Текст книги "Убийство с хеппи-эндом"

Володя пришел в назначенный мною срок, по правилам этикета принес шампанское, конфеты и цветы. Ужин прошел скомканно, ему не терпелось затащить меня в кровать. Я не стала ломаться, быстро дала себя уговорить. Это был просто секс, без нежностей и лишних эмоций. Я почему-то будила в нем самые низменные инстинкты. Он безжалостно терзал меня, упивался своей властью. Как же! Он с преподавателем может делать, что хочет. Но я мужественно снесла его оскорбительное поведение. Он ушел утром, даже не взглянув на меня и не попрощавшись. На другое отношение я не рассчитывала, поэтому постаралась не обидеться. Думаю, он потом всем рассказывал, что переспал со мной. Но меня это мало волновало, да и вряд ли ему поверили, я вела себя как ни в чем не бывало. Главное, что поставленная цель была достигнута, и мои страдания в ту ночь были вознаграждены.

– А что это была за цель? Хотелось узнать, каково в постели со студентом? – не удержалась я от колкости.

– Нет, конечно. Мне нужно было забеременеть, и это произошло.

Я чуть не рухнула со стула. Вот это да! Выдержка покинула меня.

– Как забеременеть, вы серьезно?

– Элементарно, так, как беременеют все женщины, с помощью мужчины. Мне нужен был ребенок. Я была уже в критическом возрасте, тридцать шесть лет. В нашей стране принято рожать молодыми, я и так запоздала. Искать подходящую кандидатуру на отцовство было некогда, да и внешность моя, как видите, не привлекает большого количества мужчин, скорее, вообще никого не привлекает. Можно было завести роман с коллегой, но потом видеть его постоянно рядом, работать с ним рука об руку… Я этого не хотела. Володя был идеальным вариантом. Во-первых, всего одна ночь вместе, во-вторых, он молодой симпатичный парень, в-третьих, никто ничего не узнает и на ребенка претендовать не будет.

Когда родился Павлик, я поняла, что совершила правильный поступок. Никакая научная деятельность не заменит радости материнства, только после рождения сына я начала жить полноценной жизнью. Я взяла отпуск по уходу за ребенком, и мы втроем – я, мама и Павлик – зажили очень счастливо. Мне удалось подрабатывать, решала контрольные, делала курсовые, писала дипломные работы непутевым студентам. Мама взяла на себя быт. Павлик рос и радовал нас.

К тому времени, когда я вышла на работу, Владимир уже бросил институт, поэтому ничто не омрачало мою жизнь. Но вот около года назад я случайно с ним столкнулась, ведя из школы Павлика. После этой встречи нашей спокойной жизни пришел конец. Владимир очень изменился, стал очень странным. Он был прилично одет, но глаза бегали, руки тряслись. Был как больной. Казалось, он отпустил тормоза и катится на дно.

Лариса вцепилась руками в скатерть, голос ее начал срываться.

– Не знаю, что на него нашло, но, увидев Павлика, он начал говорить такое… Подобного ужаса я не испытывала никогда в жизни. Я стояла и не могла пошевелиться. С трудом мне удалось выйти из оцепенения, мы убежали.

– Не понимаю, что такого он мог сказать, что так потрясло вас? Хотел отобрать сына? – спросила я.

– Он наверняка даже мысли не допускал, что это его сын. Я не могу дословно воспроизвести то, что он говорил, но постараюсь хотя бы в общих чертах. Для меня важно, чтобы вы поняли меня и мои дальнейшие действия, поняли, в какое ужасное положение я попала. Так вот, смысл сказанного был примерно следующий. Владимир сказал, что такие негодные мальчишки, убийцы своих матерей, не должны жить, что им нет места под солнцем и что, пока не поздно, я должна убить Павлика или он сам избавит его и меня от мучений. Он даже попытался схватить Павлика за руку, вот тогда я оттолкнула его и мы с Павликом понеслись прочь. Павлик был напуган, а я была готова пойти на все, только чтобы больше никогда не видеть свое дитя в таком страхе. Прошло какое-то время, я почти успокоилась, но однажды вновь повстречала Владимира. Он спросил, где мой сын. Я сказала, что увезла его к дальним родственникам. Он сказал, что нужно срочно дать им телеграмму, чтобы они избавились от него, иначе Павлик, когда вырастет, убьет меня. В общем эти встречи стали настолько частыми, что нашей спокойной жизни пришел конец. Мои страхи стали отражаться на моем поведении, мама не могла этого не заметить, и я все рассказала ей. Мы никогда не оставляли Павлика одного, везде его сопровождали. Жизнь превратилась в кошмар. Тогда мы приняли решение поменять квартиру, переехать в другой район и, может быть, навсегда избавиться от Володиных преследований. Мы без раздумий переехали в намного худшие бытовые условия, так как наше спокойствие было главнейшим аргументом. Целый месяц мы жили относительно спокойной жизнью. Я и мама перестали оглядываться на улице, стали нормально спать, как вдруг в одну из ночей позвонили в дверь. Было уже очень поздно. Ничто не могло напугать меня больше, чем то, что я увидела. На пороге стоял совершенно невменяемый Володя и улыбался. У каждого человека бывает предел терпения. Вот в ту секунду мой лимит был исчерпан. Я обезумела от страха за маленького невинного мальчика. Поняла тщетность нашего переезда и то, что этот, видимо, психически больной человек никогда не оставит нас в покое. Пришла злость, такая сильная, что я не смогла ей сопротивляться. Я кинулась на Владимира с кулаками, я хотела убить его, уничтожить, стереть с лица земли, растоптать и отомстить за наши мучения. Я била его молча, глотая слезы и не думая о последствиях. Или моя ярость была настолько сильной, или Володя слабо сопротивлялся, но состояние аффекта прошло в ту секунду, когда я увидела его на полу четвертого этажа. Он не подавал признаков жизни, а я тихо вошла в квартиру, закрыла дверь и без сил опустилась на пол.

Увидев меня, мама спросила, что случилось. Оказалось, что с того времени, как прозвенел звонок, прошло меньше пяти минут, мама за это время даже не успела встревожиться. Я рассказала ей, что произошло. Она поняла меня. Быстро собрала мои вещи, дала деньги, паспорт и велела ехать на дачу. Плохо помню, как добралась сюда. Было уже поздно, метро закрывалось, электрички не ходили. Я села в какой-то одинокий троллейбус и доехала до кафе «Бабушкины блинчики», оно работало круглосуточно. Заказала чай и порцию блинов, только чтобы меня не выгнали. Работники кафе оказались людьми деликатными, меня не беспокоили. В шесть утра я смогла уехать на дачу. Мне удалось немного поспать и отдохнуть физически, но голова была готова расколоться от боли. Мысли о мертвом Володе ни на минуту не оставляли меня. Я знала, что он мертв, он снился мне в той позе, в которой я его видела последний раз, и я понимала, что так лежать могут только мертвые. Я просидела здесь пару дней и поняла, что сойду с ума. Тогда, прервав отпуск, я вышла на работу, и в тот же день появились вы. Я снова испугалась и вернулась на дачу, но теперь забрала из спортивного лагеря Павлика, с ним я почти забываю о том, что убила человека.

– А где сейчас ваш сын?

– Играет с ребятами, через два дома. Знаете, сейчас, рассказав все, я испытала огромное облегчение и готова нести наказание. Теперь меня гложет только одна мысль. Я боюсь за психическое здоровье Павлика, так как очевидно, что его отец был нездоров.

– Не думайте об этом. До того как он начал принимать наркотики, он был абсолютно здоров. Может, немного со странностями, насколько я успела понять, но здоровым.

– Значит, он был наркоманом? Это многое объясняет и ставит на свои места. Но откуда такое навязчивое желание убить моего сына?

– Думаю, что он углядел сходство Павлика с собой. Они похожи?

– Да, очень!

– Вот видите! А так как некоторые непорядочные люди убедили его, что он убил свою мать, то Володя, видимо, отождествлял Павлика с собой. Скорее всего, не Павлика он хотел убить, а себя, свое олицетворение в нем.

– Что же теперь будет?

– Пока не знаю, мне нужно подумать.

Лариса Петровна вышла в другую комнату.

В самом деле, что же теперь делать, как поступить? Лариса Петровна, хоть и была убийцей, но стала ею поневоле. Если Мира и Женис планировали убийства по расчету, в своих корыстных целях, то эта женщина вынуждена была защищать своего сына. Как быть? Сможет ли понять ее Прохор, так же как поняла ее я? Какое решение он примет на счет ее дальнейшей судьбы? А что, если он окончательно сломает им жизнь?

Отворилась дверь, и вошел мальчик лет семи. Он сказал:

– Здравствуйте. Нашли маму?

Этого мальчика я видела вместе с другими детьми, когда спрашивала, где найти Ларису Петровну. Сейчас я могла рассмотреть его лучше. И даже мне, никогда не видевшей Володю живым, было очевидно, что они – одно лицо. Более того, глаза у Павлика были такие же, как у его бабушки Катерины. Теперь я поняла, что нужно делать.

– Лариса Петровна, – позвала я, – собирайтесь, едем в Москву. Прошу вас довериться мне. Думаю, что хуже, чем сейчас, вам уже не будет.

Она пристально посмотрела мне в глаза и кивнула. Сказала сыну:

– Павлик, переоденься, поедем к бабушке.

– Хорошо, я только съем бутерброд.

Через полчаса мы направились к станции. К этому времени отведенные мне четыре часа истекли, и позвонил Прохор.

– Проснулась? – спросил он.

– Я не спала. Прохор Степанович, примерно через час я буду на станции «Тушинская». Нельзя ли прислать за нами машину?

Прохор не стал задавать лишних вопросов, а только уточнил:

– Сколько вас?

– Трое.

– Мне приехать?

– Нет, ждите нас в коттедже.

По дороге к станции я думала о роковом стечении обстоятельств. Переодетый в женщину Бони познакомился с Володей. Володя пошел искать так называемую «Элю», позвонил в первую же квартиру, и оказалось, что в ней живет Лариса Петровна. Лариса Петровна, приложив массу усилий, переезжает в наш дом, чтобы спустя месяц в дверях своей квартиры встретиться с Володей, от которого она пыталась скрыться. Кажется, что подобное совпадение невозможно, но, немного зная жизнь, могу утверждать, что она преподносит еще и не такие сюрпризы. А раз так произошло, значит, так и должно было случиться. Но я не стану говорить Ларисе Петровне, что в ту страшную для нее ночь Володя попал к ней совершенно случайно, иначе только усугублю ее чувство вины.

Когда мы приехали к коттеджу, Прохор уже ждал нас на улице. Я попросила Ларису Петровну посидеть пока с Павликом в машине и подошла к нему. Он несколько раз оглянулся на машину, но, думаю, вряд ли что-то разглядел. Мы устроились в гостиной, и я попросила его выслушать меня, не перебивая.

– Итак, – начала я, – сейчас я расскажу вам о жизни вашего сына, начиная с поступления в институт и заканчивая его трагической смертью.

И я рассказала. Я вложила в этот рассказ все обуревавшие меня эмоции, все свои ораторские способности. Я сложила воедино известные мне факты и преподнесла их так, как мне было выгодно. Что-то стушевав, что-то подчеркнув, я пыталась добиться нужного восприятия всей этой истории. Прохор сидел молча, сжав кулаки, на скулах двигались желваки. По его лицу трудно было понять, какие чувства он испытывает. Мне оставалось лишь надеяться, что он верно истолкует мой рассказ и реакция будет правильной. Для меня это был тяжелейший момент в жизни. Закончила я словами:

– Думаю, вы не сделаете несчастным маленького ни в чем не повинного мальчика. У него прекрасная мать, которая лишь пыталась защитить его. Она очень страдает от того, что совершила. Пожалуйста, не разлучайте их!

Прохор, наконец, заговорил:

– Не нужно ничего объяснять. Я все понял. Веди меня к ним.

Сначала из машины вышла Лариса Петровна. Прохор пристально посмотрел ей в глаза, потом прижал к себе и сказал:

– Я прощаю вас. В том, что произошло, нет вашей вины.

Лариса Петровна, которая все это время была как натянутая струна, сразу расслабилась и заплакала. Чувство вины, наверное, никогда не оставит ее, но невыносимый груз тревоги в ожидании приговора и страх перед возможным расставанием с сыном навсегда покинули ее. Она была почти что счастлива.

Когда появился Павлик, я не на шутку испугалась за Прохора. Он побледнел и буквально остолбенел от увиденного. Потом погладил Павлика по голове и сказал:

– Разве такое возможно! Это ведь маленький Володя!

– Меня зовут Павлик, – сказал мальчик.

– Да, конечно, Павлик, – согласился Прохор. – А меня зовут Прохор Степанович.

Он протянул руку своему внуку. Павлик очень серьезно пожал ее.

– Проходите в дом, нам о многом нужно поговорить, – сказал Прохор.

Я посчитала свою миссию выполненной, поэтому попросилась домой.

– Да, конечно, ты можешь быть свободна, – сказал Прохор. – Сейчас ребята отвезут тебя. Спасибо тебе, дорогая, я в тебе не ошибся.

– Всего наилучшего, – пожелала я им всем.

Приехав домой, я не без сожаления отдала ключи от «Мерседеса» одному из сопровождающих, в последний раз взглянула в окошко на эту чудесную машину, вздохнула и пошла приводить мысли в порядок.

В течение всего двух недель со мной произошли невероятные события. Мне удалось с честью выпутаться из детективной истории, разоблачив при этом двух негодяев и найдя родственников Прохора. Правда, родственников нашел Бони, нужно отдать ему должное. Завтра с утра обязательно сообщу ему об этом. Сейчас же нужно отключиться и заняться своими делами. Но вот странность, я так долго ждала, когда закончиться мое «заключение», а теперь не знала, чем заняться. За две недели я привыкла быть в тонусе, как гончая, идущая по следу. Сейчас добыча поймана, цель исчезла. Все валилось из рук, появилось ощущение потерянности. Я долго слонялась по квартире без дела, но вдруг позвонили в дверь. Это была Тамара Павловна. Я насторожилась – неужели ей уже известно, что я обманула ее. Она действительно все знала, в этом не было сомнений, но, кажется, ругать меня за обман не собиралась.

– Проходите, – сказала я.

Она вошла в комнату.

– Спасибо вам, Ангелина, хоть вы и хитро– стью выведали у меня, где прячется Лариса, я не жалею, что поверила вам. Она звонила мне. Я знаю, что отец Владимира простил ее. Вы не представляете, что вы для нас сделали. Мы такого натерпелись, невозможно выразить словами.

– Я тоже рада, что все так закончилось. Думаю, что у вас теперь появился еще один родственник, к тому же еще и могущественный покровитель. Теперь он вас в обиду не даст. Признаться, на такой счастливый конец этой истории я не надеялась.

– А уж мы и подавно! – улыбнулась Тамара Павловна.

Мы проговорили до глубокой ночи, расстались умиротворенные и довольные друг другом. Каждой из нас необходима была исповедь, недосказанность мешала жить. Мне удалось привести мысли в порядок, и я спокойно уснула.

Утром меня ждал ошеломляющий сюрприз. Я собиралась к Бони, когда появился один из вчерашних ребят Прохора в сопровождении какого-то представительного мужчины в солидных очках и с кейсом в руках. Парень сказал:

– Ангелина, это Ефим Абрамович, он приехал уладить кое-какие формальности.

Я очень удивилась. Какие еще формально– сти, интересно. То, что я узнала потом, повергло меня в шок. Ефим Абрамович, оказывается, приехал, чтобы вручить мне дарственную на «Мерседес»! Вам когда-нибудь делали подобные подарки? Мне нет! И вряд ли когда еще сделают. Я была потрясена до глубины души. Та прекрасная машина, в которую я влюбилась с первого взгляда, теперь моя. Невероятно! Что скажут родители?

Когда нотариус и парень удалились, оставив мне документы на «Мерседес» и несколько связок ключей, я позвонила Прохору.

– Прохор Степанович, – начала я, – это удар ниже пояса. Я не могу принять такой дорогой подарок, он, наверное, стоит тысяч тридцать. Для меня это запредельные деньги. Такие подарки не по мне!

– Зато я могу себе позволить делать подобные подарки. И поверь, это меньшее, что я хотел бы сделать для тебя. Если бы не ты, я бы коротал остаток своих дней один или под прессингом Стаса. Ты вернула мне смысл жизни. Даже имея сына, я не был так счастлив, как сейчас. Лариса прекрасная женщина, а уж Павлик – это маленькое чудо, моя кровиночка, моя радость.

Прохор был в состоянии эйфории, и я поняла – заставить его взять машину обратно сейчас не представляется возможным.

Под всей этой историей так и хочется написать «HAPPY END». Но это еще не конец.

Прежде чем отправиться к Бони в больницу, я зашла в его квартиру и взяла для него джинсы, футболку, носки, мокасины и солнцезащитные очки, чтобы ему опять не пришлось одеваться в женскую одежду. Удивительно, что я вспомнила об этом, находясь в состоянии потрясения от прохоровского подарка.

На этот раз меня впустили беспрепятственно, даже почти не проявили интереса к моей личности. Видимо, я уже примелькалась или Бони шел на поправку. Оказалось, что верно второе предположение. Бони выглядел молодцом, если не смотреть на его лицо, вернее, ужасный синяк. При виде меня он принялся ворчать:

– Явилась? Наконец-то! Я уже все провода оборвал, пытаясь дозвониться к тебе домой! Ну что, я был прав?

– Бони, дорогой, здравствуй! О чем ты говоришь? В чем ты был прав? – стала спрашивать я, чтобы раззадорить его.

– Геля, ты язва! Быстро рассказывай, нашла Семечкину?! – В гневе он вскочил с кровати.

– Семечкину, Семечкину… – пробормотала я. – Это кто ж такая? Что-то не припомню.

– Все, Геля, мое терпение на исходе! – грозно сказал Бони и шагнул ко мне.

– Ой, ну ладно, – смилостивилась я, – сейчас расскажу. Стоит ли так кипятиться, хотя я понимаю твое нетерпение. Так вот, ты оказался абсолютно прав, Семечкина и была нужным нам человеком.

От последних слов Бони засиял радужней своего синяка.

– А я что говорил…

– Так вот, я вчера сходила к ее матери… – И я рассказала о Ларисе, о Павлике, об их встрече с Прохором.

– Невероятно! – сказал Бони. – Я, конечно, предполагал, что, возможно, Семечкина что-то знает о гибели Володи, но чтобы она сама была в это завязана, я даже представить себе не мог. Невероятно! – повторил он.

– Это не последняя потрясающая новость. Сегодня Прохор сделал мне такой подарок, который кажется просто невероятным. У меня теперь, представь себе, свой собственный «Мерседес». Каково? Правда, я хочу его вернуть, он ведь тысяч тридцать стоит, не меньше.

– С ума сойти! Сколько же интересного я пропустил, лежа на этой койке. Это какой же «Мерседес» он тебе подарил? Тот, которым управлял Ваня?

– Да! – гордо сказала я.

– Ты что? Такая машины не тридцать тысяч стоит, а около ста, уж точно.

– Долларов?

– Конечно!

Я подумала, что если за тридцать тысяч еще и можно было бы принять подарок, то за сто совершенно невозможно. Я сникла.

– Успокойся, – сказал Бони, – вряд ли Прохор не знает истинной стоимости этой машины. И если он ее подарил, значит, ты ее заслужила. Так что владей на здоровье! Может, меня когда подвезешь.

– Но я уже позвонила Прохору и отказалась.

– Извини меня, Геля, но ты дура. Зря, что ли, две недели копалась во всем этом, еще раз извини, дерьме? То, что ты сделала для Прохора, бесценно.

– Ты находишь? – робко спросила я. Мне так хотелось верить в то, что сказал Бони.

– Абсолютно в этом уверен!

– Тогда часть «Мерседеса» должна принадлежать тебе, ведь нашел Ларису Петров– ну ты.

– Ты бы все равно нашла ее, так что никаких частей. И не забывай, кто втянул тебя в эту историю.

– За это я тебе очень благодарна!

– А я тебе и подавно, ведь все могло обернуться не так хорошо, как сейчас, но ты все равно согласилась, как говорят, «легла грудью на амбразуру».

– Ты, конечно, преувеличиваешь, но мне приятно осознавать, что я такая умница.

– Предлагаю забрать меня из больницы и отметить завершение этого дела бутылочкой шампанского.

– Здорово! Только как ты себя чувствуешь?

– Отлично! А лицо я быстрее приведу в порядок в домашних условиях.

В этом я не сомневалась и пошла искать доктора, чтобы договариваться о выписке Бони. Настроение было прекрасным. Только жаль, что Вани не было рядом с нами. Сейчас ему будет очень тяжело. Как только он окрепнет физически, ему предстоит узнать, что он навсегда потерял свою дочь. Нужно будет поддержать его в это трудное для него время.

Бони разрешили забрать немедленно. Я спросила об оплате за пребывание в этой клинике. Меня заверили, что Прохор Степанович уже обо всем позаботился.

К моему приходу Бони был уже одет и с нетерпением ждал выхода на волю.

На улице мы долго восторгались машиной, радовались как дети. Сев в салон, немного успокоились и продумали план дальнейших действий. Сначала решили заехать с инспекцией в салон красоты. Потом справиться о Ванином самочувствии и, может быть, навестить его. Еще нужно было предупредить маму, что забираю у нее Матвея. И если останется время, распить все же бутылочку шампанского.

В салоне красоты царили тишь и гладь. Маруся сначала обрадовалась, увидев босса, а потом пришла в ужас от его внешнего вида.

– Как дела, Мария? – спросил Бони-босс.

– Сейчас уже все нормально, – с гордостью ответила девушка. – Ангелина помогла мне, мы перенесли встречи с важными клиентами на неделю. А с остальными девочки легко справляются. Все идет своим чередом.

– Значит, я беру недельный отпуск и привожу себя в порядок.

Бони зашел к себе в кабинет взять препараты, необходимые для «возвращения» своего лица.

Я позвонила Софье Петровне.

– Гелечка, у нас здесь такое твориться! У меня ни одной свободной минутки. К нам переезжают Лариса Петровна, ее мама и Павлик. Нужно готовить им комнаты. Они теперь всегда будут жить с нами.

– А как Прохор Степанович?

– Счастлив – это не то слово, он как будто заново родился. Ни на минуту не отходит от Павлика. Если так пойдет дальше, он его сильно избалует.

– Я хотела узнать о Ване.

– Ваня пришел в себя, говорят, что кризис миновал, теперь он должен пойти на поправку, но к нему никого не пускают. Дня через два, думаю, можно будет навестить.

Следующий разговор был не такой приятный. Мама долго плакала, не хотела расставаться с Матвеем. Она настроилась на то, что он поживет с ней до конца лета, и теперь оторвать его от себя было для нее очень болезненно. Пришлось пообещать оставить сынишку еще на неделю, там, мол, видно будет. Несмотря на наличие дорогой машины, денег у меня по-прежнему не было, нужно было искать работу. Мама успокоилась, а я озадачилась.

Вышел Бони из своего кабинета. Его синяк был почти не заметен, но только на приличном расстоянии. Неожиданно в салон буквально ворвалась дама, вернее, девушка. Увидев меня, она подбежала и начала трясти мои руки.

– Как я рада вас видеть! Увидела машину и подумала, что вы, наверное, здесь. А где Ваня? – спросила она, озираясь.

– Вани нет со мной, – ответила я ей с удивлением. – А мы разве знакомы?

– Вы не узнаете меня? – спросила она радостно.

– Простите, не могу вспомнить.

– Неудивительно, я сама себя теперь не узнаю. Я Надя.

«Какая еще Надя», – подумала я. И тут вспомнила высокую крашеную блондинку, с необъятными телесами. Эта девушка, высокая, довольно стройная, с большой красивой грудью, тонкой талией, не имела с той особой ничего общего. Ее лицо с высокими скулами, маленьким носиком, губками бантиком и большими фиалковыми глазами оттеняли ровно подстриженные темно-пепельные волосы, что делало ее необыкновенно привлекательной. Куда-то исчезли двойной подбородок и половина веса прежней Надюхи, и самое главное, она больше не кричала, как раньше, а говорила спокойно, даже тихо. Потрясающе, как люди могут меняться. Я взглянула на Бони. Он кивнул и одними губами сказал: «Вот видишь?» Да, посмотреть было на что. Бони, кажется, говорил мне о тех метаморфозах, которые с ней происходят, но чтобы измениться до такой степени! Кажется, еще Бони говорил, что Надя влюблена в Ванечку. Да, любовь и талант Бони действительно творят чудеса.

– Простите меня, а где Ваня? – снова спросила девушка и покраснела.

– Ваня сейчас в больнице, в тяжелом состоянии, он ранен.

Увидев, как Надя переменилась в лице, я быстро добавила:

– Только что мне сообщили, что его жизнь вне опасности. Скоро его можно будет навещать.

– Умоляю, скажите, где он лежит.

Надя сделала попытку упасть на колени.

С трудом удержав ее на ногах, я подвела ее к креслу и усадила:

– Успокойтесь, это не секрет, сейчас я вам все запишу.

Расставшись с Надей, мы поехали распивать шампанское, потому что дел на сегодня уже не было.

Как оказалось позже, сегодняшний день был переполнен сюрпризами. Когда мы мирно сидели у меня дома, пили шампанское, ели конфеты и хохотали над любым пустяком, в комнату вошел мой муж Данила. Мы не слышали, как открылась входная дверь, поэтому буквально остолбенели.

– Веселимся? – спросил он.

– Угу, – промычала я.

– Что это за тип? – спросил он, указывая на Бони. Голос его был полон злости.

– Думаю, ты теперь не имеешь права задавать подобные вопросы. Возьми то, за чем пришел, и всего тебе хорошего.

Данила рассвирепел. Вот до чего довела его распутная жизнь вне дома, раньше он обладал большой выдержкой, при любых обстоятельствах оставался невозмутимым.

Не известно, чем бы закончилась наша перепалка. После того что мне пришлось пережить по его милости, я была настрое– на агрессивно. Но тут в разговор вмешался Бони:

– Я ваш сосед из квартиры напротив, думаю, нам нужно поговорить.

– Что-то не припомню соседа из квартиры напротив. Там живет девушка.

– Теперь там живу я. Мне нужно вам многое объяснить. Предлагаю пойти ко мне. Вы согласны?

Данила кивнул, от злости он, кажется, даже говорить не мог. Бони поднялся, и они вышли. Надеюсь, у них не дойдет до рукоприкладства, у Бони на лице и так нет живого места.

Прошел почти час. Я убрала со стола и ждала, чем завершиться их разговор.

Когда мой, пока еще, муж вернулся, он был полон раскаяния.

– Прости меня, милая, я был не прав с самого начала.

Как это ни пошло, но я не смогла не опуститься до выяснения отношений, и спросила:

– Что тебя привело в наше скромное жилище? Забыл что-то?

– Я вернулся навсегда, – сказал он ра– достно.

– Подумать только, какое счастье нам привалило! Что, тебе негде жить?

– Гелечка, я понимаю твое негодование, но прошу выслушать меня. У меня были очень серьезные основания, чтобы уйти, сейчас я все объясню.

– Сделай милость, хоть сейчас объясни, а то я уже больше месяца теряюсь в догадках, куда тебя занесло.

– Думаю, ты помнишь, что я ушел накануне твоего дня рождения.

– Еще бы! По твоей милости я уничтожила все запасы спиртного, приготовленные для этого дня. И если бы не одна история, я сейчас лечилась бы от алкоголизма. Подло с твоей стороны уйти, не отпраздновав мой день рождения. Неделю потерпеть не мог, так приспичило?

– Да, именно так! Но не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Я был вынужден уйти, чтобы спасти вас и себя самого.

– Объясни, что это значит.

– Ты не заметила, что я забрал все наши сбережения на квартиру?

– Еще бы не заметить! Я осталась без ко– пейки.

– А деньги в шкатулке?

Я удивилась, ведь про шкатулку-то совсем забыла. Проверив ее содержимое, обнаружила, что все это время у меня были деньги, чуть меньше тысячи долларов.

Данила был потрясен.

– На что же вы жили?

– Матвейка сейчас у мамы, а я сначала не нуждалась, а потом о моем пропитании заботились другие люди.

– Бони немного рассказал мне, представляю, что тебе пришлось пережить. Позже ты расскажешь мне все подробно. Сейчас же я хочу реабилитироваться в твоих глазах.

Я немного смягчилась после того, как увидела деньги. Все же по-своему Данила позаботился о нас.

– Так вот, – продолжал он, – именно твой день рождения и сыграл со мной злую шутку. Я очень торопился сделать тебе такой сюрприз, о котором ты даже подумать не могла. И из-за этого влип в темную историю. Я хотел подарить тебе квартиру!

– Как? Каким образом? У нас ведь накоплений было всего двадцать тысяч, на такие деньги квартиру не купишь, самая дешевая от тридцати до сорока тысяч стоит.

– Да, именно так. Я нашел подходящий вариант за сорок две тысячи. Немного далековато от центра, но зато дом во дворе и рядом с метро. Тихий, уютный зеленый двор. Пятый этаж в девятиэтажном доме. Большая кухня, застекленная лоджия. На первое время нам бы однокомнатной квартиры вполне хватило. Главное, что это была бы наша собственная квартира.

– Понятно. Но где ты собирался взять еще двадцать две тысячи?

– Вот в этом все дело. Две тысячи обещали дать родители. А двадцать я хотел взять под небольшие проценты у одного кредитора. Мне его посоветовал наш сотрудник с фирмы. Я рассчитал, что отдавать долги с таким небольшим процентом гораздо выгодней, чем копить еще несколько лет и только потом покупать квартиру. Сама знаешь, за ценами на квартиры не угнаться. В общем, все складывалось хорошо, и я после некоторых колебаний решился. Как потом оказалось, это было настоящее кидалово, закамуфлированное под серьезную сделку. Мы все оформили у юриста, и я никак не ждал подвоха. Получив деньги на руки, начал вести переговоры по поводу квартиры. И тут мой кредитор сообщает, что он разорился и теперь все распродает, в том числе и долговые обязательства, в частности мое. Уверял, что люди, которым я теперь буду должен, очень серьезные и все будет на прежних условиях. Это действительно оказались очень серьезные люди, настоящие бандиты. Они взвинтили проценты до таких высот, что это была бы пожизненная кабала. Еще через некоторое время они поставили условие – или я возвращаю долг немедленно в размере сорока тысяч, или они вырастут в геометрической прогрессии. Получалось, что мы теряли все наши сбережения и возвращались к тому, с чего начинали, к нулю. Я был убит. Сколько лет мы копили, и теперь отдать все каким-то криминальным личностям? Я решил бороться. Для начала мне нужно было уйти от вас, чтобы, если со мной что случилось, вы не пострадали. Вот я и ушел без объяснений, рассудив, что лучше если ты будешь на меня злиться, чем волноваться, все время ощущая опасность. Твое неведение в этом случае было твоим спасением.

– Как ты мог? Я ведь твоя жена! Мы обязаны делить и горе, и радость. Ты должен был сказать мне правду!

– Возможно. Но все же я решил не травмировать тебя.

– «Не травмировать»!!! Ты представить себе не можешь, в каком состоянии я находилась все это время, как я ненавидела тебя и что чувствовала.

– Ты ведь у меня красавица, я терзался мыслью, что ты быстро найдешь мне замену. Такой удар я бы не смог пережить.

– Это я сейчас красавица, а после родов запустила себя и была уверена, что тебе приглянулся кто-то поухоженней.

– Ты напрасно комплексовала. Ну поправилась после рождения Матвейки! Тебе шла эта полнота. Сейчас ты выглядишь, как кинозвезда, а тогда была мамочкой, такой милой и родной. Тебя ничто не может испортить, я всегда буду любить тебя. Тем более после того, что я узнал от Бони. Я потрясен тем, какая ты у меня умница.

Доброе слово и кошке приятно, а мне и подавно. Я успокоилась и спросила: