Текст книги "Муза Диониса"

Глава 16

Когда Анна пришла на работу, то ей тут же сообщили, что ее разыскивает Кулаков. Она направилась к его кабинету.

Прокурор встретил ее непривычно сдержанно. Он как-то странно посмотрел на нее и снова углубился в свои мысли. Даже когда она села напротив него, он не сразу начал разговор.

– Ты чего так поздно на работу приходишь? – огорошил он ее неожиданным вопросом. Еще никогда эта тема не всплывала в их разговоре.

Анна почувствовала обиду.

– Кажется, вам известно, что я не нарушаю дисциплину. Я занимаюсь делом Миловидова. И встречалась с нужными мне людьми.

– И как прошла встреча?

– К сожалению, без большого результата. Многие не желают откровенно разговаривать.

– А что ты хочешь? – вдруг раздраженно буркнул Кулаков. – Где найти дураков, которые будут сами себя оговаривать?

– Наша задача их искать. А тех, кто не хотят быть откровенными со следствием, мы должны заставлять делать признания.

– Да, это ты верно говоришь, – как-то невнятно промямлил прокурор.

Анна недоумевала: что это с ним? Он не похож на самого себя.

– Вот что я стал в последнее время думать: а не поторопились ли мы с делом Миловидова?

Анна невольно насторожилась. Предчувствие говорило ей о том, что что-то произошло.

– В каком смысле поторопились, Андрей Валентинович? Преступления налицо.

– Есть такая умная пословица: каждому овощу свое время. Это дело политическое. Вот я думаю: пришло ли ему время?

– Если, как вы говорите, это дело политическое, то его тем более следует довести до конца. Когда криминал соединяется с политикой, это представляет особую опасность для общества. Не вам мне разъяснять такие азбучные истины.

Кулаков молчал. Он хмуро смотрел перед собой, словно боясь взглянуть на Анну. Ей на память пришли слова губернатора о давлении, которое будет оказываться на прокуратору в связи с делом Миловидова. И вот, судя по всему, она видит результат этого давления.

Анну захлестнуло негодование. Нельзя же быть таким слабовольным! Кто-то на него надавил, а он уже готов поднять руки кверху. Разве это прокуратура, разве это прокурор?

– И что вы хотите от меня непосредственно, Андрей Валентинович?

Этот вопрос заставил Кулакова все же поднять на нее глаза. И она прочитала в них муку. И сразу же негодование на него испарилось. Он – слабовольный, а потому несчастный человек. И сейчас действует и против своего желания и против своих убеждений. Для него, в самом деле, лучший вариант – поскорее уйти на покой.

– Почему бы тебе не передать это дело другому следователю? И забыть о нем.

– И кому конкретно?

Кулаков налил из графина воды и выпил.

– Я думал поручить его Дудницкому.

Анна едва не рассмеялась вслух. Дудницкий славился тем, что запарывал все дела. Неофициально его держали именно для таких случаев: когда возникала потребность какое-то дело спустить на тормоза – его поручали ему. Если я стану прокурором, подумала Анна, то первым делом уволю Дудницкого. За профессиональную непригодность.

– Вот что, Андрей Валентинович, – решительно произнесла Анна. – Дело я никому добровольно не передам. А издадите приказ, буду его оспаривать в вышестоящей инстанции. Я уже много накопала. И хотя дело, в самом деле, трудное, есть все шансы его успешно довести до финала. Это моя позиция. И я ее не изменю. Вы меня поняли?

– Понял, – мрачно ответил прокурор. – Он хотел что-то добавить, но в самый последний миг проглотил слова. – Ладно, иди.

– А что будет дальше?

– Что будет, то и будет. Увидишь. Откуда я знаю, что будет…

Она видела, что Кулаков едва сдерживал себя. Впрочем, против кого был направлен его гнев – против нее или еще кого-то – она не знала. Но это ее сейчас и не слишком интересовало. Она была довольно тем, что этот раунд поединка выиграла. И тем самым помогла губернатору в его борьбе с коррупцией.

Глава 17

Анна заметила, что в последнее время у нее вдруг часто стала болеть голова. Раньше с этим недугом она сталкивалась крайне редко, только после сильных перегрузок. Но в последние дни особых перегрузок не испытывала, а головная боль навещала ее все чаще.

Анна сознавала, что это вызвано ее внутренними переживаниями, тем душевным разладом, в тисках которого в полной неожиданности для себя она оказалась. А после разговора с Кулаковым он только усилился. Она понимала, что упустила шанс одним ударом освободиться от своих навязчивых мыслей и видений, от этого человека, который захватил над ней власть. Но с другой стороны, разве она могла так поступить? Ведь это означало признать свое поражение, сдаться тем силам, которые только и мечтают замять это дело. И если бы она пошла на такой шаг, нет ни малейших сомнений в том, что все было бы спущено на тормозах. Анна ясно отдавала себе отчет, что во всей прокуратуре она – единственная, кто способен довести это расследование до конца. Мысленно она перебирала в памяти своих коллег и убеждалась, что больше никто этого не сумеет. И не потому даже, что она самая талантливая или добросовестная, – есть те, кто не уступает ей в этих качествах, – а потому, что до сих пор она никогда не шла на сделку с совестью. Не случайно же губернатор попросил прокурора поручить вести следствие именно ей. И именно с ней он пошел на столь откровенный разговор, в котором обратился к ней за помощью. И как она теперь может его подвести?

Но с другой стороны, ее силы тоже не беспредельны. То, что происходит в ней теперь, она не в состоянии игнорировать. Это так глубоко в ней засело, что буквально всю выворачивает наизнанку. Она еще совсем недавно и не предполагала, не только то, что такое может случиться с ней, а и то, что вообще подобное происходит с людьми. Нет, теоретически она это знала, не раз ее подследственные, оправдывали свои преступные деяния именно этими аргументами. Но в душе она не верила им, считала, что таким образом они желают лишь оправдать свои поступки, смягчить свою вину за них. Но вот эта волна настигла и ее. И она не знает, что с этим делать, как этому противостоять?

Анна решила поговорить с мужем. Ведь кто еще способен спасти ее от нее самой? Разумеется, она не станет говорить прямо о том, что чувствует, и чего хочет добиться. Но, в конце концов, должен же он когда-то хоть что-то понять.

Она знала, что в этот день он должен был прийти раньше, так как у него отменили несколько лекций. А значит, он не будет такой усталый, как обычно. И хотя у нее были дела, она решила специально приехать домой к его приходу. Ее не отпускало ощущение, что для нее это едва ли не последний шанс. И если эта попытка завершится неудачей, все окончательно покатится под гору. У нее вряд ли хватит сил хоть что-то остановить. Ее расчет оправдался: Анатолий не только был уже дома, но и даже пребывал в хорошем настроении. Это она поняла сразу, едва посмотрев на него. За годы совместной жизни она практически безошибочно научилась разбираться в подобных тонкостях за считанные доли секунды.

– А ты чего так рано? – удивился муж, при виде нее.

Анатолий сидел в кресле. Анна подошла к нему и устроилась на его коленях. Так они не сидели уже много лет. Она увидела, как у него от изумления аж округлились глаза.

– Что с тобой? – недоуменно спросил он.

– Соскучилась. Вот и решила прийти пораньше. Мы так мало бываем вместе.

– Так каждый же день…

– Ну, что это за времяпрепровождение?! Приходим усталые, голодные, быстро поужинаем, посмотрим пять минут телевизор – и спать. Разве это можно назвать «бывать вместе»?

Анатолий продолжал удивленно смотреть на жену, явно не зная, как реагировать на ее непривычное поведение.

– В чем-то ты права, но что делать? Так уж устроена наша жизнь. Мы же не можем не работать. А работа поглощает очень много времени и сил. И на все другое их так мало остается.

– Да кто же с этим спорит?! Конечно, не можем не работать. Но можно и то время, что у нас есть, использовать куда как приятней.

Анна улыбнулась и стала расстегивать рубашку мужа. Ее рука легла на его грудь и стала медленно теребить сосок.

– Мне кажется, у нас вполне нормальная жизнь. Не знаю, как ты, но я не хочу ничего менять, – произнес Анатолий.

Рука Анна с груди мужа стала спускаться ниже. Она достигла его брюк и обхватила пенис и стала медленно его гладить. Но он не реагировал на ее ласки, оставался все таким же вялым. Но ведь Анатолий не импотент. Что происходит?

– Анна. Я тебя сегодня не узнаю! – воскликнул муж. – Что с тобой случилось?

Анна убрала руку с брюк мужа и встала с его колен.

– Я подумала, что нам надо встряхнуться.

– Встряхнуться? Что ты имеешь в виду?

– Встряхнуться – это встряхнуться. Переменить хотя бы обстановку.

– И каким же образом?

– По графику у меня скоро отпуск. Поедем за границу. На Кипр.

– Почему именно на Кипр?

– Сама не знаю, но захотелось на Кипр. Проведем там две недели. Будем загорать, купаться, ездить на экскурсии. Да и мало ли чем там можно еще заняться…

– Но тебе же известно, что я не могу никуда сейчас уезжать: скоро у моих студентов начнется летняя сессия. И я буду принимать экзамены. Это раз. А два заключается в том, что ты отлично знаешь, что я люблю проводить отпуск на даче. Там, кстати, и пруд совсем неподалеку есть. Весь поселок ездит на него купаться. А вот ты почему-то ездить не хочешь. А напрасно, там и вода теплая, как на море. К тому же, гораздо чище.

– Пруд – это пруд, а море – это совсем другое. Как ты не понимаешь?! Мы там даже чувствовать себя будем по-другому. Это-то и есть как раз главное.

Анна села в кресло, уже жалея о том, что затеяла этот разговор. Ей уже никогда от него ничего не добиться. У них все в прошлом. И это уже не изменишь.

– Мне кажется, у тебя какая-то временная блажь. Ты устала, слишком много работаешь. Дело с Миловидовым плохо на тебя влияет. Я знаю, это негодяй, каких мало. Кое-что о нем я слышал. Мало того, что он отпетый мошенник, но еще и развратник, каких свет не видел.

– Ты полагаешь, что я заразилась от него?

– Что ты, речь не о том. Но влияние все равно имеет место. Тут уж никуда не денешься.

– Миловидов тут совсем ни причем. – Анна знала, что говорит неправду, но по-другому сказать не могла.

– Ну и хорошо, если ни причем. Я тебя уверяю, все скоро пройдет.

– Конечно, дорогой. – Анна задумчиво посмотрела в окно. – Но знаешь, я хочу тебя предупредить: если ты не хочешь отправиться со мной отдыхать, я поеду одна.

Анатолий в какой уже раз удивленно посмотрел на нее.

– И куда ж ты решила поехать?

– Как куда?! Я же сказала: на Кипр.

– Мне кажется, это только бессмысленная трата денег. А у нас их и так немного.

– Я посчитала свои возможности, на поездку на остров мне денег хватит.

– Ты это решила твердо?

После короткой паузы Анна кивнула головой.

– Да, я решила поехать.

Теперь ненадолго задумался Анатолий.

– Если ты считаешь, что это принесет тебе пользу, то, конечно, поезжай. Но я уверен, что замечательно отдохнуть мы могли бы и на даче.

– Это принесет мне пользу, – сказала Анна.

«Или самый большой вред», – мысленно добавила она. Но иногда нужно пройти и через такое.

– И когда же ты отправляешься?

– Точную дату я еще не определила. Надо завершить кое-какие дела на работе. Но скоро.

– Ладно, ничего страшного, полагаю, не случится. А что у нас на ужин? Есть хочу.

– Что-нибудь сейчас сделаю.

«Все наши разговоры завершаются этой сакраментальной фразой», – подумала она.

Анна на кухне разделывала рыбу. Она знала, что это любимое блюдо мужа. Но думала она совсем об ином. Сегодня она окончательно избавилась от многих иллюзий, что грели ее в течение долгих лет. И еще, что даже более важное, из того, что поняла, – у нее нет возможности идти назад. Иначе она с собою просто не справится.

Глава 18

Они смотрели друг на друга и молчали. Затем Миловидов достал сигареты и закурил. Делал он это удивительно красиво, но совсем не картинно, все движения были абсолютно органическими. И Анне, которая никогда не курила, вдруг ужасно захотела достать сигарету и так же выдохнуть, как он, густое облачко ароматного дыма.

– И долго мы будем сегодня молчать, гражданин старший следователь? – поинтересовался Миловидов, затушив окурок. – Скучно становится.

– Сколько надо, столько и будем.

– Это новый метод давления на подследственного? Боюсь, он не принесет вам нужного результата.

– А что принесет?

– А ничего.

– Напрасно вы так думаете. Пока вы отдыхали в камере, я не теряла напрасно времени. И, как у нас говорят, нарыла еще несколько любопытных фактов.

– Очень хотелось бы с ними ознакомиться.

– Так для того и нарыла. Ваша афера с акциями Газрома и Сбербанка. Я разговаривала с некоторыми знатоками этого вопроса. Они полагают, что это одно из лучших мошеннических операций, какие только можно провернуть. Может быть, вы сами поделитесь вашими ноу-хау?

Несколько секунд Миловидов о чем-то размышлял.

– Я предпочитаю услышать о них из ваших прелестных уст.

– Скоро услышите, – пообещала Анна. – Как только я окончательно в них разберусь. Имея дело с таким человеком, как вы, надо вступать в схватку во всеоружии. Но сейчас мне бы хотелось поговорить немного о другом.

– С удовольствием. И о чем же еще?

– О ваших так называемых четвергах в вашем загородном доме. Или, вернее, поместье.

– Насколько я знаю, оргии у нас не караются законом, – усмехнулся Миловидов.

– Под действие закона они действительно могут и не попасть. Хотя я постараюсь сделать и это. Все зависит от того, как повернуть дело. У меня есть информация, что там многие баловались наркотиками.

– Может быть, но я наркотиками никого не угощал. А если кто-то приносил их с собой, то это их личное дело.

– А мы проверим. Сделаем обыск. И если найдем даже следы наркотических веществ, то можно вам впаять дополнительную статью. А за наркотики у нас судят строго.

Миловидов сменил позу на стуле.

– Я все смотрю на вас и думаю, что вами движет? Такое чувство, что я не просто ваш подследственный, а ваш личный враг № 1.

Теперь и Анна откинулась в кресле.

– А вы попали в точку, Владимир Эдуардович. Вы мой личный враг. И я считаю своим долгом воздать вам по заслугам: хочу, чтобы вы ответили за все свои деяния. Строго по закону. Но при этом ничего не пропустить. Потому-то так скрупулезно собираю все касающиеся вас факты.

– Такое бывает лишь тогда, когда человеком движет черная зависть. Вы так сильно мне завидуете?

– Вы крайне опасный человек, даже в чем-то опасней убийцы. Вы разлагаете общество до самых его корней. Вы как жук короед, он маленький, но уничтожает огромное дерево. После вас все становится поражено ржавчиной и гниением.

– Ерунда. Я помогаю людям стряхнуть с себя оцепенение. Видели бы вы эти экземпляры: потухшие, абсолютно лишенные жизни. А я им вернул ее вкус.

– На ваших знаменитых четвергах?

– В том числе. Люди – поразительные создания, они созданы для жизни, а жить то ли не хотят, то ли не умеют, то ли боятся. Обложили себя, как защитными валами, какими-то правилами, установками, запретами – и бьются о них, как о стенку. А так легко эту стенку ликвидировать – достаточно ее просто не замечать. И она перестает существовать. И тогда все окрашивается совсем в другие тона. Вы никогда не пробовали убрать стенку?

«Никогда не пробовала, но хочу попробовать», – захотелось ответить ей.

– Есть люди, которые должны быть окружены со всех сторон стенами, из которых они не смогут вырваться. По крайней мере, в течение отведенного для срока их пребывания там, – проговорила она.

Миловидов усмехнулся.

– Вы все в своей жизни сводите к судебным решениям, к тюрьмам, к заключенным. – Он так внезапно и решительно придвинулся к ней, что Анна даже чуть-чуть перепугалась: что он замышляет? – А ведь это вы всю жизнь пребываете в тюрьме. Вы вообще даже не знаете, что такое свобода. Это вам только кажется, что вы находитесь на свободе. Но это ваша главная иллюзия. Вы в вечном заключении. И однажды это поймете – и вам станет жутко от всего, что вас окружает. Вы оглянитесь на прошедшие годы – и ничего, кроме унылой серой ленты там не увидите. И скажите себе: «И это вся моя жизнь? И ради этого я появилась на свет, столько работала, как каторжная, переживала. Да пропади оно пропадом, все, что было».

– Вы завершили свой исторический экскурс в мою жизнь? – спросила Анна.

Миловидов к ее облегчению немного отодвинулся.

– Да я, собственно, и не начинал, так, слегка набросал эскиз.

– Вам бы набросать эскиз своей будущей жизни. Боюсь, получится он в мрачных тонах. Я тут кое-какие еще факты раздобыла, – небрежно бросила Анна. И увидела, как он насторожился.

– Что же на этот раз? – внешне беззаботно поинтересовался Миловидов.

– У вас есть филиал банка «Южный». Я права?

– Это не есть великая тайна, она известна всем.

– Да, эта тайна, как вы говорите, известна всем. А вот другая тайна – совсем немногим. Но надеюсь, скоро я в нее проникну. Я тут смотрела кое-какие документы, изъятые в вашем банке. И у меня возникло одно подозрение. Может быть, вы мне его сейчас подтвердите, Владимир Эдуардович?

– В чем же вы подозреваете меня на этот раз?

– Я подозреваю, что через этот филиал обналичивались большие суммы. Речь может идти о сотнях миллионов рублей.

– У вас богатое воображение.

– Так оно меня не подвело?

– Вы же прекрасно знаете, я не подтверждаю ваши подозрения. И не опровергаю их. Вам платят за это деньги – вот вы и доказывайте.

– Да я-то докажу, уж не беспокойтесь. И с чистой совестью получу свою небольшую зарплату. Разумеется, с вашими доходами она ни в какие сравнения не идет. Зато мои деньги – честные. А ведь обналичивание – еще одно серьезное преступление. Я понимаю, что до кучи, вам даже все равно. Но лишний годок-другой на нарах – нужно ли оно вам? Предлагаю подумать. Я даю вам последний шанс. Либо вы все расскажите и тогда можете рассчитывать на какое-то снисхождение, сокращение срока, либо я все раскопаю сама. И тогда – пощады не ждите – вкачу вам по полной программе. Причин для снисходительности к вам у меня нет. И чем вы быстрее придете к решению, тем для вас лучше. То, что я сама выясню, я в счет признания не зачту. Вы меня поняли?

– Понял, гражданин старший следователь, – поднялся со стула Миловидов. – А вот вы себя – нет.

Глава 19

Чем глубже погружалась Анна в дела, а точнее, в аферы Миловидова, тем отчетливей проступали огромные масштабы его махинаций. Речь шла о десятках миллионов долларов, которые ему удалось присвоить. Но сейчас ее волновал даже не этот вопрос, а другой: а зачем ему такие деньги? Особым корыстолюбием или скопидомством он не обладал – это Анна знала точно – она все же немного его изучила. Скорее всего, это была странная любовь к искусству – искусству изобретать все новые и новые схемы по похищению чужих средств. Именно в этом он и видел смысл своего существования. Или один из своих смыслов. Для него это была некая непрерывная игра, в которой он искал и находил вдохновение. Все, с кем она разговаривала о нем, практически в один голос признавали, что он финансовый гений. И мог бы стать очень богатым человеком, используя честные методы. Значит, она права, что не в богатстве тут дело, не оно является стимулом его поведения. Для него важно лишь то, что щекочет нервы ему и другим, что возбуждает интерес и страсти, что разрывает паутины повседневности, наполняет каждодневную жизнь взрывом эмоций. По сути дела он лишен возможности жизнь нормальной жизнью, именно она становится для него наказанием. Обыденность он воспринимает в качестве постоянного тюремного заключения, из которого надо срочно убежать любым путем. И что делать такому человеку в этом мире, который совсем не предназначен для подобных личностей? Конечно, она может и непременно доведет расследование до конца, Миловидов отправится отбывать срок. Но будет ли это по-настоящему справедливо? Ответа на этот вопрос Анна не знала. Еще ни разу за всю ее карьеру в правоохранительной системе он не возникал в ее сознании, всегда ей помогала в работе убежденность в собственной правоте. И вот впервые она покинула ее. То, с чем она столкнулась на этот раз, выходило за привычные рамки, это было явление иного порядка. Но что с ним делать, как к нему относиться, какую выработать линию поведения – она не представляла. Ее житейский и профессиональный опыт не давал ответа на этот вопрос.

Анна знала и другое, она не справится с той тяжестью, что с некоторых пор поселилась в ней, если не примет неординарное решение. Сначала, когда она думала о нем, то от страха у нее даже начинали дрожать коленки, а на лбу выступала холодная испарина.

Этот день вообще оказался каким-то странным и липким. Именно такое определение давала она ему в своих воспоминаниях. Первую его половину она много и напряжено работала с документами, в результате чего в очередной раз разболелась голова. И уже по привычке, убеждая себя в том, что ей просто на короткое время нужно отвлечься, она включила компьютер и стала путешествовать по эротическим сайтам. А когда его завершила и посмотрела на часы, то обомлела: она провела за этим занятием более трех часов. Ей стало одновременно жутко, стыдно и противно. Но при этом ее тело необычайно вибрировало, мощная эротическая волна захлестывала ее, как разбушевавшееся море берег, и она не представляла, как с ней справиться, как в ней не утонуть.

Анна снова попыталась сосредоточиться на документах, но голова была под завязку забита совсем другим. Немного помучившись, она окончательно осознала, что ничего больше не сумеет понять, все без остатка ее мысли общей колонной двигались в одном направлении.

Анна закрыла глаза и попыталась хотя бы немного отвлечься, поразмышлять на другие темы. Например, о том, что у нее совсем мало летних нарядов и нужно перед отпуском чего-нибудь прикупить. Частично ей удалось некоторое время продержаться на этой волне, но она знала, что победа одержана пиррова, и в любой момент на нее все тот же поток нахлынет с той же силой. Она отложила бумаги и поспешно вышла из кабинета.

Анна приехала домой. Давно она так не хотела поговорить с мужем. Вовсе не о том, что переполняло и мучило ее – на общение на эту тему она наложила табу. Ей было совершенно все равно, о чем говорить. Она даже была не против устроить скандал под любым, даже самым нелепым, предлогом. Задача у нее была простая – отвлечься. А все остальное сейчас не имеет большого значения.

Но мужа дома не было. И только теперь он вспомнила, что еще утром он предупреждал ее, что пойдет на футбол; сегодня важный матч, от которого зависит… Но что зависит, Анна не помнила, разговоры о футболе, которые муж мог вести часами, всегда вызывали у нее приступы скуки. А в последнее время даже отвращение.

И ведь не напрасно, опять этот проклятый футбол; когда Анатолий ей был так нужен, он увел его от нее. От злости и отчаяния она готова была даже завыть.

Анна легла на диван, закрыла глаза и попыталась заснуть. Какой там сон! Вместо него в ее воображении стали возникать во всей своей обнаженной красе виденные на сайтах картинки. Господи, да что за напасть навалилась на нее! Почему именно она выбрана для такого испытания? Она всегда была безгрешна или почти безгрешна, мужу не изменяла, к работе относилась добросовестно, взяток не брала, хотя возможностей для мздоимства было – хоть отбавляй, а опасности – почти никакой. И в душе она гордилась собой, таким своим безупречным поведением и обоснованной репутацией высоконравственного человека. Вот ее и наказали за гордыню, которая, как известно, считается одним из самых страшных смертных грехов.

Анна встала, подошла к окну и стала смотреть на улицу. По ней шли мужчины, сотни и тысячи мужчин. А ей был нужен всего один, но такой, который стоил всех тех, что вышагивали внизу. Но как к нему подступиться? Между ними стена, может быть, покрепче Великой китайской. И что она должна в таком случае делать? Биться о нее головой?!

Анну вдруг охватило отчаяние, от которого даже заболело сердце. Чувство было для нее непривычное, в ее чувственной палитре было много разных эмоции, но вот такая до сих пор не встречалась. До недавнего времени она была слишком уверена в себе, в правоте всего, что делала. Но теперь все переменилось, как будто бы что-то обвалилось у нее внутри. И она никак не может понять, что делать с этими обломками.

Звонок в дверь раздался так внезапно, что Анна даже вздрогнула. Кто это мог быть, она никого не ждала. Мужу еще рано. Может быть, сын?

Она поспешила к двери, распахнула ее – и опешила – на пороге стояла Наталья Райкова.

– Вы ко мне? – произнесла Анна не самую умную в своей жизни фразу.

– Могу я пройти? – спросила непрошеная гостья.

– Проходите, – подчеркнуто официально произнесла хозяйка.

Они прошли в квартиру. Увиденное, вызвало у Райковой не то недоумение, не растерянность.

– И вы здесь живете? – спросила она.

– А где мне прикажите жить?

– Так много прекрасных мест для жизни, – вдруг усмехнулась Райкова.

Не спрашивая разрешение, она села в кресло. Ее поведение удивляло и настораживало Анну. Зачем она к ней явилась?

Анна села напротив.

– Я пришла к вам по поручению Володи, – словно бы отвечая на ее мысли, произнесла Райкова.

– Вы имеете в виду гражданина Миловидова? – уточнила Анна.

Неожиданно Райкова рассмеялась.

– Володя предупреждал меня, что вы будете реагировать таким вот образом.

– Еще о чем он вас предупреждал?

– Он сказал, что тебе срочно требуется помощь. И послал меня к тебе.

– Он послал вас мне помогать? – От волнения Анна не сразу спохватилась, что Райкова вдруг начала ей тыкать. – Мне кажется, что мы с вами не пили на брудершафт, – резко произнесла она.

– Так давай выпьем. У тебя есть вино?

– Если вы собираетесь продолжать разговор в таком духе, то я вас выставлю из квартиры.

– Ну, хорошо, как пожелаете, – пожала плечами Райкова. Угроза Анны явно не произвела на нее впечатления. – Я же вам сказала, что выполняю лишь поручение.

– И в чем же оно заключается? – Любопытство перемешивалось у Анны с тревогой, со страхом. И еще она понимала – с надеждой. Хотя и не понимала на что.

– Он поручил мне помочь тебя спасти. Он сказал, что ты находишься в крайне тяжелом душевном смятении. Он называет его ломкой.

– Я не наркоманка, – резко, словно давая отповедь, проговорила Анна.

– Это как посмотреть. Все, к чему человек привыкает, и есть наркотик. А у вас привычка к серой жизни, с минимумом эмоций. Вы загнали их к себе внутрь и до недавнего времени даже не подозревали об этом. А теперь они вдруг полезли из всех щелей, и вы не знаете, что с этим делать. У вас типичные глаза несчастного человека.

– Глупости! У меня все отлично.

– Это его слова. Да я и сама вижу, не слепая же. Я таких глаз немало перевидала. Станете упорствовать, будет только хуже. Потом вам даже он не поможет.

– И что я должна, по-вашему, сделать?

– Высвободить то, что спрятано внутри вас и неудержимо рвется наружу. Я знаю это по себе, со мной происходило точно также.

– И что же там спрятано и что рвется?

– Ваша подлинная суть и энергия. Если она не найдет выхода, ее будет становиться только больше и больше. И однажды она тебя разорвет.

– И что я должна делать, чтобы не быть разорванной?

– Жить естественной жизнью.

– И что вы понимаете под этим словом? Разврат?

Райкова посмотрела на нее так, как смотрит взрослый на неразумное дитя.

– Все эти слова-страшилки придумали такие, как вы. Те, кто боятся своего естества. Те, кто сами несчастны, и хотят сделать несчастными всех других. – Она вдруг посмотрела на часы. – У меня мало времени.

– Вы торопитесь?

– Да. Поэтому я к вам и зашла. Вы помните, какой сегодня день?

– Четверг.

– А по четвергам собирается наш клуб.

– И что за клуб?

– Клуб свободных людей.

Анна вдруг поняла, о чем идет речь.

– Вы говорите о знаменитых посиделках в доме Миловидова.

– Можно это назвать и посиделками, – усмехнулась Райкова. – Володя попросил меня отвезти вас туда.

– Меня? Туда? – искренне изумилась Анна.

– А что тут особенного?

В самом деле, что тут особенного? – подумала Анна.

Посещают же этот так называемый клуб другие люди.

– Если вы желаете поехать со мной, то у вас есть три минуты на сборы.

– И что я буду там делать?

– Вот настоящий вопрос несвободных людей Вам нужно обязательно конкретное дело. Если я скажу: бревна таскать – то вас устроит. – Она вдруг задумалась. – Хорошо, я вам скажу: вы там сможете, например, вдоволь потрахаться. Разве вам этого не хочется?

Анна молчала, но только снаружи. А внутри нее происходил такой интенсивный монолог, что она его, словно снежную лавину, никак не могла остановить.

– Я жду ответа, – напомнила о себе Райкова.

– Хорошо, я еду.

Анна внимательно смотрела на гостью, но та не выразила никаких эмоций. Похоже, ей было совершенно все равно, она, в самом деле, лишь выполняла поручение Миловидова.

– Собирайтесь, я вас подожду в машине.

Внезапно перед Анной возникла почти неразрешимая проблема: она представления не имела, как ей следует одеться. Да, похоже, у нее и нарядов-то соответствующих нет. Не одевать же деловой костюм или пляжный ансамбль, в котором года два назад она щеголяла в санатории в Крыму? Минуты текли, а она никак не могла ни на чем остановиться. А черт, не к министру же она, в конце-то концов, едет на прием. Анна вытащила из шкафа первое, что попалось под руку.

Она вышла из подъезда. Райкова сидела в красивой машине марки «Рено». Анна села рядом. Райкова посмотрела на нее, ничего не сказала, лишь критически улыбнулась.

– Едем? – спросила Райкова.

– Едем, – утвердительно ответила Анна.

Но Райкова продолжала пребывать в неподвижности. Она о чем-то думала.

– Вы уверены? – неожиданно спросила она.

Анна ощутила, как охватившая ее решительность начинает быстро съеживаться. Но нет, на этот раз она пойдет до конца.

– Да. Прошу вас, поезжайте.

Райкова посмотрела на нее и включила двигатель.

Они попали в самый час пик, народ возвращался с работы, и магистрали были забиты. И потому их машина двигалась медленно, то и дело застревая в пробках. Райкова достала из бардачка пачку сигарет и протянула Анне.

Анна не только не курила, но и плохо переносила сигаретный дым. Ей всегда становилось противно в прокуренной обстановке. Но сейчас, словно бы находясь под гипнозом, она потянулась к сигарете.

Райкова поднесла к сигарете зажигалку, и Анна втянула в себя непривычный сигаретный дым. Организм прореагировал незамедлительно на его вторжение сильным кашлем. Но, откашлявшись, Анна вновь затянулась. И на этот раз более благополучно, вновь кашлять ей не захотелось.

– Володя просил вас проинструктировать, прежде чем мы там окажемся, – проговорила Райкова, не смотря на нее.

– Так проинструктируйте. Что я должна делать, чего не делать.

– Дело в не в этом. Просто он опасается, что у вас может возникнуть сильный шок.