Текст книги "Край Света. Невероятное путешествие к Курильским островам через всю Россию и Азию"

14 июля
Хабаровск

На следующие несколько дней я перестал быть путешественником. На самом деле я перестал быть им еще раньше. Возможно, где-то в Шеньяне или Уссурийске. Уже какое-то время мне было откровенно плевать на окружающие красоты. Все смазалось, все примелькалось. Исчезла свежесть впечатлений.

То, что еще недавно вызывало интерес, больше не бередило. Превратилось в рутину. А я вдруг везде стал местным.

В том смысле, в котором жители прибрежных районов зачастую отправляются к морю, только чтобы показать его приезжим друзьям.

Дни безучастно проплывали мимо, поглядывая на меня в окно. С утра до вечера я работал, сидя в номере. А когда солнце начинало клониться к Амуру, закрывал одолженный у Ярика ноутбук и шел на прогулку. Она всегда проходила примерно по одним и тем же местам – спальные районы, центральные улицы, набережная. Пара стаканов в баре – и домой. Чтение или кино, если позволял вай-фай.

Похоже, что именно такого мне и не хватало в Китае. Отсутствия большого количества новой информации. Необходимости постоянно что-то планировать. Вместо этого я получил тишину и личное пространство. Оно заполнило весь номер до краев. И он не воспринимался крошечной клетушкой, которой, по сути, и был. Нет, он казался мне очень уютным.

К вечеру четырнадцатого июля я закончил все свои работы. Рюкзак, все эти дни валявшийся на верхней полке, теперь стоял в углу комнаты – завтра предстояло вновь надеть его на плечи. А на сегодня еще оставалась прогулка. Тем более к Ярику приехали новые гости – на этот раз двое немцев.

* * *

Высокие и бородатые немцы отлично вписались в местный типаж. Один из них уже довольно долгое время провел в России и неплохо говорил по-русски.

– Андрей, – представился я.

– Эндрю, – поправила сидящая рядом девушка.

– Нет-нет-нет! Не Эндрю, Андрей, – запротестовал немец. – Это же другое имя, русское. Я не люблю, когда переделывают имена. Знаете, азиаты иногда говорят: «Меня зовут Ли Цзян Тоу, но вы можете звать меня Пол». Нет, ты не Пол, ты fuckin Ли Цзян Тоу! Вы когда-нибудь видели европейца, который говорил бы – «меня зовут Пол, но вы можете звать меня Ли Цзян Тоу»?!

15 июля
Хабаровск

Рано утром я взвалил на плечи рюкзак и вышел в мир из своего чулана. Мир выглядел неприветливо – серое небо, дождь. Зябко. Но после перерыва я снова чувствовал восторг от начинающегося путешествия. От предстоящей встречи с друзьями. «Увидимся на Сахалине». Опять как в кино.

Мое внимание привлекла табличка на стене соседнего дома. Подошел поближе. «А еще жизнь прекрасна тем, что можно путешествовать. Н. М. Пржевальский».

* * *

Сопки, тайга, тигры. Последних не видно, но они точно там есть. Я сидел в вагоне-ресторане поезда Хабаровск – Ванино, пил чай и смотрел в окно. Совершенно неожиданно из колонок звучали Scorpions. Редко дикая природа прерывалась станциями с деревянными перронами. Я попал в настоящую глушь.

16 июля
Ванино

Позевывая, я ожидал сигнала к началу посадки на паром. Позади осталась недолгая прогулка по городу. Не городу даже – рабочему поселку. Месту, унылее которого еще поискать. Серые пятиэтажки ссыпались к воде по крутому склону. По центру улицы-холма возвышались друг за другом две белые башенки – маяки, указывающие фарватер входа в бухту. Интернет на запрос «Ванино достопримечательности» предлагал посмотреть на порт и обелиск с портретом Ленина. Так как Ильич, в отличие от Иисуса, не сильно разнился от региона к региону, я отправился в порт. Тем более что мне туда нужно в любом случае.

Поселок выглядел как место, где никогда ничего не происходит. Может быть, это справедливо сейчас, но несколько десятков лет назад тут творилась история. Скрытая от внешнего мира кровавая история лагерной войны. Когда-то Ванино был крупным пересыльным пунктом. Отсюда корабли увозили заключенных на Колыму.

По блатным понятиям, вор не мог в тюрьме работать, занимать должности и вообще как-то сотрудничать с администрацией. Этим он как бы вступал в союз со своим врагом, становился «сукой», «ссучившимся» и, как правило, долго после этого не жил. Многие воры прошли Великую Отечественную войну, а вернувшись с фронта, занялись привычными делами и вскоре вновь оказались на скамье подсудимых, а чуть позже – в лагерях. Некоторые из них до войны были в тюрьмах не последними людьми. Они отправлялись по этапу, ожидая занять привычное положение в иерархии. Но за время их отсутствия реалии изменились.

– Ты воевал? Взял в руки винтовку? Значит, ты ссучился, – такое решение вопроса «военщины» приняли оставшиеся на зонах блатные.

Так образовалось большое количество «сук», утративших все свои права и привилегии. Первое время они пытались отделаться от нелестного прозвища, но оно прилипло намертво, и в итоге принадлежащие к этой группе уголовники сами стали себя так называть. Утрата авторитета переживалась болезненно. И тогда в пересыльных бараках Ванино прозвучало решение – если старый закон их отвергает, значит, нужен новый закон.

Ворам «старых понятий» предлагали присоединиться через целование ножа. Отказавшихся топтали ногами, уродовали, били и в конце концов неизменно убивали. Весть об этом разлетелась быстро. Колыма вооружалась в ожидании прибытия последователей нового закона. Началась «сучья война».

Начальство лагерей первое время покровительствовало «сукам», рассчитывая их руками поставить на место зарвавшихся блатных. На первые трупы оно смотрело сквозь пальцы. Но чем дольше длилось противостояние, тем сложнее было его игнорировать. «Сук» и «воров» разделили по отдельным зонам на территории лагерей – не помогло. Тогда разделили и сами лагеря. Война ответила на это появлением экспедиций-налетов. Пришлось разделять уже целые лагерные управления. Больницы, тюрьмы, прииски теперь относились к той или иной стороне. Одним из первых вопросов, которые слышал новый заключенный на пересылке от начальства, был: «Ты кто? Вор или сука?» Ответ определял дальнейшее направление этапа.

Не все из ставших «суками» под страхом смерти одобряли новый закон. Некоторые из них хотели бы при первой возможности переметнуться обратно. Но каждый поцеловавший нож обязательно участвовал в расправе над отказавшимся. «Воры» не признавали таких возвращенцев и убивали их. Тогда появилась третья сила, которой двигала одна только ненависть – и к «сукам» и к «ворам». «Беспредельщины». Их вдруг стало так много, что пришлось и под них выделять отдельные лагеря.

Война продолжалась десять лет и унесла жизни большинства участвовавших в ней воров в законе и с той, и с другой, и с третьей стороны.

* * *

Паром мягко заскользил по гладкой воде, поворачивая нос к выходу из бухты. Палуба высоко возвышалась над окружающим пейзажем. Казалось, я находился на крыше многоэтажки, внезапно пришедшей в движение.

Под ногами скрывались коридоры, каюты, переходы, лестницы. А где-то далеко внизу, лишь немногим выше облепивших днище водорослей, располагалась моя койка. Самая дешевая каюта, которую я смог добыть, находилась глубоко в недрах корабля. Там было душно, темно и шумно. Там не было окна. Там громко гудел двигатель и кричали дети моих попутчиков. Я не любил спускаться туда. Пока идешь с лестницы на лестницу, невольно задумаешься, сколько этажей тебе придется пробежать, если это ржавое корыто начнет тонуть. Большую часть времени я провел на палубе, облокотившись на поручни, и только поеживался, когда ветер предпринимал очередную попытку выдуть из меня все живое.

* * *

Корабль вошел в туман. Мир начал стремительно сжиматься вокруг него. На западе еще сияла полоса – это солнце золотило море на горизонте. Но с каждым мигом полоса эта становилась все тусклее и вот пропала совсем. Теперь ойкумена состояла из белого ничто и черной воды под ним. Изменились звуки – плеск воды, шум двигателей, тон разговоров. Отсутствие связи только усиливало ощущение, что мы покинули реальный мир. Я сидел в кают-компании и наблюдал, как без сквозняка колышутся занавески.

Немного в мире найдется вещей более мистических, чем плавание сквозь туман.

17 июля
Холмск

Туман как укутал нас после выхода из Ванина, так и продержал в своих объятиях все плавание. Сахалинский берег вынырнул из него совершенно неожиданно в какой-то сотне метров. Конечная точка маршрута парома – город Холмск, в девичестве Маука, что с языка коренных жителей можно перевести как «холмы, поросшие шиповником». У меня же название «Холмск» в первую очередь вызывало ассоциации с великим детективом, а не рельефом. Возможно, это происходило из-за того, что туман по-прежнему скрывал вообще все вокруг. Куда-то растворились многочисленные пассажиры, и я в серой пелене остался в одиночестве.

Делать нечего. Загрузился в маршрутку до Южно-Сахалинска. Стоило ей только подняться на отделяющие город от остального острова холмы, туман исчез. На возвышении находился мемориал – пушка на постаменте и надпись «Вечная слава героям, павшим в боях против японских агрессоров при освобождении исконно русских земель Южного Сахалина и Курильских островов».

«Исконно русских земель… – проворчало что-то внутри меня, – это тех, где первые русские поселения появились всего полторы сотни лет назад?»

Освобождение Холмска от японских войск в 1945 году заняло несколько часов. В ходе этого произошел так называемый инцидент в Маока. Девять девушек в возрасте от 17 до 24 лет до последнего момента поддерживали работу телефонной и телеграфной связи, а при подходе советских войск покончили жизнь самоубийством. За это впоследствии их обожествили. Согласно традиции синтоизма, японские граждане, погибшие на войне за свое отечество, становятся объектами поклонения. Вторая мировая война в этом плане дала Стране восходящего солнца более двух миллионов новых святых. В том числе и осужденных и казненных по результатам Токийского процесса военных преступников.

* * *

Еще в Хабаровске Настя написала вопрос Маше – девушке, которая взялась купить нам билеты на корабль, – можно ли будет у нее остановиться. Маша ответила, что они с подругой живут в однокомнатной квартире, но если теснота не смущает, то добро пожаловать. Теснота не смущала.

В этой квартире мы и встретились – Вова и Настя только что вернулись с тура по острову. Их багаж пополнился новыми впечатлениями, переживаниями и несколькими крабами. Одного из которых тут же захватил живущий в Южно-Сахалинске Машин друг-итальянец, зашедший на огонек и вызвавшийся приготовить пасту.

Пока дальневосточная кухня превращалась в средиземноморскую, мы пили вино и травили свежие байки. Впрочем, огненные истории о том, как я сидел и работал, не тянули на приключения даже под вином. Потому я в основном молчал. Рассказывала Настя:

– Мы остановились в Тихой бухте. Моросил мелкий дождик. Серое холодное это Охотское море… Торчит из воды утес, засиженный чайками, птичьи базары, гомон. Каменистый пляж, и за ним скала, поросшая лесом. Не очень высокая, метра четыре, но крутая, почти отвесная. С нее свисает веревка, чтобы наверх залезть, дрова какие-нибудь поискать, потому что на пляже ничего нет. Нас еще местные предупреждали, что там наверху медведь ходит. Вниз-то он не особенно может спуститься, а вот наверху валандается где-то, его несколько раз видели уже. Ну, в общем, поставили лагерь. – Настя начала нарезать ладонями воздух на ломтики. – Вот море, вот полоска пляжа, вот тут мы, а дальше – скала, как стена. Стемнело. Мы поужинали – приготовили на костре вкуснейшую рыбу. Лежим, смотрим на звезды. И вдруг я замечаю, что море как-то шумнее стало и как будто ближе. Я Вову спрашиваю: «А оно вообще было такое? Или оно такое не было?» Он отвечает: «Блин, сколько раз я себе говорил – не останавливаться на ночь возле скалы! И каждый раз попадаюсь на эту фигню!» А мы ведь оттуда никуда уйти не можем – кромешная темнота, наверху медведь, еще и дождь начался. Вова мне говорит: «Да, наверное, не дойдет вода». Наверное! А если дойдет?

– Я пошел, – вклинился Вова. – Положил бревно на линии прибоя. Чтобы видеть, куда вода доходит и приближается ли вообще. И начертил линию на песке – если ее зальет, то, значит, нам надо срочно валить уже вне зависимости ходят там где-то медведи или нет, пока нас в море не смыло.

– А море разыгралось, – продолжала Настя. – Гул, грохот. Мы легли спать. Меня буквально накрыло страхом. Ветер поднялся. Палатку гнет. Ощущение какого-то одиночества – как будто некуда деваться и помощи ждать неоткуда. Вова меня пытался подбодрить. Ходил несколько раз проверять, как там дела. Один раз возвращается взволнованный – бревно затопило на фиг. Море дошло практически до нас, залило все отметки. Вова начал рыть ров какой-то. Я думаю, раз дошло до такого, значит, дела наши совсем плохи. И спать невозможно. И море словно совсем рядом. Мы отодвинулись насколько смогли, вжались в самую скалу. Потом меня уже просто вырубило от усталости. Утром проснулась, выглянула – море ушло далеко-далеко. До самого утеса с чайками можно было пешком дойти.

18 июля
Южно-Сахалинск

– Пока мы тут ездили, нам один водитель предложил на телевидение позвонить, – сказала Настя, не отрываясь от изучения меню. Получив в отделении ФСБ пропуска в погранзону, необходимые для посещения Курильских островов, мы сели отметить это дело обедом в ближайшем кафе.

– Зачем? – не понял я.

– Ну, о путешествии нашем рассказать.

– Да ну, кому это интересно будет?

– Да вот многим будет! У нас все попутчики впечатлялись, когда мы им рассказывали, сколько едем и где побывали.

– Ну ладно, давайте позвоним… А кто будет говорить?

– Твоя идея путешествия – ты и говори!

Гудки.

– Алло, – раздался в трубке женский голос.

Я пробормотал что-то в духе: «Здравствуйте, мы четыре месяца едем через десять стран из Москвы на остров Шикотан, вот сейчас в Южно-Сахалинске, вдруг вам будет интересно», не в состоянии отделаться от неловкости и мысли «Боже, что за бред я несу?». Против всех моих ожиданий, на том конце провода произошло невероятное оживление.

– Правда? Это очень здорово! Вы можете завтра встретиться? Давайте завтра встретимся утром. На Горном Воздухе! Нет, лучше на Аллее Славы! Все, договорились? Отлично! До завтра!

Я положил телефон.

– Как прошло? – поинтересовалась Настя.

– Ну, как-то она прям очень воодушевилась. Завтра будем интервью давать.

– У них тут ничего не происходит, наверное, – предположил Вова. – Писать не о чем вообще. А тут новость!

* * *

Выломать мясо из краба оказалось нетривиальной задачей. Оно скрывалось внутри прочной шипастой брони.

– Шорт! – бубнил я, обсасывая уколотый палец. – «Я не моршкой монштр, я рошочка!»

Настя и Вова за неделю на Сахалине уже наловчились в деле разделки крабьих туш – на их тарелках успели образоваться горы очисток, пока я ковырял первую ногу. Вот раздался треск. Я вытащил добычу и начал сосредоточенно жевать. Да это же… Нет, не может быть… Но все же…

– Да ведь это по вкусу как крабовые палочки!

На лицах друзей отражалась вся палитра чувств, которую испытывает человек, добывший на краю земли краба, протащивший его через весь Сахалин, чтобы угостить друга, а тот говорит, что это по вкусу как крабовые палочки. Они крутили пальцами у виска и утверждали, что я рехнулся, но ошибки быть не могло. Кажется, это будет мое самое сильное впечатление от Сахалина.

19 июля
Южно-Сахалинск

– Я сразу поняла, что это вы! – Корреспондентка Нина лучилась. – Давайте сейчас снимем несколько проходок. Вот, пройдите тут. Давайте девушку поставим в середину. Очень хорошо. Так, теперь отсюда снимем, как вы по ступенькам идете… Так. Хорошо, а теперь вот сюда. Отлично. Сними еще с уровня земли, – повернулась она к оператору. – Очень хорошо!

Как только прозвучала фраза «ведите себя естественно», мы превратились в трех деревянных буратин. Мышцы закостенели, двигались только ноги и глаза. Чтобы отснять материал, где мы все-таки похожи на людей, пришлось исходить половину аллеи.

Затем перешли к интервью. Нина усадила нас на скамейку, сама села рядом на корточки.

Я что-то вроде готовил заранее в своей голове, но, видимо, стоило поместить это на более надежный носитель. Как только очередь говорить дошла до меня, между ушей наступила тишина, нарушаемая только стрекотом сверчков. «Импровизация!» – обрадовался язык и пошел мелить черт знает что.

– Чего вы ждете от Шикотана? – Нина протянула мне микрофон.

– Знаете, я уже боюсь чего-то ждать, потому что у меня было представление, как все это будет, а все получается совершенно иначе. Где-то интереснее, где-то наоборот: то, чего я ждал и думал, что это будет чем-то великолепным, на самом деле оказывается совершенно проходящим. Я ничего не жду теперь. Мне просто интересно, что будет дальше.

* * *

На этом наши дела на Сахалине подошли к концу. Автобус отвез нас в Корсаков, откуда завтра выйдет корабль на Курилы. С чем нам определенно здесь везло – так это с каучсёрфингом. В Корсакове нас приютила милая интеллигентная семья – Елена, Эдуард и дочка Оля. «Мы сами любим путешествовать, но пока нет такой возможности – принимаем путешественников у себя. Хотя нечасто кто-то сюда добирается».

– А включите, пожалуйста, новости, – попросила хозяев Настя, когда мы все вместе ужинали на кухне. – У нас сегодня брали интервью, сказали покажут.

И правда, показали. Под нарезку коротких видео, которые мы снимали по дороге, под фотографии и кадры интервью, телевизор рассказывал, какой мы проделали путь. Как долго дружим. Как храбро отбивались от иранских бандитов.

– До чего техника дошла, – засмеялся Эдуард. – Вашу маму и там, и тут передают!

20 июля
Корсаков

Корабль не поезд – расписание очень примерное. Когда-нибудь сегодня отчалим. Поспав в зале ожидания на неудобных стульях, мы с Вовой решили сходить проветриться, съесть самый дальневосточный в своей жизни беляш, а заодно посмотреть на город. Ни один из этих пунктов не привлек Настю – особенно почему-то не вызвал энтузиазма беляш, поэтому она осталась за сторожа при рюкзаках.

Но и нашего запала хватило ненадолго. В визуальном плане Корсаков не предлагал туристам ничего интересного. Те же панельные многоэтажки, что и в любом другом городе нашей страны с юга до севера и с запада до самого вот Дальнего Востока. Немного живописности им добавляло только расположение на сопках да притаившиеся то там, то тут одноэтажные японские здания. Но и в них самой – а точнее сказать, единственной – интересной деталью была национальность. В остальном выглядели они как обычные кирпичные склады.

* * *

Объявили посадку. Так как мы при помощи Маши ухватили последние доступные билеты, то каюты нам достались разные. В эконом-варианте жили мы с Вовой и еще двумя соседями, а Настя расположилась выше по социальной лестнице, в каюте повышенного комфорта. Повышенный комфорт выражался в наличии личного душа и всего одной соседки.

Но даже наша каюта была несравнимо лучше той, в которой я плыл на Сахалин. Светлая, просторная, с морем за окном, удобными кроватями и без детей! В их отсутствие роль неприятного соседа занял едущий на заработки парень, быстро и качественно напившийся с друзьями в соседней каюте. Вернувшись к себе, он первым делом упал с кровати и остался спать на полу, раскинувшись звездочкой.

Пришлось постучаться к соседям.

– Там ваш друг на полу спит.

Пьяного унесли, его место занял другой, и в каюте наступила тишь.

Я вышел на палубу и встретил там Настю.

Облокотившись на борт, мы наблюдали, как скользит мимо Сахалин. Как туча белых чаек кружится у серого маяка.

– Задумался тут недавно, – начал я, разглядывая берег. – Я ведь не хотел звонить на телевидение. Чувствовал сильное внутреннее сопротивление. Почти отказался. И знаешь почему?

– Ну?

– Был уверен, что это никому не интересно. Придумал отказ за других людей. А стоило только набрать номер – и оказалось, что у этих самых других людей совершенно иная точка зрения. Что сложностей, которые я себе в голове придумал, в реальной жизни не было. И что-то подсказывает, что это открытие мне в жизни стоит применить не только к звонкам на телевидение.

– Поздравляю, – ответила Настя. – Я тебе об этом сколько лет толкую. Рада, что ты наконец-то понял.

Я пропустил комментарий мимо ушей.

– Мне на днях приснился сон, – сменила тему Настя, – что мы уже побывали на Краю Света, вернулись и даем какую-то пресс-конференцию в большом зале. И вы с Вовой выходите в походной одежде, а я в белом платье. И говорю, что решила завязать с путешествиями, а платье – символ начала чего-то нового.

Я вопросительно посмотрел на нее.

– Кажется, я и правда нагулялась. И есть ли более подходящая для последнего путешествия цель, чем Край Света?

– Ты серьезно?

– Да. Я… хочу чего-то другого. Остановиться, перестать бежать. Завести семью.

Я смотрел на горизонт. Подобное происходило уже много раз, и наша некогда большая и шумная компания с каждым годом становилась все меньше.

– Мне будет тебя не хватать.

– Ну, мы же не прощаемся. Жизнь не только из путешествий к черту на рога состоит.

– Да, но… ты знаешь, как это бывает.

Корабль вышел в открытое море. Следующая остановка – Курильские острова.