Текст книги "Князь"

Глава VIII

На утро дилижанс двинулся в обратный путь – в Маунгат, – но не по той дороге, что привела их из Воата, а по той, что соединяла Эджхолд с Угвуром. Как и было оговорено с королем Аурингом, его курьер ждал Сильвестра в таверне у восточных ворот этого города и сообщил ему неожиданное и приятное известие: Агрунги, к всеобщему удивлению, поддержали решение правителя Маунгата по вопросам совета семи королей и долга крови наследника Талара.

А дело было вот в чем: незадолго до приезда королевского курьера в фамильный особняк Агрунгов, там уже побывал Хейнрик.

– Не буду ходить вокруг да около, – быстро добившись аудиенции у главы семейства Агрунгов, сразу перешел к делу посланец регента Талара, – скажу прямо: скоро сюда прибудет курьер его величества короля Ауринга с просьбой поддержать его решение в вопросе об отмене возложенного на Сильвестра Таларского долга крови. Так вот я хочу, чтобы вы ответили согласием.

– Исключено, – категорично ответил глава Агрунгов, ни на минуту не задумавшись.

Хейнрик ухмыльнулся. Такая реакция была более чем предсказуема и ответ он подготовил заранее.

– Вы уверены? – с оттенком дерзости уточнил Хейнрик. – Отсутствие действующего правителя Маунгата в предверии королевских выборов было бы вам только на руку. К тому же, – теперь в его голосе можно было заметить жестокие нотки, – позволю себе усомниться в том, что старик вообще вернется. Так готовы ли вы променять реальный шанс заполучить корону, на сомнительное удовольствие в очередной раз, просто из духа противоречия и в ущерб собственным интересам, стать оппонентом короля? – Он снова ухмыльнулся. – Не думаю. Поэтому я спрошу еще раз: «поддержите ли вы решение Ауринга?», но теперь, – с чувством превосходства над собеседником добавил он, – прежде чем ответить, хорошенько подумайте о том, дух каких перемен витает в воздухе над Мидгардом, осведомитесь у капитана вашей разведки с кем, собственно, изволите разговаривать и стоит ли отнестись к моим словам со всем вниманием.

Глава семейства Агрунгов, – второе после действующего короля лицо в Маунгате, – был поражен вызывающим поведением Хейнрика и испытывал огромное желание поставить наглеца на место. Но, так как начальник разведки действительно находился сейчас в его свите, на всякий случай, подозвал того к себе и тихо спросил:

– Кто этот человек и как он смеет разговаривать со мной в таком тоне?

– Это Хейнрик Эван, ваша светлость, – наклонившись к Агрунгу, также шепотом, ответил капитан разведки. – Он не человек. Его раса зовется индиго и…

– Мне известно кто такие индиго, – нетерпеливо прервал его Агрунг, жестом призывая говорить короче и по существу.

Капитан виновато поклонился и продолжил:

– Так же он является наиболее влиятельным из генералов армии Титании и, в последнее время, правой рукой регента Талара. Ходят слухи о тайном союзе между Бенедиктом Титом и его величеством Редвальдом, правителем Титании. Если позволите выразить мое личное мнение, ваша светлость, то сейчас нам не стоит иметь такого врага как он и, тем более, как те люди, которым он служит. Лучше согласиться с ним, отпустить его величество Ауринга в Талар и, в его отсутствие, сосредоточиться на предстоящих королевских выборах. А когда вы, наконец, станете правителем Маунгата, обличенным всею полнотой власти, мы подумаем, что можно сделать с последствиями предпринятого нами теперь шага. Какими бы они ни были.

И глава Агрунгов, скрипя сердце, согласился.

***

Таким образом, Сильвестр покидал Угвур добившись своих целей: короли Маунгата и Халдора будут присутствовать на совете. Теперь его путь лежал на запад – в горы Ургуро. Дилижансу было бы рискованно двигаться через узкие и извилистые горные тропы народа сикомэ, поэтому на границе Маунгата и Ургуро его пути с наследником Талара разошлись: дилижанс через окраиные территории Талара направился в Титанию, а Сильвестр углубился в изрытые пещерами горные хребты Ургуро.

Впрочем, Сильвестр не остался один. Неразговорчивый и нелюдимый воин неожиданно вызвался какое-то время сопровождать его, сказав, что где-то в этих горах находится храм ордена, членом которого он состоит. К удивлению Сильвестра, этот воин, назвавшийся Годфридом, оказался не столь уж неразговорчивым, как ему все время казалось.

– Мы – орден хранителей храма бога-человека, – рассказывал он, по пути, Сильвестру о своем ордене. – Мы считаем, что тело человека есть священный храм, в котором живет истинный бог – его дух; а не те бессмертные существа из чистой энергии, собравшиеся сейчас на Краеугольном архипелаге. И мы защищаем сей храм от всяческой скверны, будь то одержимость демоном или злыми чарами, колдовство вуду, проклятье ликантропии или порфирия венценосных, более известная как вампиризм.

Перечисляя все эти виды скверны, Годфрид как-то уж слишком пристально следил за Сильвестром, будто надеялся заметить какую-то его реакцию или изменение в поведении, но тот оставался самим собой и, ведя под уздцы своего коня, спокойно продолжал идти по извилистой горной тропе. Тогда Годфрид напомнил Сильвестру о событии случившемся в дилижансе на границе Маринополиса и Дусданда и об эпизоде с сорвавшимся с часовни колоколом.

– Случалось ли с вами нечто подобное раньше? – спросил следом за этим напоминанием Годфрид. – И что вы тогда чувствовали?

Сильвестр остановился. Он вдруг начал понимать к чему клонит его спутник, но было уже поздно. Годфрид по своему расценил его остановку и, прежде чем Сильвестр открыл рот, чтобы уверить храмовника в том, что ничем таким он не одержим, со словами: «Простите, княже, но это для вашего же блага», – бросил в лицо Сильвестру щепотку какого-то порошка, в одно мгновение погрузившего его в забытие.

Очнулся Сильвестр будучи прикованным к каменной плите в круглом темном помещении. По каждую из четырех сторон плиты стоял человек в длиннополой рясе с глубоким капюшоном, полностью скрывавшим лицо своего носителя, и свечой в руках, а чуть дальше, у самых стен помещения, тонули в темноте над чашами для курения благовоний, четверо рыцарей в полном боевом снаряжении.

Заметив, что Сильвестр пришел в себя, четверо храмовников в рясах одновременно развернулись и передали свечи четырем рыцарям, подпалившим ими какие-то ароматные травы и осветившим ими жесткие черты своих угрюмых лиц. Затем, так же одновременно вернувшись на свои места, храмовники воздели над наследником Талара руки и принялись, нараспев, читать какие-то заклинания. Яркие искры срывались с их пальцев, освещая голые стены комнаты, и складывались над телом пленника в огненную пентаграмму.

Должно быть все это являлось каким-то ритуалом экзорцизма, но Сильвестр не считал себя одержимым и пытался сказать об этом храмовникам, однако не смог. Видимо порошок все еще продолжал действовать, а огненная пентаграмма, тем временем, сформировавшись полностью, впилась в грудь Сильвестра сильно напрягшуюся от резкой боли, и он увидел перед собою яркий свет, затем отчетливо стала вырисовываться чистая белая комната, странная мебель, склонившийся над ним человек в белом одеянии и послышалось одно единственное слово – «Фауст».

Видение длилось лишь мгновение, потом Сильвестр вновь очнулся. Он все еще не мог говорить, но зато отлично видел замешательство на лицах откинувших капюшоны храмовников. Они отошли к двери и о чем-то тихо совещались. Наконец, один из них вернулся к столу и расстегнул ремни вокруг запястий и щиколоток Сильвестра, а два рыцаря, поддерживая его, еще не способного передвигаться самостоятельно, под руки, отвели в одну из келий храма.

Спустя несколько часов, полностью оправившийся от действия порошка Сильвестр, к своему удивлению обнаруживший, что дверь кельи не заперта, спустился в помещение ниже, где его уже ждал ходивший из стороны в сторону Годфрид и спокойно сидевший в глубоком кресле седовласый старик, оказавшийся грандмастером ордена. Увидев Сильвестра, Годфрид поспешил принести ему свои извинения по поводу одурманивания и похищения, объясняя их подозрением в одержимости, на что княжич Таларский довольно резко ответил:

– Вы даже не дали мне возможности убедить вас в обратном. Я не одержим.

– О нет, Сильвестр, ты одержим – вмешался грандмастер, ошарашив такой вестью наследника Талара и, в ответ на застывшее в его глазах безмолвное требование объясниться, продолжил. – Но это не демон и, кажется, вообще ничто из того, что нам известно. Это сущность не из нашего мира, она не агрессивна, не паразит и, кажется, не стремится вредить ни тебе, ни посредством тебя, но, тем не менее, она чужда всему, что есть в нашем мире. Ее не должно здесь быть.

– Вы уверены? – растеряно спросил Сильвестр, все еще не до конца веря в факт своей одержимости. Но вспоминая события произошедшие с ним перед отъездом из Сандаана, был вынужден принять это. – И что же мне делать?

– Я не знаю, – коротко ответил грандмастер ордена, задумчиво почесывая подбородок. Но Сильвестр продолжал буравить его вопросительным взглядом и тот пояснил: – В отличие от одержимости бесом или каким-либо заклятием, когда одержимый становится безвольной марионеткой одержащего, но и тот и другой остаются в какой-то мере отчужденными друг от друга единицами, то в твоем случае, вы одно целое. Сущность, овладевшая тобой, подменила тебя настолько полно, что считает себя тобою и на данный момент ты – это не ты.

Сильвестр посмотрел на грандмастера, как на юродивого, но тот лишь снисходительно ухмыльнулся и продолжил.

– Тебе может казаться, будто в тебе ничего не изменилось, но когда-то, возможно недавно, с тобой произошло нечто необъяснимое: болезнь, странные видения, провал в памяти; и поверь, с тех пор ты больше не Сильвестр, княжич Таларский, а нечто, нам неведомое, из иного мира, считающее себя им.

– Так что мне делать? – повторил свой вопрос Сильвестр.

– Я не знаю, – повторил в свой черед грандмастер. – С настолько тесной одержимостью мы сталкиваемся впервые и обряд экзорцизма в данном случае приведет к смерти. Будь ты кем-нибудь другим, я бы без сомнений и угрызений совести допустил подобную жертву, однако, учитывая то, что ты считаешь себя Сильвестром Таларским и зная твою миссию и ценность для всего Мидгарда… – Грандмастер поднялся с кресла, тем самым показывая, что разговор подошел к концу, – ты можешь идти. – И прежде, чем самому покинуть комнату, добавил: – Но прежде, чем ты уйдешь, по опыту своему скажу: какой бы ни была одержимость, ни к чему хорошему она не приведет. Если вдруг заметишь или хотя бы заподозришь, что вокруг тебя творятся трагические события, ты знаешь как их прекратить.

Теперь Сильвестр мог уйти, но, все же, провел ночь в храме ордена, обдумывая новую невероятную и пугающую весть, посланную ему судьбой, а на утро отправился по указанной храмовниками дороге дальше, в горы Ургуро, искать поселения народа сикомэ.

Глава IX

Горы Ургуро располагались к северу от княжества Таларского и тянулись до самого моря, представляя из себя сложную систему гор с редкими равнинами, еще более редкими водоемами и множеством пещер. Большая часть местной живности жила в огромных пустотах и бесконечных лабиринтах под землей, а на поверхности жителей было не много: в основном гигантские птицы рух, циклопы и сикомэ.

Сикомэ – довольно многочисленный народ, живущий и на поверхности, и в подземельях, – по праву сильнейшего считались хозяевами этих гор, но право свое им постоянно приходилось отстаивать. Самым страшным врагом сикомэ являлись хищные птицы рух, гнезда которых располагались под самым солнцем на вершинах гор и скал. Они воспринимали как пищу любое движущееся в горах существо и поживиться время от времени сикомэ не гнушались тоже.

Что до циклопов, то эти одноглазые чудовища громадного роста, не совсем верно названные гномами Маунгата великанами, предки которых были порождены еще во времена Великой Вражды, но не были уничтожены богами после, потому как имели разум и не представляли серьезной угрозы другим смертным народам, были в общем-то мирными и безобидными существами, пасущими коз в низинах гор и равнинах между ними. Однако их глупость и неуклюжесть постоянно досаждали соседям; и сикомэ Ургуро с гномами Маунгата без конца гоняли их с одних земель на другие.

Под землей же сикомэ вели нескончаемые войны с многочисленным народом подслеповатых троглодитов. Происхождение этого народа, похожего на больших прямоходящих ящериц, никому не было до конца известно, но поговаривали, будто они были рождены недрами самих гор еще в первую эпоху и потому считают пещеры своими и только своими священными территориями. Не появляясь никогда на поверхности, троглодиты не терпели никого под землей, и на сикомэ, построивших в пещерах огромные города, их ненависть распространялась в первую очередь.

Впрочем, могучий народ из числа эльфийских потомков, при таком количестве врагов, окружающих их буквально отовсюду, умудрялся относительно спокойно жить и развиваться в горах Ургуро, а их королевство долгое время продолжало считаться одним из сильнейших на Мидгарде.

Основой доминирования народа сикомэ в горах Ургуро являлось своевременное обнаружение ими угроз, поэтому долго искать представителей этого народа Сильвестру не пришлось, они нашли его сами. Вооруженный отряд из шести крепких сикомэ с песочного цвета толстой кожей и почти без растительности на мускулистых, испещренных шрамами телах, окружил наследника Талара в горном ущелье.

– Кто ты и куда держишь путь? – спросил один из них.

– Я – Сильвестр Рашуа, княжич Таларский и лорд Д’Этто, – представился Сильвестр, – иду туда, где находится ваш правитель, чтобы призвать его на совет семи королей Мидгарда в Талар. Отведите меня к нему!

Недолго посовещавшись, сикомэ, очевидно, решили исполнить просьбу Сильвестра.

– Иди за мной, – коротко сказал все тот же сикомэ и Сильвестр, ничего не опасаясь, так как представители этого народа, помимо физических характеристик, славились своим понятием чести, пошел вслед за ним.

Шли они не долго. Как оказалось, отряд сикомэ повстречался Сильвестру только потому, что он очень близко подошел к их поселению, обустроенному в недрах огромной пещеры. Освещение здесь поддерживалось не факелами и чашами с горящим маслом, а какими-то ярко светящимися минералами, неравномерно врезанными в стены. Вода, хитрыми приспособлениями, подводилась из подземных источников и пещерных озер, а природные пустоты пещеры использовались для складов, загонов, арен, костровищ и прочих объектов общинного быта и групповых сборищ. Жилые же помещения представляли собой выдолбленные прямо в массиве горных пород комнаты и даже целые комплексы в несколько этажей, отделенные от основных пустот тонкой стеной с прорезанными в ней оконцами.

К одному из таких комплексов, наиболее заметному и ярко освещенному, вели Сильвестра. Это было что-то вроде местного дворца, в одном из множества неожиданно просторных помещений которого, наследника Талара приветствовал вождь народа сикомэ, более крепкий и бледный, чем остальные его сородичи и со страшным шрамом, рассекающим его лицо сверху вниз через глаз и щеку. Этот шрам, много лет назад в процессе выполнения им обряда инициации, оставила будущему вождю своим когтем гигантская птица рух. За этот след, напоминающий ему о том, как он стал мужчиной и войном, его назвали Арнмод, что на языке сикомэ значило «сила орла».

Теперь Арнмод в богатых одеждах из шкур восседал на высоком троне из белоснежной кости, к обеим сторонам которого цепями были прикованы два массивных пещерных зверя. То были дикие мантикоры – отдаленно похожие на Сандаанских львов, но с громадными крыльями, как у летучей мыши, и скорпионьим жалом вместо хвоста. Они являлись одними из самых смертоносных и страшных чудовищ подземного мира и, приходилось признать, рядом с ними каждый, в том числе без того грозный вождь сикомэ, казался гораздо внушительнее и опаснее.

Убедившись в том, что гость находится под должным впечатлением, вождь поинтересовался о цели визита княжича Таларского и тот повторил свою просьбу о присутствии вождя сикомэ на совете семи королей в Таларе.

– И почему я должен сделать это? – спросил Арнмод.

Сильвестр вздохнул. Он знал, что сикомэ, ко всему и вся подходившие с позиции силы и выносливости, потребуют от него какого-либо проявления этих качеств, прежде чем позволят что-то просить или требовать. Так оно и оказалось.

– В нашем народе просить имеет право лишь тот, кто доказал свою силу, – подтвердил догадку Сильвестра вождь.

– И как же мне это сделать? – в свою очередь поинтересовался Сильвестр.

Вождь сикомэ довольно осклабился. Сикомэ часто развлекались охотой на рухов в горах, сражениями на аренах и мелкими стычками с циклопами, не совсем верно называемыми в Маунгате великанами, но наблюдать чужеземцев, пытавшихся справиться с испытаниями его народа, было пусть редким, зато самым любимым из развлечений в этом подгорном поселении.

– У народа сикомэ предусмотрено четыре испытания, посредством которых они проявляют свою силу и выносливость, – начал Арнмод объяснять Сильвестру обряд инициации, издревле принятый его народом. – Испытание воздухом и светом, в коем необходимо выследить гигантскую птицу Рух и добыть яйцо из ее гнезда на скале; испытание землей и тьмой, в коем нужно сразить противника во тьме на дне глубочайшей из пещер; испытание огнем и железом, в коем испытуемый должен отыскать жерло вулкана или лавовый поток и закалить в их огне железную заготовку; и, наконец, испытание водой и холодом, в коем нужно найти очень редкий цветок ундины, растущий лишь на дне пещерных озер. – Арнмод улыбнулся, но даже улыбка его из-за шрама выглядела устрашающе. – Выбирай любое!

– У меня нет времени, так что… какое из них быстрее? – приятно удивил присутствующих здесь сикомэ своим бесстрашием наследник Талара.

– Значит землей и тьмой, – решил Арнмод.

– Что-ж, – спокойно пожал плечами Сильвестр. – Кто будет моим противником?

– Тот, чьей услуги ты просишь, – вновь искривились в довольной улыбке губы вождя. – Стало быть я.

Откладывать проведение испытания, в силу заявленной Сильвестром нехватки у него времени, не стали. Вождь, Сильвестр и едва ли не все население подгорного города, по извилистым подземным ходам двинулись к месту проведения испытания землей и тьмой – самую глубокую из известных сикомэ пещер, оказавшуюся огромной пустотой, где-то далеко под землей. Несмотря на освещение ее множеством светящихся минералов, здесь не было видно ни противоположного конца пещеры, ни ее сводов, но собралось довольно много сикомэ, разве что детей нигде не было видно: должно быть, в это время, они закалялись изнурительными тренировками в горах на поверхности.

«Что-ж, хоть не ударю в грязь лицом перед молодым поколением», – про себя решил Сильвестр, но принимая от кого-то меч и спускаясь в довольно большое углубление посреди этой громадной пещеры, долженствующее стать ареной, словно бы очнувшись, подумал: – «О чем это я? Выжить бы!»

Действительно, любое из испытаний сикомэ было смертельно опасно или, по крайней мере, чревато получением серьезных травм (не даром все они были покрыты шрамами), а уж биться в кромешной тьме с одним из них, при том, что этот народ на весь Мидгард славен боевой подготовкой, и вовсе казалось самоубийством. Но что-то не давало сердцу Сильвестра биться чаще от волнения и страха, ни тогда – во время выбора испытания, ни сейчас – непосредственно перед его началом, благодаря чему он уже снискал к себе уважение среди народа сикомэ вообще и будущего противника в частности. Арнмод спрыгнул в углубление-арену, встал против Сильвестра и освещавшие пещеру минералы погасли, погрузив все вокруг в непроглядную мглу. Испытание землей и тьмой началось.

Даже двигаться в такой темноте было сложно, а какое-либо действие, тем более сражение, не представлялось Сильвестру возможным. Он наугад взмахнул мечом в ту сторону, где должен был находиться вождь сикомэ, и тот отразил удар. На мгновение вспыхнувшая от скрестившихся клинков искра, осветила небольшое пространство вокруг противников и погасла, создав ощущение еще большей тьмы. Но за тот короткий миг, что она горела Сильвестр успел заметить начало ответного движения противника и выставил меч в сторону, в свою очередь успешно парировав удар. Новая искра, новый замах Арнмода и удар во тьме снова отражен. И снова, и снова – словно вспышки молнии, освещали арену то и дело вспыхивающие в скрещенных клинках искры: Сильвестру удалось отразить целую серию выпадов, проявляя чудеса наблюдательности и реакции. Но этого было мало, рано или поздно более опытный противник найдет брешь в обороне, и Сильвестр отступил, позволив арене вновь погрузиться в ничем не озаряемую тьму.

«Если мы долгое время не наносим удары, то ничего, кроме как прислушаться и довериться интуиции, нам не остается, поэтому первый удар всегда самый опасный, знать бы куда бить. Однако, если этот удар будет отражен, возникнет искра и каждый из противников успеет увидеть начало, но лишь начало, следующего движения друг друга, а остальное придется угадывать уже по нему», – лихорадочно соображал Сильвестр, в то же время прислушиваясь к возможным перемещениям противника в темноте. – «Тогда, если быстро изменить свое движение сразу после удара, то инстинкты противника не успеют переключиться со зрения и догадки на слух и интуицию, и он не сможет отразить удар».

Основываясь на этих соображениях, Сильвестр сделал выпад в сторону раздавшегося неподалеку шороха. Как и следовало ожидать, удар был отражен, а возникшая искра, на короткое время осветившая небольшое пространство, предательски подсказала вождю сикомэ следующее движение наследника Талара, но, стоило искре угаснуть, как тот изменил свой замах на колющий удар и… пронзил пустоту. Арнмод не стал блокировать его удар, а просто отступил.

«Глупец!» – наградил себя нелестным эпитетом Сильвестр. – «Вождь сикомэ гораздо опытнее меня в бою и, к тому же, лучше меня знает особенности таких поединков, ведь он ни раз наблюдал и, должно быть, сам участвовал в них. Наивно с моей стороны было пытаться поймать его на столь очевидную…» – и его вдруг осенило. – «Точно! Очевидную. Конечно, сложно надеятся только на слух и интуицию, но если все, что здесь есть, так это только тьма, а единственный источник света, как оказалось, способен предать, то надеяться на зрение – худшая ошибка, какую только можно допустить. Вот почему Арнмод не поддался на мою уловку! Он не переключается со зрения и догадки на слух и интуицию, а держит глаза закрытыми и постоянно использует последнее».

Сильвестр закрыл глаза.

«Что-ж, доверюсь-ка и я своему внутреннему чутью и голосу», – решил он.

И этот вывод предрешил исход всего поединка. Стоило наследнику Талара обратиться к своим внутренним ресурсам, как все его чувства обострились. Он без труда мог определить источник малейшего шума и его местоположение, а его реакция позволяла играючи уходить даже от самых сложных ударов вождя сикомэ, после пары безуспешных выпадов, ставшего серьезнее относится к сражению и явившего наследнику Талара все свое боевое умение. В какой-то момент, Сильвестру даже показалось, будто сквозь веки он, как сквозь завесу, но, тем не менее, вполне отчетливо, видит все пространство арены и своего противника. После этого лишь одной серии тщательно выверенных ударов хватило для того, чтобы выбить оружие из рук вождя сикомэ и повергнуть его наземь.

Сраженный Арнмод, опираясь на одну руку, поднял другую и щелкнул пальцами. По всей пещере вновь стали загораться светом минералы, являя пораженным взорам собравшихся сикомэ их опровергнутого вождя и, приставившего к его шее острие меча, Сильвестра: наследник Талара победил. Он отвел клинок и подал недавнему противнику руку.

– Ты победил, – тоже не без удивления признал свое поражение вождь сикомэ. – Не знаю как тебе это удалось, – мы годами оттачиваем искусство сражения в темноте, – но ты прошел испытание землей и тьмой и теперь можешь требовать от меня чего угодно.

– Я уже сказал, чего я хочу, – коротко напомнил Сильвестр. Он и сам был впечатлен тем, что ему удалось совершить, но, в то же время, был и напуган, промелькнувшей на какой-то миг мыслью, что новая способность может быть связана с его одержимостью. Впрочем, он не стал забивать себе голову, снова размышляя над словами безумцев из ордена Храма бога человека, и поспешил отвлечься разговором с вождем сикомэ. – Мне нужно, чтобы вы присутствовали в Таларе на совете семи королей.

– И я буду там, – с достоинством пообещал Арнмод. – Но я наслышан о твоем долге крови, княжич Таларский, так позволь спросить, почему ты прямо не просишь поддержать тебя в этом вопросе, а лишь призываешь на совет?

И наследник Талара показал, что ни одни только сикомэ имеют понятие о достоинстве и чести.

– Потому, что только этого я и могу просить – лишь твоего присутствия, – ответил Сильвестр. – И ты поступишь по чести – ты явишся на совет. Однако было бы нечестно указывать тебе, какое решение там принять. Ты выслушаешь меня, обдумаешь мои слова и поступишь как всегда – по чести.

Вождь сикомэ в знак уважения поклонился наследнику Талара и они обменялись крепким рукопожатием. Здесь Сильвестр свои дела закончил и, разделив ужин с новым товарищем, скоро покинул подземный город. На очереди было посещение крупнейшего государства Мидгарда – Титании. Сикомэ, наиболее безопасными тропами, проводили Сильвестра до границы гор Ургуро с этим королевством и там расстались, но запомнили они наследника Талара надолго.

***

Тем временем в Таларе, Адалинда, измучившая себя тревожными догадками и подозрениями относительно сказанного ей регентом в библиотеке, наконец решила довериться брату Сильвестра, княжичу Себастьяну, и все ему рассказала. Она рассказала все о чем думала последнее время, включая даже то, что судя по словам Бенедикта Тита и памятуя об описании Сильвестром свойств ртутного серебра, меч, который был у князя Максимилиана во время смерти, был выкован именно из этого материала. Таким образом получалось, что только из-за него погиб отец Сильвестра и Себастьяна, и только из-за него до сих пор продолжался кризис на Краеугольном архипелаге, ведь само существование этого меча являло собой олицетворение той проблемы, которую боги пытались решить.

Выслушав Адалинду, Себастьян поник головой и в задумчивости отвернулся. Девушке показалось, что рой лихорадочных мыслей, который наполнял ее разум, пытавшийся постичь всю глубину предательства Бенедикта Тита, поселился и в голове Себастьяна, однако молодой княжич отнесся к ее словам довольно критично.

– Что бы вы сейчас ни подумали, сестра Адалинда, вы во многом ошибетесь, – только и сказал ей Себастьян. – Его превосходительство Бенедикт Тит всегда был и остается верен Талару и Мидгарду.

Эти с уверенностью сказанные слова, указывали на полное доверие Себастьяна Бенедикту и поколебали уверенность Адалинды в собственных выводах.

«Неужели он, – ближайший советник великого князя Максимилиана, – действительно умышленно и хладнокровно его подставил?», – растерянно думала девушка. На мгновение у нее возникли сомнения, но она не захотела вновь погружаться в омут беспокойных догадок и бездоказательных подозрении, в котором уже провела так много времени. – «Есть лишь один способ узнать наверняка», – решила она.

И Адалинда направилась прямо к регенту. Она без стука вошла в кабинет Бенедикта и, с ходу, начала свой допрос.

– Ведь это вы вручили князю Максимилиану тот церемониальный меч, с которым он отправился на архипелаг, не так ли? – без предисловий спросила она, не давая регенту времени приготовиться к столь серьезному разговору, дабы лишить его возможности обдумать доводы в свою защиту. Но регент даже не думал отрицать и отпираться.

– Да, это так, – спокойно подтвердил он.

Это признание и тон, которым оно было произнесено буквально обескуражили Адалинду.

– Но тогда, – потеряв былую решительность, продолжала она, – знали ли вы, что этот меч выкован из ртутного серебра, и что князя Максимилиана ждет неминуемая гибель, если он явится с ним к богам?

– Да, сестра Адалинда, – все также хладнокровно ответил Бенедикт, делая шаг в ее сторону и заглядывая ей прямо в глаза. – Я знал это.

Получив столь ясное признание, девушка, разбитая дрожью призрения и страха, попятилась к двери. Ее пугала откровенность предателя, обрекшего на смерть своего князя.

– Что-ж, – нетвердым голосом произнесла она, продолжая медленно отступать от надвигавшегося регента по направлению к выходу, – хорошо, что вы не отрицаете этого. Спустя годы лицемерной лжи всему Талару и Мидгарду вы, наконец, явили свое истинное лицо. И я сейчас же расскажу об этом всем.

Свою угрозу Адалинда не преминула привести в действие. Добравшись до двери и нащупав за спиной ручку, девушка отворила ее и крик «стража» разнесся по этажам Белой башни, одновременно с неутешительной мыслью пронесшейся в голове самой Адалинды: «Бойся он огласки, не открылся бы мне».

Бенедикт Тит, словно в ответ на ее мысли, усмехнулся.

– А мне больше нет нужды скрываться, – подтвердил догадку девушки регент. – И кстати, – добавил он, отмечая тревожное нетерпение Адалинды, – стража не придет. Видите ли, сестра, за эти три года я постепенно увольнял стражников Талара и ставил на их место верных мне солдат Титании. Вся нынешняя стража Талара подчиняется только мне и откликается только на мой зов.

Это было последней каплей. На лице отчаявшейся Адалинды одновременно отразилась целая гамма чувств: трепет перед злым гением, страх перед убийцей и отвращение к предателю. Она было развернулась, чтобы убежать, но властный взмах руки Бенедикта Тита захлопнул перед ней дверь.

– Зачем вам все это? – дрожащим голосом спросила девушка, обессиленно стекая у запертой двери на пол. – Ведь князья Таларские доверяли вам! Не в меньшей мере чем от них, от вас зависела судьба Мидгарда, а вы его предали!

– Ошибаешься! – ответил Бенедикт, нависая над девушкой, – Мидгард не зависит и никогда не зависел ни от меня, ни от князей Таларских, ни от города-миротворца. Все это иллюзия за века созданного народами Мидгарда шаткого порядка. Думаешь хоть кого-то устраивает нынешнее положение? Нет! Титания жаждет новых земель, Маунгат не прочь арендуемые у Халдора месторождения сделать своими, короли Маринополиса и Дусданда жадно облизываются, глядя на территории друг друга, но никто ничего не предпринимает потому, что таков якобы порядок. – Бенедикт опустился на корточки рядом с Адалиндой. – И, отвечая на твой вопрос, скажу: мне осточертел этот однообразный и скучный лицемерный мир! Я думал вернуть романтику и непредсказуемость до-таларских времен, путем подрыва авторитета города-миротворца и союза с Титанией, но похоже сделаю даже больше – я воскрешу эпоху мифов и легенд. Видишь ли, – и он протянул все еще ничего не понимающей Адалинде чрезвычайно ветхую тряпицу с потрепанными краями, испещренную множеством знаков и символов, в которых та узнала древнюю письменность титанов, перевести которую ныне мог лишь правящий князь Талара. – После гибели князя Максимилиана, я получил доступ к некоторым его документам и, наконец, смог прочесть эти письмена. Я предполагал, что эта тряпица, в которую был завернут меч из ртутного серебра, содержит нечто крайне важное, но чтобы настолько… – Бенедикт Тит дал Адалинде исписанный лист бумаги. – Это перевод. Прочти его! – И спустя пару минуту, убедившись по округлившимся от ужаса глазам Адалинды и вырвавшимся из ее уст тихим словам «вы не посмеете», в том, что она ознакомилась с содержимым, заключил: – Теперь ты понимаешь, зачем все это, не так ли?