Текст книги "По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина"

Философия технологии и политических изменений

Моя привязка к отделу пропаганды тяготила меня. Я не находил тем, мне интересных, притягательных. В таком огромном коллективе, как в «Совраске», надо было или быть уже с именем, с признанием коллег и читателей, или занять свою особую нишу. Ни тем, ни другим я не располагал. И невольно я свернул на привычную для меня научную стезю. Точнее, на научно-техническую. Так появилась беседа с создателем роторных линий академиком Львом Николаевичем Кошкиным («Философия технологии», 22 марта 1985 г.).

Откуда я узнал об этом великом изобретателе, теперь уже и не вспомню. Скорее всего, вышел на него в связи с попыткой Горбачёва и всего ЦК дать толчок для затухающей советской экономики, всё более отстающей от западного технического уровня, при помощи специального решения по научно-техническому прогрессу. Разговор об использовании роторных линий шёл даже на политбюро ЦК КПСС.

Опережая хронологию рассказа, сразу отмечу: это был напрасный крик о помощи. Научно-технический прогресс по команде из Кремля не осуществишь. Или, точнее, не осуществишь так быстро и естественно, как это происходит в частном предпринимательстве. Но до свободных, рыночных отношений Горбачёв и окружение не доросли.

Пересказывать и анализировать текст интервью нет необходимости. Разговор был очень специфическим. Отмечу общее: Лев Кошкин сделал для советского машиностроения очень много. Он не просто изобрёл роторные машины, он создал учение о новой технологии. Его «философия технологии» нашла применение не только в машиностроении, в том числе и в оборонке, но и в других отраслях. Особенно неожиданным и полезным оказалось использование её в сельском хозяйстве. Он предложил принципиально новый подход к созданию сельскохозяйственных машин.

Его можно назвать счастливым человеком. Не многим изобретателям и учёным удаётся при своей жизни увидеть столько воплощённых идей. Но был и чёрный день в его судьбе. Член двух академий (АН СССР и сельскохозяйственной – ВАСХНИЛ), Герой Соцтруда, лауреат Ленинской и Государственной премий, заслуженный изобретатель СССР, Лев Кошкин чуть было не оказался «вредителем». Когда в далёкие сталинские годы у него что-то не заладилось с какой-то новой разработкой и не удалось выполнить «задание Родины» к сроку, его чуть не расстреляли.

Такие вот противоречивые судьбы многих советских людей: или грудь в крестах, или голова в кустах.

Интервью с Кошкиным было перепечатано в книге «Политиздата», посвящённой научно-техническому прогрессу и начавшейся перестройке. Правда, без моего согласия и, конечно, без гонорара. Но попасть тогда в политиздатовский сборник – определённый успех.

Однако этот маленький успех не успокоил меня. Уже через месяц работы в «СР» я обратился к Ненашеву с просьбой отпустить: я не мог себя найти в этой пропагандистской машине, пусть и слегка обновлённой. Он попросил меня попытаться адаптироваться, притереться и не торопиться с решением.

Я пытался адаптироваться. Внутри отдела у нас были хорошие взаимоотношения. Из бывших коллег мы и поныне в контакте, скажем, с Мишей Соколовым. Правда, только в Фейсбуке. Он стал известным журналистом, работая на радиостанции «Свобода», кроме того на «Эхе Москвы» ведёт весьма полезную историческую передачу «Цена революции».

Формально неплохие отношения были и с руководителем отдела. Его Ненашев пригласил откуда-то с востока – то ли с Урала, то ли из Западной Сибири. Тоже не журналист, философ. По тогдашним понятиям не ретроград, однако от коммунистических идей так и не отказался. Он печатался в провинциальной прессе с идеологическими трактатами. Но не газетчик.

С ним можно было душевно поговорить о проблемах перестройки. Правда, он так и не смог мне сформулировать ответ на мучивший меня вопрос: ну, вот мы начали перестраиваться, а что дальше? Означает ли эта перестройка, что, в соответствии с философским законом отрицания отрицания, какая-то новая политическая система должна отрицать построенный социализм, то есть заменить его? И какая система? Поскольку КПСС не собиралась строить капитализм, следовательно наш доморощенный социализм должен быть заменён коммунизмом. Так ведь по логике вещей? Но разве переход от одной системы будет простым, без борьбы? А как эта борьба сложится? И в чём, собственно говоря, она будет состоять? Кто против кого будет бороться? Какие социальные слои? На эти «простые» вопросы доктор философских наук ответа не давал. И я не мог найти.

Кому-то это сейчас покажется смешным, но я всерьёз задумывался над этими идеологическими заковыками. Но время шло, и всё тупиковее становилась ситуация. Ведь тогда я ещё не собирался порывать связь с КПСС, верил, что начавшееся самообновление партии власти выведет нас на правильный путь. И в конечном итоге вывело: на путь ликвидации, казалось бы, вечной системы.

Как известно, хороший человек – не профессия. Отсутствие у редактора отдела журналистского опыта вообще, и газетного в частности, создавали для его подчинённых дополнительные трудности. Он и сам не блистал пером, и нам в практическом плане ничем помочь не мог. Он не мог постоять за своих сотрудников. Помимо всего прочего, ещё и из-за отсутствия у него пробивных способностей. И наши готовые материалы неделями, а то и месяцами лежали в папках, не доходя до газетных полос.

Через несколько месяцев, потеряв надежду найти своё место в «Совраске», я всё же уволился. Ушёл в отдел науки газеты «Труд».

Пять лет спустя от этого философа я получил прощальный шлепок. На страницах «Совраски» он лягнул меня, как редактора «Курантов», за мою антитоталитарную позицию. Видимо, он не мог взять в толк, что за минувший срок в стране произошло столько принципиальных событий, а мой журналистский опыт настолько обогатился наблюдениями, что моя критика коммунистической системы была естественным ответом на вызовы времени и никак не связана с конъюнктурными соображениями. Иначе я был бы осторожнее в своём поведении, и глядишь, как бывший главред «Совраски» Ненашев, встроился бы в нынешнюю систему.

Без «Труда» не выловишь и рыбку из медийного пруда

Когда в «Труде» меня утверждали на редколлегии, там присутствовала делегация американских журналистов. Возможно, тогдашний главред Леонид Кравченко хотел продемонстрировать им демократизм редакционного механизма. А может, это было просто случайное совпадение, ведь подобное утверждение даже рядового сотрудника традиционно делалось на редколлегии.

Не могу вспомнить, кто меня сосватал в эту редакцию. Неужели Володя Вострухин? Был такой шустрый корреспондент. Кажется, он сотрудничал со мной, когда я возглавлял отдел науки «Ленинского знамени». Он настолько был шустрым, что по его вине сняли предыдущего руководителя трудовского отдела науки – Меленевского. Вострухин любил всякую околонаучную сенсацию. На чём и погорел. Он написал материал про НЛО, которое якобы видели советские лётчики в полёте над Прибалтикой. Было указано точное время, красочно описаны внешние эффекты. Но оказалось, что он невольно раскрыл какую-то военную тайну.

С новым редактором отдела Виктором Белицким мы не были знакомы. Но с первого дня у нас установились хорошие деловые отношения. Было видно, что он не случайный выскочка, не чей-то протеже, а высокопрофессиональный журналист со своим не ординарным мнением, с большим опытом. В «Вечёрке» был даже фельетонистом. А в «Труде» заведовал отделом собкоров. Это – административно-техническая работа. Но на этой должности нужно быть очень коммуникабельным человеком, обладать широким кругозором. Собкоровская сеть – это десятки журналистов во всех крупных городах России, во всех союзных республиках и в некоторых зарубежных странах. Конечно, собкоры, как правило, люди ответственные, но, по своему личному печальному опыту знаю, что им тоже нужно всевидящее око из метрополии, хотя бы для того, чтобы помочь в случае сбоя в творчестве.

Имея за спиной опыт общения с Пущинским научным центром, я хотел подналечь на медицинскую тематику. Однако Виктор Ильич деликатно отодвинул меня от этого направления, взяв его под свою высокую руку. Я не сопротивлялся. Хозяин – барин. Ему распределять обязанности. К тому же иногда я всё-таки брался и за медицинские темы. Но у меня было перед ним преимущество: я был знаком с более широким диапазоном научных отраслей. А для него, начинающего работать в этой сфере, медицина – наиболее простая для освоения тема. И наиболее выигрышная с точки зрения читательского интереса.

Кстати, после ухода из «Труда» Виктор Ильич несколько лет вёл на Третьем, московском телеканале медицинскую передачу.

За мной закрепилось также персональное направление – изобретательство и рационализаторство. Оно было напрямую связано с нашим хозяином – ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов), так как ему подчинялось ВОИР (Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов). А компартия в это время, как я уже подчёркивал, сделало упор на научно-технический прогресс, полагая, что это спасёт застойную, всё сильнее отстающую от Запада советскую экономику. В СССР было огромное количество академических и отраслевых институтов. Но внедрение научно-технических новинок шло с большим скрипом: плановому хозяйству, где всё просчитывалось в формальных цифрах (в рублях, тоннах, литрах, кубометрах) без учёта реального спроса, это было не только не нужно, а подчас мешало справляться со спущенными сверху планами. Стоны и жалобы новаторов раздавались по всей стране.

В то время «Труд» был самой популярным ежедневником с тиражом свыше двадцати миллионов экземпляров! Как рабочей газете, ему тогда позволялось то, что было запрещено другим изданиям. Он нещадно критиковал министров, министерства, директоров и прочих начальников. Было негласное правило в этой газете: рабочих, трудовые коллективы и, конечно, профсоюзы только защищать. В любых спорах рабочего с начальством, трудового коллектива с министерством быть на стороне подчинённых! Тем «Труд» и завоевал популярность. Его тиражи по некоторым областям достигали миллиона экземпляров! А в горбачёвскую перестройку даже было прямое указание «тревожить» министров. Именно тогда появился анекдот: что общего между министром и мухой? Их можно убить газетой!

Такая позиция «Труда» не могла меня не привлекать. Где бы я ни работал, всегда старался защищать униженных, несправедливо наказанных, бороться против бюрократов, воров, против несправедливости. А тут такая громадная аудитория и реальные возможности высказаться!

Все говорили о спасительном ускорении, а оно не наступало

Когда сейчас пишут о невозможности говорить правду в советской прессе, это не совсем верно. Можно было. По моим публикациям и начальников с должностей снимали, и из партии выгоняли, и принимали серьёзные социальные и производственные решения. Конечно, были определенные рамки возможностей. Автор не мог подвергнуть сомнению правильность курса Компартии СС на «построение коммунизма», не мог призвать бороться с советской системой, с плановой экономикой. Да я, откровенно говоря, до поры до времени даже и не помышлял об этом. Я хотел лишь усовершенствовать эту систему. И поверил в возможность страны перестроиться по-горбачёвски.

Проблемы советской экономики нарастали. Этого уже не скрывало и руководство страны. Искали пути выхода из надвигающегося кризиса. Осознавая, что СССР сильно отстал от наиболее развитых стран мира, бросили лозунг об ускорении. Каким способом, за счёт чего? Эти вопросы неизменно вставали на партийных сборищах, в среде хозяйственников и экономистов. Я встретился с некоторыми авторитетными специалистами, чтобы конкретизировать, как же пойдёт объявленное ускорение.

Куй железно, пока горячо. О выполнении задач, поставленных компартией по быстрому техническому перевооружению, я беседую с первым заместителем министра станкостроительной и инструментальной промышленности СССР (позже он стал министром) Николаем Паничевым («Курсом ускорения», 12 июля 1985 г.). Мог ли я, выпускник инструментального техникума, пофантазировать, что когда-нибудь встречусь с руководителем своей отрасли? А вот как журналист – пожалте: позвонил, договорился и пересёк Настасьинский переулок.

Сейчас этот материал читать не интересно. Разве только специалистам этой отрасли, чтобы сравнить с днём нынешним. Но есть и ценная общеэкономическая информация. Замминистра, например, констатирует, что неконкурентоспособно наше оборудование из-за ненадёжности систем автоматики. Ведь из-за идеологического противостояния с Западом, были ограничения на поставку нам новейших материалов, деталей, оборудования. Мне кажется, что эта проблема сохранилась до сих пор. И без западной техники и технологии Россия не сможет подтянуться по техническому уровню к наиболее развитым странам. Так что нынешние санкции Запада снова могут оказаться губительными для нашего развития, затормозят прогресс.

Замминистра, как и положено после решения партии, пообещал, что уже в ближайшее время резко увеличится выпуск автоматизированного оборудования для машиностроительной отрасли. Если бы он только смог предвидеть, что очень скоро мощная страна не сможет больше столько же тратить средств на ВПК, и, соответственно, станкостроение рухнет. Не больше надо было выпускать продукции, а более высокого качества, чтобы стать конкурентоспособными…

Во второй половине 1980-х годов экономисты стали популярнее артистов и писателей. На них смотрели, как на кудесников-спасителей, которые вот сейчас такое скажут, ну, такое предложат, что всем станет ясно, как мы выкарабкаемся или хотя бы не свалимся ещё глубже в экономическую яму. Среди экономистов особенно активными стали академики Абел Аганбегян и Леонид Абалкин. Читая их пространные публикации и интервью, в том числе и в «Труде», я никак не мог понять, как же реально запустить этот пресловутый механизм ускорения. Звучали только призывы. Но слово «надо» мало чего обещало.

Этой проблематикой в «Труде» главным образом занимался отдел промышленности. Но экономическая наука вполне вписывалась и в тематику нашего отдела. И, вооружившись письмами читателей, я отправился на разговор с членом-корреспондентом АН СССР (через два года его изберут академиком) Станиславом Шаталиным. Более знаменитым он станет потом, когда вместе с Григорием Явлинским, Сергеем Алексашенко, Евгением Ясиным и другими прогрессивными экономистами создаст программу «500 дней». О ней я ещё поговорю. А пока до этого, можно сказать, революционного для советской действительности документа было далеко, и беседа шла в русле последних решений компартии.

Читая сейчас это интервью со Станиславом Шаталиным («Стратегия ускорения», 5 ноября 1985 г.), я вижу, как, безусловно, одарённый и прогрессивный учёный ещё или не воспринимал необходимость решительного, неотложного перехода к рыночной экономике или пока боялся об этом открыто сказать на всю страну, дабы не напугать коммунистическую верхушку. Второе – вероятнее.

По его ответам видно, что он хорошо представляет, куда катится наша экономика. Он, например, констатирует, что с начала 1970-х годов национальный доход стал расти медленнее; исчерпаны экстенсивные источники экономического развития; стали возрастать расходы на добычу и транспортировку нефти, газа, железной руды и других полезных ископаемых; снижается фондоотдача; отстала в своём развитии инфраструктура – транспорт, дороги, связь, складское хозяйство и т. д.; действующий хозяйственный механизм объёмно-количественных показателей не стимулирует развитие научно-технического прогресса и сокращение затрат…

Эти оценки тридцатилетней давности разве не напоминают в чём-то ситуацию нынешнего состояния экономики?!

Что же предлагал Шаталин? Увы, как я уже сказал, не переход к рыночной экономике. Меры – в духе компромисса между социализмом и капитализмом. Но по тем временам и они – прогрессивные, шажочек вперёд. Хотя и говорит экономист о поощрении производителей в повышении качества продукции, но признаётся, что это ещё далеко не то, что надо для «ускорения». Он соглашается с сохранением за центральными органами права решать узловые вопросы, но предлагает повысить экономическую самостоятельность предприятий в использовании фондов, в планировании численности персонала и их зарплаты, переводить их на полный хозрасчёт. Это, считает он, позволит установить прямую связь между оплатой труда и конечными результатами деятельности предприятий. Такой связи не было, потому-то и получилось, что, скажем, выполняя задания партии и правительства по выпуску станков или тракторов, предприятия до отказа заполняли ими свои территории, а продать их не удавалось. Даже путём директивного навязывания потенциальным потребителям.

Как видно, Станислав Сергеевич ещё продолжал «сидеть на двух стульях». Но и подобные осторожные предложения подтачивали веру в коммунистические устои экономики.

Не хлебом единым: судьба изобретателей не в романе Дудинцева

Мне несколько раз удалось вклиниться в медицинскую тематику, последовательно оберегаемую моим руководителем для себя. Один из первых таких материалов – «Целительные точки» (17 октября 1985 г.). Это об электропунктуре. И об изобретателе докторе технических наук Фоме Портнове, обосновавшемся и работавшем в чудесном уголке Латвии – Юрмале. После войны он приехал на Рижское взморье поправлять здоровье, да так и остался там. Как медик, он обратил внимание, что сам морской воздух лечит людей. Даже без лекарств и процедур. Лечат ионы. И была создана лаборатория по аэроионотерапии. Разработали электрические ионизаторы и начали изучать воздействие ионных потоков на организм, создавая целебный воздух. Потом появилась мысль воздействовать потоками ионов на кожу. И их влияние совпало с расположением тех точек, которыми пользовались для лечения при иглоукалывании. Так и создали прибор, который «колет» ионами.

Тогда это было на стадии научной разработки. Сейчас существует немало приборов, точечно воздействующих на человеческий организм.

«”Биоген” и другие» (24 декабря 1985 г.) – этот проходной материал освещает ещё один шаг Горбачёва в сторону «ускорения». Летом того года компартия разрешила создание шестнадцати межотраслевых научно-технических комплексов (МНТК). Среди первенцев: названный «Биоген», специализировавшийся в биотехнологии; «Ротор» – для разработки и продвижения во все отрасли роторных устройств на основе изобретений Льва Кошкина; комплекс по электросварке на базе киевского института имени Е.О. Патона (фактически он уже до этого приступил к работе) и т. д. Конечно, в новых, рыночных условиях, не все эти комплексы сохранились. Да и созданные по решению сверху, они не всегда учитывали экономическую целесообразность. Но то, что это открывало новые возможности для людей инициативных, для будущего предпринимательства, совершенно очевидно.

Говорю об этом, чтобы подчеркнуть: не сразу, не вдруг, не за одну ночь в нашей стране сложились рыночные отношения – к этому шли постепенно и мелкими шажками. В сотый раз подчеркну: задолго до Ельцина и Гайдара. В вину Горбачёву и его окружению можно поставить только то, что делалось это слишком медленно и сверхосторожно…

«Годами блуждают изобретения, имеющие большое народнохозяйственное значение» – такими словами я сопроводил свою статью «В коридорах бюрократизма» (16 февраля 1986 г.). Я выступил в защиту конкретного изобретателя – Александра Тимченко, доктора технических наук, руководителя отраслевой лаборатории, но проблема была поставлена шире. Полагаю, что он не имеет никакого отношения к нынешнему другу Путина, крупному нефтеэкспортёру, не добывающему нефть.

В эпилоге «От редакции» я напрямую обратился к государственным органам и профсоюзам с призывом что-то поменять во внедрении научно-технических достижений. Тимченко изобрёл уникальную, с особым профилем, конструкцию валов, на которые насаживаются шестерёнки. Было доказано, что это даёт колоссальные преимущества – по надёжности и экономичности изготовления узлов. А без валов и шестерёнок не обходится ни один механизм. И их требуется огромное количество. Так что народнохозяйственный эффект от внедрения был бы колоссальным. За границей похожие устройства уже стали внедряться, а у нас ни в какую. Эффект может быть большим, признавали специалисты, но никакое предприятие не заинтересовалось изобретением. И поскольку у нас было плановое, централизованное управление отраслями, то без команды свыше никто внедрять не будет.

Тимченко с «бегунком» обошёл множество высоких инстанций, везде получил формальное одобрение. Потратил на это больше года. А в результате… Он показал мне бумажное полотно с этими письменными одобрениями. Возле каждой подписи – печать. И весь документ в этих фиолетовых печатях, словно в синяках, полученных в боях с бюрократизмом…

Этот сюжет напомнил мне роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», вышедший в 1956 году. Та же ситуация – битва изобретателя с железобетонным бюрократизмом. Наиболее вдумчивые читатели восприняли эту книгу в более широком общественном смысле – как борьба продвинутого человека с советской системой.

Статья про мучения Александра Тимченко стали поводом для организации «круглого стола» «Труда» по проблемам использования изобретений («Изобретатель. Как повысить эффективность его творчества», 3 июня 1986 г.). Десять мудрецов-изобретателей сделали немало интересных предложений, рассказали и о некоторых положительных примерах, однако никто даже не заикнулся о том, что только реальная конкуренция определяет судьбу изобретений. Предложений может быть множество, но практика отбирает то, что в данный момент нужно конкретному производству или в перспективе обещает большую выгоду. Просто так тратить средства ради «внедрения» новинок не станет. Рынок определяет нужность и выгодность изобретений.

Этот подход и мы, ведущие «круглого стола» – я и мой шеф Виктор Белицкий, тогда не смогли бы озвучить, даже думая именно так. К тому же лично я тогда ещё не созрел до возвращения в нашем государстве частного предпринимательства.

Статья «В коридорах бюрократизма» имела и ещё одно публичное последствие. Мы напечатали подборку читательских откликов и чиновничьих ответов «О главном – ни слова», 9 июля 1986 г.).

Так, читатель Ю. Логинов из города Горького (теперь – Нижний Новгород) пишет:

Это хорошо, что «Труд» не дает спокойно жить таким бюрократам, как И. Котенок, Ю. Писарев. Ведь они не только ущемляют интересы изобретателя А. Тимченко, но и своими действиями – хотят того или нет – тормозят научно-техническое и экономическое развитие страны, а значит, наносят ущерб государству.

Читатель Ф. Соловьёв из Курска затронул не менее важную проблему: подобное бюрократическое отношение унижает достоинство человека.

Министр машиностроения для животноводства и кормопроизводства СССР Л. Хитрук сообщил нам, как в таких случаях водится, что факты рассмотрены, критика признана правильной, принимаются меры, в том числе по испытанию и подготовке выпуска профильных соединений, разработанных Александром Тимченко. А партком министерства доложил редакции, что «за волокиту» заму министра Ю. Писареву и начальнику управления И. Котенку «было строго указано». Ну, а что ещё могут в министерстве? Только – «указать».

Статью обсудили и в Минстанкопроме, хотя конкретно его я не критиковал. Из Госплана СССР прислали протокол совещания по моей статье. В обсуждении помимо госплановских чиновников приняли участие представители нескольких госучреждений: Госкомитета по науке и технике, пяти машиностроительных министерств и Минвуза РСФСР! С критикой согласились. Но главное: разработана двухгодичная программа действий и решено создать временный межотраслевой научный коллектив.

Можно ли нынче представить, чтобы был такой резонанс в госструктурах на газетную публикацию? Чего ещё было желать мне, как автору. Но – о главном-то ни слова! Никто из официальных лиц не ответил редакции, что же надо сделать, чтобы изобретатель не бегал годами с «бегунком» собирая согласования, чтобы не он «внедрял» своё новшество, а за ним бегали производственники.

А вот читатель «Труда» кандидат физико-математических наук В. Шуша из Минска отметил: «без перестройки экономического механизма ускорение научно-технического прогресса будет проблематичным». Вот только что именно скрывается за модным тогда словом «перестройка», не детализирует. Да и саму перестройку понимали лишь как модернизацию социалистической системы.

Не потому ли, когда рухнул «железный занавес», многие наши изобретатели устремились на Запад, где предприимчивые капиталисты на корню скупали и наши изобретения, и наших изобретателей?! И доныне продолжают их переманивать. В конкурентных, истинно рыночных условиях предприниматели гоняются за новинками, за мозгами. Порой выискивая потенциальных Эдисонов ещё на студенческой скамье. Но даже наши нынешние правители только и знают, что охать-ахать по поводу утечки мозгов, разводить руками и пытаться найти запретительные меры вместо очередной «перестройки экономического механизма». Добавлю – и политического тоже. Без конкуренции мы никогда не догоним наиболее развитые страны! Даже по-прежнему имея в своём запасе немало даровитых людей, рождая «быстрых разумом Невтонов».