Текст книги "Карибский кризис глазами российских подводников (пятьдесят пять лет спустя)"

Глава 6
Подготовка индонезийских подводников и передача лодок индонезийским ВМС

Постановка новых задач. Наши и индонезийские подводники понимали друг друга без переводчиков. Докование. Встреча с Иржи Ганзелкой и Мирославом Зикмундом. Гибель торпедиста Миши Кузнецова. Беспокойство и волнение старпомов, утверждённых на курсы (ВСООЛК).

По возвращении лодок в гавань ВМБ Сурабая командир бригады контр-адмирал Анатолий Антонович Рулюк собрал командиров лодок и офицеров штаба. Были заслушаны краткие доклады командиров лодок об итогах боевого похода на позиции Западного Ириана, а также сообщения флагманских специалистов о действиях личного состава в походе. Комбриг отметил наиболее отличившихся в боевом походе подводников (командиров подводных лодок С-292 капитана 2 ранга Григория Таргонина, С-290 капитана 2 ранга Александра Кодеса, флагманского врача майора м / с Альберта Максимова, флагманского механика инженер капитана 2 ранга Николая Руденко). Поблагодарив офицеров за успешное выполнение задач командования в боевом походе к Западному Ириану, комбриг сказал, что окончательную оценку действиям подводников в походе даст главный советник при Посольстве СССР в Индонезии контр-адмирал Григорий Корнеевич Чернобай, а пока следует срочно приступить к написанию отчётов о выполнении задач, поставленных на поход к берегам Западного Ириана.

30 августа из Джакарты в военный городок прибыл контрадмирал Григорий Чернобай. После предварительной беседы его с комбригом состоялась встреча Григория Корнеевича с подводниками непосредственно в Капалу. Заслушав командиров лодок о результатах выполнения задач похода к Ириану, адмирал отметил, что Главным штабом ВМФ действия бригады лодок в целом оценены положительно, и поблагодарил подводников за качественное выполнение поставленных штабом задач. Адмирал рассказал о том, что во всех городах Индонезии день национального праздника 17 августа отмечался особенно широко. Лично он присутствовал на военном параде в этот день в Джакарте. За всю историю Индонезии это, пожалуй, был наиболее величественный и грандиозный праздник в честь национального праздника Дня независимости, сопряжённый с днём воссоединения Ириан Джая со своей прародиной. На параде были задействованы все рода войск, в том числе Военно-воздушные силы Индонезии. К этому времени в Индонезию были поставлены современные самолёты Миг-21. Правда, они ещё не были освоены индонезийскими лётчиками. Не беда! В групповых полётах участвовали советские пилоты, сохранявшие по договоренности радиомолчание! Конечно, это было не обычно, но и опасно. Но наши лётчики и на это пошли, показав в индонезийском небе высший пилотаж. В общем, по всей стране прокатилась эйфория величия военной силы Индонезийской Республики. Ведь именно эта сила оказалась наиболее действенной мерой для давления на голландскую сторону в переговорном процессе по освобождению Ириан Джая.

Третьего сентября комбриг подвёл окончательные итоги выполнения задач боевого похода. В целом, задачи всеми лодками были выполнены с хорошими оценками. Конечно, в каждом походе всегда можно найти замечания по выполнению личным составом отдельных действий (нечёткое выполнение команд, несвоевременное включение приборов или введение в действие соответствующей аппаратуры и т. п.). Эти замечания отмечались в докладах флагманских специалистов. Однако такие недоработки не вели к срыву выполнения поставленных задач командования. Комбриг поблагодарил офицеров за качественное выполнение задач похода и приступил к постановке новых задач на предстоящий период вплоть до 31 декабря 1962 года.

Были поставлены две основные задачи.

1. Подготовка индонезийских экипажей для наших лодок со сдачей в трёхмесячный срок первых двух задач курса Боевой подготовки.

2. Передача подводных лодок индонезийской стороне.

Выполнение первой основной задачи была сопряжена с определёнными трудностями. Они заключались в том, что индонезийские экипажи, которыми следовало заменить наш личный состав шести лодок, в Учебном центре под Владивостоком (на Русском острове) не обучались. Те же индонезийские моряки, которые ранее обучались на Русском острове, в основном, были распределены на лодки индонезийской бригады в период её формирования (1960–1961 гг.). Рядовой и сержантский состав для лодок 54-й обпл набирался с различных надводных военных кораблей и судов гражданского флота Индонезии. Большинство из этих моряков о подводных лодках лишь слышали. Какие уж тут подводники?! Некоторые набирались из береговых частей и, разумеется, русским языком совершенно не владели. Вся же организационная, эксплуатационная и техническая документация на лодке была на русском языке.

Что касается офицерского состава, то здесь дело обстояло несколько лучше. Во-первых, командирами лодок назначались старшие помощники с индонезийских подводных лодок. Это во многом способствовало решению поставленных задач. Эти старпомы ранее обучались в Учебном центре на Русском острове, знали русский язык. В совершенстве владели и английским языком. Остальной офицерский состав набирался с боевых кораблей, а некоторые офицеры назначались на соответствующие должности после окончания военно-морских учебных заведений в основном в Великобритании и Соединенных Штатов Америки. Правда, командование индонезийской ВМБ прислушалось к советам командования нашей бригады, назначив на ответственные должности некоторых офицеров и старшин команд (сержантов), раннее служивших на своих (индонезийских) лодках 613 проекта.

Конечно, ситуация сложилась парадоксальная.

За три месяца следовало советским подводникам, не владеющим индонезийским языком, обучить, подготовить и отработать в объёме двух первых задач Курса боевой подготовки вновь набранные индонезийские экипажи, в большинстве своём не владеющие русским языком. Но не таков наш боевой комбриг, ветеран Великой Отечественной войны. Им найдено верное решение из этой парадоксальной ситуации. Было приказано в срочном порядке задействовать всех преподавательниц русского языка и переводчиков для подготовки на краткосрочных курсах наших минёров, штурманов и механиков по изучению основ общения с личным составом индонезийских экипажей на индонезийском языке. Отдельные группы индонезийских экипажей проходили курсы по изучению отдельных команд и основных терминов по своей специальности на русском языке. И это дало свои результаты. Уже через месяц сержанты хорошо понимали наших старшин, изъясняющихся на русско-индонезийском языке. Дело пошло, и уже к концу второго месяца обучения команды и распоряжения отдавались только на индонезийском языке, все книжки «Боевой номер» и инструкции были переписаны на индонезийский язык.

Принцип подготовки был такой – каждый член нашего экипажа лодки становился ответственным за подготовку соответствующего члена индонезийского экипажа. Например, командир нашей лодки – ответственен за подготовку командира индонезийского экипажа. По свидетельству командира пл С-292 Григория Таргонина, между нашими командирами были распределены курсы обучения по следующим предметам:

– Организация службы на подводной лодке;

– Теория и управление подводной лодкой;

– Устройство подводной лодки и борьба за живучесть;

– Торпедной оружие и вооружение подводных лодок;

– Торпедная стрельба и боевое использование подводных лодок.

Каждый из наших командиров составлял конспект по отдельному предмету, читал индонезийским командирам и старшим помощникам «свой» курс и практически отрабатывал, сколько это возможно, соответствующие элементы курса на практике. Например, Григорий Таргонин обучал и отрабатывал индонезийских командиров и старпомов по курсу «Торпедная стрельба с подводных лодок» [19, с. 294].

Такая методика в подготовке индонезийских командиров лодок дала свои результаты. Единственное, что смущало наших «учителей», это неприятие индонезийцами каких-либо оценок и зачётов по пройденным курсам подготовки. У индонезийцев была своя система определения подготовленности личного состава. Пришлось согласиться с такой методикой. Для контроля всё же проверяли соответствующие записи слушателей в рабочих тетрадях, а также знание основ преподаваемых предметов. Все индонезийские офицеры ответственно подходили к своим обязанностям, дорожили офицерской честью. Служить в ВМС для них считалось весьма престижным.

Для качественной сдачи в последующем подводных лодок индонезийской стороне предстояло в ближайшее время приступить к доковому ремонту, не снижая темпа обучения и отработки экипажей по элементам задачи 1 и боевой подготовки. Уже в середине сентября в док стали лодки С-236 и С-292. Командиры лодок и командование нашей бригады были информированы, что ремонтные работы будут проводиться исключительно силами рабочих судоремонтных предприятий. На экипажи наших лодок возлагались лишь задачи контроля и приёмки доковых работ. Как известно, в советской действительности к доковым ремонтным работам привлекается весь личный состав экипажа (очистка и покраска корпуса ниже ватерлинии, работа в цистернах главного и вспомогательного балласта и т. п.). Освобождённые от этих работ, подводники с удвоенной энергией взялись за выполнение первой основной задачи, связанной с обучением и отработкой индонезийских экипажей. Одновременно с этим наблюдали за ходом и качеством выполнения доковых ремонтных работ. Прибыв на следующее утро в док, подводники с удивлением увидели, что никаких лесов на лодках не установлены, но ремонтные работы уже идут. Вместо лесов на стапелях палуб установлены бамбуковые козлы, а с палуб лодок на растительных тросах спущены беседки, с которых ведутся работы. Вот как описывает Григорий Таргонин то, что он увидел в доке [19, с. 295–296]:

«Такое легкомысленное, по нашим понятиям, отношение к технике безопасности нас смущало, но, тем не менее, никаких несчастий не случилось. С первых дней стоянки в доке появилась очень трогательная бригада рабочих – мальчишек в возрасте от пяти до двенадцати лет во главе с дородным бригадиром явно китайского происхождения. Это был частный подрядчик, бравший работы в цистернах. Наши моряки вскрыли лазы и горловины в цистерны, а бригадир на беседочных узлах спускал своих работяг, которые при свете переносных ламп приступали к работе по очистке внутренних поверхностей цистерн, демонстрируя при этом свои незаурядные музыкальные способности. Они использовали скребки и металлические щётки как ударные инструменты. По доку неслись разнообразные ритмы. Однако, использование детей на столь тяжёлых и вредных работах, коробило наше понимание отношения к детям. Бригадир через определённые промежутки времени устраивал перерыв, вытаскивая из цистерн покрытых ржавой пылью мальчишек. Тяжело было смотреть на их худенькие, почти голые тельца и думать о том, какая же нужда заставляет родителей посылать своих детей на такие работы… Бригада малолеток оставалась у нас до окончания докового ремонта. Они же после очистки цистерн красили их суриком».

На доковый ремонт отводилось две недели, по окончании работ С-236 и С-292 вышли из дока, их место заняли следующие две субмарины. К середине октября все лодки бригады прошли доковые ремонтные работы. Параллельно с этим продолжалось обучение и отработка индонезийских экипажей.

В октябре 1962 г. в Сурабае открылось Генеральное консульство СССР. На открытие прибыл из Джакарты Посол СССР в Индонезии Николай Александрович Михайлов, бывший Первый секретарь ЦК ВЛКСМ (1938–1952 гг.). Посол устроил приём, на который были приглашены командование нашей бригады и командиры подводных лодок, а также консулы стран, имеющих свои представительства в Сурабае.

На следующий день Николай Александрович посетил наш военный городок, побеседовал с офицерами, ознакомился с условиями быта подводников. Выразив свою благодарность за отлично выполненную подводниками задачу в походе к Западному Ириану, Михайлов поинтересовался, в чём мы нуждаемся. Была выражена лишь одна просьба об улучшении доставки почты. Письма в Сурабая шли для нас неизвестно каким путём через полевую почту в Москве по полтора – два месяца. Нашу просьбу Посол принял к сведению, и вскоре этот вопрос был, в основном, решён. Доставка корреспонденции до адресата сократилась до одного месяца, газет – до двух недель.

В конце сентября в военном городке была организована встреча наших подводников с прославленными чехословацкими путешественниками Иржи Ганзелкой и Мирославом Зикмундом. В очередной раз, предприняв путешествие через Евро-Азиатский субконтинент на двух колесных вездеходах завода «Шкода», отважные путешественники совсем недавно побывали на острове Новая Гвинея, посетив восточную её часть «Папуа», находящуюся под протекторатом Австралии, а также западную часть – Западный Ириан (Ириан Джая). Путешествуя сейчас по Яве, они прибыли в Сурабая, и были приглашены на встречу с советскими подводниками.

Конечно, кое-что нам было известно об этих отважных путешественниках и исследователях из средств массовой информации, а также по публикациям в газетах и журналах. Некоторым из нас удалось прочитать книги, написанные И. Ганзелкой и М. Зикмундом. В переводе с чешского языка в 1958 году в Москве была опубликована их книга «Африка грёз и действительности», знакомящая читателей с современной Африкой и её народами. С точки зрения колониальных чиновников Африку изображали в качестве таинственного материка, где в тени тропических лесов среди обезьян, крокодилов и львов живут необразованные дикие народы. Книга же чехословацких путешественников проникнута чувствами уважения и сочувствия к угнетённым народам Африки, к их своеобразной культуре, обычаям и традициям.

В 1961 г. выходит книга «Меж двух океанов», описывающая поездку славных путешественников в автомобиле «Татра» по странам Латинской Америки (Панама, Коста-Рика, Никарагуа, Гондурас, Сальвадор, Гватемала, Мексика). Годом раньше вышла их книга «К охотникам за черепами», в которой они рассказывают о своей поездке на «Татре» по южно-американским странам – Перу и Эквадор. Рискуя жизнью, они отправились к племени индейцев шуар, прозванных «охотниками за черепами». Несколько недель прожили авторы среди шуар в девственных лесах Эквадора. Путешественники были приняты индейцами дружески. Ганзелка и Зикмунд разоблачили лживые расистские утверждения о природной кровожадности исконных хозяев эквадорской земли.

Из-за сенсационных сообщений «очевидцев» и описаний нескольких приключенческих романов в глазах всего мира шуары предстали как самое опасное и кровожадное племя Южной Америки. Авторов этих сообщений шокировал древний шуарский обычай уменьшать человеческие головы, совершенно не вникая в подлинные факты и не выявляя, почему шуары это делают. Приведём выдержки из книги «К охотникам за черепами», свидетельствующие о том, что ни кровожадными, ни бесчеловечными шуары по своей природе не являются.

«Мы прожили среди этих «зверей» несколько недель. И всё, что мы видели своими глазами, убедило нас в том, что шуары – люди ласковые и гостеприимные, как и большинство индейских племён, не испорченных влиянием псевдоцивилизации. Мы сжились с ними, и нам удалось стать не только наблюдателями их повседневной «мирной» жизни, но и проверить ряд известных фактов, связанных с загадочными и таинственными воинскими обрядами. И нам бесчисленное количество раз представлялась возможность убедиться в том, что шуары, если только они не поддаются страху и суевериям, не способны обидеть даже домашнее животное, не могут ударить собаку, не говоря уже о детях» [3, с. 251].

При расставании путешественников овладевали грусть и сожаление, что придётся раз и навсегда проститься с племенем шуаров: «… мы были готовы завидовать этим счастливым людям, казавшимся беззаботными детьми природы, их неограниченной свободе, их независимости от неумолимых законов «цивилизации».

«Вам-то что, вы счастливы, – нашёптывает кто-то внутри нас. – Ведь вас не погоняет бешенный темп современной жизни, вас не преследует страх ни перед безработицей, ни перед перепроизводством, ни перед судебным исполнителем, ни перед полицейскими дубинками. Вы не знаете, что такое стрельба в бастующих, что скрывается за понятием «концентрационные лагеря», «атомная война», «нацизм». Никто и никогда вам не вручит повестку о призыве на военную службу, никогда в вашем лесу не раздастся ни тревожного воя сирен, ни свиста падающих бомб…» [3, с. 265].

И вот в 1959 году И. Ганзелка и М. Зикмунд отправились в новое путешествие по странам Европы, Азии и Океании, рассчитанное на пятилетний срок. Позади пройдено три четверти пути. В настоящее время они на своих вездеходах проезжают Центральную Яву, остановились в Сурабае. Оставив свои машины во дворе Генерального консульства СССР, прибыли к нам в военный городок для встречи с её жителями. Встреча состоялась на зелёной лужайке Капалу. В центре лужайки в плетёных креслах разместились наши гости, справа и слева от них полукругом – наши подводники. После взаимных приветствий слово было предоставлено нашим гостям. Выступал в основном Иржи Ганзелка, довольно хорошо владеющий русским языком. Конечно, в первую очередь моряков интересовали вопросы о Западном Ириане. Каково впечатление путешественников о населении Ириан Джая? Что они собой представляют? Почему голландцы так долго цеплялись за исконно индонезийские территории? Были ли среди населения Западного Ириана выступления против колонизаторов? В чём эти выступления выражались?

Ганзелка отвечал, в том смысле, что как такового сопротивления голландским властям со стороны коренного населения в Западном Ириане они с Зикмундом не наблюдали, а партизанское движение в период индонезийско-голландского конфликта в этом районе было организовано исключительно диверсионно-разведывательными подразделениями индонезийских вооружённых сил. О национальном самосознании можно говорить лишь в отношении народов Индонезии, населяющих Яву, Суматру, Калимантан и другие острова. Однако для папуасов и меланезийцев, как коренных жителей Западного Ириана, проблема национального самосознания как бы не существует. В тропических лесах они себя чувствуют хозяевами, и им нет никакого дела, какому государству принадлежат регионы, в которых они проживают. И это вполне логично, утверждали Ганзелка и Зикмунд, так как коренные племена как восточной, так и западной части острова Новая Гвинея живут по-прежнему в каменном веке.

На вопросы политической оценки событий, связанных с Освобождением Западного Ириана от голландских колонизаторов, наши гости отвечали уклончиво, ссылаясь на тезис о том, что это внутреннее дело Индонезии и президента Сукарно, а оценку этим событиям даст История. В дальнейшем наши друзья-путешественники отвечали на вопросы технического порядка и оснащения их экспедиций. Здесь основным докладчиком выступал Мирослав Зикмунд. Встреча прошла весьма оживлённо, вызвала живейший интерес наших подводников. Пожелав дальнейших успехов в их фактически кругосветном путешествии, в написании и публикации очередных очерков о пройденных путях, мы тепло и дружелюбно расстались.

Несмотря на красоту экзотической Индонезии, нормальные дружеские взаимоотношения советских экипажей с индонезийскими, благожелательное отношение населения Сурабаи к советским морякам-подводникам, многих из нас одолевала своеобразная ностальгия по родным и близким, отеческим местам проживания, прежнему ритму и укладу жизни. Таким образом, многих из нас на практике стала одолевать своеобразная болезнь, переводимая на русский язык, как «тоска по Родине». Однако воинская служба есть священный долг перед Родиной, и с ностальгией по отеческим местам каждому из нас приходилось бороться, притупляя её, и по мере своих способностей старались скрывать её проявления. Во всяком случае, большинство из нас по этому поводу не высказывалось, полагая, что пребывание в чужой стране по времени не безгранично, и в какое-то время мы вновь окажемся в Союзе в кругу своих родных и близких.

В конце сентября командование бригады отдало распоряжение командирам лодок по согласованию с флагманскими специалистами готовить списки подводников – очередников на отправку в Союз. В списки разрешалось включать лишь тех моряков, которые не были задействованы в выполнении программы теоретического обучения и практической подготовки вновь набранных индонезийских экипажей.

Подходит как-то ко мне старший матрос Михаил Кузнецов, исполняющий обязанности командира отделения торпедистов пл С-236, обращается:

– Товарищ капитан-лейтенант, на нашей лодке составляют список первоочередников для отправки на Родину. Прошу Вас, походатайствуйте перед нашим командиром, чтобы и меня включили в список. Без Вашего разрешения меня даже слушать не станут.

– Как же так, Михаил?! Только два месяца тому назад по согласованию с командиром Вашей лодки капитаном 2 ранга Юрием Владимировичем Дворниковым я ходатайствовал перед командиром бригады о назначении тебя командиром отделения вместо убывшего в Союз по причине известной всем старшины 2 статьи Владимира Толмачёва. Подготовлен ты не плохо. Специальность свою знаешь хорошо. Зачёты на самостоятельное выполнение должности командира отделения торпедистов сдал. Тебе мы доверили подготовку индонезийских торпедистов. Уверен, с этой задачей ты справишься, тем более, что с индонезийской стороны никаких претензий к тебе нет. Пойми, «на переправе коней не меняют». Да и после отработки индонезийских экипажей никто нас здесь держать не будет. Нет, Миша, – тут я уже перешёл на фамильярность, – даже если без моего согласования тебя включат в список, я буду против, и меня адмирал Рулюк поддержит.

Я хорошо знал этого парня. Несколько выше среднего роста крепкого спортивного телосложения тёмного блондина. Специальность свою он знал, действительно, неплохо. Звёзд с неба, правда, не хватал, но в своих действиях по специальности был точен, эксплуатационные инструкции по торпедному оружию знал назубок. По своему характеру Кузнецов был спокоен, скромен и отзывчив. Отличался весёлым нравом и общительностью. По отношению к старшим по званию проявлял почтение, в которой не было и тени подобострастия, но просматривалась лишь святая простота и непосредственность. Мне импонировал этот юноша. Среди товарищей он слыл неплохим парикмахером, и многие обращались к нему для приведения своих чёлок в надлежащий воинскому этикету вид. Всего несколько дней назад и я попросил его постричь меня. Стрижкой я был вполне удовлетворён и высказал пожелание вновь стричься у него в следующий раз.

Прошло два дня, как снова ко мне подошёл Михаил:

– Товарищ капитан-лейтенант, отпустите меня…

– Что так? Я, ведь, тебе, Миша, всё объяснил… Не могу я этого сделать, пойми. Командира минно-торпедной боевой части на вашей лодке нет. Бывший командир БЧ-3 старший лейтенант Галактионов еще перед походом к Западному Ириану из-за болезни был срочно отправлен на излечение в Союз. Обязанности командира БЧ-3 фактически выполняет сейчас ваш старпом капитан-лейтенант Рудольф Рыжиков – бывший минёр. Да сам знаешь, вашего торпедиста старшину 2 статьи Володю Толмачёва не так уж давно отправили в Союз из-за известных греховных утех. Так что кроме тебя готовить индонезийских торпедистов первого отсека некому.

– А старшина команды торпедистов главный старшина Мешков?

– Нет, Миша, – перехожу я на отеческий тон, – Виктор Мешков расписан в седьмом отсеке, и ему не сподручно готовить торпедистов и 7 и 1 отсеков одновременно.

– Ну, тогда можно поручить готовить индонезийских торпедистов матросу Владимиру Овчинникову!

– Володя Овчинников хоть и не плохой парень, но на роль командира отделения торпедистов он не подходит, ни по уровню своей специальной подготовки, ни по деловым качествам. Да и классности у него нет. А у тебя звание «специалист 2 класса»! Это о многом говорит, и от тебя мы ждём весомую отдачу. А в чём дело, что ты так прытко рвёшься на Родину?

– Письмо получил от матери. Живет она одна в сибирской деревне, отца давно нет. Пишет, что заболела, не чает, когда я демобилизуюсь и приеду домой.

– Но тебе служить в подводниках ещё, если не изменяет мне память, месяцев 7 или 8. Так что наберись терпения, время службы летит быстро. Выполняй свой воинский долг ответственно, со знанием дела. Подготовишь индонезийских торпедистов первого отсека, отправим тебя в Союз во вторую очередь. Так что всё зависит от тебя.

На том мы и расстались. Оказалось – навсегда.

Прошло после последней встречи с Кузнецовым недели две, как часть экипажей подводных лодок С-236 и С-292 поразила эпидемия брюшного тифа. В Капалу нашли большое помещение, оборудовали его под изолятор, куда разместили всех заболевших брюшным тифом. На заболевших подводников было тяжело смотреть – осунувшиеся, бледные лица, замедленные вялые движения. Больных мучила постоянная жажда.

Были приняты экстренные меры по локализации очагов инфекции и профилактике здоровых. Под руководством флагманского врача, майора медицинской службы Альберта Максимова, лодочные врачи провели вакцинацию личного состава подводных лодок, поили бактериофагом не только больных, но и здоровых (для профилактики), провели дезинфекцию служебных и жилых помещений. На камбузе ввели жесточайший контроль за санитарным состоянием камбуза и качеством приготовления пищи. Локализовать возникновение очага брюшного тифа удалось.

Когда стали искать источник возникновение инфекции, подозрение пало на никогда ранее не болевшего… Михаила Кузнецова, у которого здоровье вдруг резко ухудшилось, температура подскочила до + 40°, в брюшной полости ощущались резкие боли. Отвезли его в военный госпиталь Сурабаи, где вскоре поставили диагноз – брюшной тиф. При разбирательстве выяснилось, за неделю до этого Кузнецов ушёл с двумя дружками в самоволку (для моряков это было почти не проблема, стоило только сказать знакомым полицейским, охраняющим Капалу, что возвратятся назад через два – три часа). Действительно, через два с половиной часа Миша со своими приятелями возвратился самостоятельно, но был слегка навеселе и с головы до пят совершенно мокрым. На расспросы товарищей отвечал, что ходил по лавчонкам, в одном месте купил два пирожка и съел их. А то, что мокрый до нитки, объяснял, что при переходе канавы оступился и полетел в воду, но как истинный моряк и спортсмен, быстро выплыл и вот, добрался до Капалу. Его отсутствие с приятелями военачальниками было не замечено, а те кто знали о их похождениях, держали язык за зубами.

В госпитале состояние Михаила ухудшалось с каждым днём. Нестерпимые боли в брюшной полости вызвали подозрение на перитонит. После консилиума флагманского врача с индонезийскими врачами госпиталя было принято решение на операцию. Вскрытие брюшной полости, действительно, выявило перитонит – воспаление брюшины с очагами перфорации кишечника. Стало ясно, что больной обречён. Спасти его не удалось. Умер на четвёртый день после операции. Тело Кузнецова кремировали. Его прах с урной был установлен на постаменте около столовой. С прахом командира отделения торпедистов пл С-236 старшего матроса Миши Кузнецова, построенная в каре прощалась вся бригада, кроме тех, кто ещё пока находился в карантине. С траурной речью первым выступил командир бригады контр-адмирал Анатолий Антонович Рулюк, который, отдавая должное заслугам русского матроса Михаила Сергеевича Кузнецова, акцентировал внимание моряков на принятие мер по сохранению здоровья и боеспособности каждого из нас. Были выступающие – хорошо знавшие его близкие товарищи и друзья. Все отмечали заслуги Миши Кузнецова, его вклад в подготовку индонезийских торпедистов, верное служение Родине и Военно-морскому флоту.

Слёзы застилали мне глаза, я едва мог сдержаться в строю, чтобы не разрыдаться. «Почему, – думал я, – злой рок смерти вышибает из наших рядов способных и верных, здоровых и честных?» И не находил ответа. «Дважды, Миша, ты обращался ко мне с просьбой ходатайствовать об отправке тебя на Родину, – продолжала сверлить моя мысль, – но я не мог этого тогда сделать, прости…».

Урну с прахом русского матроса Миши Кузнецова отправили его матери в сибирскую деревню. У одинокой матери Миша был единственным сыном. Металась душа – как переживёт мать жесточайший удар судьбы?!

А карантинные пошли на поправку. И уже через месяц они все были в строю. До конца пребывания наших моряков в Индонезии серьёзных заболеваний больше не было, за исключением случая с капитан-лейтенантом Щербаковым. Но об этом – ниже. А пока наиболее распространенными из-за высокой потливости во влажной среде и высокой температуры были кожные высыпания. Но с этим успешно боролись корабельные как наши, так и индонезийские врачи, время от времени обмазывая поражённые участи кожи подводников. Призывы о тщательном выполнении правил личной гигиены возымели действие, в ноябре – декабре кожные высыпания наблюдались у моряков лишь изредка.

В конце сентября пять из шести старших помощников, ранее не обучавшихся на Высших специальных офицерских Ордена Ленина классах (ВСООЛК), стали проявлять определённое беспокойство. Дело в том, что ещё ранее командование планировало послать старпомов на учёбу в эти классы в 1962 году, а тут неожиданно они оказались задействованными в индонезийском походе. Учебный же год в этих классах (Ленинград) всегда начинается с 1 октября. Все старшие помощники были подготовленными и опытными морскими офицерами, с достаточно высоким уровнем профессиональной мотивации. Честолюбие и стремление проложить себе дорогу к командирскому мостику было вполне оправдано для этих молодых грамотных и перспективных офицеров. Но, прежде всего, следовало пройти через ВСООЛК. Для офицеров, не прошедших эти классы, с мечтой занять командирское кресло в центральном посту подводной лодки следовало расстаться. Старшие помощники понимали это и в конце сентября обратились по команде (командир пл – заместитель комбрига – командир бригады) с просьбой о своевременной отправке их на классы.

Прошение старпомов наконец-то было рассмотрено комбригом, и найдено приемлемое решение. На учёбу посылались не все пять старпомов, в лишь трое из них (Михаил Даньшин, Владимир Любимов, Геннадий Мелков). Остальные трое старших помощников (Владимир Колесников, Рудольф Рыжиков, Александр Соломенников) оставались в качестве старпомовинструкторов из расчёта один старпом на две передаваемые индонезийской стороне лодки. Контр-адмирал Анатолий Антонович Рулюк учёл и то обстоятельство, что двоим из кандидатов на учёбу (Михаилу Даньшину и Владимиру Любимову) уже исполнилось 32 года – возрастной ценз, превышение которого практически закрывает доступ на классы. В середине октября тройка наших кандидатов на учёбу отправилась в Джакарту с тем, чтобы с первым же теплоходом Дальневосточного пароходства следовать далее во Владивосток и самолётом – в Ленинград на классы.