Текст книги "Убийство с хеппи-эндом"

– Конечно, можно ошибиться, но этот парень очень похож на приятеля моего сына, по крайней мере, он мог бы теперь так выглядеть. Внешность у него запоминающаяся, немного восточная. Его звали… Кажется, Евгений. Да, точно, Женя. Я еще всегда думала, что это имя ему не идет, оно бы подошло парню более изнеженному, что ли, а он был, как бы поточнее сказать… немного жестким.

– А как они познакомились, вы не знаете?

– Почему же, знаю. Женя учился на втором курсе театрального института, в который поступал мой сын, там они и познакомились. Стасик им всегда восхищался, говорил, что он невероятно талантлив.

Я не знала, что и думать. Сначала Володя привел этого Женю-Стаса к Прохору и сказал, что тот талантливый финансист, потом настоящий Стас говорит своей маме, что тот талантливый актер. Кто же он на самом деле? И не многовато ли талантов для одного человека? Как он везде успевает? Прямо-таки дьявольщина какая-то! Не зря я сразу прозвала этого типа Мефисто.

– Скажите, а Стас, случайно, не терял свой паспорт?

– Да, терял. А как вы узнали? Что все-таки происходит?

– Простите, это тайна следствия. Позже я вам все расскажу.

– Значит, вы еще придете?

– Обязательно. И не по делу, как сейчас, а в гости, если вы не возражаете.

– Ну что вы. У меня не так часто бывают гости, чтобы я возражала, – обрадовалась Елизавета Анатольевна.

– Расскажите об истории с паспортом, – попросила я.

– Дело в том, что Стас не только паспорт потерял, а еще и аттестат. Мы так намучились, восстанавливая документы.

– А когда это произошло, может, помните?

– Еще бы. Тогда, когда Стас не поступил в институт и забирал документы. По пути домой он их и потерял, но не мог вспомнить где.

– Теперь многое проясняется. А как сложилась судьба Евгения дальше?

– Когда Стас стал наркоманом, ряды его друзей поредели и Женя также исчез. Я их не виню, с ним было тяжело общаться.

Я узнала у Елизаветы Анатольевны, в какой театральный институт поступал ее сын, поблагодарила и ушла.

Когда села в машину, Ваня все еще был мрачным. «Ну ничего, сейчас я его взбодрю, мало не покажется!» – подумала я и рассказала все, что удалось узнать. Ваня непроизвольно скрипел зубами, а когда услышал о нашем голубчике Жене-Стасе, подпрыгнул так, что ударился головой о потолок машины. Хорошо, что средством передвижения нам служил «Мерседес», а не отечественный «ВАЗ», иначе или Ванькина голова, или потолок обязательно пострадали бы.

– Вот это бомба! Получается, что Стас, или кто он там, стащил чужие документы и живет под чужим именем! С ума можно сойти! Нужно немедленно сообщить Прохору, какого гада он пригрел на груди!

– Ванюша, успокойся и не пори горячку, все это необходимо доказать и только тогда можно будет вывести иуду на чистую воду. А сейчас возьми себя в руки и делай вид, что мы – бездарные сыщики и ничего до сих пор не раскопали.

– Хорошо, я постараюсь, – поскучнев, кивнул он.

– Очень постарайся, Ванечка, от этого зависит наше дальнейшее расследование. Пока нельзя спугнуть птичку, пусть думает, что все по-прежнему. Теперь давай проанализируем, что у нас получается. Во-первых, и Володя, и настоящий Стас были наркоманами, только стали ими в разные годы. Сначала Стас, потом сын Прохора. Во-вторых, они оба были знакомы с Евгением. В-третьих, он живет, скорее всего, по чужим документам, значит, ему есть что скрывать. Нужно узнать, что именно.

– А как мы это узнаем?

– У нас есть еще одна возможность – театральный институт. Нужно поехать туда, выяснить, учился ли у них студент Евгений примерно одиннадцать лет назад, наверное, на актерском факультете и посмотреть его личное дело. Боюсь, что дело не из легких. К тому же я так наплакалась… У меня ужасно болит голова, я плохо соображаю. А нужно еще готовиться в дорогу, билеты купить, чтобы сегодня ночью вылететь в Казахстан.

– Давай заедем в какое-нибудь кафе, позавтракаем, потом ты отдохнешь в машине, а я схожу в театральный институт, расспрошу что к чему, – предложил Ваня.

– А ты справишься?

– Постараюсь! Хотя без тебя мне будет не легко, но могу попробовать, авось получится.

– «Авось» нас сейчас не очень устроит, но я уверена, ты справишься, – сказала я, хотя на самом деле у меня такой уверенности не было, просто хотелось подбодрить Ваняшу.

Мы подъехали к «Макавто» – этот придаток «Макдоналдса» очень удобен для автомобилистов. Поскольку у нас с Данилом не было машины, я никогда не пользовалась подобными услугами, сейчас же почувствовала себя белым человеком. Сидишь себе, отдаешь команды, а потом тебе все заказанное подают на подносике прямо в машину. Никакой суеты. Хотя я не очень одобряю все эти гамбургеры, крошки-картошки и «Кока-колы», но иногда все-таки очень хочется. Я заказала себе среднюю порцию картошки, ванильный коктейль и минералку. Ваня вяло сжевал гамбургер и выпил «Колу». Я постаралась не зацикливаться на калориях, ну их, и так голова болит. Потом мы поехали в «Щуку». Я устроилась отдыхать на заднем сиденье «Мерседеса», а мой верный оруженосец пошел на разведку в театральный институт. Вернулся он примерно через час, вспотевший и злой.

– Что, все? Дело раскрыто? – подколола я его.

– Да ну их, этих людей искусства! – зло сказал Ваня. – Это тебе не экономический институт, где все по полочкам. Полный бардак, никто ничего не знает и знать не хочет. А потом сегодня пятница. Как сказала секретарь, это маленькая суббота, следовательно, все расслаблены и на работу не настроены. Да и задание у меня было не из легких: пойди туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что. В общем, я не справился. Что за день сегодня!

– Ничего страшного. Задача действительно была сложной. А день сегодня нормальный, такой, как обычно. У тебя плохое настроение и ты его проецируешь на все вокруг себя. Лучше давай займемся чем-нибудь хорошим, и прекрати киснуть, а то на тебя больно смотреть.

– Уже прекратил! Какие будут указания, шеф?

– Поехали за билетами.

– Ну очень хорошее занятие, нечего сказать, – с иронией сказал Ваня.

– А ты чего ожидал, поход на стриптиз?

– Фу, Геля! Как ты могла такое подумать? Я и стриптиз – несовместимые вещи.

– Охотно верю! Тогда едем к кассам аэропорта, мухой! – скомандовала я.

– Есть, шеф! Любой каприз!

Так, балагуря, мы подъехали к кассам, купили билет на четыре утра. Кошмар! Какая рань! В Казахстане время на три часа вперед, так что я прилечу в лучшем случае в 8.00, а там еще таможня и тому подобное. Нужно экономить время, неизвестно, хватит ли мне выходных, чтобы найти мать Володи, при условии, что она жива, конечно. Так что про сон сегодняшней ночью мне придется забыть.

Потом мы поехали ко мне домой очередной раз поливать цветы. Я опять позвонила маме. Матвей уже понемногу начал говорить на не совсем понятном языке. Мама приложила трубку к его ушку, и мы поговорили, каждый о своем. Я говорила, как сильно его люблю и скучаю по нему. А он о своих детских проблемах, я так думаю. Он не говорил, а имитировал речь взрослого человека, из всех слов понятными были только: «мама», «баба», «зая». Мой сын тактично не сказал слова «папа». Я растрогалась до слез. Ваня еле оттащил меня от трубки.

– Ну, Геля, ну не рви душу. Я и так едва взял себя в руки, теперь ты еще ввергаешь меня в тоску.

– Прямо-таки ввергаю? – сквозь слезы спросила я.

– А то нет, что ли? Еще зареви сейчас, чтоб совсем меня раздавить.

– Как же, тебя раздавишь, вон ты шкаф какой.

– Ну и что, что шкаф, а душа у меня нежная и ранимая. Я не могу смотреть равнодушно на твои страдания.

– Спасибо, друг, – абсолютно серьезно сказала я.

– И тебе за все спасибо.

Это было своего рода объяснение в любви, любви платонической, такой, которая быва– ет только между верными друзьями. И хотя на словах это не прозвучало, мы оба это поняли.

Я попросила Ваню оставить меня на несколько часов дома – погрустить и, может быть, поспать, если повезет. Он согласился, сказал, что заедет за мной в 22.00, но только при условии, что грустить я не буду. Я заверила его, что так и будет, и осталась дома.

Я бродила по квартире, и воспоминания о моей разрушенной семье мешали мне думать о деле. Вся эта история с убийством в привычных бытовых условиях стала казаться нереальной. Глядя на кроватку сына, его игрушки, любимую чашку мужа, я подумала, может, происходящее со мной в течение последней недели не более чем сон. Теперь, когда Данила бросил нас, нужно будет решить много проблем: устроить себя на работу, Матвейку – в детский сад, найти денег на оплату жилья и вообще свыкнуться с мыслью, что наша семья – это только я и Матвей. Боюсь, что из-за поисков какого-то там абстрактного убийцы я не успею ничего сделать. Ведь уже конец июня, группы в детских садах уже набраны, придется приложить немало усилий, чтобы пристроить Матвея. А работа? Пока я ее найду, пока начну работать, пока получу зарплату, – все это время нужно на что-то жить. Я с раздражением вспомнила Прохора. Чего ему надо? Нанял бы профессиональных детективов, пусть рыщут. Они, может, уже давно бы раскрыли это дело. А я занималась бы своими проблемами. Если понадобилась Прохору, всегда нашел бы меня дома, куда мне деваться.

Мне таки удалось поспать рядом с медвежонком сына на нашем, верней, теперь уже моем, колченогом диване. Я чудесно выспалась, проснулась с ощущением праздника, так как сон мне снился какой-то приятный, и я почти физически ощутила, что все будет хорошо. Ничего. Раскрою убийство Владимира, все остальные проблемы будут казаться мелочью. Я привела себя в порядок, поцеловала портрет сынишки, показала язык фотографии мужа, и тут пришел Ванечка.

– Как ты? – спросил он.

– Хорошо!

– Ну и умница. Вот, держи – это тебе. – И протянул мне сотовый телефон. – Только что купил. Можешь говорить по нему, сколько захочешь и откуда угодно. Теперь мы постоянно будем поддерживать связь. А вот деньги. Здесь тысяча, думаю, должно хватить.

– Тысяча чего?

– Долларов, конечно! Рублей тебе хватило бы только на такси, а еще нужно оплатить гостиницу, на что-то есть, да и разные непредвиденные расходы… Скажи мне адрес своей мамы, мне нужно знать, чтобы дезинформировать Прохора. Я решил ему пока ничего не говорить, заметит, что тебя нет, тогда скажу.

– А тебе не влетит за самовольство?

– Ничего. Кто мне дороже, ты или Прохор?

– Не знаю…

– Глупая! Ты, конечно!

– А…

Вот как! Значит, я теперь авторитетней Прохора. Интересно, как мне удалось этого добиться. До недавнего времени Ваня был беззаветно предан только Прохору, а теперь я для него важнее.

Предусмотрительный мой телохранитель привез мне даже одежду, на мой взгляд, очень правильную для путешествия. Все собрал и аккуратно сложил в сумку.

– Ты же говорил, что тебе неприятно копаться в чужих вещах, – съехидничала я.

– Приятного мало, но раз уж однажды я в них копался, во второй раз было не так страшно. Нельзя же было это поручить кому-нибудь из горничных, пришлось бы объяснять, зачем да почему. Я решил, что чем меньше народу знает, тем лучше. Еще немного, и я буду знать твои шмотки лучше, чем ты.

Ваня не далеко ушел от истины. Действительно, в своей одежде я не очень-то хорошо ориентировалась, ведь она была позаимствована у Бони.

Перед отлетом мы приятно провели время в ресторане. Не сговариваясь, избегали упоминания о Стасе и иже с ним, и вообще обо всей этой мрачной истории. Говорили о детстве и детях, о цветах и прочих приятных вещах. Ваня смешил меня и веселился сам. Радостное настроение не покидало меня до самого прилета в Алма-Ату. Но когда были пройдены все формальности с багажом и таможней и я вышла из аэропорта, стало понятно – я просто не знаю, что мне делать дальше. Подходили таксисты, наперебой предлагая свои услуги, но я не могла этим воспользоваться. У меня же не было адреса матери Володи. Потом я все же решилась, подошла к таксисту, который показался менее ушлым и навязчивым.

– Понимаете, – сказала я, – мне необходимо найти подругу своей матери, но, кроме ее фамилии, я ничего не знаю и понятия не имею, как ее искать.

Таксист объяснил, что нужно обратиться в Центральное адресное бюро, и минут за сорок довез меня туда за вполне умеренную плату. Как ни странно, бюро работало даже в субботу. Приветливая казашка, непрерывно улыбаясь, пообещала найти нужного мне человека.

Кудаевых в Алма-Ате проживало великое множество, более десятка из них были Тимурами. Я сникла. Мне не то что выходных, а недели не хватит, чтобы обойти всех в незнакомом городе, и найти именно мужа Катерины. Женщина поняла мое состояние и спросила, нет ли у меня еще какой-нибудь дополнительной информации. Я сказала, что его жену зовут Екатерина. Она обрадовалась:

– Это облегчает поиск, Екатерина не очень распространенное имя среди казашек. Сейчас мы быстренько найдем нужного вам Тимура.

Но ни у одного найденного Тимура не оказалось жены Екатерины. Я окончательно растерялась.

– Что же теперь делать? Я так надеялась, что найду его…

– Давайте поищем Кудаеву Екатерину, вдруг они развелись или Тимур умер. У нас разводятся редко, но мало ли что могло произойти. Вы только не волнуйтесь. Вот, кажется, есть. Смотрите, Кудаева Екатерина Викторовна, 1953-го года рождения, проживает на улице Асылбекова, 19.

– Уверена, что это она! – закричала я. – Как вы мне помогли! Спасибо!

Я извлекла из кошелька десять долларов и протянула работнице бюро, она заулыбалась еще шире.

– Здесь еще две Екатерины, но они не подходят вам по возрасту, так что, скорее всего, мы нашли нужную.

– Спасибо! Спасибо! Всего вам наилучшего! – крикнула я на бегу, мчась на всех парусах к стоянке такси.

«Господи, помоги! Только бы это была она и чтобы была дома», – взмолилась я мысленно.

На часах было 11 утра, а уже очень тепло, даже почти жарко. Представляю, что будет через несколько часов.

Улица Асылбекова оказалась тихой и какой-то провинциальной, хотя и находилась почти в центре Алма-Аты. Дома здесь были не самыми современными, но весьма добротными, чувствовалось, что строили их люди состоятельные, на долгое время. Таксист сказал, что раньше в этом районе проживала партийная элита. Я поняла, что на верном пути, так как помнила – муж Екатерины был какой-то шишкой. Дом под номером 19 – большой, из белого кирпича, цокольный этаж – из камня, утопал в зелени. Калитка оказалась открытой – пожалуйста, заходи, бери что хочешь. Ко мне подбежал немолодой пес неопределенной породы и приветливо завилял хвостом.

– Что же ты не лаешь? – спросила я. – Тоже мне, сторож! Нельзя быть таким доверчивым. Нужно залаять и сообщить о моем приходе.

Пес, кажется, меня понял и весело тявкнул.

– Молодец! – похвалила я его.

Из дома вышла женщина и, прикрыв глаза от солнца ладонью, начала рассматривать меня.

– Не бойтесь, она не кусается! – крикнула она.

«Ага, пес значит, женского рода», – подумала я. В подтверждение моих слов, ближе к дому я обнаружила огромную корзину с копошащимися в ней щенками, маленькими, пушистыми и абсолютно белыми.

– Ой, какая прелесть! – не удержалась я и начала их гладить. – И все такие белые!

Женщина подошла ко мне.

– Порода такая. И Лайма, и ее мать всегда рожали белых щенков, хоть и от разных мужей. – Женщина улыбнулась. – У нас в Казахстане любят блондинов, поэтому щенков разбирают быстро. А вам какой нравится?

– Даже не знаю, они все такие хорошенькие.

– Вы кого хотите, мальчика или девочку?

Я хотела сказать, что у меня уже есть мальчик – сын, хорошо бы позже родить и дочку, но вдруг поняла, что женщина имеет в виду щенков. Собралась было сказать, что мне не нужны щенки, но все же выбрала самого толстого крепыша:

– Вот этого!

– Это девочка, самая шустрая и хулиганистая. Она мне тоже нравится, очень забавная.

– Сколько вы хотите за нее? – спросила я.

– Нисколько. Главное, чтобы вы ее любили и хорошо с ней обращались. Лайма так часто рожает, что скоро во всем Казахстане будут собаки только с белой шерстью. Хотите чаю?

– Да спасибо, не откажусь, тем более что так жарко!

– Жарко? – удивилась она. – Вы, наверное, не местная?

– Да? А как вы узнали? – теперь удиви– лась я.

– Потому что это еще не жара, скоро будет сорок в тени, тогда да, жарко. Похоже, вы этого не знаете, да и кожа у вас очень светлая, нежная для нашего климата.

Надо же, какая наблюдательная! Я внимательно посмотрела на нее. Женщина была славянкой. Длинные русые волосы, заплетенные в косу, уложены в пучок, на загорелом лице ярко выделялись большие голубые глаза и ровные белые зубы. Было ей около пятидесяти лет, но фигуру она сохранила стройной. Если это была та Катерина, то в ней действительно есть что-то притягательное, хотя красавицей ее не назовешь. Вообще-то мне не хотелось, чтобы она оказалась ею, так как я была настроена к той Катерине не очень дружелюбно, и была готова к серьезному разговору с ней, а эта женщина мне нравилась. Я мысленно сравнила ее с женщинами, виденными мною на Володиных портретах, но так и не поняла, похожа она на них или нет.

Меня пригласили в дом. Я вошла и осмотрелась. Он был обставлен с шиком 80-х годов. Все выстирано, выглажено, протерто и надраено. Кое-где проступали следы бедности, но пока не очень заметные. Например, шторы были слегка выгоревшими и в некоторых местах заштопанными, хотя в целом создавалось впечатление достатка.

Хозяйка поставила на стол пиалы, чайник с заваркой, варенье из лепестков роз и маленькие пирожки. Стол был сервирован по высшему разряду настоящим старинным китайским сервизом из тонкого, почти прозрачного фарфора. Мне было неловко, нужно было начинать допрос, а у меня язык не поворачивался. Я понимала, что поведу себя как свинья, если сначала все съем, а потом испорчу настроение гостеприимной хозяйке, поэтому я решила прояснить обстановку до начала «чайной церемонии».

– Меня зовут Ангелина, – представилась я. – Я сегодня прилетела из Москвы специально для встречи с вами, Екатерина Викторовна. Вас ведь так зовут?

Ее глаза потемнели и стали темно-серыми, почти черными. Надо же, никогда не видела таких невероятно изменчивых глаз, просто феномен какой-то.

– Да, я Екатерина Викторовна. Вы привезли мне известие о сыне? – Ее глаза стали тревожными.

Странно, почему она сразу так подумала, неужели все эти годы мысли о Володе не оставляли ее?

– Да. Не знаю, как вам сказать, понимаете, случилось несчастье…

– Ну говорите же скорее, не тяните! – Она задохнулась от волнения и гнева.

– Он погиб.

– Нет! Нет! Этого не может быть, только не мой мальчик, только не мой дорогой мальчик! Вы врете! Я вам не верю! Он не должен умереть! Я чувствую, что он жив! Я всегда чувствовала, когда с ним что-то неладно!

Она была в таком ужасном состоянии, что казалось, сама умрет с минуты на минуту.

– Прошу вас успокойтесь, ведь вы не виделись с Володей много лет, неужели вы так любили его?

И тут я действительно испугалась. Катерина перестала рыдать и посмотрела на меня страшным, убийственным взглядом.

– Какой еще Володя? Значит, умер Володя, а не мой сын?

– А разве Володя не ваш сын? – растеря– лась я.

– Вы кто? – со злостью спросила она.

– Я Ангелина, из Москвы!

– Это я поняла! Что вам нужно?

– Я привезла вам привет от Дарьи Андреевны, нянечки из детского дома, в котором вы выросли. – Я решила идти ва-банк.

– Вы опоздали, шантажировать меня теперь нет никакого смысла. Мой муж умер, а перед его смертью я ему все рассказала.

– Значит, он узнал о Володе и Прохоре.

– Да, я ему все рассказала, – повторила она.

– Я искала вас не для того, чтобы шантажировать. Володя погиб, его убили. Я ищу убийцу. Следы привели к вам.

– Какие следы? Уверяю вас, что мой сын ни при чем.

– Послушайте, я уже начинаю путаться… Ваш сын умер, и ваш сын «ни при чем». Пожалуйста, объясните мне…

– Я понимаю, что для вас это может прозвучать дико, но у меня был только один сын, хотя родила я двоих: вашего Володю и моего дорогого мальчика.

Все мое расположение к этой женщине после ее слов мгновенно испарилось. Бедный Володя всю жизнь напрасно ждал встречи с любимой мамой. Эта встреча не принесла бы ему ничего хорошего, Дарья Андреевна была права. Я рассердилась, что в общем и хорошо, теперь смогу жестче вести разговор.

– Володя был ошибкой молодости. Наверное, вам известно, что зачала я его от уголовника, мне было всего девятнадцать лет, когда я его родила.

– Ну и что, многие женщины рожают в таком возрасте, но не бросают своих детей.

– Слушайте, не нужно меня воспитывать, уже поздно, – резко прервала она меня.

Я узнавала ту Катерину, которую мне описала нянечка: грубую, циничную, готовую бросить родное дитя, обокрасть и подставить.

– Я это понимаю, продолжайте.

– Прохор всегда был тряпкой, и сын его наверняка был таким же. Я никогда его не любила, он бросил меня беременной, и я должна была как-то выживать.

– Вы ведь сами засадили его в тюрьму!

– Что же он был таким мямлей, что позволил сделать это?

– Он вас любил и был готов ради вас на все.

– Кретин и размазня. Вот мой муж был настоящим мужчиной, он умел себе подчинять. Он был большим человеком, его все уважали и слушались. А мое дитя – просто ангел. Жаль, что я не могу показать вам его фотографии, все они куда-то исчезли, наверное, он забрал их с собой, когда уезжал. Мой сыночек был невероятно, сказочно, просто дьявольски красив. Высокий, статный, похож на мужа, но с примесью моей крови, а метисы обычно красивы.

Что-то мне резануло слух. Вот! Эти слова – «дьявольски красив»! У меня на секунду возникли какие-то ассоциации. Что же? Есть! Дьявол – Мефистофель – Стас, верней Евгений! Я вдруг поняла, что Екатерина еще ни разу не назвала своего второго сына по имени.

– Как звали вашего сына?

– Моего сына зовут Женис, – поправила она меня.

– А по-русски как будет?

– Евгений.

У меня затряслись руки. Направляясь в Алма-Ату, я даже представить не могла, что меня ждет такое открытие. Значит, Женис поддерживал отношения со своим братом и работал у его отца. Надо бы переварить полученную информацию, все обдумать, сопоставить факты, но не сейчас. Нужно вытянуть из Катерины как можно больше информации, пока она готова говорить.

– А какой он, ваш Женис?

Ее глаза вновь стали голубыми и добрыми.

– Он необыкновенный. Умный, талантливый, целеустремленный. Если брался за что-то, никогда не останавливался на полпути, в отличие от других детей. Он хорошо учился, ходил на плавание, хорошо рисовал. Он ведь сейчас в Москве, работает в одном из столичных театров, он звезда. Собирает аншлаги, многие приходят в театр только ради него.

– Вы бывали на его спектаклях?

– Не довелось, но сыночек обещал, что скоро купит квартиру в Москве, заберет меня к себе, и тогда я буду ходить на все его спектакли.

– А откуда вы знаете, что он звезда?

– Он мне сам говорил. У меня нет причин сомневаться в его словах, он всегда был очень талантливым, и его конечно же заметили.

– Как долго он живет в Москве? Часто к вам приезжает?

– В Москве почти десять лет. А приезжает не часто, ему некогда. У него день расписан по минутам: репетиции, новые роли, гастроли. Когда ему. Я не обижаюсь, главное, что мой сын помнит и любит меня. Он мне регулярно звонит и присылает деньги. А скоро мы будем жить вместе.

Говорят же, что материнская любовь слепа, но чтобы до такой степени! Правда также и то, что если где-то убудет, то в другом месте прибавится. Ту любовь матери, которой был лишен Володя, стократно получал Женис. В этой женщине только крайности: одного мужчину презирает и ни во что не ставит, другого – безмерно уважает, преклоняется перед ним, к одному сыну абсолютно равнодушна, другого любит до абсурда.

– А почему вы решились рассказать мужу о Володе?

– Он сам просил меня. Он был умным человеком. Все годы нашей совместной жизни знал, что у меня были вторые роды, ему сказали врачи, но ни разу не заговорил об этом. А перед смертью велел мне облегчить душу, покаяться. Воля умирающего – закон, пришлось подчиниться. Тогда он наказал Женису и Мире разыскать брата, узнать, как он живет, и принять его в нашу семью. Мой муж был очень справедливым и считал, что Владимир должен обрести семью.

– Кто такая Мира? – спросила я.

– Моя дочь!

– Вы о ней не говорили ничего, я думала, у вас в этом браке был только один ребенок.

– Нет! Есть еще дочь Мира – исчадие ада. – Ее глаза вновь стали почти черными.

Я ужаснулась. Эта Катерина – просто какой-то кошмар. Оказывается, еще и дочь есть, а она упорно о ней молчит, как будто ее не существует. Сын для нее ангел, дочь – исчадие ада. Сплошные страсти.

– Эту паршивку отец слишком избаловал, она всегда делала, что хотела и дурно влияла на моего сына.

– И что же она такое делала, что вам не нравилось?

– Да все было отвратительно. Двоечница, лентяйка и бездарность. Ее интересовали только деньги, мальчики и рестораны. Кое-как закончила школу и то только благодаря связям отца. В аттестате одни тройки, кроме математики и физкультуры.

– А по этим предметам, какие оценки?

– «Пятерки». Если б можно было, то и «шестерки» поставили бы. Математику она любила, задачки решала, как орехи щелкала, а по физкультуре потому «пять», что она увлекалась стендовой стрельбой. Стреляла очень метко, вот ее и вытянули по другим предметам.

– А где она сейчас?

– Кто ее знает! Путается, наверное, с богатыми мужиками и живет в свое удовольствие. Иногда звонит, сообщает, что у нее все в порядке. Как будто я не знаю, что для нее значит порядок. Отец бы в гробу перевернулся, если бы узнал, как она живет. Хотя она и при нем вытворяла такое… А он не замечал, любил ее очень. Мужчины хоть и ждут всегда сына, наследника, дочек все-таки больше любят. А уж Тимур на Миру надышаться не мог. Только и слышно было: «Наша Мирочка такая умница, наша Мирочка такая способная». А способностей у нее только и было, что деньги у папочки выпрашивать.

– А почему вы считаете, что она дурно влияла на Жениса?

– Потому, что впутывала его в разные грязные истории. Перед самым его отъездом в Москву их чуть не посадили за распространение наркотиков. У Миры дружки были с сомнительной репутацией, она небось и подговорила его этим заниматься. Привыкла жить на широкую ногу на шее у отца, а как Тимура не стало, кончилась сладкая жизнь. Вот и старалась заработать разными способами, один другого хуже. Еле замяли ту историю. Хорошо, друзья мужа не бросили в беде.

Думаю, Мира очень уж похожа на молодую Екатерину, поэтому мать и не любит ее. Кому понравится ежедневное напоминание об ошибках молодости.

Ну и семейка! Не соскучишься!

– А фотографии Миры сохранились? – спросила я.

– Нет! Говорю же, наверное, Женис их забрал на память, я все время забываю его об этом спросить.

– А вы позвоните ему сейчас и узнайте.

– У меня нет его номера. Он пока что живет в общежитии, там нет телефона, но скоро купит квартиру, и я перееду к нему.

– Да я помню, вы говорили. А Мира красивая?

– Не так, как Женис, но, в общем, ничего, можно сказать, эффектная. Она всегда умела себя подать. У нее длинные густые волосы, большие глаза, фигура красивая. Мужики на таких западают, вот она и пользуется.

– А где она сейчас?

– Думаю, тоже в Москве, поближе к брату, она всегда знает, где можно поживится. Раз он теперь звезда, она, наверное, где-то рядом ошивается.

– А какие у них были отношения?

– Они хорошо ладили, Женис часто защищал ее, она задурила голову и ему.

– Может, не такая она и плохая, ваша дочь, раз и брат ее любил.

– Ехидна! Претворяется душечкой, вот Женис и идет у нее на поводу. Как бы она там, в Москве, что-нибудь не учудила и не испортила ему карьеру.

Говорят, что отцы любят своих детей за то, какие они есть, а матери за то, что они есть. Эта поговорка точно не о моей собеседнице. Она любит избирательно даже своих детей. Вот из троих и выбрала только одного, самого удачного, остальные ее вообще не интересовали. Она даже не уверена, что ее дочь живет именно в Москве, ей это не интересно.

Больше мне ничего не удалось узнать нового. Екатерина так и не спросила, как погиб Володя, ни словом не обмолвилась о Дарье Андреевне и Прохоре. Только восторгалась Женисом и изливала яд по поводу Миры. Мне захотелось испортить ей настроение.

– Жаль, что ваши дети ослушались отца и не нашли Прохора, он бы им помог во многом. Он теперь невероятно богат, купить им по квартире в Москве для него, пара пустяков, он легко может несколько улиц купить, что ему квартиры. И Женис уже давно бы прославился с его помощью. У Володи все было самое лучшее, он учился в престижном вузе на экономическом факультете. И Прохор здесь ни при чем, он сам поступил, без его помощи. Дарья Андреевна с ними живет как королева. Старенькая уже, но в норковом манто щеголяет и на «Мерседесе» ездит с личным водителем.

Я не стала говорить, что Володя много лет был наркоманом, а Дарья Андреевна смертельно больна – стоит о чем-то умолчать, и получится идеальная картина. Мне хотелось, чтобы эта женщина с характером изменчивым, как ее глаза, задохнулась от зависти, чтобы поняла, как много она потеряла, вычеркнув из жизни недостойных, по ее мнению, людей. И мне это удалось. На ее лицо легла тень сначала удивления, а потом досады. «Йес!» – сказала я себе мысленно. А ей:

– Ну что ж, мне пора.

Излишне говорить, что пить чай мне расхотелось, даже находиться в этом доме было неприятно, не то что есть. И вообще, хотелось принять душ. Собаку я решила взять, она должна помочь мне воздействовать на Жениса.

– Это вам за щенка. Прощайте! – сказала я хозяйке дома и положила на стол пятьдесят долларов.

Екатерина мне не ответила. Она сидела на стуле и смотрела в одну точку на ковре. Что ж, пусть подумает, может, проснется жалость к Прохору или старшему сыну, хотя, скорее всего, сейчас она сожалеет о том, что такие большие деньги прошли мимо ее любимца. А может, и не об этом она думает, кто ее знает. Бог ей судья! Я так и не показала ей фотографию Стаса, без того было ясно, что Женис и есть Стас, к тому же лучше избежать ненужных расспросов о цели моего визита.

Я торопливо вышла из дома, взяла щенка на руки, поймала машину и поехала в гостиницу. За несколько часов мне нужно было успеть передохнуть, сделать необходимые справки на собаку, купить билет.

Освеженная после душа, я позвонила Ванечке и сообщила, что мне удалось найти мать Володи, которая оказалась еще и матерью Стаса, и что на самом деле его зовут Женис, то есть по-русски Женя. Ваня сказал, что нужно заранее предупреждать, если собираешься сделать сенсационное сообщение, а то и в столб недолго въехать, – я сказала, что у нас теперь такая работа, вся состоящая из сенсаций, и что нужно лечить нервишки, если они шалят. Ваня пообещал научиться держать себя в руках и стать крепким как алмаз, так что даже если я сообщу ему о его банкротстве, ни один мускул не дрогнет на его лице. Пообещал узнать о ближайших рейсах на Москву и сообщить мне.