Текст книги "По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина"

Водители в первую очередь добрались до автобазы в Эге-Хая, чтобы ремонтироваться – ведь им предстояло преодолевать ещё тысячу с лишним километров пути – по горным и тундровым местам. А я отправился в гостиницу, чтобы на следующий день через Батагай улететь в Якутск…

Да, а причём тут Эдит Пиаф? Эта великая французская певица проехала со мной в кабине «Урала» весь путь от берега Алдана до центра Верхоянского района. Не лично, конечно, а в граммофонной записи. Её песни в те годы были чрезвычайно популярны, а потому пластинки – в дефиците. Достать было трудно. Когда в Хандыге увидел, что это Пиаф, даже не поверил. Но обожгла мысль при покупке: смогу ли я довезти «Воробышка» по зимнику в целости и сохранности? И всё же рискнул. Довёз.

После этого путешествия Эдит Пиаф своим неповторимым гортанным пением всегда напоминает мне о зимнике, о тех, кто в жуткую стужу преодолевает Верхоянский хребет, и о тех, кто скудными техническими средствами пытается обеспечить проезд, и о тех, кто в зимовьях и прочих таёжных «гостиницах» («бичарнях»!) хранит тепло…

Вспоминаются цифры, которые мне сообщил начальник Хандыгской автобазы: до Кулара – полторы тысячи километров, до Депутатского, центра оловодобычи, – ещё дальше. По зимникам автомобилисты в тот сезон должны были доставить в северные районы несколько тысяч тонн грузов.

Плюс к этому добавлю: многое доставляли в эти северные районы по воздуху. Однажды я летел из Москвы в Якутию на грузовом самолёте «Ан-12», который был загружен… яйцами. Доставляли их в Депутатский! Золотые яички…

Такое дорогостоящее и негарантированное снабжение не могло не сказаться на неэкономичности добычи золота и олова в тех отдалённых местах. И, когда наступили рыночные отношения, это, в конечном итоге, привело к закрытию многих северных приисков.

«Слышишь, время гудит – БАМ…»

 
«Солнце в небе светит мудро,
Молодеет древний край.
От Байкала до Амура
Мы проложим магистраль».
 

Роберт Рождественский, «БАМ».

В ноябре 1974 года секретарь Якутского обкома Компартии по строительным делам Валентин Суханов пригласил меня к себе в кабинет и торжествующе показал исторический документ: решение Москвы о строительстве БАМа с ответвлением железной дороги в сторону Якутии, об освоении Нерюнгринского угольного месторождения, строительстве там города и других чрезвычайно важных для автономной республики объектов. А прокомментировал коротко: «Теперь есть где развернуться. В том числе и газете». Поскольку я в редакции возглавлял отдел промышленности и строительства, то стало понятно, что Родина, точнее Якутия, ждёт от нашей газеты и лично от меня особых творческих усилий.

До сих пор нет-нет да возникают споры: а надо ли было стране тратить колоссальные средства на строительство БАМа, которая долгие годы после её прокладки так и не была задействована в достаточной мере и затраты не окупались?

Многострадальная эта магистраль. О том, чтобы проложить железную дорогу до Северо-Востока нашей страны и даже до американского континента, прозорливые люди говорили ещё более века назад. В советское время даже построили часть магистрали. Но закончить помешала Вторая мировая война. А когда гитлеровские полчища взяли в клещи Сталинград, с БАМа сняли рельсы и с их помощью проложили рокаду по льду Волги, что помогло улучшить снабжение наших войск, оставшихся на правом берегу реки.

В 1970-е годы публично отрицать надобность в прокладке дублёра Транссиба было невозможно. Решению высшей советской власти противоречить – всё равно, что приговорить себя к антисоветизму со всеми вытекающими последствиями. А вот для объяснения пользы привлекались весьма влиятельные силы.

Военно-стратегический довод: БАМ нужен, потому что Транссиб проходит слишком близко к границе с Китаем, следовательно уязвим в случае военного конфликта с могущественным соседом, и Дальний Восток окажется отрезанным от страны.

Экономический довод: новая магистраль короче, вдоль неё разведаны многие полезные ископаемые и только ждут развития транспорта. После строительства БАМа здесь появятся новые территориально-промышленные комплексы, твердил весьма влиятельный в ту пору академик Абел Аганбегян. Страна получит дополнительный стимул для развития экономики.

Это поможет и в решении социальных проблем, утверждали специалисты. Сюда приедут тысячи новосёлов, которые не только поспособствуют дальнейшему освоению малозаселённого края, но и себе – здесь можно быстрее сделать карьеру, больше заработать, а кому повезёт с работой после завершения стройки, – и улучшить жилищные условия.

И снова, как в хрущёвские времена освоения целины, в поездах зазвучала песня Эдмунда Иодковского и Вано Мурадели «Едем мы, друзья!»:

 
…Нам вручил путевки
Комсомольский комитет.
Едем мы, друзья,
В дальние края,
Станем новоселами
И ты, и я!
…Партия велела –
Комсомол ответил: «Есть!»
 

На БАМ я отправился вскоре после высадки первых строительных отрядов на территории Якутии. Здесь прокладывали не собственно эту магистраль, а ответвление от неё в сторону Якутска. Как ждала эту дорогу автономная республика! Как она опекала её! Насколько это было в её силах, поскольку стройка-то общесоюзная. Деньги шли из Москвы, всё начальство и все кардинальные решения – оттуда же, из союзных министерств.

Нагорный, Беркакит, Золотинка – это названия уже существовавших населённых пунктов и строившихся станций на территории Якутии. Строили их «комсомольцы-добровольцы» со всей страны. В кавычки взял – потому что приехали не только юноши и девушки, но и люди преклонного возраста. Прибыли со всей страны. И ещё одно существенное замечание: на якутском направлении БАМа ни военных строителей, ни зэков не привлекали. Насколько я знаю, они в основном были на участке восточнее Тынды.

На БАМе родилась поговорка: бог создал Сочи, а чёрт – Сковородино и Могочи. А ведь станции Транссиба Сковородино и Могочи (Могоча) намного южнее Южной Якутии, которая хотя не Крайний Север, не Оймяконье, не побережье Ледовитого океана, но и она с довольно суровым климатом.

С первым отрядом на якутском направлении всесоюзной ударной стройки, как и полагалось, прибыли посланцы комсомола Якутии. Их торжественно провожали из Якутска. Они прибыли зимой, разгребали дорогу себе и следующим строителям – по пояс в снегу. Кто-то из них уже был строителем с опытом, кто-то только начинал свой трудовой путь, после школы.

Большинство бамовцев собирались в группы у себя на родине, заранее формируя бригады. Орловские, белорусские, ивановские… Соответственно и первые улицы получили такие же географические названия. И эти бригады, как правило, были более спаянными и более подготовленными. Но приезжали и отдельные семейные пары и даже поодиночке.

Мой сосед по гостинице Сергей – молдаванин. Но сюда приехал устраиваться из Тынды. Железнодорожник. Водил тепловозы. На столе книга по эксплуатации подвижного состава на железных дорогах страны. А учится на юридическом факультете Иркутского университета. Его назначили бригадиром лесорубов…

Когда я ехал в местном автобусе, попутчик Юрий Новохатский охотно рассказывал о себе.

– Вот экстру [водку] везу. Надоело пить древесный спирт, а тем более – одеколон.

Работал в Певеке, в Охотске, на Чёрном и Азовском морях. Приехал с Белгородчины. Имеет права капитана маломерного флота. Служил на Дальнем Востоке. Дослужился до боцмана. Тонул: когда якорь спасал, когда нетрезвый прыгал в лодку и свалился за борт…

– С семьёй – осечка. Затем – второй раз. Потому и приехал сюда. Жизни конец. Нужно ли начинать жизнь в сорок три года?

К здешним строительным делам относится не романтически:

– Комсомольцы понастроили, а мы исправляем. На гитаре бренчать – одно, а строить – другое. Нет, я не озлоблен. Просто выговариваюсь. Если бы до Невера ехали, я б вам всю жизнь свою рассказал: книжку бы написали. Ну, если не книжку, то повесть получилась бы… Котельную за месяц построили, а потом два месяца без дела сидели. Ещё бы могли две котельные поставить… Почему общежития без тёплых туалетов? На Чукотке давно научились как следует строить. А здесь что – нельзя? Можно. Мне-то что, я на три года. Отработал и махну отсюда. Мне всё равно… Хватит, надоело скитаться. Надо тихо пожить, не торопясь. Надоело всё бегом да скачком… Впрочем, долго не смогу тихо-то. Привык ведь к такой жизни…

Такие вот незаметные герои трассы. Но было много заметных – на всю страну. Ставили рекорды проложенных метров, рапортовали о построенных придорожных объектах…

Внимание СМИ к строительству БАМа было настолько большим, что редакции главных газет всех шести регионов, по которым проходила магистраль, делали совместные выпуски. В подготовке единого для всех газет вкладыша-разворота участвовали журналисты Якутии, Бурятии, Иркутской и Читинской областей, Хабаровского и Приморского краёв. Это было, на мой взгляд, чистой агиткой. Хорошо, что от нашей газеты участвовал собкор по Южной Якутии и мне не пришлось «рапортовать». Мне кажется, гораздо интереснее были книжки о стройке, которые готовило Якутское книжное издательство. И не потому, что я в них публиковался. Просто они были более человечными, не столь примитивно-плакатными.

Интерес проявляли и зарубежные журналисты. Но им по стране не слишком-то позволялось шастать, надо было каждый раз согласовывать маршрут, а наши органы догляда не всегда им это позволяли. Но однажды в Южную Якутию централизованно привезли полтора десятка акул пера, представлявших СМИ буржуазных стран. Вероятно, сюда приезжали и представители «стран народной демократии» или западные журналисты из коммунистической прессы, но я с ними не имел контактов и их публикации не видел. А вот с «врагами социализма» довелось вместе побывать в Нерюнгри и на строящихся железнодорожных станциях.

Это была не моя прихоть вклиниться в эту группу. При всём желании меня бы не допустили до контакта с «буржуазными писаками» без соизволения спецслужб. Чекисты сами попросили редакцию прикомандировать меня. Они очень волновались, что всё пойдёт бесконтрольно и понапишут чёрт-те что. В чём была моя задача как временного подкрышника? Простая – помочь получить залётным гостям «правдивую информацию». А что для этого нужно? Правильно: замалчивание.

Журналистам повезло: они хотели познакомиться с будущим угольным предприятием, и они увидели гигантское обнажение прекрасного коксующегося угля. Он интересовал не только советские предприятия, но и зарубежные, скажем японские. Гости стояли перед этой стеной, как заворожённые – сплошной пласт порядка двадцати метров! Щёлкали фотоаппаратами, восклицали, не сдерживая эмоций. Да и я был ошарашен, ведь когда я ранее приезжал сюда, пласт ещё был закрыт от человеческих глаз. А там, где потом основали новый город Нерюнгри, стояли нетронутая тайга, скалы вокруг и символические колышки: «Здесь будет город!».

Но им не повезло. Главным информатором о том, как идёт освоение территории и налаживается здешняя жизнь, должен был быть руководитель местного исполкома совета. Но председатель Михаил Кочнев отсутствовал (его вообще не было в районе). Я раньше встречался с ним. Очень интересный, энергичный человек, хороший рассказчик.

Человек, его замещавший, выглядел некомпетентным, смешным и даже глупым. К тому же он, вероятно, был напуган предупреждением чекистов, чтобы ничего лишнего не ляпнул. Ему задают самый обычный вопрос: расскажите о ваших проблемах?

– У нас проблем нет…

Все рассмеялись. Ведь они – «зубры», уже не первый год в СССР, всё про нашу страну знают не из публикаций в газете «Правда» и уже владели русским языком. Корреспондентка агентства Ассошиэйтед Пресс стала ему втолковывать, что вот и в США, когда осваивали Аляску, было очень много проблем: с жильём, с криминалом, с женским трудом и т. д.

– Но мы их решаем, – быстро сориентировался человек за начальственным столом.

Было стыдно за него, за Якутию, за страну…

Зарубежные коллеги знали, кто я. Правда, они сначала меня сторонились, видимо, полагая, что я не журналист, а элементарная подсадная утка. Но, пока мы ехали в автобусе, я стал им рассказывать о реальных проблемах. И на все вопросы отвечал достаточно компетентно и точно, цифрами и фактами. Они поспешно записывали за мной. А потом благодарили меня за «ценную информацию». Хотя то, что я рассказал, было известно каждому читателю «Социалистической Якутии», никакого секрета «врагу» я не выдал.

Как прореагировали чекисты на мою дорожную лекцию, не знаю. Но потом, когда мы приехали в посёлок строителей Беркакит, они мне на ушко шепнули, чтобы я оградил гостей от «провокаций». Под этим они понимали то, чтобы журналисты не совали нос, куда не следует. Я усмехнулся наивности стражей социалистического порядка, привыкшие командовать отечественными журналистами. Зачем же тогда иностранцев привезли в такую даль? Всех их разделили на маленькие группки по три-четыре человека, дали сопровождающих – вероятно, каких-то местных стойких партийцев, функционеров, возможно и здешних журналистов, но я никого из них не знал.

На мою гидовскую долю достались американские журналисты, причём с одним из них – Крейгом Уитни (кажется, он из газеты «Нью-Йорк таймс») – мы были знакомы, он приезжал в Якутск зимой, чтобы рассказать своим читателям о жестоких сибирских морозах и о том, как местные люди выживают. Я действительно хотел помочь зарубежным коллегам в контакте со здешними жителями, которых, не сомневаюсь, заранее предупредили. Полагаю, что не желательных персон (асоциальный элемент и критиканов) изолировали. Я предоставил полную свободу выбора: заходите в любое жильё. Они выбрали деревянный вагончик. Там жила семейная пара, встретила очень тепло. Предпенсионного возраста. Приехали откуда-то с юга. Да, подзаработать деньжат, да и на мир посмотреть, когда-то ещё удастся в такой экзотический край приехать. Очень милые люди. Не помню, кем они работали. Какие-то простые работяги. На жильё не жаловались, хотя даже им двоим было тесновато в этой конуре.

Я в разговоре был двусторонним переводчиком. Всё-таки иностранцы не так уж здорово знали наш язык и нашу непутёвую бытовую жизнь, чтобы с ходу всё понимать. Переспрашивали, уточняли сказанное бамовцами. Да и те иногда оказывались в тупике от обычных вопросов западных журналистов. Это ведь не советские, которые в основном интересовались трудовыми достижениями…

Наша прогулка закончилась благополучно. А вот для корреспондента журнала «Бизнес-уик» – скандалом. Очень настырный был журналист. И самый агрессивный к Советам. Решил он расследовать, как в таком маленьком посёлке, где живут преимущественно мужики, обстоит дело с… проституцией. Полез в комнату, где как раз жили женщины. Стал напрямую, по-западному, то ли задавать вопросы, то ли приставать с неприличными предложениями. Наши советские оскорбились, они же не какие-то продажные. Возник шум. Тут подоспели мужички и повоспитали чужестранца, чтобы не совал свой буржуазный нос в нашу чистую, без проституции, и светлую, как наше будущее, жизнь…

Не знаю, заметили ли иностранцы одно из примечательных отличий бамовской территории: там было гораздо лучше с ширпотребом. В бамовских магазинах можно было свободно купить зарубежные товары: обувь, одежду, парфюмерию, бижутерию… Европейские и даже японские. Советская власть не пожалела валюту, чтобы и этим тоже (помимо патриотических песен и всенародного признания героизма строителей) привлечь сюда добровольцев и закрепить их здесь как можно дольше. Даже право на покупку автомобиля можно было заработать гораздо быстрее. Именно – право, так как накопить деньги на новую машину даже на БАМе для большинства было маловероятно.

«Герой БАМа» исключён из КПСС…

 
«Я отсюда уеду в самом мягком вагоне
По железной дороге, построенной мной».
 

Песня, рождённая на БАМе.

Ездил я на БАМ не только показать ход строительных работ, прокатиться на тепловозе по новым, ещё некачественно уложенным рельсам, но и разбираться с конфликтной ситуацией. Редактор Олег Якимов вручил мне письмо бамовцев, которое они направили в «Комсомольскую правду». Там, почему-то не захотели копаться в грязной истории. Возможно, по идейным соображениям: ведь БАМ – Всесоюзная ударная комсомольская стройка, на которой люди проявляют героизм, и на этом главная молодёжная газета страны должна воспитывать подрастающее поколение, а тут – чернуха. И «Комсомолка» переправила жалобу в Якутск, из обкома – к нам в редакцию, Якимов – мне.

Юрий Николаев, на которого жаловались, не ординарная личность – начальник строительно-монтажного поезда (СМП), первого на якутской земле. Он уже засветился в хвалебных репортажах центральной прессы. Его назначал и поддерживал лично начальник Главбамстроя. По крайней мере, так представлялся этот «герой».

К сожалению, у меня не сохранился номер газеты с моим материалом, но информации в записных книжках – не то что на повесть, а на роман хватит.

Первая наша встреча происходила у него дома, в Нагорном. Это – самый южный посёлок Якутии на дороге, связывающей республику с Транссибом и БАМом.

Для пионеров освоения новой территории жилищные условия начальника СМП-677 Юрия Николаева выглядели весьма комфортными. Это не примитивные вагончики первопроходцев.

Три комнаты. Кухня. Санузел, очень просторный, совмещённый. В гостиной все стены отделаны деревом: внизу – шкафы с фанерными дверками, вверху – стеллажи для книг. На них также – коллекция камней, друза, рога лося. Рядом – рога оленя. Выжженные и вырезанные на дереве и фанере различные картинки. На одной из них – оленья повозка: два оленя и на санях погонщик (каюр) с длинной палкой. Камин. «Собственной конструкции», – похвастался хозяин. Бра. Кресла. Журнальный столик. Миниатюрный обеденный стол.

Под дерево отделываются и другие комнаты…

Подошла пятилетняя дочурка Наташа.

– Вам какая кукла больше нравится? – Показывает новую, чистенькую, и старую, уже замызганную. – Папа, а зачем дядю заставляешь пить, ему же нельзя.

Когда Николаев предложил водку, я отказался: «при исполнении». Закуска редкостная для БАМа: мандарины, очень вкусные яблоки… Милая девочка, если бы ты знала, с какой нехорошей целью пришёл этот чужой дядя в гости к твоему папе и какие будут последствия этого визита?

Хозяин насторожённо рассказывал о себе, о своих трудовых свершениях на «стройке века» и грандиозных планах. Он как бы прощупывал: кто ты, пришелец, зачем ты здесь, насколько ты посвящён в наши внутренние дела, ты мне друг или враг? И я, понимая, что передо мной чрезвычайно изворотливый человек, не торопился раскрыть свои карты, не намекнул о письме в «Комсомолку» (он сам о нём заговорил), не ссылался на жалобы его подопечных. До встречи с ним старался поднабрать побольше общих впечатлений, мнений широкого круга людей, вовлечённых в принципиальный конфликт. И составить психологический портрет этого начальника: может, он так сильно радеет за успех строительства, что лишь слегка перегнул палку, и на него возводят напраслину?

По своему проекту, на свой страх и риск, рассказывает Николаев, он строит гостиницу, трёхэтажный клуб с пивбаром и «кают-кампанией». Сам балки рассчитал. ПТО (производственно-технический отдел) чертежи подготовил. В общежитии решили установить хорошие умывальники – отдельно это отметил, как заботу о людях.

– Всё было нормально. Один дед приехал из МПС, посмотрел. Здесь сказал: «Молодцы». А в Москве на коллегии заявил: «Вы знаете, что он задумал? Чтоб парни пиво пили, чтоб клуб был трёхэтажным… Народный контроль на него надо напустить… Что это он себе позволяет? Ему деньги дали на строительство железной дороги, а он куда их тратит? Мы найдём на тебя управу». И теперь у меня руки опустились… Да ещё письмо в «Комсомольскую правду». Сто сорок подписей: нет удобств в общежитиях. В МПС подумают, что это я организовал.

Представил себя защитником трудящихся перед министерством…

– Чиряев [первый секретарь Якутского обкома КПСС] благодарил меня за такое строительство, за культуру, за сохранение леса между домами… С начальником главка [Главбамстрой] ещё в Москве разговаривали: «Ну, как ты себе представляешь БАМ?» – «Прежде всего – высокая культура». – «И я также думаю…» – «Дайте трест или СМП – сделаю примером культуры». И сейчас здесь делается хоть сотая доля настоящей культуры, но делается…

Упоминание контактов с высокими чинами – непременный аргумент Хлестакова, подумал я тогда…

– С Басанцом [ответственный партработник в Якутске] в одном одесском вузе учились. Ну, он сидит где-то в обкоме. А я где? Я – на БАМе! Это звучит гордо, чёрт возьми… Якутский отряд – молодцы. Они не поддаются ни на какие провокации. Молча работают…

Молча – это хорошо, это правильно, это так, как надо начальнику, лидеру, который ведёт их вперёд, к трудовым победам.

– Моим пацанам нужна вера в то, что они героическое дело совершают, что они – герои. Приезжали якутские писатели. Они им в глаза с трибуны: вы же герои! И мои басурманы начинают думать: мы ведь и правда герои. Проступок кто совершил, я ему: ты же позоришь БАМ, а наш Нагорный – самый лучший посёлок. Не позорь его. Мы выгнали человек десять пьяниц, что не хотели работать. Но никто ещё не убегал за время моей работы в СМП…

На мой вопрос, как оказался на БАМе, Николаев ответил патетически:

– В Одессе возглавлял отдел строительства и архитектуры при горисполкоме. Занимался морским строительством. Тянула неизвестность этого края. Кого ни спрошу, всякий открещивается: «А сам-то поедешь?» «Поеду!» И назло всем поехал. Когда Травкова сняли, стал начальником СМП…

Это не придуманное мной излияние хозяйственного начальника, это практически стенографическая запись нашего разговора.

А что же происходит за стенами этой уютной квартиры и что думает народ об этом «заботливом» руководителе?

Один из самых последовательных оппонентов Николаева – Владимир Либин, секретарь комсомольской организации и член партбюро. Прибыл из города Иванова, где работал в «Рембыбтехнике» механиком по ремонту пишущих машинок. Здесь – строитель.

– Николаев вначале показался нам энергичным, деловым. Всё правильно говорил. Потом выяснилось: и делает, и строит для себя. Но каждый держит жирный кусок, и боится рот раскрыть. Когда партсобрание объявило ему строгий выговор с занесением в учётную карточку, это развязало многим языки. О недоверии ему теперь заявляют в лицо. Он спросил меня: «Зачем в газету написали? Могли бы и мне сказать». Я ответил: «Чтобы в зубы получить?» Но мы надеялись на его исправление…

Донбасский парень, плотник из передовой бригады Александр Бугаенко не побоялся «рот раскрыть»:

– Да, это я написал письмо в редакцию «Комсомолки», подписалось сто сорок человек. Могли и больше… Николаев зарвался… Не здоровается с людьми, пройдёт и не заметит. Не советуется с рабочими. Перетасовывает кадры, как хочет. Главному энергетику Хильченко выбил зубы. Обмывали «тысячник» – дизель. Пили в вагончике Николаева. Тот спросил: как ты ко мне относишься? Хильченко сказал правду и пострадал… Директору магазина Николаев заявил: «Вы не только не привезли мне эмалированные тазики, но ещё и не оставили их… И ковёр – ко мне!»

– Саша Астахов покритиковал его жену – главного врача, – рассказывает дальше Бугаенко. – Николаев перевёл его из шофёров автоколонны, которая подчиняется СМП, в строительную бригаду. Астахов совсем уехал… В плановом отделе сидит недоучившийся школьник… В общежитиях нет кухонь, газовые плитки не поставлены. А в мехколонне везде есть плитки. Поликлиника холодная. Школа холодная. Клуба нет. Баня временная, то работает, то нет. В мехколонне баня отличная… Потерял он доверие. Ему не место здесь…

Николаев стал дознаваться, кто написал письмо в «КП». Алексей признался.

– Он у нас кем работает? – спросил Николаев кадровика в присутствии Бугаенко.

– Я – плотник и меня не сможете понизить в должности… Тоже будешь зубы выбивать?

Практически все мои собеседники отмечали сумятицу в производственном процессе. Невыполнение плана работ собственными силами и задания по вводу объектов в эксплуатацию. А это лихорадит весь коллектив, влияет не только на моральное состояние строителей, но и на их заработок. Некоторые жаловались мне, что порой получали за месяц буквально считанные рубли.

Начальник участка Василий Еливанов рассказал о своеобразных управленченских методах Николаева:

– Всё делается на окрик, на испуг. При этом полностью отсутствует техническая документация. За день много раз меняет указания… Посадка здания сделана с нарушением всех правил строительного производства. Два дня я не завозил материалы, сопротивлялся… А гостиница сползёт. И не одно сооружение сползёт… Надо прекратить эту самодеятельность. Есть типовые проекты – нет, зачем-то нужно что-то особенное…

Когда я стал просматривать официальные документы, то появились любопытные сведения. Ну, решил человек сменить фамилию Степаненко и стал Николаевым (хотел себя считать не украинцем, а русским?) – это его личное дело. Но почему-то долгое время не сдавал трудовую книжку в СМП, который он возглавил. Три месяца не вставал здесь, в Якутии, на партийный учёт. Потом выяснилось, что записи в трудовой книжке и партийной учётной карточке не совпадают. И вообще трудовой путь Николаева-Степаненко очень витиеватый.

Выпускник Одесского гидротехнического института, почему-то работал в Караганде – на угле, потом в Темир-Тау у металлургов, потом вдруг – литсотрудник одесской газеты «Знамя коммунизма». Поработал в стройконторе и проектном институте, снова – та же газета. Затем пошла чехарда со службой в одесских стройорганизациях. В 1975 году оказался в Тынде. Захотел сделать карьеру на громкой стройке? Романтика потянула? Книжку написать? Ещё в Одессе он увлекался литературным творчеством. «В 1956 году мне было поручено создать литературную студию. Начал печататься в областных, республиканских, союзных газетах. Книга сейчас будет издаваться…». Показал мне публикацию в молодёжном журнале «Смена».

Незадолго до моего приезда на отчётно-выборном партийном собрании СМП, несмотря на возражение представителя райкома, встал и заявил, что он как руководитель должен быть в составе бюро. В связи с тем, что он не состоял на партучёте, но был избран в состав бюро, Алданский райком отметил это нарушение. Выборы признаны недействительными и назначены новые.

Председатель Нагорнинского поссовета Надежда Руденко жаловалась мне, что хотя Николаева избрали депутатом, сессии он не посещал. И вообще никак не реагировал на социальные запросы.

Уже после того, как я побывал в Нагорном и разбирался там в этом конфликте, бюро Алданского райкома исключило Николаева из КПСС «за хулиганский поступок, выразившийся в рукоприкладстве к своим подчинённым с нанесением телесных повреждений. Отрыв от коллектива. Высокомерие и грубость».

Потом, судя по официальной справке, на беседе в обкоме партии он «не дал правильной оценки своим поступкам». На что надеялся? На высоких покровителей в министерстве? На то, что московские журналисты вступятся за него, учитывая его творческие потуги?

Из этой же справки я узнал, что Николаев ещё побил какого-то Ивановского. Мне про это никто не рассказывал. Возможно, это произошло уже после моего отъезда. Я этот факт не проверял, но верю, что такое могло случиться. Уж слишком распустился он в своей вседозволенности. Строители, с кем я беседовал в Нагорном, меня предупредили, чтобы я был осторожнее и в одиночку не ходил. Они не исключали, что может быть провокация. И это чуть не случилось.

Однажды, когда я в вестибюле какого-то общежития разговаривал с очередным «источником информации», сзади меня с улицы в коридор с шумом проскочила группа агрессивных людей во главе с Николаевым. Когда возвращались, я услышал их реплики: «Нет его здесь. А сказали, что корреспондент сюда пошёл? Где его искать?» Искали меня. По наводке. За мной следила николаевская опричнина! Но со спины меня не узнали… Я благоразумно воспользовался предупреждением доброжелателей и заночевал не в гостинице, а в общежитии…

Персональное дело Юрия Николаева добралось до Якутского обкома КПСС. Не стали ограничиваться решением на районном уровне, поскольку он занимал должность, можно сказать, союзной компетенции. Заседание состоялось вскоре после моей публикации. Но ещё до вынесения «приговора» – исключить, снять с должности начальника СМП – в обком пришла «телега» на меня. От Николаева. Он решил нанести превентивный удар и поставить под сомнение все обвинения, которые я выдвинул в своей статье. Хотя я лишь проверял факты.

Об этом письме я узнал только после решения бюро обкома и после проверки этого пасквиля. Редактор Олег Якимов передал мне эту длинную – аж на шестнадцати страницах – кляузу-отмазку. Ничего нового для меня в этом послании не было. Николаев хотел убедить обком в том, что он заботливый и эффективный руководитель, перечислил все свои заслуги. И, конечно же, пожаловался на тех, кто ему мешает работать, своеобразно интерпретируя все конфликтные события: и мордобитие, и противостояние с поссоветом, с партбюро, профсоюзом, комсомолом…

Но из шестнадцати страниц две исчезли. Мне их не показали. Судя по соседнему тексту, там лились какие-то обвинения в мой адрес. Предполагаю, что Николаев пытался показать мою недобросовестность, как журналиста, предвзятость и, возможно, даже аморальность поведения во время командировки в Нагорный. Как потом я узнал, эти две страницы Якимов передал нашему коллеге Эдуарду Рыбаковскому и отправил того в Нагорный для проверки фактов на месте. Тот, судя по всему, ничего предосудительного в моём поведении не нашёл, «дело» против меня закрыли, но две кляузные страницы так мне и не показали.

«Герой БАМа» исчез со «стройки века». И со страниц газет и журналов… Впрочем, может, сидя на одесском берегу, накропал роман о своём «героическом» участии в прокладке далёкой от черноморского комфорта магистрали…