Текст книги "Перевозчик"

Но этот известный непримиримый соглядатай слегка издевательским, как бы сочувственным тоном спокойно сказал:

– Да, плохи наши дела, ничего не получается. – И обратился к хозяину, продолжавшему столбом стоять в прихожей: – Ричард, закрой дверь, больше там никого нет, я один пришел. – И дальше снова ко всем: – Прошу садиться, продолжайте, господа. На чем закончили-то?

Ричард закрыл дверь, все послушно сели, но продолжали оцепенело безмолвствовать.

С минуту помолчав, Леонид Леонидыч достал миниатюрный магнитофончик и, сделав секундную отмотку, спросил:

– Что молчите, забыли? Так я вам напомню. – И включил запись.

Прозвучало последнее, только что сделанное одним из присутствующих, заявление с жалобой на сложные условия и трудность действия.

Выключив магнитофон, он положил его на середину стола и, достав из кармана малюсенькую штучку в виде канцелярской кнопки, тоже кинул рядом и объяснил:

– Это принимающее подслушивающее устройство. Я снял его с вашей двери, а магнитофон был у дворника. Он является, так сказать, моим личным соглядатаем. Вот здесь записаны все ваши разговоры за последние десять лет. Я веду эти записи с тех пор, как умерла моя Наденька. Дарю вам их. Можно понять вашу растерянность и недоверие ко мне – этого нужно было ожидать. Вы вправе не верить, так как я всю жизнь вас изобличал, но с некоторых пор пересмотрел свои взгляды и теперь на вашей стороне. Мне ненавистны нелюди, горю желанием отомстить им за свою холопскую, потерянную и зря прожитую жизнь. Я пришел, чтобы объединить усилия, вместе у нас должно получиться успешнее. Принцип у вас верный – нужно поднять народ. Но нельзя действовать столь прямолинейно, необходимо придумать что-нибудь пооригинальней.

Крис молча прохаживался рядом с ними и вынужденно выслушивал эту известную историю. Несмотря на свою природную терпимость и выдержанность, ему начинало надоедать и наконец он не выдержал:

– Эстебан, достаточно литературных прелюдий. Николай, наверное, еще не знает, что ты у нас неплохой писатель и что у тебя уже вышло несколько интересных романов о настоящей любви, о глубоких чувствах, но кому их читать-то. Ну, прочитал я и еще несколько человек, ну, похвалили, но большим спросом они не пользуются, нет массового читателя. Хоть они талантливо написаны, но это скорее книги будущего. Так порадеем же о нем, этом будущем. Пойми, Николаю важен сам факт, что мамлюк, да еще и соглядатай, стал предводителем патриотов в борьбе с нелюдями. А рассказывать о его переживаниях – это пустая трата времени. Теперь ты еще час будешь объяснять, как Леонид Леонидыч убедил всех в своей искренности и что оригинального он предложил.

Извини, Эстебан, но практический человек всю эту твою, как бы помягче сказать, поэтическую историю, разъяснил бы в пять минут. Не обижайся, но позволь уж мне окончить, а то вон уже солнышко к зениту подбирается, а мы еще даже не доехали.

Итак, сначала перевожу твою поэму на прозаический язык. Короче. Жил-был соглядатай-мамлюк. Служил добросовестно, но однажды, пережив личную трагедию, понял, что жил неправильно, и перешел на нашу сторону.

Вот и все, а ты об этом уже больше часа нам долдонишь. Еще успел за это время краткий курс космонавтики провести. Извини, конечно, за нелитературный язык. Да, забыл, не все.

Теперь продолжу уже я, ты как, согласен, Эстебан?

– Давай, давай, – разрешил тот, слегка обиженный и надувшийся.

– Тогда слушайте. Дальше дед внес несколько корректив в действия патриотов. Он сказал, что было бы намного эффективней работать с группами людей, а не так, как вы делали всегда, – индивидуально с простым населением. Хоть и старались выбирать наименее люмпенизированных и более-менее сознательных, но все происходило довольно разрозненно и на виду у соглядатаев.

– Так вот, такие группы даже не требуется образовывать заново – они уже есть. Это военные училища. Надо только научиться их использовать. Вы знаете, что они созданы самими нелюдями и задуманы для подготовки собственной охраны, поэтому вне подозрений. В них при помощи разнообразных тестов и наблюдений за поведением происходит тщательный отбор. А уже в саму охрану берут самых отъявленных подонков, ни о чем не задумывающихся и самых жестоких – из таких получаются самые верные прислужники. Отсеявшиеся определяются в полицию, а некоторые переводятся даже в рабочие. Не прошедших в охрану бывает много, их часто перебрасывают из одного училища в другое. Если иметь там своих людей, можно использовать эту перетасовку в своих целях.

Такой нестандартный, дерзостный ход окажется неожиданным и поэтому обязательно принесет плоды. Наша задача постараться внедриться в училища, что не сложно. Не очень охотно идут туда и аксебаши, и мамлюки, и кто угодно – никого не прельщает вынужденная долгая изоляция от «прелестей» нашей цивилизации. Ведь все четыре училища расположены в пустынных, уединенных местах республики. Кстати, преподавателем или, например, психологом, может быть назначен любой – и аксебаш, и барабанщик, и даже патриот. Только начальником предпочитают иметь мамлюка. И то в одном из училищ, отдаленном и довольно суровом месте, начальник аксебаш.

Вот как раз туда недавно я и попросился и, по слухам, скоро буду назначен. Один мой знакомый, работающий секретарем в распределительном совете по кадрам, слышал разговор председателя Совета (а им является правитель) со своим замом. Председатель спрашивал: «Что-то этого нашего достойнейшего соглядатая потянуло на такое уединение?». Ну и зам объяснил ему, что якобы я после смерти возлюбленной потерял всякий интерес к жизни. Немолодой уж, забросил науку, собирался омолодить пару органов; ему уже начали подбирать донора, но теперь передумал, отказался, наверное, решил уж доживать так, как есть. И правитель сказал: «Да, жалко, конечно. Ну что ж, человек он заслуженный, придется разрешить. Давай подпишу заявление».

И вот, узнав об этом, я и поспешил к вам, господа. Будем готовиться. Вижу по вашим лицам, что не все доверяют мне. Это не страшно, у вас все равно нет иного выхода. Ну а дальше, в процессе работы, постепенно все образуется.

Я долго вас проверял. Вот тут восемь человек, и чтоб больше обо мне и сегодняшнем разговоре никому ни слова. Даже остальным четверым из вашей группы. Они не то что какие-то там предатели, просто не во всем оказались пригодны: кто-то очень мягкосердечен и слишком привязан к семье, а кто-то несколько болтлив. И сегодня, чтобы их задержать, мне пришлось приложить некоторые усилия. Конечно, потом, постепенно и их подключим, но пока воздержимся.

Связь будем держать через Ричарда. На первое время ваша задача стараться приблизиться и к юношеской комиссии, и к училищам. Главное, не спешите, лучше, как говорится, недоспеть, чем переспеть, – это должно стать нашим девизом. Если всю подготовительную работу удастся завершить лет за пять, то это уже будет хорошо. Только после этого начнем действовать, и опять же потихоньку.

И, надеюсь, осуществится моя мечта, успеть до окончательного ухода отомстить нелюдям. Хоть и говорят в ваших кругах, что месть не лучший проводник успеха, но это когда она ослепляет. Меня же она, по-моему, только мобилизует.

– Стоп, стоп! – внезапно оборвал Криса Эстебан. – Ты, я вижу, решил отобрать мой писательский хлеб и сам принялся, по твоему же выражению, долдонить о том, что можно сказать в двух словах. Тогда позволь, и я переведу получающуюся у тебя «поэму» на «прозу». Продолжая говорить твоим прозаическим языком, выходит, что соглядатай, перешедший на нашу сторону, предложил некоторые нестандартные способы действий. Они окажутся неожиданными и поэтому принесут результаты. Иначе говоря, будем готовить погибель нелюдям у них под носом и использовать ими же созданные группы простых людей, а именно военные училища.

Ну вот и все. И если Крис перестанет «долдонить» дальше, то результат семидесятипятилетней работы Николай скоро увидит сам.

Коля, заводи машину, а то солнышко уже за зенит перешагнуло, а наш новоявленный прозаик почему-то перестал торопиться.

Николай улыбался, его позабавила эта беззлобная пикировка друзей. А для себя он снова, в который уже раз, возвратился к мысли о цели своей переброски сюда. Не зря, наверное, Создатель свел его с этими людьми. У них, оказывается, уже создан некоторый плацдарм для борьбы с нелюдями. И теперь вопрос, кто будет кому помогать бороться с ними – он им или, наоборот, они ему.

Крис тоже, покачивая головой и улыбаясь на подковырку Эстебана, повернул к машине и, соглашаясь, начал говорить:

– Ну, поедем, поедем… – хотел еще что-то сказать, но как раз в это время впереди, метрах в тридцати, через дорогу начали переходить несколько лосей.

Заметив их, Эстебан, уже не слушая Криса, с сожалением воскликнул:

– Эх, жаль ружья не захватили, а то Леониду мясца заодно подвезли бы!

Николай оглянулся и залюбовался на неторопливую гордую поступь животных. Потом спросил:

– А не жалко убивать-то? Посмотрите, как красиво шествуют.

Крис тоже обернулся и, увидев лосей, сказал:

– Да, красивая животина, там тропа проходит. Они здесь всегда на водопой к реке спускаются… – И с сожалением добавил: – Эх, красота-то красотой, но желудки курсантов требуют иной пищи. К тому же их здесь столько развелось, что небольшой отстрел только на пользу. Да и училище на самообслуживании. Приходится самим охотиться. Завозят только муку, соль, сахар, масло, ну и еще кое-что.

Николаю моментально пришла идея. Он повернулся и быстро пошел к машине, на ходу объясняя:

– У меня есть ружье, и раз духовной пищи не требуется, сейчас мы добудем пищу для желудков курсантов.

Открыв дверь кабины, достал лежавшую сзади сидений свою дубину (с некоторых пор, на всякий случай, он возил ее с собой в «газели») и быстро направился к тропе.

– Вот дает, – сказал Крис Эстебану, – как бы они его не зашибли… – И крикнул вслед: – Николай, поаккуратней там!

– Ничего, ничего, справится. Он такой здоровый и, наверное, очень ловкий. Помнишь, я сегодня при встрече его обнял и похлопал по плечам, так у меня создалось странное впечатление, как будто он соткан не из мышц, а прямо железный.

– Да, необычный человек. Иногда природа являет чудеса и наделяет одного и силой, и умом, и добротой. Всего этого у него на десятерых хватит. Повезло нам, что он встретился. Ты веришь в судьбу, Эстебан?

– Уверен, просто так ничего не бывает – где-то все предначертано. Ведь наши предки верили в Создателя.

– А я и сейчас хоть и не верю, как положено, как когда-то верили, все-таки отучили за почти три тысячи лет, но думаю, что-то есть.

Николай спустился по тропе к реке. Лоси заканчивали водопой. Их было четыре. Один, самый крупный, уже отошел на несколько метров от воды. Николай прикинул: «Слишком разветвленные и кустистые рога, а два отростка прямо на лоб опускаются – неудобно бить будет». И выбрал другого, тоже большого и упитанного, но, очевидно, помоложе – с удобным открытым лбом. «Во, это мой», – подумал он.

Николай слишком близко подошел к лосям, и тот, первый, нагнув голову, фыркнул, издал короткий глухой трубный звук и угрожающе сделал несколько быстрых шагов в сторону Николая, явно отпугивая. Николай не очень торопливо отбежал. Лось, очевидно, решил, что это существо с палкой не опасно, проследовал дальше и занялся небольшим деревцом, ощипывая, наверное вкусные, повыше расположенные молоденькие листочки.

В это время сзади из лужи, образованной метрах в двух от реки, послышались похрюкивания, и Николай, оглянувшись, увидел двух кабанов, с явным удовольствием плещущихся в грязи. «О-о, и с вами заодно потом разберусь», – решил он.

Крис с Эстебаном продолжали говорить о вере предков и обсуждать необычность Николая, когда он появился. Подъем от реки был не крутой, а хоть бы и крутой, для Николая неважно. Одной рукой он взял за заднюю ногу лося, а другой обеих хрюшек – дубина под мышкой – и волоком вытащил все на дорогу. Чтобы не изумлять друзей своей силой, появившись в зоне их видимости на краю дороги, с усталым и утомленным видом уселся на горб лося и крикнул:

– Эй, вы, лодыри, помогли бы!

Те быстро подошли и все равно удивились такой столь значительной добыче. Эстебан всплеснул руками и, как бы не веря, покачал головой. А Крис тоже развел руки и повторил свое: «Ну ты даешь!» – но теперь уже с восторгом. Николай продолжал сидеть и, тяжело дыша, с усталым выдохом произнес:

– Фу. Давайте-ка впрягайтесь – по кабану и вперед. Я сейчас отдышусь и догоню. Да поедем уже, а то скоро полдня будет, как зря проваландались.

Они послушно с усердием взялись за туши и попытались подтащить дальше к машине. Кожаные подметки Эстебана проскальзывали, пробуксовывали, он суетился, но смог сдвинуть свою ношу всего на полметра. Крис же, будучи в кроссовках, с трудом, но проволок метра три. Прекратив утомительную возню, Эстебан рукавом смахнул пот и упрекнул его: «Тебе-то полегче туша досталась».

– Стойте, стойте, – вдруг остановил их Николай. – Что мы делаем, вот бестолковые! Бросайте так, и кто-нибудь сходи и подгони машину сюда. Эстебан хлопнул себя по лбу и побежал заводить машину.

10

Территория училища была огорожена забором, как и та, где замом был Крис. Они подъехали к воротам. Эстебан сходил на проходную, и им сразу открыли. Он велел подъезжать к одноэтажному зданию, где находилась и кухня, и холодильное помещение, и распорядился:

– Оставляем машину здесь. Они разберутся, что куда, и сами разгрузят, а мы пойдем поищем Леонида, он всегда где-то на территории.

Николаю очень интересно было посмотреть, как же может выглядеть человек в столь солидном возрасте. Шутка ли, почти триста лет. Ведь, возможно, и на Земле медики когда-нибудь научатся продлевать жизнь. Вон, у Булгакова, профессор Преображенский уже пересадил гипофиз. А фантастика обычно не так уж и намного опережает действительность. И у нас уже не вымышленный Преображенский, а натуральный Шумаков, его школа и ученики и сердце пересадят, и другие органы. А здесь, как слышал Николай, врачи могли и в голове покопаться. Брали у молодого донора стволовые клетки какой-то части головы, а точнее участка мозга, в искусственных условиях создавали идеальную среду, выращивали и пересаживали – возможно, это и был тот же гипофиз. Про успехи Шумакова в то время Николай еще не слышал, но читатель-то уже знает, поэтому ему легче это усвоить.

Часы на здании кухни пропикали шесть раз. Николай посмотрел – они показывали три часа. Он всегда удивлялся, почему все часы здесь, да и на радио, и по телевидению, всегда отмечали каждый час шестикратным пиканьем. Это удивление молодому читателю покажется странным, ведь и у нас теперь тоже каждый час начинается, то есть отмечается, шестикратно. Но у Николая почему-то закрепился в памяти трехкратный сигнал. Так было, когда он еще был молодым, еще при Сталине; его отец, чтобы не проспать на работу, за неимением будильника включал на ночь радио, и оно утром, в 6 часов, начинало работать, били куранты, раздавался гимн, и все следующие часы, и семь, и восемь, когда как раз мальчик Коля собирался в школу, начинались трехкратным сигналом. И когда уже в послесталинское время почему-то перешли на шестикратный сигнал, он этого даже не заметил, очевидно, из-за своей какой-то природной невнимательности. К тому же к этому времени он уже стал взрослым и жил отдельно, радиоприемника не было, а когда появились телевизоры, хоть и купил, но, дело молодое, редко включал. И смотрел только, когда выходил новый и хороший фильм, и то если узнавал о нем от знакомых. Поэтому если ушами ему иногда случайно и приходилось улавливать эти новые сигналы, то они проходили как-то мимо сознания в котором очень сильно закрепилось детское, трехкратное.

Итак, Николай не знал, что на Земле часы бьют шесть раз, но мы-то с читателем знаем; так не задаться ли нам вопросом: почему у нас именно шестикратный сигнал выбран сигнализатором нового часа, тогда как цифры «три» или, например, «семь» издревле были наиболее приемлемы на Руси, и не один ли это из элементов глобализации?

Шел конец июня. Кто бывал в Сибири, должен знать, как иногда после полудня солнце раскаляет воздух. Было безветренно, и стоял густой зной. Все трое сняли одетые на голое тело ковбойки и побросали на сиденья в кабине. Остались только в шортах и кроссовках. Эстебан знал, что Леонид Леонидыч всегда сам старается присутствовать на всех занятиях, и спросил у проходившего знакомого инструктора по физподготовке, где можно его найти. Тот послал их на другой конец, к морю. Большая часть территории находилась в лесу, но оканчивалась полукилометровым пустырем, спускавшимся к океану и дельте реки. Все это огорожено забором, как и в училище Криса.

Стояла густая вязкая духота, но с моря тянул слабый бриз и слегка освежал. Захотелось выкупаться.

Подошли к берегу, где и обнаружили деда, как и они, одетого только в шорты. Он сидел под грибком от солнца и разговаривал с парнем, одевавшим легкий серебристый гидрокостюм.

Николай увидел, что дед ничем не отличается от наших семидесяти-восьмидесятилетних стариков и даже выглядел несколько свежее: лицо почти без морщин, не полностью седые волосы; тело, конечно, не мускулистое, но и без какой-либо дряблости.

После теплых приветствий ему представили Николая как старовера, в прошлом году перешедшего жить к нам и теперь полностью нашего человека.

Парень, бывший с дедом, закончил облачение в костюм и собирался войти в воду. Николай с Крисом тоже решили освежиться. Эстебан остался и подсел к деду в тенек.

В настоящее время проходил урок по подводному ориентированию. Пятнадцать курсантов в легких водолазных костюмах только что стартовали с берега с условным заданием. В середине дельты реки находились два небольших островка, расположенных друг от друга метрах в ста. Нужно было под водой доплыть до левого, вылезти, захватить один из предметов, лежавших в середине, – это были какие-то ящички или маленькие чемоданчики – и так же, под водой, переправить его на правый островок. Дальше кинжалом, который был приспособлен к поясу водолазного костюма, с расстояния семи метров поразить цель – укрепленное валунами толстое двухметровое бревно.

Крис зашел по колено и начал, пробуя воду, зачерпывать ладошками и поливать на себя, затем брызнул и на Николая. Леонид Леонидыч с опаской предупредил их:

– Вода очень холодная, температура не выше семнадцати градусов. Вы не смотрите на курсантов, они-то в гидрокостюмах с термостатическими свойствами.

– Да мы недолго, только окунемся и назад, – успокоил Крис.

Николай с тем парнем, одновременно с разгона, сделав два-три шага по воде, нырнули. Они плыли рядом и видели друг друга, но парень-то был в водолазном костюме и, похоже, намеревался плыть до самого острова. «Прошло уже минуты две», – прикинул Николай. И решил: «Пора выныривать». Он помахал парню рукой и всплыл на поверхность. Лег на спину, раскинул руки и отдался течению. Пригревало солнце, и на поверхности вода была совсем не холодная. Наслаждаясь, закрыл глаза, и ему даже захотелось вздремнуть. Побалдев так около десяти минут, почувствовал – почему-то стало сильно раскачивать. Он осмотрелся, и оказалось, что течением его отнесло уже достаточно далеко в открытое море. По берегу ходили Эстебан с Крисом и что-то кричали, а Крис еще и грозил ему кулаком. Николай про себя улыбнулся и попробовал вернуться, но течение, при слиянии всегда очень сильное, мешало. Некоторое время он махал саженками, но почти не приближался к берегу.

Тогда он попробовал нырнуть. На глубине действительно стало потише и плыть легче, но вода оказалась холоднее. И почувствовался какой-то поток, который повлек его куда-то в правую сторону. «Это хорошо. Наверное, здесь вдоль берега проходит подводное течение, – сообразил он, – надо воспользоваться». И чтобы ускорить продвижение, стал руками помогать ему. Но холод все сильнее пробирал его. Попробовал опуститься еще ниже, и, странно, вода стала намного теплее. Теперь он спокойно продвигался к берегу. Значит, на глубине его уже отнесло от места впадения и не было бурного встречного, мешающего плыть, течения реки.

Между тем здесь шла своя жизнь. Вверху вода казалась светло-голубой, а внизу все больше темнело, наверное, скоро покажется дно. На темном фоне дна светились скопления мельчайших личинок, за ними гонялись мальки и пожирали их. Вокруг него суетились и рыбы, и какие-то странные существа. Мимо Николая проплывал красный, пузатый, с выпученными глазами, как еж утыканный иголками, шар с фиолетовым хвостом. Он попробовал рукой прикоснуться к нему, но тот, ощетинившись, больно кольнул ладонь и юркнул вниз. А там уже выступала подводная скала с облепившими ее розоватыми кораллами, с которыми и слился шар.

Рядом с Николаем появилась медуза, ритмично покачивая своими длинными ворсистыми бледно-розовыми отростками, она поднималась вверх. Он не стал ее трогать и проплыл под ней.

Эти интересные наблюдения захватили Николая, и он совсем забыл, что достаточно долго не показывался на поверхности – минут пять-семь точно. «Что подумают те, там, на берегу?» – наконец опомнившись, пришло ему в голову. И тут же успокоил себя: «А, ерунда, придумаю что-нибудь».

Вдруг прямо у него на глазах какая-то хищная рыбина заглотила другую, и сразу – вот ненасытная – погналась за другой, но не догнала, той удалось ускользнуть. Тогда ее чем-то привлекли ноги Николая, и она попыталась их атаковать. Так же, наверное, действует на щуку блесна. Николай перебирал ногами, а лучи солнца, хоть и слабо, но проникая сюда, производили блики голых, белых ступней. Они и заинтересовали ее. Рыба была крупной, примерно сантиметров восемьдесят, но не больше метра, и уже раскрыла пасть, причем очень порядочного размера, и обнажила зубы. Николай даже немного испугался и подумал: «Акула что ли? Сейчас отхватит полступни». Он отдернул ногу, а другой почти машинально, как по мячу, изо всей силы стеганул ей по туловищу и оглушил. Она перевернулась кверху брюхом, а он полностью засунул ей всю пятерню под жабры и захватил ее. Она стала приходить в себя и задергалась, стараясь вырваться. Но держать было удобно. «Теперь не уйдешь, и тебе придется стать кормом, – упрекнул ее Николай. – Прости, но такова жизнь. Интересно, съедобная ли ты?»

Он вынырнул и огляделся. Берег оказался совсем рядом, но от огораживавшего территорию забора его отнесло уже метров на двадцать, и с берега он не был виден. Николай преодолел оставшееся расстояние, и когда ногами коснулся дна, не стал вылезать совсем, а так, по грудь, и пошел по берегу. Наконец, забор не стал мешать, и показался грибок, где продолжали беспокойно суетиться Крис с Эстебаном.

– Вот он! – вскричал Эстебан, первым его заметивший.

А Крис возмутился:

– Ну, ты даешь! Где тебя носило?

– Да вот, рыбу ловил, – сказал вылезавший из воды Николай и приподнял извивавшуюся и хлеставшую хвостом по воде рыбину.

– Мы уже прощаться с тобой собрались, – продолжал возмущаться Крис, – ну, думаем, или акула сожрала, или утонул.

– Ага, обрадовались поди? Не дождетесь, – с улыбкой огорчил его Николай, а серьезно сказал, оправдываясь: – Видели течение-то какое, пришлось периодически нырять, там на глубине потише. Да я же, когда выныривал, рукой вам сигналил, – соврал он. – Чего вы переживали-то?

– Не видели мы никаких сигналов.

Николай, уже подойдя к грибку и опустив на гальку рыбину, посмотрел в сторону моря и, вроде бы убеждаясь, заметил:

– И правда, трудно рассмотреть, эти барашки и пена от волн мешают.

Между тем рыбина, извиваясь на песке, оказалась рядом с ногами Леонида Леонидыча, и он, рассмотрев ее, сказал:

– Это акуленок. Как же ты его зацепил?

– А, ерунда, сам напросился. Полез драться, открыл пасть: «Смотри, – говорит, – какие зубы», – отшутился Николай и поинтересовался: – Ее хоть есть-то можно?

– Конечно, вымочить, специй добавить, еще и за деликатес сойдет. Будет призом за успехи в учении. Вон, один отличник уже появился, – указал Леонид на первого выполнившего задание и вылезавшего из воды курсанта.

Потом он по рации связался с парнем, который вместе с Николаем влезал в воду, и объявил ему:

– Все, Сидор, отбой, Николай нашелся, он здесь, на берегу.

Оказывается, они уже послали его на розыски. Этот Сидор не был курсантом, он уже пятнадцать лет как окончил училище и жил и работал в Северном, на заводе мастером. У него обнаружился природный дар к технике – Кулибин своего рода или Левша. Еще в училище заметили эту склонность к техническим наукам и не препятствовали, а, наоборот, помогали ей развиться. У него было хобби: Сидор частенько (раз в неделю обязательно), пока река и море не сковывались льдом, приезжал из города на своем мопеде купаться. И сегодня прибыл сюда как раз за полчаса перед ними. Он и придумал термокостюм и даже смог организовать на заводе его производство.

Потом Сидор подарил Николаю свой водолазный костюм. Они оказались почти одного роста. Он был чуть великоват, но, как сказал Сидор, это не страшно, и даже лучше. Будешь чувствовать себя посвободней. Акулы здесь иногда заплывали и в пресную воду и, бывало, нападали на людей. На поясе костюма висел кинжал, и не такой, как у остальных курсантов, а подлиннее, с полуметровым лезвием, но легкий и удобный. Скорее, это был меч. Ножны его крепились к бедру и нисколько не мешали плыть. Он свободно и быстро вынимался, рукоять хитро, чтобы не выронить, сцеплялась с запястьем. Доставай и отбивайся – и от акул, и от других хищников.

Они пробыли здесь до самого вечера. Для Николая этот визит оказался очень полезным. Он узнал много нового. Раньше, бывая в училище Криса, он удивлялся, почему так мало курсантов – всего три класса по пятнадцать человек. Но увидев и здесь лишь две количественно такие же группы, наконец уяснил, что по привычке зря меряет земными мерками. Главное, выяснилось, – у патриотов имелось достаточно большое количество людей, готовых выступить против нелюдей. Было и оружие. Если понадобится, можно быстро собрать под ружье человек пятьсот, а то и около тысячи. При таком малом населении – это же целая армия. Все выпускники училища хоть и жили в разных городах республики, но с ними можно быстро связаться. Некоторые служили в полиции, другие работали на заводах.

В училище была и группа, в которой готовили охранников. Она в настоящее время состояла из двенадцати человек. Подозрительно стало бы не выполнять основную функцию, для которой и заведены училища, – готовить охрану для нелюдей. Постепенно, благодаря авторитету Леонида Леонидыча, только ему стали доверять окончательную проверку и выпуск этих подонков. А остальные три училища под самый конец обучения направляли к нему «достойных» кандидатов.

Чтобы отделить эту группу от основной части курсантов и чтобы они даже не догадывались, что патриоты используют училище в своих интересах, сразу по прибытии сюда им внушали мысль, что они элита, прошли отбор и полностью подходят для почетной службы. А остальные – это низшая категория. Они отсеяны и пойдут в полицию или на заводы рабочими. Занятия с ними проводились отдельно, и обычно в училище они находились не более двух недель. И так как в жизнь охранники выпускались только отсюда, вся слава доставалась Леониду. Вот хитрец – ведь раз слава, то и никаких подозрений.

Обо всем этом шел разговор во время обеда. Кушали впятером: хозяин, их трое и Сидор. Николай после двух лет жизни на этой планете нисколько не сомневался в цели переброски сюда. Желание помочь полностью захватило и все больше становилось целью его жизни. Он чувствовал и знал свою силу и возможности, руки чесались действовать. В то же время что-то говорило ему – в таком случае нельзя спешить, очень велика ответственность, а ситуация не до конца изучена. Но сегодня, приятно пораженному увиденным и услышанным, ему не давала покоя мысль, что патриоты уже достаточно готовы к выступлению против нелюдей. Он подумал и решил: «Попробую, как бы для эксперимента, хотя бы только предложить какое-нибудь действие. Тут все свои, и интересно посмотреть, как отреагируют. А если я еще не все понимаю, в крайнем случае поправят». И он сказал:

– У нас, оказывается, достаточно сил. Хватит бездействовать. Предлагаю внезапно напасть на то место, где в республике находится их смертоносная машина – этот компьютер, и захватить его. Никому из вас не надо объяснять, что в нем вся сила нелюдей. Захватить – и они лишатся власти. Я готов возглавить эту операцию.

– Похвально, похвально. Еще бы знать, где она, эта, как ты говоришь, машина, – с некоторой долей иронии заметил Леонид Леонидыч.

– Как, и вы этого не знаете? Как же так? Я понимаю, что они открыто не станут объявлять, где она, но можно же по каким-то косвенным приметам попытаться определить место. Наверняка там запретная зона, много охраны или еще что-то.

Леонид, удивляясь наивности Николая, покачал головой и сказал:

– Наверное, ты думаешь, что это какой-то громоздкий агрегат, тогда как он всего лишь обычный, стандартный, маленький чемоданчик с ручкой, дипломат, а еще точнее – ноутбук. Попробуй определи, где его хранят: то ли на каком-нибудь острове в океане, а могут вообще, поскольку это стандартная вещь, не прятать, а в открытую переносить с места на место.

Николай осекся, замолчал и задумался, а Крис дружески подколол его:

– Ну что, смелый налетчик, получил?

– Да-а… – в ответ протянул он и больше ничего не сказал.

После обеда они еще ходили на стрельбище, где Николай продемонстрировал свое умение.

Когда вечером они собрались уезжать, с ними напросился Сидор. Его мопед стоял у ворот рядом с кухней, и его загрузили в «газель». Над воротами трое курсантов натягивали транспарант. «Да здравствует юбилей великой победы!»

Все расселись в машину. Николай завел, и в это время часы на здании кухни снова резанули его слух шестикратным пиканием. Он посмотрел – они показывали восемь часов.

Уже за воротами, на шоссе, Николай поинтересовался у севшего рядом Сидора:

– А что это за праздник, что за юбилей?

Тот равнодушно пожал плечами и показал на Криса:

– Вот он лучше знает.

Крис с улыбкой взялся объяснять:

– О-о… Это юбилей победы нелюдей.

– Сколько же уже лет юбилею?

– Зачем отмечать года, и так известно, который идет год. А юбилеи у них отмечаются не по годам, а по циклам.

– Х-м-н, как это?

– А так. Есть три вида циклов: шестилетний, как раз он и наступает, – четыреста восьмидесяти пятилетний цикл. Есть еще шестидесяти шестилетний и шестьсот шестидесяти шестилетний.

Дальше Николай спросил у Криса:

– Эти странные шестилетние циклы, почему у нелюдей такая привязанность, отчего они так любят эту цифру? Наверное, она что-нибудь символизирует?