Текст книги "Богатство идей. История экономической мысли"

3.3. Национальное государство и экономическая система

Деньги, международная торговля и финансовая система стали темами повседневных обсуждений во времена Петти. То, что прежде всего отличало подход Петти к этим темам от его современников и предшественников, безотносительно позиций, которые он отстаивал, было связано с методом, который он применял, чтобы изучать их: методом, который он обозначал как «политическую арифметику» и «политическую анатомию». Объектом анализа Петти было «политическое тело», т. е. государство, объединяющее политическую и экономическую системы: эти распространенные в наше время термины никогда не использовались самим Петти. Ни он, ни его современники не чувствовали необходимости в различии этих двух аспектов.

Рождение капитализма обычно связывается с рождением национального государства. Общая концепция национального государства, обращавшая особое внимание на проблему политического объединения города и сельской местности, была представлена Макиавелли. Из комплексной системы социальных взаимоотношений он выделил как самые важные связи между гражданами данного государства и между правителем и его подданными. Петти принял подобный взгляд и связанное с ним понятие «политического тела». Оно подразумевало необходимость выбора уровня агрегирования. Более низкий уровень агрегирования был отклонен, поскольку отношения среди граждан одного государства и между правителем и его подданными рассматривались как фундаментальные по отношению, например, к связям между жителями одной деревни или между мировым судьей (или любым другим чиновником местного органа власти) и теми, кто находится под его юрисдикцией. Более высокий уровень агрегирования был отклонен, потому что система международных связей между гражданами различных государств рассматривалась как зависимая от отношений самих государств.

Однако понятие «политического тела» еще не соответствовало современному понятию экономической системы. Макиавелли был «лишь …способен выразить свою программу и стремление связать город с сельской местностью в военных терминах» [Gramsci, 1975, р. 1575][116]116
  Город и сельская местность соответствуют в общем промышленности и сельскому хозяйству, этим двум секторам, из которых состояла первоначальная классификация современной производительной деятельности. См. также подразд. 4.5 наст. изд., где обсуждается Кантильон.


[Закрыть]. Аналогично у Петти это понятие указывает на тот факт, что сеть отношений и обменов, которые составляют жизнь производительной системы, подчиняется единственной политической власти. Ни Макиавелли, ни Петти не воспринимали взаимосвязи, которые существуют между городом и сельской местностью или между сельским хозяйством и промышленностью с точки зрения производства. Они были, таким образом, вынуждены определить, что объединяющим элементом является политическая надстройка[117]117
  См. также: [Roncaglia, 1988].


[Закрыть]. Как мы увидим в следующей главе, именно способность выйти за эти пределы и обнаружить технологические взаимосвязи производства, соединяющие различные сектора экономики, составила основной вклад Кенэ в развитие экономической науки.

Работы Макиавелли и Петти отразили все еще ограниченное развитие производительной структуры того времени. Горное дело, промышленность, сельское хозяйство, животноводство и рыбопромысловая деятельность, которую Петти развивал в своих ирландских владениях, например, были в основном вертикально интегрированы, с очень грубыми учетными различиями между различными стадиями производительных процессов и различными секторами. Кроме того, для перехода от феодализма к капитализму еще необходимы были изменения в политических институтах, например, чтобы гарантировать частную собственность на средства производства и возможность их свободной купли-продажи. Это было особенно верно для земли – как из-за первостепенной важности сельского хозяйства в экономике того времени, так и из-за связи между обладанием землей и феодальными правами, накладывающими барьеры на ее свободную передачу. Давайте вспомним в этом отношении упорную поддержку Петти создания земельного кадастра и в целом стандартизации процесса передачи земельной собственности. Все еще частичное понятие экономической системы, принятое Петти под воздействием понятия государства, предложенного Макиавелли, следует понимать как выражение особой исторической фазы – перехода от феодализма к промышленному капитализму[118]118
  Для каждой исторической стадии центральный объект анализа для экономиста может быть определен на том уровне агрегирования, который выявляет качественный скачок между экономической интеграцией и разъединением: охотничье племя, сельскохозяйственная деревня, феодальный замок с прилегающими землями, объединяющее город и сельскую местность княжество, и, наконец, национальное государство. Однако определение экономической системы как соответствующей национальному государству также является исторически относительным и не устанавливает неизменный естественный закон: процесс расширения области интеграции может не остановиться на национальном государстве, но иметь тенденцию охватить всю рыночную экономику. На самом деле тенденция к сносу таможенных барьеров и к унификации юриспруденции в области ведения бизнеса лежит в основе роста международной экономической интеграции как международного разделения труда и как объединения рынков (так называемая «глобализация»).


[Закрыть].

Понятие «политического тела», кратко представленное здесь, лежит в основе взглядов Петти на такие предметы, как деньги, внешняя торговля и налоги. Работы Петти были не систематическими трактатами, а незамедлительным откликом на актуальные политические споры. Часто эти работы были краткими рабочими заметками или меморандумами для короля, нацеленными на формулировку стратегических тезисов, таких как экономическая сила Англии по отношению к Франции и возможности для большей политической автономии английского короля.

Поскольку было затронуто понятие денег, мы можем подчеркнуть важное различие между взглядами Петти и взглядами, доминировавшими в то время. Это различие становится очевидным в его замене традиционного сравнения между деньгами и кровью[119]119
  Используемое, например, Гоббсом [Гоббс, 1991, с. 195]. Как мы уже отмечали в предыдущей главе, либеральные историки экономической мысли, начиная с самого Смита, зашли так далеко, что приписали современникам Петти, классифицированным как «меркантилисты», отождествление богатства с драгоценными металлами; такому пониманию они противопоставляли классическое понятие денег как вуали, накинутой на экономику. Согласно последнему понятию количество денег в обращении не важно для объяснения «реальных» экономических переменных, таких как доход и занятость.


[Закрыть] другим сравнением – между политической и человеческой анатомией:

Деньги – это всего лишь жир государственного тела, избыток которого так же часто препятствует его активности, как недостаток приводит к болезни. Подобно тому, как жир облегчает движение мускулов, питает во время нехватки пищи, заполняет неровные углубления и украшает тело, так и деньги в государстве ускоряют его деятельность, питают продуктами, привезенными из-за границы во время неурожая, обслуживают учет за счет своей делимости и украшают государство в целом, хотя в большей мере тех, у кого их много ([Petty, 1691b, р. 113]; cр.: [Петти, 1940, с. 85])[120]120
  Другое интересное определение денег было дано Петти в кратком глоссарии экономических терминов: «Деньги. Это общая мера для товаров. Общая связь каждого человека с каждым другим человеком. Эквивалент для товаров» [Petty, 1927, vol. 1, р. 210].


[Закрыть].

Согласно Петти, «кровь и питательные соки» политического тела состоят из «продукции сельского хозяйства и промышленности» [Petty, 1662, p. 28]. Это сравнение подталкивает в направлении классического понятия экономической системы, основанной на разделении труда и функционирующей посредством кругооборота производства, обмена, возмещения изначальных материальных запасов средств производства и предметов потребления и вновь производства. Мы должны помнить в связи с этим, что открытие обращения крови, сделанное Гарвеем в начале XVII в.[121]121
  Уильям Гарвей (1578–1657) объявил о своем открытии в 1616 г., но опубликовал его только 12 лет спустя («Анатомическое исследование о движении сердца и крови» («Exercitatio anatomica de motu cordis et sanguinis», 1628)).


[Закрыть], вызывало тогда живой интерес, и что Петти (как и Кенэ после него) был врачом.

Петти не предоставил четкой и систематической трактовки трех функций денег – единицы измерения, средства обращения, средства накопления богатства – но признавал их (что не особенно поразительно, так как мы можем сказать то же самое о многих его предшественниках и современниках) и вдумчиво обсуждал аспекты каждого из них. Наряду с Локком (см. также подразд. 4.2 наст. изд.), Петти может быть удостоен особой похвалы за его понятие скорости обращения (хотя сам этот термин он и не использовал), оцениваемой на основе институциональных особенностей экономической системы, таких как сроки выплаты заработной платы, аренды и налогов, и использованной для определения оптимального количества денег. Чтобы уменьшить количество драгоценных металлов, необходимых для денежного обращения (в других терминах, чтобы увеличить скорость обращения), Петти неоднократно предлагал учредить земельные банки (в 1690 г. его поддержал в этом Николас Барбон) [Barbon, 1690; Барбон, 1935].

Связаны с его идеями о деньгах и идеи о внешней торговле. Петти, соглашаясь со своими современниками, считал желательным излишек торгового баланса как средство стимулирования притока драгоценных металлов в страну. Фактически он исходил из относительного превосходства золота, серебра и драгоценностей над другими товарами из-за их долговечности и их роли средства обмена и накопления богатства. Однако он рассматривал цель положительного торгового баланса как средство для высокого уровня внутренней занятости и производства. Он, таким образом, выступал за сокращение импорта через замещение отечественными товарами, что позволяет достичь как положительного торгового баланса, так и увеличения внутренней занятости. В то же время он отказался осуждать импорт, даже в случае товаров роскоши и недолговечных потребительских товаров, при условии, что он способствует экспорту отечественных товаров, которые иначе не нашли бы рынок сбыта. Таким образом, именно высокий и увеличивающийся уровень производительной деятельности выступал для него основной целью. Поэтому же он одобрял ввоз иностранного капитала и иммиграцию квалифицированных иностранных рабочих, осуждая любое законодательство, запрещающее или ограничивающее такие движения[122]122
  По этим вопросам см. также, например: [Petty, 1662, р. 59–60; 1690, р. 271, 309; 1691b, р. 119].


[Закрыть].

Что касается налогообложения, Петти рассматривал реформу финансовой системы в качестве первого шага для обеспечения однородности условий и определенности правил для экономической деятельности в стране: двух предпосылок для развития экономики, приводимой в движение частной предпринимательской инициативой.

Самая большая часть «Трактата о налогах и сборах», одной из главных работ Петти, касается систематического рассмотрения различных типов дохода правительства, и он возвращался к этой проблеме также и в своих других работах. Петти изобразил картину запутанного лабиринта из часто внутренне противоречивых предписаний. Он полагал, что такая ситуация была одним из главных «препятствий величию Англии», в то же время настаивая, что эти препятствия «являются случайными и устранимыми» [Petty, 1690, р. 298; Петти, 1940, т. 1, с. 193], так как они произошли из-за наслоений на исходную систему, которая в результате перестала служить начальной цели и потеряла былую последовательность. Таким образом, бремя налогообложения падало, почти исключительно, с меняющейся и непредсказуемой тяжестью на землевладельцев и зависело от «случайного господства Партий и Фракций». (Для Петти, вовлеченного в непрерывную борьбу с откупщиками, собиравшими налоги, и в целом отстаивавшего свои личные интересы как крупного землевладельца в Ирландии, это составляло предмет неизменного возмущения.) Кроме того, издержки по сбору налогов, передоверенному частным агентам, были очень высоки и приводили к несправедливости и неясности во всей системе налогообложения [Ibid., p. 301; Там же, с. 195]. Петти не предлагал рационализировать систему путем возвращения ее к исходному состоянию, поскольку осознавал необратимость изменений, в течение долгого времени происходивших в экономике. Поэтому, например, обращаясь к рассмотрению публичных должностей (позиций, закрепленных за частными лицами по усмотрению монарха, для предоставления государственных услуг, финансируемых не из государственных фондов, а за счет взимания платы, накладываемой непосредственно на пользователей), Петти указывал, что количество этих позиций возросло из-за усложнения общества, и осуществляемая в их рамках деятельность приобретала все более и более рутинный характер – в результате большая часть изначальных доводов в пользу высоких тарифов, поддерживаемых посредством дарования права на монополию по предоставлению услуг, устранялась.

Петти предлагал пропорциональное налогообложение, налагаемое на потребление, поскольку только оно составляет «фактическое» богатство [Петти, 1940][123]123
  В этом Петти предшествовал Гоббс, и вслед за ним следовала длинная череда экономистов вплоть до Луиджи Эйнауди и Николаса Калдора в ХХ в.


[Закрыть]. Критерий пропорциональности «справедлив», поскольку не изменяет исходное распределение дохода (а по мнению Петти, различия в уровнях богатства и доходах необходимы для экономического роста). Кроме того, налоги на потребление поощряют бережливость, позволяют уйти от двойного налогообложения («поскольку ничто не может быть потрачено больше одного раза») и упрощают сбор статистики об экономическом положении страны, важной для эффективного управления. Фискальные правила должны быть однозначными, простыми, четкими и очевидными (также, чтобы избежать споров и судебных разбирательств, которые составляют социальный балласт), беспристрастными и с низкими издержками сбора.

3.4. Товар и рынок

Мы видели выше (подразд. 1.4), что первая стадия экономического теоретизирования состоит в формулировке ряда ключевых понятий, которые затем используются на второй стадии анализа для строительства теоретических систем. Вклад Петти в экономическую науку относился прежде всего к первой стадии. В этом разделе мы рассмотрим в связи с этим понятия первостепенной важности – очевидно взаимосвязанные понятия товара, рынка и цены, и рассмотрим форму, в которой соответствующие им концепции появлялись в работах Петти.

Что касается понятий товара и рынка, мы обратимся к нескольким страницам краткого эссе, написанного в форме диалога, «Диалога о бриллиантах», который оставался неопубликованным до 1899 г., когда Халл издал его в своем сборнике экономических работ Петти [Petty, 1899, p. 624–630].

Главных героев диалога двое: г-н А, представляющий самого Петти, и г-н Б, неопытный покупатель бриллианта. Последний рассматривает акт обмена как случайное событие, порождающее отношения конфликта между покупателем и продавцом, а не обычный эпизод в сети отношений, каждое из которых способствует установлению и поддержанию устойчивых поведенческих закономерностей.

Задача не из простых, поскольку специфические отдельные блага, включаемые в единую категорию рыночных товаров – бриллианты в нашем случае, – отличаются друг от друга по ряду количественных и качественных элементов, даже без учета отличающихся обстоятельств (времени и места) каждого отдельного акта обмена. Таким образом, в отсутствие нормы, которая могла бы позволить установить особый ориентир для цены бриллиантов, г-н Б рассматривает обмен как рискованный акт, поскольку для покупателя кажется невозможным избежать обмана в том, что для него является уникальным событием, со стороны продавца, который обладает более обширным знанием рынка.

При отсутствии сети регулярных обменов, т. е. в отсутствие рынка, особенности и обстоятельства упомянутого выше дифференцирования товаров работают так, чтобы сделать каждый акт обмена уникальным эпизодом, где цена будет определяться бо́льшими или меньшими договорными способностями со стороны продавца и покупателя. Существование рынка, наоборот, позволяет преобразовать значительную часть элементов, которые отличают каждый отдельный обмен от любого другого, в достаточно систематические различия в цене относительно идеального типа бриллианта, принятого в качестве ориентира. Таким образом, существует связь между появлением регулярного рынка, с одной стороны, и, с другой стороны, возможностью определения некоторых категорий благ как товара с репрезентативной ценой, абстрагируясь от всего разнообразия действительно совершаемых уникальных актов обмена.

Г-н А, эксперт, действительно знает о существовании точных количественных отношений между ценами различных видов бриллианта в зависимости от веса, размера, цвета и дефектов. После разъяснения способа, которым каждый элемент количественно оценен посредством оценочной шкалы, он продолжает объяснять, как каждый из этих элементов в отдельности, и также их комбинации, влияют на цену (с учетом того, что цена определенного вида бриллиантов была так или иначе принята за ориентир: проблема, рассматриваемая в подразд. 3.5 наст. изд.). Так, например, «общее правило относительно веса таково, что цена с увеличением веса на единицу возрастает вдвойне» [Petty, 1899, p. 627][124]124
  Это правило, вместе с другими подобными, было также предложено Петти в «Беседе об использовании двойных пропорций» («Discourse concerning the use of duplicate proportions», 1674), где он попытался представить в терминах функций отношения между парами переменных в случаях, когда есть эмпирическая закономерность, связывающая рассматриваемые явления, и такие явления могут быть выражены количественно. Эта попытка помещает Петти в число предшественников, если не основателей, эконометрики.


[Закрыть]. Подобное правило относится и к размеру. Среднее значение цены, полученной на основе этих двух правил, определяет «политическую цену» (понятие, которое будет рассмотрено ниже), полученную на основании веса и размера. Это будет ценой за бриллиант без дефектов и с хорошим цветом. Поправочные коэффициенты будут применяться, чтобы определить цену бриллианта, имеющего дефекты или менее ценную окраску; значения для таких коэффициентов устанавливаются на рынке. Естественно, слепое применение этих правил для определения цен на бриллианты может привести в некоторой ситуации к абсурдным результатам, исправление которых потребует применения поправок, определенных опытом, а также простого здравого смысла.

Работы Петти, таким образом, предлагают описание процесса абстрагирования, приводящего к понятию рынка и товара, отталкиваясь от многочисленных отдельных обменов, которые происходят в экономике. Необходимо, однако, сделать два замечания.

Во-первых, бриллианты являются товаром, цена которого в большей степени определяется их редкостью, зависящей от уровня спроса, чем издержками производства. И в случае этого товара имеется рынок, изолированный от других рынков, по крайней мере, в смысле производственных взаимосвязей.

Во-вторых, Петти только неявно определил аналитические последствия того факта, что сам по себе рынок является абстракцией. Давайте рассмотрим этот вопрос и попытаемся объединить наметки, предложенные в «Диалоге о бриллиантах».

Как мы только что заявили, рынок является абстракцией в том смысле, что каждый отдельный акт обмена касается определенного бриллианта, обмениваемого в определенные время и место по определенной цене. Рынок существует как понятие, которое полезно и действительно обязательно для понимания функционирования торговой (mercantile), а затем и капиталистической экономической системы. Оно дает возможность выделить из несметного числа индивидуальных обменов систему взаимодействий, которую можно рассматривать как репрезентативную для действительных отношений и которая может предоставить руководство к действию.

Те же самые соображения относятся к понятию товара. Фактически действительность состоит из бесконечного числа уникальных отдельных объектов. Мы группируем их в категории, такие как бриллианты, на основе некоторых сходств, которым мы приписываем первоочередную важность, игнорируя отличия, которые рассматриваются как побочные. Иными словами, товар не является атомом экономической действительности, но является самостоятельной абстракцией, которая уже подразумевает определенный уровень агрегирования.

Подходящий уровень агрегирования определен степенью взаимосвязей между различными актами обмена. Мы можем говорить о различных бриллиантах как о представителях одного товара с его собственным определенным рынком, потому что связи между отдельными обменами различных бриллиантов позволяют сделать приемлемой гипотезу о том, что они – один и тот же товар, так как они допускают сведение всех различий в весе, размере и качестве к количественной разнице в ценах. На подобных основаниях мы можем говорить о рынке яблок, или рынке фруктов, или рынке еды в целом: яблоки, фрукты или еду можно рассматривать, в свою очередь, как товар согласно уровню агрегирования, который представляется наиболее адекватным, с учетом отношений, которые выступают на первый план для класса производителей и класса покупателей[125]125
  Типичный пример возможности определения товара на основе уровня абстракции, неявно подразумевающегося в данной аналитической системе, был предложен Петти [Petty, 1662, р. 89; Петти, 1940, т. 1, с. 72]: он отождествлял «хлеб» (или зерно, corn) с «едой» в целом, когда он говорил о «хлебе», который полностью удовлетворяет жизненно важные потребности, подобно «хлебу насущному» в молитве «Отче наш». Это отождествление было позже неявно принято Рикардо в «Опыте о влиянии низкой цены хлеба на прибыли с капитала» 1815 г. [Рикардо, 1955, т. 3, с. 15–40], который быстро подвергся критике Мальтусом (письмо к Рикардо от 12 марта 1815 г.: [Ricardo, 1951–1955, vol. 6, р. 185]. Позже гипотеза Петти была явно упомянута Маршаллом [2007, с. 493] и Сраффой [Sraffa, 1925, p. 61 n.]. Ситуация существенно отличается в современных теориях межвременного общего экономического равновесия с «условными» (contingent) рынками (см. также подразд. 12.2 наст. изд.), согласно этим теориям одно и то же физическое благо составляет столько различных товаров, сколько существует возможных моментов, в которых доступно благо, умноженных на количество возможных «состояний мира» в каждый момент (так что зонт в 227-й день в дождь отличается как товар от того же самого зонта, доступного в 184-й день или в 227-й день, но не в дождь). Аксиоматический характер таких теорий побуждает теоретиков думать, что вопрос о значении переменных является проблемой, внешней по отношению к самой теории. Но такой подход требует, как показывает пример выше, чтобы разукрупнение было доведено до максимальной степени: до «атома», а именно до понятия товара, не способного к дальнейшему разукрупнению. Таким образом, принимая во внимание бесконечность позиций в континууме пространства и времени и бесконечность возможных «состояний мира» (которые прибавляются к несметному числу различных физических характеристик товара, как в случае бриллиантов, что рассматривается ниже), число товаров стремится к бесконечности – так что кажется довольно вероятным, что их количество превысит число реальных актов обмена. Но тогда, по определению, мы не сталкиваемся с рынком, т. е. с сетью отношений между множеством покупателей и продавцов: понятие товара, предложенное такими теориями, несовместимо с понятием конкуренции. Пример, коротко изложенный здесь, показывает возможность логических противоречий, происходящих от различных значений, которые приписываются переменным, подвергающимся теоретическому анализу.


[Закрыть].

Некоторая степень абстракции также необходима в формулировке понятия цены. Без этого невозможно рассматривать аналитическую проблему определения относительных цен, т. е. обменных отношений между различными товарами. В действительности «цена» соответствует «товару»; это отражает разнообразие ценностей, каждая из которых относится к отдельному акту обмена, когда такие акты обмена затрагивают товары, достаточно схожие между собой, чтобы быть объединенными в категорию одного товара (как в приведенном выше случае «цены» «бриллианта»). Кроме того, мы должны ограничить набор актов обмена, который мы используем как основу нашего понятия цены, относительно времени и пространства, в которых они осуществляются.

Петти, таким образом, различал текущую цену и политическую цену; последняя соответствует теоретической цене, определенной на основе аналитической схемы, которая абстрагируется от многих элементов, существующих в действительности, но наделяемых второстепенным значением. Как мы увидим, это различие соответствует различию между внутренними причинами, определяющими политическую цену, и внешними причинами – теми переменными и случайными факторами, которые соединяются с внутренними в процессе установления текущей цены.

Петти непосредственно рассматривал эту проблему в одном отрывке «Трактата о налогах и сборах» и в «Диалоге о бриллиантах». В «Трактате» Петти представил три определения, которые разделяют различные понятия цены в соответствии с уровнем абстракции в анализе: естественная цена, политическая цена и текущая цена. Естественная цена зависит от достигнутого технологического уровня и уровня средств существования для рабочих. В дополнение к этому политическая цена учитывает социальные издержки, например, трудовые затраты сверх необходимого уровня: такие затраты Петти рассматривает как балласт, сигнализирующий о том, что фактическое производство ниже, чем потенциально возможное. Наконец, текущая цена определяется выражением политической цены через товар, используемый в качестве стандарта измерения[126]126
  «Естественные дороговизна и дешевизна зависят от того, больше или меньше рук требуется, чтобы удовлетворить естественные потребности: хлеб будет дешевле, когда один может произвести на десятерых, чем когда он может прокормить лишь шестерых; таким образом, в зависимости от климата, люди вынуждены тратить больше или меньше. Но политическая дешевизна зависит от малого количества лишних рук в каком-либо деле сверх необходимого. К примеру, хлеб будет вдвое дороже там, где его выращивают 200 человек, выполняющих ту же работу, какую могли бы выполнить 100 человек. Если это соотношение будет помножено на пропорцию излишнего расхода (т. е. если к упомянутой причине дороговизны добавить ту, что вызвана расходами, превышенными вдвое), естественная цена окажется учетверенной, и она и будет истинной политической ценой, рассчитанной на естественных основаниях. А последняя, будучи соотнесенной с общепринятым стандартом – серебром, даст нам то, что мы ищем, – истинную текущую цену» [Petty, 1662, p. 90].


[Закрыть].

У «естественной цены» Петти таким образом есть значение целевой, или оптимальной, цены. Это фактически цена, соответствующая лучшей из доступных технологий и наиболее эффективному функционированию «политического тела». Для экономистов-классиков, от Смита до Маркса, «естественная цена» имела другое значение, которое соответствовало, скорее, «политической цене» у Петти: оно указывало на цену, регулирующую поведение на рынке и зависящую от фактических условий производства, преобладающих в экономической системе (Маркс впоследствии будет обозначать эти условия выражением «общественно необходимый труд»)[127]127
  Аналогия относится к используемой технологии: и политическая цена Петти и естественная цена экономистов-классиков основаны на преобладающей, а не на оптимальной технологии, к которой, как уже сказано, относится «естественная цена» Петти. Но согласно экономистам-классикам и Марксу, имеется механизм (конкуренция), который устраняет балласт и выражает тенденцию приводить преобладающую технологию к оптимуму. Петти вместо этого (что вполне понятно, учитывая эпоху, в которую он жил) приписывал такую роль, главным образом, институциональным реформам, направленным на повышение эффективности системы. (Элемент оптимальности присутствовал также и в смитовской концепции естественной цены, из-за ссылки на условия свободной конкуренции: см. также ниже, подразд. 5.6, и [Roncaglia, 1990b].)


[Закрыть]. Представляется, что Петти различал эти два понятия в то время, когда развитие капитализма находилось лишь на начальной стадии, чтобы подчеркнуть более высокие затраты, связанные с современным ему, все еще отсталым уровнем общественной организации. Нужно также отметить, что текущая цена, упомянутая в отрывке выше, сама по себе является теоретической переменной, так как это просто политическая цена, представленная в денежном выражении. Но в то же время ясно, что есть и множество других элементов, влияющих на фактические обменные пропорции на рынке[128]128
  «Однако, поскольку почти все товары имеют свои субституты, или заменители, и почти все потребности могут удовлетворяться разными способами, а также поскольку на цены товаров влияют в смысле повышения или понижения их новизна, вызванное ими изумление, пример вышестоящих лиц, а возникающие мнения приписывают вещам те или иные эффекты, что также увеличивает или уменьшает их цены, то мы должны добавить эти случайные причины к упомянутым выше постоянным причинам. В их благоразумном предвидении и учете заключается умение купца» [Petty, 1662, p. 90].


[Закрыть].

В «Диалоге о бриллиантах» Петти возвратился к различию между двумя группами факторов, влияющих на цену бриллиантов: внутренними факторами и внешними, или случайными, факторами. Первый тип факторов влияет на определение политической цены (т. е. теоретической цены), в то время как второй объясняет расхождение между текущей ценой и политической. Внешние факторы соответствуют случайным обстоятельствам конкретных актов обмена: поэтому трудно определить их и применить к ним точные правила для сведения к однородным, сопоставимым величинам. Внутренние факторы, с другой стороны, являются точно определяемыми, и их воздействие можно оценить через разницу в ценах, согласно четким правилам, которые могут быть получены с помощью наблюдения за обменами, фактически происходящими на рынке.

В «Диалоге о бриллиантах» г-н А, эксперт по рынку, иллюстрирует это следующим образом:

Дороговизна или дешевизна бриллиантов зависит от двух причин, одна внутренняя, заключающаяся в самом камне, вторая – внешняя и случайная, например: 1) запрет на их добычу в странах, откуда они прибывают; 2) когда купцы могут потратить свои деньги в Индии с большей прибылью при покупке иных товаров и поэтому не привозят бриллианты; 3) когда они скуплены из опасения войны, чтобы составлять источник существования для изгнанников и неугодных людей; 4) если они украшают свадебную церемонию какого-нибудь великого правителя, куда большое количество людей должно прийти во всем великолепии, – любая из этих причин, если она очень значительна лишь в одной части мира, окажет влияние и на мир в целом, поскольку, если цена бриллиантов должна значительно вырасти в Персии, она также заметно вырастет и в Англии, поскольку крупные торговцы драгоценностями со всего мира знают друг друга, переписываются друг с другом и являются партнерами в большинстве значительных вопросов и вступают в крупные сговоры и интриги при покупке и продаже бриллиантов [Petty, 1899, р. 625].

Особенно интересно заключение отрывка, где Петти описал мировой рынок и подчеркнул факт того, что случайный дисбаланс на рынке в любой части мира может оказать влияние на любую другую часть, потому что местные рынки бриллиантов объединены в один, единый мировой рынок («крупные торговцы драгоценностями со всего мира знают друг друга»). Может также вызывать удивление то, что запреты, упомянутые выше, включены в разряд случайных факторов – при том что они относятся к институциональным условиям, и можно было бы ожидать, что они как таковые будут включены в число факторов, влияющих на политическую цену. Помимо незначительного внимания, которое Петти уделял вопросу последовательности между своими различными работами, возможно, что в своей самопровозглашенной роли советника короля он указывал на некоторые институциональные ограничения для развития обмена и экономики в целом как подлежащие устранению. Это в особенности относилось к ограничениям на внешнюю торговлю. Как мы подчеркнули выше, теоретическое различие между естественными ценами и политическими ценами, как и другие элементы анализа Петти, должно интерпретироваться в свете практических намерений автора, который хотел указать на вред, наносимый росту богатства Англии, определенными институциональными ограничениями. Но если оставить этот вопрос в стороне, мы сталкиваемся с разделением между естественными и политическими ценами, с одной стороны, и текущими ценами – с другой, что явно предвосхищает классическое разделение между естественными и фактическими, или рыночными, ценами.