Текст книги "База 211"

– Словоизвергайтесь покороче! Мы и так поняли, что вы, Керши, на сей момент преданный защитник нашей временной крепости. Только что вы конкретно предлагаете? – перебил его Ховен.

– А вот что, – Сэм обернулся к Медведю, тронул его за плечо, чтобы сосредоточить внимание. – Герхард, скажи-ка мне, дружище, за сколько миль ты можешь почуять врага?

– За сколько миль, не знаю, а вот верных километров десять—двенадцать выйдет. Вообще, я за добрую сотню чувствую, если они есть, и примерно в какой стороне. Но чтобы точнее, тут надо подойти поближе.

– То есть и чужаки тоже не смогут понять, где именно мы находимся, пока расстояние не сократится миль, скажем, до семи-восьми? Так? – уточнил Сэм.

– Вроде бы так. Если они не шибко отличаются от нас, – согласился Марвитц.

– Тогда прямой резон идти двумя группами. Одни как бы загонщики, вместо приманки, другие – ударный отряд. Смотрите, вот здесь, на карте. Видите, скала на выступающем мысу, и если взять ее в полукольцо, можно добиться успеха. Скажем, вы, Ховен, вместе с Лис делаете крюк в семь миль и огибаете по окружности местность. Герхард бегает хуже, ему лучше быть в загонщиках. И он со своей группой идет со стороны базы. Таким образом, оттесняя врага в вашу сторону. Видите, здесь узкий проход. Оборонять его удобней, но и сбежать тоже им выйдет труднее. А коли захотят именно обороняться, что же, вам и карты в руки для совместного прямого нападения.

– Вы прирожденный гений тактики и стратегии, – прокомментировал выступление Сэма гауптштурмфюрер. – Я не в издевку, поверьте. Напротив, констатирую очевидность. Не будем более кликушествовать, поступим по вашему совету. Вы, Керши, и возглавите вторую группу! Подробности письмом… В том смысле, что диспозицию и движение надо определить по карте.

7

Так олимпийские боги, одних на других возбуждая,

Рати свели и ужасное в них распалили свирепство.[16]16
  Гомер, «Илиада», в переводе Н. Гнедича.


[Закрыть]

Выступили даже не на рассвете, гораздо раньше. Впрочем, темнота не служила чрезвычайным препятствием походу. Обе группы вели в качестве следопытов Медведь и Лис, подчиняясь собственному чутью, никак не зависимому от времени суток. Можно было, само собой, выйти и пораньше, но люди в отличие от оборотней нуждались в отдыхе, пусть и кратком. Даже и Великий Лео. Собственно, он и Лис, да еще Ганс Тенсфельд отправились заранее, их отряду предстояло делать изрядный крюк, а в точке рандеву сойтись необходимо было в строго обусловленный час.

Вторая группа, ведомая к цели Сэмом, вообще предприняла хитрый маневр. Он, Медведь и увязавшийся с ними Вилли Бохман решили не идти, а плыть до мыса, сколько возможно, на лодке, а где уж выйдет невозможно, пробираться по прибрежным льдам. Чтобы подобраться как можно ближе к укрытию чужаков с тыла и наверняка выгнать их в нужном направлении из норы, если, конечно, враг не решится принять открытый бой. Но если вдруг решится, то надо продержаться до прибытия подкрепления, что отнюдь не представлялось сложной задачей. Пусть пришлых оборотней и двое, только куда им против Медведя! И мощь не та, и телесные габариты. От Герхарда выйдет разве сбежать, он слишком долго набирает скорость. Зато уж если разойдется, спасайся кто может!

И все же, хотя ударной силой их отряда загонщиков был без сомнения Медведь Марвитц, также без сомнения безусловным командиром получался Сэм. Ему даже отчасти казалось немного странным это внезапно возникшее перераспределение ролей, но, несколько обдумав сложившиеся обстоятельства, Сэм нашел и верное объяснение перемене. Как всего-то за несколько месяцев он из бесправного пленника превратился в чуть ли не правую руку Ховена, а кое-где и превзошел его. К тому же события последних недель еще более усилили смещение власти. Но головоломка складывалась легко, если принять во внимание одну малую деталь. Лейтенант Сэм Керши был боевой офицер, не просто носивший гордо погоны по тылам, а побывавший в самом африканском пекле, откуда в ужасе сбежал бы и черт со всеми чертенятами. Приходилось и под шквальным артиллерийским огнем тянуть связь, и на передовой линии держать оборону, по горло в раскаленном песке. Однажды случилось ему выводить заблудившиеся остатки саперного взвода, попавшиеся по дороге их связному подразделению, да еще нарвались на немецкий мотопехотный патруль, и тут уж только от Сэма зависело, какое принять решение. Драться до последнего, поднять лапки кверху или выбрать некий третий вариант. Тогда тоже спаслись исключительно благодаря военной хитрости, которую придумал лейтенант. Часть людей он отправил вперед размахивать белым флагом, другую спрятал за невысокую пологую дюну. Когда в рядах обрадованного противника возникло беспорядочное движение и мотопехота спешилась с двух гусеничных самоходок, потеряв на время бдительность, тут-то Сэм и дал сигнал атаковать. Если бы не его тактическое коварство, солоно бы им пришлось.

Вот и теперь, после отбытия в большой мир капитана Хартенштейна, получалось, с какой стороны ни возьми, а Сэм единственный офицер, прошедший настоящую боевую закалку. Это вам не по лагерям живые мишени расстреливать, нацепив кокарду с черепом и костями, так-то, герр гауптштурмфюрер Ховен! Эсэсовские части тем и знамениты, что прут напролом, отступить или обойти – ни-ни! Не сдаются, это да. Но со временем союзники поняли – тем лучше. И стали расстреливать в упор, а бравые эсэсовцы самоотверженно помирать, только и хлопот оставалось, что выждать, пока не уничтожишь всех до последнего, дальше проходи свободно. Кругом одни героические трупы с молниями на мундирах. С тактикой у них слабовато, нерегулярные части из свихнувшихся на арийской почве добровольцев. Конечно, идеология страшная сила, но это на гражданке. А в бою глоткой и пением гимнов много не добьешься, хоть семь раз прокричи во славу доблестного рейха.

Так и вышло, что на поверку военной операцией по устранению противника фактически руководил Сэм. Гауптштурмфюрер разве временами давал свое верховное одобрение, вынужденный блюсти собственный авторитет. Сэму было на его амбиции наплевать, в вожди он не лез, еще не хватало! Но и послать бессмысленно людей в ледяные равнины Антарктики он тоже не мог позволить. Оттого и вмешался, и как-то так вышло, невольно принял на себя командование. Беспокоило Сэма лишь одно – зачем Великий Лео возложил на него комендантские полномочия? Сие могло означать, что нынешний Ховен по причинам личного свойства уже не был прежним железным гауптштурмфюрером, а Сэм не чувствовал в себе сил заменить его в этом качестве. Потому что не знал за собой никакой безумной идеи ради стоического пребывания в здешних бескрайних льдах, ведь не загадками «драконьей норы» привлекать умы доверившихся людей? Подобной тайной скорее можно отпугнуть и повергнуть в еще больший хаос, все равно как если бы в средневековом замке по соседству с невежественной деревенщиной поселился изобретатель Эдисон и принялся за опыты с электричеством. Поэтому Сэм тревожился по поводу Великого Лео, как единственной, действенной опоры их теперешнего шаткого бытия, и невольно (чего бы в иных обстоятельствах не совершил никогда в жизни) поддерживал его ненавязчивой, но непреклонной рукой. Кажется, гауптштурмфюрера это радовало, Великий Лео считал, будто одержал над Сэмом Керши верх своим образом мыслей, а Сэм не спешил разочаровывать его, справедливо полагая: истинного смысла его, Сэма, поступков и их мотивов этот упертый нацист ни за что не пожелает понять.

Внутренний диалог с собой, однако, Сэму пришлось прервать, надо было высаживаться на лед. Медведь, не захотевший бросать лодку без присмотра, решил было взвалить ее плечи. Но Сэм запретил, Герхард должен идти свободным от поклажи – вдруг ему придется срочно обернуться. Поэтому надувной ботик Вилли и Сэм дотащили кое-как до берега (на них самих еще висело фунтов тридцать оружия, не считая боеприпасов) и бросили лодку на берегу в укромном местечке у подножия оголенной черной скалы. Вряд ли у врага найдется время для ее розысков. Потом стали подниматься на вершину мыса, где со стороны равнины предполагалась стоянка чужаков. Медведь вел их точно, уже почуял постороннее присутствие.

– Бегут, как зайцы, – печально поведал он результаты своих ощущений. Надежды на вражескую храбрость явно не оправдались.

Но Сэм предчувствовал, что это неспроста. Мало ли какой умышленный ход предприняли чужаки? По его расчетам, Великий Лео уже должен был перекрыть выход на равнину. Если так, стало быть, окружение с двух сторон можно считать удачно завершенным.

Когда их маленький отряд поднялся на пологую вершину мыса, не без трудностей (хорошо еще Медведь стальным ножом прорубал для них удобные ступени, пригодились и предусмотрительно захваченные прочные веревки), то крошечный лагерь был уже пуст. Небольшая холодная брезентовая палатка, деревянные сани с полозьями из прочнейшего нейзильбера, дюжина пустых консервных банок – вот и весь нехитрый скарб. Оружия в стойбище не нашли, видно, предусмотрительные пришельцы припрятали его отдельно.

Вопрос о том, что делать дальше, тут же снялся сам собой. Даже и чутье Марвитца не понадобилось. Издалека, со стороны выхода на открытую равнину, застучали короткие автоматные очереди, и стало ясно – Великий Лео принял бой. Точнее, в атаку пошла Лис, а гауптштурмфюрер и Ганс Тенсфельд должны были ее прикрывать, отгоняя выстрелами в упор врага, заставляя его то и дело оборачиваться и таким образом терять во времени и скорости.

Медведь вопросительно посмотрел на Сэма: может, и ему обернуться для верности? Герхард сегодня и оделся поплоше, чтобы потом не жалеть утраченное имущество. Знаменитая шуба осталась в бункере, и на его монументальной фигуре красовалась пропаленная в нескольких местах, почти негодная куртка, да порядочно драный старый свитер.

– Не стоит пока. Нужно посмотреть, что к чему, – разрешил его сомнения Сэм. Мало ли, вдруг Герхард понадобится еще в человеческом обличье, так не стоять же ему голым на ветру. А пока снова натянет на себя нехитрую одежку, многое может случиться.

Втроем они резво побежали в сторону выстрелов. Сэм и Вилли – с автоматами наперевес, у каждого на поясе по две гранаты, в сумках запасные обоймы. Медведь опережал их изрядно, но и держал в поле зрения – оставлять друзей ему не хотелось. Против оборотней их автоматы и маломощные ручные гранаты что детские рогатки против атакующих истребителей.

Когда наконец отряд их прибыл на место действия, взору Сэма открылось зрелище поистине необыкновенное. Гауптштурмфюрер и Ганс Тенсфельд, заняв позицию прямо посередине узкой горловины прохода, между двух отвесных скал, издалека поливали беспощадным автоматным огнем клубок дерущихся в свирепой схватке тел. И не тел даже, а непонятно уже, что собой представляла эта визжащая, полыхающая вспышками, стремительно вращающаяся карусель. Они не могли вести огонь прицельно, кажется, доставалось и Лис, в сумасшедшей круговерти мелькали попеременно звериные и человеческие образы. Рыси, волки, женщины, мужчины, иллюзия была такова, будто сталкивалось и разлеталось в стороны не менее дюжины существ. Снег, размякший и рыхлый от пролитой крови, отзывался под клубком дерущихся насмерть противников непередаваемо омерзительным чавканьем. Иногда от высокой температуры превращений над поверхностью клубами взлетал багровый туман. Иногда, наоборот, при переходе обратно темная кровь, перемешанная с водой, застывала несообразными по форме кристаллами, а после раздавался все тот же чавкающий звук, слышимый даже сквозь трескотню автоматных очередей.

Однако, несмотря на малый успех в истреблении противника, отряд Великого Лео все же добился главного – не позволил чужакам удрать на открытую местность и вынудил биться на собственных условиях.

Как только присутствие группы загонщиков стало очевидным, верчение немедленно прекратилось, от воющего клубка отделился один зверь. И вот уже белоснежный, совершенно невредимый волк несся в сторону Сэма. Хорошо, Марвитц медлить не стал, секунда-другая – и мохнатый бурый медведь встал на задние лапы. Словно пушинку, здоровенной оплеухой когтистой лапы отбросил он наглеца. Волк отлетел и плашмя ударился всей тушей о лед, тут же, как в сказке, грянув оземь, оборотился, залечивая разбитые кости, и Сэм увидел – это волчица. Вернее, стройная белокурая девушка, совершенно, разумеется, нагая. Но разглядеть ее подробней Сэм не успел, хотя ему хватило времени устыдиться своего невольного желания. Опомнившись и осознав, что схватка переместилась теперь отчасти и в их сторону, Сэм передернул автомат. Но не выстрелил. Кто его знает почему?! Может, не хотел посылать пулю в женщину (а что бы ей сделалось?), может, побоялся попасть в Герхарда (тем более что бы сделалось ему?), но лейтенант Керши так и не открыл огонь. Вилли не нажал на спусковой крючок тоже. Теперь Сэм и Бохман просто стояли тихо и ждали, чем окончится поединок Медведя и незнакомки.

Но странное дело. Герхард также не пожелал убивать. Каждый раз, когда волчица наскакивала на него, Медведь в полную силу отгружал ей увесистого леща, после спокойно дожидался на месте, когда оборотень-девица придет в себя и кинется в новую атаку. Он лишь предпринял единственный в этом случае разумный маневр. Пока белокурая диверсантка в очередной раз превращалась из обнаженной красотки в свирепую лесную охотницу, Марвитц забежал к ней за спину, таким образом развернув направление удара. Сэм и Вилли предусмотрительно отступили и заняли позицию сбоку поодаль, угрожающе выставив перед собой дула автоматов. Отныне путь назад к своему сообщнику оказался закрыт для волчицы. Чтобы прорваться, ей сперва потребовалось бы одолеть в поединке Марвитца. Воспользоваться преимуществом скорости она не могла тоже – Вилли уже выпустил пару предупредительных очередей, пока только в снег. Но воинственную чужачку это образумило.

Внимание Сэма невольно отвлекло происходящее на боевом участке Ганс—Лео—Лис, и настоящее действие, судя по всему, разворачивалось именно там. Великий Лео переменил уже третий диск, свинцовый проливной поток не ослабевал ни на минуту. Тенсфельд тоже не отставал, хотя палил не куда придется, а пытался хоть как-то выбрать цель. Бессмысленное предприятие, подумал про себя Сэм. Ведь Ховен своим бестолковым огнем не дает им драться в полную силу, а значит, и преимущества Лис, как зверя более мощного и подвижного, сводятся на нет. Видимо, Великий Лео это понял тоже. Потому что вдруг поднял дымящийся автомат вверх и приказал знаком Гансу последовать его примеру. Стрельба стихла, и сражение между рысью и волком развернулось в полную мощь.

В жизни Сэм не видел ничего подобного. Да и никто из присутствующих тоже. В свою очередь оборотни стояли насмерть друг против друга впервые, и предугадать, как закончится эта ни с чем не сравнимая битва, не могли сами бойцы. И вообще, закончится ли чем-нибудь?

Многогранные, сверкающие стереометрические фигуры возникали и рассыпались вновь и вновь, являя поочередно человека и зверя, тяжелыми, крупными каплями летела во все стороны кровь, пахло паленой шерстью. Иногда возгласы боли, иногда вопли торжества. Пляска смерти могла продолжаться бесконечно или завершиться вничью… Но вскоре произошел перелом.

Зеркально-переливающиеся додекаэдры в параллельном прыжке вдруг зацепились один за другой и не смогли разойтись, придя в плотное соприкосновение. И наконец, Сэм увидел. Тот пресловутый, черный чулан, который так и не смог толком описать ему покойный Волк. Хотя открывшееся призрачное пространство вовсе не было черным. Ибо понятие это предполагает наличие цвета густой темноты. А цвета никакого не было совсем. Ведь абсолютная пустота не имеет качества. Бездонная, первозданная пустота, которую нельзя описать, потому что нет в языке определений и понятий, характеризующих полное отсутствие чего бы то ни было. Точно так же нельзя описать и Господа Творца, которому в противоположность присуще все мыслимые атрибуты реальности в их тотальной бесконечности, а значит, и в невообразимости для ограниченного человеческого существа.

Все происходящее в этом чулане – не чулане, называй как угодно, Сэм наблюдал, будто сквозь дисперсионную призму, разлагающую внешний свет в радужный спектр, тусклый и расплывчатый. Аквариумный мир из-за стекла, вот на что похоже. Так подумал Сэм. Все же само действие было видно превосходным образом, хотя и в противоестественных ракурсах и красках. Зелено-пурпурная рысь повалила в пустоте брюхом вверх оранжево-синего волка. И стала его драть. Черт его знает отчего, но, кажется, превращение в условиях чулана осуществить было совсем невозможно. Оставалось ждать, кто из них двоих, запертых неведомо в каком измерении, одолеет соперника.

Лис управилась быстро. Молниеносно вспоротый алмазной остроты когтями мягкий, волчий живот; удар лапы свернул набок шею. Враг повис в пространстве пустой черноты футах в трех над землей, на той же высоте, где и происходило обращение. Безжизненный хвост покоился в одной плоскости с телом, невидимая сила удерживала мертвеца в равновесии. И сразу же труп оборотня стремительно стал наливаться нестерпимым огненным сиянием. Рысь-победительница, теперь нежно голубого цвета, кинулась прочь, в последний момент ей удалось превратиться обратно. Но короткий, несущий невыносимый жар шарообразный взрыв зацепил и Лис. Она отлетела и ярдах примерно в десяти рухнула в человеческом обличье на снег, тут же под перепадом температуры застывший колким льдом. Ожоги ее были кошмарны и отвратительны настолько, что даже Великий Лео отвернулся. Сведенная в судороге пожара обугленная плоть, кое-где выступающие черные кости, торчащие косо из наполовину обнаженного черепа зубы. Но, к счастью, Лис от лютой боли не потеряла сознание. Еще несколько секунд, два оборота, и вот на мягкие лапы приземлилась прежняя красавица с пушистой кисточкой на хвосте. Ощерилась в ненавидящем визге. От тела чужака-волка не осталось и следа, одна кипящая водяная лужа в том месте, где случился взрыв.

А в ответ на остервенелый кошачий мяв разлился по равнине жуткий вой белой волчицы. Она видела гибель товарища, она пришла в помрачение от неистовства. Более не желая понимать правила неравного боя, волчица кинулась на Марвитца, словно пытаясь уравнять его силу собственной жаждой нерассуждающего мщения. Но Герхард, конечно, был начеку.

Он тоже больше не шутил и не собирался давать пощады. Игры в милосердие закончились, пришла пора убийства. Страшные медвежьи когти пронзили бок нападавшего в прыжке зверя, будто крестьянская рука подняла на вилы охапку сена и без натуги отбросила прочь. Волчица, истекая кровью, отлетела недалеко, мгновенно обернулась. И снова Марвитц бросился за ней. Они бежали назад, к скалам, совершенно голая девушка, следом огромное бурое чудовище, косолапое и стремительное. Погоню завершала рысь, уже пришедшая в себя и пустившаяся вдогонку. Люди остались там, где стояли. Незачем было вмешиваться, беглянке все равно некуда деться. За скалой отвесный обрыв, довольно высокий, ограничивал пространство для битвы, исход которой уже заранее казался предрешенным. Медведь и Лис шли теперь вровень, расстояние между ними и их добычей сокращалось с каждой секундой погони. У девушки, скользящей босыми ногами по ледяной круче, уже не было времени обернуться. Она и не стала. Видно, обреченный ее бег к скалам прибрежной гряды нечто изменил в ее желаниях гневного отчаяния, и красотка, с ловкостью обезьяны взлетевшая на груду черных скользких камней, кинулась с обрыва вниз. На обвалившиеся ледяные глыбы в острых зубьях обломков, не пощадивших ее плоть. Обычный человек сразу разбился бы насмерть, но крепость оборотня дала себя знать. Лед зашипел облаком пара, волк прянул в сторону, совершенно невредимый. Зверь поднял морду, с человеческой пристрастностью обозревая окрестность. Сверху ему ответили две пары глаз – темно-вишневые медвежьи и рядом рысьи, зеленые с вертикальными зрачками. Преследователи раздумывали, прыгать ли им следом. И было понятно, что раздумья эти не выйдут долгими.

Тогда волк снова превратился в человека, бесстрашно бросился бежать по бугристому льду, уже сковавшему прибрежные воды, до ближайшей полыньи, сияющей голубой чистотой в пробивавшихся солнечных лучах. Потом тонкое, длинное тело оттолкнулось в прыжке, описало ровную полудугу и ласточкой полетело вниз. Раздался громкий всплеск, и более ничего. Беглянка исчезла.

– Нырнула, как не было, – стуча зубами от холода, поведал о происшествии Марвитц.

Герхарду пришлось обернуться человеком, чтобы доложить о случившемся гауптштурмфюреру Ховену. Теперь он ждал позволения принять более уютное телесное состояние, мороз был градусов тридцать, не меньше, и Герхард мало сказать что испытывал некоторое физиологическое неудобство.

– Пес с ней, с этой девкой. Куда она денется, одна-одинешенька! – Ховен сделал знак Медведю, мол, хватит изображать обнаженную статую Геракла.

Сэм и Вилли убрали автоматы за спину. Поход их завершился наполовину удачно, а для Сэма так лучше и не надо. Охота за женщиной, к тому же загнанной в угол обстоятельствами, представлялась ему делом недостойным. Он вообразил себе на мгновенье холодящую душу картину: как в ледяной полынье под водой спасается неведомо куда живое разумное существо. Да полно, есть же предел жестокости даже по отношению к врагу!

После осмотрели брошенную стоянку. Ничего особенного не нашли ни в самой палатке, ни поблизости. Если оружие и было, спрятали его надежно, Медведь и тот не смог отыскать. Впрочем, никто особенно не старался, сейчас недосуг, успеется в другой раз.

– Как видите, ничто не свидетельствует в пользу вашего утверждения, будто нас атаковали русские коммунисты, – заметил невзначай Сэм гауптштурмфюреру.

– А что вы ожидали обнаружить, Керши? Впопыхах брошенный на снегу партбилет ВКП(б)? Или на видном месте портрет их Сталина? Или конспект Эрфуртской программы? Однако уверенность моя имеет под собой очевидное основание – я сам на их месте стал бы действовать точно таким же образом. Сходство и борьба противоположностей, разве не так?

– Не так. Между вами и нашими незваными гостями есть существенная разница, – буркнул Сэм, не желая опять ввязываться в бесплодный спор, да еще в столь неподходящем месте.

– Интересно какая? Вы что же, находите нынешнее мировоззрение красной варварской России более привлекательными, чем идеи Третьего рейха? Это вы-то? Подданный короны его величества короля Георга?

Русские, между прочим, расстреляли своего царя и только что чуть не угробили лично вас.

– Дело не в этом, – все же Сэм не удержался, он был не один рядом с Ховеном, их разговор слушали Вилли и Ганс Тенсфельд, даже Медведь и Лис навострили уши. Из-за них-то он и взялся возражать Великому Лео. – Разница здесь принципиальная, и лежит гораздо выше небольшой локальной войны, которую мы затеяли ради собственного выживания. Сегодняшняя стычка, грубо говоря, вопрос инстинктов и привязанностей, по крайней мере, для большинства здесь присутствующих. А политические принципы варварской, по-вашему, России находятся вообще в иной плоскости, и вовсе они не противоположны национал-социализму, но вступают с ним в контрадикторное противоречие. Это существенная разница – между вами не может быть приведения к единству. Несмотря на всю нелепость исполнения чужих заветов, на примитивное упрощение очень непростых теорий, русские на порядок выше вас.

– Интересно, интересно. И чем же они выше? Тем, что во славу своих коммунистических бредней убивают под громогласные фанфары гладиаторской арены? Мы же лишние элементы, отравляющие опасной заразой активную часть общества, стараемся ликвидировать скромно и тихо. Но лагерь всегда лагерь, по ту сторону баррикад или по эту. А война всегда война.

– Согласен. Как и убийство всегда убийство. Все же, если выбирать «из» и «между» двух зол, мне более симпатично красное. Вы и подобные вам, Ховен, действуете для создания «нового мира», как заведенные чужой рукой игрушки. Ради одной практической цели и ради одной нации. Вас интересует чисто утилитарный момент этого процесса – подавить, захватить, обратить в рабство, и вы даже не скрываете своего намерения. А далее, очевидно, ваш «новый» сытый человек, когда завод кончится и пружина распрямится, на вершине мира должен высокомерно ковырять пальцем в носу, созерцая гнущиеся на него спины. У русских все не так. Подумайте только, какую великую надо иметь веру, почище христианской, дабы на деле предпринять абсурдную попытку накормить всех голодных и освободить всех несчастных! Заметьте, именно всех! Без исключения! Конечно, и у них хватает беспардонных спекулянтов, разменивающих человеческую кровь на личную власть. Но это следствие несовершенства людской природы, и это естественно для исторических реалий существования. Однако сама идея, она, напротив, очень даже совершенна в своей красоте. И как всякая истинно высокая идея, католическая, протестантская или даже научного переворота, она требует определенных и страшных жертв. И вот когда она пройдет через трупы и раскаяние, через разочарование в самой себе, тогда идея эта очистится и принесет плоды. А ваше знамя, Ховен, оно водружено в пустыне, безводной и бескрайней, где ничего путного не может вырасти для украшения человеческого века.

– Моисей тоже водил свой народ по пустыне. И как вы помните, добился в том успеха, – съязвил Великий Лео, но было видно: слова Сэма задели его не на шутку.

– В том-то и дело. Ваш драгоценный фюрер никого никуда не ведет. В отличие от коммуниста Сталина он даже не сатрап. Можно сидеть на троне, сложенном из черепов собственного народа, но никому еще не удавалось царствовать, восседая задницей на частоколе из мечей и копий. Когда ваш «новый человек» наестся от пуза, он разленится и опустит руки, а с ними и оружие. И тогда ваш фюрер, даже победив, рухнет вниз. После чего и «новый человек» будет раздавлен теми самыми рабами, которых он так бездумно толпами ставил на колени. И рабы эти припомнят многое, и месть их будет страшна. Впрочем, вы не победите. Идея русских невообразимо сильнее вашей, и, стало быть, мощнейшее на свете оружие находится в их лагере. И имя ему – правда.

– Вы сильно ошибаетесь, Керши. Сейчас я вам более ничего другого не скажу. Но когда мы выберемся отсюда, когда я доставлю вас в столь оскорбительно поносимый вами Третий рейх, я как раз покажу вам мир с другой стороны, – Великий Лео сказал это и отвернулся от Сэма.

Несколько времени вся небольшая группка людей и оборотней неподвижно стояла, замерев на месте в скульптурных позах и жестах, будто играли в салонные «живые картины».

– Как вы думаете, герр Ховен? Наш капитан уже добрался домой? Наверное, сейчас спешит к нам на помощь? – наконец робко подал голос механик Ганс.

Великий Лео ничего не ответил, продолжал смотреть мимо и вбок. Вопрос, который единственно волновал каждого без исключения, не давая спать по ночам, повис в воздухе. Подождав еще немного, Сэм первым нарушил бессмысленное молчание.

– Надо спуститься и забрать лодку. Здесь недалеко. Иначе не попадем домой, – обратился он к Ховену, как бы отсекая прошлое и обращаясь к будущему.

Обратный путь занял гораздо больше времени. Все изрядно устали, к тому же возвращались вместе, приходилось еще нести лодку, а Сэм и Вилли не захватили лыжи. Но все равно их возвращение было приятно спокойным. Дело сделано, враг частично побежден, частично сломлен, можно облегченно вздохнуть. Очень хотелось есть, и каждый в предвкушении мечтал про себя, как в бункере их встретят Георг, Бруно и доктор Линде, и горячий обед, и на каждого героя обещанная порция спирта. Только непоседливый Вилли никак не мог унять свои впечатления и всю дорогу приставал к Сэму:

– Ты видел, видел?! Какое искажение света! Как думаешь, почему?

– Исходя из твоих же предположений это всего лишь проекция вторгшегося пространства на наше измерение. Отсюда и смещение.

– Но изменение частоты? Оно же невозможно! – Вилли хотел сделать широкий жест руками, позабыв от волнения, что несет надувной ботик, и край его болезненно стукнул Бохмана по шее. – Ой-ой! Осторожней!

– Сам ты осторожней! – Сэм подпирал лодку плечом с другой стороны. Чертовски тяжелая и неудобная для переноски вещь. Но на войне как на войне. – Почему невозможно? Если присутствует неучтенный релятивистский эффект, а может, и эффект Доплера. К примеру, если соседнее пространство с большой скоростью движется к нам или от нас. Мы же этого не замечаем, потому что, повторяю, наблюдаем только его трехмерную проекцию.

– Подвижная абстракция, причем в одном направлении? Как-то сомнительно, – возразил ему Бохман.

– Очевидные вещи принято не замечать. Вот возьмем время. Тоже абстрактное понятие. А в реальности то, что мы подразумеваем под этой категорией, движется как раз в одном направлении. И притом пространственно не перемещается никуда. То есть время вполне может протекать в отдельно отмеченной точке, абсолютно не смещаясь в координатах.

– Все равно это мало что проясняет. Зато понятно другое. Оба состояния оборотня связываются между собой исключительно его сознанием. Если бы Лис упала без чувств, то от болевого шока скончалась бы на месте. Ты видел ее ожоги? Бр-р-р, до сих пор не могу в себя прийти! А так ее сознание руководило процессом обращения. Она заново себя собрала.

– Любопытно иное. Природа явления качественно изменилась, когда оба промежуточных перехода пришли в непосредственное соприкосновение. Интересно, если бы Лис не уничтожила своего противника, смогли бы они оба или поодиночке вернуться обратно? – задумчиво и как бы для себя сказал Сэм, немного сбиваясь в словах. Одновременно тащить громоздкую ношу и разглагольствовать было нелегко.

– Хорошо уже то, что нам известен способ, как одному оборотню погубить другого. Вот бы еще уговорить Медведя на эксперимент. Он и Лис. Если свести их превращения воедино… – Вилли мечтательно причмокнул губами.

– Соображай, что несешь! Подопытные крысы они, что ли? Это запросто может стоить жизни каждому из них! – возмутился Сэм. – Лучше давай по возвращению прикинем уровень высвобожденной энергии. И почему мертвое тело взорвалось? И почему взрыв пошел в наше измерение? Или это саморегуляция двух пространств? Латание дыр, так сказать.

– Вот-вот. Вроде газовой сварки, – уколол его Бохман. – А взрыв оттого, что кислород есть только здесь, у нас. Мне покойник Волк говорил, в «черном шкафу» они никак не дышат, хотя вполне живы и могут свободно двигать рукам и ногами, или лапами, смотря по обстоятельствам. Жаль, никто из них не сообразил хотя бы обследовать окрестности этого шкафа. Знаешь, давай Медведя разок попросим прогуляться и посмотреть, как там и что?.. Нет, не выйдет. Волк еще говорил, будто бы его выносит оттуда центробежной силой. Собрал на лету другое тело и поехал дальше. Вот если бы вдвоем… Молчу, молчу! Иначе ты меня сейчас разберешь на молекулы одним взглядом!