Текст книги "Ледащий"

8

В эти же дни Несвицкий стал летать – в буквальном смысле слова.

Случилось это так. Жизнь его устроилась и приобрела размеренный характер. Утром он вставал, шел в госпиталь, где чаровал раствор. День ото дня справляться с этим становилось проще. Он больше не заглядывал в палаты, чтобы проникнуться желанием помочь, а сразу отправлялся к автоклаву, садился у него и вызывал из памяти увиденных им раньше раненых детей. Ладони у него становились горячими, он опускал их в воду и ждал, пока жар не спадет. Придуманная им схема не сбоила: растворы выходили одинаковые, как будто изготовленные фабрикой.

Закончив, Николай шел есть, а после – и домой. Болтаться среди медиков, мешая им работать, Несвицкий не хотел. Сидеть в библиотеке не было нужды: необходимую ему литературу он находил в ЭИС. Что нужно – распечатывал на принтере. Вначале чувствовал себя неловко: здоровенный, молодой мужик работает всего лишь полчаса, а зарплату получает как хирург, дежурящий ночами. Пришел к Кривицкому, тот выслушал и замахал руками:

– Не нужно помогать! Ну, станете таскать носилки с ранеными, а на другое, извините, не годны, поскольку вы не медик. Устанете, назавтра не получится раствор. А он куда нужней, чем ваша помощь. Санитаров я всегда найду, а волхва – нет. Так что отдыхайте и набирайтесь сил.

Здоровенным Николай назвал себя не зря. Обильная ли еда, занятия ли волхвованием способствовали, но называть его ледащим отныне было трудно. Он набрал вес, но не пополнел, а мышцами оброс. Они перевивали его плечи, руки, бугрились на ногах, как у спортсмена-многоборца. Фигура стала походить на рюмку – широк в плечах и узок в талии. Несвицкий ощущал, что стал физически сильнее – Марину, например, носил как перышко. Подруге, кстати, это очень нравилось.

Три дня в неделю Несвицкий ездил в батальон, где обучал взвод Гулого не только основам обороны, но и штурму вражеских позиций. Для начала он велел их оборудовать на пустыре: траншеи, блиндажи и огневые точки. Учил, как приближаться к ним, как войти в траншею и чистить от врагов.

– Итак, в отнорке справа враг, – объяснял стоящим сверху ополченцам. – Идеально зашвырнуть туда гранату, а после взрыва выскочить из-за поворота и подавить огнем. – Но гранаты могут кончиться, с собой их много не возьмешь. Поэтому перекидываем автомат к левому плечу, встаем у стены чуть наискось, левая нога опорная, слегка выставляемся с автоматом и заливаем весь отнорок пулями. Выпустили магазин, прижались к стенке и отступили на перезарядку. Одновременно ваш напарник повторяет маневр и добивает тех, кто выжил. Можно даже сделать так.

Николай взял оружие за рукоятку и цевье, выставил автомат за поворот траншеи, и вслепую опорожнил весь магазин в отнорок. При этом ствол автомата качался.

– Направление стрельбы от уровня груди и ниже, – пояснял он ополченцам. – Враг может наклониться, присесть, упасть на пол. Если начнет стрелять в ответ, попасть в руку очень трудно. А если и получится, то вы всего лишь ранены. Понятно? Тренируйтесь!

– На обучение большой расход патронов выйдет, – заметил Гулый, когда Несвицкий выбрался наверх. – Боюсь, не утвердят.

– Патроны можно сделать, – сощурился Несвицкий, – а человека не вернешь. Тем более что у республики есть свой завод боеприпасов. Объясни это начальству.

После объяснения начальство захотело посмотреть. Несвицкий в паре с лучшим из ополченцев прошел весь укрепленный пункт, забрасывая огневые точки и отнорки учебными гранатами и поливая их огнем из автоматов. Офицеры впечатлились.

– Господин майор, – обратился к Николаю командир батальона ополченцев. – Не могли бы вы обучить и других бойцов?

– Давайте так, – сказал Несвицкий. – Отберите в подразделениях лучших. Я их натаскаю, а они станут инструкторами для остальных.

На том и порешили.

Свободные часы Несвицкий посвящал учебе. «Практическое волхование» оказалось ценной книгой. Изложенные в ней методики выглядели просто, но требовали вдумчивой работы и повторения уже освоенных приемов. Для Николая это затруднением не стало. Служба офицера состоит из постоянных тренировок – будь то стрельба, преодоление армейской полосы препятствий или штурм здания с освобождением заложников.

Полеты ему долго не давались. Николай все делал, как советовал Софроний, но не выходило даже приподняться над ковром, на котором он сидел – иеромонах рекомендовал начать с такой позиции. И вот в очередной раз не получилось. «Наверное, просто нет способностей к полетам», – подумал Николай и встал. Застывшие от неудобной позы мышцы радостно расслабились, кровь забурлила по сосудам, а вместе с ней вдоль тела пробежал стремительный поток – как будто бы течение от горной речки. В тот же миг Николай получил сильный удар по голове и потерял сознание…

Очнулся он лежащим на ковре. Голова немного ныла, а потрогав темя, Николай нащупал небольшую шишку. Кто же его так приложил? Он осмотрелся – никого. Поднес к глазам ладонь, которой трогал голову, – а та в побелке. Взглянул на потолок – на нем заметное пятно осыпавшегося мела. Все стало ясно: он все-таки взлетел, но слишком резко и неумело, поэтому врезался башкой в потолок. Софроний не зря рекомендовал начинать полеты сидя: в этой позе потоки гравитации не движутся стремглав вдоль выпрямленного тела и тем самым не дают ему взмывать, как свечка. А Николай, когда вскочил на ноги, невольно высвободил всю гравитационную энергию и в результате боднул головой потолок. Мог и убиться…

Умывшись и попив чайку, Николай вернулся к прерванным занятиям, но в этот раз был очень осторожен – он даже привязал подушку к голове. Не пригодилась – в этот раз потоки, которые он наловчился вызывать, бежали вдоль хребта, концентрировались у ягодиц и плавно их обтекали. В результате он поднимался над ковром, зависая между потолком и полом. Освоив это упражнение, Несвицкий стал учиться перемещаться по горизонтали и плавно опускаться – словом, поступал, как и советовал Софроний. И понемногу стало получаться…

Назавтра он посетил магазин мужской одежды, купил там черные штаны и куртку. Нашлась и вязаная балаклава, которая именовалась «шлемом для занятий зимним спортом». Летать он собирался по ночам, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. В темном небе фигуру в черном не заметят, а лицо закроет балаклава. И голове теплее будет. Он не хотел, чтоб кто-то знал о появившемся умении.

В квартире у Марины был балкон. В доме они располагались в шахматном порядке, и опасаться, что при взлете можно врезаться в верхний, не приходилось. Марина была на ночном дежурстве, и в тот же вечер Николай стартовал с балкона. Поплыл сначала над кварталом, затем нарезал круг над центром города и с неохотой вернулся к дому. Его переполняли радость и восторг. В прошлой жизни Николаю довелось прыгать с парашютом. Впечатления похожие. Сначала падаешь к земле, ощущая, как воздушные потоки обтекают тело, затем паришь под куполом, как птица в небе, и наслаждаешься полетом. Сейчас ему не нужен парашют, и он не падает – может взлететь, зависнуть на месте, словно квадрокоптер, стремительно скользнуть вперед и вниз, заложить вираж и сделать мертвую петлю – все, что захочет.

Поначалу своим умением он пользовался очень осторожно. Во-первых, опасался, что внезапно потеряет силы и упадет на землю. Во-вторых, что измотается в полете и не сможет назавтра зачаровать раствор. Но скоро осознал, что опасения напрасны. Усталость приходила постепенно, а сон ее снимал бесследно. Зато был зверский аппетит, но Николай к нему привык и знал, как укротить. Готовил больше и перед полетом выставлял еду на стол. Вернувшись, поглощал ее и мыл за собой посуду, поэтому Марина, придя со службы, не подозревала, что ее любимый съел полную кастрюлю супа и закусил его котлетами с буханкой хлеба. Увидела – не удержалась бы от вопросов.

С каждым днем он увеличивал дальность своих полетов, и вскоре изучил столицу – сверху, разумеется. С высоты темный город смотрелся мрачно: громады зданий, редкие огни… Они горели главным образом внутри дворов с высокими заборами – издалека не разглядеть, а сверху некому. Беспилотников у славов не имелось, а авиация противника ночами не летала. Она и днем опасалась появляться – истребители империи не позволяли. А волхв-летун… У славов они, может, и имелись, но никак себя не проявляли. Николай, как будто невзначай, спросил об этом Гулого на тренировке ополченцев. Прапорщик пожал плечами:

– Ни разу не слыхал про волхвов-славов. У немцев – чернокнижники, но они летают над позициями для разведки и очень редко. Видел пару раз издалека, но их быстро отогнали.

– Наши волхвы?

– Пулеметчики, – ответил Владислав. – Из крупнокалиберных как врезали! Немцы сдриснули. У них покровы есть, конечно, но не каждый выдержит с десяток попаданий. Боится немчура!

Так что Николай почувствовал себя единственным, кто летает по ночам над городом, но получилось, что ошибся. Со временем он научился отдыхать прямо в воздухе. Раскинув руки, ноги лежал, как будто на воде, ощущая, что потоки легко журчат вдоль тела, позволяя человеку парить, словно птица. И однажды, когда он вот так застыл лицом к земле – небо было темным и ненастным, смотреть в него не интересно – сверху раздалось:

– Замер! Пошевелишься – стреляю!

Николай перевернулся. Над ним парила тень. Присмотревшись, Несвицкий разглядел, что это человек в военной форме. Глаза Несвицкого привыкли к темноте, поэтому он различил погоны на плечах и пистолет в одной руке. Еще виднелось белое лицо под круглой шапочкой.

– Ты кто? – спросил у тени.

– А ты? – ответил незнакомец.

– Майор вооруженных сил республики Несвицкий Николай Михайлович. Центральный госпиталь.

– Чем можешь доказать? – поинтересовалась тень.

– Документы в куртке. Могу показать, но разглядишь ли в темноте?

– Летишь со мной, – подумав, сообщила тень. – Но не вздумай увильнуть! Кокон не поможет – патроны зачарованные.

– Как и у меня, – Несвицкий показал свой пистолет. Он сумел достать его из правого кармана. – Так что назовись, летун! А вдруг ты слав и тянешь меня к ним?

– Какой я слав! – обиделся летун. – Я князь Касаткин-Ростовский Борис Иванович, майор вооруженных сил империи, волхв в экспедиционном корпусе.

– Ну, так бы сразу и сказал! – Несвицкий хмыкнул. – Летим, ваше сиятельство! Интересно будет познакомиться с коллегой.

Он сунул пистолет в карман. Князь поколебался и спрятал свой. Опустившись, занял место рядом.

– Туда! – он указал рукой.

Два волхва, словно рыбы в море, заскользили над притихшим городом и через несколько минут зависли над большим двором у здания, выстроенного буквой «П». Здесь возле входа горел фонарь, а под ним маячил часовой.

– К нему!

Две фигуры соскользнули с неба и приземлились почти рядом с часовым. Тот отшатнулся и сорвал оружие с плеча.

– Стой! Кто идет?

– Не идет, а летит! – поправил князь. – Глаза протри, балбес!

– Виноват, ваше сиятельство! – растерянно ответил часовой. – Растерялся. Чуть на голову не свалились.

– Хотели бы на голову – и пикнуть бы не успел! – буркнул Касаткин-Ростовский и повернулся к Николаю: – Документы!

Несвицкий протянул ему удостоверение и сдернул балаклаву. Князь сличил фотографию на документе с оригиналом.

– Извините, господин майор, – сказал, вернув удостоверение. – Таков порядок. Поступили сведения, что в небе над Царицино чужак летает. Решили – чернокнижник, который выбирает цели для обстрела. Всем волхвам отдали приказ найти и обезвредить немца. При случае – живым доставить.

– Так надо было крикнуть: «Хальт! Хенде хох!» – пожал плечами Николай.

– А «хенде»-то зачем? – недоуменно спросил Касаткин-Ростовский и, поняв, рассмеялся.

– Наш человек! – он хлопнул Николая по плечу. – Не обижаешься, майор?

– И не подумал! – Несвицкий вернул ему хлопок.

– Борис, – князь протянул ему ладонь.

– Николай, – Несвицкий пожал ее.

– На «ты»?

– Согласен.

– За это надо выпить, – предложил Касаткин-Ростовский. – Идем!

Они поднялись на второй этаж. Здесь князь грохнул кулаком в неказистую дверь у лестницы.

– Подъем, лентяй!

За дверью завозились, и наружу выглянула заспанная физиономия с растрепанными волосами.

– Что, дрыхнешь? – насмешливо спросил Касаткин-Ростовский. – Велел же ждать не смыкая глаз.

– Лег на минуточку и не заметил, как глаза закрылись, – пролепетал разбуженный обладатель заспанной физиономии.

– Вот же дали лодыря, – пожаловался князь Несвицкому. – Не денщик, а горе луковое. Чуть что – так сразу спать, причем и днем, и ночью. На фронт его отправить, что ли?

– Не надо, вашсиятельство! – взмолился денщик. – Меня подстрелят сразу, я ж нестроевой.

– Ладно, – махнул рукой Касаткин-Ростовский. – Живи пока. Подашь нам ужин на двоих. Мухой!

Денщик кивнул и, выскочив наружу, ссыпался по лестнице вниз.

– На кухню побежал, – сказал Касаткин-Ростовский. – Для волхвов на ночном дежурстве специально держат повара. После полетов ешь, будто не в себя. У тебя есть повар?

– Нет, – развел руками Николай. – Я сам готовлю.

– Почему?

– У нас не воинская часть, и нет возможности кормить кого-то по ночам. Ем дома.

– Прислугу заведи.

– Тут такое… – Николай смутился. – Прислуга все разнюхает. Никто не знает, что я летун, и не хочу, чтоб знали.

– Почему?

– Ну… Долгая история.

– Погоди… – князь вдруг задумался. – Ты тот самый волхв, который уничтожил чернокнижника и группу немцев? Читал в газетах.

– Я, – кивнул Несвицкий.

– Расскажешь?

– Если интересно.

– Конечно! – воскликнул князь. – Идем!

Касаткин-Ростовский обитал в двухкомнатной квартире. Небольшой: прихожая, гостиная, спальня и санузел, разумеется. Неплохо для майора, оценил Несвицкий. Хотя, конечно, князь… Но в то же время – сословия в империи упразднили век назад, как и обращения по титулу. Однако (и Несвицкий это знал) аристократическая знать варягов не растворилась в обществе простолюдинов и хранила прежние обычаи. Даже браки предпочитала заключать между своими. Официально никто не заставляет называть Касаткина-Ростовского «сиятельством», но и денщик, и часовой это сделали. Похоже, здесь так принято…

В квартире Николай получше рассмотрел майора-волхва. На вид лет 28–30. Узкое лицо с тяжелым подбородком, чуть крючковатый нос и синие глаза под черными бровями. Высокий лоб и маленькие уши. Волосы – темно-каштановые, волнистые. Не красавец, но очень симпатичный. К тому же майор высок, широкоплеч. Женщинам такие нравятся.

– Присаживайся! – князь указал на один стульев, стоящих за обеденным столом. – Сначала ужин, а потом поговорим. Где этот лодырь?

И лодырь тут же появился. Поставив перед офицерами судки с едой, достал из шкафа столовые приборы и разложил на скатерти.

– Что господа желают пить? – спросил.

– Коньяк, – ответил князь. – Из снифтеров. Не перепутай с рюмками, дубина!

Денщик поставил перед ними бокалы с узким горлом на невысоких ножках. Плеснул в них светло-коричневой жидкости из большой бутылки и примостил ее неподалеку.

– Еще чего желаете? – спросил.

– Сгинь! – князь сделал жест рукой. – И не забудь сварить нам кофе. Подашь, когда закончим ужин.

Денщик исчез за дверью.

– По глотку для аппетита? – спросил Касаткин-Ростовский у гостя.

Николай кивнул и взял бокал.

– Приятно было познакомиться, Борис!

– Мне тоже, – князь кивнул и отпил из снифтера.

В следующие полчаса оба молча ели. Пища у варягов оказалась простой, но сытной: щи с говядиной, свиная отбивная с кашей, душистый, свежий хлеб. Порции большие. Николай хоть не наелся до отвала, но голод утолил. Появившийся денщик принес кофейник, расставил перед ними чашки и унес посуду. Князь налил им кофе, Несвицкий пригубил из чашки.

– Гм! Арабика?

– Точно! – улыбнулся князь. – Я вижу, разбираетесь.

– Люблю хороший кофе. И сварен замечательно.

– Матвей умеет, – кивнул Касаткин-Ростовский. – Лишь за это и держу бездельника. А так выгнал бы.

– На фронт?

– Нет, конечно, – князь засмеялся. – Матвей вольнонаемный и числится нестроевым. На фронт ему нельзя. Он это знает, но каждый раз пугается, когда грожу. Иначе невозможно заставить что-то делать – лодырь страшный. Денщиков в имперской армии разрешено иметь лишь волхвам, но жалованье им мы платим из своего кармана. И неплохое, к слову – на уровне контрактника в пехоте. Желающих полно. Служба сытная, спокойная и не опасная. Угощайся!

Князь протянул ему сигару с гильотинкой. Николай привычно срезал кончик – научился, когда гостил на Кубе, и прикурил от длинной толстой спички. Из хулиганских побуждений сотворил кольцо из дыма и пронзил его тонкой дымной струйкой.

– Гм! – хмыкнул князь. – Красиво. А теперь прошу рассказать о бое под Царицыно.

Прихлебывая из бокала с коньяком и запивая его кофе, Николай курил и говорил. Поведал князю сокращенный вариант своей легенды. Как очнулся в траншее под землей, как в полуобморочном состоянии выбирался, каким образом уконтрапупил чернокнижника с охраной, а затем отбил атаку немцев вместе с Гулым… Рассказал о неожиданно открывшейся способности зачаровать раствор здоровья и о состоявшемся недавно награждении Георгиевском орденом, присвоении главнокомандующим чина майора медицинской службы…

– Летать учился по учебнику? – воскликнул князь, когда Несвицкий смолк. – Не может быть!

– Возможно, навыки восстановил, – Николай пожал плечами. – Сказал ведь: прошлого не помню.

Касаткин-Ростовский внезапно бросил в него гильотинку – резко, сильно. Она летела прямо в лоб Несвицкому, но не попала. Перед лицом майора внезапно возникла радужная пленка, она чуть пыхнула, когда в нее попала гильотинка, и та со звоном покатилась по полу.

– Кокон тоже есть, – задумчиво сказал Касаткин-Ростовский. – И сильный, к слову.

– До сегодняшнего дня не знал, – сказал Несвицкий.

– Странно, – князь встал и заходил по комнате. – Патроны можно посмотреть?

Николай достал из куртки «Штайер», извлек обойму и отдал князю.

– Белые? – тот удивился. – Обычно пули черные. Точно зачарованные?

– Кокон чернокнижника пробили, – ответил Николай, – кирасы немцев тоже.

– Можно посмотреть, как ты их зачаровываешь?

– Не вопрос. Давай патроны и воду.

Князь принес ему магазин с обычными патронами, подал стакан воды. Николай плеснул ее в окно патроноприемника, вытряхнул излишки и приложил два пальца к верхнему патрону. Закрыл глаза. Перед взором возник бой под городом: траншея, поле и бегущие к нему враги. В пальцах появился и истек внутрь магазина холод. Он поднял веки и убрал от магазина пальцы, бросив взгляд в окошко – патроны побелели.

– Держи! – вернул он магазин хозяину. Тот взял и выщелкнул патроны на стол. Взяв один, поднес его к глазам.

– Белый и холодный, – сказал и положил патрон на стол. – Впервые вижу такую технику чарования. Уверен, что им кокон не помеха?

– Не советую испытывать – по крайней мере, на себе, – Несвицкий улыбнулся. – Немецкий чернокнижник подтвердит – из ада.

– Подведем итог, – князь сел и почесал в затылке. – Чаруешь воду и боеприпасы, летаешь и имеешь кокон. Ты волхв четвертого разряда, а таких не очень много. У меня, к примеру, всего второй разряд – летун и кокон. Ты откуда такой взялся?

– Не помню.

– Погоди! Я скоро.

Князь вдруг вскочил и выбежал из комнаты. Вернулся где-то через пять минут и не один – с каким-то мужиком. Коренастым, с круглым, заспанным лицом и короткой стрижкой. Одет мужик был в синий бархатный халат, на ступнях – кожаные тапки с загнутыми носами.

– Доброй ночи, ваше сиятельство! – встав, поприветствовал его Несвицкий. – Я Николай Михайлович Несвицкий.

– Якуб Ахметович Акчурин, – гость пожал ему руку. – Но я не князь. Простолюдины мы.

– Брось, Яша! – сморщился Касаткин-Ростовский. – Не заводи.

– Отчего же? – Акчурин сел напротив Николая. – Кругом сплошные благородия с сиятельствами, а я простой майор, к тому же татарин. Пусть гость твой знает.

Он улыбнулся. Теперь Несвицкий рассмотрел восточные черты лица Акчурина. Выдающиеся скулы, миндалевидный разрез глаз. Зубы мелкие, чуть желтоватые.

– Яша – волхв четвертого разряда и мой начальник, – сообщил Касаткин-Ростовский.

– А ты подчиненный хренового разряда, – сказал Акчурин. – Коли разбудил начальника средь ночи и приволок к себе, то сперва коньяком угости. Потом и дело будет.

– Сейчас!

Князь взял бутылку и наполнил бокал до краев. Акчурин выпил коньяк словно воду, крякнул и протянул бокал хозяину:

– Еще!

Князь подчинился.

– Вам вера пить не запрещает? – поинтересовался Несвицкий, впечатленный этим представлением.

– Мне – нет! – сказал Акчурин и вновь опорожнил бокал. Поставил его на стол и ткнул пальцем в потолок. – Над нами крыша, а под ней Аллах не видит.

«Удобная религия!» – подумал Николай. А Акчурин тем временем достал сигару из коробки, стоящей на столе, отгрыз и сплюнул кончик на пол. После прикурил от огонька, который вдруг возник над его толстым пальцем.

– Что скажешь, Яша? – не удержался князь.

– А что тут говорить? – Акчурин пыхнул дымом. – Он не Оболенский. Годами старше, лицо другое, ростом меньше. Леша-то здоровенный, словно лось.

– Тогда откуда он?

– Не знаю, – Акчурин посмотрел на Николая. – Гм! Что-то есть… Николай Иванович Несвицкий вам не родня? – спросил.

– Не знаю, – Николай пожал плечами. – Я рос в детдоме. Кто и зачем меня туда отдал, не в курсе. А кто этот Несвицкий?

– Вице-адмирал и сильнейший волхв империи, – сказал Касаткин-Ростовский.

– А еще советник императора и мой наставник, – сообщил Акчурин.

– Сомневаюсь, что я ему родня, – пожал плечами Николай. – Скорей всего, однофамилец.

– Может быть и так, – кивнул Акчурин. Он встал и ткнул сигарой в князя. – Чтоб больше не будил! Мне в семь вставать.

Сунув сигару снова в рот, он удалился, пыхнув дымом на прощанье.

– Что это было? – Несвицкий посмотрел на князя.

– Понимаешь… – Касаткин-Ростовский смутился. – Была одна история с японцами…

Рассказав Несвицкому о сражении на Кунашире, князь вздохнул:

– Никто теперь не знает, где тот поручик. Говорили, что он уехал за границу, но это вряд ли: зачем японцам подставляться? Его бы разыскали и убили. А вот сюда, в республику, он мог поехать. Я уверен, что ты из родовых. Ешь, как аристократ, знаешь, как курить сигары, разбираешься в хорошем кофе. Умеешь воевать. Вот и подумал… Яша учился вместе с Оболенским, но он тебя не опознал.

– Извини, что огорчил, – развел руками Несвицкий.

– Ерунда! – князь махнул рукой. – Я рад, что свел с тобой знакомство.

– И я, – сказал Несвицкий.

– Завидую тебе! – Касаткин-Ростовский вздохнул. – Ты меня моложе, а уже Георгиевский кавалер. Воевал, а мы только над передком летаем, фотографируя позиции противника. За это орден не дадут.

– Славы в вас стреляют?

– Пытались, но их окоротили. Мы летаем с рациями и наводим артиллерию на слишком борзых. Бывало, вызывали вертолеты. И все, затихли, хоть по головам ходи. Скучно. Слушай, Николай, если вдруг представится возможность, возьми меня на дело!

– Так я при госпитале.

– Ну, мало ли.

– Хорошо! – пообещал Несвицкий, не желая огорчать хозяина.

– Спасибо! – князь заулыбался. – У тебя есть женщина?

– Подруга, – подтвердил Несвицкий. – Живем в одной квартире.

– Красивая?

– Как сказочная фея.

– Счастливчик! – князь опять вздохнул. – Где познакомились?

– В госпитале. Марина – врач, заведующая детским отделением. Там, к слову, незамужних женщин много. И девушек полно.

– Везет же некоторым! – пригорюнился Касаткин-Ростовский.

– А в чем беда? – спросил Несвицкий.

– С женщинами плохо, – пожаловался князь. – За пределы части нас отпускают только днем. Вечерами комендантский час, патруль задержит – сообщит командованию.

– Разве для волхва это проблема? – улыбнулся Николай. – Пускай попробуют поймать. Взлетел – и до свидания.

– Да я б летал к подруге, – сказал Касаткин-Ростовский, – но где ее найти? На улицах знакомиться? Еще не так поймут. Нам категорически запрещено к кому-то приставать. Пожалуется дама – сошлют в империю. И не солидно князю цепляться к женщине на улице. Балов здесь не дают, а в ресторанах дамы появляются только в сопровождении мужчин.

– А если сделать так, – подумав, предложил Несвицкий. – Офицеры экспедиционного корпуса навестят наш госпиталь. Привезут лекарства, подарки для детей. Так сказать, для укрепления союзнических связей. Начальник госпиталя не окажется в долгу. Накроет стол, а намекну – устроит танцы с участием незадействованного на службе персонала. Отдохнете и с девушками познакомитесь. Дальше – как договоритесь.

– Николай, ты – гений! – воскликнул князь. – Завтра же пойду к заместителю командующего корпусом по воспитательной работе. Могу сослаться на тебя?

– Конечно. Я оставлю номер телефона. Звони!

…Князь вышел провожать его во двор. Несвицкий пожал ему руку и натянул на голову балаклаву.

– Какая маска любопытная! – заинтересовался князь.

– Лицо не мерзнет и не белеет в темноте, – сказал Несвицкий. – Для полетов ночью лучше не придумать.

– Где взять такую?

– Продается в магазинах, где называется шлемом для занятий зимним спортом. Стоит три ефимка.

– Обязательно куплю! – обрадовался князь. – До скорой встречи, Николай!

– Увидимся! – кивнул Несвицкий и взмыл в ночное небо.