Текст книги "Карибский кризис глазами российских подводников (пятьдесят пять лет спустя)"

Пока наши кандидаты на учёбу ожидали в Джакарте попутного теплохода для следования во Владивосток, Карибский кризис продолжал набирать обороты, достигнув наивысшего накала в третьей декаде октября. В этих условиях командование бригады по согласованию с Главным штабом ВМФ отдаёт распоряжение – в связи с обострением военно-политической обстановки, связанной с Карибским кризисом, старпомам возвратиться в Сурабая на свои лодки. В это время наши старпомы коротали время в каютах одного их теплоходов Дальневосточного пароходства, ожидающего со дня на день разрешение на переход Джакарта – Владивосток. Получив приказание возвращаться в Сурабая, наши старпомы загрустили – для двоих из них становилась призрачной надежда на продвижение службы по командирской линии.

Но недолго грустили старпомы, решив действовать немедленно, ибо промедление – «смерти подобно». Связались по телефону с Главным военным советником СССР в Индонезии контр-адмиралом Григорием Корнеевичем Чернобаем и послом СССР в Индонезии Николаем Александровичем Михайловым, объяснили ситуацию. Конечно, по телефону многое не объяснишь, Григорий Корнеевич и Николай Александрович решили заслушать наших старпомов непосредственно на теплоходе, так как время торопило, капитан теплохода мог получить «добро» на выход во Владивосток в ближайшее время. Встреча состоялась непосредственно в каюте капитана. Расспросив старпомов о их службе, семейном положении, планах на дальнейшее, Г. Чернобай и Н. Михайлов вошли в их положении и обещали помочь в решении их проблемы. Возвратившись в Посольство СССР в Индонезии, Чернобай и Михайлов по телефону ВЧ правительственной связи вышли на ГШ ВМФ, объяснили ситуацию, и вопрос об учёбе наших старпомов был решён положительно. Об этом Григорий Корнеевич информировал командира бригады А. Рулюка. Анатолий Антонович, конечно, был весьма недоволен действиями наших кандидатов на учёбу, через голову обратившихся в вышестоящие инстанции. Но делать нечего, пожурив для вида незадачливых офицеров, комбриг отдал им приказание убыть на учёбу. На прощание пожелал удачи и успехов в учёбе на классах. В тот же день под вечер было получено «добро» на выход, и теплоход отвалил от стенки гавани Джакарты, взяв курс на Владивосток. Вместе с нашими старпомами на этом же теплоходе убыла группа из 30 индонезийских лётчиков для учёбы и практической отработки в Союзе на самолётах Миг-21, Ту-16 и Ту16 КС, недавно переданных индонезийской стороне.

6 ноября 1962 г. теплоход прибыл во Владивосток. Но на этом треволнения наших старпомов не кончились. При переходе из Джакарты во Владивосток заболел один из индонезийских лётчиков. Судовой врач поставил предварительный диагноз – холера или брюшной тиф. Теплоход к причалу не допустили, поставили на карантин в предписанной точке пролива Босфор Восточный. Над судном подняли жёлтый карантинный флаг. Судовые «знатоки» говорили, что если подтвердится диагноз судового врача, то весь экипаж и пассажиры теплохода будут находиться в карантине не менее 15–20 суток. А в это время на причале Морского вокзала моряков с нетерпением ожидали их жёны с детьми, близкие и друзья. Ведь ещё на переходе наши старпомы дали радиограммы о времени их прибытия во Владивосток. К исходу суток на теплоход прибыл флагманский врач 19-й бпл с представителями карантинной службы Дальневосточного пароходства. Старпомы на катере были отправлены в санчасть 19-й бпл, где для них было отведено отдельное помещения, куда и разместили их до окончательного установления диагноза болезни индонезийского лётчика, которого для этой цели отвезли в инфекционное отделение военного госпиталя. Флагманский врач бригады объяснил: если диагноз подтвердит у лётчика не брюшной тиф, а дизентерию, то старпомов отпустят по домам на следующий день, 7 ноября. Так оно и случилось. У индонезийского лётчика обнаружили дизентерию. Утром 7 ноября служебный автобус 19-й бпл развозил наших старпомов по домам, где они и встретились, наконец, со своими жёнами и детьми за праздничным столом по случаю праздника Великого Октября после пятимесячной разлуки.

На классы старпомам удалось прибыть в середине ноября. Все трое учились успешно. Особенно отличился Владимир Любимов, о чём свидетельствует красный диплом об окончании им ВСООЛК в 1963 году. Дальнейшее прохождение службы Владимира Серафимовича подтверждает: избранный им путь – это кредо опытного, просолённого всеми ветрами и подводными течениями командира-подводника. После окончания классов В. Любимов возвращается во Владивосток и назначается старшим помощником командира пл Б-68 (пр. 611), и уже в июне 1964 г. ему доверяют кресло командира пл в центральном посту этой же лодки. Восхождение на командирский мостик свершилось! Отныне тридцатичетырёхлетнему подводнику доверен экипаж большого подводного корабля, который он хорошо знает, и которому верит. На его стороне богатый опыт, глубокие знания специальности, командирские навыки, которые он приобрёл в дальних походах, будучи ещё старпомом, а также навыки общения с личным составом.

С сентября 1967 г. по март 1973 г. – особая веха в деятельности Владимира Серафимовича. Его назначают командиром подводного ракетоносца с крылатыми ракетами К-120 (651 пр.), входящего в состав Северного флота. В 1969 году К-120 совершит одиночный переход южным путём на Тихоокеанский театр и войдёт в состав подводных сил ТОФ. Этот период службы Владимира Любимова богат событиями и интересными фактами, подробнее об этом [1, с. 216–225].

Но вернёмся к октябрю 1962 года. В конце октября 1962 года флот США блокировал остров Свободы – легендарную Кубу. Карибский кризис мог ввергнуть мир в опустошительную термоядерную войну. 24 октября у нас в военном городке состоялся митинг солидарности с Кубой. В принятой на митинге резолюции говорилось о том, что мы готовы всем составом бригады выступить на защиту государственных интересов Советского Союза и просим командование Тихоокеанского флота включить 54-й обпл в состав боевого ядра флота.

Подготовка индонезийских экипажей к плаванию. Тропический климат диктует условия жизни и работы. Теплоход «Владивосток» в Сурабае. Встреча с Сашей Тычковым. Проводы подводников-сослуживцев на Родину.

Теоретические занятия с индонезийскими экипажами и отработка элементов задачи 1 (Организацией службы и подготовки пл к плаванию) «Курса боевой подготовки подводных лодок» особенно интенсивно проводились в ноябре и первой половине декабря 1962 г. По готовности на всех шести лодках задачу принимало командование индонезийской бригады с привлечением как индонезийских, так и наших флагманских специалистов. Отличительной особенностью сдачи задач Курса боевой подготовки индонезийскими экипажами являлось отсутствие критериальных оценок при их приёмке. Точнее, практиковалась двухбалльная оценка: «зачёт» – «незачёт». Впрочем, это касалось не только сдачи задач Курса боевой подготовки, но и оценок подготовленности личного состава. В индонезийском флоте, когда отработка задач производится непосредственно на кораблях, сержантов (старшин) обучают офицеры, матросов – сержанты. Оценки также выставляются по двухбалльной шкале: «знает» – «не знает» («отработан» – «не отработан»). Когда наши флагманские специалисты пытались ввести пятибалльную шкалу оценок, индонезийская сторона воспротивилась. Во-первых, потому, объясняли индонезийцы, что в их вооружённых силах традиционно существует своя система оценивания подготовленности личного состава; во-вторых, потому, что, как считали они, введение иной системы оценок (например, пятибалльной) может «подорвать доверие» к качеству подготовки экипажа. Хотя логика таких рассуждений нам так и осталась не раскрытой, после консультаций с командованием и специалистами штаба индонезийской бригады наша сторона согласилась с индонезийской системой оценок подготовленности личного состава. На практике выставление негативных оценок («не знает» или «не отработано») происходило в исключительно редких случаях, обусловленных объективными причинами (болезнь, семейные обстоятельства и др.).

После успешной сдачи задачи 1 лодки вышли в полигон севернее острова Бавеан для проверки своих маневренных элементов в надводном положении. Испытывали дизеля в режиме самого полного хода. Лодка Григория Таргонина (С292) при 500 оборотах в минуту показала скорость 18,2 узла. Остальные лодки не дотянули даже до 17 узлов. Хороший показатель движителей С-292 Григорий Таргонин объясняет так:

«… я завершал пятый год непрерывной службы в должности командира и относился к эксплуатации техники очень внимательно, никогда не позволял нарушать нормы эксплуатации дизелей. Сказался и качественно проведённый ремонт в Советской Гавани в 1960 году и добросовестное отношение к своим обязанностям наших мотористов, свято следовавших девизу: «Дизель любит ласку, чистоту и смазку», а, главное, это беззаветная любовь к технике, служивших со мной инженер-механиков» [19, с. 301].

По возвращении в базу все наши шесть лодок (С-235, С-236, С-239, С-290, С-391, С-292) официально были переданы индонезийской стороне в полное их распоряжение и под ответственность отработанных индонезийских экипажей. Командир нашей бригады контр-адмирал Анатолий Антонович Рулюк провёл разбор выполненных экипажами задач. Отметил, что практически все экипажи наших лодок справились с поставленными задачами и выполнили их с хорошими показателями. Комбриг сообщил, что из Владивостока в Сурабаю вышел пассажирский теплоход «Владивосток», на котором в конце декабря в Союз отправится большая часть состава бригады, в том числе все старшие помощники, замполиты и врачи. Объявил, что для завершения отработки индонезийскими экипажами лодок полного Курса боевой подготовки в Сурабая пока остаются остальной офицерский состав лодок, командиры отсеков, штурманские и торпедные электрики, командиры отделений радиометристов и торпедистов. Был зачитан список флагманских специалистов, остающихся в Сурабае: капитан 3 ранга Анатолий Иванович Забарин (флагштурман), капитанлейтенант Анатолий Васильевич Батаршев (флагммин), капитан-лейтенант Михаил Савельевич Грищенко (флагсвязист), инженер капитан 2 ранга Николай Кириллович Руденко (флагмех), инженер капитан-лейтенант Александр Александрович Малахов (помфлагмех) капитан 3 ранга Николай Борисович Шмаков (флагРТС), майор медицинской службы Альберт Васильевич Максимов (флагврач). От командования бригады оставались: заместитель командира бригады капитан 1 ранга Валентин Иванович Синельников, заместитель начальника Политотдела Николай Акимович Васечкин, помощник начальника штаба капитан-лейтенант Пётр Фёдорович Старостин, старший инструктор торпедный электрик Павел Захарович Клейников. Все оставшиеся получили статус инструкторов для оказания помощи индонезийским подводникам до полной отработки ими всех задач Курса боевой подготовки.

Пассажирский теплоход «Владивосток» прибыл в Сурабаю 21 декабря 1962 года. Выход в обратный путь планировалось перед новым годом – 28 декабря. Отбывающие в Союз складывали свои чемоданы, им мы по-хорошему завидовали. Длительное пребывание в чужой стране, действительно, вызывает «тоску по Родине», но воинский долг – есть наша священная обязанность, и мы – оставшиеся на неопределённый срок в Капалу – мирились, уповая на то, что когда-то наступит и наш черед.

Наступило 27 декабря. Объявили погрузку на теплоход самой большой группы подводников нашей бригады, убывающей во Владивосток. Провожать их изъявили желание почти все офицеры штаба и командиры лодок. Суматоха проводов, прощание, напутствия – всё было, вроде, как обычно, но всё-таки не так, как проходят проводы в своей стране. Вместе с убывающими мы радовались, выражали свой непосредственный восторг по поводу их возвращения на Родину, надеясь, что оно будет благополучным и успешным. Вместе с тем, нас одолевало чувство горечи, вызванное тем, что расставание это с товарищами и друзьями по оружию, с которыми прошли все трудности индонезийского похода, возможно, – расставание навсегда. Впрочем, для большинства из нас таковым оно впоследствии и будет. Участников индонезийского похода разбросало по всем просторам нашей необъятной Родины. Редко кому впоследствии удавалось служить в одном соединении. А уж в одном экипаже – этого припомнить не может уже никто.

Проводы затянулись. Стояла нестерпимая жара под 40 градусов. В сочетании с большой влажностью воздуха это создавало определённый дискомфорт. Нестерпимо хотелось пить. Проводы фактически кончились. В ожидании где-то застрявшего автобуса для следования в Капалу провожающие стояли у стенки гавани небольшими группами и вели из-за жары и духоты вялотекущую морскую травлю.

Мой взгляд упал на корму теплохода. «Владивосток» – это на корме судна крупными буквами. И ниже – помельче: «Дальневосточное пароходство». Задал себе вопрос: «Где же плавает мой двоюродный брат Саша Тычков? Не видел его уже как лет семь, с тех пор, как молодым лейтенантом неожиданно встретил его однажды в Севастополе еще осенью 1955 года. У кого же узнать, на каком судне он сейчас плавает?» Подойдя к спущенному трапу теплохода, на котором стоял вахтенный матрос, подумал: «Стоит ли спрашивать вахтенного об Александре Тычкове, вряд ли он знает о нём. Ведь разных судов в Дальневосточном пароходстве – тьма. Правда когда-то он работал на теплоходе «Советский Союз» механиком, но, по слухам, давно оттуда списался, и теперь неизвестно даже, в каком пароходстве он работает».

На всякий случай, не надеясь получить положительный ответ, спросил вахтенного матроса:

– Слушай, парень, случаем не слышал об Александре Тычкове. Когда-то он работал механиком на теплоходе «Советский Союз». Где сейчас работает мне неизвестно.

Вахтенный посмотрел на меня, смерил с головы до пят мою индонезийскую форму, улыбнулся, поняв, что перед ним россиянин, рязанское-то обличье – на виду, ответил:

– Александр Евгеньевич работает у нас механиком.

– Неужели?! – изумился я.

– Конечно! Хотите, я его вызову!

– Буду рад. Это мой брат. А нельзя ли, хоть ненадолго, пройти к нему?

– Нет! Этот трап, как погранзона. Да и скоро дадут «Добро» на выход. Так что единственное, что я могу сделать, это позвать его сюда. И то без выхода на стенку. Капитан уже отдал приказание никого на берег не пускать.

Я был весьма рад в предвкушении неожиданной встречи с братом, да не где-нибудь, а в этой экзотической и дружественной нам стране Индонезии. Жаль только, что узнал о брате слишком поздно. Наверняка, он с другими членами экипажа в дни стоянки теплохода сходил на берег, знакомился с достопримечательностями Сурабаи.

Прошло минут десять, пока искали Сашу, и вот он появился на палубе, стал спускаться по трапу. Лицо его выражало какое-то удивление, и казалось несколько испуганным. Потом он признавался – ему сообщили, что на берегу с индонезийской стороны кто-то его разыскивает. Видать, от вахтенного матроса весть о том, что Александра Тычкова ждёт его брат у трапа, дошла до него по «испорченному телефону». И Саша толком не знал, кто же ждёт его у трапа «с индонезийской стороны». О всяких встречах с «иностранцами» следовало доносить в то время, «куда следует». Конечно, Саша знал, что на теплоходе возвращаются на Родину наши военные специалисты. Но кто они, и какие функции они выполняли в Индонезии, он не знал. И конечно, не предполагал, что среди этих специалистов мог оказаться я, его брат.

Так как мои товарищи, в ожидании автобуса были несколько в стороне, а я единственный, кто был у трапа теплохода, Саша остановил свой взор на мне, его удивлённо-испуганное выражение лица сменилось изумлённым, и он, наконец, изрёк:

– Толян, ты ли?!

– Собственной персоной, брат.

Мы, обнялись, наградили друг друга родственно-приятельскими тумаками. Наконец, выражая своё искренне удивление по поводу неожиданной встречи, Саша молвил:

– Но откуда мне было знать… Да и форма американская, то бишь, индонезийская, видать, а погоны – без знаков различия…

– Долго объяснять, Саша. Сейчас я тут вроде подводникаинструктора по минно-торпедной части. Знаешь что, брат, нестерпимо хочется пить, принеси-ка хоть стакан воды напиться.

Вот Саша спускается ко мне с графином воды и гранёным стаканом в руках. Я заметил – графин запотел, видны изумрудные капли влаги на наружной поверхности графина. Значит, вода холодная, из холодильника. В мыслях проносится: «Это то, что мне надо сейчас. Выпью хоть весь графин». Стакан наполнен, я с наслаждением выпиваю прохладную влагу, предвкушая, что могу воспользоваться повторной порцией… Но тут раздаются голоса: «И мне! И мне!» Это вопиют мои друзья-товарищи, томимые, как и я, нестерпимой жаждой. Я с превеликим сожалением, изображая на лице якобы чистейшее равнодушие к содержимому графина, передаю стакан друзьям. Графин вмиг оказывается пустым …

Жаль, поговорить с братом пришлось недолго, объявили команду о готовности к отходу теплохода. Посетовали, что последнее время мы ничего не знали друг о друге, и это с осени 1955 года, когда в Севастополе мы также неожиданно, не зная «координат» один другого, вдруг встретились «лоб в лоб» у входа в… ресторан.

Свидание закончилось также неожиданно, как и началось. На теплоходе отдали команду убрать трап, а для нашей группы остающихся в Индонезии специалистов подали автобус для следования в военный городок. На пути в Капалу на меня нахлынули воспоминания о своём двоюродном брате, которого я любил за его весёлый нрав, простоту в общении и находчивость. Пожалуй, эти перечисленные качества в сочетании с его трудолюбием наиболее кратко определяют его характер. В компании он слыл балагуром и заводилой, мог часами рассказывать всевозможные истории и анекдоты, и странное дело, слушателям это не надоедало. Меня всегда поражало, как мог он удерживать в памяти различные были, небылицы и анекдоты, которых у него было превеликое множество. И рассказывал он их всегда к месту и в нужное время, никогда, пожалуй, не повторяясь в одной и той же аудитории. Вот пример одного из его анекдотов.

В ресторане за столиком сидит русский. Подходит к нему француз и спрашивает: Месье, свободно?

– Пожалуйста!

Появляется кельнер. Русский спрашивает его:

– Прошу меню и квас.

Француз, обращаясь к русскому:

– Я достаточно хорошо изучать русский язык, месье, могу Вас поправлять: не «меню» надо говорить, а «меня»; не «к Вас» – а «к Вам».

Память воскресила предыдущую, также неожиданную встречу, в один из севастопольских вечеров апреля 1956 г. Как и сейчас, мы длительное время ничего не знали друг о друге с тех пор, как расстались в далёком 1952 году. После окончания «мореходки» (ВВМУ им. Г. И. Невельского) в 1952 г. по специальности «судовой механик», как одного из грамотных и толковых специалистов его сразу же назначили судмехом на одно из судов Дальневосточного пароходства. Я в это время учился на последнем (четвёртом) курсе ТОВВМУ им. С. О. Макарова по минно-торпедной специальности. Окончив училище в 1953 году, был назначен командиром БЧ-3 вначале на подводную лодку С-119 типа «Щука» (командир пл – капитан 2 ранга Борис Николаевич Сперанский, впоследствии контр-адмирал). Это лодка – родная сестра пл С-117, канувшая в Лету в декабрьские дни 1952 г. в Татарском проливе. В 1955 г. я был назначен командиром БЧ-3 на строящуюся в г. Николаеве на Украине подводную лодку С-237 проекта 613. Сдача первых двух задач Курса боевой подготовки и подготовка к переводу лодки на Север проводилась в Севастополе.

На лодке одно время я сдружился с корабельным врачом лейтенантом медицинской службы Олегом Дмитриевичем Немчиновым. Это был на редкость весёлый и обаятельный тёмный блондин, балагур и весельчак, в любовных делах пользующийся непременным успехом у женщин. В тот памятный вечер мы, побродив с ним по Приморскому бульвару Севастополя, решили отметиться в чертогах одного из ресторанов, насколько это позволяли нам лейтенантские карманы. Поднимаемся по ступенькам к входной двери питейного заведения. Неожиданно дверь перед нами раскрывается, навстречу вываливается ватага мореходов. Среди этой весёлой ватаги узнаю своего брата и друга Сашку Тычкова.

– Вот это встреча! – кричу ему.

– Толян, ты ли?!

Ну что тут делать! У него уже были назначены неотложные дела, я не счёл нужным его задерживать. Договорились встретиться на следующий день. Хорошо, что была суббота, а в воскресенье я был свободен от вахты и дежурства. Воскресенье мы провели вместе, шатаясь по белокаменному Севастополю, Приморскому бульвару, вспоминая былое …

Назавтра нас ожидали повседневные морские заботы, и мы расстались.

Память выхватывала отдельные эпизоды уже из профессиональной деятельности Александра Евгеньевича. Вот лишь один пример.

В середине 70-х гг. прошлого столетия я как-то услышал от одного знакомого морехода о том, что Александра Тычкова наградили легковым автомобилем «Москвич». Я был рад за своего брата, но всяким слухам предпочитал весомую проверку. Оказалось, это действительно так. Александра Евгеньевича премировали за выдающийся успех в рационализаторском движении на судах Дальневосточного пароходства. Им с группой товарищей удалось значительно увеличить провозную способность лесовозов, благодаря чему за короткий срок это дало экономический эффект народному хозяйству, исчисляемый многими миллионами рублей. И окончательно я удостоверился в этом, когда в руки мне попала газета Приморского крайкома партии «Красное знамя» от 13 января 1977 г. Вот краткая выдержка из этой газеты.

Имя Александра Евгеньевича ТЫЧКОВА хорошо известно морякам орденоносного Дальневосточного пароходства. Он был активным участником большого технического и экономического эксперимента на теплоходе «Березиналес» по увеличению провозной способности лесовозов. Машинная команда, которой руководил коммунист Тычков, сделала многое для безаварийной и надёжной работы судовых механизмов в процессе эксперимента, который после его внедрения на других судах, дал экономический эффект в 30 с лишним миллионов рублей. Признанием успеха было присуждение группе работников Дальневосточного пароходства Государственной премии СССР в 1975 году. Недавно стало известно, что Главный комитет Выставки достижений народного хозяйства СССР в числе других участников ВДНХ за высокие производственные показатели, внедрение новых форм работы судов с сокращённой численностью экипажа, продление эксплуатационного периода и увеличение провозной способности судов наградил Александра Евгеньевича Тычкова, ныне главного механика ледокола «Москва», Почётным дипломом и легковым автомобилем «Москвич-412».

(Газета «Красное знамя», 13 января 1977 г.).

Ну что тут скажешь! Остаётся только сожалеть, что уже нет среди нас весёлого парня Сашки Тычкова. Неумолимый рок прервал его жизнь в сентябре 1993 года. Его внук Андрей по характеру напоминает своего деда. И пошёл-то он после школы по его стопам, окончил в 2001 г. судомеханический факультет Дальневосточной государственной морской академии им. Адмирала Г. И. Невельского (бывшее ДВВИМУ), где некогда учился его дед. После академии Андрей работал на судах Дальневосточного морского фонда, обеспечивающего перевозки заграничного импортного и экспортного грузов.

В настоящее время Андрей Алексеевич Анасенко живёт в Москве, работает в Департаменте морского и речного флота Министерства транспорта Российской Федерации (подробнее об Андрее Анасенко см. в конце Эпилога второй части книги).

А на Дальнем Востоке память о Саше хранит его родная сестра Антонина Зубова – известный на весь Комсомольск-на-Амуре опытный отоляринголог. И хотя уже годы, вышла на пенсию, но не сидится дома, продолжает работать по своей специальности, а мне пишет, что «работа – это её призвание». И я подумал, что в этом она сродни со своим братом Сашей. Не единожды в бытность службы в Комсомольске-на-Амуре в далёкие шестидесятые годы в должности флагманского минёра 80-й Отдельной бригады строящихся подводных лодок (80-й обспл) мы с Тоней и моей женой Таней проводили свой отдых в Доме Молодёжи, что расположен на берегу величавого Амура, слушали песни и арии в прекрасном исполнении Муслима Магомаева, Иосифа Кобзона и других известных артистов эстрады.

Но вот мы снова в военном городке, цепь воспоминаний прервалась, возвращая меня к действительности. Оставшихся в Сурабае подводников командование пригласило на совещание. Было объявлено, что с 1 января 1963 года наши подводные лодки 613 проекта передаются индонезийским ВМС, мы же вливаемся в особую группу специалистов в качестве инструкторов индонезийских подводников по соответствующим специальностям.