Текст книги "Серьезные игры"

*****

Прийти опять сильно захотелось уже назавтра, что тоже было удивительно: обычно разрядки, как Гуров именовал про себя визиты к проституткам, хватало на несколько дней. Однако был в судьбе Гурова неприятный опыт: лет в тридцать пять он чуть было не стал алкоголиком. С тех пор старался придерживаться житейского правила: если что-то тебя очень притягивает – постарайся сделать паузу. На всякий случай.

Паузу он смог затянуть на четыре дня. Когда на четвертый день вечером набирал номер Кати, поймал себя на том, что волнуется – ну, примерно, как лет тридцать назад волновался, назначая первые в своей жизни свидания.

Катя узнала его сразу. Голос ее был нейтрально-приветлив, что называется, профессионален – что почему-то Гурова неприятно покоробило. Впрочем, она согласилась принять его немедленно.

Первые минуты встречи были такими же натянутыми, как и телефонный разговор, – Катя с небольшими вариациями прокручивала дубль их первой встречи: профессиональная очаровательная улыбка, профессионально любезно поблагодарила, что пришел, профессионально восхитилась чудными лилиями. Они сели в гостиной выпить вина…

…А потом Катя наклонилась к нему, взяла за руку и неожиданно спросила:

– Сережа, извини за некорректный вопрос, – почему ты не пришел раньше?

– Боялся, – честно ответил Гуров.

– Чего?! – удивилась она

– Зависимости – мне с тобой слишком хорошо.

– И это, сударь, по-вашему, извинительная причина, чтобы девушка ждала, страдала и практически выплакала себе единственные глаза? Благородно ли это с вашей стороны?

– Правда ждала и страдала?

Катя тяжело вздохнула, встала, подняв за собой Гурова, жарко прошептала ему на ухо «Честное благородное слово!», мягкой подсечкой уложила на ковер и стала сдирать с него брюки.

– А душ? – ляпнул Гуров, удивившись такому повороту, а заодно и нарушению стандартного для проституток и привычного для него распорядка.

– Душ еще надо заработать!

*****

– А тебе обязательно нужно уходить, Сереж? Я по тебе соскучилась. Если ты женат, может, как-нибудь отмажешься у жены? Денег никаких не надо. Вообще, кстати, деньги из наших отношений исключаются.

– Я старый холостяк и уходить мне никуда не нужно. Но не уверен, что тебе будет со мной комфортно, – может, я храплю или лягаюсь. Я уже лет десять ни с кем не спал.

– А почему?

– Ни с кем, кроме тебя, солнышко, судьба не сводила последние годы, чтобы хотелось спать вместе.

– Вы льстец.

– Отнюдь, сударыня!

– Серенький, ты меня заинтриговал знанием Пушкина. Откуда у тебя такая фишка?

– Просто люблю стихи. Девятнадцатый век меньше, просто кое-что помню обрывочно. В основном читаю иногда более современных.

– Почитай что-нибудь, если не внапряг.

– Ну, честно предупреждаю, что читаю плохо, как все любители – с унылым подвыванием:

 
Вначале он сыграл мне вещь для арфы,
Прозрачную капель в начале марта.
И лишь в басах гортанная гитарность
плыла, как горький дым от старых листьев,
сжигаемых к исходу сентября.
Потом он показал мне, как гитара
Умеет быть истошной балалайкой,
томительно хмельной и безнадежной.
И эхо – глуховатая гитарность —
поддакивало, что среди веселых
есть на пиру всегда один печальный.
И я завидовал его гитаре,
поскольку сам бываю инструментом,
то – арфой своенравного Эола,
или чужим рукам послушной балалайкой.
И не могу позволить себе роскошь,
играя эти роли, оставаться
самим собой44
  Стихотворение автора.


[Закрыть].
 

*****

Назавтра Гуров позвонил Кате как-то почти автоматически. Причем утром даже не было разговора о встрече – просто нежно расцеловались, она была сонная и собиралась досыпать.

Вечер они на это раз закончили в его квартире. Он уже не удивился, когда Катя зарылась в книги, со странной нежностью перелистывая разрозненные томики Марксова издания Чехова. Между делом Катя узнала фамилию Гурова – и он опять уже не удивился, когда она, задумчиво глядя на него, процитировала на память из «Дамы с собачкой»: «В его наружности, в характере, во всей его натуре было что-то привлекательное, неуловимое, что располагало к нему женщин, манило их».

– К сожалению, явно не про меня, – усмехнулся Гуров. – Иначе вряд ли я ходил бы по девочкам.

– Думаю, – сказала Катя, – лет до сорока ты предпочитал обычные отношения с женщинами, и получалось у тебя не намного хуже, чем у чеховского Гурова. Но ты скучлив и уже привык к холостяцкой жизни, с профессионалками тебе стало проще и удобнее.

И опять Гуров уже не удивился точности диагноза.

Потом Кате надоело возиться с книгами, и она переключилась на него. Момента этого Гуров ждал с напряжением – к вечеру почувствовал, что после прошлого бурного вечера вряд ли на что-нибудь будет способен. И Катя тут же это напряжение почувствовала.

– Серый, – театральным шепотом спросила она, – что ты мнешся? В шкафу другая телка? Так будет классная групповуха!

Гуров засмеялся.

– Ну, видишь, все пучком! – Катя замерла на секунду, как будто к чему-то прислушиваясь. И мягко изменила тон, уже вполне платонически поглаживая ему живот:

– А может, давай просто ляжем спать? Я что-то мартини перебрала. Но девочке стишок на ночь, а?

– Ну, вот тебе немножко мистики на сон грядущий:

 
Знаешь, все-таки я верю,
что не разорвалась нить,
и за этой черной дверью,
пусть не скоро, но однажды
доведется повстречаться
и друг друга различить.
И загадывать не будем,
кем предстанем друг пред другом.
Самый странный маскарад
не мешал нам в этой жизни —
и опять не помешает,
если боги, карма, чудо
нас с тобой соединят55
  Стихотворение автора.


[Закрыть].
 

– Интересно, – задумчиво сказала Катя, – сможем ли мы с тобой встретиться после смерти.

– Почему же нет? – легкомысленно удивился Гуров, – Дело-то как бы нехитрое: держись за нить – и все.

– Такая морока может быть с этими нитями, – усмехнулась Катя. – Много их бывает, да и как бы не расползлись в руках.

– Дама изволит философствовать? – почтительно поинтересовался Гуров.

– Типа того.

*****

За ночь Гуров вполне восстановился, и утро они провели замечательно. После чего Катя заявила, что они честно заслужили мороженое, которое и нашли без особого труда, устроившись в закутке пустынной открытой верандочки на крыше все того же японского ресторанчика.

– Ну, что, Сереж, – сказала Катя, смачно облизываясь, – ты наверняка нашел в моем поведении массу несответствий легенде молоденькой проституточки.

– И что? – спросил Гуров.

– Серый, не выпендривайся. Есть вопросы – задавай.

– Ты знаешь, я без крайней необходимости не занимаюсь проверкой близких людей на вшивость. Сочтешь целесообразным – сама расскажешь все, что мне стоит знать.

– Ну ни фига ж себе, мужик-то – кремень! – восхитилась Катя. – Извини – я некорректно построила разговор. Давай по-другому: что в наших с тобой отношениях вызывает у тебя тревогу или удивление?

– Ну, окей, – согласился Гуров. – Если честно, меня посещало подозрение, не пытается ли кто-то посредством тебя чего-то от меня добиться. Все-таки наша с тобой идиллия выглядит странно. Очаровательная юная путана в течение недели очертя голову западает на совершенно рядового немолодого клиента, отнюдь не олигарха. Абсолютно плюя на других клиентов и бесплатно проводя с объектом страсти ночи напролет. В моей жизни были два отдаленно похожих случая – отказывались от денег, но все-таки не от других клиентов. И развивалось все гораздо дольше, а я был значительно моложе и перспективнее как возможный муж.

– Да ты что, – заинтересовалась Катя, – в натуре отказывались брать бабульки?

– В самой натуральной натуре.

– И что было дальше?

– Да ничего особенного. Встречались некоторое время.

– Поня-атно. Ну, ты крутой перец, не я одна такая дура.

Гуров несколько раздраженно передернул плечами.

– Сереж, не сердись, – попросила Катя. – Я ж просто прикалываюсь.

– Дальше. Смущают меня совершенно непривычные ощущения, которые я с тобой испытываю при оргазме.

– Вроде вибрации? – уточнила Катя.

– Да. В рамках версии «Катя-агент» это может быть какая-нибудь воздействующая на меня хитрая хрень. А то, как ты иногда быстро двигаешься, у меня вызывает ассоциации… э-э… с каратэ, ниндзя – ну, чем-нибудь таким. Правда, получается, что агент ты глупый до невозможности, поскольку все эпизоды сильно бросаются в глаза.

– Тут я совершенно с тобой расслабилась, – кивнула Катя.

– Наконец, твой лексикон. Даже в самом начале, когда я был совсем невнимательный, какие-то вещи цепляли. Помнишь, что ты ответила, когда я предложил выпить на брудершафт?

– Ну… согласилась, – пожала плечами Катя.

– Ты сказала, что тебе давно не приходилось ПИТЬ БРУДЕРШАФТ. Не НА брудершафт, а ПРОСТО БРУДЕРШАФТ. Я никогда не слыхал, чтобы так говорили, но вспомнил, что, кажется, встречал это у Чехова или Куприна. Ну, рассуждения о музыкальности раннего Пушкина ты, допустим, могла где-то подцепить. Но тоже – в образ нормальной современной девицы не лезут. Плюс вообще возрастная психология. Проститутки, конечно, психологически заметно старше большинства своих сверстниц – но ты просто из ряда вон: такая же взрослая, как и я. А может, – подумав, хмыкнул Гуров, – и взрослее.

– Ты внимательный, – задумчиво сказала Катя.

– Вот такие непонятки, как теперь говорят, – подытожил Гуров. – При этом совершенно не понимаю, что и кому может быть нужно от меня – скромного консультанта по маркетингу с клиентами из среднего бизнеса.

Катя взяла руку Гурова, прикрыв глаза, потерлась о нее щекой.

– Сережа, я боюсь объяснять тебе ситуацию, потому что, весьма вероятно, отношения наши на этом закончатся. Но не объяснять тоже нельзя. Верно?

– Не знаю, Катюш. Мне объяснения не обязательны. По крайней мере, пока я не приду к отчетливому подозрению, что меня пытаются использовать.

– Весьма ценю благородство вашей души, сударь. Но опасаюсь, что умолчания отравят наши отношения. – Катя невесело усмехнулась. – Эк меня от волнения с лексиконом-то корежит, а? Слушай, давай водки выпьем? Только не японской этой штуки, а нормальной водки.

Гуров подозвал официанта. Русской водки не было, но Катю вполне устроила «Финляндия». К удивлению Гурова, она попросила принести бутылку и не рюмки, а бокалы. И предложила:

– Давай по «стописят»?

– Ну, давай, хотя давненько, этак с советских времен не употреблял такими порциями, – улыбнулся Гуров.

– А уж как я давненько, – пробормотала Катя, по-мужски, не передернувшись, выцедила водку и закусила сушкой, обильно вымоченной в соевом соусе.

Потом опять взяла Гурова за руку, глубоко вздохнула и сказала.

– В общем, Сережа, отвечая на твой главный вопрос: мне от тебя, кроме тебя лично, ничего не нужно. Встретились мы совершенно случайно. Но маленькая проблемка наших с тобой отношений состоит в том, что я не настоящий человек, а андроид инопланетян. На Земле выполняю исследовательскую работу.

Гуров медленно поднял голову вверх и минуту-другую, слегка кивая головой, сосредоточенно размышлял. Потом встряхнулся, посмотрел Кате в глаза, улыбнулся и сказал:

– Ну, с моей точки зрения довольно убедительно. А можно уточняющие вопросы?

Над столом на пару секунд повисло молчание. А потом Катя разрыдалась, уткнувшись лицом в руку Гурова. Тот огляделся – их закуток верандочки был по-прежнему пуст. Тогда Гуров обошел вокруг столика и посадил Катю себе на колени.

– Ну, солнышко, все будет хорошо, а потом еще лучше… Будешь реветь – не дадут больше ни водки, ни закуски и выгонят… И вообще, почему ты ревешь?

Катя уткнулась ему в грудь, и пролепетала, заикаясь от рыданий:

– По-потому, что ты мне по-поверил и не принял за психа… И я те-тебе не противна… А я, сука по-поганая, испо-пользовала встроенный в меня де-детектор лжи…

И зарыдала еще горше.

– Слушай, – спросил Гуров, – может, мы тогда переместимся ко мне, чтобы обеспечить себе свободу выражения чувств и мыслей? О, блин! Поднабрался от тебя, в жизни ведь так не изъяснялся. Может, твоей побочной функцией является улучшение манер аборигенов? От сексуальных до, извиняюсь за выражение, коммуникационных?

– Не сме-меши ме-меня!

– Почему?

– Не-не знаю!

– Как не знаешь? Может, ты сломалась?

– Мо-может быть…

– А потеря чувства юмора является признаком серьезной поломки?

Катя хрюкнула.

– То-точно не знаю. Ладно, Серый, истерику ты у меня сбил, но все равно поехали домой.

*****

Пока ехали, Катя, вроде бы, успокоилась. Но дома заставила Гурова тут же, не раздеваясь, лечь на кровать, тесно прижалась к нему и попросила:

– Давай чуть-чуть полежим.

И еще несколько минут тихонько плакала Гурову куда-то в подмышку.

Потом вздохнула, отстранилась.

– Ну, вот. Просто не помню, когда в последний раз плакала, – и вдруг такая сырость… Я, кстати, еще эмпат, слышу эмоции. Спрашивай, я же чувствую, что тебе безумно интересно.

– Давай-ка, вот что уточним. Если ваша миссия на Земле засекречена, как же ты можешь отвечать на мои вопросы?

– А мне это не запрещено. Не исключаю, что такая утечка информации почему-то даже может быть полезной. Не знаю, никогда никому ничего не рассказывала, ты первый. Но, думаю, доказать на основе имеющейся у меня информации, что ты не псих или не приколист-мистификатор, – невозможно.

– То есть, то, что ты, извини, сделана, необнаруживаемо?

– Да, думаю, мои особенности – например, память, быстрота, эмпатия, детектор лжи, я не беременею, почти не болею – на нынешнем уровне аборигенной… э-э… извини, человеческой науки, видимо, невозможно однозначно определить как искусственные.

– Да ничего обидного в слове «абориген» я не вижу. А твое оборудование? Знания?

– Не имею никакого внеземного оборудования и существенных знаний о нем. Не знаю никакой информации, которая бы позволила надежно доказать мое внеземное происхождение.

– Но ведь ты работаешь в рамках какой-то теории, которую из тебя можно, что-то заподозрив, вытрясти?

– Ну, в любой момент мне можно дистанционно почистить мозги или даже ликвидировать меня. Но сомневаюсь, что из меня вообще можно вытрясти что-то существенное. Я простой полевой социолог, специализирующийся на сексуальном поведении аборигенов. Методика, в рамках которой я работаю, ничего особенно оригинального собой не представляет.

– Вспомнил насчет лексикона – а сколько, извини, тебе лет?

– Боюсь, – вздохнула Катя, – что это не будет полезно для наших отношений, но куда деваться… Мне около 620 лет.

– Ну ни… Извиняюсь, ма… Вы кто, мадам или мадмуазель?

– Несколько раз была замужем, – грустновато сказала Катя. – Правда, всегда фиктивно – когда было нужно для дела. Так что сам решай, мадам я или мадмуазель…

– Слушай, вопрос, конечно, дурацкий, – а Пушкина ты видела?

Катя хихикнула.

– Не то слово.

– В смысле?

– Помнишь старый анекдот. Один мужик другому жалуется: «Достала меня эта девка» – «Ну, так проигнорируй ее» – «Да уже два раза – не помогает». Ну, вот примерно так у меня было с Александром Сергеичем. Мне было чисто по-дамски интересно – блестящий поэт! А он как человек с большинством женщин был, видимо, типичный сексуальный коллекционер. По крайней мере, в свои двадцать с небольшим лет, когда я его знала. Проигнорировал меня пару раз, по его понятиям, довольно старательно, хотя с тобой, кстати, не сравнить, да и побежал дальше, по следующим дамам, девам и девкам.

Гуров хмыкнул.

– Стихи хоть читал?

– Ты знаешь, стыдно признаться, я его, видать, не впечатлила. Читал что-то, но совершенно по обязанности – мямлил, сбивался, увиливал… Эй, Серега, – рассмеялась Катя, – мой барометр показывает, что ты приревновал к солнцу поэзии! Двести лет без малого прошло!

– А что такое, – пробурчал Гуров, – ревновать – это плохо или стыдно?

– Сережа, милый, я ведь сама тебя зверски ревновала четыре дня к гипотетическим девкам, поскольку стереотип ходока по девкам у тебя был очень выражен. Причем первый день не могла понять, что со мной происходит, потому что вообще незнакома была с этим чувством. И смех, и грех: с каким-то клиентом механически трахаюсь – и про тебя думаю и ревную! Ладно, все, закрыли тему, чувствую, просто Отелло ты стал.

– Давай-ка лучше проясним, что у нас с тобой за странные вибрации возникают в самые интересные моменты?

– Понимаешь, если по аналогии с компьютером, то во мне сидит специфический «софт» одной расы: интуитивные техники психологического анализа. Видимо, в нем оказался невычищен кусок, связанный со стороной их жизни, аналогичной сексу. И на мой оргазм накладываются дополнительные, божественно неописуемые ощущения. У них это коллективно и напоминает совместную экстатическую молитву очень верующих людей. Правда, в силу несовпадения физиологии меня слегка корежит.

– До меня у тебя такого не было?

– Никогда ничего подобного. То ли у нас с тобой возникает какой-то, типа, резонанс? То ли ты почему-то ментально взаимодействуешь с этим «софтом»? Разбираться боюсь. У меня хорошие отношения с начальством, и я постараюсь сменить тематику. Как ты, наверное, догадываешься, после встречи с тобой функции проститутки-исследовательницы я выполнять не хочу.

Гуров молча поцеловал Катю.

– Я поинтересовалась расой, из которой происходит этот, так сказать, софт, – продолжала Катя. – Информации мало – но, возможно, наши с тобой отношения могут интерпретироваться ими то ли как прелюбодеяние, если можно так выразиться, в масштабах расы, то ли как кощунство.

– Честно говоря, звучит, как бред – в смысле интерпретации как прелюбодеяния или кощунства.

– Очень надеюсь, что так и есть.

– А можешь про них рассказать?

Катя помолчала.

– Не стоит, Сереж. У них очень чуждый облик и образ жизни, не хочу, чтобы ассоциировалось со мной.

– Как скажешь.

*****

Через несколько дней, перед тем, как поехать в театр, Гуров с Катей сидели в ее квартире и пили чай – Катя приучала его к хорошему китайскому чаю. Вдруг щелкнул замок – Катя удивленно повернула голову – и в квартиру зашли двое мужчин примерно возраста Гурова.

– Добрый день, господа, – поздоровался один из них, слегка похожий на кавказца трудноопределимой национальности. Второй, с нейтрально европейской внешностью, молча слегка поклонился. – Прошу прощения за вторжение, но мы здесь официально по по важным… э-э… аспектам межрасовых взаимоотношений. Моя фамилия Иванов, а моего коллегу можно называть… э-э… ну, хотя бы господином Петровым. В его облике здесь персонифицирована раса… э-э…, интересы которой затронуты.

Гуров посмотрел на Катю. Она внимательно слушала, заметно побледнев.

– Прежде всего, – продолжал Иванов, – прошу Катерину подтвердить, что она идентифицирует меня как известную ей и… э-э… облаченную определенными полномочиями личность.

Катя откашлялась и, кивнув, тихо сказала:

– Да, Юрий Петрович, подтверждаю.

– Далее, я фиксирую свое заключение, – сказал Иванов, – что господин Гуров не был в достаточной мере осведомлен о том, что его взаимоотношения с вами могли затронуть чьи-либо интересы. Нет ли возражений или дополнений?

Катя кивнула.

– Я согласна.

– Соответственно, господину Гурову не могут быть предъявлены какие-либо обвинения и он не может нести какой-либо ответственности, – и Иванов вопросительно посмотрел на «Петрова».

– Согласие подтверждается, – сказал «Петров» с легким акцентом.

– Тогда, – констатировал Иванов, – дальнейшее не требует присутствия господина Гурова.

И он посмотрел на Катю. «Петров» отвернулся и стал смотреть в окно.

– Иди, Сережа, – сказала Катя, грустно глядя ему в глаза. – Это внутренние разборки.

– Нет, – жестко ответил Гуров, – никаких разборок с тобой без моего участия не будет.

И спросил у Иванова:

– Насколько я понимаю, апеллировать куда-либо по поводу ваших действий бессмысленно?

Иванов медленно кивнул.

– Правильно. Дело находится вне компетенции вашей цивилизации и мы… э-э… последняя инстанция.

– Могу ли я уточнить, какие… перспективы?

Иванов замялся и покачал головой.

– Я не уполномочен отвечать на Ваши вопросы по данному делу, поскольку вы не его официальный участник.

– Но ведь Катерина гражданка России, у нее есть соответствующие права…

Иванов опять покачал головой:

– Сергей Александрович, еще раз повторю: дело находится абсолютно вне компетенции вашей цивилизации.

– А примете ли вы мое заявление, что я считаю Катерину своей женой и хочу разделить с ней любую ответственность за любые аспекты наших взаимоотношений?

– Сергей, немедленно прекрати! – воскликнула Катя.

Иванов, удивленно подняв брови, покосился на «Петрова» и мягко, увещевающе сказал:

– Сергей Александрович, я бы вам не рекомендовал, так сказать, не зная брода, соваться в воду.

– Тогда тем более, – начал Гуров, – я требую…

В этот момент Катя бросилась на «Петрова». Тот что-то откуда-то выхватил, раздался негромкий щелчок и Катя упала к его ногам. Из-под тела ее показалась и стала расширяться темно-красная лужица. Гуров на подгибающихся ногах подошел к Кате – и тут голова у него закружилась, в ней что-то болезненно напряглось и он потерял сознание.