Текст книги "Мама у турникета. Счастье материнства на пределе возможностей"

Осталась на донышке

Я начала писать эту главу давно. Начинала и бросала. Думала, что мне самой это нужно. Но дальше пары предложений дело не шло – я заливала слезами клавиатуру и понимала: наверное, рано.

Я частично написала ее, когда мы были в Италии. Италия – моя душа, у нас с ней особенные отношения, поэтому там меня немного отпустило, и я уже постфактум собралась рассказать, как и что, советы какие-то более глубокие дать. Но тогда скоропостижно сдох мой ноутбук, забрав с собой всю писанину. И, наверное, к лучшему, потому что отпустило временно. Затихло даже скорее перед тем как бомбануть.

Я попробую еще раз. Не постфактум. Сейчас, в режиме реального времени. Возможно, мне и правда самой это нужно.

Глава будет про депрессию.

Да. У меня она. Ну или я в ней. Не придуманная и не надуманная. К сожалению. Подтвержденная какими-то компьютерными тестами и человеческим психологом. Забавно, правда? Больше половины этой книги про задорное материнство написано из глубин такой эмоциональной *опы – странно, что вас не запачкало.

Я, кажется, даже могу определить момент, когда поняла: что-то сломалось. Мы довольно долго летом жили на даче, и оттуда иногда надо съездить в цивилизацию – в магазинчике что-то докупить, сестру на вокзале встретить. Я всегда очень этого момента ждала – когда меня выпустят на волю, на часок по этим важным делам. Тогда я стряхивала с себя детей, надевала приличную городскую одежду и, оставляя за собой легкий шлейф котлетного аромата, прыгала в тачку и мчала за хлебушком и сестрой. Есть у меня любимый небольшой участок дороги – там всегда мало машин, неплохой асфальт, с одной стороны редкие домики, с другой – поле и дальше лес. Выруливала на нее, как на взлетную полосу, врубала музыку, с воплем «ЙУУУХУУУУУУ» давила тапочку в пол и мчала, мчала, горланя песни во весь голос. Иногда, когда время позволяло, тормозила и просто сидела – либо в машине с открытыми окнами, медленно втягивая запах сена, кислорода и лета, либо на обочине, прислонившись к колесу, созерцала поле, лес, кузнечиков слушала. Такой вот личный кайф, кому-то перезагрузиться помогает шопинг, маникюр и кофе с пироженкой, а мне – методом проб и ошибок – это.

И, знаете, вполне хватало – вот так раз в неделю промчать, поорать, посидеть в тишине. Как будто сжатая пружина делала бцзынннь – и распрямлялась. Возвращалась к своим другим человеком, с сестрой, хлебушком и улыбкой. Но в очередной раз я вроде всё по своей технике релаксации сделала, а перезагрузка не случилась. Приехала ровно такой же задолбанной, как и уезжала. Не бцзынькнула пружина, пережалась, видимо, в какой-то момент и надломилась. Вы скажете, подумаешь, сено и кузнечики штырить перестали, так уж сразу депрессия? Кузнечики не виноваты, понятное дело. Это… не знаю… моя точка отсчета, что ли, когда я утеряла контроль над ситуацией.

С тех пор прошел год. Весь год я плавно увязала в этом болоте, затягивая саму себя тиной. И чем глубже меня засасывало, тем сложнее было тащить себя за шкирку обратно, тем невозможнее становилось объяснить близким, что со мной происходит.

Этой весной я тоже проехала по той своей дачной дороге. Накануне был повод понервничать, расстроиться и обидеться – вдобавок к непроходящему «как всё задолбало». В итоге в полпятого утра я вышла из квартиры, оставив спящих мужа и детей, села в машину и поняла, что мне надо куда-то уехать. А куда, блин, уедешь в полпятого утра, закрыто всё. Я в бардачок полезла, не помню уже зачем, на меня ключи от дачи выпали. Ну, думаю, ок, дача так дача.

Съехала с трассы на свою ту самую «взлетную полосу», по радио что-то мяукало, я о чем-то своем думала молча. Стала подпевать тихонечко, потом всё громче и громче, прибавляя звук на магнитоле, пока у меня колонки из дверей выпрыгивать не начали. Это было вот, знаете, когда ты не просто от души во весь голос орешь песни, пританцовывая головой. Это когда ты орешь, вцепившись в руль, орешь так, как будто кишки пытаешься выплюнуть.

…Песня закончилась, а мне пришлось съехать на обочину, потому что из-за слез не видела дороги.

Слезы, к слову, хорошая штука. Они лучше, чем что бы то ни было, спускают напряжение. Оказывается, даже прием такой есть: если не можешь поплакать, надо мимикой и звуками сымитировать плач (ну, жалкое лицо сделать и вслух так пхы-пхы-пхы-ы-ы). Мне симулировать не приходится, у меня и взаправду хорошо получается, само. Я, кстати, точно помню период, когда копится, ко-о-опится напряжение, нервы, злость даже какая-то. Доходишь до ручки, раз в неделю запираешься в ванной, рыдаешь там минут пять в голосину – и всё, возвращаешься совершенно другим человеком. Но в какой-то момент и это перестает помогать, слезы больше не работают. Они просто тебя сопровождают. Слезный, мать его, эскорт. Везде и независимо от твоего желания. В поликлинике, например, когда вроде ничего такого – по привычной схеме сбегал сто раз вверх-вниз, а тебя не приняли. Я тогда посадила Алиску на стойку регистратуры, сначала хотела поругаться, потом решила нервы не тратить и просто попросить перезаписать на другое число. Глотала-глотала этот слезный ком, вроде отступило, начала было говорить, но уронила лицо Алиске в коленки и разрыдалась. Нас, кстати, после этого все-таки приняли.

Или когда ты, не в силах купировать сотую истерику за день, трамбуешь орущую Алису в коляску, пристегиваешь ремнями и под пристальными взорами достопочтенной публики удаляешься с детской площадки, одной рукой толкая эту орущую конструкцию, второй волоча за шарф негодующего Тёму, который не нагулялся. Я тогда дотащила их до беседки, взяла Алиску на руки и в голос рыдала вместе с ней, прям там, в беседке посреди парка. Прохожие как-то стыдливо косились – им было, очевидно, неудобно за меня, а Тёма с Алиской (которая уже давно успокоилась) по очереди бегали, носили платочки из коляски, вытирали мне слезы песочными руками и просили не плакать.

…Пппхуууууууххх, блиннн…

Не собиралась это всё писать, села вообще-то про психолога вам рассказать. Отдышусь немного и продолжу. Похоже, мне и правда самой это нужно..

Центр внимания

Знаете, у нас не принято испытывать какой бы то ни было душевный дискомфорт, а тем более говорить о нем. Подойди ты в какой-нибудь Америке к родственнику или другу и скажи: «Что-то на душе погано», – тебе, скорее всего, посоветуют обратиться к психологу. Подойди с такой проблемой у нас, тебе, скорее всего, ответят: «Да ну, не придумывай». Не со зла и не потому, что всё равно. Просто – не принято.

В нас, несмотря на присущую широту души, почему-то не заложен алгоритм выслушать, срочно обнять и пожалеть. В нас заложено либо с ходу отвесить исцеляюще-отрезвляющего пенделя, чтобы человек не раскисал, сделав ему, таким образом, еще хуже, либо упорно изображать, что ничего не заметил.

Это всё равно как, знаете, приковылял ты из последних сил к другу и тихонечко провыл:

– Я, кажется, ногу сломал.

– Да ну, не придумывай.

– Ну правда, болит, сил нет терпеть уже.

– Ушибся, наверное, пройдет.

– Да вот же, кость, блин, торчит!

– Где? Это? Да перестань, прилипло что-то..

И ты такой думаешь: «Наверное, и правда я мнительный шибко». И живешь себе дальше, прыгая на одной ноге, через боль делаешь всё, что делал, и пытаешься не обращать внимания. И оно, скорее всего, даже затянется со временем, само как-нибудь. Но срастется криво и будет ныть на погоду всю оставшуюся жизнь.

Я всегда всё варю в себе, сама накладываю шины и сращиваю свои переломы. Не потому, что больше некому – мне в жизни очень повезло, я окружена близкими людьми, которым до меня есть дело. Просто так всегда было легче – оно быстрее отболевало, когда внутри, когда плотно крышечкой закрыто и не выплескивается ни на кого. И плакать на публику раньше не умела, очень стойко этот процесс контролировала.

Я хотела как-то по-быстрому: чтобы мне выдали волшебную пилюлю по рецепту – и я резко перестала сводить с ума себя и окружающих. Но рецепты на волшебные пилюли выдает психиатр, а к психиатру вот так сразу – совсем страшно, слишком серьезно, что ли. В вялотекущем режиме присматривала психолога, но боялась вляпаться в эту психологическую ипотеку у недобросовестного банка: думала, сейчас внесу первый взнос и потом мне на каждом сеансе будут новые несуществующие метры к моей депрессивной жилплощади пририсовывать, а я буду бесконечно ходить за них платить. Ну и что я, в конце концов, псих какой-нибудь, что ли, сама справлюсь, напридумывала тут зачем-то.

Но в какой-то момент меня наконец накрыло окончательно, я просто сдалась, просто поняла, что мне нужна помощь, сама я уже не вывезу. Принялась гуглить, размазывая сопли по лицу, – решила, что сейчас возьму и пойду на кушетку к первой попавшейся тетеньке, которая вывалится на меня по запросу «психологическая помощь молодым мамам».

Но первой на меня вывалилась не тетенька, а сразу целый центр – городская служба психологической помощи. Одновременно насторожило и подкупило, что это бесплатно. Насторожило – ну потому что в нашей стране и бесплатно. А подкупило, потому что «хуже точно не будет, хотя бы лишнего не впаяют, потому что им выгоды никакой». Ничего вроде не теряю.

Нашла номер, набрала.

– Служба психологической помощи населению, здравствуйте.

Я бросила трубку.

Это почему-то вдруг оказалось так трудно – перешагнуть вот здесь.

Посидела, набрала еще раз.

– Служба психологической помощи населению, здравствуйте.

– Здравствуйте… я бы… хотела на прием..

– Да, конечно. К кому-то конкретно?

– Нет. У вас вроде… программа есть… на сайте видела… помощь молодой маме… или как-то так…

– Расскажите вкратце, что вас беспокоит.

– Да… Ммм…

– Просто устали?

– Просто устала.

– Да, у нас есть такая программа, позвоните, пожалуйста, по такому-то номеру, там отличный перинатальный психолог, работает и с мамами тоже.

Услышав от меня в ответ тишину, оператор как-то очень вкрадчиво добавила: «Позвоните, пожалуйста. Вам помогут».

Я еще с полминуты молчала в трубку: очень хотела сказать спасибо этой доброй тетушке, попрощаться вежливо, но не могла из-за душивших слез. Так и повесила трубку. Посмотрела на бумажку, где записала номер, – он весь расплылся мокрыми звездочками…

Чувство такое было… ммм… не жалость к себе, не страх, не стыд… даже не знаю… Беспомощность! Вот! Чувство полнейшей беспомощности. Как будто ты упал в лужу, ерзал-ерзал там в жиже, пытаясь встать, и настолько вымотался и отчаялся, что начал цепляться за подолы прохожих.

Мне до последнего не хотелось идти. А когда все-таки пошла, до последнего хотелось сбежать. Именно из-за этого чувства беспомощности. И в голове всё время крутилось: «Что я здесь делаю? Как я до этого докатилась?»

Добро пожаловаться

В приемной предсказуемо стоял аквариум с рыбами – их всегда почему-то ставят там, куда человек приходит нервничать, в стоматологических клиниках, например. Я села на диванчик с торца аквариума, рыбины сразу в мою сторону подались, зависли на одном месте все три, плавничками плюм-плюм, плюм-плюм – кажется, даже в их этих неприятненьких глазах без ресниц читалось: «Да-а-а… Ну ты, мать, дае-е-ешь». Опять нестерпимо захотелось бежать, осталась лишь потому, что было интересно, как это вообще. Похоже ли на то, что в кино показывают, есть ли кушеточка или кресла удобные, стоит ли коробка с носовыми платочками.

…За мной пришла молодая приятная женщина, пригласила в кабинет. В каком-то смысле она была у меня первая, лишала, так сказать, психолого-консультационной девственности. Я очень хотела не облажаться и по возможности получить какое-никакое удовольствие, поэтому вместо прелюдии честно сказала, что никогда раньше этим не занималась и спросила, как это в принципе происходит: мне надо монологом рассказывать о том, что чувствую (или о чем вообще?), или она будет наводящие вопросы задавать. Она как-то так из-под бровей глазами поднырнула и в мои заглянула: «Просто… пожалуйтесь».

Я отвела взгляд в сторону, усмехнулась, потом на пару секунд подвисла в тишине… и разревелась.

Мне немедленно стало очень неловко, я пыталась пальцами запихать слезы обратно в глаза и всё повторяла: «Сейчас… извините… сейчас– сейчас…»

…Всё-таки это великое умение – слушать. Пусть и не врожденное, а приобретенное в ходе обучения по специальности «психолог». Слушать участливо, не для галочки, не когда ты говоришь, а у собеседника в глазах «так, не забыть бы картохи к ужину купить». Я отчетливо видела, как у «моей первой» в глазах отражается всё, что я говорю, каждое слово. Я почти уверена: приди я пораньше, хотя бы полгода назад, мне бы этого хватило – «просто пожаловаться», чтобы меня просто послушали. Я и теперь надеялась отделаться одной-двумя консультациями – думала, сейчас мне примерно направление укажут, где конец тоннеля, и я дальше по стрелочкам, как в «Икее», сама на свет выйду, стараясь по пути фигни всякой ненужной не нахватать.

…Спустя буквально минут десять с начала нашей встречи и моих неуверенных «жалований» психолог осторожно предложила мне пройти курс психологической реабилитации.

Капец звучит, да?

Я машинально спросила: «Что, всё настолько плохо?» Ну потому что я очень живо представила, как брожу по внутреннему дворику в пижаме и домашних тапочках, смотрю в одну точку отрешенным взглядом, странненько улыбаюсь, без остановки напевая «три кота, три хвоста, три кота, миу-миу-миу». И пилюльки разноцветные глотаю.

Психологическая реабилитация, как выяснилось, подразумевала совершенно не это, а всего лишь массаж в кресле, обучение техникам релаксации, аутотренинги и тому подобное, но психолог уловила, что как-то не в восторге я от этой идеи. «Ну по крайней мере у вас будет уважительная причина несколько раз одной выйти из дома, на автобусе или на машине проехать, музыку послушать, в окошко посмотреть». Вот же, а! Знает, блин, на какие точки давить! Короче, после этого аргумента я поспешила сдаться.

Но понимаете, в чем засада. Я даже на долбаную психологическую реабилитацию не могу уехать так, чтобы не оповещать об этом примерно всех. В какой-то период было желание говорить о том, что происходит, когда я прямым текстом в колокола трезвонила: «Мне плохо, помогите», но то ли я не так говорила, то ли меня не могли понять так, как я хотела. Теперь же я замоталась в плотный кокон, никого не пускала, сидела там, как мерзкая гусеница, саму себя жрала. Теперь я была отчаянно против, чтобы кто-то вообще знал, что я подалась к психологу, не хотела ни обсуждать, ни рассказывать «Ну что? Ну как?» Хотела по-тихому.

Но как тут по-тихому, когда одного надо успеть в сад, а вторую (она в сад тогда не ходила) куда-то приткнуть, чтоб и муж на работу попал, и чтоб она маму, которая и так еле-еле, ушатать не успела. Врать я не люблю и не умею, поэтому мужу рассказала как есть, а маме, когда по утрам просила ее прийти отпустить мужа и досидеть с Алиской, не говорила, куда поехала. Она с расспросами не лезла, но подозревала почему-то, что я гоняю бить татуировку.

Подытоживая. Кушеток нет, кресла удобные, хоть дырочки пледом кое-где прикрыты, платочки стоят.

Такие дела, мам.

Лучше б татуировка…

Реабилитировалась в ваших глазах

В общем-то, не собиралась я ни на какую реабилитацию – кивнула тогда из вежливости, но сразу решила, что не пойду. Я на тот момент с таким скрежетом брюхом по днищу чертила, что всякие массажики и аутотренинги казались каким-то баловством. Но вот это «хотя бы будет предлог одной из дома выйти, на машине проехать, музыку послушать» не давало мне покоя. Решила: никто ж не заставляет весь курс, сгоняю разок-другой, посмотрю.

Открывая дверь центра психологической помощи, еще раз мысленно посокрушалась: «Боже, как я до этого докатилась?» – и, сделав над собой усилие, вошла. Приветливый охранник, бахилы, раздевалка. Заглянула в приемный кабинет.

– Здравствуйте. Я на 9:00.

– Здравствуйте, вы к кому?

– Я это… ну… – и почти шепотом: – На реабилитацию.

Не, ну надо было таким словом обозвать!

Улыбчивая тетушка попросила подождать в соседней комнате с удобными креслами, сказала, за мной спустятся. Пока ждала, накрутила себе кольцо на пальце до мозоли и всё глотала этот предательский слезный комок, который теперь постоянно сидел в горле. Минут через десять пришел молодой парнишка, пригласил идти за ним, вел меня куда-то длинными светлыми коридорами, застеленными зелеными ковровыми дорожками, я, потупив взгляд, плелась следом и старалась не отставать. Открыл дверь одного из кабинетов, галантно пропустил вперед, коротко поговорили, я заполнила анкетки о том, как ощущаю себя в настоящий момент и вообще. Там почему-то несколько раз в разных интерпретациях встретился вопрос: «Страдаете ли вы запорами?» Я еще полюбопытствовала: «А что, – говорю, – это какой-то явный показатель?» – «Ну да, – отвечает, – психосоматика». Из анкеток вырисовывалась не самая радужная картина моего психоэмоционального состояния, даже несмотря на тот факт, что запорами я не страдала.

Далее мой психолог-реабилитолог (нет, ну вы чувствуете вообще всю мощь этого словосочетания?!) немного рассказал, что к чему и что они предлагают аппаратное лечение. Я с испугу перепутала с препаратным, говорю: «Так вроде ж без таблеток?» – «А я вам таблетки и не дам!» И пригласил меня лечь на стол. «А раздеваться же… не надо?» – замешкалась я. «Нет, только обувь снимите». Он даже как будто немного виноватым выглядел – судя по моим последним вопросам, я-то пришла колесами закинуться и голой на столе поваляться, а он явно не оправдывал моих ожиданий.

В общем. Там такая штуковина – типа массажного стола, только без дырки под лицо, над ним свод с лампочками и что-то вроде магнитолы, куда диск вставлять. Включил мне этот агрегат – лампочки зажглись и потихоньку стали менять цвет, а подо мной, от пяток до макушки и обратно, начал перекатываться какой-то валик. Мой спутник поставил диск с шумом прибоя и криками чаек, укрыл пледом в клеточку, приглушил свет, сказал, что вернется через полчаса, велел отдыхать и ушел.

Ощущения, скажу вам, странные. Физически очень даже приятные, но вот это осознание, что я лежу в психологическом центре на столе, укрытая клетчатым пледом, надо мной разноцветные лампочки, подо мной елозит какая-то штуковина, волны плещутся, чайки орут… Так и правда решишь, что чокнулся, – и привет, психосоматические запоры.

Сначала было немного не по себе, но потом я просто закрыла глаза и отпустила. Странно, но под конец сеанса появилось полное ощущение, что я лежу звездой на волнах где-то у берегов любимой Итальюшки и пялюсь в голубое небо – я часто так делала, когда удавалось сплавать до волнорезов и обратно, и мне было почти так же хорошо. Смысл этой штуковины, как выяснилось, и есть в том, чтобы имитировать морскую волну. Что ж, удалось. Сымитируйте мне еще, пожалуйста, пасту с морепродуктами и бокальчик вина.

Мой проводник, как и обещал, явился сразу после того, как закончилась программа, и повел в небольшую комнатушку «на кислород». Кислородом оказался аппарат, через который прогоняется воздух, дальше было много непонятных слов, что-то там удерживается, и на выходе получается насыщенный кислородом воздух, который легкой струйкой под носом у тебя дует. Если верить моему проводнику в этот новый дивный мир, десять минут на таком аппарате заменяют трехчасовую прогулку по сосновому лесу. Мне б, конечно, лучше три часа в лесу, но где ж я лес возьму, а тем более три часа. Усадил меня на стульчик, опять включил музыку, уточнил пять раз, не громко ли, не тихо ли, удобно ли, – и снова ушел, обещав вернуться точно в срок.

Я сидела, послушно тянула носом эту струйку воздуха, которая заменяет целый сосновый лес, смотрела на оставшиеся грязно-желтые листья, болтавшиеся на дереве за окном на фоне серого неба, и ловила ладонями слезы, которые беззвучно зачем-то капали из глаз. Не знаю, кислород ли виноват, но это гребаное чувство беспомощности будто стало в сто раз сильнее. Я решила, что больше сюда не приду.

Пытают нежные чувства

Следующим утром, однако, я послушно стояла в пробке, слушала музыку и смотрела в окошко, потому что нельзя, находясь в более-менее здравом уме, отказать себе в таком удовольствии. Снова засунула в приемную пол-лица и стыдливо шепнула тетушке: «Пссс, я на реабилитацию».

В этот раз меня повели на массажное кресло. Мой вчерашний реабилитолог заботливо постелил одноразовую простынку и пригласил устраиваться поудобнее. Опять приглушил свет, оставив только красивый сиреневый светильник с пузырьками, пустил музыку фоном, зарядил какую-то массажную программу, показал кнопочку, как выключить, если вдруг что, и удалился.

Это кресло, как я поняла, призвано возвращать вкус к жизни. Потому что когда я в него села, распределила все свои места по специальным нишам и приготовилась к расслабляющему массажу, оно – пээу! пээу! – ка-а-ак сжало мне руки-ноги и давай по хребтине долбить. Я всерьез испугалась, что так в этом кресле и останусь. А если все-таки выберусь – обязательно сегодня заберу Тёму из сада пораньше и куплю Алиске ту игрушку, из-за которой она мне вчера в магазине весь мозг сожрала, а мужу подарю незабываемую ночь любви или хотя бы ужин не про пельмени. Хотела уж даже на кнопочку аварийную жать, но фиг там – не смогла руки выдрать из этих тисков. Пыталась носом, но не дотянулась. Стало страшно и – наконец-то – смешно.

Спустя двадцать заложенных в программу минут эта адская машина заглохла, а в дверях материализовался мой реабилитолог с вопросом: «Ну, как вы себя чувствуете?» Я хотела ответить: «Предельно подавленной», но решила, что тут лучше так не шутить.

На следующем сеансе уже другой молоденький парнишка пытался усадить меня в это кресло, но из меня самопроизвольно заоралось «НЕ-Е-ЕТ!», после чего я деликатно попросилась в соседнее. Вместо музыки он предложил аутотренинг – я согласилась, потому что не знала, что это такое. Включил массаж, зарядил диск, велел по возможности впасть в состояние полусна, слушать и стараться поверить. Приглушил свет, ушел.

В этот раз массаж, к удивлению, был похож на массаж, а не средневековую пытку, зато из колонок женщина странным голосом принялась рассуждать, что с ней не так. Мне даже неловко стало, захотелось как-то ее поддержать, но тут выяснилось, что это типа мой внутренний голос. Думаю, ну ок, глаза закрыла, полууснула как смогла и и изо всех сил постаралась ей поверить.

Если вкратце, то внутренний голос голосом странной тетки сначала рассуждал, что я где-то, возможно, накосячила, где-то себя недолюбила. Далее следовал пассаж про понять, простить и принять. А потом мой внутренний голос, судя по всему, резко подсел на метамфетамин, потому что в какой-то нездоровой эйфории стал рассказывать, как я себя люблю, прощаю, принимаю и вообще. Как будто эта тетка в вальсе закружилась сама с собой под навязчиво-воодушевляющую музыку, что зазвучала фоном, на каждом повороте чуть не на крик срываясь, какая я у себя офигенная.

Но это еще не всё. Оказывается, пока я тут сидела, во мне неустанно распускался «прекрасный цветок любви», довела до моего сведения внутренняя метамфетаминщица. А у меня, понимаете, поллиноз. Аллергия на цветение, а еще воображение хорошее. Поэтому к моменту, когда он окончательно расцвел, я, вместо того чтобы раз и навсегда возлюбить себя, мысленно вся обчихалась и физически зачесалась.

Короче, аутотренинги, похоже, не мое. Хотя, знаете, я тут выкаблучиваюсь, а домой-то приехала – ногти накрасила и маску на лицо наляпала, которая сто лет в тумбочке невостребованная валялась. Вот и думай теперь.

Вообще у них там много всего интересного: какие-то конструкции в приоткрытую дверь видела, пока по коридорам шли, про тибетские чаши слышала, но мне не предлагали. За один сеанс успевают порасслаблять двумя разными способами – у меня это обычно было что-нибудь (чаще всего массажное кресло) + кислород.

На очередном сеансе вместо кресла мне предложили что-то новенькое с умным названием – я, естественно, не поняла, не запомнила, но согласилась. Усадили на стул, датчики какие-то к голове причпокали, как будто надо мной эксперименты проводить собрались. Как в кино. Сейчас, думаю, коротнет что-нибудь – и стану человеком-невидимкой или ножи из пальцев отрастут. Сначала напряглась, а потом решила: ну и ладно, зато как минимум смогу наконец сделать вид «меня тут нет» так, чтоб все поверили, или капустку в суп настругать в пять раз быстрее. Давайте человека-невидимку, короче.

Я не воспроизведу умными словами, о чем эта штуковина. Спросила, но на меня обрушился какой-то информационно-научный хаос про нейроны, связи, альфа– и бета-волны. Я изо всех сил изображала мысль в глазах, потом поняла, что ничего не поняла, и попросила еще раз объяснить – только теперь для гуманитария.

Короче.

Мозг у нас работает на электричестве. Блин, ну хватит ржать, я правда стараюсь как могу. И там, значит, куча каких-то волн, среди которых есть альфа и бета. Первые возникают, когда мы бодрствуем, но максимально расслаблены, вторые – когда «шевелим мозгами», сосредоточены на чем-то, решаем задачи. Ну и вот мне надо было научиться ими управлять.

Как только подсоединили датчики, мои мозги на экране ноутбука стали художественно выписывать синусоиду. Реабилитолог установил планочку и велел попробовать силой мысли до нее дотронуться синусоидой. Когда получится, мне обещали, что аппарат начнет петь. Я думала, Жареда[5]5
  Лето, 30 Seconds To Mars, любименькие. Я знаю, что он Джаред, но мне так больше нравится.


[Закрыть] как минимум забабахает, учитывая, что мой мозг тестим, но аппарат всего лишь пищит в разной тональности.

Сначала я училась повелевать альфа-волнами. Психолог, пытаясь объяснить механизм, опять начал про свои заумные нейроны, потом на меня взглянул: «Ну в общем, – говорит, – надо постараться вообще ни о чем не думать». – «Вы, похоже, просто рождены для этого», – явно читалось продолжение в его глазах, но он деликатно промолчал. «…Суп… погулять… блин, Тёма так в грязной шапке и пошел?!.. в сад к 4… не, к 5… я люблю свою лошадку, причешу ей шерстку гладко… ” – не получалось, короче, у меня ни о чем не думать.

«Тогда попробуйте успокоить свои мысли, подумайте о чем-то приятном», – поступил совет. Это у меня получилось довольно быстро: я просто закрыла глаза и ушла на свою заброшенную лодку в Сильви рассвет встречать (я расскажу вам однажды про Италию и нашу с ней историю любви). Всё время, пока мысленно сидела там, на моем пляже, аппарат непрерывно «пел». Меня похвалили даже.

Обуздать же бета-волны не получалось вообще совсем. Там надо было максимально бодрствовать мозгом, какие-то мыслительные процессы совершать, чтобы довести аппарат до состояния, когда он звуки начинает издавать. Чего я только не делала: и таблицу умножения повторяла, химическую формулу этилового спирта вспомнила, стих про гриб с Тёминого утренника рассказывала, – молчит зараза.

Психолог решил помочь: «Видите, – говорит, – когда мы с вами ведем диалог, график к планке стремится. Подумайте о чем-то поактивнее». Я пыжилась-пыжилась, потом на спинку стула откинулась, думаю: «Пффф, хрень какая-то, хочу кофе и в массажное кресло». И аппарат такой: «ПиИииууУиииууУиииуу», – мне показалось из Жареда что-то, из раннего. «О! Отлично, получилось! Видите? Вот о чем вы сейчас подумали?» – «…Эээ… что это какая-то хрень, – с потрохами сдалась я, – хочу кофе и в массажное кресло». Он посмеялся, говорит: «Ну, суть вы уловили, кофе не обещаю, а на кресло пойдемте провожу».