Текст книги "Серебряный волк, или Дознаватель"

4. Отец Лаврентий, гость короля Карела

– Ох, Софьюшка, – Васюра качает головой. – Права ты была, что не осталась и не задержалась лишнего. Юрий тебя всюду искал, землю рыл. Мы как узнали, что на Закатный тракт погоню выслал…

Софка вздрагивает. Говорит:

– Меня гномы спасли. Я уж как гнала… а кабы не подземельные – не ушла бы. Уже думала, как бы ловчее сделать, чтоб живой не даться, и тут – гном… Они меня под горами провели, до самой Корварены, да быстро как…

И ты успела предупредить нас, думаю я. Успела застать Леку… Рвет душу боль, никак она не уходит, да и не уйдет уже, видно. Ты успела, моя отчаянная сестренка, а мы – сглупили. Недооценили врага. И что теперь ни делай, как ни мсти – Леку не вернуть.

– Нам тоже гномы помогли, – тихо говорит отец Лаврентий. – Иначе недалеко бы ушли. Юрий хоть и дурак, а в некоторых делах любому умному фору даст. Опасно нынче в Славышти. Боится узурпатор…

– Как?… – спрашиваю я. Сам не знаю, что услышать хочу: «как это случилось?», «как недоглядели?», «как вы спаслись?…»? Не знаю, но отец Лаврентий всегда понимал меня лучше, чем я сам.

– В любой интриге, – медленно говорит наш учитель, – есть несколько слоев. В самых простых – два, три. В самых сложных – и десяток может. Побеждает тот, кто глубже видит или лучше угадывает, кто чует потаенные слои за явными – или умеет спрятать их так, чтобы противник не почуял. Мы долго побеждали в этих играх, Сережа, – но теперь вот проиграли. Одна ошибка, всего одна…

– Что смерть королевы выгодна прежде всего империи, было ясно, – объясняет Васюра. – Принцесса Таргалы, законная наследница трона… ясно было и то, что они попытаются добраться до Леки. Поэтому наш король велел вам сидеть тихо здесь. А мы… мы искали имперский след, шерстили южных князей… ты знаешь, Сережа, бывает – чуешь, что дело неладно. Как в воздухе разлито. Вот так и было… Великий князь Алексий был убит, и след тянулся туда же. Мы не подумали на Юрия. Слишком уж это…

– Дико, – подсказывает отец Лаврентий. – Не по-людски.

Васюра меряет комнату нервным шагом.

– Алексий и сам интриговать умел, но от сыночка его мы такой прыти не ожидали. В одну ночь… когда стольких подкупить успел, как сумел, что все шито-крыто? Я ведь так и не знаю, что в ту ночь во дворце было… живых свидетелей не осталось, только люди Юрия. А слухи… не верю я тем слухам.

Слухи нам с Лекой успела рассказать Софка. Глупые слухи. Я тоже не верю, что короля Андрия предала собственная гвардия. И в подчиняющие чары – не верю. Если бы они существовали, эти подчиняющие чары, незачем было бы убивать людей Андрия. Да и убийство законного короля тогда легко удалось бы спрятать, объявить его умершим… да еще, пожалуй, прежде отречься заставить в Юрикову пользу.

– Не было там никаких чар, – соглашается с моими мыслями отец Лаврентий. – Разве что обычные боевые. Мы недосмотрели… нас переиграли. Но недостойно искать оправданий, делая врага сильнее, чем он есть.

Я замечаю вдруг, как постарел отец Лаврентий… Дорога, видно, нелегко ему далась: осунулся, щеки ввалились и запали глаза, и весь какой-то тусклый, будто привычный загар припорошило бурой пылью Закатного тракта. А ведь они с Васюрой ровесники, кажется… но Васюра не изменился ничуть, разве что – непривычно мрачный. Так ведь есть с чего… Славышть, дорога… и здесь – такое… он, как и я, мучается виной. Как и я, снова и снова, наверное, крутит в голове те дни и думает, что и как можно было бы сделать иначе. Горькие и бесплодные мысли: нет в мире ничего безнадежней «если бы». Но мы живы, и наш враг – тоже.

– Как бы ни был он силен, я до него доберусь.

– Серенький, ты б поел, – жалобно просит Софка.

– Ел уже, – сиплю я.

– Как же, ел… две ложки простокваши! Вот уж еда…

– Не хочу я…

– Дернул тебя Нечистый шпагой махать, – бурчит Васюра. – Что, больше некому было? Никто рук марать не хотел, а тебя понесло?

Ну да, думаю. Замарать руки об убийцу… никому бы не позволил.

– Месть, – вздыхает отец Лаврентий, – всего лишь месть. Ведь тебе не стало легче… Я прав, Сережа?

Я прикрываю глаза. Прав, не прав… какая разница? Я не жалею.

Софкина узкая ладошка ложится на лоб. Холодная, хорошо…

– Опять лихорадит, – озабоченно сообщает сестренка.

– Ерунда, – как могу твердо говорю я. – Пара дней, и все пройдет.

– Тебе поспать надо.

Легко сказать…

– Угу. Вы сюда еще с десяток жалельщиков приведите, тогда уж точно посплю.

– Вот здесь он прав, – заявляет вдруг отец Лаврентий. – Нечего этого остолопа жалеть. Иди-ка ты, Софьюшка, к себе, отдохни. А мы тем временем ему мозги вправим. По-мужски.

Софкина ладошка скользит по лбу, по волосам… Да ладно тебе!

– Не плачь, – шепчу я.

– Не буду, – всхлипывает Софи.

Я провожаю ее взглядом. Спрашиваю:

– И как вы собираетесь мозги мне вправлять? Битьем?

– Дурнем был, дурнем и остался, – бурчит Васюра. – Толку вправлять то, чего нет? Я думал, тебя хоть Лека думать выучит… у него-то получалось.

– Таким дурням, – сообщает отец Лаврентий, – неплохо вправляет мозги внезапная ответственность. Я собираюсь взвалить на тебя страну, Сергий.

В ушах звенит, думаю я. Крови много потерял, да еще и лихорадка… вот и до бреда дошло. Магознатца бы хорошего, вместо здешних коновалов. Но чего нет, того нет. Не королеву же дергать по каждому пустяку. Так что терпи, Серый.

– Он не понял, – говорит Васюра.

– Что я должен был понять?

– Ты собираешься разобраться с Юрием?

– Да… прах меня забери, да!

– А потом?

– Что… потом?

– Вот именно, – вздыхает отец Лаврентий, – что потом? Двенадцать Земель останутся без короля. Один законный наследник убит, другой – слишком мал. В Славышть набежит десяток сомнительных претендентов, начнутся склоки, потом, Боже упаси, убийства, и кончится все тем, что мы получим двенадцать грызущихся между собой княжеств, беззащитных перед Югом.

– Так что же, – медленно спрашиваю я, – оставить на троне наглую сволочь? Спустить с рук убийства… переворот? Может, прикажете на колени перед ним стать и сапоги вылизать?!

– Ишь, завелся, – упрекает Васюра. – И откуда силы взялись. Думаешь, мы с ним разобраться не хотим? За все ответит… А вот скажи, парень, кто после Юрия должен сесть на трон?

– Ну… – Я задумываюсь. Вопросики у них! С ясной головой не вдруг ответишь…

– Ото ж. Нукаешь… Повторите ему с самого начала, отец Лаврентий. Просто и доступно. Чтобы понял.

– Вряд ли ты слышал, Сережа, – отец Лаврентий садится на край кровати, на место Софки, и начинает рассказывать тихо, почти шепотом, – но чары братства – вполне законный, официально признанный способ принятия в семью. Приравниваются к братству по крови.

– Не слыхал… – Я замолкаю. К чему он клонит?! – Отец Лаврентий, так… неправильно. Да кто б тогда позволил – принцу?!

– А почему нет? – Васюра встает, меряет комнату непривычно тяжелыми шагами. – Ты не знаешь, Серый. И Лека не знал. Но король… наш король… он рад был вашему побратимству. И заверил его. Конечно, это не оглашалось… широко. Но, нравится тебе это или нет, ты – законный наследник. После Валерия. Это не мы придумали. Такова воля короля Андрия. Он считал тебя достойным.

– Достойным – чего?!

– Он не справится, – машет рукой Васюра. – Безнадежно.

– А куда он денется? – мрачно возражает отец Лаврентий. – Сережа, корона твоя. Я прошу тебя привыкнуть к этой мысли как можно скорее.

– Но… отец Лаврентий! Я не знаю… Все равно это неправильно!

– У нас нет другого способа сохранить страну. Прости, Сережа, но ты должен. Хотя бы – пока не вырастет Егорка. Вы с Лекой дружили всю жизнь… вместе служили…

– Мы разные. Васюра прав. Лека умел думать! Вот был бы король… А я… Когда надо принять решение, меня несет. Я не думаю вообще. Хороший получится правитель! Найдите кого-нибудь другого.

– Разве что Юрия, – жестко отвечает Васюра. – Как, согласен?

– Вы с Лекой одинаково смотрели на мир, – глухо произносит отец Лаврентий. – И это тот взгляд, какой хотел видеть у своего наследника Андрий. Пойми, Сережа, некому больше. Выбора нет. Наследник Андрия, наследник Алексия… подошли бы еще князья Гориславские, все-таки младшая ветвь королевского рода – но князь Евгений не удержит страну, характер не тот. Остальные – равны. Возвысь одного, другие оскорбятся.

– А с меня не оскорбятся! – возражаю я. – Пришлый! Сопляк! Всей родни – дед, да и тот в Таргале!

– Парень с королевским родовым амулетом на шее, – чеканит Васюра. – Отслуживший на южной границе. Спасший страну от войны с Империей. Отомстивший за смерть законного короля и его наследника.

– А не хочешь, чтобы пришлым честили, – словно между прочим заявляет отец Лаврентий, – так можно объявить, что убит – Сергий. И пусть принц Валерий сядет на отцовский трон. Вас не было в Славышти два года, и слишком мало осталось тех, кто смог бы распознать подмену.

– Отец Лаврентий, – тихо говорю я, – вы авантюрист. Махинатор. У вас вообще совесть есть?

– Совесть – это роскошь, Сережа. Недопустимая роскошь… когда речь идет о судьбе государства. Но, знаешь ли… я рад, что ты думаешь иначе.

5. О совести и о судьбах государства

На следующий день Карел все-таки приводит ко мне королеву. Сначала заходит сам, ловит Софкин взгляд, спрашивает:

– Как он?

– Не ест ничего, – жалуется сестренка. – Лихорадит его… бредил ночью, Леку звал…

– Да все со мной нормально, – слабо возражаю я. – Карел, или ты ранен никогда не был? Оно всегда так… Карел, увел бы ты ее! Пусть поспит хоть немного.

– Не уйду, – отрезает Софи.

– Ладно, не уходи, – соглашается Карел. – Только скажи, ты сама-то ела?

Софка смущенно молчит.

– Ясно. Жди, я скоро вернусь.

Возвращается Карел с подносом еды для Софки. Следом заходит королева. Я пытаюсь приподняться.

– Лежи, – рычит Карел. – Софи, милая, иди поешь.

Сестренка отсаживается к столу, ее место занимает королева. Узкая ладонь ложится мне на лоб – так по-матерински, что слезы на глаза наворачиваются.

– Что ж ты так, мальчик, – шепчет королева.

Блаженная прохлада идет от ее ладони, проясняет мысли, унимает боль. Я наконец-то могу вздохнуть глубоко, всей грудью. Могу пошевелиться, подтянуться немного, сесть повыше – как же надоело пластом валяться!

Софка поглядывает на меня, кажется, и не замечая толком, что ест. Вдруг зевнула, опустила голову на руки…

– То-то же, – усмехается Карел, подхватывая невесту на руки.

Я смеюсь; в глазах темнеет, сияет сквозь тьму нездешний благостный свет. Королева охает, резкий рывок возвращает меня к жизни. Первое, что вижу я – Лекин амулет в руках королевы.

– Что это было? – шепчу я.

– Так бывает, – тихо отвечает королева-ведьма. – Редко, очень редко, но бывает. Когда связь меж побратимами особенно крепка… Сергей, ты не должен больше носить этот амулет. Иначе, боюсь, тебя так и будет тянуть… туда.

– Куда? – непонимающе переспрашивает Карел. А мне видится свет, нездешний свет, и кажется – Лека где-то рядом, лишь руку протянуть…

– К Леке, – шепчу я.

Королева качает головой, в прекрасных глазах – жалость и тревога.

– Чувствуешь?

– Да. – Я не вижу смысла врать. – Не понимал только, что это, а так – да, чувствую. Будто здесь он, со мной. Видит, слышит… только знак подать не может.

Серебро амулета глухо стучит о стол. Аметистовый волчий глаз глядит укоризненно: зачем снял? Карел поспешно выносит Софку, кинув мне:

– Серый, а ты не спи пока. Вернусь, поговорить надо.

От рук королевы теперь идет тепло.

– И рана ведь не такая страшная, – вновь качает она головой. – Чары тебя тянули. И сейчас тянут, вижу. Запомни, мальчик: хочешь жить – и в руки этот амулет не бери. Успеете встретиться, Свет Господень тебя дождется. Туда торопиться незачем.

Лекин волчара притягивает взгляд. Подмигивает, зовет. Как же пусто без него! Последняя тонкая ниточка… Я вспоминаю вдруг разговор с отцом Лаврентием. Думаю: Лека, брат, а что сказал бы мне ты, если бы мог я тебя услышать? Всю жизнь мы были вместе, кто знал тебя так, как я? И все же, все же… я сомневаюсь.

Возвращается Карел. Не один: с ним отец Лаврентий, Васюра… и дед. Неужели тоже уговаривать будет? Королева выходит, пообещав зайти вечером. Я смотрю, как гости неторопливо рассаживаются, и думаю: что ответить? Что выбрать? Не стоит врать себе: я знаю, что сказал бы Лека. Просто мне это не нравится. Благо страны или память о друге…

Я пропускаю мимо ушей новые доводы отца Лаврентия. Не в доводах дело. Я знаю, он прав. Но…

– Отец Лаврентий прав, – говорит Карел. – Или ты берешь корону, или у вас начинается раздор и междоусобица. А законность наследования… – в голосе Карела прорываются горькое нотки. – Не мне о ней говорить. Тем более, что буква закона будет соблюдена, дело лишь в твоем отношении к ней. Но, видишь ли, Сергий, принимая на себя ответственность за других, ты теряешь право на «хочу» и «не хочу». Нравится, не нравится… думаешь, мне нравилось? Ты сделаешь это ради своей страны, вот и все.

Бедняга Карел… что твоя память о друге, Серый, против того, что сделал ради своей страны он! Единственный здесь он знает, о чем говорит тебе. Не понимает – знает. На своей шкуре.

– В конце концов, – сердито рубит Васюра, – ты можешь передать трон Егорке. Только сначала воспитай из него короля.

– Сначала, – поправляет отец Лаврентий, – помоги ему выжить. За ним ведь тоже охотятся сейчас убийцы, мы даже не знаем точно, жив ли он еще.

И все-то они правы…

– А ты что скажешь? – спрашиваю деда.

– Что скажу? – бывший брат Покаяние смотрит не на меня – на Карела. – Скажу, внучек, что ты видел, к чему приводит дурная власть. И еще… У вас ведь тоже есть гномы, верно? И, как я понимаю, они совсем не рвутся помогать новому королю Двенадцати Земель? Тебе видней, внучек, додумается ли ваш Юрий требовать верности Подземелья силой.

– Верности – нет, – Васюра качает головой. – Покорности.

– Тогда не тяни, – глухо говорит Карел. – Ты знаешь, каковы гномы. Развязать войну с ними проще, чем прекратить.

6. Анже, беглец

– С ума спятил! – голос Сержа вырывает меня из видения. – Ты даже не отдохнул?! Я ж тебе спать сказал, а ты?!

Я растерянно моргаю. После четкости видений окружающее кажется особенно смутным, почти нереальным. Лицо Сержа – расплывчатое пятно во мраке, я не могу разобрать его выражения. Впрочем, сердитый голос не вызывает сомнений.

– Нам же идти пора, а ты?!

Я встаю. В голове проясняется, а на слабость в ногах можно не обращать внимания, сразу после долгого видения так бывает часто. Пройдет.

– Я готов идти, Серж.

– Готов он… Целый день без остановок, Анже! Так быстро, как только сможешь!

– Серьезно тебе говорю, готов.

– Ладно, – Серж сует мне в руки котомку. – Пошли, раз так.

Очень скоро я понимаю, что сам, без Сержа, не ушел бы дальше ворот. Серж ведет меня через кухню, затем – какими-то незнакомыми мне подвалами и погребами, дровяными складами, холодными кладовыми – и, отперев ключом тяжелую дверь, выводит в старый яблоневый сад, что раскинулся меж монастырем и впадающей в Реньяну безымянной речушкой.

Мир за монастырской стеной встречает нас дождем. Мелким, противным, совсем не летним.

– Ничего, – бодро бросает Серж, – зато не жарко будет. Я вот думаю, Анже: что, если нам попросить убежища в Подземелье?

И правда, думаю я… они ведь пригласили нас как-то… а я и не вспомнил.

– Но тогда нам в Корварену? – спрашиваю я. – В представительство?

– Да, – кивает Серж. – И это плохо. Уж Корварену-то мелким гребнем прочешут. Испугаются, что к королю пойдешь. Но идти открыто по дорогам – к горам, или в Себасту, или в Готвянь… еще хуже. Проиграем время.

Время… Серж прав. По крайней мере, в Корварене нас не остановят в воротах: пока хватятся, пока сообразят… мы уж будем у гномов. Вот только…

– Серж… а может, правда – к королю?

– Я бы не рискнул. Слишком это очевидно, понимаешь?

Да, пожалуй… а жаль.

Мы подходим к Корварене с рассветом. Мокрые, грязные, уставшие…

– Оброс я жирком, – бурчит Серж. – Всю сноровку растерял. Ну, ничего… скоро отогреемся.

Но дверь представительства Подземелья оказывается заперта. Наглухо. Шорник из лавки напротив поясняет с гаденькой ухмылочкой:

– Пошлины, вишь, король поднял. Ясно, им не по нраву. Обходитесь, грят, сами. Эва! Поглядим еще, кто без кого обойдется. А вы чегой-то хотели, светлые отцы? Ежели по украшениям, так через два дома старший гильдейский мастер, Берти. Не хуже гномов делает. И берет по совести, не дерет, как нелюдь…

– По ремонту нам, – отвечает Серж, стряхивая капли с капюшона. – По каменному делу. К гильдии каменщиков не подскажешь дорогу?

– По-над Реньяной где-тось… – Шорник чешет в затылке. – С того берега вроде… Не скажу точнее.

– Ладно, найдем. – Серж осеняет словоохотливого шорника благословением и шагает к Реньяне. Я, вздохнув, плетусь следом.

Вот влипли так влипли! Что ж теперь? К горам идти?

И что за история с пошлинами? Неужели наш король всерьез готов расплеваться с Подземельем?

Заворачиваем за угол, и Серж хватает меня под локоть:

– Теперь, Анже, ходу! Нас ведь хватятся вот-вот. Не успеем за ворота выйти – только и останется, что самим лапки поднять.

– Постой, а мы куда? Ворота…

– К Северным! Или хочешь с кем из братии нос к носу столкнуться?

Лопух ты, Анже… и что бы без Сержа делал?

Стражники на Северных воротах оглядывают нас с откровенной жалостью.

– Носит же по такой погодке, – сочувствует сержант.

– Что делать, – вздыхает Серж. – Таково служение наше.

– А то у нас пересидите, – предлагает сержант. – Хоть обсохнете.

– Рады бы. Дело спешное… – Серж глядит на небо. – Вроде стихает…

Мы надвигаем поглубже капюшоны и, хлюпая грязью, идем прочь от столицы.

– Плохо, – замечает Серж, когда отходим от ворот. – Запомнят они нас. Жди погони, Анже.

– Что же делать?

– Сворачивать с дороги, вот что. Хотя бы две-три деревни стороной обойти.

– Понимаю, – киваю я. – Чтобы решили, что мы нарочно с других ворот вышли… По другой дороге чтоб искали?

– Ну да.

Дождавшись, пока дорога вильнет, мы сворачиваем в лес. Дождь все идет, с деревьев сыплются крупные капли, и от высокой травы ноги промокают до колен.

– За мной держись, – командует Серж. – А то еще напорешься на корягу какую. Нет, повезло нам с дождем. Кто сейчас в лес пойдет?

И правда, две деревни мы обходим, не встретив ни души. Идти по лесу без тропы оказывается не так трудно, как я ожидал; пожалуй, по хорошей погоде я наслаждался бы такой прогулкой. Ближе к обеду Серж выуживает из мешка хлеб с сыром, говорит:

– Останавливаться не будем. Время…

Мы перекусываем на ходу, и, не останавливаясь, запиваем слабеньким вином из Сержевой фляги. Перебираемся через ручей, обходим стороной заводь – там, несмотря на дождь, пасутся гуси; Серж все поглядывает на меня, наконец спрашивает:

– Устал?

– Терпимо, – вздыхаю я.

Поздним вечером мы выбираемся к деревушке. Заходим на постоялый двор, подсаживаемся к огню. Вскоре к нам подходит хозяин.

– Далеко до Корварены? – спрашивает Серж.

– Коль пешком, так день, пожалуй… – Хозяин чешет ухо. – Кабы распогодилось. Эк зарядил… Вы, гляжу, вовсе вымокли.

– Комната найдется?

– Есть, как не быть, светлые отцы. Для таких-то гостей… Повечерять здесь изволите, аль в комнату подать?

– В комнату, пожалуй, – просит Серж. – И вот что… Понимаю, сын мой, что хлопотно, однако не найдешь ли чего сухого нам переодеть? Веришь ли, насквозь…

Через час, сухие и сытые, мы валимся на пахнущие свежим сеном матрасы. И я, прежде чем заснуть, снимаю с шеи шнурок с амулетом…

Серж ахает.

– Анже, ты с ума сошел! Свет Господень, да ты соображаешь, что наделал?!

– Представь себе, – огрызаюсь я. Пальцы привычно гладят серебряного волка… Я уже наполовину там. Там, где делает выбор Серега… где решается судьба короны Андрия. – Я сбежал от заговорщиков, которым нужен для успеха их плана. Все остальное по сравнению с этим – ерунда. Серж, не мешай. Я занят.

– Занят он, – бурчит Серж. – Дубина. Лопух. Теперь тебя объявят вором, и кричи о заговоре хоть на каждом перекрестке – кто поверит?!

А то б иначе поверили, мог бы возразить я. Много стоит слово послушника – против Отца Предстоятеля? Но я уже проваливаюсь… Бурая лента Закатного тракта, срывается с неба редкий снег, играет тонконогий конь под спесивым всадником…

О ПРАВЕ ВЫБОРА

1. «Кто с войной к нам придет…»

Бурая лента Закатного тракта – и сверкающая змея войска. Юрий во главе: король! Горячит золотого коня, будто на параде.

– А защиты-то на себя навешал, – ухмыляется стоящий рядом со мной гномий колдун. – От чар, от стрел, от пламени… ото льда…

– Лишь бы не от удара шпагой! – Я хлопаю ладонью по ножнам.

– Есть предел, – поясняет колдун. – Он, верно, совсем дурак… Куда с эдакой-то ношей!

Между тем войско Двенадцати Земель втягивается на землю Таргалы до последней телеги обоза.

– Пора, – выдыхает Карел. И мы выезжаем навстречу: король Таргалы, два гнома и я. Десяток гвардейцев и Васюра с отцом Лаврентием держатся пока позади: Карел упросил их не портить сцену.

Юрий взмахом руки останавливает войско, эффектно подбоченивается и ждет. Ишь ты… будто уже победил – и готов диктовать условия.

– Я слыхал, – посланник Подземелья насмешливо щурится, – что вы собрались за пару месяцев очистить Таргалу от нелюди?

– И начнем прямо сейчас, – выплевывает Юрий.

– Не торопись! – Карел криво улыбается. – Это наша страна. Тебя сюда не звали.

Юрий скалится… но ответить не успевает, хотя явно просится на язык нечто дерзко-ехидное.

– Оглянись, – предлагает гном. – Там есть на что полюбоваться.

Юрий чует неладное. Оборачивается, ругается… Вот только голос подводит, дрожит так явственно, что и гадать нечего – проняло, как следует проняло. Отборные воины, цвет отцовской гвардии, застыли статуями. Замерли в каменной неподвижности горячие кони. И только – темнее ночи, страшнее страха – мелкая черная пыль клубится, завивается змейками по тракту, оседает на побелевшие лица, на сверкающие богатые доспехи, на золотые и рыжие – в масть! – шкуры коней.

– Они живы… пока, – сообщает гном. – Всё видят, всё слышат. Думают. Боятся… о да, сильно боятся!

Юрий сглатывает. Сипит:

– Мы… уйдем. Сейчас же. Клянусь.

– Они – может быть, – зло ухмыляется Карел. – Но не ты. К тебе у меня счет. Моих родичей убили по твоему приказу. Такое не прощается. Даже меж королей… Хотя какой из тебя король!

Я посылаю коня вперед:

– У меня больше прав на него!

– Признаю, – кивает Карел.

– Ты будешь драться? – спрашиваю я.

Юрий мотает головой. Выдавливает:

– Я требую переговоров. Я готов… выкуп…

– Угу… – Я спрыгиваю с коня. – Рылом ты не вышел для переговоров. А выкуп… выкуп заплатишь, да. Достойный.

Я скидываю куртку. Стягиваю рубашку. И говорю, с удовольствием замечая, что Юркин взгляд застыл на моей груди, на Лекином амулете:

– Дерись, шакалье отродье. Или я просто убью тебя.

– Т-ты… – сипит Юрка.

– Дерись, – повторяю я. Ни к чему спрашивать, узнал он меня или принял за Леку, знает о нашем побратимстве или нет. Какая разница? Я решил. Сегодня я в последний раз надел амулет; когда вернемся, отдам отцу Готфриду. И даже знать не хочу, которому из таргальских монастырей передаст. Слишком велико искушение: как будто Лека со мной снова, будто смотрит оттуда, из Света Господня… Хорошо, если так. Пусть видит, как отплачу я убийце. Для того и нарушил я нынче наказ королевы-ведьмы. А жизнь – что жизнь? Паутинка под дланью Господней. Захочет – так сохранит, а нет – Его воля…

Так смотри, Лека, брат мой… смотри!

Юрка шарит рукой по груди; лицо его вдруг проясняется, скалится довольной ухмылкой. Небось, о защите какой вспомнил. Только не поможет тебе защита, мразь трусливая. Слишком много амулетов ты на себя навешал.

Шаг вперед-вбок, первое касание шпаг – легкое, пробное. Шаг назад, защита. Солнце мне в глаза; но я еще в степи научился драться против солнца, а Юрка – пусть видит, как следует видит сверкание королевского амулета на моей груди! Пусть Лекин волчара тянет на себя его взгляд, взгляд убийцы. Атака-защита-контрудар, финт-атака-отвод… сейчас! Я отбиваю неумелый удар голой рукой – маэстро Джоли еще не таким фокусам учил! Мой клинок вспарывает Юркину защиту и входит в грудь – в сердце. Легко.

Вырываю шпагу – с проворотом, с оттягом, – и отшагиваю назад. Больше всего хочется мне сейчас от души пнуть эту подлую рожу, на которой недоумение сменяется обидой. Недостойное желание. Я стискиваю зубы – до хруста. Бурая пыль Закатного тракта промокает кровью. Жизнь уходит с Юркиного лица, но обида – остается.

– Легко умер, мразь, – цежу я. – Почтенный, прошу, расколдуйте его людей. Поговорим…