Текст книги "Мама у турникета. Счастье материнства на пределе возможностей"

Начинающий всадовод

Еще я знаете что заметила? У пап крайне невместительное хранилище памяти. Вот тот уголочек, куда подгружается информация, касающаяся ребенка и всякого бытового. У них куча космического мусора в голове летает: «плазмаганы» из стрелялок, смешные видео с «Ютьюба» про собачек в костюмах супергероев, слова какого-нибудь русского рэпа, простигосподи. Зачем папе все это? Какое практическое применение может быть у «улица кишит, вокруг меня ни души, стою на остановке, жую беляши»?!

…Папа первый раз шел забирать ребенка из сада. Примерно в декабре. Не то чтоб родители ребенка в сентябре сдали, а в декабре шли забирать, нет. Просто до этого всегда ходила мама. А тут вот папа.

Стоит папа, значит, на пороге, обутый уже и с рюкзачком. И мама трамбует, трамбует в его это мизерное хранилище информацию, что где лежит, во что одеть ребенка, что оставить в шкафчике, что забрать с собой, как не перепутать ботинки, потому что у Костика из группы такие же, но на размер меньше. И смотрит мама, сник папа-то совсем. Валится уже из хранилища вся эта ненужная папиному мозгу фигня прям на головы смешным собачкам-супергероям, беляшам и плазмаганам. И папе их так бесконечно жаль, стоит папа, печально смотрит вдаль сквозь маму. Тут мама понимает: бесполезно, всё равно ребенок в лучшем случае в Костикиных ботинках придет. Поэтому великодушно обнуляет папу: «Ладно. Просто приведи нужного мальчика, остальное пофиг». Папа заметно воодушевляется, тут же фокусирует благодарный взгляд на маме и радостный уходит за ребенком.

Но забрать ребенка из сада – это так, для начинающих пап-всадоводов. Следующий уровень – отвести. Это ж надо в нужную группу прицельно попасть, помочь переодеться и – контрольный в голову – в шкафчик все по детсадовскому фэншую разложить. Мама, признаться, и сама эту фэншуйную философию не до конца постигла еще.

Стоит папа, значит, опять на пороге с рюкзачком и ребенком, мама с чувством, с толком вещает про шапку, шарф, варежки и верхнюю полку шкафчика. У папы в глазах прям мысль видна, мозг работает на износ – информацию в хранилище подгрузил, утрамбовал плотненько, даже прижилась она там вроде.

И тут мама вдруг переходит к колготкам, чешкам, сменным сандалям и нижней полке. В голове у папы, судя по выражению лица, явно что-то сбойнуло. Мозг в шоке: «Блин, че, еще не всё, что ли?!» – и как давай лопатой про шарф и шапку через ухо сбрасывать, чтобы под колготки и сменные сандали место освободить. Мама замечает, что шапка вместе с шарфом и верхней полкой беспомощно в открытом космосе болтаются, а папа окончательно запутался. Она уходит в комнату и возвращается с наспех сделанным чертежом – на клочке бумажки схематично нарисован шкафчик, расписано-подписано и по полочкам разложено, как всё правильно по полочкам разложить.

Папа вернулся домой без ребенка, отчитался, что в группу нужную попал, переодеться помог, по схеме всё разложил. Мама папу похвалила. За ребенком в сад пришла, а группа ребенкина в этот день гулять не ходила, вещи не трогали, весь фэншуй остался в первозданном виде. Мама с придыханием шкафчик открыла – и у мамы вся внутренняя гармония тут же в гармошку сложилась, когда она увидела колготки, болтающиеся на крючке вместе с курткой и штанами, шапку и шарф на нижней, мать ее, полке, а варежки мы так и не нашли. Блин, ну как? КАК?! Объяснила ведь. НАРИСОВАЛА. Подписала. Повторила. Долбаный фэншуй. Долбаные колготки!

Мой непутевый

На самом деле тут не столько папа всегда во всем виноват, просто с появлением детей спрос с мужа и претензий к нему становится больше. Вот он «зай», «котик» и примерно самый идеальный мужчина на Земле, и вот он уже «да что тут непонятного», «ты опять всё перепутал» и «блин, ну как можно было забыть?» Плюс ты еще зачем-то к другим через забор заглядываешь украдкой, а у них вдруг и трава зеленее, и муж лучше, когда он отец.

Вышла тут как-то гулять со своими. А они что-то достали так с самого утра, афобазол не помогал, а для винишка неприлично рано. Прусь в куртке набекрень и расстегнутых, наспех обутых ботинках, толкая коляску, старшего за руку через дорогу волоку. В сотый раз считаю до десяти и дышу, игнорируя нескончаемый поток Тёмычевых вопросов, которые он настырно крутит, и крутит, и крутит по кругу, потому что ответа нет – мать нервяк продыхивает. Ну и подругу, разумеется, встречаю, с которой сто лет не виделись. Как они это делают? Как будто в засаде сидят и специально караулят момент, когда ты максимально непрезентабельный урод. Она тоже с маленьким сыном, но со свежим маникюром, в ресницах, пахнет вкусно, а на лице вместо мешков под глазами – счастье. Сын у бабушки неделю гостил, вот только забрала, домой идут.

«Что-то доконали тебя декреты, похоже», – заметила она. «Похоже», – на протяжном звучном выдохе пришлось согласиться мне. И дальше она рассказывает прекрасно-приторную историю одной замечательной семьи. Ее подруга тоже замучилась в декрете сидеть, устает, на себя времени нет совсем. И муж ее с работы тут вот недавно в ночи приходит, из кармана конвертик красочный достает и ей протягивает: «На, – говорит, – это путевка в Испанию на три дня, ты так устала, поезжай-ка одна, тебе это надо, развейся, отдохни. А я с ребенком останусь». Я стояла, слушала, чесала через шапку неделю не мытую башку и думала: «Камнем в тебя, что ли, кинуть?» Ты мне зачем всё это рассказываешь?! Что мне теперь делать с этой информацией? А о муже моем ты подумала? Ему же теперь эту историю и намеки на нее каждый раз слушать, когда он мне чем-то не угодит. Его же теперь с работы не жена, хоть и из последних сил, но улыбающаяся, встречать будет, а губки поджатые и взгляд с прищуром, а в нем: «Где мои путевки, гнида?»

А вообще тут явно что-то не так – то ли с историей, то ли с мужем подруги. Мой вот завтра мне в «Икею» путевку выписал, за стулом отпускает отдохнуть и развеяться, а сам с детьми остается. Вот это мужской, считаю, поступок – великодушный и правдоподобный.

Все пропало

Интересно, а способность не находить того, что прям перед глазами, у мужчин сразу встроена, с рождения? Младшей достаточно вскользь сказать: «Сейчас, Алис, кофе допью, и гулять пойдем», – она идет, сама находит в горе хлама нужную кофту, возвращается с ней и одной ногой уже в колготине, натянутой поверх домашних штанов. Тёме даже если всю одежду выложить на диване в хронологическом порядке, он всё равно еще сто раз спросит: «Мам, ну где свитер? А носки? А штаны?»

Но мужики молодцы. Услышали где-то про это туннельное зрение, сначала отмахивались, мол, фигня всё. А потом быстро сообразили, что можно в свою пользу повернуть. Вот, например, стандартная картина: муж открывает холодильник и впадает в легкое гипнотическое состояние – стоит, смотрит внутрь и не шевелится. Где-то через полминуты его частично отпускает, и он, всё так же держась за дверцу холодильника, не переводя взгляд, задумчиво спрашивает:

– А где масло?

– Так вот оно, перед тобой

– А-а-а… Ну я ж мужчина, у меня ж туннельное зрение, ты ж знаешь.

Я пробовала класть масло в конец туннеля. И знаете что? Ни хрена не работает! То ли у них туннели более глубокого заложения, то ли я не там конец искала. Потому что в следующий раз, когда муж открывает холодильник, опять происходит «а где масло?»

Папа наш до кучи еще и дизайнер, он видит цвета, которые не видит нормальный человек. И это еще более усложняет поиск того, что «ну вот же оно». Я как-то мыла посуду, папа собирал детей на прогулку. Пришел уточнить:

– Какую кофту Тёме надевать?

– В шкафу на третьей полке справа зеленый свитер лежит.

Ушел. Пришел.

– Нет там зеленого свитера.

– Посмотри повнимательнее. На третьей полке. Справа. Я его только что сама туда убирала.

Ушел. Пришел.

– Нет там зеленого свитера!

Ок. Оставляю посуду, вытираю руки, иду к шкафу в сопровождении мужа. Открываю, показательно отсчитываю третью полку, втыкаю палец в зеленый свитер, перевожу на папу многозначительный взгляд, беззвучно вопрошая «аэтошто?» Он совершенно неподдельно изумляется: «Блин, да какой он зеленый?!» Я, вот с этой, знаете, улыбкой неврастенички: «А какой. Же. Он?» – (внимание) «ЦВЕТА МОРСКОЙ ВОЛНЫ!»

Мурена, сссука!!

Но тут, конечно, я сплоховала. Никакой конкретики, действительно. В следующий раз буду уточнять: на третьей полке справа, рядом со штанами цвета глаз Джуда Лоу в лучах закатного солнца.

Копировать папку

Впрочем, муж не единственный мужчина, добавляющий полутонов и расставляющий яркие акценты в моей жизни. До него отлично справлялся папа, мой который (и до сих пор справляется – расскажу вам однажды про чайку и рыбу, например). И вот знаете, предположение – ну что женщина выбирает себе мужа, похожего на отца, – в моем случае это доказанный факт.

Это ведь папа потерял тапок в парке аттракционов и порвал плавки в аквапарке, но так и катался весь день в одном, и так и съезжал с горок в дырявых, потому что «ну не возвращаться же из-за какой-то ерунды домой».

Это он путает «плафон» и «флакон», Биг-Бен и бигмак, а вместо «ротвейлер» говорит «роквеллер».

Это с ним можно было уйти гулять, а прийти покусанной лошадью, но очень довольной. Учиться кататься на велике, а вернуться без добротного клока волос, потому что я падала, а он поймал за что пришлось. Мне кажется, мама каждый раз, когда нам дверь открывала, мысленно зажмуривалась и верила в лучшее.

Он был моим личным Дедом Морозом, а для всех ещё и водяным, и лосем, и в кого его только не наряжали.

Это он капал мне три капли пива в красивую кружку, и я ощущала себя очень взрослой и важной, потому что вот мы тут с папой сидим такие, пиво пьем и воблу едим. А потом отдавал мне мой любимый воблин хвостик, а потом мы жгли этот вонючий пузырь. До сих пор обожаю воблу, до сих пор жгу и нюхаю пузырь, до сих пор, когда получается вместе, он отдает мне мой любимый воблин хвостик.

Это он пел «таких не берут в космонавты» и ехидно хихикал, когда я в одиннадцатом классе испила с подружками паленого «Арбатского» и вывернула его поутру в унитаз. И от этой его песни делалось в тысячу раз стыднее, чем от маминого «господибожемой, я вырастила пьющую дочь».

С ним мы ездили вдвоем в Калугу на наших старых «Жигулях» цвета свежей какашки, которые он звал «моя ласточка», а обратно я спала на заднем сиденье в мешках ароматных деревенских яблок.

Это у него на коленках я рулила по каким-то ухабам какого-то поля в Клину, когда ноги еще до педалей не доставали. А потом, когда выросла и только сдала на права, сидел рядом на пассажирском в качестве инструктора и отчаянно, но уважительно-молча сучил внизу ногами, как будто там педаль тормоза запасная или стоп-кран. Он и сейчас так тихонечко делает, когда я за рулем, а он рядом.

Это с ним любое «нельзя» (при условии, что оно хотя бы теоретически не угрожает жизни) становилось «можно», если мне очень хочется. Главное – маме не рассказывать.

Мне кажется, поэтому мне с пацанами легче всю жизнь дружилось – ведь с самого детства у меня в друзьях значится самый крутой пацан из всех. С ним всегда смешно, весело и надежно, иногда страшно, иногда больно (лошадь и волосы, да), но никогда не скучно. Пап, я тебя люблю.

Звери какие-то

Замечали, кстати, что у мужчин в целом и у пап в частности есть задатки великих сказочников? Однажды я нашла початый вискарь, который вообще-то деду дарить собиралась. Пошла к мужу, выкатила ему вещдок, свое сильно недовольное лицо и спросила, какого почему вискарь отпит, но стоит как стоял, в коробочку упакованный, и прикидывается, что новый. И тут муж, невинно хлопая ресницами, поведал мне удивительную историю, что ничего не знает, тут ни при чем и как вообще я могла на него подумать, это всё ужасный магазин и ушлый продавец, который ему такой отпитый и втюхал. Так правдиво рассказывал, с таким выражением, что я принялась сопереживать главному герою и видеть злодея в продавце.

Короче, сказки сочинять – это вот прям мужнино призвание. Мы же со времен той поножовщины, в ходе которой бабка стала матерью, а ее отрубленный палец вскоре вылез из уха лошади и был продан барину за сто рублей – «Мальчик-с-Пальчик», вы же еще видите в кошмарах эту прекрасную добрую сказку? – ну так вот, мы с тех пор всё русское народное старательно обходим стороной. Муж детям свои какие-то собственного сочинения травит, где всякие милые звери рождаются традиционным путем, а если умирают, то очень ненавязчиво, непременно счастливыми и какой-нибудь щадящей смертью. Но тут муж иссяк (отпитый продавцом вискарь так расслабляюще подействовал, не иначе) и, задрапировав вечернюю лень кратковременным творческим кризисом, положил себе на пузо телефон, включил аудиосказку и быстренько как бы случайно уснул. И я там был, мед-пиво не пил, зато сидела за столом, потягивала красное сухое для вдохновения и по клавишам всякое там свое клацала.

«Звери в яме», – анонсировала уютным бабушкиным голосом рассказчица из области мужниного пупка. Я было подалась выключить, пока опять не началось, но от нее так добротой и пирожками повеяло, думаю, ладно, пусть вещает – хуже, чем про палец, уже не будет. Что ж, я тогда была глупа, наивна и чуть менее седая.

«Как-то раз Свинья надумала в Питер отправиться, богу помолиться». Я прям как-то с ходу подвисла. А чего не на «Тесле» в космос полетела? Равноценные по нелогичности для свиньи направление и занятие-то.

По пути за ней, значит, традиционно увязались волк, лиса, заяц и, слегка неожиданно, белка. «Глядь!» – продолжала бабушка… обожаю это слово в сказках, оно всегда как будто заменяет то, что на самом деле хотел сказать автор, но нельзя, потому что дети. «Глядь! На дороге яма, глюбо-о-окая, ширё-ё-ёкая», Свинья прыгнула – и в яму попала. А за ней и Волк, и Лиса, и Заяц, и Белка…»

За-чем?

На фига вы все за ней попрыгали-то? И что там за яма, которую обойти нельзя? Может, это и не яма вовсе, может, это Питер от зверей окопался, потому что задолбали молиться ходить. Впрочем, слишком много логики для детской сказки, подумала я и включила воображение.

Очень.

Не вовремя.

Если проводить аналогию с хоррорами (а я не знаю, с чем еще можно провести аналогию, когда речь о русских народных сказках) – это примерно тот переломный момент, когда компания молодежи приехала на каникулы во вроде бы обычный дом, уже натусовалась, и наступила ночь…

Но вернемся в яму.

«И вот уж долго они сидели, сильно проголодались, а есть-то и нечего». Первой с предложением, разумеется, выступила лиса. Лиса вообще, похоже, главный руссконародный антикризисный менеджер, у нее на все случаи готов план, чтобы небитой на битом выехать. Давайте, говорит, петь, «кто всех тоньше запоет, того и скушаем».

Так себе схема, конечно.

Повезло, что Джигурда за вами там в лесу не увязался, сожрал бы всех. Ну и, короче, понятно, заяц с белкой без шансов, скушали фальцетников. Хотя какой скушали, это ж добрая детская сказка. «Тотчас разорвали звери Зайца да Белку и съели со всеми косточками», – цитата.

На другой день лиса, значит, опять со своим этим кровавым челленджем – только теперь кто толще запоет. Сожрали волка. «А Лиса мясо-то скушала, а кишочки под себя спрятала. Дня через три сидит, да ест себе кишочки», – это все голосом бабушки-сказочницы, напомню, мне к тому моменту вообще не пирожками уже пахло. «Свинья и спрашивает:

– Кума, что это ты кушаешь, дай-ка мне.

– Эээх, Свинья, ведь я свои кишочки таскаю. Уж и ты разорви свое брюшко да таскай кишочки, закусывай».

Закусывай… вай… вай… – сквозь легкую контузию от только что услышанного долетело до меня. Через пару секунд я частично вернулась в сознание, моргнула, глянула на свой бокал красного – и машинально стала жевать корку хлеба, кем-то недожеванную с ужина. Послышалось, думаю, потому что не закусила. Не может же так бабушка в детской сказке рассказать.

Но то ли контузия не до конца отпустила, то ли с бабушкой правда что-то не так, потому что: «А Свинья-то это и сделала. Разорвала-то свое брюшко и Лисе на обед и досталась».

…Знаете, в детстве моим героем, как вы уже, поди, поняли, был Рембо, который сам себя заштопал. Потом чувак из «127 часов», отпиливший зажатую камнем руку, чтоб спастись. Но свинья, которая разорвала себе брюхо, чтоб съесть свои кишочки, чтобы – внимание! – не умереть с голоду, это просто какой-то совсем другой уровень, мой кумир теперь. Слабоумие и отвага, блин, ты что творишь?! Я ж за тебя болела! Точнее, скорее против лисы. Просто очень не хотелось, чтоб опять хитрожопость восторжествовала.

Бабушка тем временем продолжала, но теперь в некогда уютном тембре я явно улавливала жутковатые маньяческие нотки. Такая, знаете, смесь тетушки Тортиллы и куклы Чаки. «Осталась тут Лиса одна-одинешенька в яме. Уж вылезла она оттудова или теперь там сидит, уж право, мои хорошие, не ведаю и не знаю».

…В СМЫСЛЕ, ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ?

То есть я сейчас. Минут двадцать подряд. Слушала всю эту кишкодральню, чтобы не узнать, чем всё закончилось?! В чем мораль? «В яме со зверями можно выжить, только если ты Джигурда»? Что это, блин, за сюжет с открытым финалом? Типа, включите фантазию и воображение, дорогие мои детишечки, и додумайте сами? Мои фантазия с воображением еще на моменте, где лиса из-под себя кишочки вытаскивала да ела, самоликвидировались во имя спасения психики.

Поскольку с бабушкой теперь уже явно было что-то не так, я полезла посмотреть, кто такую незабываемую экскурсию по внутреннему животному миру нам только что на ночь провел. А это оказались «Сказки Зайки».

Зайки.

А зайку, как мы помним… Всё правильно, сожрали первым. Так что, конечно, откуда ему концовку знать.

Дети уже спали сладким почему-то сном. А я всё бродила по дому, недосказанность сводила с ума. И вот времени час ночи. Кухня, полумрак. Взрослая, с виду вменяемая женщина с бокалом вина нервно гуглит детскую сказку. Режиссерскую, так сказать, версию.

…Вы нормально там? Продолжать? Моргните хоть, если да. Потому что я нашла-таки альтернативную концовку.

Добром не кончится

Итак, время час ночи. Кухня, полумрак. Взрослая, с виду вменяемая женщина с бокалом вина, как мы помним, нервно гуглит детскую сказку. «Звери в яме». Сборник Афанасьева. Вдох-выдох. Зажмурилась. Включила.

Тут всё было куда более прозаично – сказка из позапрошлого примерно века, свиньи тогда по Питерам не расхаживали. Тут боров брутально шел в лес желуди есть, что сразу как-то внушало доверие. Тоже по очереди встретил группу навязчивых зверей (волк, лиса и заяц, а вместо белки – медведь), которые, уточнив, куда он, отправились, разумеется, с ним. Почему, нет ну почему-у-у ни у кого никогда не возникает вопрос: «За-чем?» Он боров, он идет жрать желуди, чего вы все с ним претесь опять? Волк, медведь, вам вообще в лесу заняться нечем? Не знаю там, выть, сосать… какие желуди, ну? Столько напрасных сказочных смертей можно было бы избежать.

Ладно, где мы остановились? А, да. Боров оказался более прыгучей скотиной, чем свинья из соседней сказки, яму перепрыгнул (и благополучно ушел домой). А остальные – нет.

В яме всё происходило примерно по той же схеме с песнями, что и загробный Зайка рассказывал: «взяли Зайца, разорвали и съели», «разорвали и съели Волка». «Только Лисица надула Медведя…» На этой фразе я чуть не уронила телефон в бокал и срочно затыкала холодным потным пальцем в паузу. Мой изможденный, теперь воспринимающий всё слишком буквально ум рисовал страшные картины про раздутого медведя, и я просто хотела, чтобы всё это закончилось. Но Лиса его всего лишь обманула, а не все те вот экзекуции с трубочками, которые я себе успела напредставлять. «…Только Лисица надула Медведя: дала ему немного мяса, а остальное припрятала и ест себе потихоньку. Вот Медведь начинает опять голодать и говорит: «Кума, кума, где ты берешь себе еду?»

…Ох, нехорошее какое-то дежавю у меня…

«Экий ты кум. Ты возьми-ка, просунь себе лапу в ребра, зацепись за ребро, так и узнаешь, как есть». «Господи, медведь, не будь свиньей, не делай этого! – трясла я в исступлении телефон и шипела в экран, – ты же сдохнешь, понимаешь, сдох-нешь!»

«Медведь так и сделал. Зацепил себя лапой за ребро, да и околел».

Г-н Афанасьев, если сейчас вы в своем повествовании скажете мне, что без понятия, что там дальше с этой рыжей твариной, которая вторую сказку подряд передо мной всех зверей наизнанку выворачивает, я вас найду и тоже вам что-нибудь промеж чего-нибудь просуну.

Но г-н Афанасьев оказался более добросовестным сказкосочинятелем, нежели дохлый зайка. Сюжет на этом скоропостижно не свернул и даже еще одного персонажа ввел. Лисица к тому времени медведя доела, звери в яме закончились, и начала она, значит, голодать. Над ямой стояло древо, на древе вил себе гнездо дрозд, чтобы в ближайшей перспективе организовать полноценную ячейку общества. Ну жена там, дети, ипотека. О чем зачем-то рассказал лисе. А далее: «Лисица сидела-сидела в яме, все на Дрозда смотрела и говорит ему:

– Дро-о-озд! Накорми меня. Если не накормишь, я твоих детей поем.

Дрозд горевать, Дрозд тосковать, как Лисицу ему накормить».

Метнулся, значит, в село, принес ей курицу (тут у меня тоже вопросики, конечно). «Лисица курицу съела и говорит:

– Дрозд, Дрозд. Ты меня накормил?

– Накормил.

– Напоишь меня?

Дрозд горевать. Дрозд тосковать, как Лисицу напоить».

Дрозд, ты дебил?

Дрозд закопать, а еще лучше дрозд забить и подождать, пока сдохнеть!

Но нет, метнулся в село, принес воды.

«Напилась Лисица и говорит:

– Дрозд-Дрозд, ты меня накормил?»

Да епта! Просто не-е-е отвечай!

«– Накормил.

– Ты меня напоил?

– Напоил.

– Вытащишь меня из ямы?»

Ха-ха, думаю, вот тебе и конец, как он тебя вытащит, он же тупой.

Тупой, но, сска, сообразительный: «Вот начал он палки в яму метать, наметал так, что Лисица выбралась по этим палкам на волю и возле самого древа легла».

Дрозд, ты, конечно, не дрозд. Ты дятел.

«А теперь, – говорит Лисица – рассмеши меня».

«Череп себе расколи и мозжечок пощекочи, – в бессилии стонала я, – отстань ты от него, а?»

Дрозд же тем временем исполнил свои ритуальные горевать-тосковать и уже в село летел. «Сел на ворота к богатому мужику, Лисица легла под воротами. Дрозд и начал кричать: «Бабка-бабка, принеси мне кусок сала, бабка-бабка, принеси мне кусок сала![4]4
  Если кто понимает дроздовий юмор, объясните мне, пожалуйста, я не догнала что-то.


[Закрыть]

Выскочили собаки и разорвали Лисицу».

Трррру-у-унь.

Конец.

…И вот вроде бы сказочный акт случился, но такая долгая прелюдия и такой скорострельный финал. Чувствуется, что автор старался доставить тебе удовольствие, но сидишь какой-то неудовлетворенный. Это как, знаете, смотришь ты фильм, сюжет петляет, переживаешь там за всех, проголодался аж. Сбегал бутер себе сделал, чаю налил, уселся удобненько, предвкушая витиеватую развязку и вкус колбасы на языке, с паузы снимаешь, а там – фигак, выстрел! – и титры. И вроде всё, злодей наказан, но вы сидите с бутером в легком недоумении и дальше по инерции переживаете. Типа: ну подождите, а бабка? А сало? А с кишочками-то, с кишочками что?

* * *

Подытоживая и закольцовывая нашу преступную параллель, должна сознаться, что мы, конечно, не самые образцово-показательные грабители, да и банк нам попался, мягко говоря, непростой. Но одно знаю наверняка: мой напарник по родительству – классный парень. Не зря я его выбрала, чтобы идти на самое важное дело в жизни. Косячит временами, конечно, страшно, но работу свою делает на совесть. Без стремления к какому-то придуманному идеалу, чем грешу я, не по каким-то там правилам (а иногда принципиально вопреки), но непременно от души. Да, ребенок, скорее всего, уйдет гулять двумя полосками спереди, придет, скорее всего, грязный, с дырой на рукаве, а может, и покусанный лошадью (никто, знаете ли, не застрахован), но потом, лет через тридцать, будет с легкой ностальгией вспоминать всё это как лучшие моменты детства. Папа – это такой человек, который не идеальный, но самый лучший. И наш, к счастью, не исключение. Уже хотя бы потому, что у всех в радуге семь цветов, а в нашей где-то между «желает знать» и «где сидит фазан» есть цвет глаз Джуда Лоу в лучах закатного солнца.