Текст книги "Серебряный волк, или Дознаватель"

6. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Я потрясен, потрясен и потерян, и одна лишь мысль бьется в голове: как же так? Как, почему? Да, похоже было на то, что заговоры плетутся в Двенадцати Землях постоянно – однако мне казалось, что король Андрий и два его капитана твердо держат в руках все нити. И вдруг – такой конец…

– Юрий, значит, – медленно произносит Серж. – Вот так оно – наследника надолго из столицы отсылать! Чего-то тут Андрий недодумал. Зря Леку отпустил… Да, зря.

А мне кажется вдруг – ох, не зря! Было что-то… тень какая-то, недопонятая, не осознанная мною вовремя тень… Марго! Страх за сына – и беспрекословное согласие услать его подальше от Славышти. Пусть даже в Корварену, неспокойную, голодную, опасную. Неужели уже тогда сгущались над королем Андрием тучи? И если так – неужели он ничего не мог сделать?!

И Юрий… почему-то ведь пошел король на поводу у князя, брата своего, разрешил его сыночку отслужить в отцовском отряде?!

Слишком много вопросов, думаю я, и ни одного ответа. Эдак впору еще одно дознание затевать! Ох, попенял бы мне сейчас Пресветлый!

– Карел, – говорю, потянувшись за Лекиным амулетом. – Мне нужен Карел. Нам нужны Корварена и Смутные Времена, а не переворот в Славышти. Серж, я прошу тебя… возвращай меня к этой мысли, когда начну я чересчур увлекаться. Ладно?

– Попробую, – бурчит Серж.

7. Черные косы, черные тучи

– Серега где? – спрашивает Карел. – Его София искала.

– Уже нашла, – Лека улыбается. Не может он не улыбаться, вспоминая Софку. Даже страшные вести, что привезла она из Славышти, не перевешивают привычной нежности к Серегиной сестренке. – А ты, мне передали, искал меня.

– Искал, – вздыхает Карел. Он сидит, как всегда, почти вплотную к камину, и пляшущие саламандры, подарок Хозяина Подземелья, бросают золотые блики на его хмурое лицо. – Помнишь, рассказывал ты о купце, с которым вы сюда ехали?

– Ракмаиль? – Лека хмыкает. – Ну и?

– Был у меня сегодня. Так встречи добивался, всю охрану на ноги поставил. Неприятный тип… – Карел поводит плечом, словно сбрасывая чью-то назойливую руку. – Но полезный. Информация стоит денег, да…

– Только имей в виду: по ту сторону границы он точно так же продаст информацию о тебе.

– Уже подумал, – Карел криво усмехается. – Предоставь это мне, Лека. Я не для того тебя искал, чтобы выслушивать прописные истины.

Лека пододвигает к камину кресло для себя. Садится, скрестив руки на груди.

– Тогда для чего?

– Этот купец, Ракмаиль, сказал, что ко мне едет посольство нового короля Двенадцати Земель. Юрия. Лека, я хочу, чтобы ты встретил это посольство вместе со мной. Как мой друг и родич. Пойми, я бы с ними и сам прекрасно разобрался, но твое присутствие… оно кажется мне уместным, и я не хотел бы пренебречь такой возможностью.

– Понимаю, – бормочет Лека.

– Они будут здесь через два-три дня. Если тебе надо подготовиться…

Дверь распахивается, и в кабинет стремительно входит королева Нина.

– Карел, ты очень занят?

Губы Карела трогает чуть заметная улыбка.

– Как всегда, матушка. Что-то случилось?

– Старый Гийо хочет с тобой поговорить.

– Гийо?

– Королевский предсказатель. Ты ведь сам предложил ему остаться во дворце?

Карел пожимает плечами:

– Честно говоря, я просто не мог придумать ничего лучшего. Куда ему идти? Опять по добрым людям мыкаться? Зима на носу, и непохоже, чтобы мы смогли легко ее пережить. Я был не прав, матушка?

– Ох, Карел! Прав, конечно, прав! – Королева счастливо улыбается. – Только ты не знаешь Гийо, а я знаю. Он теперь проходу тебе не даст своими предсказаниями. Ты уж тогда потерпи причуды старика.

– Ну, раз такое дело, я поговорю с ним прямо сейчас. Лека, ты не против?

– Почему я должен быть против… – Лека встает и идет к двери.

– Да куда ты! Оставайся, послушаем предсказателя, а потом договорим.

– Так я пришлю его. – И королева, снова улыбнувшись сыну, выходит.

Лека, взглядом спросив у Карела разрешения, садится на край стола – благо, сегодня он почти пуст.

Предсказатель появляется через каких-то пару минут. Он держится за поясницу; сэр Оливер идет с ним рядом, почти вплотную – не то готовый подхватить в случае чего, не то просто за компанию.

– Что с вами, мэтр? – не выдерживает Лека.

– Прострел, – морщится старик предсказатель. – Продуло в дороге. Ничего, я вон денек полежал, и уже легче, да.

– Прошу, мэтр предсказатель, садитесь, – Карел указывает на кресло. Ждет, пока старик устроится поудобнее. – Я так понял, у вас для меня важные вести?

– Мне явлено было… – Предсказатель замолкает, шевеля губами. – Должен сказать, я уж не тот, что прежде. Старость не радость, да. И я уж не тот, и видения мои не те. Но я еще могу понять, когда вижу что-то серьезное.

– И вы увидели что-то серьезное, мэтр? – тихо подсказывает Карел.

Предсказатель отвечает, глядя на саламандру:

– Я испугался, да. Мало ли бедствий выпало уже Золотому Полуострову? Но мне явлено было, что ныне Таргала на распутье, и Смутные Времена могут еще вернуться.

– Так, значит… Что же видели вы, мэтр?

– Черные тучи беды над королем, избирающим спутницу жизни. Да. Я рассказал Олли, – предсказатель мотает головой в сторону капитана, – и он посмеялся надо мной. Он считает, что я видел старого короля, а с ним уже случилась та беда, что перечеркивает все страхи о будущем. Но я видел еще кое-что… Я видел, как тьма накрыла Золотой Полуостров, когда король сдернул покрывало невинности с черных кос молодой супруги. И я видел руку короля… Я помню ее. Вот этот шрам, – и старик протягивает дрожащую руку к ладони Карела, к незажившему еще рубцу.

– Помнится, Гийо, ты и Марготе предсказывал что-то похожее. – Сэр Оливер усмехается в усы. – И что ж ты так свадьбы не любишь?…

– А разве оно не сбылось? – обижается предсказатель. – Отъезд Марго озлобил короля, и требования Подземелья прозвучали в неподходящее время. Но теперь, Олли, все еще хуже. Теперь я вижу развилку!

– Развилку? – переспрашивает Карел.

– Да. В моем видении есть зазор… расщелина, трещина… Как бы объяснить получше…

– Я понял. Сначала – туча надо мной, когда буду делать выбор. Потом – тьма над Таргалой… так?

– Да, мой король, – истово кивает предсказатель. – Да-да, именно там… зазор между этими двумя событиями, он может означать, что…

– Второе не обязательно вытекает из первого?

– Обязательно из первого! Какая свадьба без избрания, что вы, мой король! Но только… второе может быть другим. То есть… из первого вытекает не только оно. И как угадать… это самое страшное, когда не знаешь…

– Не тревожьтесь, мэтр прорицатель, – Карел вдруг смеется. – Я понял. Признаться, вы слегка запоздали… или я поторопился. Покрывало невинности с черных кос молодой супруги, так, значит? Клянусь Светом Господним, не зря мне так настойчиво подсовывали Ирулу!

Сэр Оливер охает, хлопая себя по лбу, и поминает принцессу Ханджеи в выражениях, мало приличествующих как для благородной невесты, так и для поседелого рыцаря.

– Но у моей невесты вовсе не черные косы… – Карел мечтательно улыбается. – И это значит, что зазор пройден правильно, так ведь?

– Карел, мальчик мой, – сэр Оливер таращит глаза, – когда это ты успел обзавестись невестой?!

– Час назад, – сообщает Карел. – Сестра моего друга Сергея оказала мне честь и приняла мое предложение, за что я ей бесконечно благодарен. Особенно теперь, услышав о видении… Честно говоря, мэтр предсказатель, я рад, что вы рассказали мне о нем уже после того, как я сделал выбор.

8. Посольство короля Юрия

– Знаю его, – говорит Лека. – У Юркиного папаши начальником стражи был. Ты уверен, что я не окажусь лишним? Он может наговорить много интересного.

– Ты нужен мне там, – мрачно отвечает Карел. – А интересное будет, уж это я тебе обещаю. Пойдем, Лека.

Людей в огромной, несказанно помпезной Коронной Зале собралось совсем немного. Отец Готфрид, сэр Оливер, с десяток придворных – из тех, кто поумней и поспокойней, отмечает Лека. Ни одной дамы; даже королева-мать не сочла нужным присутствовать. Быстро же Карел учится… Значит, сразу льдом окатить… Ну да, потому и ждать заставил – по-хорошему бы надо если не в день приезда принять, так на следующий.

Однако Тифаний, бывший начальник стражи великого князя Алексия, а ныне – посол короля Юрия, нарочитой холодности приема не замечает. Похоже, слишком занят собственной значимостью. Или, что вернее, заранее ставит своего короля выше. Входит неторопливо, весомо, топоча подбитыми железом сапогами по узорчатому паркету, скупо кланяется:

– Ваше величество…

И голос неторопливый, с ленцой.

Отец Готфрид принимает верительные грамоты, разворачивает. Жует губами. Мягко, вполголоса, предлагает:

– Говорите, господин посол.

– Мой государь Юрий, властитель и сюзерен Двенадцати Земель, слышал о вашей войне… – Кажется, «господин посол» уверен, что сообщением этим делает королю Таргалы одолжение. – Он считает большой ошибкой позицию своего предшественника, коий неоднократно отказывал вам в военной помощи. Он намеревается исправить сию ошибку. Конечно, не просто так…

– Продолжайте, – прерывает возникшую паузу отец Готфрид.

– Некоторый пересмотр границ, – снисходительно кидает Тифаний. – Никоим образом, замечу, не ущемляющий ваших прав. Ведь сейчас Зеленчаковой и Прихолмьем все равно владеют гномы?

Карел задумчиво вертит в пальцах ограненный восьмигранником прозрачный камушек.

– Продолжайте, господин посол, – кивает отец Готфрид.

– Мой государь Юрий берется за пару месяцев очистить вашу страну от нелюди. Да, вы отдадите нам некую часть их рудников, но зато останетесь полными хозяевами на остальных своих угодьях, – слово «угодья» звучит в устах посла невыразимо насмешливо. – И, конечно, потом нам придется пересмотреть заново торговые договоры…

– Понятное дело… – Карел криво улыбается. – Чтобы мы покупали у вас то, что сейчас делают гномы. Замечательный план.

– Значит, вам не нужна наша помощь? – сухо уточняет посол.

– Помощь принимают от равных, – нарочито любезно поясняет Карел. – А ваш Юрий…

– Что?… – Тифаний багровеет.

– Торгуется, – вздыхает Карел. – Право же, странно видеть в короле замашки рыночного торговца. Даже если король и не вполне, хм… законный.

– Потрудитесь объясниться, ваше величество, – чеканит Тифаний.

Карел склоняет голову набок и медленно оглядывает Тифания – с сапог до насупленных бровей.

– Может, господин посол, вам еще и удовлетворение дать? На шпагах? Вы, я смотрю, ощущаете себя победителем… Так вот, уважаемый, то, что вашему Юрию удался переворот, еще ни о чем не говорит. Захватить власть проще, чем удержаться у власти. Не лезьте в чужой кошель, не придется о своем плакать.

– С чего вы взяли, – внезапно охрипшим голосом спрашивает Тифаний, – что в Двенадцати Землях переворот? Король Андрий не пережил смерти любимой супруги, увы, но так бывает…

– У короля Андрия остались дети. Младший сын Егорий – ему, если я не ошибаюсь, сейчас должно быть девять лет. И старший – Валерий, законный наследник.

– Егорий слишком мал, – разводит руками посол. – По нашим законам, принц имеет право занять престол лишь по достижении совершеннолетия, отслужив воинскую службу, как подобает мужчине, и, более того, показав себя достойным в каком-либо ином, важном для государства деянии. А Валерий… где он, тот Валерий?! О нем уж два года не слышно… Говорят, он погиб. Печально, однако…

– Говорят, что жеребцов доят, – цедит сквозь зубы Лека. Черная, безумная ярость захлестывает его, и сдерживаться становится все труднее. – То-то Юрик себя достойным показал, в папашкином парадном отряде…

– Прощайте, господин Тифаний, – усмехается Карел, с явным удовольствием любуясь застывшим лицом посла. – Не смею более вас удерживать. И не забудьте: глупо зариться на чужое, не умея удержать свое.

– Аудиенция окончена, – почти шепотом подсказывает отец Готфрид.

Посол Юрия резко разворачивается, оставляя на паркете две полукруглых царапины, и выходит, впечатывая в пол шаги с силой, ясно показывающей степень понесенного оскорбления.

Карел разжимает стиснутый кулак. Сверкает под падающим из окна солнечным лучом ограненный восьмигранником прозрачный камень.

– Так значит, действуем, – деловито сообщает Карел. – Жду всех у себя через час. С докладами.

Тут только Лека приходит в себя. Острое желание пришибить «господина посла» – желательно насмерть! – отпускает слишком медленно. А он еще полагал, что умеет держать себя в руках! Но Карел… Карел-то в какие игры здесь играл?!

– Ты его провоцировал…

– А то! Пока ты провожал Серегу, мы устроили небольшой совет. Я, отец Готфрид, сэр Оливер и посланник Подземелья. И сошлись на том, что ваш Юрий опасен, а значит, глупо давать ему время на укрепление власти. – Карел зло усмехается. – Да, я его провоцировал. Добавлю, ты тоже неплохо подыграл.

– Ну и? Хочешь сказать, ты собрался с ним воевать?

– Э, брат Лека! Ты упустил самое важное.

– А именно?

– Твой кузен раззявил пасть на Зеленчаковую.

– Понимаю, – после недолгого молчания бормочет Лека.

– Он придет, – Карел ухмыляется – кривой ухмылкой Лютого, – обязательно придет. Скоро. Он будет торопиться изо всех силенок, ведь Таргала так слаба. Но в тот день, брат Лека, когда он перейдет нашу границу, ты станешь королем в своей стране.

ВСТРЕЧИ

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

– Похоже на то, – медленно говорю я, – что Юрий все же не договорился с империей.

Серж невесело усмехается:

– Негосударственный ты человек, друг Анже. Слишком прямой и честный для политики.

При чем тут, хочу спросить я – но слова не идут. Впрочем, Серж достаточно знает меня, чтобы понять ошарашенное молчание правильно.

– Я так думаю, друг Анже: они, конечно же, договорились. Но Юрий… – Серж трет лоб, подбирая слова. – Юрий вряд ли умеет воевать. Даже, скорей всего, не умеет: вспомни, мальчишкой он уступал Леке и в умении, и в храбрости, хоть и старше его на два года… на два, верно ведь? А после служил в парадном отряде отца и вряд ли многому там научился.

Я возражаю:

– Юрий не похож на человека, готового открыто признать свои слабости. Если он и боится воевать… ну, есть же те князья, что его поддержали, послал бы их!

– Ты не понимаешь! Он не боится, нет! Он не то что открыто – сам себе не признается, что не умеет. Но он чует. Он не уверен. А в умении интриги крутить – уверен. После удачного-то переворота, сам подумай! Вот и начинает с интриги, а войну – на потом.

Серж смеется вдруг. Качает головой:

– Но в интригах его переиграл Карел! И Софи…

Да, киваю я, предупреждение поспело вовремя, и благодарить за это Карел должен бедовую Серегину сестренку. Свою невесту… надо же, как бывает: свела двоих беда, а вышло – на счастье. Карел, по крайней мере, уж точно счастлив.

Мне вспоминаются слова пресветлого: «Как похож ты, Анже, на любопытную кумушку». Грешен, знаю; но – тянет, ох как тянет поглядеть! Коснуться чужой любви хоть краешком, хоть немного чужого счастья вдохнуть. Тяжко одолеть это искушение. Потому и радуюсь я словам Сержа:

– Пойдем-ка, друг Анже, прямо сейчас к брату библиотекарю. Очень уж много всякого увидел ты…

Пока брат библиотекарь записывает, мысли мои приходят в порядок. И то: вспоминая каждое слово, каждое движение, каждую подробность происходившего, уже не отвлечешься на глупые искушения. Снова погружаюсь я в увиденное, снова, уже вместе с братьями, проживаю его. И счастливая улыбка Карела меркнет, перечеркнутая горем и яростью принца Валерия. Верно говорят светлые отцы, что есть время для любви, а есть для скорби, и второго куда больше в нашей жизни.

– Интересно, – тянет Серж, когда брат библиотекарь откладывает перо, – а куда это он Серегу провожал? Ну, пока у Карела совет был?

И правда, спохватываюсь я. Надо же, чуть не упустил!

– Вечером погляжу, – обещаю я. – Мне, пожалуй, помолиться надо. Никак ярость Лекина не отпустит… Помрачение, да и только.

Серж молча качает головой.

2. Брат Покаяние

– А он какой?

– Несчастный, – я отвечаю, не задумываясь, и сам удивляюсь ответу. Дед бы обиделся, точно…

– Почему? – спрашивает Софка.

– Да ты представь, ему всю жизнь сломали! Из него монах, как из меня гном подземельный.

Софи хмурится:

– Серенький, а вдруг он все равно не захочет?

– По крайней мере, у него будет выбор.

Какое-то время мы едем молча. Мой гнедой нежно перефыркивается с Ласточкой, Софка вертит головой, хотя, как по мне, глазеть не на что. Голые деревья, голые поля… мрачно, сыро, скучно. Навязанная Карелом охрана нам не мешает: четверо едут на двадцать шагов впереди, еще шестеро – на двадцать позади. Пока Софи молчит, я думаю об отце. Правильно, что мы уехали из Корварены именно сейчас. Я не смог бы спокойно встретиться взглядом с его убийцей. Политика, будь она неладна…

– Серенький, а море, оно какое?

Незваная тоска накрывает меня.

– Оно похоже на степь перед рассветом. Только запах другой. Такой, знаешь… затхлый и свежий одновременно.

– Так не бывает, – Софка смешно морщит нос. – Серенький, ты опять меня дуришь!

– А еще там волны, – говорю я.

– Я знаю, что в море волны, – надменно сообщает Софи.

– Они шумят. Иногда тихо, а иногда так, что перекрикивать приходится. И птицы там тоже другие. Но все равно оно похоже на степь.

– Ой, Серенький, дуришь…

– Тогда подожди, пока доедем.

– А скоро?

Я слушаю Софкин голос, голос у нее не изменился, как был детский, так и есть; но сама она повзрослела. Невеста, надо же! А Карел-то, Карел… Вот не ожидал от него такой прыти! Раз-два, и окрутил…

– Серенький! – Софи дергает меня за рукав. – Так скоро доедем?

– Скоро. Наверное.

От Карела и Софи мысли мои снова перекидываются на дом. Мне трудно поверить, что у нас с Софкой нет больше отца, что сразу, в одну недобрую ночь, погибло столько людей, которых я знал… с которыми вырос, которых любил. Мне кажется, без них и Славышть не будет Славыштью.

– Серенький, а Готвянь, она красивая?

– Тебе понравится.

– Карел сказал, что подарит ее мне.

– Что-о?!

Женишок, прах его побери…

– Он сказал, что так будет правильно. Потому что это был бы мамочкин город, если бы мамочка не вышла за папочку. – Софи вдруг замолкает, кривит губы, и теперь уже я беру ее за руку. Сестренка сглатывает, сопит носом. Она не любит плакать при посторонних – и не простит себе, если разревется в дороге.

– Тебе там понравится, – повторяю я.

Софи вздыхает – и продолжает свою болтовню:

– А еще он сказал, что будет просить нашего деда, чтобы он управлял там… ну, как бы за меня. А я думаю, вдруг дед не согласится? Что мне тогда делать?

– Карел пускай думает, – ехидно предлагаю я. – А то ишь, хорошо устроился! Свалил головную боль на невесту! Ему-то, понимаешь, Готвянь и даром не нужна, только тяжелые воспоминания от нее, и все такое…

– Почему?

– Есть почему… – Я вспоминаю больные глаза Карела… хриплый смех… бессонную ночь, безобразную попойку на полпути в Корварену, зычные голоса герольдов. – Уж поверь, Софка, есть…

…И вот уже видны впереди острые крыши, и белеет в ранних сумерках городская стена… Филипп, командир нашей охраны, придерживает коня, интересуется:

– Что дальше, Серж?

– Обитель знаешь? – спрашиваю я.

– Чего ж не знать.

– Как лучше – сразу туда или с утра?

– Серж, с королевской грамотой ты можешь ввалиться туда хоть посреди ночи, – скалится Филипп.

Ох, сомневаюсь, думаю я. А если и так… Это Лютый об церковь ноги вытирал, а Карелу отношения портить ни к чему!

Вопрос решает Софи.

– Едем сразу, – решительно командует моя повзрослевшая сестренка. – Серенький, чурбан ты дубовый, ты ведь сам говорил, что деду там плохо!

Филипп согласно бурчит, мы пришпориваем коней… Эх, Готвянь! Мы огибаем город снаружи, вдоль стены, но сердце мое колотится даже от этих острых, ощетинившихся флюгерами крыш над белой крепостной стеной… от слышимого уже шума волн, от долетающего с ветром запаха, бодрого, свежего и затхлого одновременно…

Ворота обители распахнуты. Гостей здесь встречают на удивление бестревожно; и как только при таких-то порядках обитель до сих пор не захватили какие-нибудь пираты… Молодые послушники уводят коней, нас приглашают в гостевую трапезную: Софку на женскую половину, остальных – на мужскую.

– Кто у вас главный здесь? – спрашиваю я.

– Отец Исидор вряд ли примет вас.

– Скажите ему, что у меня предписание от короля Карела.

Имя короля монашка не пугает.

– Хорошо, – спокойно отвечает он. – Я передам отцу Исидору вашу просьбу о встрече. Пока же извольте поесть и отдохнуть с дороги.

Кормят скудно: хлеб, вареная рыба, слабенькое вино. Рыба, правда, вкусная. После ужина нас разводят по гостевым комнатам… хотя «комнаты» – слишком роскошное слово для таких тесных закутков. Я сажусь на жесткую койку, приваливаюсь к стене. Закрываю глаза. Я тоже, как Софка, не люблю плакать на людях. Но беда в том, что двери здесь не запираются…

– Вы просили о встрече с отцом Исидором?

– Да. – Я растираю ладонями лицо, встаю.

– Идемте.

Мы проходим через двор, и я невольно замедляю шаг, вслушиваясь в рокот прибоя. Каково это – быть запертым рядом с морем, видеть каждый день простор без края – и возвращаться в тесные стены? Я бы не смог. Никакая клятва не удержала бы меня… Нет, я бы просто не дал такой клятвы. Ох, дед…

Отец Исидор еще не стар, но по-стариковски щурится и моргает, и свет в его кабинете мягкий, приглушенный.

– О чем ты хотел говорить, сын мой?

– Об одном из ваших монахов, светлейший отец. О том, что был направлен сюда именным королевским указом восемнадцать лет назад. Король Карел дает ему право покинуть стены обители. Если, конечно, он того пожелает. Вот предписание, – я протягиваю отцу Исидору завязанный бело-фиолетовой лентой свиток.

Он не спешит читать. Отвечает неторопливым, тягучим голосом:

– Монах нашей обители не может вернуться в мир. Таков наш устав, сын мой.

– Но он может покинуть обитель, оставаясь человеком Господа, – возражаю я, припомнив наставления отца Готфрида. С аббатом Карелу повезло, я не встречал еще человека, способного так точно предвидеть острые точки переговоров… Что же там в Корварене? Не отвлекайся, Серый, одергиваю себя, в Корварене свои переговоры, а у тебя здесь свои.

А голос отца Исидора все тянется, обволакивает, убаюкивает…

– На это нужно особое соизволение, сын мой.

Серый, да встряхнись же!

– Оно есть, светлейший отец. В королевское предписание вложено решение Святого Суда, и оно заверено по всем правилам.

Отец Исидор неторопливо разворачивает свиток. Кивает задумчиво.

– Брат Покаяние, вот как… Хорошо, сын мой, я поговорю с ним.

– Я сам поговорю, светлейший отец. И, если можно, прямо сейчас.

Отец Исидор хмурится… Похоже, я малость пережал.

– К чему такая спешка? Наша братия уже окончила вечерние труды, и сношения с миром прерваны до утра.

– Светлейший отец, я прошу вас сделать исключение.

– Чего ради? – Отец Исидор откидывается на спинку жесткого кресла и складывает руки на груди. – Скажи, сын мой, неужели молодой король намерен повторять ошибки своего отца? Я был о нем лучшего мнения. Здесь дом Господень, сын мой, и обитатели его служат Господу. Ты привез предписание – хорошо. Но больше тебе нечего здесь делать. Брат Покаяние способен принять решение и без твоей помощи.

А, будь он неладен! Надо было к Олли ехать и говорить с дедом там…

– Светлейший, – тихо говорю я, – недавно ко мне пришли плохие вести. У меня погиб отец.

– Соболезную, – приподнимает бровь отец Исидор.

– Тем дороже для меня возможность обрести деда. Понимаете, отец Исидор, временами мне не хватает поддержки, совета… пусть даже нарекания.

– Того, что может дать Церковь, – подсказывает отец Исидор.

– Того, что всего легче принимаешь от старшего в своей семье. Отец Исидор, у вас есть власть запретить мне увидеться с дедом. Но если вы воспользуетесь этой властью, вы поступите жестоко.

– Так брат Покаяние?… – на сей раз отец Исидор удивляется неподдельно.

– Мой дед, – киваю я. – И то предписание, что я привез, дано королем по моей просьбе.

Некоторое время отец Исидор молчит. И вдруг спрашивает:

– А кто та девица, что приехала с тобой, сын мой?

– Моя сестра. Отца убили на ее глазах… Я не решился оставить ее одну с таким грузом.

– Она нуждается в утешении?

– Я надеюсь, она его получит.

– Мне передали, – сообщает отец Исидор, – что она изъявила желание помолиться. Ее допустили в малую часовню. Возможно, сын мой, тебе стоило бы присоединиться к ней.

Я молчу. Невежливо, конечно… но этот, прости Господи, светлейший отец тоже не слишком вежлив. Или мы просто друг другу не понравились…

Отец Исидор звякает в колокольчик и приказывает заглянувшему в дверь монашку:

– Пришлешь ко мне брата Покаяние, потом отведешь сего юношу в приемную.

Монашек испаряется.

– Ты готов подождать, сын мой? – спрашивает отец Исидор.

– Да, – выдавливаю я. Понятно, что большего уже не добьюсь…

– Брат Покаяние выйдет к тебе. Возможно, он даже согласится оставить нашу обитель… на какое-то время. Но я прошу тебя помнить, что его место – здесь. Не склоняй его ко греху.

– Вы так говорите, светлейший отец, будто из нас двоих старший – я.

– В нем нет смирения, – качает головой отец Исидор. – Жизнь вне стен обители не пойдет ему на пользу. Я тревожусь за его душу.

– Моей сестре пятнадцать, – говорю я. – Может, она уж скоро замуж соберется. Но у нее никогда не было деда. А он… Наверное, он и не знает о том, что мы с ней есть на свете, ведь он и матушку нашу видел последний раз еще до ее замужества. Вряд ли его душу погубит наша любовь, светлейший отец. Как я помню, нас учили, что любовь спасает…

– Вас учили правильно. – Отец Исидор помаргивает и вздыхает. – Что ж, пусть будет, как судил Господь. Я не стану препятствовать… Иди, сын мой. Брат Служение отведет тебя.

Я оглядываюсь: давешний монашек, оказывается, уже торчит в дверях.

– Благодарю, отец Исидор, – прощаюсь я. И выхожу вслед за молчаливым братом Служение, с немалою досадой осознав, что дед войдет через другую дверь – и я даже взглядом с ним встретиться не смогу…

Что ж, значит, придется ждать.

В приемной мрачно и холодно, единственный тусклый светильник едва теплится. И даже лавок нет – зато стены исписаны фресками, жаль, видно плохо. Днем здесь, наверное, красиво и даже торжественно. А сейчас – потрескивает светильник, выхватывает из густой тьмы то край одеяния святого, то строгие глаза… Вот интересно, почему у них у всех глаза – строгие?

Я так и не понимаю, откуда появляется дед. Просто выходит из тьмы, на удивление бесшумно, и говорит с явственной усмешкой:

– Ну, здравствуй… внучек.

– Ты поедешь со мной? – прямо спрашиваю я. Почему-то невыносимым кажется каждый лишний миг неизвестности. – Пожалуйста. Ты нам нужен.

– Поеду, – так же прямо отвечает мой дед. И я думаю: жаль, что не успел он познакомиться с отцом! Они бы друг другу понравились.