Текст книги "Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война"

Согласно Эмилю Пайну и Аркадию Попову (которые, будучи членами аналитического центра в президентском аппарате, находились в стороне от кругов, принимавших реальные решения, но по-прежнему благодаря своему положению могли быть до некоторой степени в курсе происходящего),

«относительные успехи вооруженных формирований Лабазанова и Гантамирова (включая захват последними грозненского аэропорта на непродолжительное время в начале октября и предъявление ими ультиматума Дудаеву) создали ложное впечатление слабости Дудаева, а следовательно, и возможности его смещения вооруженной оппозицией. Тем временем главный политический недруг Ельцина на тот момент, бывший спикер российского парламента Руслан Хасбулатов активно формировал собственные отряды. Незадолго до этого Хасбулатов вернулся в Чечню и предложил свои услуги в качестве объединяющей силы для внутренней оппозиции. Он был единственным лидером в Чечне, кто по популярности в народе не уступал Дудаеву. Возможно, именно усиление позиций Хасбулатова заставило Кремль существенно усилить позиции Автурханова (а также Хаджиева[55]55
  Саламбек Хаджиев – директор Грозненского НИИ нефти, был последним министром нефтехимической промышленности СССР и одновременно первым в СССР чеченцем на министерской должности, членом-корреспондентом РАН (с 1991 года).


[Закрыть], который присоединился к нему позже, в начале осени) в оппозиционном альянсе. В любом случае российское руководство стало оказывать ему скрытую военную поддержку, тем самым гарантируя, что лавры ожидаемой будущей военной победы над Дудаевым достанутся не враждебному Хасбулатову или непредсказуемому Гантамирову, а “нашим людям”. Кроме того, в попытке повысить эффективность местных оппозиционных сил российское руководство одобрило выделение для Чечни российских танков и военнослужащих»⁴⁷.

Однажды приняв такое решение, российская администрация металась от одного неумелого подхода к другому, последовательно оказываясь втянутой в конфликт всё глубже и глубже. В этом не было чего-то особенно мистического или специфического для России: множество аналогичных примеров существует в истории других империй и великих держав. Состоявшаяся при российской поддержке и осуществленная оппозицией атака на Грозный 26 ноября особенно напоминает операцию в заливе Свиней или, если взять аналогию с Британской империей, рейд Джеймсона в 1896 году, направленный на то, чтобы развязать мятеж внутри Трансвааля и свергнуть его непокорное правительство[56]56
  Операция в заливе Свиней (Кочинос) – высадка войск США на южное побережье Кубы в апреле 1961 года с целью свержения правительства Фиделя Кастро, в ходе которой американцы потеряли 114 человек убитыми и 1202 пленными. На заседании ООН агрессию США против Кубы осудили представители 40 стран. Инцидент в заливе Свиней непосредственно предшествовал Карибскому кризису 1962 года. Рейд родезийских и бечуаналендских полицейских формирований под руководством британского колониального чиновника Линдера Джеймсона 29 декабря 1895 – 2 января 1896 года на Трансваальскую Республику кончился тем, что его участники были захвачены в плен и преданы суду. Эти события стали прологом ко второй Англо-бурской войне.


[Закрыть].

Реализация российских планов осложнилась, когда в августе 1994 года в Чечню вернулся Руслан Хасбулатов, чтобы, по его словам, сформировать «миротворческую группу» для разоружения как дудаевских сил, так и оппозиции, но на самом деле – для дальнейшей капитализации своей огромной популярности в Чечне (благодаря брошенному им открытому вызову Ельцину осенью 1993 года), чтобы самому перехватить власть у Дудаева. Хасбулатов объявил, что у него есть миротворческий план, «который уже сработал в Европе и Азии», и что он «является другом каждого, кто хочет сохранить человеческие жизни в Чечне». Его сторонники затеяли большую игру вокруг его былого престижа: «всемирно известный экономист и бывший лидер одной из трех мировых сверхдержав» – так его представляли в городе Урус-Мартане.

Однако, нуждаясь в местных вооруженных силах, Хасбулатов сформировал альянс с Лабазановым, относительно которого он явно несколько смущался. В конце августа Хасбулатов очень изворотливо сказал мне: «Я тоже думаю, что Лабазанов – настоящий бандит, но что я могу поделать? Миротворческой группе приходится говорить с каждым – и с Ганди, и с бандитами. Не думаю, что кто-то обвинит меня в том, что я разговариваю с бандитом и прошу его не стрелять». После этого, 5 сентября, Дудаев выдавил Лабазанова с его базы в Аргуне, к востоку от Грозного, и затем Лабазанов и оставшиеся у него люди нашли прибежище в родном селе Хасбулатова Толстом-Юрте, которому сейчас возвращено его первоначальное чеченское название Девкар-Эвла. Это проявление способности Дудаева к сопротивлению, похоже, заставило российскую сторону увеличить военную поддержку Временному совету.

Понятно, что в свете предшествующей вражды Хасбулатова с Ельциным российская администрация пыталась маргинализировать Хасбулатова и создать Временный совет без него. По информации Марии Эйсмонт, заместитель министра по делам национальностей Александр Котенков послал Хасбулатову телеграмму, где говорилось, что его присутствие «лишь угрожает российским попыткам помочь чеченской оппозиции». Пайн и Попов, как следует из процитированного выше текста, предполагают, что, возможно, вся российская стратегия в начале осени 1994 года ускорилась для того, чтобы упредить успех Хасбулатова – катастрофическим для России образом, поскольку единственным эффективным шансом для жизнеспособности этой стратегии была ее реализация достаточно медленным темпом, так, чтобы российское участие в процессе формирования оппозиции не было совершенно очевидным.

Если главным смыслом этой стратегии было избавиться от Дудаева, то оттеснение Хасбулатова на обочину, вероятно, в любом случае было ошибкой. В то время престиж Хасбулатова среди обычных чеченцев был гораздо больше, чем престиж Временного совета, поскольку его члены рассматривались большинством чеченцев как российские марионетки, а Хасбулатов не имел такой репутации – или же имел, но не в такой степени.

14 сентября Временный совет назначил Гантамирова командующим своих вооруженных сил – это был результат политической сделки, посредником в которой, как сообщалось, выступала Москва. Вскоре после этого Автурханов отправился в Москву на переговоры. 3 октября российские боевые вертолеты начали действовать в поддержку чеченских оппозиционных сил. Вооруженные столкновения между оппозицией и дудаевскими силами нарастали.

К этому периоду относится первое широкое публичное упоминание полковника Аслана Масхадова в качестве руководителя штаба чеченских правительственных сил. Советский артиллерийский полковник, служивший в Афганистане, Масхадов испытал отвращение к попытке военного вторжения в Литву в январе 1991 года, свидетелем которого он был, и фактически ушел из российской армии, вернувшись в Чечню, чтобы организовать местные силы против угрозы российского вмешательства. Кроме того, в это же время окончательно поддержать правительство Дудаева решил Шамиль Басаев⁴⁸.

15-16 октября силы, подконтрольные Лабазанову и Гантамирову, начали атаку на Грозный, явно не удосужившись скоординировать ее с Временным советом и Россией, что продемонстрировало крайнюю разобщенность оппозиции. Автурханов в этот момент открыто называл Лабазанова бандитом⁴⁹. Они были разбиты, а Дудаев вслед за своей победой предпринял ряд безуспешных нападений на укрепления оппозиции в Толстом-Юрте (27 октября), Урус-Мартане и Надтеречном районе. Во время этих сражений российские войска явно не были вовлечены напрямую, хотя присутствовали российские военные «советники». Несмотря на множество шума и ярости, за исключением предшествующей атаки Дудаева на людей Лабазанова в Аргуне, ни одно из этих нападений не было доведено до конца. Это привело к тому, что российская разведка и западные журналисты недооценили боевые способности сепаратистских сил.

К ноябрю российская администрация, похоже, была намерена избавиться от Дудаева как можно скорее. 11 ноября Шахрай заявил, что российское правительство будет вести переговоры с Грозным только после отставки Дудаева. Имея это в виду и признавая влияние Хасбулатова, Кремль, очевидно, отвел ему ограниченную роль, и Хасбулатов теперь стал взаимодействовать с Временным советом.

26 ноября оппозиция, включая Лабазанова и Гантамирова, вновь попыталась захватить Грозный, на сей раз при помощи 47 российских танков и БТРов, укомплектованных российскими солдатами-добровольцами. Как сказал потом попавший в плен российский рядовой Андрей Часов, с которым я общался на чеченской стороне спустя пять дней, их завербовала ФСК из подразделений российской армии, главным образом из Кантемировской танковой и Таманской мотострелковой гвардейских дивизий, расквартированных под Москвой, пообещав за их услуги по 6 млн рублей (1500 долларов). «Они ничего не сообщили нам о нашей задаче – только то, что мы отправляемся в Чечню сражаться с бандитами и защищать мирное население, – сказал рядовой Часов. – Они сказали, что всё остальное было секретной информацией. Мы не знали наших офицеров. Нам не дали никаких карт, и как только начался бой, наши чеченские проводники убежали, так что мы заблудились». Кстати, рядовой Часов был не видавшим виды профессионалом, а 20-летним призывником, худым, сбитым с толку и явно запуганным.

Эта вербовочная операция произошла при попустительстве генерала Грачева, но без информирования об этом командиров упомянутых дивизий – во всяком случае, так они утверждали позже, когда дела пошли совсем плохо. 4 декабря генерал-майор Поляков, командующий Кантемировской дивизией, в знак протеста подал в отставку. Согласно данным Марии Эйсмонт, вербовкой российских солдат и организацией группы для атаки на Грозный фактически занимались генерал Котенков, ранее работавший в МВД[57]57
  Не вполне верная информация. В советский период Александр Котенков служил в танковых войсках, его политическая карьера началась в 1990 году, когда он был избран депутатом Верховного совета РСФСР, где сблизился с Сергеем Шахраем и был обязан ему дальнейшей политической карьерой. Однако Ливен прав в том, что Котенков, дослужившийся до генерал-лейтенанта, не имел никакого реального боевого опыта, поскольку во время армейской службы он занимал различные должности в политотделах.


[Закрыть], и полковник ФСК по фамилии Хромченко – иными словами, два человека, не имевших соответствующего опыта либо навыка ни в области танковой войны, ни вообще каких-либо серьезных боевых действий⁵⁰.

Оппозиционным силам не удалось оказать поддержку русским, и это было одной из причин (в числе тех, которые будут рассмотрены в следующих главах) унизительного разгрома и гибели примерно дюжины российских солдат, а еще 19 из них оказались в плену у Дудаева. В глубоко безрассудном, но при этом и крайне характерном порыве истерии Дудаев затем публично пригрозил казнить этих пленных как «наемников».

Вслед за этим угроза была снята, но российское руководство было одновременно унижено и разъярено. На заседании национального Совета безопасности 29 ноября было принято решение о военном вмешательстве. Ельцин издал указ^ХХУ1И (по своей лицемерности напоминавший англо-французскую декларацию в момент Суэцкого кризиса о вторжении в Египет с целью «разделить» воюющих египтян и израильтян) с требованием к правительству Дудаева и оппозиции объявить прекращение огня в течение 48 часов:

«Если в течение установленного срока это требование не будет выполнено, то на территории Чеченской Республики будут использованы все имеющиеся в распоряжении государства силы и средства для прекращения кровопролития, защиты жизни, прав и свобод граждан России, восстановления в Чеченской Республике конституционной законности, правопорядка и мира»[58]58
  Далее Ливен цитирует не указ, а обращение Ельцина, которое было передано по радио и опубликовано 29 ноября 1994 года. Указ президента РФ № 2137 с «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики» был издан 30 ноября, но не был опубликован. В нём говорилось об осуществлении с 6 часов 1 декабря «мероприятий по восстановлению конституционной законности и правопорядка в Чеченской Республике согласно прилагаемому плану». Для этого создавалась специальная группа во главе с Павлом Грачевым, которому были предоставлены «полномочия по координации деятельности федеральных органов исполнительной власти и сил обеспечения безопасности при реализации плана мероприятий по восстановлению конституционной законности и правопорядка в Чеченской Республике, привлечению в случае необходимости к ответственности должностных лиц, участвующих в указанных мероприятиях, вплоть до отстранения их от выполнения служебных обязанностей, а также по использованию средств и ресурсов, направляемых на решение задач по восстановлению конституционной законности и правопорядка в Чеченской Республике». Однако уже 9 декабря Ельцин издает указ № 2166 «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта», где на основании статей Конституции РФ правительству было поручено «использовать все имеющиеся у государства средства для обеспечения государственной безопасности, законности, прав и свобод граждан, охраны общественного порядка, борьбы с преступностью, разоружения всех незаконных вооруженных формирований».


[Закрыть].

Затем 1 декабря российские самолеты сбросили на Грозный тысячи листовок следующего содержания:

«На древней кавказской земле, неотъемлемой части нашего Отечества, льется кровь. Несмотря на все усилия властей и местных старейшин, российские и международные попытки прекратить конфликт не увенчались успехом. Обе стороны вербуют наемников, включая иностранных.

Из-за желания безответственных политиков удовлетворить свои эгоистические амбиции пропадают невинные люди, нарушаются права граждан, люди становятся беженцами…»

В заявлении «обеим сторонам» предоставлялось 48 часов на то, чтобы сложить оружие. В противном случае «силами правопорядка будут предприняты все необходимые меры».

Несколько российских самолетов начали воздушные удары по Грозному, но без четких целей и без результата, за исключением гибели девяти мирных жителей, запугивания чеченцев и начала процесса вливания в сопротивление тех, кто прежде колебался или враждебно относился к Дудаеву⁵². 7 декабря, приняв формулу, которую российское руководство будет использовать на протяжении всей войны вплоть до притворных переговоров в мае 1996 года, Совет безопасности объявил, что не существует конфликта между Россией и Чечней, а есть лишь необходимость справиться с «борьбой за власть со стороны незаконных вооруженных формирований». Вице-премьером, ответственным за Чечню, был назначен Николай Егоров, бывший губернатор Краснодарского края.

Автурханов, обеспокоенный тем, что ввод войск неизбежен, но явно предвидя яростную реакцию чеченцев, заявил 1 декабря, что российские войска следует ввести, но попросил отложить это решение, «чтобы убедить чеченское население, что российские войска не враждебны ему»⁵³. 4 декабря Чечню покинул Хасбулатов, заявив:

«Россия вводит войска, а я, как вы знаете, всегда был против этого. Думаю, что мы можем разрешить конфликт сами. Моя роль стала лишней, роль наблюдателя событий, на которые я больше не могу повлиять. В этих обстоятельствах я вынужден принять очень сложное, но, на мой взгляд, единственное правильное решение – свернуть мою деятельность здесь и вернуться в Москву»⁵⁴.

После переговоров 6 декабря с российским министром обороны Павлом Грачевым и представителями российского парламента Дудаев вернул пленных, захваченных при попытке оппозиции взять Грозный. Но, как бы то ни было, за этим последовало военное вмешательство – 11 декабря 1994 года. Результат этого был катастрофическим как для России, так и для Чечни.

То, как российское государство против своей воли устремилось в эту катастрофу, в значительной степени проистекало из слабости российской центральной власти и внутренних разногласий в ней. Вот что говорили Пайн и Попов:

«Ничто, по нашему мнению, не может быть дальше от истины, чем предположение, что современная российская политика, которая борется за то, чтобы выкарабкаться из прежних институциональных завалов и старинных предрассудков, может в каком-либо виде быть спланированной или реализовываться в заговорщическом духе. Было бы гораздо ближе к истине и куда более продуктивно понимать принятие решений в России в более прозаических терминах теории хаоса»⁵⁵.

Конечно, это совершенно не означает, что внутри российского руководства не может быть заговоров – и несколько заговоров в самом деле имели место в течение 1990-х годов. Но это были именно заговоры одних сегментов администрации против других – а значит, для администрации в целом было бы очень затруднительно разработать секретную кампанию и реализовать ее с энергией, единством и решимостью.

Стратегия российской администрации, которая привела к октябрьскому мятежу 1993 года, иногда рассматривалась как намеренная и хорошо спланированная провокация, достигшая своей цели⁵⁶. Однако даже эта операция, если она шла именно по такому сценарию, содержала многочисленные элементы бессвязности, некомпетентности и действий на скорую руку – как было показано выше, прежде всего из-за нерешительности в войсках, которые фактически были нужны Ельцину для штурма парламента, а также, как сообщают, из-за паники и хаоса в президентском секретариате в критический момент. В действительности единственным успешным заговором, исходившим от российской администрации вплоть до 1997 года, возможно, было соглашение о «залоговых аукционах» осенью 1995 года, которое более подробно будет проанализировано во второй части книги, и последовавшая за ним президентская кампания.

Если говорить о непоследовательности в российской политической деятельности при Ельцине в других сферах, то следует упомянуть три ключевые причины этого. Во-первых, характер самого Ельцина, а в определенные моменты и состояние его здоровья. Может показаться любопытным, что человек, который в должности первого секретаря Свердловского обкома партии имел репутацию эффективного и практичного руководителя, в качестве президента демонстрировал мало склонностей к погружению в детали государственного управления. Как сам Ельцин признавал в своих воспоминаниях, не сталкиваясь с прямыми вызовами, он был склонен расслабляться и отпускать вожжи. Хуже того: он не просто оставлял большую часть политических решений своим подчиненным, но еще и налицо были все признаки того, что он фактически стимулировал их бороться друг с другом, тем самым усиливая свой контроль над властью.

Однако было бы некорректно возлагать всю вину за провалы в принятии решений российским руководством в этот период на одного Ельцина. Вторым очень значимым фактором была приватизация государства – то, благодаря чему отдельные сегменты администрации в результате стали представлять частные или получастные экономические интересы. Конечно же, это в особенности поразительно в случае премьер-министра Виктора Черномырдина, который фактически долгое время действовал не как глава российского правительства, а как представитель «Газпрома» (и в некоторых отношениях нефтяной отрасли) в российском правительстве. Оказав «Газпрому» помощь в уклонении от налогов, Черномырдин обошелся российскому государству в миллиарды долларов упущенных доходов, что внесло огромный вклад в фискальный кризис 1996–1997 годов.

Третьим критически значимым фактором слабости принятия решений для всей администрации, но в особенности для политики в сфере безопасности, было исчезновение коммунистической партии и ее институтов. Ведь, несмотря на то что центральные органы российского государства в 1991 году унаследовали как персональный состав, так и большую часть административного аппарата Советского государства, этот аппарат был институционально обезглавлен роспуском коммунистической партии, а заодно и Политбюро и ЦК. По словам Чарльза Фэрбенкса, «конец коммунистического государства не оставляет после себя, как до сих пор считают многие, нормального государства, то есть государства, пытающегося совершить нормальный переход к демократии. Вместо этого явилось нечто близкое к тому вызову, с которым столкнулся Бог, созидая порядок из того, что было “безвидно и пусто[59]59
  Книга Бытия, 1:2.


[Закрыть]»⁵⁷.

Как утверждал Фэрбенкс (основываясь на предшествующих работах Северина Бялера[60]60
  Северин Бялер (род. 1926) – американский советолог польского происхождения, возглавлял Колумбийский исследовательский университет международных изменений.


[Закрыть]), для Советского государства всегда были характерны определенная «бесформенность», наличие бюрократических клик и фракций, а также склонность к распоряжениям и «телефонным» решениям, то есть решениям персональным и неформальным вместо регулярных, формальных и правовых (нечто подобное имело критическую значимость и на пути к Чеченской войне). Однако Политбюро и ЦК работали, пусть и неэффективно, над тем, чтобы объединить все эти неформальные группировки общими и согласованными стратегиями и решениями. Кроме того, эти стратегии были основаны и базировались как теоретически, так и в значительной степени в реальности на коммунистических доктринах. Они отсеивались сквозь партийный «функциональный код», который имел особое значение во внешней политике и сфере безопасности. Поэтому коллапс коммунистической партии и ее идеологии оставил правительство практически без руля, когда дело доходило до принятия решений о действиях в данных сферах.

По состоянию на 1994 год в области функций по принятию ключевых решений на смену коммунистическим институтам ничего не пришло. У Черномырдина и кабинета министров не было власти ни над МИДом, ни над различными «силовыми» министерствами (обороны, внутренних дел и т. д.), поскольку те докладывали напрямую президенту, но тот также не давал лидерства и им. То же самое было верно в отношении формулирования общей политики в отношении СНГ, или «ближнего зарубежья», как говорят в России. Притязания на российскую гегемонию здесь существовали и по-прежнему существуют, но было бы тщетно искать какую-либо российскую правительственную структуру или конкретное лицо, наделенные властью формулировать подобную политику. Это весьма поразительно, если, например, сравнивать данную ситуацию с высокоцентрализованной проработкой политики Франции в отношении ее африканской «сферы влияния».

В 1994–1996 годах была предпринята попытка превратить национальный Совет безопасности в реальный политический орган в указанных сферах, и в 1995 году некоторое время казалось, что он в самом деле становится некоей новой разновидностью внеконституционного квази-политбюро. Но Совет безопасности был безнадежно дискредитирован катастрофами в Чечне, а его секретарь Олег Лобов и близко не имел знаний, стратегического видения и динамизма, необходимых для подобной роли. В июле 1996 года руководство Советом безопасности было передано Лебедю, а его удаление из власти привело к закату этой структуры. При следующих его руководителях Иване Рыбкине и Борисе Березовском роль Совета безопасности стала очень ограниченной.

Провал Совета безопасности имел особо важное значение, поскольку после этого реальная власть в правительстве оказалась разделенной между Чубайсом, Черномырдиным и фигурами, тайно стоявшими за ними, причем это были люди, которые никогда не работали в сфере безопасности и не имели связи с ней. В равной степени это касалось и самого Ельцина. При жестко структурированной (compartmentalized) советской административной системе политика в военной сфере, в области безопасности и во внешней сфере осуществлялась вполне обособленно от оставшейся части государства, с концентрацией власти наверху, в Политбюро и ЦК КПСС. При советской власти это разделение способствовало успехам военных в деле извлечения огромных непозволительных средств от государства, а коммунистическая внешняя политика ввергала государство в различные дорогостоящие и опасные иностранные авантюры, причем остальная часть аппарата, отчаянно нуждавшаяся в деньгах, не была в состоянии препятствовать этому. Но после 1991 года всё это означало, что самыми влиятельными людьми в государстве, за которыми стояли частные деньги и экономические реалии, стали те, у кого не было опыта, а на деле и интереса к политике в области безопасности⁵⁸.