Текст книги "Франция. Большой исторический путеводитель"

Великая схизма

Церковь сотрясали острые конфликты. Прежде всего, произошла Великая схизма – разделение церквей на западную (за ней закрепилось название римской католической) и восточную (греческую православную).

Причин для этого было много, и духовного, и вполне земного плана. Греческие иерархи и богословы порицали латинян за отход от изначальных догматов. Прежде всего за умаление третьего лица Святой Троицы – Духа Святого: в католическом Символе Веры (Credo) утверждается, что Дух исходит не только от Отца, но и от Сына (спор о «филиокве»). Далее, ставились в вину целибат (безбрачие священников), причащение пресным хлебом вместо заквашенного.

Эти разногласия существовали давно, но церкви как-то уживались и, несмотря ни на что, считали себя единым целым. Но тут прибавились проблемы военно-политические. Норманны отобрали у Византии ее владения в южной Италии, а папы, вступившие с захватчиками в союз, стали требовать, чтобы эти земли перешли в ведение римской церкви. Константинопольский патриарх был решительно против, Рим настаивал на своем – а в результате противостояние достигло той стадии, когда примирение стало уже невозможно.

Посланцы папы, прибывшие в 1054 г. в Константинополь для переговоров, держали себя высокомерно и бескомпромиссно, и самолюбивый патриарх Михаил Керулларий отказался разговаривать с ними. Тогда римский посол положил на алтарь Софийского собора папскую грамоту с проклятием патриарху и всем его сторонникам.

Керулларий немедленно созвал собор восточного духовенства, и на нем, в свою очередь, были прокляты папа и его приверженцы. Больше не было ни переписки, ни посольств. И до сих пор мы имеем то, что имеем.

Клюнийский Рим

Одновременно обозначилось резкое противостояние римских пап и германских императоров. Со времен Оттона I императоры считали себя покровителями Рима, которые вправе вмешиваться в дела святого престола и полностью доминировать над церковными иерархами на территории империи. Ни в симонии, ни в инвеституре они не видели ничего предосудительного. Но это было совершенно неприемлемо для постоянно набиравшего силу и распространявшего свое влияние по всему Западу клюнийского движения.

Его сторонники стали преобладать и в Риме. В 1059 г. папой под именем Николая II стал решительный клюниец епископ Флорентийский Герхард.

Ближайший его советник и главный идеолог назревшей церковной реформы Гильдебранд в следующем году созвал собор в римском дворце Латеране. На собор прибыли прелаты из Италии, Франции и Бургундии, но ни одного из тех, кто получил знаки своего достоинства из рук германского императора (принял от него инвеституру).

На соборе было принято важное решение о порядке избрания папы. Избрание должно происходить в закрытом помещении, куда нет доступа посторонним. Участвуют в нем только кардиналы («главные столпы»). Тогда ими являлись 7 епископов ближайших к Риму городов, 28 священников римских церквей и 18 диаконов римских госпиталей. Ни о каком участии императора в какой бы то ни было форме не поминалось, а римскому народу и сеньорам кардиналы лишь сообщали о своем выборе.

Монахини

Но для того, чтобы такой порядок утвердился, чтобы не было давления ни со стороны имперской власти, ни со стороны окрестных сеньоров, чтобы папа мог чувствовать себя хозяином в своей епархии, нужна была сила, на которую можно было бы опереться. Желательно, недалеко от Рима. Вот тогда и был оформлен союз святого престола с норманнами. К великой радости Роберта Гискара, за которым не только были признаны все завоеванные им земли – он еще и был провозглашен герцогом Апулии и Калабрии. Со своей стороны, норманны принесли папе вассальную присягу, обязались защищать его от всех врагов, а после выборов нового главы церкви твердо стоять за избранника кардиналов.

Собор принял еще одно решение – трудное и для многих болезненное. Вводилось обязательное соблюдение правила целибата – безбрачия священников. До этого, как мы видели, случалось, что даже епископы жили в своих дворцах с женами и детьми, демонстрируя повадки, более приличествующие светским сеньорам. Среди низшего духовенства явление было еще более распространенным. Погруженным в заботы о своем потомстве священникам важнее была милость местного господина, а не интересы церкви и не голос собственной христианской совести. Это раздражало и простой народ, который исправно платил церковную десятину и которому не по вкусу было смотреть не суетное существование слуг церкви.

Латеранский собор объявил о лишении женатых священников сана, прихожанам же запретил присутствовать на их богослужениях.

Конечно же, это решение вызвало горячие протесты семейных клириков, кое-где подверглись оскорблениям папские легаты (полномочные посланцы). Но высшая церковная власть была тверда. Гильдебранд считал, что бессемейный священник, отрешенный от земных забот, уподобляется монаху, и для него существует только один земной государь – папа (все эти доводы можно принять, но можно привести и много противоположных).

* * *

К понтификату самого Гильдебранда, принявшего имя Григория VII (1073–1085 гг.), относится один из самых острых конфликтов церкви со светской властью за всю ее историю. Конфликт, своим драматизмом не раз привлекавший писателей и сделавший название итальянского замка Каноссы именем нарицательным.

У Григория VII было две главные цели в этой жизни: подчинить земных владык и все общество духовенству, а само духовенство безоговорочно подчинить святому престолу.

«Малый ростом, некрасивый, со слабым голосом, Григорий VII поражал своей необузданной воинственной энергией. Речь его была резкая и бурная; вместо «гнева Божья» он говорил «ярость Господня»; он любил сравнивать орудия церкви с мечами и копьями… Престол св. Петра все может вязать и решать: он может уничтожить силу всякой присяги… Папа – верховный правитель на свете, короли обязаны безусловно слушаться его, германский император должен стать вассалом папы и Рима. Папа решает, кто истинный, законный государь; отлученный им король – не король более; как пепел и солому, развеет папа его силу по ветру» (Р.Ю. Виппер).

В монастыре (кадр из фильма «Имя розы»)

Следуя такому своему агрессивному максимализму, Григорий VII требовал от земных владык, чтобы они являлись в Рим и приносили ему вассальную присягу. Повсюду разъезжали его легаты, которые вмешивались в избрание епископов, брались решать споры между светскими и духовными властями, смещали неугодных священнослужителей. При папе Григории впервые появились представительства священного престола при дворах государей.

Но и короли гордились славой своих тронов и были уверены в своей правоте и силе. Так что зачастую борьба разгоралась нешуточная.

* * *

В Великий пост 1075 г. папа снова собрал собор в Латеранском дворце. Повторно было подтверждено решение по поводу целибата, семейные священники обязаны были развестись с женами. В борьбе с симонией папа тоже перешел от слов к делу. Епископы, купившие свой сан за деньги, под страхом отлучения должны были явиться на суд в Рим. В результате наказаниям подверглись многие немецкие иерархи, среди них пять членов королевского совета. Запрещена была светская инвеститура: государи больше не могли участвовать в посвящении епископов. «Они не должны мешать способным людям достигать высокого духовного сана» – слова папы.

Но молодой германский король Генрих IV крепко усвоил уже представление о епископах, традиционное для государей из франконской династии: это в первую очередь верные слуги правителя. Генрих продолжал поставлять епископов в Германии, а потом стал делать то же самое и в своих северно-итальянских владениях. Более того, явно преднамеренно стал ущемлять политические интересы папы: оказал поддержку его врагу миланскому архиепископу Тебальду и завел какие-то переговоры с Робертом Гискаром, который о ту пору был в ссоре с римским первосвященником и даже находился под отлучением.

Папа Григорий стал грозить отлучением и королю, если тот не образумится. Это был очень смелый шаг: папский престол со всех сторон был окружен враждебно настроенными государями, а поддержки мог ждать только от монастырей да еще от неорганизованных народных толп – возбужденных проповедью и не питавших теплых чувств к немцам.

Началась открытая схватка. В Вормсе собрался созванный Генрихом собор германского духовенства и своим решением низложил «лжемонаха Гильдебранда» за непомерное честолюбие. В Италию были направлены послы – мутить воду и призывать народ и духовенство к избранию нового папы.

В Риме было устроено страшное бесчинство. Рождественской ночью нанятая вооруженная банда ворвалась в церковь Святой Марии, где Григорий VII совершал богослужение, жестоко его избила и оттащила в тюрьму. Однако на следующий день верные папе римляне освободили своего первосвященника. А тот был не из тех, кого можно запугать: опираясь на немедленно созванный собор итальянских и французских иерархов, он проклял своих врагов, лишил Генриха королевской власти над Германией и Италией, а всех его подданных освободил от присяги на верность.

В Германии произошло то, чего король никак не ожидал. На стороне папы выступили виднейшие сеньоры – они давно уже были недовольны самовластьем своего повелителя. Собравшись на съезд, они низложили его.

И тогда Генрих, смирив гордыню, предпринимает мужественную (хотите соглашайтесь, хотите нет) и отчаянную попытку примириться с духовным владыкой. Зимой, с риском для жизни он преодолевает занесенные снегом альпийские перевалы. Папа находился тогда в замке Каноссе в гостях у горячей своей сторонницы маркграфини Тосканской Матильды. Туда и направил свои стопы проклятый и отверженный король.

Ему предстояло горькое унижение. Поначалу папа не хотел и видеть кающегося грешника, и тот несколько дней и ночей провел у запертых ворот замка. Наконец Григорий смягчился. Ворота отворились, одетый в грубое рубище земной властитель с мольбой простерся у ног главы церкви – и был прощен. Папа снял с него отлучение.

Согласно преданию, во время обедни Григорий предложил королю старинное испытание. Преломив хлеб святого причастия и положив в рот частицу его, он произнес: «Если я неповинен, пусть Бог всемогущий освободит меня от всяких подозрений, если же нет – пусть поразит внезапной смертью». Папа остался невредим, а король отказался пройти через испытание.

* * *

Однако коса хоть и нашла на камень, но не сломалась.

Правда, в Германии вернувшегося Генриха не ждало ничего хорошего – сеньоры и епископы успели избрать королем герцога Швабского Рудольфа. Но низложенного монарха приняли к себе богатые торговые города, которым надоело терпеть зависимость от епископов.

За неприступными стенами Вормса Генрих не только не страшился своих врагов, но и пошел на неожиданный решительный шаг: собрал собор недовольных папой епископов. На нем вновь было объявлено о низложении папы Григория VII, а вместо него был избран антипапа под именем Климента III.

Потом в одном из сражений гибнет соперник Генриха Рудольф. Генрих опять начинает преобладать в Германии (но не во всей), вокруг него собирается большое войско. И начинается вселенская смута.

Германская армия переваливает через Альпы. В Милане Генрих, следуя примеру Оттона Великого, принимает «железную корону Италии». Рассудив, что раз его спасли немецкие города, то надо попробовать опереться и на итальянские, Генрих дает им грамоты вольности и гарантирует защиту от сеньоров и епископов. Следующая цель – Рим. Король вступает туда со своим войском и со своим претендентом на папский престол. Часть города в его руках, в том числе дворец Латеран и собор Святого Петра. Там он коронуется императором – венец на него возложил антипапа Климент III (1084 г.).

Но Григорий VII укрепился в замке Святого Ангела, часть города в руках его сторонников. На римских улицах не прекращались побоища. Немцы начинали одолевать, ими был захвачен Капитолий. И в это время в Рим врываются отряды Роберта Гискара. Он успел примириться с папой, да ему и самому нужна поддержка первосвященника – византийцам удалось поднять против него восстание в южной Италии (там убедились, что норманн грека не слаще).

Роберт вызволяет папу, но его воинство вместе с наемными сарацинами подвергает Вечный город очередному безбожному погрому. Решительной победы так и нет, схватки не прекращаются, а римляне начинают проклинать папу Григория, виня его во всех своих несчастьях. Старик вынужден перебраться во владения норманнов, где вскоре умирает. Последними его словами были: «Я любил правду Божью и ненавидел несправедливость, а потому умираю в изгнании» (слишком много эффектных последних слов запечатлено в анналах истории – наверное, у великих людей в такие мгновения остается гораздо больше душевных сил, чем у простых смертных). Случилось это в 1085 г.

Не прекращалась междоусобная война в Германии. По всему западному христианскому миру шли бурные дебаты: чья власть святее, папы или земных государей. Разброд царил во дворцах, на площадях, в душах.

И в это время папа Урбан II (понтификат 1088–1099 гг.) – француз, ревностный клюниец и продолжатель дела Григория VII, призывает к крестовому походу в Палестину для освобождения Гроба Господня. Европа вступает в новую эпоху – славную и трагическую.

Эпоха крестовых походов

Ко Гробу Господню. Первый крестовый поход

Европа была преисполнена религиозным духом – описанные распри только подтверждают, насколько люди были небезразличны к делам веры. Европа была преисполнена жаждой подвига, вдохновляемая расцветающей рыцарской культурой. А еще Европа была переполнена сыновьями бедных рыцарей, которым стать обладателем собственного феода на родной земле не светило, а ничего, кроме военного дела, они не знали и знать не хотели. И была проблема высшего уровня: надо было направить накал политических страстей, не затухающих в спорах об инвеституре, о власти церкви и власти государей, на более благое дело. Вдобавок, ближневосточные сухопутные пути ко Гробу Господню, по которым непрерывным потоком тянулись тысячи паломников, теперь стали контролироваться не арабами, а турками.

С арабами, когда-то непримиримыми воинами ислама, за века сосуществования научились договариваться. На землях, которые они захватили в VII–VIII вв. у Византии, проживало много христиан. Завоеватели взимали с них повышенные налоги за неправедность, но в целом стали терпимы к их вере. Как были они терпимы и по отношению к толпам пилигримов – заплати пошлину, и молись спокойно о спасении неразумной души своей. В смысле, не вразумленной истиной Корана, дарованной Всевышним человечеству устами пророка Мухаммеда. Но ведь и в Коране: Исса, Иисус Христос – один из величайших пророков Аллаха. К тому же арабы создали прекрасную, утонченную культуру и склонность к агрессии поутратили.

До середины XI в. в мусульманском мире было два основных центра силы и влияния: Багдадский халифат и халифат Каирский.

Власть багдадского халифа распространялась на Иран, Месопотамию, Сирию. Каирский халиф считался верховным правителем Египта, Палестины и северной Африки. Подвластные им государи, как и в тогдашней Европе, были более-менее независимы, стремились быть независимыми скорее более, чем менее, и постоянно враждовали друг с другом и с владыками.

Храм Гроба Господня в Иерусалиме

Недружественны были между собой и халифы, к тому же существовали религиозные разногласия: Багдад был оплотом ортодоксальных суннитов, Каир – шиитов, верующих в грядущее воцарение истинного правителя из дома Али, зятя пророка.

Была еще одна загадочная и жуткая сила, обосновавшаяся в горах северной Персии. Это измаелиты, последователи «Горного Старца» Хасана-ибн-Сабаха, основавшего в конце XI в. радикальную террористическую секту. Они ожидали пришествия таинственного преемника пророка – Махди, который придет искоренить власть злых правителей и всю неправду на земле. А пока Махди еще не явился, Горный Старец рассылал по всему мусульманскому миру фанатично преданных ему убийц, прошедших идеологическую обработку под влиянием гашиша: так проще было описать им ожидающие их после выполнения задания блаженства рая. Отсюда их прозвание – гашишины (или, в греческом произношении – ассассины). Кинжалы этих ангелов смерти одну за другой прерывали жизни земных государей, сбившихся с правого пути.

Но вот из степей и долин центральной Азии надвинулся мусульманский народ турок-сельджуков (по имени объединившего их вождя Сельджука, правившего в Бухаре). Сначала они поступали на службу к багдадскому халифу, через какое-то время уже составляли основу его военной силы, а вскоре турки-военачальники прибрали к рукам почти всю полноту светской власти.

Повсюду на землях халифата стали появляться государства турецких командиров – султанаты. Они отвоевали у Византии почти все ее владения в Малой Азии, и на этом месте возникло Румское султанатство («страна римлян»). Христиане оказались там в качестве подвластного населения, платящего подушную подать, большинство их церквей было перестроено в мечети. Султанаты образовались и в Сирии.

Таким образом, весь переднеазиатский отрезок пути к Гробу Господню, в Иерусалим пролегал теперь через турецкие владения. Туркам далеко было до высот арабской культуры, тем более до веротерпимости. Это были люди воинственные, заносчивые и грубые. Христианские паломники подвергались насмешкам, обидам, нередки были убийства. Передвигаться богомольцам приходилось теперь большими партиями – по нескольку сотен, а то и тысяч человек (в 1064 г. архиепископ Майнцкий возглавлял семитысячное шествие). А ведь среди них, как мы видели, было немало норманнов, людей крутых и прощать не умеющих.

Рассказы о невзгодах, перенесенных по пути к святыням и обратно, сильно подогревали общественный настрой в Европе. Паломничество в Иерусалим считалось высшим духовным деянием, доступным простому смертному – оно смывало самые тяжкие грехи, вплоть до убийства.

На Святой Земле развернулась вся эпопея земной жизни Спасителя, и она была полна памятных мест и реликвий. Босые паломники окунались в воды Иордана – там, где Иисус Христос принял Крещение от Иоанна Крестителя, уносили пальмовые ветви из Иерихона. Главной же святыней был Гроб Господень – гробница, в которой было погребено тело распятого Спасителя и которая превратилась в место поклонения ревностными заботами византийских императоров. Прикосновение к ней очищает человека от скверны и просветляет его. Гробницу почитали и мусульмане-арабы.

* * *

Призыв к крестовому походу для освобождения Гроба Господня из рук неверных прозвучал во Франции на Клермонском соборе в ноябре 1095 г. из уст папы Урбана II (более прозаичной целью собрания было осудить короля Филиппа I за то, что он отказывался принять обратно беззаконно отвергнутую супругу).

Словам первосвященника внимали сотни иерархов католической церкви, тысячи южнофранцузских рыцарей. Здесь же собрались несметные толпы простолюдинов: не все даже поместились в городе, за крепостными стенами были разбиты палатки.

Папа Урбан говорили о святости Гроба Господня, о том, какое это сокровище для каждого христианина. Призывал выступить во имя Христово против неверных «сыновей Агари». Прозвучали слова Евангелия: «Пусть каждый отречется от себя и возьмет свой крест». Толпа ответила громогласными криками: «Так хочет Бог! Так хочет Бог!» – этот возглас стал боевым кличем крестоносцев. Епископ Клермона Пюи Адемар преклонил перед папой колени и испросил благословения на подвиг.

Его примеру последовали тысячи рыцарей. Здесь же родилось слово «крестоносец». Собиравшиеся в поход нашивали спереди на одежду крест из красной материи. Те, кто спустя годы возвращался, исполнив свою клятву, имел крест на спине.

Папа издал указ. Каждый крестоносец должен был дать обет: воевать с неверными до успешного окончания похода. В указе говорилось: «Всякий, кто отправится в Иерусалим для освобождения церкви Божьей единственно из благочестия, а не ради хвалы или денег, заслужит своим путешествием полное отпущение грехов». На время похода крестоносцы становились людьми церкви: кредиторы не могли преследовать их за долги; всякий, кто покусился бы на имущество ушедшего, подлежал отлучению.

Папа завел активную дипломатическую переписку. От Генуи он добивался кораблей для того, чтобы пересечь Средиземное море; у Византии, несмотря на недавнюю Великую схизму, просил гостеприимства для Христова воинства и обеспечения его продовольствием.

Но поднялся не весь западно-христианский мир. Англия, Германия (кроме левобережья Рейна) энтузиазма не проявили. Испанские рыцари и так неустанно бились с мусульманами-маврами за освобождение своей страны. Но во Франции, Нормандском герцогстве, в Италии воодушевление было огромным. Тем более, что призыв был обращен в первую очередь не к государям (с ними у церкви отношения были более чем натянутые), а ко всем слоям общества. Священники, монахи горячими проповедями зажигали сердца людей. Многие распродавали все свое имущество, чтобы достойно снарядиться для священной битвы. Герцог Роберт Нормандский заложил свои владения брату, английскому королю за 10 тысяч фунтов серебра.

От прилива чувств кое-где прошла волна жестоких еврейских погромов. Когда архиепископ Кельнский пытался спрятать несчастных иудеев у себя во дворце, это ему не удалось: толпа ворвалась, все разгромила и поголовно перебила «врагов Христовых».

Был определен срок выступления крестоносного воинства в поход – 15 августа 1096 г.

* * *

Поднялись и благородные рыцари, и сервы. Но пошли они не вместе – собралось два непохожих друг на друга ополчения.

Одно – простонародное. Неорганизованное, плохо вооруженное. В него вливались и мужское население целых деревень от мала до велика, и неудачники из городских низов, и бродяги, и прочие сомнительные личности – прельщенные слухами об ожидаемой невероятной добыче. Во главе встали пламенный проповедник Петр Амьенский, прозванный Пустынником, и бездомный рыцарь Готье Голяк.

Люди, затаив дыхание, слушали рассказы Петра о чудесах Святой Земли и о тех страданиях, которые претерпевают там пилигримы. Позже даже родилась легенда, что истинным организатором крестового похода был именно он. Будто бы, будучи в Иерусалиме, он заснул в церкви Святого Гроба, и во сне ему явился Спаситель. Прозвучали Его слова: «Петр, дорогой сын Мой, встань, иди к Моему патриарху, и он даст тебе письмо твоего посланничества. Расскажи на своей родине о жалком положении святых мест и пробуди сердца верующих, чтобы они освободили Иерусалим от язычников». Утром оказалось, что у иерусалимского патриарха уже наготове письмо к папе. Петр забрал его, доставил адресату – и получил благословение на проповедь похода.

Когда эта рать отправилась в путь, немецкие отряды по древнегерманскому обычаю пускали впереди гуся и козу – как самых надежных проводников, направляемых высшей силой.

Участь простецов была печальна. Шли они почти наугад. Нужен был верный ориентир, и ополчение двинулось вдоль Дуная. Вели себя разнузданно, не брезговали грабежами. За что многие поплатились – в землях поголовно привычных к битве венгров и болгар. Так что до Константинополя добрались не все.

Там тоже отличились буйством, сдирали с церквей свинцовую кровлю и продавали окрестным жителям. Греки, конечно же, рады были немедленно спровадить эту публику дальше, но та и сама рвалась в бой.

Рыцарей дожидаться не стали: потребовали, чтобы Петр Пустынник вел их прямо на малоазийскую Никею, недавно захваченную турками у византийцев. Тот пошел навстречу требованиям масс. При осаде города часть воинства была блокирована в своем лагере и перемерла от голода или сдалась. Другие вступили в битву, и кто не погиб – тоже оказались в плену. Лишь немногим во главе с Петром Пустынником удалось спастись после этой катастрофы. Согласно хроникам, кости несчастных долго еще лежали грудами на безводной никейской равнине.

* * *

У рыцарского ополчения, состоявшего из хорошо подготовленных и вооруженных воинов, организация тоже хромала. С самого начала оно не представляло собой единого целого, а разделилось на отдельные потоки. Провансальцы и итальянцы шли под предводительством тулузского графа Раймонда IV. У северных французов и немцев выделялись герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский и его брат Балдуин. Третий, южноитальянский отряд состоял из бойцов наиболее закаленных: это были в основном норманнские рыцари во главе с Боэмундом Тарентским и его племянником Танкредом.

Есть сведения, что всего рыцарское войско включало в себя до 300 тысяч человек. В это число входят оруженосцы, слуги, многочисленные пехотинцы. У кого был достаток, намеревались в походе ни в чем себе не отказывать: в огромном обозе нашлось место охотничьим псам, ловчим птицам, музыкантам. Твердого соподчинения не было и в помине: на марше многие воины группировались вокруг тех сеньоров, которые больше пришлись им по душе и в любой момент могли перейти от одного к другому.

Все эти ветви великого похода сошлись под стенами Константинополя (1096 г.). Увидев великолепие Царьграда, западные рыцари были поражены. Они стали бросать недобрые взгляды на золотые купола храмов и на дворцы, на богатства огромных рынков и гаваней. От зависти в их душах обострилось осознание того факта, что греки – не более чем отступники-схизматики, а потому можно вести себя по-свински. На приеме у императора Алексея Комнина один воитель плюхнулся на царский трон. Император промолчал, но граф Балдуин приказал наглецу освободить мебель и вообще уважать обычаи страны. Тот вскоре разразился негодующим замечанием: «Вы посмотрите на этого мужика (имелся в виду император). Он один сидит, когда столько полководцев должны стоять на ногах».

Алексей Комнин потребовал, чтобы вожди крестоносцев принесли ему присягу на верность. Готфрид Бульонский заартачился было, заявил, что будет общаться с императором как равный с равным. Но греки подтянули войска, и пришлось согласиться. Договорились, что в обмен на всестороннюю поддержку крестоносцы передадут грекам земли, которые отвоюют у турок в Малой Азии, а потом и некоторые сирийские города.

Однако было ясно, что доверия между сторонами не будет: и те, и другие подозревали союзников в своекорыстии и предательских намерениях. Рыцари вели себя по-прежнему крайне заносчиво, большинство из них думало только о том, как бы обзавестись собственными владениями, а вовсе не о возврате грекам ранее ими утраченного. Византийцам же пришельцы-латиняне только для этого и были нужны. Поэтому они поспешили переправить и этих посланцев Запада в Малую Азию.

* * *

Первой целью опять была избрана Никея – богатый город неподалеку от Мраморного моря, столица Никейского султаната. Крестоносцы плотно обложили стены, отбили идущее на выручку турецкое войско. Казалось, успех и добыча у них в руках: как вдруг увидели на городских стенах довольных греков. Оказалось, что те тайно вступили с осажденными в переговоры, и турки сочли за благо иметь дело с врагом знакомым, от которого знаешь, чего ждать. А перед западным воинством ворота так и не открылись.

С досады крестоносцы учинили мусульманам полный разгром в битве при Дорилее – те неразумно пошли на лобовое столкновение с тяжелой рыцарской ратью, к тому же прозевали пробравшийся к ним в тыл отряд.

В результате у турок была отвоевана вся западная часть Малой Азии – которой сразу же завладели византийцы.

Крестоносцы преследуют сарацинов

Дальше предстоял путь в Сирию по безлюдным выжженным солнцем плоскогорьям, где не найти ни воды, ни пищи. И бесконечные стычки с врагом, который, как оказалось, лучше приспособлен к войне в таких условиях.

* * *

У благородных мусульманских воинов можно отметить черты, роднящие их с европейским рыцарством. Они тоже жили за счет своих наделов – на те подати, что собирали с земледельцев, ремесленников и купцов (правда, это были скорее бенефиции, чем феоды – владение не наследовалось). Бились, как правило, тоже верхом, имели оруженосцев. Основную часть свободного времени посвящали совершенствованию воинского мастерства. Существовали понятия рыцарской чести, для выяснения отношений в ходу были поединки.

Но вооружены западные и восточные воины были по-разному. Европейцы сидели на мощных неповоротливых конях, неудержимых во время атаки в чистом поле. Тяжелые доспехи, тяжелый меч, тяжелое трехметровое копье.

У мусульман же – быстрые увертливые кони, вместо кольчуги и цельных лат легкие деревянные щиты и шерстяные плащи, разве что с металлическими пластинами. Соответственно и оружие: тростниковое копье, острая, как бритва, изогнутая сабля. По степной привычке, всадник умело владел луком – в Европе он давно служил оружием пехоты. На таком рельефе и при таком климате это была более подходящая экипировка.

Но крестоносцев поддерживало религиозное воодушевление – чувство, временно подутраченное их противником (мусульманский мир переживал не лучшие свои десятилетия). Воспоминание французского рыцаря об обстановке в крестоносном лагере: «Мы не понимали друг друга, но мы были точно братья, связанные любовью, как подобает паломникам».

Очевидно, только за счет этого войско смогло выдержать тяготы перехода. Был день, когда от жажды погибло 500 человек. Пало большинство лошадей, грузы везли на собаках и баранах. И самим рыцарям пришлось взгромоздиться на волов и ослов.

Но вот, наконец, горы Киликии. Это территория Малой Армении – государства, образованного выходцами из закавказской Армении Великой. Государство это было устроено по древним армянским традициям. Во главе стоял верховный князь (то же, что король – потом он так и стал величаться). В каждом округе наследственно правила подчиненная ему военачальническая фамилия, занимавшая с отрядом воинов возвышающийся над окрестностями замок.

Армяне сразу же гостеприимно приняли крестоносцев – приютили, дали собраться с силами. Они и впредь были верными союзниками западных воителей.

* * *

Рядовые рыцари стремились быстрее достигнуть Иерусалима, Гроба Господня – своей вожделенной цели. Но у их вождей, как показал ближайший поворот событий, на уме было несколько иное. Они уже видели себя большими сеньорами, – а то и полновластными государями на отвоеванных у мусульман землях.

Произошел первый серьезный конфликт между предводителями похода. Танкред, племянник главы норманнов Боэмунда, задумал обосноваться в столице Малой Армении Тарсе. Но брат Готфрида Бульонского – Балдуин изгнал его оттуда, а сам отделился от армии и направился со своим отрядом в сторону Евфрата – туда, где правил небольшим своим государством армянский князь Форос. Армянин благоразумно объявил Балдуина своим наследником, но тому и этого было мало. Он заставил Фороса удалиться на покой, а сам сделался «графом Эдессы». Так было основано первое государство крестоносцев на Востоке (1098 г.).