Текст книги "Уровни Мидгарда"

Виса двадцать пятая

Все не то, что кажется

Урсула ходила по Колонному залу Капитула, обхватив себя длинными тонкими руками, нервно сжимая и разжимая пальцы. Ее туфли выбивали отчаянную дробь по мраморным плитам, а зеркально отшлифованные малахитовые стены отражали мечущуюся женскую фигуру. Несмотря на наглухо закрытые ставни и жарко горящий камин, в зале было довольно прохладно, так что собравшиеся позволили слугам накинуть на себя шерстяные пледы.

– И как вы предлагаете сказать это Ему? Простите, но осенний призыв сорван, потому что в вашей любимой песочнице только что замочили вашего рекрутера? Или еще вариант: простите, но у нас в течение двух лет действовала тщательно законспирированная диверсионная группа Элеадуна с разветвленной резидентурой? И мы ничегошеньки не знали, а они, злыдни, натворили та-а-акого?

Второй Старейшина, Йорген, следил за ее передвижениями с достаточно равнодушным видом.

– Вариант так себе. Но что именно, по-твоему, мы не так делали?

Третий Старейшина, Ратмир, коротко предположил, каким именно местом они щелкали все два года. На Урсулу, главу Совета, это не произвело ни малейшего впечатления. Она истерически всплеснула руками и в своем длинном платье с широкими рукавами в этот момент стала похожа на большую рассерженную цаплю. Впрочем, таково и было прозвище, которым за спиной наградили ее коллеги по цеху.

– Да, мы приняли меры. У нас не имелось иного выхода, как только попытаться устроить общую свалку, отвлечь кланы от глобальных вопросов, так, чтобы у них не осталось желания совать нос не в свои дела. Но если этого окажется недостаточно? Если Он на секунду предположит, что мы не владеем положением и пустили все на самотек? Что город охватила смута?

– Тогда в локацию войдут карательные отряды из Его Нижней Саксонии. Они вырежут все живое, и история Мира начнется снова, – мрачно сказал Ратмир. – А попытка защитить своих для нас закончится провалом, и имена наши будут прокляты.

– Главное, что никто не понимает, что и зачем мы делаем. Нас ненавидят и те, и эти, – подвела итог Урсула.

– Нет, не так. Эти – ненавидят, те – не понимают, – уточнил Йорген. – Мы в их глазах – кровожадные упыри, задумавшие вдоволь напиться крови. Никто и мысли не допускает, что альтернатива куда хуже…

На тронном кресле, обитом кожей дракона, материализовалось небольшое белесое облачко. Оно наливалось объемом и на глазах принимало форму человеческой фигуры. Старейшины торопливо расселись по своим местам. Вскоре Экзарх Марко ди Яковиц был среди них. Они знали его в реале, неоднократно гостили на его шикарной вилле на окраине Макдебурга и были в курсе того, что в реале Экзарху восемьдесят три года, он стар и уже немощен телом. Вокруг ученого и удачливого бизнесмена, удалившегося на покой, постоянно вертелась жадная до денег свора врачей, поддерживая искру жизни, тлеющую в его организме. Удивительно, но в Мидгарде, где человек имел власть над своим возрастом, Экзарх также выбрал образ древнего мудреца, чело которого увивали белоснежные, собранные сзади в хвост волосы. Смуглое лицо его густо и глубоко прорезали борозды прожитых лет, канаты вздувшихся вен покрывали его руки, седые брови грозно нависали над колючими ярко-голубыми глазами без признаков теплоты. Истинный ученый по натуре, Экзарх в приватной беседе так объяснял свое предпочтение: «Посмотрите на работу великих голландцев, учителя и ученика, Рубенса и Ван Дейка. Каждый из них написал картину «Святой Иероним». Это библейский старец, который вытащил у льва занозу, после чего лев всегда сопровождал его. Обратите внимание, как бодро выглядит Святой Иероним у Рубенса и каким немощным он предстает у Ван Дейка. Первый писал картину в преклонном возрасте, второй – будучи молодым. Это потому, что молодость видит в старости лишь предвестника тления, а старость ощущает в старости спокойную мудрость и бодрость духа. Так вот и я – не тягощусь возрастом, а наслаждаюсь им».

Владыка двух локаций поудобнее устроился на троне, обвел взглядом Старейшин и тяжело вздохнул. Те хранили напряженное безмолвие.

– Каждые четырнадцать лет нас потрясает кризис, – медленно начал Экзарх, задумчиво растягивая слова. – Так устроена эта часть Мира. Я так устроил его. Пришлось оставить в нем частичку нестабильности из-за того, что я, к сожалению, тоже смертен, и те, которые будут здесь править после меня, должны иметь хотя бы шанс устроить все по своему усмотрению. Я нашел это справедливым. Однако на этот раз дело зашло слишком далеко. Все может закончиться Хаосом, все законы и сам Мир могут полететь к чертям. Куда вы смотрели, хотел бы я знать?

– Мы были заняты, – угрюмо возразил Ратмир.

– Вы преуспели в своих занятиях?

– Границы Периферии расширились по периметру на двести километров. Исправлены более сотни багов, сглажены диспропорции во многих артефактах и сбалансированы характеристики большинства мобов. Практически готов новый замок с полным набором юнитов, – быстро доложила Урсула.

– Это потому, что вы – отличные Инженеры, талантливые Архитекторы, но скверные Политики. Я зря забрал вас из кланов, вы отдалились от них, забыли их нужды. С другой стороны, оставайся вы в кланах, вы бы отстаивали их интересы и постоянно грызлись бы между собой в ущерб общим делам… М-да… Вы увлеклись созиданием и позабыли об управлении. А что за геноцид вы устроили? Всеобщая Битва! Кому это нужно?

– Мы рассудили, что необходимо отвлечь их от поисков Талисмана Властителя, занять делом, дать им общую идею, – виновато произнесла Урсула, опуская взгляд.

– Ничего себе, хорошую идею вы им подбросили – объединить силы против себя. Не иначе как у власть имущих случился приступ суицида!

– Мы думали, что иначе все может быть еще хуже, – напрямик сказал Йорген.

– Куда уж хуже! – фыркнул Экзарх.

– Мы боялись, что вы можете применить жесткие меры ко всей локации, если почувствуете угрозу существующему порядку, – упрямо стоял на своем Йорген.

Властитель горестно замолчал, обдумывая услышанное. Старейшины недоуменно переглянулись. Они знали Ди Яковица много лет, но сейчас в его речах и облике появилось что-то новое. Экзарх неподвижно смотрел на плиты пола, что-то для себя решая.

– Помните, я рассказывал вам о вульгарном дарвинизме, сторонником которого являюсь? – наконец произнес он.

– О дуализме личности? – переспросила Урсула.

– Да. О том, что каждому человеку присуще проявлять положительные и отрицательные эмоции, которые требуют выхода. Как там у О. Генри… Сейчас вспомню… Ага, вот: «Если вы поощряете человекоубийство, то заприте двух лучших друзей в хижине…», и так далее… То есть в каждом из нас сидит свой доктор Джекил и мистер Хайд, которые на свой манер скачут в нашей голове и по очереди, и в хаотичной последовательности… Первые Миры Мидгарда создавались нашей группой по образу книг фэнтези, а не боевых компьютерных игр, как, уверен, думают молодые Игроки. Мы сами были еще юны, горячи, часто спорили, многое делали как дилетанты. Но это ничего – непрофессионалы построили Ноев ковчег, а профессионалы – «Титаник». Хотя изначально все делалось не случайно, а с определенной идеей. И эта идея была высокоморальной. Пусть все худшее, что есть в нас, – стресс, агрессия – разрядится, выплеснется в Мире и оставит в реале ту часть нашей личности, что тяготеет к добру и творчеству. Эта локация была одной из первых, и спроектировал ее лично я. Потом появились другие, стали изменяться законы Миров, но эта – очень дорога мне как радость, как восторг первого творения. Неужели вы допустили мысль, что я могу причинить боль своему детищу, своему ребенку, пусть даже несовершенному?

В тишине стало слышны отдаленные голоса прислуги на нижних этажах да свист осеннего ветра, задувавшего в плотно прикрытые створки узких окон башни. На верхних ярусах всегда гуляли сильные ветра, безжалостными сквозняками проникая в малейшие щели.

– А как же быть с вашей подготовкой экспансии в Элеадун? – не сдавался Йорген.

Экзарх понурил голову, как от непосильной тяжести.

– Владычица Трав изрядно утомила меня своей идеей экспорта гуманистической революции. Если Мир станет прекрасным, как одуванчиковая поляна, человечество в реале вымрет в течение двух поколений. Как это можно не понять? Хотя… Может быть, можно и не понять… М-да, не исключено, что я слишком долго держал вас в неведении, признаю. История знает немало примеров, когда изобретатель сам не представляет, что его изобретение может быть использовано как оружие. Сахаров тоже, я думаю, не сразу понял, какие беды человечеству сулит применение водородной бомбы. Мы, разрабатывая концепцию локаций, не сделали такой ошибки – сразу осознали, что можем создать оружие массового поражения, аналогов которому не знала история. Это не бомба, не ракета, это – страшнее, потому что наше открытие может взорвать цивилизацию изнутри, полностью затормозить ее развитие. Поэтому предполагались ограниченное количество ключей и жесткий возрастной ценз Игроков. Если вам интересно, рабочее название проекта – «Забавы для стариков». Мы создали Мидгард. И все равно повторили ошибку горе-ученых, не видящих дальше своего носа и не думающих о последствиях своих действий, потому что теперь уже все иначе. Мир пишет первые страницы собственной истории, избавляется от назойливых пастырей. Я как мог сопротивлялся процессу, но теперь с этим покончено.

– Почему? – вырвалось у Урсулы.

– Почему? Старческий эгоизм, вероятно, или я, осознав свое бессилие, отступаюсь.… Но об этом позже. Пока же вернемся к нашим проблемам. Хм… Я даже не знаю, что для вас будет лучше: если центристы победят или русско-арийский альянс потерпит поражение?

Совет вновь недоуменно переглянулся. Выражение «для вас» отдавало отстраненностью, Экзарх как бы дистанцировался от проблемы после многих лет жесткого правления, когда ничто здесь не свершалось без его участия.

– В случае поражения идея объединения оппозиции против власти не умрет, а станет крепче, и в следующий раз они непременно победят и перевернут все вверх дном, – продолжал Властитель, словно не замечая возрастающую тревогу своих ставленников. – В случае, если они возьмут верх сейчас, имеется немалый шанс того, что вчерашние триумфаторы мгновенно превратятся в недругов, как это произошло с антигитлеровской коалицией. Тогда все вернется на круги своя. В любом случае не вздумайте вмешиваться и оказывать центристам помощь или поддержку. Не повторяйте уже допущенные ошибки.

– А их противникам помогает Элеадун, – сварливо отозвался Ратмир, бывший глава клана русов.

– Помощь будет невеликой, ибо способности Прорицательницы в период коллапса не действуют. Как и способности Норы, так предопределено. – Нора являлась штатной Прорицательницей Нижней Саксонии, Совет знал это. – Вы раздали русам на сорок ключей больше, это преимущество нивелирует силу двух элеадунских выскочек. С ними нужно было раньше решать, что уж теперь… дергаться. Необходимо признать – они профессионалы и сумели вас провести.

– Нора ошиблась с Проводником, – заметила Урсула. – Норг оказался безопасен. Шпеер доложил, что он с принцессой Элеадуна сейчас гостит у монголов.

– Боюсь, вас опять обвели вокруг пальца. А Шпеер, похоже, ест из двух кормушек. Вы услышали слово «Прорицательница», вам подсунули под нос элеадунскую девицу, и вы, как глупые караси, заглотили наживку. Кто вам сказал, что норг не преуспел? Он должен был стать Проводником в Мидгард будущей возможной Прорицательницы, при чем тут эта, как ее там, Выкуси?

– Но она же…

– Она уже является ей!!! – подавшись вперед, рявкнул Экзарх, и на секунду все узнали прежнего Властителя. – Ну как можно было настолько уйти в программирование, чтобы не замечать очевидных вещей?! Беда в том, что вы не живете тут, а пассивно за всем наблюдаете, больше любуясь своей работой дизайнеров, нежели вникая в дела Игроков.

– И что же теперь нам делать?

Экзарх опять долго смотрел в одну точку, потом заговорил, словно обращаясь к самому себе:

– А может, наступил момент, когда дети выросли и родителям не надо пытаться контролировать их, а нужно просто позволить самим выбрать свой путь? Занятно было бы посмотреть… Эх, если бы только… – Он прервал речь и вновь замолчал.

Когда Властитель после очередной длинной паузы заговорил негромким, слабым, усталым голосом, его слова громом прогремели в тишине Колонного зала:

– Вообще я сегодня появился здесь не для этого. Я здесь, чтобы сообщить вам очень важную новость… Время жизни моего бренного тела в реале истекло. Завтра я ложусь на операцию, и, если мне повезет, я получу еще один год существования на постоянных обезболивающих препаратах. Практически стану растением, овощем. Всего один год, наполненный адскими страданиями и анестезирующим дурманом, не больше. Я собираюсь полностью провести его в Мидгарде и благодаря временному парадоксу превратить в шестнадцать лет полноценной жизни. Но мне надоело интриговать, наблюдать и командовать. Мне жалко тратить на эти бесплодные действия свое поистине бесценное время. Я хочу вновь обрести молодость, пройти путь с первого левела, ощутить саму силу жизни, вновь напоследок познать любовь… Боюсь, теперь вы будете предоставлены сами себе. А Мир пусть живет своей жизнью, его судьба теперь полностью в его руках…

– А как же программные коды? Ключи к администрированию основных принципов построения локации? – заволновался Совет, еще не совсем осмыслив услышанное.

– Помните, с чего я начал сегодня? Дерзайте, время перемен пришло, и, быть может, очень хорошо, что вы не помешали Проводнику. – Силуэт Экзарха начал растворяться, обивка трона стала проступать сквозь контуры его плеч. – Ведь следующий шанс представится только через четырнадцать лет…

– Погодите, вам же тогда придется умереть в Мидгарде? Чтобы начать все сначала?

– О, за этим дело не станет, моя смерть уже предрешена, – раздался голос из пустоты.

Властитель исчез. Старейшины сидели, оглушенные новостью.

– Офигеть, – высказался Ратмир от имени всех. – Интересно, какой левел у него здесь? Двухсотый? Единственный легальный способ начать с нуля – погибнуть от чьей-то руки. Кому повезет сразить Иерарха? Счастливчик вмиг станет самым сильным бойцом локации.

Урсула всплакнула.

– Мне жаль Марка. – Сквозь всхлипы она впервые осмелилась назвать его по имени. – Неужели он умрет?

– Славный оказался дед, – глухо отозвался Йорген. – А я всегда считал его бездушным извергом… Кто бы мог подумать?

Виса двадцать шестая

Стоунхендж на новый лад и встреча друзей

Они спешили, но все равно – по мнению Браги, двигались слишком медленно. С непривычки к седлу Рагнейд натерла себе все, что только могла, и теперь постоянно охала и возилась, тревожа своего скакуна. Места вокруг были дикие, Семеновский район. Глухомань, безлюдье. Изредка на тракт из кустов высунется морда василиска, оближет алым раздвоенным языком зеленые губы и опять спрячется в зарослях, изредка пролетят над кронами деревьев гарпия или драконья стрекоза. За двое суток им навстречу прошел в город гномий обоз из сорока телег под солидной охраной кентавров, вот и весь дорожный трафик. Несколько раз издалека видели взрослых единорогов. Рагнейд все порывалась поймать хоть одного царственного зверя, но Браги из экономии времени запретил ей.

На ночевку встали сразу после Семенова, рядом с трактом, напротив деревушки хоббитов – и вызвали живейший интерес у местных жителей. Не успел разгореться бивачный костер, как явились несколько местных доброхотов со свежеиспеченными хлебами, кругом истекающего молочными каплями сыра и кувшином пива. За разговором время пролетело до полуночи. Полурослики рассказывали о своем тяжелом житье-бытье, о систематических потравах посевов кабанами и василисками, о набегах на деревню по понедельникам диких новорожденных юнитов. Хоббиты платили необременительную дань кельтам – за охрану. Раз в неделю те присылали нескольких бойцов для защиты поселения. Друиды ловили по округе и отгоняли в свои владения, дальше на север, всяких появившихся в начале недели нелюдей. Полурослики торговали с расположенным в глубине Раздряжного леса большим подземным городом гномов и совместно с ними отправляли в город обозы с товарами на продажу. Рагнейд рассказала хоббитам о Зомберге, его хозяйстве, планах развития, о своем желании учредить всяческие ремесла и привлечь на свои земли вольных поселенцев. Хоббиты задумчиво чесали спутанные волосы на затылках, обещали подумать, поговорить со всем людом, а ежли решат, то, может, и сняться с места, переселиться под защиту знатных хевдингов. Когда пиво было допито, полурослики с поклонами отбыли обратно к себе, а Браги с Рагнейд завернулись в шерстяные одеяла, выставили Охранные заклинания и, согревая друг друга, постарались побыстрее заснуть, чтобы завтра пораньше тронуться в путь.

На кельтский дозор они наткнулись чуть позже полудня. Из зарослей на тракт при их приближении вышли два человека, в которых норги сразу узнали немногословных сыновей Нейла. Кельты, тепло поздоровавшись, спросили, не голодны ли путники, не нуждаются ли в отдыхе, а получив отрицательный ответ, взяли их лошадей под уздцы и свернули с тракта на еле заметную узкую тропу, петляющую среди соснового бурелома.

До дунума добрались часа за три. Еще в окрестностях Брейдена им стал попадаться спешащий по своим делам Маленький Народ, тут и там из глубины леса доносились стук топоров лесорубов, протяжные возгласы перекликающихся людей. Тропа делалась все шире и шире, потом раздвинулась до размеров хорошей проселочной дороги с многочисленными, тщательно утрамбованными ответвлениями. Перед городищем кельты вспахали поля и огороды, каждый из которых был окружен неслабым тыном, видимо, вредители донимали и их. Выйдя на опушку в двухстах шагах от городища, норги сразу услышали сердитое гудение. Над лесом неподвижно висела огромная стая драконьих стрекоз. Как только путники показались на дороге, эскадрилья из пары десятков жужжащих чудищ с длинными тонкими саблезубыми клыками и фасетными глазами-шлемофонами, закрывающими половину морды, спланировала прямо на них. Несколько секунд стрекозы внимательно и явно враждебно изучали незнакомцев, потом, видимо различив среди них кельтов, стая синхронно развернулась и вновь поднялась в воздух.

– Они атакуют только предметы и животных, находящихся в воздухе, – успокоил викингов один из сыновей Нейла. – Челюсти таким образом устроены. А так… цены бы им не было. Но непослушные – страсть, все норовят удрать и разлететься. Только несколько друидов могут управлять ими.

Викинги не спеша шли по дороге к дунуму, с любопытством знакомясь с жизнью северян. Брейден окружал высокий деревянный тын из вкопанных в землю заостренных сосновых бревен. Укрепления располагались в несколько рядов, последний из коих представлял собой многоугольную деревянную крепость со сторожевыми башнями по периметру. На башнях стояли дозоры и внимательно оглядывали окрестности. У частокола кельты прокопали небольшой ров, через который перед воротами в дунум был переброшен свисавший на толстых цепях подвесной мост. Около ворот на небольшой площадке толпился мастеровой народ в основном гнолльской национальности. Полным ходом шло дубление кож: кто-то скреб шкуры, отделяя жир, другие натирали сыромять дегтем, кто-то раскраивал готовые чепраки, тут же над выделкой пушнины трудились скорняки. Рядом, в большой рубленой избе, стучали о наковальню кузнечные молоты. Между рабочими сновали маленькие существа, похожие на фей, не помогавшие, а, скорее, мешавшие ремесленникам. Те незлобиво отгоняли надоедал, но иногда принимали от них кубки с каким-то питьем или нехитрую закусь.

– Пикси, друиды считают их священными, – буркнул провожатый в ответ на недоуменный взгляд Рагнейд. – А они вечно путаются под ногами. Никакого толку от них. Разве что иногда сторожат посевы да помогают варить эль. Мы их не прогоняем – привыкли.

В стороне от полей за Брейденом виднелась странная скульптурная композиция из каменных глыб. Издалека не было понятно, то ли это причуда природы, то ли рукотворный архитектурный ансамбль.

– Стоунхендж? – хмыкнул Браги.

Их проводник досадливо поморщился, как если бы норг невзначай задел что-то очень важное.

– Карусель Великанов. Наша святыня, – угрюмо ответил он.

– Прости, старик, я не знал, – сокрушенно извинился ярл.

– Ладно, – великодушно пожал плечами кельт. – Не мне вам о ней рассказывать. Спросите брегана или джоддока.

Перед воротами их остановила стража – пара молодых дендроидов. Небольшого роста, не более трех метров, они выглядели комично в зеленых форменных плащах. Охранники вполголоса спросили о чем-то сыновей Нейла, их голоса походили на скрип несмазанных петель. Удовлетворившись ответом, легко распахнули тяжелые деревянные ворота.

Первое, что увидели норги, была здоровенная розовая хавронья, привольно лежавшая в трех шагах от входа в город. Юный голенастый щенок весело скакал вокруг свиньи и пытался ухватить ее за ухо, но та не обращала никакого внимания на собаку. Ближе к центру Брейдена невысокие, но крепкие основательные избы расступились, выводя путников на городскую площадь. По контуру ее располагались дома местной знати, выглядели они представительно и богато. На площади рос огромный раскидистый дуб, Мировое древо сообщества, которому поклонялись и приносили дары. Около древа на широких скамьях их ожидали, уже предупрежденные гонцами, бреган Фаррел, Нейл, джоддок Ангус и другие кельтские вельможи. Их парадные хитоны были густо покрыты россыпью драгоценных камней. Браги знал, что кельты очень богаты, поскольку ни с кем не торгуют, не тратят деньги на войну, живут в своем мирке, сохраняя сокровища и ресурсы, но даже он вынужден был признаться себе, что реальность превзошла все его ожидания. Вшитые в клетчатые пледы и кожаные сапоги алмазы и изумруды стоили, наверное, целое состояние, вся одежда была оторочена горностаевыми или собольими мехами, пуговицы ювелиры выточили из небольших золотых самородков. Драгоценности покрывали и рукояти их парадных мечей, и ножны.

– Здравствуйте, долгожданные гости! – Фаррел церемонно поклонился Рагнейд и заключил Браги в медвежьи объятия. – Рад вновь видеть вас в северных угодьях…

Его примеру последовали все остальные. Ярла обнимали, дружески похлопывали по спине и плечам, викинг даже слегка смешался от такого горячего проявления дружелюбия. С Рагнейд кельты церемонно раскланялись, девушка кокетливо приняла их приветствия.

– Хотят гости отдохнуть или сразу пойдем, отведаем плоды земли нашей?

Браги переглянулся с Рагнейд, та хитро улыбнулась.

– Дорога к друзьям не бывает длинной, мы и устать-то не успели, – это сказала та, что недавно жаловалась на ломоту во всем теле после конной езды.

– Добро, – улыбнулся Фаррел. – Нейл, веди нас за стол.

В широкой зале, обитой душистыми кедровыми досками, длинные столы ломились от снеди. Многочисленная дичь – куропатки, рябчики, перепела, несколько запеченных на углях поросят, розовые ломти ветчины и гроздья колбас поджидали едоков в компании кувшинов с медами и хмельным элем. Слуга-гнолл обнес всех чашей густого смородинового пунша. Бреган встал во главе стола и произнес заздравную речь.

– Я поднимаю сей кубок за наших гостей, за наших друзей-норгов и за грядущий союз между двумя северными народами. Пусть всегда наши дела и мысли друг о друге будут чисты и прозрачны, как ледяная вода северных рек. Прямодушие, честность, преданность отличают от прочих и нас, и викингов. Бейд Цалмхар! Будем здоровы!

Все встали и хором поддержали тост. Зазвенели содвинутые тяжелые кубки, послышались одобрительные возгласы.

– Сегодня мы едим, пьем, веселимся, – предложил Фаррел, – о делах поговорим завтра.

Браги кивком выразил согласие, говорить он не мог, потому что рот был забит жареной свининой. Пир продолжался весь оставшийся день с перерывом на традиционные кельтские забавы – метание камней, бревен, прыжки со щитом и мечом. Во всех игрищах первенствовали хозяева, но и Браги не ударил лицом в грязь: неизменно входил в тройку призеров. Кельты отдали должное ярлу и пригласили его на следующие состязания, которые должны были состояться через три месяца, во время праздника Имболка – рождения ягнят. Викинг обещал к тому времени потренироваться, чтобы всем как следует надрать мягкие места.

Постелили им с Рагнейд вместе – с молчаливого согласия обоих.

Утром Браги проснулся с гудящей, как колокол, головой, скинул мохнатое одеяло, чтобы побыстрее опрокинуть на себя кадку холодной воды, но залюбовался обнаженной фигуркой своей барышни. Рагнейд словно бы и не спала вовсе, а может быть, почувствовав, что ее рассматривают, перекатилась со спины на живот и, наклонив голову, в свою очередь лукаво глянула на ярла. Она улыбалась, ее глаза по-новому искрились, казалось, девушка чего-то ждала. Браги уже протянул руку, чтобы взъерошить ее мальчишескую прическу, но его ладонь замерла на полпути. Он вспомнил.

– Дежавю, – пробормотал викинг, а про себя обреченно подумал: «Мне на роду написано самые важные дела свершать в пьяном виде».

– Я вообще-то ждала: «С добрым утром, милая!» – Рагнейд обиженно поджала губы. – Нет, уже не милая, уже – дорогая.

– С добрым утром, дорогая, – как автомат повторил ярл.

– Жениху разрешается поцеловать невесту, – торжественно провозгласила Рагнейд.

«Именно», – горько подумал ярл, целуя губы прекрасной ведьмы и одновременно тоскливо озираясь по сторонам с последней бесплодной надеждой смыться с места преступления.

Вечером, после того как они расположились в покоях, Рагнейд совершенно по-девичьи чрезвычайно занимал вопрос: что думают кельты об их с Браги взаимном статусе, а ярл возьми да и брякни, что хозяева северной Периферии, скорее всего, полагают, что они – муж и жена. Рагнейд в ответ насупилась и вроде бы огорчилась, что они невольно начали переговоры с обмана – не станет ли это потом свидетельством их неискренности? Браги решительно заявил, что уж это-то дело поправимое, и тут же сделал Рагнейд официальное предложение руки и сердца, присовокупив, что не хочет прослыть обманщиком, да и Зомбергу нужна хозяйка. Девушка по своей кокетливой натуре немного покапризничала, дескать, это похоже на альянс по расчету, потом с самым серьезным видом подала ярлу руку и дала согласие на брак. Разгоряченные вином и только что свершившимся событием, они завалились в постель и занялись любовью.

Но уже через несколько минут бравый ярл и думать забыл о сожалениях по поводу своего поспешного решения, а позже, совершив утренний туалет и облачаясь в походный костюм, решил быть фаталистом и довериться судьбе, уверив себя, что до сих пор судьба ему благоприятствовала. Когда они наконец вышли из гостевых покоев, все знатные кельты ждали их за сдвинутыми для переговоров столами. Тут же сидел насупленный гном с ворохом бумаги, готовый исполнять обязанности писца. После приветствий и вежливых расспросов, хорошо ли отдохнули гости, бреган предложил утреннюю прогулку для разминки членов, в течение которой можно неторопливо побеседовать. Браги согласился, но сразу решил задать важнейший вопрос:

– Бреган, я готов на любые прогулки и на все, что угодно, по усмотрению гостеприимных хозяев, но скажи мне прямо, вы поможете нам в Великой Битве?

Рагнейд бросила на ярла возмущенный взгляд, но промолчала.

Фаррел вздохнул и протянул викингу руку.

– Мы всегда держим слово, данное врагам, а тем более слово, данное друзьям. Мы друзья теперь, не так ли? Это значит, что наши жизни принадлежат друг другу. Смело можете на нас рассчитывать на поле брани. Но нам кое-что понадобится и от вас. Взамен – потому что среди друзей не может быть торга, и все же нам нужна ответная необременительная услуга.

– Хорошо, – с облегчением выдохнул Браги. – Назови свои условия.

– Позже, это не горит, – остановил его бреган. – Вначале давайте пройдемся.

За прошедшую ночь погода существенно изменилась в худшую сторону. На улице по-зимнему дул пронизывающий ветер-баргузин, косой резкий дождь пополам со снегом орошал замерзшую землю.

– Надеюсь, летом снега будет поменьше, – буркнула Рагнейд, кутаясь в любезно предложенный Фаррелом меховой балахон.

Они шли по направлению к Карусели Великанов. Народу попадалось мало, все сидели по избам, из труб которых поднимались дымы, сносимые ветром на сторону, только стражники на башнях, закутавшись в длинные плащи с капюшонами, зорко оглядывали округу. Они все ближе подходили к рукотворному чуду кельтского сообщества. Не один год сюда свозились на телегах гигантские гранитные валуны, обтесывались и потом складывались в подобие скульптурной группы. Несколько исполинских каменных гигантов стояли, взявшись за руки, словно замерли в диковинном танце вокруг костра с неподвижными застывшими языками пламени.

– Карусель Великанов, – благоговейно промолвил Фаррел. – Наша святая реликвия. Ее заложил еще Великий Воган, слышал о нем?

– Ваш прорицатель? Слышал, перед выездом просветил Комтур.

Шедшие с ними друиды опустились на колени и монотонно забормотали слова молитвы. Рагнейд, ежась от холода, с любопытством следила за происходящим.

– С помощью Карусели, используя ритуалы друидов, мы можем предсказывать будущее, гадать. И еще она служит для защиты наших земель – если кто-то решится напасть на нас, все живое к округе на двадцать километров поднимется на защиту дунума. Вплоть до насекомых и полевых мышей.

– Серьезный подход.

– Основательный, – улыбнулся Фаррел. – Вы уже начали подготовку?

– Идет полным ходом. С нами Мак-Гир, возможно, монголы, несколько нейтралов. И еще, спасибо за совет насчет прецептории Тилле. Ее мертвечина тоже пойдет в дело под нашими штандартами.

– Хорошо. Парадокс – битва никому не нужна, и все же состоится. Вас в пламя боя гонит воинская доблесть, русов – долг, ариев – месть.

– А вас?

– Нам, как ни странно, битва как раз нужна. Единственным. Церемония, которую мы проведем сразу после ее окончания, требует жертвоприношения. И не спрашивай – не я это придумал, так было установлено давно и не нами. Вернемся в дом? А то Рагнейд уже выбивает зубами дробь. Эй, Вейлин, спеши-ка вперед, приготовь нам по чаше грога, надо согреться.

В доме уже жарко горел инкрустированный агатом камин, отбрасывая перед собой на бронзовый настил яркие искры угольков.

– Фундамент наших культуры и философии стоит на постоянном общении с природой. Почти все кельты – друиды, ведьмы. Мы приведем с собой большое войско, – пообещал бреган, устроившись в обитом шкурами широком кресле с чашей грога в руке. – Мы поможем вам, вы потом поможете нам.