Текст книги "Атлантида священная (из действительности доисторических времен)"

Искар задумался. Он вполне доверял знаниям и мудрости этого своего ученика, хоть и не распространялся об этом ни ему, ни кому другому. Что-то во всеобщем, едином для всех знании Истины нашло для себя в человеческом, едва народившемся сознании особую линию, легко сочетающую это Космическое, несколько абстрактное для него, Знание с самыми насущными земными нуждами. Атланту Искару трудно было это понять в начале его общения с человеком, хоть и прошедшим цикл предыдущей расы в Гиперборее, но теперь ему все чаще приходилось напоминать себе о том, что не следует жестко принуждать Карала (так все называли этого, чуть ли не единственного в монастыре, сотрудникачеловека: по самоназванию его племени). Ибо он видел, что механическое выполнение тем всех упражнений и поз, наиболее способствующих ускорению духовного совершенствования, выработанных монахами в помощь человечеству, не дает, в случае с Каралом, ничего, кроме потери времени. Карал шел своим путем, не совсем ясным для его наставников, темноватым и извилистым, – но он неизменно приходил к ошеломляющим результатам. Именно там, где высшее сознание атлантов терялось в непосредственном соприкосновении с земными и подземными энергиями.

Так было и на этот раз. Не задумываясь, Искар отдал спасение Хитро в эти маленькие человеческие руки.

– И почему ты решил, что атлантисса Хистара, дочь моей сестры, – богиня? – продолжил он разговор.

– Хистара?.. Ты говоришь – Хистара, не Хитро? – вопросом на вопрос ответил Карал.

– Настоящее ее имя – Хистара, что означает «владеющая мудростью». Хитро – так стали ее звать с легкой руки отца, наполовину беса по происхождению.

– Ты желаешь сказать, Владыка, что твоя племянница несет в себе человеческую кровь? – в голосе Карала звучало сомнение, и видно было, что он одновременно не желает оспаривать утверждения Учителя, слова которого для него – закон, и, в то же время, уверен в правоте собственной интуиции, говорящей ему обратное. Искар помолчал.

– А ты, как думаешь, Карал? – неохотно проговорил он затем. – Что подсказывает тебе твое знаменитое чутье?

– Я и без его подсказки знаю, что это не так. Человеческая кровь?.. Не больше, чем ее примешано к любому из вас. Но зато потенциал древней атлантской божественности в ней выше. Преклоняюсь перед твоей силой и мудростью, Владыка, но – ты спросил, и я ответил.

Карал на гиперборейский манер сложил ладони вместе и поклонился Искару. Тот стряхнул с себя задумчивость и кивнул монаху:

– Хорошо, Карал. Ты, как всегда, видишь невидимое и чувствуешь несказуемое. Богиня так богиня… Хотя я, по правде, не пойму все же: почему?.. Что в ней такого, чего нет, к примеру, у меня?

– У нее есть испепеляющая молния.

Ответ Карала был краток, но тему он исчерпал. После того, что видел Искар на ленте ближней памяти Хитро, он ничего не мог возразить своему собеседнику, – тем более что правду о племяннице он знал.

– И, тем не менее, приходится ее спасать, есть у нее такая молния или нет, – снова заворчал он, пытаясь таким образом прикрыть свои мысли. – Я тут вот что решил, пока мы с тобой беседовали. Ты, Карал, раз уж именно ты – а не я – имеешь опыт по «отдиранию» этой лапы, все проделаешь сам. И никаких возражений!

– Повинуюсь, Владыка, – снова поклонился Карал, но голос его сник.

– Что такое? – грозно сдвинул брови Искар. – Или ты думаешь, что твой Учитель уже ничего не понимает, и пошлет тебя на верную гибель? – Сверкнув на Карала длинным разрезом чуть приподнятых к вискам синих глаз, Искар сменил притворный гнев на милость. – Все будет хорошо, Карал. Ты даже не прикоснешься к Хистаре. Вот послушай, как мы это проделаем…

И он рассказал монаху свой план. После того, как Карал уяснил досконально свою долю участия в общих действиях, – а получалось это у него далеко не так быстро, как рассчитывал начинавший уже терять терпение Искар – он наконец коротко кивнул:

– Ладно. Я согласен.

Между тем, короткие его пальцы все шевелились, как бы тренируясь в предстоящей работе. И стоило того: риск был велик. Но и победа обещала превзойти все, что он совершил до этого в своей жизни.

Было неимоверно тихо. В помещении, не имевшем окон, Искар опустил между стенами специальные прокладки из сплавов металлов, не пропускающих излучений, пусть даже самых проникающих. На месте дверного проема тускло светилась гладкая серая плита.

Карал не смотрел за стеклянную перегородку. Он стоял, оборотившись к ней боком и, щурясь, вглядывался в живой экран, на котором не было ничего, кроме мелькающих разноцветных искр. Оба лекаря-мага только что приняли очищающую процедуру: душ, насыщенный излучениями. Их одежда была одинакова, – хламида, льняное мягкое полотно которой обезвреживало бактерии, называемые атлантами элементалиями. На Карале ее пришлось подвязать едва ли не вдвое: впервые человек надевал платье, скроенное на божественного отпрыска. Они стояли рядом в минуте сосредоточения.

Наконец Искар повернул голову и взглянул на своего помощника. Их глаза встретились, и каждый прочел во взоре именно то, чего и ожидал: готовность и уверенность.

Слова были не нужны. Карал поднял руки на уровень груди: Искар остался недвижим, – его орудием была мысль.

Черная рука, появившаяся вдруг на экране, – она жила. За время, пока шли разговоры и обсуждения, эта рука даже вроде как изменила свой оттенок: ее чернота, недавно еще бархатистая, похожая на налет сажи, теперь налилась красноватым оттенком. К тому же, она казалась уже не столь напряженной, – судорога в пальцах сменилась твердостью: рука з н а л а, что она держит…

…Карал легко вошел в тело атланта Искара, распахнутое ему навстречу. Теперь он видел глазами Искара, ощущал его нервами, чувствовал эмоциями атланта. Первые мгновения были самыми трудными, хоть он знал об этом и, казалось, был готов. Он едва устоял под огромным давлением качественно новой для себя энергии, – между тем как Искар притушил ее в себе, насколько это было можно.

Голова – чья же это голова? – гудела, словно колокол, в который бьют со всех сторон. Руки были тяжелыми и совершенно не желали подниматься. Карал потужился-потужился, затем бросил это занятие. И вдруг он почувствовал свои пальцы легкими и проворными, даже более умелыми и гибкими, чем обычно. Тут же рассеялась и мгла в глазах, – он увидел поле своей будущей операции.

Боже мой – вопрошал Карал про себя, тогда как руки его методично делали свое дело, – со мной ли Ты в этот, самый трудный час моей жизни? Некогда мне искать в полумраке своего сознания Твой светлый Образ. Но, если Ты покинул меня, – так ведь Ты оставил без помощи не меня, а ту Небесную Деву, которую Сам же и ниспослал на землю. Неведомы никому из живущих здесь, внизу, Твои замыслы. Не пытаюсь и я, скромный Твой служитель, которого Ты, неведомо за что, удостоил хоть малейшего приближения через великих Учителей человеческих, проникнуть в них. Но, если верно я понимаю то, что Ты позволяешь мне уразуметь, в эти минуты происходит нарождение истинное нового бессмертного божества в земной плоти. Проделай Сам, Боже Единый, посредством моего естества то, что Ты желаешь проделать в земном теле, как видимом, так и невидимом, этой невинной голубицы. Благодарю, Всевышний…

Моления Карала витали в неизведанных высотах, тогда как его эфирные руки осторожно и мягко освобождали нить за нитью лучи пораженного солнечного сплетения от уже начавших прорастать в них черных пальцев. Велика же была Сила, стоявшая за ним и его несвязными бормотаниями, если чернота все поддавалась, поддавалась его неслышным прикосновениям, – пока вдруг не истаяла враз совсем.

Но это было еще полдела, если не меньше. Главное было впереди: энергетический центр надо было привести в первозданный порядок. А это было потруднее, чем работа микроювелиров, собирающих трехпалубное судно в стеклянном наперстке!

Для начала Карал заделал отверстие в эфирном теле, стараясь не заглядывать самому в темноту астрала, зияющего в рваном проеме. Ему нравилось работать в тонком теле: стоило лишь подумать о том, что надо сделать то-то и то-то, как под руками все само собой и совершалось. Легче легкого было, по его мнению, исправлять все разрывы и устранять посторонние внедрения в материи этого вида, такой пластичной, поддающейся умелым рукам. К сожалению, Каралу и в голову не приходило в этой работе забыть про свои руки и довериться всемогущей мысли…

Впрочем, у него это было впереди, – в его духовной учебе. Здесь все было наготове, нужен был лишь некий толчок, который бы сам сдвинул его сознание на качественно новый уровень. Его мудрый наставник терпеливо ожидал этого, зная, как опасно бывает подгонять события.

Вот и готово!

Ан – нет. Карал поспешил обрадоваться. Маленькая черная точка, как раз в том месте, где в физическом теле желудок соединяется с печенью посредством трубки в двенадцать пальцев. Карал заделал и эту крохотную дырочку. Предчувствуя неладное, он решил понаблюдать, не прорвется ли снова здесь чернота.

О, эта точка была ему хорошо знакома! Излюбленное место вторжения темных, загрязняющих любой, самый чистый организм, энергий! Здесь – конец той самой эмоциональной ниточки, которая соединяет два полюса человеческих желаний: желаний низменных, эгоистических или попросту плотских, открывающих это отверстие в нижний астрал, и взвившихся ввысь тончайшими вибрациями чувств возвышенных. Открывает же в себе любой из этих каналов не кто иной, как сам человек, по собственному выбору. К печали Карала (и не только его), человечество, открыв для себя астральный канал, все увеличивает свое пристрастие к плотскому ублажению: тут и недозволенная еда в непомерных количествах, и секс, исказивший самое святое. А уж о питье – разговор особый… Не пугает человеков даже загрязнение печени, которая, как заградительный форпост, стоит на границе, стараясь не впустить вражеские орды в земное тело. Сдала, не выдержала печенка – пошло раздолье болезней по всему организму…

Взять хотя бы того парнишку: половое созревание, неправильное воспитание, которое должно в этом возрасте отвлекать, а не усиливать наплыв чувственных эмоций, неизбежный при избытке детородных гормонов. Слишком размечтался парень о какой-нибудь красавице и допустил в себя темного гостя, который не знает жалости: раз дорвавшись, он может истерзать человека до конца. Если, конечно, посвященный в Знание ему не поможет.

Тут Карал остановился. Как же так? Это ведь он размышляет о человеке и о теле именно человеческом! А перед ним – кто? Сам же сказал: богиня. Что же получается? Допустить, что богиня-девственница совершила нечто такое, что сумело прободать подобную защиту?

Карал беспомощно оглядел еще раз мелкоячеистую сетку, сверкающую багряными бликами, – она, казалось, предупреждала: не подходи! И такая заградительная сеть при том, что сам организм почти уже и не жив?!

Карал запросил помощи. В растерянности он позабыл о своем самом надежном прибежище, – молении, и обратился к ближайшему высокому сознанию – сознанию Искара.

…И в самом деле – подумалось ему вдруг, – что это я так отвлекся от главного? Все эти вопросы можно будет выяснить и потом, когда Хистара поднимется на ноги. Да и вопросов-то никаких нет. Видел же я, как она прикоснулась, во дворе храма, к священному бетилу. Не успел остеречь ее: девушке – нельзя… Тем более, девушке с нечеловеческой степенью чувствительности. Но причина не только в этом. Священное изображение может лишь поднять вибрации организма, открыть его…

Вот! Наконец все и сошлось. Открытие-то произошло сверху донизу. А тут, у черты нижних центров, обрабатывающих земные энергии в более светлые, для того, чтобы их можно было предложить выше, – только этого и ждал тот черный гость из ада, земной тени. А уж откуда он взялся, – ты прав, Учитель, я не должен спрашивать. Что? Испепеляющая молния?.. Да, это причина для ответного удара. Но ведь и она была законной защитой от нападения!..

Оба сознания слились в поиске пути спасения Хитро. Карал уже не различал, где его собственные мысли, а где он воспринимает мышление боготворимого им Учителя. В свою очередь, Искар вовсе не навязывал одаренному человеку готового решения, – он просто следовал мысли его и подправлял ее течение, когда это было нужно, в главное русло.

Если бы Каралу сказали, что он оперирует на ментальном плане, – он бы отверг это предположение как невозможное. В своей скромности этот труженик, вечный искатель Истины, не видел себя выше земли. А между тем, он давно и свободно работал именно в сфере умственной. Не всегда, конечно, это получалось достаточно уверенно, но сейчас, с помощью атланта Искара, его ментальные изыскания выглядели достаточно профессионально. Все решалось в эти минуты именно здесь, в умении правильно и убедительно обосновать случившееся с Хитро, понять как мотивы ее поступков, так и причины неожиданного появления черного гостя в ее ауре. Ментальные превращения ведь и состоят в том, чтобы проследить явление, выявить допущенные нарушения Закона или его искажения и постараться, непременно с соблюдением всех Правил, привести все в норму. Да будут благословенны понимающие это…

На мгновение Искар перевел взгляд на изображение физического тела. Как он и ожидал, ауры вокруг него не было. Даже голова, средоточие высших излучений, была темна и пуста без привычного глазу золотого венца круговой атлантской ауры.

Таинственная и неуловимая всякому взору аура…

Увидеть ее может только тот, кто и сам, хотя бы в начальной степени, духовно просветлен, чьи мысли уже не бродят, как на привязи, вокруг собственного тела и его потребностей, но делают вполне самостоятельные вылазки в сферу размышлений о материях высших. Закон о ментальных превращениях проявляет себя и тут: как только ты начинаешь обращать свою мысль на чтото, это самое «что-то» раскрывается вдруг, повернувшись единственно к тебе множеством прекраснейших граней. Так и с тайной видения ауры, которая, собственно, не что иное, как эфирное тело любого живого существа.

Собственно, оно само и есть то, что называют «жизнью», – жизненная сила в плотном теле. И, чем больше этой силы в организме, тем ярче и светлее его аура, тем шире ее видимый край, выходящий за пределы физической формы.

Отсутствие же хотя бы самой узкой светящейся полоски, обводящей тело, говорит если не об окончательном уходе из него жизненной силы, то уж наверняка о ее уменьшении.

Именно так и обстояло дело в случае с Хитро. Ее эфирная голограмма сжалась, как бы высыхая на глазах; похоже было, что она растворяется, – настолько размытыми стали очертания, обычно четко повтояющие формы физические. Жизнь, сама жизнь уходила из цветущего тела, – и никаких внешних признаков, ни единой причины, которая бы хоть как-то могла объяснить этот уход!

Надо сказать, что Искар дрогнул. Еще бы мгновение, – и он отказался б от помощи человеческого сознания, на почти еще животную приспособляемость которого к земным условиям он так понадеялся. Время уходило – его уже, считай, не осталось вовсе, – а Карал, между тем, все топтался на одном месте, не в силах решить эту задачу.

Как и было условлено между ними, Искар не вмешивался в действия на астральном плане. Он предоставил себя во внешней форме для того, чтобы его ассистент мог свободно прикасаться к естеству высшему, не боясь ответного удара в виде хотя бы той же «испепеляющей молнии». Однако теперь он решил размежеваться с ним и прибегнуть в лечении Хистары к верному атлантскому средству – божественному напитку, амброзии. Он уже собирался предупредить Карала, чтобы тот успел остановить свою деятельность (внезапный разрыв слитых сознаний может быть гибельным для слабейшего), когда вдруг неожиданно яркая мысль человека прорвалась в его сознание.

Я понял! – настойчиво билась высокой вибрацией эта мысль. – Мне дано навечно обезопасить человеческое тело богини от наскоков что-то уж сильно осмелевшего астрала. А раз так – то действия мои должны быть такими же, как всегда в подобных случаях. Ведь тело-то человеческое… Обычное. Ну, не совсем, конечно, обычное – такое тело будет иметь человек, когда он тоже пройдет, как и атланты, весь долгий-долгий путь совершенствования. Для этого же тела я не стану применять воск, как для какого-то селенского мальчишки. Я возьму золото, которое так любит наша Хистара…

Искар слушал это мысленное извержение, а руки, – его руки! – послушные воле Карала, уже умело и споро клепали аккуратную золотую заплатку на ауре атлантиссы. Вот неуловимое отверстие, вход для вражеских нашествий, уже и закрыто накрепко!

Но этого Каралу было еще мало. Слушаясь своего, одному ему слышного внутреннего повеления, он заставил Искара взять засиявший под его пальцами конец нити, проводящей в организм чувства и эмоции, и осторожно отвел его к сердцу девушки.

Искар не мог не отдать должное великолепному замыслу: это сердце, соединенное с Великим Мировым Сердцем, одно оно навсегда защитит Хистару от влияния губительного астрала. Что теперь?.. Пожалуй, можно и убрать руки, а, Карал?

Но Карал молчал. Искар осмотрел центры Хитро: ток пошел по каналам сразу же, как только восстановилась замкнутая цепь. Мощь его нарастала, – вот уже вращение «солнца» достигло обычного желтого канала, когда скорость его неотличима от неподвижности, за ним начал набирать обороты пупковый центр, дрогнул и медленно двинулся коренной…

Слава Единому – подумал Искар, и от сердца его разлилась по телу теплота, – знак того, что искренняя его благодарность принята. Хорошо бы сейчас полностью отдаться этому ощущению, как высшая награда, оно наполнит тихой чистотой все естество разом, но… Мысль о Карале не позволила расслабиться.

Все еще соединенный со своим могучим наставником в сознательное целое, Карал стоял на месте, хотя и покачивался слегка. Осторожно уложив его, как и Хитро до этого, на воздушную подушку, Искар проделал необходимое, – это было не так уж сложно.

Вдруг кто-то тронул его за плечо.

– Что с ним, дядя Искар? – услыхал он.

Искар, не оборачиваясь, бросил мимолетный взгляд на стеклянную перегородку – она была невредимой – и кратко ответил:

– Перенапряжение.

Он был все еще занят обособлением в прежних границах сознания Карала. Хитро, почувствовав важность момента, замолчала. Наконец Искар отошел к пульту управления и набрал программу. Стекло двинулось, освобождая проход, по которому в стерильную кабину, где распоряжались автоматы, послушный велению атланта, вплыл спящий человек.

– Ну вот, пусть он теперь отдохнет от нас, – усмехнулся Искар, – восстановится в своем человеческом виде. Не шутка ведь: творил богиню!

– Зачем ты повторяешь его слова?

– Чтобы ты отнеслась серьезно к ним. У человеков ведь свой подход к теме божественности. Они безошибочно чуют высшее, пусть оно даже заключено в тела, им подобные. Отсюда их безоговорочное почитание и послушание, которых невозможно добиться никаким приказом.

– Если так, то откуда у них это предпочтение низшей силе? Они ведь не делают различия между подземными богами и нами, – а ведь мы – от Неба…

– Не торопи их. Сами разберутся. Но в основном ты права: в этом смешении и коренится вся проблема. Сейчас, когда в них все более проникает своими эмоциями астрал, – их не удержишь от этой двойственности.

– Но ведь неудержимые страсти – это как раз то самое, что усиливает наших антагонистов. Темперамент, дошедший до степени необузданности, – разве не он явился внутренней, то есть истинной причиной краха атлантов Каци? Кто теперь разберется, – титан ли Прометей виноват в том, что открыл подопечных им человеков не с того конца, или же сами Каци, допустившие в себя низшие чувства? Ведь в горниле внутреннего огня атланта все усиливается до предельной степени. Как светлое, так и темное.

– Ты права, Хистара. Тот черный огонь, который вырвался тогда из-под контроля – результат прорыва подземного астрала, чрезвычайно усилившегося в то время. Невежи будут искать лишь внешних причин Катастрофы. Землетрясения, подвижки земной коры, сдвиг полюсов… Они также не появляются на пустом месте: что-то должно же их породить! А такая крайняя вещь на материальном плане, как распыление целых материков или хотя бы их оснований – она уж конечно, останется за пределами их понимания. Потому что неизвестно, когда еще человеки осознают силу Вселенского Огня, двуединого в своей сути…

– Но ведь сейчас, – не идет ли все к тому же? Выходит, мы поощряем поклонение человеков демоническим, низшим сущностям, да еще сами склоняемся к общению с ними. Так ли это безвредно, дядя Искар?

– Спроси чего полегче, умница моя. Все так, как ты замечаешь, но на эти вопросы нет ответа. По крайней мере, у меня. Кто знает, может так надо?..

– Как это может быть «надо», когда Закон гласит, что эволюция мироздания тяготеет к полюсу света, положительному направлению ее движения? А катастрофа – это ведь зло!

– Может быть это так, а, может, и иначе. Ты забываешь о том, что целью эволюции является направить Свободную Волю, то есть добровольное и вполне сознательно совершаемое действие любого существа, одаренного способностью мыслить, именно к этому полюсу. Времени, по земным меркам, на это свершение отведено достаточно, Единый не торопит никого. Что ж, мы здесь, на Земле, все ошибаемся, – не будем сваливать всю вину на одних человеков. Если бы они могли пойти с самого начала по прямому пути, нам, атлантам, нечего было бы здесь делать. Да, поначалу, наверно, все казалось проще: пришли, взяли за ручку, повели, научили всему, что знали. На деле же – сами и поддались очарованию ощущений, которые может предоставить одна только плоть.

– И это говоришь ты, Учитель человеков?

– Надо же кому-то и правду выговорить в пространство. А то все живем прошлой славой и чистотой, которой уж давно нет. Да и говорю я это не кому-нибудь, а Хистаре, получившей сегодня свое рождение в божественном, неуязвимом теле.

– Так уж и неуязвимом…

– Все будет зависеть от тебя. Но ты знаешь Закон: самопроизвольно ничего не происходит. Так и с тобой… Ты все видела сама.

– Да, видела. Я вышла менталом из тела еще там, у храма. Все понимала лучше, чем здесь, сейчас, но повлиять ни на что не могла. Настолько крепка граница между наземным и надземным. К тому же, ты попрежнему не желаешь использовать свое ясновидение, дядя Искар. Не слишком ли ты полагаешься на аппаратуру, которая бездушна?

– Зато объективна. Но не будем об этом. У каждого свой путь. Мой – именно таков. Подумаем лучше, Хистара, о тебе. Ведь ты в эту минуту, действительно, как наново родилась на Земле. Все, чем ты жила до этого, ушло в прошлое, и ворошить его незачем, не так ли?

– О, как ты верно все понимаешь! Я чувствовала это, – иначе зачем бы мне так спешить именно к тебе, дядя Искар!

– И какой помощи ты ждешь от меня?

Хистара слегка пожала плечами. Ее ответ был неожиданен для Искара:

– Возьми меня к себе, дядя.

– Это в каком же смысле? – спокойно отреагировал мудрый атлант.

– Вот так, как есть: чтобы я жила возле тебя, училась у тебя. Работала бы с тобой наконец. Если ты этого захочешь, конечно. Как оказалось, я ничего не понимаю в практической жизни. Видно, засиделась в своей башне…

Искар опустился в свое вращающееся кресло и отвернулся от девушки, лицом к пульту. Нажав наугад клавишу, он разглядывал, не видя, таблицы, которые мелькали перед ним на экране, не зная, может быть, впервые в жизни, что отвечать.

Несмотря на неисчислимые года, прожитые им на планете, Искар имел внешность молодого и очень привлекательного мужчины. Атланты все имели эту особенность, – выйдя из детского, затем юношеского возраста, возмужав, они не менялись более. Пожалуй, отличить юношу от зрелого мужа помогала лишь брызжущая весельем порывистость первых и мудрая уверенность в движениях и глазах – вторых.

Отдавшись науке, Искар вовсе не обрубил своих контактов с сообществом атлантов. Более того, его поприщем, похоже, становилась чуть ли не вся планета: так диктовали условия жизни, которые развивались все чаще совершенно непредсказуемо. И все же он имел некую особенность, если не ставившую его отдельно (потому что это была особенность атлантов прежней формации), то уж, во всяком случае, отличавшую его от других неуловимым налетом странности. Этот красавец с телом, тренированным на игровых площадках Атлантиса, и золотыми кудрями, которым могла бы позавидовать любая девушка (когда б он не стриг их так коротко), атлет, от которого так и веяло молодой силой и мужественностью – игнорировал телесные контакты в любых видах. Секса для него, казалось, не существовало вовсе…

Да, Искар продолжал исконную линию, которая предлагала поддерживать гармонию в самом себе путем Высших Начал, приведенных в полное равновесие. Впрочем, это относилось к эмоциональной жизни неземного порядка, и потому было, увы, недоступно более многим атлантам. Особенно повлияла, надо сказать, на всю их сферу чувств женитьба их духовного водителя, царя Родама, на прелестной, но вполне земной Тофане, в которой человеческая натура значительно преобладала над божественной. Недаром чистоту атлантского рода принято было наблюдать по происхождению матери: именно мать формирует своими соками и частицами тело своего будущего дитяти…

Да, с этим браком все вроде бы опьянели, кто больше, кто совсем слегка. Настолько велика была сила влияния царя, в духовное ведение которого отдавалась общая аура его подданных, что хмель плотских вожделений, удушающе сильно исходивший от царицы, возымевшей над супругом, посредством обряда, непререкаемую власть, распространился повсеместно, охватив туманом сверчуткое естество атлантов.

Лишь самые сильные, а их оказались единицы, устояли перед этим духовным нисхождением. Хотя сделать это, в общей круговерти Желания, низведенного в область секса, было не так просто. Был в этом небольшой (или огромный) секрет, знание которого позволяло хранящим его завет оставаться изначально чистыми, несмотря на рождение ими детей. Секрет этот ведали все атланты, но соблюдение его оказалось слишком трудным. Тем более после того, как последовал пример самого царя, увлекший за собой всех, готовых к нисхождению…

Среди немногих устоявших был и Искар. До сего часа он надеялся, что и племянница его Хистара, несмотря на то, что жила она под бесовским именем Хитро и окружена была в повседневной своей жизни такими соблазнами, которых сам Искар и не видывал, принадлежит к этой когорте избранных, для которых жизнь не кончается с пребыванием на Земле. И вот теперь… Неужели он ошибся?..

– Что же ты молчишь, дядя? – прервала его раздумья Хитро. – Разве я так много прошу? Мне нужно для себя очень мало, вот увидишь. Только одну мою просьбу попрошу тебя исполнить: не пытайся никогда выдать меня замуж…

У Искара отлегло от сердца. Старый глупец – корил он себя, – который позволяет называть себя мудрецом! Как он мог подумать, что это чистое создание чуть ли не преллагает себя ему в жены! И хорош бы он был, вздумай открыть рот еще минуту назад! Слава Единому, что девушка его опередила!

Может быть, и права была Хитро, предлагавшая своему достойному во всех отношениях дяде не отвергать такого бесценного дара, как ясновидение (под одним этим словом, кстати, подразумевалось все мироощущение на планах видимом и незримом). Обратись он сейчас к нему, и не пришлось бы ему впадать в заблуждение насчет планов своей родственницы. Между тем, она поступила именно так – открылась чувствам Искара – и благодаря этому смогла вовремя поставить все на свои места.

– Об этом можешь не беспокоиться, – все еще не оборачиваясь, с готовностью ответил Искар, – я сам такой, любитель неограниченной свободы. Меня занимает другое.

Он поднялся наконец от своего пульта и, все еще не глядя Хистаре в глаза, продолжал:

– Ты привыкла жить в обычной для нашего рода роскоши. Не прерывай меня, я знаю, что говорю. Это тебе только так кажется, что для повседневной жизни такой девушке, как ты, нужно очень мало. Да и стоит ли ограничивать себя в этой жизни дополнительными и ненужными трудностями? Я говорю о всяких мелочах быта, о которых ни одна атлантская женщина не должна думать. На то есть другие…

– Ты считаешь это в порядке вещей?

– Несомненно. И порядок этот, кстати, установлен не нами. Сознание, сумевшее подняться до поисков Истины, а затем и абстрактного ее осмысления, не должно отвлекаться ничем низменным.

– Как же быть тогда? – Хистара улыбалась, и видно было, что она чуть подтрунивает над дядюшкой.

– Придерживаться в этом, как и во всем остальном, каждой буквы атлантских законов. В них предусмотрено все. И не отступи мы от них уже давно, кто знает, скольких бед удалось бы избежать всем! И человечеству в том числе.

– Согласна с тобой в том, что это малоприятное занятие, – копаться в чисто земных заботах. Требовать идеальной чистоты в быту – это мы все мастера! Но вот самим поддерживать ее… Ты прав, дядя, я не смогу быть служанкой самой себе, если ты это имеешь в виду. И еще более ты прав в том, что не мне, изнеженной выскочке, недоучившейся в свое время, приближаться теперь к науке. Но неужели мне остается только отдаться под надежное крылышко какого-нибудь супруга? Конечно, он будет заботиться о том, чтобы у меня имелся полный набор обязательных в быту вещей, и за это потребует малейшей платы: всего лишь безропотного подчинения ему. И заметь, ему будет мало подчинения физического. Он потребует, чтобы я приспособила и свое сознание к его сонному умишку!

– Остановись, дитя мое! – прервал ее Искар. – Ты ли это, или тебя подменили? Где ты нашла, в каком страшном сне, подобные образы?

– К сожалению, именно таким становится теперь супружество, дорогой дядя. К сожалению, об этом узнаешь лишь тогда, когда столкнешься вплотную. До этого все скрывают.

– Вот как… Я, действительно, как-то далек от всего этого, знаешь ли… Но это ведь отвратительно! Катастрофа ждет нас и с этой стороны. Куда ни глянь…

– Не отчаивайся, дядя. Так легко мы не сдадимся!

– Умница, детка! Но нас мало.

– Если одного считать за тысячу…

– Пожалуй, ты права. И все же, возвращаясь к твоей просьбе, предлагаю нечто иное.

– Не представляю, – насторожилась Хитро.

– Жить здесь, в монастыре, ты не можешь. Это место населено мужчинами, а никто еще не отменял этого неравенства, насколько я знаю. И хоть помещения отдельные у каждого, но все равно энергии разноначальные смешивать в быту нельзя. И не спорь: это тебе не семья!

– Не томи!

– Возвращаться тебе некуда, – все размышлял Искар, который, действительно, не имел представления, что же делать с этой девушкой, свалившейся ему, вот уж поистине как с неба на голову.