Текст книги "Мама у турникета. Счастье материнства на пределе возможностей"

Сами это заварили

Даже когда я, родив два раза и дождавшись теоретически вместеигрательного возраста, доказывала советчикам, что так ни фига не работает (в качестве аргумента приводила очевидные факты и свое не вполне вменяемое лицо), те продолжали настаивать: придет то волшебное время, когда дети будут играть вместе. Надо просто немного подождать.

И они, не поверите, начали. Да, да-а-а! Подловила, помню, тот редкий момент, когда никто не орал, не писал на пол, не щипался и не дрался за собачью игрушку (между собой, разумеется, собака мудро в этом не участвует), просто сидели на коврике, копошились там чего-то, как будто что-то даже вместе строили. И я, значит, по-тихому из комнаты слилась варить тыквенный быстросуп. Небыстросуп не получается потому что, когда оба дома и не выходной. А тут всё выверено. Несколько секунд – достать порезанную тыкву из морозилки, минута – почистить и постругать морковку кривыми ломтями, полминуты – лук, две минуты – почистить и порубить картошку. Десять секунд – закинуть все в мультиварку, залить молоком с водой и ткнуть кнопку.

Вот пока я доставала тыкву – они там счастливо играли. Несколько секунд-то есть. Уже на морковке началось: «Нет, Алиса! Не-е-ет! Плохая, плохая девчушенька! Иди отсюда-а-а!» В районе лука раздался воинственный девочковый визг, потом отчаянный мальчуковый крик, а картошка ознаменовалась «Вот тебе! Вот тебе! Вот! Вот! Вот!» Я довольно четко различаю тональность криков и примерно знаю момент, когда пора бежать всех спасать. Сейчас вроде никто и не рыдал даже, и не молчал – что куда страшнее, чем рыдания. Ну и мне очень надо было успеть суп, потому что знаю: или сейчас, или никогда, ну или в лучшем случае к вечеру. В общем, под шлепанье четырех босых ног по коридору в мою сторону я просто трехочковым швырнула всё в мультиварку и нажала кнопку.

Ха-хааа! УСПЕЛА!

Поворачиваюсь, слегка вспотевшая, но счастливая, к пришлепавшим босоногим и… твою-то мать… Один, весь изгрызенный, с разодранной разукрашкой стоит, вторая что-то среднее между аватаром и властелином колец – синий полурослик.

Значит, выдержки из устной объяснительной сына, по таймингу всё сошлось. Сначала они взяли Тёмину разукрашку с героями из «Суперкрыльев» и улеглись на ковер (блаженные десять секунд тишины). Тёма великодушно выделил Алисе красить трансформершу, сам на соседней страничке красил Джета. Алиса вместо розового взяла синий и черканула по Джету. А Джет, понимаете, принципиально должен быть красным, и вообще, его Тёма красил. Дальше вот «Нет, Алиса, нет, иди отсюда!» – отбирает разукрашку, сразу всю, вместе с оскверненным Джетом и нетронутой трансформершей. У Алисы включается режим женщины-воина, она устрашающе визжит и мертвой хваткой вцепляется зубами в Тёму. Тот орет, но не сдается, выхватывает фломастер и мстит женщине-воину ее же оружием: вероломно замалевывает ей лоб синим.

Я всех отчитала, всех пожалела, оттерла синего полурослика до состояния нежно-голубого, проверила правильность Алисиного прикуса по отпечатку на Тёминой руке. Ни фига не волшебно, короче. Но весело.

Мне вообще иногда кажется, что по одному им игралось бы куда лучше. Первое время (года эдак четыре) Тёме требовался партнер (неприкрыто страдающая в роли всех этих кошечек-собачек-динозавриков я), а потом он вдруг сам начал играть в лего. Вот эти наборы 3 в 1, он их собирал, затем разбирал – так три раза, и всё заново. Целых полчаса подряд ребенок был самозанятый, это ли не чудо.

Но.

Теперь была еще и Алиса, которая, как только Тёма садился что-то собирать, начинала играть в годзиллу. Очень деликатную годзиллу – она аккуратно обшагивала всё разбросанное на полу, балансируя на цыпочках, а потом – херррак! – лапищей прицельно по Тёминой постройке. А дальше у них начиналась совместная активность – бои без правил называется. Параллельно шла беспощадная игра на нервах соседей, прям вот лютый хеви-метал. На моих играть уже было бесполезно, там все струны порваны давно от перенатяжения – тупо залетает в голосник, резонирует там (слушайте, да я по своему внутреннему устройству реально гитара!) и вылетает обратно через усилитель мощным таким хардкором вперемешку с матерными частушками.

И не друг, и не враг, а брат

«Как, кааак научить их дружить?!» – воплем отчаянья до сих пор регулярно сотрясаю я воздух. Безнадежно риторически, впрочем, потому что на этот вопрос мне всё равно никто не ответит.

Но правда, блин. Это всегда так будет, что ли? Есть хотя бы какой-то условный маячок, когда они перестанут всё делить, соперничать, драться и орать? Наступит же когда-то то обещанное волшебное время? Может, зазор, когда у одного очередной кризис закончится, а у второго еще не начнется? Когда кто-то из них повзрослеет? Помудреет? Когда они уже от нас съедут? А? Ааааа?

Знаете, какой диалог у нас самый частый?

– Алиса! Да Алиса-а-а, не трогай мое лего/пазлы/фломастеры/наклейки/что угодно. Отдай, кому говорю. Не ломай! Алиса! АЛИСА! *Бдыщ!*

– А мне не боба!

– *бдыщ!*

– А мне не боба! Бе-бе-бе-е-е!

– *бдыщ!

– АААААААААА! *бдыщ! бдыщ! бдыщ!

– ААААААААААААААААА! Мама, она меня конструктором по голове лупит!

До смешного доходит. Нет, до идиотизма. Какой бы вам пример выбрать из миллиона ежедневных? Ну вот читаем книжки. Тащат, значит, каждый свою – и пошло-поехало:

– Сначала мне!

– Нет, ме-е-е!

– Нет, мне!

– Нет, ме-е-е!

Это может продолжаться до бесконечности. Но обычно до драки. Или пока я не рявкну: «Всё, никаких книг, спать!» – но после этого они оба, как правило, очень некстати наконец объединяются – в одну мощную орущую силу. У Тёмы однажды момент просветления случился: «Я, – говорит, – уступаю. Сегодня Алисе первой читай». Догадываетесь, да, что дальше?

– И я утюпаю, Тёма пеяя!

– Нет, давай Алисе!

– НЕТ, ТЁМА!

Кончилось тем, что эти великодушные засранцы книжки друг другу разодрали и выхватили от меня люлей в качестве поощрения.

А еще у нас есть любимый бортик – кусок бетона по кромочке пруда, четко на пути от детской площадки к дому. Мы этот гребаный бортик теперь дебрями обходим по полчаса. Потому что там у нас борьба за первенство. Тёма залезает на бортик, Алиска по асфальту его обгоняет, залезает перед ним, он спрыгивает и запрыгивает обратно перед ней. Она так ловко не умеет, поэтому врубает беспощадный ультразвук, где на каких-то непостижимых частотах улавливается: «Не-е-ет! Я! Я-я-я пея-я-я!» Тёма ей: «Нет, я первый!» А дальше просто зашкал по децибелам, физически чувствую, как у меня барабанные перепонки в такт нервам вибрируют. Это что, блин, Олимпиада? Или там «Майбахи» раздают на бортиковом финише? КАКАЯ, ХРЕН, РАЗНИЦА, КТО ПЕЯЯ?!

Мне кажется, Тёма однажды, лет через двадцать, соберет нас за большим круглым столом, торжественно объявит «Мам, пап, я женюсь!» А Алиска грудью по столу с размаху распластается, ударит по нему кулаками в отчаянии и: «Не-е-ет! Я! Я-я-я пея-я-я!»

Я всё пробовала: угрозы, наказания, поощрения, лишения, беседы, взывания к совести, давление на жалость, поревела даже пару раз для верности. Песню про котопса тошнотным голосом петь придумала, когда склока. Ну, типа, они как кошка с собакой – Тёму раздражало очень это «котопе-е-ес, котопе-е-ео-о-ос» в моем исполнении, надеялась, прекратит сестру донимать. Но ее так часто петь приходилось, что меня саму выбешивать начало. Короче, без толку, всё равно по кругу – один троллит, второй вопит, тут же меняются ролями и снова. Вообще без антрактов целый день.

Игнорировать-пусть-сами-разбираются тоже, естественно, пробовала. Но это как пытаться игнорировать смесь шума перфоратора, долбящего стену, звука пенопласта по стеклу, вой сирены и пьяную бабу, которая мерзким голосом в микрофон от караоке в ухо тебе мимо нот орет: «И тААААААм шальная императриица, в объятьях юююных кавалэээров забывает обо всем». У меня к вечеру глаза лопались от этого долбаного долби серраунда.

И беруши не советуйте. Вы ржёте, а я пробовала. Серьезно, просто затыкала уши берушами, когда совсем край, чтоб хоть как-то уровень шума, впивающегося в мозг, погасить. Фигня – оронепроницаемость так себе, зато есть шанс пропустить момент, когда они там убивать друг друга начнут за право первому через лупу рассмотреть собачий зад.

Поражаюсь нашим соседям – как они на нас до сих пор полицию, опеку, психушку и службу по отлову диких животных не натравили. Святые люди просто. Или глухие.

Деление без остатка

Справедливости ради скажу, что поначалу-то всё шло неплохо. Через пару дней после того как мы принесли Алиску из роддома, Тёма подошел ко мне и очень проникновенно и обстоятельно сказал: «Мам, а Алиса хорошая… Давай ее оставим?» То есть он изначально полагал, что есть опция сдать ее обратно, наивный мой мальчик. Потом он заботливо надевал ей носочки на крошечные ножки, украдкой целовал носик и гордился тем, что он теперь старший брат. Ничто не предвещало, короче, что эти крошечные ножки скоро будут безжалостно его лупить за то, что у него что-то, точно такое же, лучше, чем у нее, а в нацелованный носик станет регулярно прилетать кулаком.

Сейчас у них идет какой-то вечный беспощадный раздел имущества. Будто они не брат и сестра (которые, блин же, должны быть дружными и с кучей общих интересов благодаря небольшой разнице в возрасте), а в браке прожили тридцать лет, оба накосячили, скандально развелись и теперь с боем делят нажитое. А я судья, ни за что ни про что.

Однажды они на полном серьезе сравнивали, у кого банан длиннее. Это безо всяких там подтекстов (с подтекстами у Тёмы так-то явное преимущество) – оторвали по банану от связки и в поисках повода для драки вымеряли, у кого длиннее. Бананы оказались предательски равны, и я до сих пор им за это благодарна. Но драка всё равно состоялась.

Младшая еще особенно коварный враг, потому что, хоть пока и маленькая, но женщину в ней никто не отменял. Помню, чистила им яблоко – одинаково чистила одно и то же яблоко, делила на две одинаковые половины с намерением одновременно им половины эти выдать. Дети стояли, махали друг на друга руками, Тёма Алиску еще и задирал, мол, вон та – моя половина, Алиска мотала головой, тыкала пальцем в ту же половину и через нос выдавала очень грозный звук (какая, какая вам разница, они одинаковые, я их даже чистила обе по часовой стрелке!). Младшая вся из себя злится, а тут еще в какой-то момент поняла, что безнадежно проигрывает старшему, потому что говорить пока не умеет и руки у нее короче. Пореветь бы, но вроде и не особо обижают. Казалось бы, всё, битва проиграна, смирись и соглашайся на вторую половину яблока, которая по-любому хуже точно такой же первой.

И что делает Алиса?

Резко кусает себя же за руку, очень эффектно, с подвыпедвертом, падает на пол и начинает рыдать. Женщина всё-таки самый опасный враг, потому что абсолютно непредсказуема. Настолько непредсказуема, что мы и сами в принципе не знаем, чего от себя ожидать. Вот и Тёма ничего не понял, но поступил, считаю, как настоящий мужик: связываться не стал, поднял, обнял и отдал ей свою половину, которая лучшая из двух одинаковых.

Но это Алиска еще маленькая была, только вышла из возраста, когда ей дела нет, чего там у Тёмы, и не надо за это воевать. А Тёма еще не в полной мере оценил, насколько она, блин, конкурентоспособна, поэтому был довольно снисходителен.

Свела счеты

Знаете, я раньше удивлялась, когда видела одинаково одетых детей, у которых явно есть разница в возрасте. По мне, они выглядели странно – как близнецы, растянутые во времени. Обычные близнецы еще понимаю: когда у тебя два одинаковых человека, оно само просится в одинаковое их наряжать – из генетически заложенной в нас любви к сервизам хотя бы. В целом же я все равно считала их родителей людьми без фантазии.

Но потом я поняла.

Я всё поняла.

Это не фантазии у родителей нет, это способ выживания такой.

Когда Алиса доросла до того возраста, что стала способна отнимать и присваивать, я осознала, что отныне и вовеки веков обречена покупать каждой твари по паре. Неважно чего – всего должно быть по два и одинакового. Это аксиома. Нет, правило. Нет, закон! Иначе ждите возмездия, материнские нервные клетки. Как-то даже кассир в «Ашане», пробивая целую ленту всякой парной дребедени, от гуаши до бубликов, на двух банках консервированных персиков не выдержала и спросила: «А у нас акция сегодня какая-то? 1+1?» У вас – нет, а у меня она теперь пожизненно, похоже, сама себе ее устроила несколько лет назад, теперь вот расплачиваюсь.

Я однажды купила им по круассану. Вкусному большому круассану с шоколадом внутри. Домой приехала, достаю – один как был круассаном, так им и остался, а второй почему-то решил сделаться шоколадной лепешкой. Пока везла, где-то по неосторожности, видимо, *опой на него присела, поэтому он и претерпел такие необратимые изменения.

Дети спиной ко мне были, мультик смотрели и не видели, как я, достав из сумки угощение, обрисовала губами не самое приличное слово. И вот стою я позади них, гляжу, озадаченная, то на круассан в правой руке, то на лепешку в левой, то на два русых затылка. Перед глазами пронеслась если не вся жизнь, то ближайшие пять-семь минут точно. Вот я говорю: «Ребятушки, а смотрите, что у меня для вас есть!» Они оборачиваются, воодушевленные, я даю Алиске круассан, а Тёме помятый. Тёма шустро проводит сравнительный анализ на степень одинаковости и сильно возмущенно резюмирует: «Э-э-эй, а чо-о-о это ей нормальный, а мне такой? Алиса, дай сюда!» Алиса: «Нет, мне мама такой дАла!» – «Ма-а-ам, а почему ей норма-а-альный, а мне расплющенный? Алиса, отдай!» – «НетЪ!» И далее – клубок этот из дерущихся детей, летающих круассанов, перемазанного шоколадом дивана и матерящейся матери.

Что интересно, если поменять местами лепешку и круассан в этой истории и выдать им наоборот, результат не изменится. Поэтому что я делаю? Правильно, сажусь *опой на второй круассан. И счастливые дети на радость смекалистой матери получают две одинаковые лепешки с шоколадом.

Погода в доме

Правильно говорят, что со вторым легче, но с двумя сложнее. После рождения младшей я начала подозревать, что материнство происходит от слова мат, а у «исчадье» и «чадо» корень все же, думается, один.

Пыталась тут поговорить с мамой по телефону, но никак не получалось, потому что по квартире туда-сюда носился Тёма, надев на голову коробку из-под игрушек (все игрушки предварительно вывалив горой на пол, естественно), громко смеялся и кричал: «А-А-А-а-А-А-А-а-а-а нет, Алиса-а-а, не-е-еттт!» Следом за ним носилась Алиска, выставив руки вперед, и пронзительно визжала, потому что никак не получалось его догнать и ущипнуть. Ей тоже очень надо было головой в коробку, но ее не пускали. Я уже бросила все попытки их усмирить и сначала просто курсировала по квартире, максимально дистанцируясь от шума, но этот орущий паровоз курсировал за мной. Я ускорилась, оторвалась на пару шагов и умело сошла с рельс прицельно в ванную. Заперлась и выдохнула.

Тут было гораздо тише, но поговорить так и не удалось, потому что когда я перевела взгляд вниз, разразилась неприличным хохотом – из-под тумбы торчал и не палился собачий нос. То есть понимаете, да? Пес тоже тут пережидал, но догадался слиться куда быстрее меня. У меня было ощущение, что я, спасаясь от торнадо, в подвале заперлась и там встретила старого друга, который, спасаясь от того же торнадо, выбрал тот же подвал. Кажется, теперь мы были в безопасности, но недолго. Торнадо, два раза вхолостую промчавшись мимо, вычислил, блин, нашу геолокацию и сначала отрубил нам свет, потом стал долбить в дверь и выламывать ручку, потом щелкать выключателем, потом всё вместе – под те же вопли и визги. Но мы с другом единогласно решили, что лучше свихнемся тут, чем там, и остались в укрытии. После чего торнадий хвост, тот, что башкой не в коробке, исполнил свой коронный: судя по звуку, шлепнулась на пол и горько разрыдалась: «МА-А-а-а-аА-А-АаммммММА-А-А!» Ну чего делать, пришлось класть трубку и вылезать из подвала прямо в эпицентр. Друг меня в беде не бросил, поплелся за мной.

И вот не говорите мне, что я бесхребетная мать, не могу приструнить детей. Обладай вы хоть моржовой хребтиной (у моржа ведь не единственный выдающийся орган, которым можно образно выражаться?), вы бы тоже в итоге в укрытии сидели, поверьте мне. Пес у меня вон терьер, охотничий типа, с зубищами и грозный – и тот тихонечко затаился и надеялся, что его под тумбочкой не найдут.

Недавно у меня, кстати, появилась еще одна статья расходов моих нервов. Прям знаете, как будто я в какую-то нервотрепательную ипотеку вляпалась – ровно в тот момент, когда мы Тёме велик подарили, а Алисе – нет. Теперь у нас Алискино «Нет! Я! Я ПЕЯ-Я-Я-я-я-я-а-а!» вышло на качественно новый уровень, потому что Тёма на велосипеде педали крутит быстрее, чем она ногой на самокате гребет. Не обгонять ее не получается, как ни крути, – в прямом и переносном смысле. Тёма пробовал медленнее крутить, чтоб она не вопила, но он тогда падает. Зато я на звоночке сэкономила. Алиску за версту слышно, все врассыпную бросаются, когда она едет со своей включенной сиреной.

Я теперь могу взводом командовать, серьезно. У нас всё катание проходит под мои громогласные вопли с нотками истерики: «Стоять! СТОЯТТТЬ СКАЗЗЗАЛА! Дорога! Тёма, руки на тормоза! Алиса, ногу на тормоз! Тормози, тормози, говорю! Алиса, ну не тормози! Ну в смысле, наоборот, тормози! Да что ж ты за тормоз!» И уроки труда ещё могу вести – табуретки колотить не умею, зато матерюсь изысканнее любого трудовика, когда в очередной раз себе по костяшкам самокатом своим же бью, потому что надо опять срочно с него прыгать и кого-то ловить-тормозить-догонять-тащить.

Заканчивается прогулка традиционным праздничным фейерверком из моих слюней, которыми я брызгаю, шипя: «Всё, всё-ё-ёо-о-о, блин! Чтоб я еще хоть раз с вами! С папой катайтесь на чем хотите в выходные, а со мной только пешком! Хватит! Продам всё на фиг!» – и пятнами нервными живописно покрываюсь.

Совсем допекли

Аааа вашу мааать! Аааа! Ааааа! АААААААА!!

Скажите, ну скажите же, вот те картинки, где дети с мамой в поварских колпачках и одинаковых фартучках раскатывают тесто, не залезая мукой за краешки куска бумаги для выпечки, на стерильной, итить, кухне. И радостные такие, улыбаются, мама вообще, в экстазе запрокинув голову, ржёт! Это же постановочное всё, да? Это ж не взаправду?!

Мы готовили штрудель. Потому что мне нужно было утром что-то наобещать старшему, когда он вопил и отчаянно не шел в сад: что мы будем делать, когда он «сейчас вот сходит в садик, вечером вернется и-и-и…». Я из последних сил держала себя в руках, мозг не соображал и почему-то выдал «штрудель». Хрен его знает, почему штрудель, слово прикольное.

Вообще я всегда представляла себя такой, очень деятельной, задорной мамой, с которой весело и интересно. Ну знаете, которая сама придумывает всякие активности, печет с детьми печеньки в форме зайчиков и неистово фигачит поделки в сад, нисколько при этом не матерясь. Заранее, а не под утро, когда сдавать, а у тебя ни шишек, ни, мать их, листиков. Но я себе всё это представляла до того, как родила. И задо-о-олго до того, как те, кого я родила, стали идти в рукопашку из-за всего, что не делится на два. Впрочем, и из-за того, что запросто делится, тоже.

Но вернемся к штруделю. Сначала они делили стул, хотя стула два, абсолютно одинаковых, с одной полки в «Икее» забирала. Орал один, потом вторая, потом оба. Потом они дрались за скалку, потом они дрались скалкой. Потом они съели 2/3 начинки, пока шлепали ее на тесто, потом мы скрутили остатки в наикривейший рулет, потом Алиса тыкала его пальцами. Почему у тех, с картинки, пирожки можно смело в рубрику «Рай перфекциониста»? Почему у нас получилась кривая жирная гусеница в дырах? Что я делаю не так?!

А потом Алиса обнаружила, что если извалять руки в муке и хлопнуть в ладоши, появится джин. А Тёма сказал: «Ого! Круто!» И дальше под мои вопли «А-а-а всё, всё-о-о на фиг, идите отсюда-а-а!» у нас летали мучные джины и, ссска, зас*али всю кухню.

А в саду меж тем меня, поди, считают образцово-показательной мамашей. Готовила однажды с детьми пиццу – я тогда даже с тестом заморочилась, – но решила, что больше ни за что. И пицца отвратительная получилась, и я потом неделю винишком отпаивалась. Так у меня рецепт просили, мол, дочка пришла и рассказала, как Тёма с мамой вчера такую пиццу готовил, такую пиццу готовил! А завтра он расскажет, что мы пекли штрудель. И никто не узнает, что тесто покупное, этапы приготовления слышали все соседи в формате «а-а-а не рви ты тесто!», «да хватит тыкать пальцами!», «не плюй яблоки обратно!» и что я опять неделю буду отпаиваться винишком.

А ещё немножко взгрустнулось и подумалось, что я и правда могла бы быть классной мамой, если б не была настолько задолбана…