Текст книги "История бостонского душителя. Хроника подлинного расследования. Книга I"

В самом начале расследования детективы, разумеется, озаботились выяснением того, как Мэри Салливан провела день накануне. Это был её первый день работы на новом месте – она принимала телефонные звонки, и, как оказалось, справлялась с обязанностями очень профессионально. В 1962 г. ей уже доводилось работать телефонным диспетчером в электрической компании в Гианнисе, так что она умела разговаривать с клиентами. Никаких конфликтов на новом месте работы Мэри не было, напротив, она всем понравилась прекрасной дикцией и звонким голосом, в конце дня офис-менеджер её похвалила. В общем, рабочий день прошёл очень даже неплохо.

Что последовало за этим? Полицейские выяснили и это. Мэри отправилась в автомобильную мастерскую, где ремонтировали её «додж». Машину вернули, она рассчиталась за работу, приехала домой. Быть может, найденная на полу спальни шайба была принесена из этой мастерской самой Мэри? Быть может, этот предмет никак не связан с убийцей?

Последний вечер в своей жизни Мэри Салливан провела в одиночестве – Патрисия уехала к родителям в Лоуренс, а Памела отправилась на встречу со своим молодым человеком. Парочка планировала отправиться на каток, а затем в кинотеатр.

В 19:30 Уилльям Эванс, упоминавшийся выше ухажёр Пэтси Делмор, позвонил в дверь. Он хотел знать, где может найти Пэтси. Мэри ему не открыла – на эту деталь детективы сразу обратили внимание! – и разговаривали они через дверь. Именно во время этого разговора Эванс и слышал якобы сочный баритон в комнате Салливан.

В 19:45 в дверь позвонил некий Барри Джонс, ещё один воздыхатель Патрисии Делмор. С ним Салливан также поговорила, не открывая двери, сообщила, что Пэтси отправилась к родителям, но к ближе к ночи вернётся. Барри ушёл не солоно хлебавши, но пообещал зайти позже. Мэри ответила, что это необязательно и он может себя не утруждать… Она была не без чувства юмора!

Прошло немногим более часа, и в 9 часов вечера в дверь квартиры позвонил очередной ухажер, точнее, сразу два. Некие Ричард Леверони и Роберт Тоул имели намерение пригласить Пэтси сыграть в картишки. Преферанс до утра – как это по-человечески понятно! Ещё можно до утра играть на трубе или учить гимн Буркина-Фасо – в 20 лет все эти развлечения в женском обществе кажутся в новинку, так что тягу молодых людей к общению с милой девушкой можно считать вполне оправданной и даже здоровой. Мэри также поговорила с ними, не открывая двери, и юноши отправились восвояси.

Наконец, уже около полуночи в гости заявились две девицы, знакомые Пэтси. Правда, с ними Мэри Салливан уже не общалась, поскольку Делмор вернулась домой и решала свои проблемы сама. По всему получалось, что каких-то подозрительных или необычных инцидентов с Мэри в последние дни и часы жизни не происходило.

Вся эта информация немногое давала следствию, кроме одного важного вывода – Мэри была осторожна и не открывала дверь незнакомым людям. Проникнуть в квартиру, назвавшись другом Делмор или Паркер, не получилось бы, Мэри не доверяла даже тем, с кем была лично знакома, вроде Уилльяма Эванса.

Детективы тщательно «прошерстили» район, рассчитывая обнаружить свидетелей каких-то событий, которые можно было бы как-то связать с Мэри Салливан. Им удалось кое-что обнаружить.

Некий Симс Мюррей, проживавший неподалёку от дома №44А по Чарлз-стрит, рассказал, как во время прогулки с собакой увидел Мэри Салливан с обществе незнакомого мужчины. Мэри несла перед собой коробку, удерживая её двумя руками, мужчина в это время выгружал какие-то вещи из багажника автомашины. Они явно приехали вместе, и Мэри даже приостановилась на пути к подъезду, поджидая приотставшего мужчину. Мюррей не обратил на происходившее внимания и прошёл мимо, не останавливаясь, затем он уехал в командировку и отсутствовал в Бостоне более трёх недель. Лишь вернувшись в город и прочитав публикации в местной прессе, он сообразил, что видел жертву преступления.

Мюррей сообщил, что увиденный им мужчина выглядел заметно старше Мэри, у него имелись отчётливые залысины. Симс видел неизвестного преимущественно со спины, поэтому описать его лицо толком не мог, но припомнил, что у мужчины был крупный нос, но не заостренный, а такой, который в Росси принято называть «картошкой». Из одежды в память Мюррею врезались тёмно-синие широкие штаны – это были не джинсы и не классические брюки.

Самое досадное заключалось в том, что свидетель не мог назвать точную дату своей встречи с Мэри Салливан – это могло произойти как 1 января 1964 г., так и 4.

Сообщение Симса Мюррея оказалось важным по двум причинам. Во-первых, из него можно было сделать вывод о наличии среди знакомых убитой девушки некого мужчины заметно старше неё, о котором никто не знал. Во-вторых, очень подозрительным представлялось нежелание этого человека вступить в контакт с правоохранительными органами после того, как все местные средства массовой информации оказались наполнены сообщениями об убийстве Мэри Салливан. Ну, в самом деле, если знакомство с этим мужчиной явилось совершенно случайным, скажем, он был таксистом, подвозившим Мэри, то почему он не поспешил сообщить полицейским о своей встрече с жертвой преступления? Видимо, было нечто такое, что удержало неизвестного от контакта с полицией.

В силу понятных причин внимание правоохранительных органов привлекли многочисленные знакомые Мэри, причём как те, с кем она давно порвала, так и те, с кем отношения поддерживались. Вызвал определенный интерес Натан Уорд, человек, в которого Мэри была долгое время влюблена и связь с которым явилась, пожалуй, самым большим разочарованием в её жизни. Уорд оказался весьма проблемным молодым человеком. Он увлекался марксизмом, маоизмом и троцкизмом, читал популярные брошюрки, развенчивавшие ужасы империализма, и давал их читать Мэри. Родители последней были шокированы теми левацкими взглядами, что прививал их дочери её бойфренд. За год Уорд сменил 4 места работы и везде конфликтовал с начальством и коллегами, т.е. человеком он был неуживчивым, скандальным и амбициозным. Правда, у Уорда на момент убийства оказалось отличное alibi – вторую половину дня 4 января он провёл в большой компании за много десятков километров от Бостона и никак не мог быть на месте преступления. Сообщение об убийстве Мэри застало его на катке с друзьями.

Уорд, оставив компанию, отправился в дом родителей Мэри на Си-стрит в Гианнисе. Мать убитой попросила его стать распорядителем на церемонии прощания, Уорд отказался. Тогда его попросили уйти из дома, что тот и сделал. На следующий день, обдумав сложившуюся ситуацию и, очевидно, сообразив, что его поведение выглядит совсем уж некрасиво, Уорд встретил на улице одну из сестёр Мэри и предложил отвезти её в морг в Бостоне, когда надо будет доставить туда одежду, чтобы подготовить тело к церемонии прощания. Сестра отказалась от его помощи, заявив, что семья справится самостоятельно. Уорд не успокоился и в тот же день встретился с другой сестрой, снова предложив свои услуги. Ему отказали вторично. Уже по одним этим деталям можно составить определенное впечатление о человеке. Остаётся добавить, что как только минули «сороковины» по Мэри Салливан, её бывший дружок женился – произошло это 14 февраля 1964 г.

Хотя довольно быстро стало ясно, что Уорд не мог убить Мэри лично, нельзя было исключать его косвенную вовлеченность в преступление. В этом отношении сильно сбивало с толку следующее обстоятельство: Мэри рассчитывала поздравить Натана с новым годом и купила ему в подарок аскот. А при осмотре места преступления был найден разрезанный на 3 части аскот – он был кем-то выброшен в унитаз, скорее всего, это сделал убийца. Скрытый подтекст этого действия оставался непонятен, поскольку разрезанный аскот был не тем, который Мэри купила в подарок Натану. Понятно, что Мэри не могла разрезать чужой аскот, стало быть, вещь уничтожил убийца.

Зачем он это сделал?

Попытка уничтожить аскот наводила на мысль, что убийца знал о существовании подарка и, разумеется, был осведомлён о существовании самого Натана Уорда. Никто не мог сказать определенно, были ли действия убийцы исполнены скрытого символизма или же он попросту занимался глупостями, рассчитывая сбить полицию со следа?

Остаётся добавить, что подозрения полиции вызывал практически каждый молодой человек, с которым Мэри Салливан общалась в 1962—1963 гг. Кто-то вёл откровенно антиобщественный образ жизни, кто-то успел нарушить закон, кто-то был не до конца откровенен с полицией. Работа по проверке сведений, сообщаемых молодыми людьми, и их alibi растягивалась порой на много дней. Результаты не утешали: некоторых из допрошенных никак не получалось исключить из списка подозреваемых…

Мэри Салливан была похоронена 8 января 1964 г. на своей «малой родине» в Гианнисе. На 40-й день со времени убийства родные и близкие собрались, чтобы помянуть Мэри. Разговор, само собой, коснулся хода расследования и обсуждения деталей, связанных с последними днями жизни убитой. И тут выяснилась интересная деталь: все родственники считали, что Мэри провела новогоднюю ночь в квартире на Чарлз-стрит вместе с Патрисией Делмор и Памелой Паркер, но одна из сестёр убитой неожиданно заявила, что в ту ночь всё было совсем не так! По её словам, Мэри во время последнего телефонного разговора сообщила ей, что приехала 1 января на Чарльз-стрит между 2 и 3 часами ночи и, не застав дома Делмор и Паркер, отправилась в церковь. Ну, в самом деле, не сидеть же на лестничной площадке или в автомашине?

Эта информация позволила по-новому оценить судьбу пропавшего портфеля Мэри с её письмами, открытками и личными вещами. Быть может, никто портфель не похищал – он оказался забыт в храме, и Мэри в суматохе переезда просто-напросто не заметила пропажи?

Предположение казалось разумным и требовало проверки. На следующий день мать и одна из сестёр Мэри отправились в храм Святого Антония, где Мэри Салливан провела несколько часов ночью и ранним утром 1 января. А дальше произошла очень интересная сцена. Женщины представились и сообщили о цели своего визита, их препроводили к настоятелю храма, а тот… неожиданно закатил истерику. Он принялся кричать на женщин, называя их клеветниками и лжесвидетелями, на его крик сбежались служители, обступившие удивленных женщин плотной стеной. Мать Мэри, написавшая впоследствии заявление в полицию, сообщила, что испугалась физической расправы, поскольку священники и храмовые служки выглядели очень воинственно. Женщины поспешно ретировались и направились в полицию, где сообщили об инциденте. Обе являлись убежденными католичками и знали все правила религиозного этикета, по их словам, они не допустили никаких его нарушений. Потому реакция настоятеля храма показалась им очень подозрительной.

Разумеется, детективы посетили церковь и задали все необходимые вопросы. Проверка заявления не принесла никаких сюрпризов, по словам всех служителей в первых числах января никаких забытых вещей в храме не находили, и в новогоднюю ночь никто Мэри Салливан не видел. Она, быть может, и появлялась, но людей в те часы в храме было довольно много, и никто на тихую незнакомую девушку внимания не обратил.

Вот и всё… Портфель Мэри так и не был найден. О судьбе его следствию оставалось только гадать.

Как видим, на первом этапе расследования правоохранительные органы пребывали в уверенности, что убийство Мэри Салливан совершено кем-то из числа её знакомых. И для этой точки зрения имелись серьёзные основания – они изложены выше достаточно подробно. С действиями «Бостонского Душителя» расправа над Мэри напрямую не связывалась. Если говорить совсем точно, то нападение маньяка не исключалось, но при этом делалась оговорка, что тот был Мэри Салливан знаком и проник в квартиру именно под личиной знакомого. В этом смысле очень подозрительным казался таинственный мужчина в синих широких штанах с залысинами, которого видел Симс Мюррей.

Расследование не буксовало, напротив, оно велось деятельно и инициативно. Его главной проблемой являлось то, что все перспективные направления вели в совершенно разные стороны. Одна часть версий случившегося связывала преступление с друзьями Пэтси Делмор и Пэм Паркер. Другая – со старыми и новыми ухажёрами самой Мэри Салливан. Наконец, третья – с нападением «Бостонского Душителя». Тем не менее, расследование отнюдь не выглядело провально, напротив, шансы на успех всё время оставались неплохими. И мы в своём месте ещё скажем несколько слов о том, как продвигался поиск преступника.

Однако очень скоро, в середине января 1964 г. произошли события, повлёкшие за собой далеко идущие последствия и повлиявшие в конечном итоге на результаты расследования убийства Мэри Салливан.

Случилось неожиданное – Генеральный прокурор штата Массачусетс Эдвард Брук лично возглавил войну с таинственным «Фантомом».

Часть IV. Уголовный карнавал

Персональная война Эдварда Брука

Эдвард Брук (Edward William Brooke), Генеральный прокурор штата Массачусетс, являлся человеком необычной судьбы. Родившийся в октябре 1919 г. в негритянской семье среднего класса, он закончил одну из самых престижных школ для афроамериканцев в США – т.н. школу «Данбар» (Dunbar) в Вашингтоне, столице страны. После окончания «Данбара» в 1936 г. Эдвард продолжил учиться – он поступил в «Университет Говарда» в том же Вашингтоне, высшее учебное заведение, в котором получали образование преимущественно чернокожие. Это было время сегрегации, раздельного проживания рас, тогда считалось, что цветное население пользуется во всём теми же правами, что и белое, только реализует их отдельно. Понятно, что практика несколько отличалась от теории и равенство прав существовало только на бумаге, но всё же кое-какие возможности для получения высшего образования у негров тогда имелись. Молодой Эдвард первоначально хотел стать врачом – на этом поприще можно было быстро разбогатеть ввиду хронической нехватки чернокожих врачей, – но затем сфера его интересов переместилась в область социологии и права.

В 1941 г. Эдвард Брук закончил университет и поступил на государственную службу, но в декабре, после нападения японцев на Пёрл-Харбор, завербовался в вооруженные силы. Служил Брук в полностью афроамериканском 366 пехотном полку – сегрегация существовала и в армии! – на офицерских должностях. Полк сначала был расквартирован в штате Массачусетс, затем его перевели в Вирджинию и Индиану. В апреле 1944 г. 366 полк направили в Северную Африку, там военнослужащие были заняты охраной аэродромов и тыла, но с начала ноября воинская часть была переброшена в Италию и приняла участие в боевых действиях. 366 пехотный полк воевал в Италии более 4-х месяцев, в его составе сражался и Эдвард Брук. За проявленное мужество он был отмечен медалью «Бронзовая звезда».

После демобилизации Эдвард решил продолжить образование и стать юристом. Он поступил в Школу права Бостонского университета, на выбор места учёбы повлияло то благоприятное впечатление, которое произвели город Бостон и Массачусетс в целом во время службы Брука в армии. Цветного населения здесь было много меньше, чем в округе Колумбия, где рос Эдвард, а потому белые в своём большинстве были настроены куда терпимее.

С начала 1950-х гг. Брук, вступивший в Республиканскую партию, стал делать политическую карьеру. Он несколько раз выставлялся на различных региональных выборах, правда, все выборы проиграл, но обратил на себя внимание губернатора штата Джона Вольпе. Брук был позитивным человеком и всегда выступал за сотрудничество представителей разных рас на благо общества, никаких неосторожных деклараций от него никто никогда не слышал. Губернатор сумел добиться назначения Брука на должность председателя Финансовой комиссии администрации Бостона – это было своего рода городское казначейство. В этой должности Брук проявил себя с лучшей стороны – энергичным, работоспособным, честным. Комиссия под его руководством работала, как часы.

Эдварду в 1960 г. было предложено баллотироваться на выборную должность Генерального прокурора штата Массачусетс. Это было неслыханное для США дело – никогда прежде в истории страны небелый не занимал должность такого уровня. Наверное, в тот год над головой Брука каким-то удивительным образом сошлись звёзды, потому что его поддержали практически все основные местные политические силы, и чёрный кандидат победил на выборах в одном из самых белых регионов Америки. В должность Эдвард вступил 3 января 1963 г. – ему шёл 44-й год, и впереди рисовалась захватывающая дух политическая карьера. Государственная элита сознавала необходимость перемен, поскольку проблемы сегрегации грозили очень серьёзными осложнениями уже в ближайшем будущем. Автор не видит большого смысла в том, чтобы пересказывать историю «Чёрных пантер» и острого противостояния на почве расовой нетерпимости в США – все желающие разобраться в упомянутых вопросах могут это сделать самостоятельно, – но в контексте биографии Брука необходимо отметить, что Эдвард в этой обстановке получал замечательные перспективы для роста.

Чернокожий политик, выступающий за мирное сосуществование рас, за торжество Закона и уважение прав меньшинств, выгодно отличался от негритянских лидеров той поры. Эдвард Брук мог пойти очень далеко и стать политиком федерального уровня, но… при соблюдении одного условия – в той обстановке он не имел права ошибаться.

На девятый день со времени убийства Мэри Салливан Генеральный прокурор штата выступил по местному телевидению с важным заявлением. Он кратко упомянул об убийствах одиноких женщин, потрясших Бостон в последнее время, и заявил, что необычная ситуация требует необычных решений. После столь многозначительной преамбулы Генеральный прокурор сообщил населению о принятом им решении создать специальную группу со всеми необходимыми полномочиями, перед которой будет поставлена задача изучить все накопленные данные и расследовать совершенные преступления.

Эдвард Брук. До того, как на американском политическом Олимпе появился Барак Обама, Брука можно было с полным основанием считать самым выдающимся чернокожим политиком Соединенных Штатов.

Формулировки, употребленные Генеральным прокурором в его заявлении средствам массовой информации, были довольно расплывчаты и допускали многозначное толкование. Непонятно было, о каком числе убийств ведётся речь и по какому принципу различные преступления объединены в единую группу. Хотя подавляющее число журналистов верило в существование «Фантома», правоохранительные органы даже после убийства Мэри Салливан продолжали настаивать на том, что нет оснований приписывать все случаи удушения женщин одному преступнику. Заявление Генерального прокурора Брукса вступало в прямое противоречие тому, что начальник Отдела расследования убийств BPD Донован говорил журналистам буквально накануне!

Как относиться к взаимоисключающим заявлениям руководящих работников? Или же никакого противоречия в их словах нет?

Решение Генерального прокурора штата лично вмешаться в расследование убийств женщин в Бостоне и пригородах выглядит, по крайней мере на первый взгляд, до некоторой степени странно. Всё-таки обязанности главного прокурора крупного региона лежат несколько в иной плоскости – он организует осуществление Правосудия, но не пытается вершить его. Однако популизм Эдварда Брука, решившего подключить к расследованию убийств «Бостонского душителя» ресурсы Генеральной прокуратуры, находит моментальное объяснение, если мы примем во внимание политические амбиции молодого главы ведомства.

Бруку был нужен успех! Лично для него! Он должен был войти в историю штата и страны не только как первый чернокожий Генеральный прокурор, но именно как успешный Генеральный прокурор. Чтобы спустя десятилетия новые поколения американцев, читая историю «Бостонского Душителя», понимали, что успешное разоблачение стало возможно только потому, что за дело взялся лично мистер Брук. Лучшие детективы пытались полтора года расследовать дело без него – ничего у них не получалось, а мистер Брук твёрдой рукой взялся за дело – и всё сразу выяснилось! Такой довод объясняет в мотивации Брука если не всё, то многое.

Работу по расследованию Генеральный прокурор поручил Джону Боттомли (John S. Bottomly), своему подчиненному, возглавлявшему в составе Генеральной прокуратуры Отдел особых территорий (Eminent Domain Division, сокр. EDD). «Особыми территориями» назывались участки земли, в которых власти штата нуждались для осуществления крупных инфраструктурных проектов, скажем, прокладки дорог или строительства аэропортов. Поскольку владельцы востребованных земельных участков очень часто отказывались их продавать, рассчитывая на дальнейший рост стоимости, либо заламывали совершенно немыслимую цену, EDD занимался тем, что судился с земельными собственниками, вынуждая согласиться на условия штата. Боттомли по своей натуре был сутяга, «бумажная» душа в самой гадкой своей ипостаси, крючкотвор и демагог. Всего за 1 год работы возглавляемый им отдел, состоявший из 44 юристов, выиграл 1 тысячу судебных тяжб, некоторые из которых тянулись по 9—10 лет. Боттомли великолепно знал коммерческое право и заваливал своих оппонентов массой сопутствующих претензий, например, оспаривал правильность межевания границ, законность наследования, правильность исчисления налогов за предыдущие годы и т. п. Люди просто отказывались продолжать суд ввиду разорительности всех тех экспертиз и процедур, что им грозили в случае продолжения сопротивления.

Джон Боттомли на своём посту был эффективен в той степени, в какой миксер эффективен для сбивания коктейлей. Однако необходимо отметить, что хотя он и закончил Гарвардскую школу права, тем не менее ему никогда не доводилось расследовать уголовные преступления. Его юридическая специализация, как сказано выше, касалась только финансового и коммерческого права. За все годы профессиональной карьеры он не допросил ни одного обвиняемого и ни разу не разговаривал с настоящим сумасшедшим.

Джон Боттомли. Фотография сделана в апреле 1958 г. К январю 1964 г Джон немного постарел, но жизнерадостности своей не утратил. Он всегда производил впечатление человека, довольного собою и идущего к успеху, эдакого живчика, знающего что почём в этом мире.

Строго говоря, он был совершенно непригоден для работы на посту руководителя специальной группы по розыску «Фантома».

И это обстоятельство заставляло всех, кто пытался разобраться в событиях того времени, задаться вопросом: а почему вообще состоялось это назначение? Ответ, быть может, покажется кому-то парадоксальным, но здравое зерно в нём, безусловно, присутствует. Боттомли во всех смыслах являлся антагонистом Брука, и последний назначил его, исходя из того, что тот провалит порученное дело и явится идеальным «козлом отпущения».

Любой аппаратный работник знает, что есть должности, на которые лучше не попадать. Они сулят до поры почёт, формальное уважение и властный ресурс, но работа, которую придётся выполнять, столь сложна и необъятна, что провал почти неизбежен. Назначение на такую должность почти всегда было равносильно концу карьеры, хотя формально такое назначение являлось повышением и выражением доверия руководства. В России такие должности прежде называли «расстрельными», и в сталинские времена расстрел за провал работы мог последовать вполне настоящий.

Родившийся в 1921 г. Джон Боттомли происходил из очень богатой и влиятельной семьи, чьи предки жили в Новой Англии ещё со времён существования британской колонии. В США, где сословий и знати в традиционном понимании не существует, для обозначения таких семей пользуются эвфемизмом «старые деньги». Понятием же «новые деньги» обозначают нуворишей, сколотивших состояния совсем недавно, на протяжении одного-двух предшествующих поколений. Предки и родственники Боттомли не занимались бизнесом, они всегда служили возле денег – были мэрами городов, шерифами, судьями, деканами факультетов университетов и пр. Роберт Боттомли, отец Джона, был не только одним из самых высокооплачиваемых адвокатов Бостона, но и крупным руководителем в региональном отделении Республиканской партии. Достаточно сказать, что именно Роберт Боттомли в 1913 г. возглавил компанию против Джона Кеннеди, деда будущего президента США, в результате которой тот не смог переизбраться на пост мэра Бостона, что предрешило окончание его политической карьеры.

Понятно, что Джон Боттомли, выходец из богатой и влиятельной семьи, имел прекрасный жизненный план, обусловленный самим фактом рождения. Ему, в отличие от Эдварда Брука, ни о чём не надо было беспокоиться и даже особенно напрягаться. Во время Второй Мировой войны он тоже служил в армии, как и Брук, с той только разницей, что продлилась его служба немногим более полугода и проходила она полностью на континентальной части США.

Джон был белым элитарием, одним из тех, чьи предки создавали и поддерживали сегрегацию, и чернокожий Брук просто не мог относиться к нему хорошо. Тем более, что Боттомли показал себя очень успешным руководителем EDD. У него имелись большие связи и большие амбиции, кто знает, куда они способны были его завести? Такой подчиненный может быть опаснее открытого врага. Поэтому когда Генеральный прокурор Массачусетса надумал объявить свой крестовый поход против «Фантома», он решился на парадоксальное, но внутренне очень логичное назначение – пусть розыском убийцы займётся тот, кого ничуть не жаль, кто сломает себе на этом шею, точнее, карьеру. Ход рассуждений Генерального прокурора вполне понятен: если Боттомли поймает преступника, то успех всё равно будут связывать с Бруком, ведь именно он заварил всю эту кашу! А если Боттомли никого не поймает, то Генеральный прокурор всегда сможет умыть руки и свалить вину на бестолкового подчиненного, дескать, хотел как лучше, но с эдакими работниками…

Кроме того, хороший администратор знает, что любой процесс хорош уже тем, что он длится! К началу 1964 г. перед Эдвардом Бруком уже замаячила перспектива выдвижения в Сенат США. Он мог стать первым чернокожим, прошедшим в парламент страны (и в январе 1967 г. он станет таковым!). Ловить «Бостонского Душителя» можно годами, и даже отсутствие явного успеха можно с толком использовать в избирательной компании – это всего лишь вопрос личной харизмы и способностей имиджмейкеров.

Так что весомые резоны для назначения Боттомли имелись. Вопрос в том, понимал ли сам Боттомли, в какую канитель его вовлекают? Наверное, понимал, человеком он был далеко неглупым и правила аппаратной игры усвоил давно. Почему не отказался от дела ему совершенно незнакомого, сказать сейчас сложно, вполне возможно, считал, что розыск убийцы ему по плечу. В конце концов, он не собирался заниматься этим в одиночку и свои функции видел не в детективной работе, а сугубо в административной. Созданную группу назвали таинственно и многозначительно – Бюро «Душитель» (Strangler Bureau). Название это, разумеется, было неофициальным, но понравилось всем и прижилось.

Боттомли попросил у Генерального прокурора хотя бы на первое время карт-бланш, то есть возможность действовать так, как он, Боттомли, считает нужным. Ну и, само собой, возможность привлекать все ресурсы, какие посчитает необходимым. Эдвард Брук во всём пошёл ему навстречу, что, кстати, тоже отлично соответствует тактике аппаратной игры, которая выражается хитроумной формулой «предоставь дураку полную свободу, и он задушится собственным поводком».

Брук разрешил Боттомли приглашать в состав команды всякого, кого тот сочтёт необходимым, а также обращаться за содействием к любым экспертам и ведомствам. Бюро «Душитель» получило необходимое финансирование, властные полномочия и расположилось в статусных помещениях на втором этаже административного здания, занимаемого Генеральной прокуратурой штата.

Кого же привлёк к работе Джон Боттомли? Непосредственно аналитической работой должен был заняться Майл Каллинейн (Michael Cullinane), капитан полиции штата, который привлёк себе в помощь детективов бостонской полиции Филлипа ДиНатале (Phil DiNatale) и Джеймса Меллона (James Mellon). В состав Бюро был включен начальник Отдела расследования убийств BPD Лйтенант Джон Донован, но это назначение во многом было формально, поскольку всем было ясно, что лейтенант не может оставить своё основное место работы. Донован вообще отнёсся к созданию Бюро «Душитель» с большим скепсисом и не ждал от этой инициативы никакого практического результата. Помимо упомянутых персон, в состав группы с самого начала входил сотрудник службы прокурора округа Эссекс Эндрю Туни (Andrew Tuney), в прошлом лейтенант полиции и очень толковый сыщик. Боттомли был знаком с Туни много лет и глубоко ценил его полицейский нюх, хотя, честно говоря, никаких дел с ним никогда не имел и судил о его профессиональных качествах с чужих слов.

Спустя два с половиной месяца группа пополнилась ещё одним полицейским – откомандированным в Бостон детективом столичной полиции Стивом Дилейни (Steve Delaney). Кто-то рекомендовал его Боттомли как очень знающего специалиста по расследованию убийств. Также группа активно привлекала для консультирования самый широкий круг специалистов – графологов, психологов, судебных медиков, гипнотизёров и т.п., некоторых из них мы по мере необходимости будем упоминать. Но в целом Бюро «Душитель» представляло собой группу из 4—5 детективов, подчинявшихся Боттомли, которые внимательно изучали следственные материалы и генерировали идеи.

Начал Боттомли с того, что обязал переслать в распоряжение возглавляемого им Бюро копии всех документов, добытых в ходе расследования убийств, связанных с удушением женщин в Бостоне и пригородах, совершенных с лета 1962 г. включительно. Требование касалось всех без исключения документов, даже страниц из тактических блокнотов обычных патрульных, которые участвовали в оцеплениях, опросах местных жителей или прочесываниях местности. Это было очень странное распоряжение, поскольку требовало большой и в значительной степени бессмысленной работы. Отдельные полицейские службы попытались увильнуть от исполнения приказа Боттомли. Полицейские из Салема предприняли попытку убедить его в том, что убийство Эвелин Корбин, произошедшее 8 сентября 1963 г., никак не связано с преступлениями «Бостонского Душителя», и имя настоящего преступника, Роберта Кемпбелла, им уже известно. Аналогично действовали представители полиции Кембриджа, попытавшиеся доказать, что убийство Беверли Саманс никак не соотносится с действиями «Фантома», поскольку жертву вообще не душили, а истыкали ножом. Но Боттомли был непреклонен. И потому в шести полицейских департаментах и трёх окружных прокуратурах сотрудники засели за копирование всех затребованных бумаг.