бессмысленность жизни в монастыре и униженное состояние в общении с братией. Но боярская гордость и мечта властвовать остались. Более того, травма, полученная в детстве, – ущемленное самолюбие – в условиях монастырских порядков переросла в болезнь ущемленной гордости. Болезнь подспудно нарастала, гордость превратилась в гордыню. Вот откуда Григорьево «гордыней обуянный».

Но гордыня рождается не только из желания, но и из способности быть гордым, выделяться из среды. Были ли у Григория реальные «доблести», чтобы нести в себе гордыню?

Григорий – Марине:

 
Не презирай младого самозванца;
В нем доблести таятся, может быть,
Достойные московского престола,
Достойные руки твоей бесценной…
 

Откуда эти «доблести»? Вот дополнительная информация о биографии Григория.

Происходит он, согласно игумену Чудова монастыря, из бояр «галицких». Галицкая земля располагается на западе Московии, на границе с католическим миром. Тамошние бояре исстари имеют тесные связи и с Польшей, и с Литвой, и с Германией, и с Ливонией, и с Русью. Григорий грамотен, начитан, имеет образование, доступное не многим – достаточное для сочинения новых текстов (игумен Чудова монастыря о Григории: «Был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым»). Сочинение канонов требует хорошего знания Библии, комментариев к ней, а также знания истории христианства и истории культуры.

Кроме русского он знает украинский (несколько лет жил на Украине), латынь (латынью щеголяет на встрече с поэтом), польский (по-польски говорит с польскими вельможами), немецкий (из немцев собирается составить себе личную дружину). Знаком с западной литературой. Понимает толк в поэзии. Комментируя стихи, преподнесенные ему поэтом, применяет обороты, чуждые русской культуре: «латинские стихи» (Италия), «парнасские цветы» (Франция), «пророчества пиитов» (Греция), характерный для ренессансной эпохи оборот «союз меча и лиры».

Григорий:

 
Что вижу я? Латинские стихи!
Стократ священ союз меча и лиры,
Единый лавр их дружно обвивает.
Родился я под небом полунощным,
Но мне знаком латинской музы голос,
И я люблю парнасские цветы.
 

Умеет танцевать придворные танцы, идет в первой паре танцующей польской знати с Мариной в замке Мнишка. Знает придворный этикет (боярин Пушкин – о Григории уже при дворе короля Сигизмунда: «Умен, приветлив, ловок»). Коммуникабелен («По нраву всем»). Способен к дипломатическим переговорам («Московских беглецов // Обворожил. Латинские попы // С ним заодно»). Другими словами, он получил европейское образование и воспитание, характерное для высшего круга. Не русского. Это была недостижимая для России образованность, немыслимая для обычного русского боярина.

Но это не единственные его «доблести». Он умеет обращаться с оружием: «Зачем и мне не тешиться в боях?» Еще в статусе монаха Чудского монастыря он говорит (в черновике рукописи):

 
Хоть бы хан опять нагрянул! Хоть Литва бы поднялась!
Так и быть! Пошел бы с ними переведаться мечом.
 

Но и это не всё. Григорий, скорее всего, не просто боярский сын-княжич, он, по-видимому, из семьи казненного Грозным воеводы. Из чего вытекает такое предположение?

И в посланиях Курбского Грозному, и у Карамзина в «Истории государства Российского» не раз говорится, что предметом гонений Грозного были «боярские дети-княжичи», наследники родовых имений. Они владели своими имениями согласно записям в разрядных книгах, которые исстари признавались верховной властью. И в пушкинской пьесе дважды говорится о том, что мечтой Годунова было уничтожить разрядные книги, «сломить рог боярству родовому». Уничтожением разрядов устранялись претензии княжичей на власть в своих поместьях и на независимый статус в обществе. Грозный преследовал тех из них, кто проявлял высокую степень самостоятельности по отношению к решениям центральной власти. Истреблены были, согласно Курбскому, прежде всего князья-воеводы, участвовавшие в казанском походе. Мог Григорий быть из семьи такого князя-воеводы, который попал в опалу при Иване Грозном? Очень вероятно. Это следует из того, что кроме общего образования он получил и военное:

– обучен владению мечом;

– любит верховую езду, лошадей (бояре в большинстве своем презирали езду верхом, поэтому воины они были, как правило, никудышные);

– знаком с правилами управления войском: возглавив нашествие на Московию как политический лидер, одновременно сам командовал войском;

– храбр в бою – участвовал в сражениях; более того, лично возглавлял и атаки, и оборонительные бои;

– приучен вести походный образ жизни, например ночевать в лесу на земле, положив седло под голову.

Перечисленные качества не могут сформироваться в молодом человеке – сыне князя-воеводы только в ходе академических занятий с наставником. Молодые мужчины в семьях военных с детства приучаются к военному образу жизни во время походов, боевых действий, подражая старшим воинам, командирам, отцам. Близостью к оказавшемуся в опале отцу-князю-воеводе можно объяснить и то, что Григорий попал в монастырь не по своей воле. Из «Лествицы» Иоанна Лествичника (VI век) известно, что насильственное пострижение – это старый православный обычай[86]86
  См.: Лествица. 4-е изд. М., 1892. С. 21.


[Закрыть]. Насильно постригали обычно тех власть имущих, которые были конкурентами первым лицам государства. В России по повелению царя нередко происходили насильственные пострижения в монахи опальных князей вместе с женами и детьми[87]87
  См.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 379.


[Закрыть].

Итак, юноша готовился стать доблестным рыцарем? Возможно. По крайней мере, выдающиеся способности героя, его происхождение из высшей княжеско-боярской и, возможно, военной знати указывают на то, что он вполне мог правдоподобно сыграть роль царевича, претендующего на московский престол.

А раз так, понятно, почему монашеская жизнь для него мука. Он бежал на Украину и там, готовясь к борьбе за московский престол, воевал. Григорий – о себе: «Из келии бежал // К украинцам, в их буйные курени, // Владеть конем и саблей научился». Почему я предполагаю, что он воевал? Потому что, повторяю, научиться в совершенстве владеть конем и оружием, да еще в строю, в процессе одних лишь академических занятий нельзя. Мастерство владения разными видами оружия надо постоянно поддерживать. К тому же характер он имел «лихой», «разгульный».

Основная черта Григория – он талантлив.

Его захватила легенда об убитом Дмитрии (Григорий – Пимену: «Давно, честной отец, // Хотелось мне тебя спросить о смерти // Димитрия царевича»). Для него важна деталь: царевич умер не сразу. Пимен: «Укрывшихся злодеев захватили // И привели пред теплый труп младенца, // И чудо – вдруг мертвец затрепетал». Для Григория важно, что какое-то время умиравший на глазах толпы мальчик был еще жив и это видели свидетели. Он использовал также совпадение возраста его и царевича – 19–20 лет. И начал сложную и опасную игру – в роли чудом выжившего Дмитрия. Человек, не обладающий политическим чутьем, актерскими способностями, склонностью к борьбе, твердым характером и бесстрашием, эту роль не сыграл бы. А Григорий сыграл. И победил. Это говорит об уме и таланте пушкинского персонажа.

Он решителен. Приняв решение о побеге, начал действовать – сразу же объявил себя царевичем Дмитрием. По-видимому, еще в монастыре. Но потерпел неудачу. О нем донесли игумену монастыря, а тот – московскому патриарху. Реакция патриарха была естественной: «…что еще выдумал! буду царем на Москве! Ах он, сосуд дьявольский! <…> эдака ересь! <…> Поймать, поймать врагоугодника, да и сослать в Соловецкий на вечное покаяние». Понимая, что в России ему делать нечего, Григорий бежит.

После Украины перебирается в Литву – выбор политически единственно правильный. Попав в Литву, понимает, что нужно приблизиться к тем, кто держит в своих руках власть в стране, – только перед ними он сможет раскрыться как чудом спасшийся царевич. Становится слугой влиятельнейшего магната Вишневецкого и заводит себе духовника, который вхож к Вишневец-кому. Теперь надо найти способ назвать себя русским царевичем. Это нелегко, но Григорий такой способ находит. Однажды он тяжело заболевает или, возможно, притворяется, что тяжело болен. И, полагая, что умирает, либо притворяясь, что умирает, исповедуется своему духовнику, понимая, что тот доложит о содержании исповеди Вишневецкому. А потом дело пойдет само собой.

Шуйский:

 
Кто ж он такой? откуда он?
 

Боярин Пушкин:

 
Известно то, что он слугою был
У Вишневецкого, что на одре болезни
Открылся он духовному отцу,
Что гордый пан, его проведав тайну,
Ходил за ним, поднял его с одра
И с ним потом уехал к Сигизмунду.
 

Ум, ловкость, отвага, твердость характера, способности великого комбинатора, актерское мастерство не могут не вызвать восхищения. Захватывает детективная интрига сюжета. Еще более поражает, что этот сюжет Пушкин взял из реальной жизни. Так это было в реальности или не совсем так, но бoльшая часть сюжета, с его динамикой и многими деталями, согласно Карамзину, действительно имела место в кровавой истории Смуты.

Литературная критика единодушно называет Григория авантюристом. Действительно, в сюжете превращения из монаха в царевича он в высшей степени авантюрен. Но таков сюжет. А каков он как социальный тип в той роли, которую, согласно сюжету, взялся играть?

Вот еще несколько соображений по поводу его биографии. Ересь Григория и его социальный протест начинаются в период его монашества. Игумен Чудова монастыря говорит о нем, что Григорий «смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовой братии».

Что значит «шатался»? Когда монах переходит из монастыря в монастырь, ненадолго задерживаясь в них, значит, он не уживается с братией. Причина постоянного разлада Григория с насельниками монастырей может быть только одна: он склонен к индивидуализму, грамотен, а русские монастыри населяет в основном народ темный, суеверный, фанатичный, соборный, несущий в себе стереотип толпы святош. На эту возможную причину указывает и патриарх, когда узнает о побеге Григория из монастыря: «Уж эти мне грамотеи!» Не исключено, что Григория также не устраивает то историческое православие, которое сложилось в массовом сознании верующих Московской Руси. Оно, по-видимому, не совпадает с тем православием, которое сформировалось в Галицкой земле. И конечно далеко от гуманистических достижений католического вероисповедования, которые, вероятно, тоже были хорошо известны Григорию. Ведь неслучайно он впоследствии быстро нашел общий язык с папскими миссионерами-иезуитами.

Из содержащейся в пушкинской пьесе информации можно заключить, что Григорий:

– весьма независим от стереотипов русской культуры; несет высокоразвитый смысл Я, обладает чувством собственного достоинства; он – личность;

– социально активен, лишен страха перед жизнью, человек действия, жаждет подвигов;

– дерзок («Мне вечная неволя угрожала // За мной гнались – я духом не смутился //И дерзостью неволи избежал»), храбр («Я, кажется, рожден не боязливым; // Перед собой вблизи видал я смерть, // Пред смертию душа не содрогалась»), удачлив, счастлив, верит, что Бог ему помогает («все за меня: и люди и судьба»).

Григорий по своему менталитету европеец, точнее – русский европеец. В нем силен личностный потенциал. И этим он резко выделяется на фоне соборно-авторитарных отношений в русской культуре и фатально несчастного Бориса. Его не устраивает перспектива быть монастырским летописцем, которую готовит для него его наставник Пимен.

Что ждало бы его в перерывах между молитвами?

Пимен:

 
Брат Григорий,
Ты грамотой свой разум просветил,
Тебе свой труд передаю. В часы,
Свободные от подвигов духовных,
Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса,
Пророчества и знаменья небесны…
 

Но не это нужно Григорию. Ему нужна активная жизнь, личный успех и общественное признание. Он хочет славы, как и любой человек с выдающимися способностями. Погоня за славой началась в Европе в эпоху Ренессанса, и с тех пор она в Европе культурная норма. Григорий и несет в себе эту норму.

Григорий – Пимену:

 
Как весело провел свою ты младость!
Ты воевал под башнями Казани,
Ты рать Литвы при Шуйском отражал,
Ты видел двор и роскошь Иоанна!
Счастлив! а я от отроческих лет
По келиям скитаюсь, бедный инок!
 

В нем постепенно складывается представление о том образе жизни, который ему нужен.

Григорий – Пимену:

 
Зачем и мне не тешиться в боях,
Не пировать за царскою трапезой?
Успел бы я, как ты, на старость лет
От суеты, от мира отложиться,
Произнести монашества обет
И в тихую обитель затвориться.
 

Итак, перед нами сложный персонаж. Юность Отрепьева такова, что он, взрослея, может развиваться в двух направлениях. Либо воспроизводя в себе способность быть главой рода, опираясь на соборно-авторитарное начало, либо культивируя способность быть личностью, независимой от родовых отношений. Утверждая себя в жизни как, например, традиционного охотника за престолом либо проявляя себя как личность, как человека, самозвано бросившего вызов себе традиционному. То, что в Григории потенциально присутствуют обе эти способности, и послужило основанием для дальнейшего развития пушкинского сюжета.